Моим друзьям из Зазеркалья

Лилия Внукова
            Моим друзьям из Зазеркалья

  Н-ск интересный город. Кто-то называет его городом торгашей. Да, торговых лавок здесь хватает. Но я всегда вспоминаю, что и театров более чем достаточно — от самых именитых, известных на весь мир, до студенческих. И ещё в Н-ске бывают совершенно джеклондоновские холодные зимы, когда тихие деревья в скверах стоят все в изморози, звонкие, словно колокольчики. Зимы в Н-ске это отдельный рассказ! Я знаю, что Н-ск за последнее время изменился. Появились высотные здания — сплошь синие зеркала,  и «дворцы дожей»--арочные здания банков. Появились фонтаны (какие же дворцы без фонтанов?). Люди устали от клеточных форм модерна. Полюбили неправильные формы камней, цветы, тепло живых деревьев, потянулись к этому.
Я не знаю, насколько хорошо я вписываюсь в окружающий мир. Просто живу в нём — и всё. И если живу, то значит вполне вписываюсь, я так думаю. Даже со всеми моими странностями. Наверное, нужно покинуть свой город — и вернуться в него снова — чтобы понять: ничего нет лучше вот этих освещённых солнцем сосен за окном моего дома, ничего нет лучше широкого вида реки с моста, когда проезжаешь по нему в маршрутке. Тогда даже вороны кажутся милыми и родными.  А всё остальное…, всё, что мы зовём жизнью, на самом деле является жизнью лишь отчасти, вся эта тягота «торгово-денежных отношений» — всё, всё уходит на второй план.
Мы репетировали на левом берегу. Удивительные ассоциации связывались у меня с Левым берегом — сама я житель Правого. Словно посещение иного мира. Каждый раз я ехала туда и обратно минуя мост, над широкой полноводной рекой. Одной из самых больших рек мира, как я ещё помнила из уроков географии. То корабли, то льдины плыли по ней. То снега заметали до самых берегов, то речная свежесть врывалась в окна маршрутки. Я перебиралась на Левый берег словно бы по Радуге, волшебному сказочному мосту превращений.
Это, действительно, был новый для меня мир. Мир музыки, рок-музыки, ранее мне  мало знакомой. Я удивлялась тому, что мир этот мне нравился. И те, кто окружал меня, они, конечно, были сказочными героями. Однажды я привезла им свои бредовые фантазии на тему, кто мы такие. «Ветер среди камней» — так слышалось и виделось мне то, что складывалось уже долго, от репетиции к репетиции, в сложном сплетении человеческих отношений и эмоций, в ореоле придуманных мной мелодий и стихов.
                «Ветер среди камней»               
   «Была ночь. Ветер выл в дюнах, с моря тянуло надвигающимся штормом.
Я заблудился. Я бродил сначала среди редких сосен по песчаному побережью, потом среди зыбких дюн, и, наконец, выбрел на открытую возвышенность над морем, куда только доносился его шум.
Я очень устал, но продолжал тихо брести вперёд. И вдруг я понял, что стою на странной возвышенности, среди обломков скал -- словно поднялся на вершину старой горы.
Камни вертикально взмывали вверх и их было три — самых больших, много больше человеческого роста. Остальную россыпь можно было и не брать в расчёт. А эти три поднимались острыми пиками к небу, как будто старались достичь его, достичь края несущихся тёмных туч.
Ветер выл среди голых камней. Я невольно поёжился. Хотел было уйти, но вдруг заметил белый силуэт, словно бы белое платье мелькнуло — или то был туман? Кто мог оказаться здесь, в этот глухой час, тем более женщина! Но призрачный силуэт появился снова, с другой стороны, мелькнул среди камней — и вновь исчез.
По спине моей пробежала дрожь. Было ясно, что призрак ходил кругами, а значит здесь находилось какое-то древнее капище. Я взглянул под ноги, и при свете луны увидел, что стою подле самого настоящего открытого очага.
Силуэт появился снова, уже с третьей стороны. Ветер как будто немного разогнал тучи, и на фоне чёрного камня чётко виделась фигура девушки в белом туманном одеянии, распущенные волосы. Я разглядел даже её лицо, глаза призрачной леди были закрыты, она что-то пела или бормотала про себя. Тёмные волосы метал ветер, но тёмные брови спокойно лежали над сомкнутыми ресницами, и лицо было… слишком спокойным!
Внезапно ресницы эти дрогнули, поднялись —  у ног моих в том самом очаге вспыхнул яркий огонь. Порывы ветра заставляли огонь странно извиваться, двигаться словно бы в танце. И скоро я разобрал, что эта девушка, которая ходила здесь в осеннюю полночь, босой, по холодным камням — пела танцевальную мелодию.
Я услышал ритм, чёткий ритм гулких маленьких барабанов и бубна, ритм этого призрачного танца. Она же не оставляла своего движения — по кругу, среди камней. И вот, повернув голову, я увидел, что один из камней как будто приблизился к очагу, словно бы склонился над ним. Изнутри его поверхности проступила фигура человека, играющего на барабанах.  Бубенчики звенели по краю его ворота и обшлагов одеяния… шута! Я вздрогнул — к голосу девушки присоединился другой, мрачный шёпот. Второй камень приблизился, из него выступила фигура со скрещенными на груди руками, в чёрном балахоне, капюшон совсем скрывал лицо Шепчущего. И вдруг голос то ли волынки, то ли гитары стал вторить и ветру, и пению, и ритму танца. Эта музыка  походила на смех… , сумасшедший смех отчаянья. Я взглянул в глубь третьего камня — в его тёмной сущности появился силуэт человека — сказочного принца, золотоволосого юноши с гитарой в руках. И лицо его было искажено гримасой сумасшедшего смеха! Я слышал плач девушки, я слышал шёпот тени, барабаны рвали ритм моего сердца, а голос гитары стал словно бы голосом моей души, преисполнившейся страданием.
                «Ветер выл среди голых камней,
                Среди серых скал у воды,
                Пело море, неслись валы
                Силясь гребнем достичь луны!…»*
Я упал на землю. Этот огонь не согревал! И погрузился в темноту.
Очнувшись, я увидел, что настало утро. Солнце всходило над чистым, спокойным морем. Я лежал у самой воды, волны касались моих ботинок. Кричали чайки. Ещё некоторое время я слушал плеск волн. Потом поднялся на ноги и побрёл в сторону человеческого жилья – в отдалении различил крыши домов, мокро блестящие на солнце.
… И теперь, иногда, в шуме ветра, я слышу голос той девушки. Но никогда больше не довелось мне снова увидеть их. Хоть я желал бы этого… не скрою.»

  Что я хотела сказать этими видениями? Они отражались в моих песнях, ложились на разрозненные тетрадные листочки, сквозили в рисунках. Сказочный Принц, Тень, Шут… Вы все были со мной — или всё это мне только приснилось? Мои друзья из Зазеркалья, славные Рыцари Музыки. Быть может, я отчасти придумала вас, как придумывала многое в то время, создавая свой мир. Я занималась ткачеством своей солнечной паутинки, я трудилась без отдыха. И иногда напоминала себе одного паучка из японской сказки: чтобы убежать от злого ястреба, он соткал облака. Солнце протянуло ему луч-радугу, чтобы  паучок смог подняться на небо.
С Тенью мы расстались. Сказочный Принц — повзрослел. Шут мягко улыбается мне откуда-то издалека. Да и сама я, наверное, тоже изменилась. Слишком тяжело ткать облака. И стоить воздушные замки. Такая работа заставляет меняться.

                Апрель, 2005 год