Соль диез
Я помню — это случилось осенью.
Было жарко, Н-ск заметало листьями. Я не спала всю ночь, потом, отчаявшись заснуть, встала, быстро собралась и поехала на место встречи, оставаясь всё ещё в каком-то предутреннем отупении. Мы договорились встретиться на одной из станций метро. Там я и вышла — в белой кожаной куртке, с гитарой в старом, мутно-зелёном чехле. Села на скамейку и стала ждать.
Прошёл час.
Казалось, время стало каким-то странно-тягучим. Его невозможно было измерить. Я сидела всё так же одна — с гитарой зажатой меж колен, в утренней полудремоте. Люди проходили мимо. Я выпала из их потока, из их жизни вообще. Я сидела словно бы за стеклом аквариума, в своей среде и атмосфере бессонной ночи.
Час, два, три…
Люди проходили мимо. Возможно, они о чём-то думали, глядя на меня, не знаю. Я перестала дремать и стала наблюдать за ними. Интереснее всех оказались дети. Вот мама (полная молодая женщина) решительно рассекает людское море. Ребёнок — девочка лет трёх — решила, как видно, устроить эксперимент: её крепко держат за руку и она движется за матерью закрыв глаза. Волнорез не даст упасть ни одной солёной капле на русалочку? Или как?
Дальше — лица, лица. Самые разные люди. Девушки с тонюсенькими ножками, обтянутыми дешёвой джинсой. Тонюсенькими, как спички, как бывает у четырнадцати, пятнадцатилетних. Я сижу неподвижно. Реальности нет. Я, может быть, в завтрашнем или вчерашнем дне, но не в нынешнем. Узнаю множество интересных сведений, например, о том, как часто милиция обходит станции метро. Оказывается, каждый час. Снова фиксирую мгновение — мама, очень красивая, по-деловому строгая, и мальчик лет девяти. Их улыбки друг другу это солнце. Они лучшие друзья в мире. Хотя каждый занят своими делами. И ласковое мамино прикосновение, привычный поцелуй в затылок, приглаживание волос. Привычное, совершенно привычное действие. Впрочем, они просто беседуют — совершенно по-взрослому.
Я снова в полудремоте.
Бог его знает, что происходит!
Вот так, раз, и выпала из жизни. Я ведь не горошина!, чтобы прорасти у кого-нибудь на подоконнике. Уже нет испуганной мысли о том, куда же все подевались? Я понимаю: просто что-то случилось со временем. Только вот не знаю что. Я наконец-то отрываюсь от скамейки, кажется, во второй или в третий раз решаюсь подняться из метро на поверхность.
Там шумно, уже по вечернему утомлённо. Даже тени на асфальте тихие. Я бреду до ближайшего кафетерия -- на чувство голода, как видно, не действуют другие измерения. В кафетерии грязно, потому что каждую минуту — волны и волны людей. Тётеньки-продавщицы устали. Скупиться на еду последнее дело! Было бы с чего не скупиться… Что-то покупаю, не шик, но съесть можно. Сажусь в угол, перед стеклом на улицу. Опять всё видно. Уже понимаю — что бы ни случилось, ждать пустое занятие. Просто сижу и жую. На душе умиротворение. Я пробыла в метро, на одном месте с утра до вечера. Я улыбаюсь. Медленно что-то пью, похожее на чай. В кафетерии включили погромче музыку:
«Колокольчик в твоих волосах звучит соль диезом… Звучит соль диезом…»
О, мой болотно-зелёный чехол со старой пластмассовой ручкой, моя гитара, подруга дней моих суровых! Я прижимаю её коленом к стойке, не забыть бы, вот самое главное. Соль диез, соль диез… Это такое странное звучание. До попсовой весёлости далеко. Но есть незавершённость… Вот попробуй, опиши звук! На этот чай он вряд ли похож, это совершенно точно.
Он похож на свет, что за прозрачным стеклом. Осенний, и даже вечерний. Густой, жёлто-оранжевый -- апельсиновый. И немного розовых отблесков. Как смех молодой женщины, такой корректно, и всё же очень красивой.
Да. Я беру свою гитару.
«Я наелся», так говорил один книжный герой о своих впечатлениях, когда их становилось слишком много.
Пора домой.
Чего ещё ждать?
Я очень устала, просто едва плетусь.
Приехав домой, я желаю только одного – поскорее завалиться спать. Но часом позже откуда-то появляется мой старый рыжий друг. Я рассказываю ему об этом непонятном дне, о соль диезе. Мы берём эту ноту, этот аккорд на гитаре, слушаем…
Тогда он говорит мне: «Знаешь, это была прелюдия. Прелюдия к твоему первому концерту. Ничего ты не перепутала! Это было такое вступление — длинная-длинная первая нота…»
Я устало вздыхаю, улыбаюсь, тереблю пальцами розовый, махровый пояс халата. И понимаю, что это правда…
Апрель, 2005 год