На календаре уже весна – а за окном снег, серое небо и холодный ветер в лицо, пронизывающий насквозь. Такая весна не радует глаз: улицы выглядят уныло, голые черные ветки деревьев угрожающе торчат во все стороны, напоминая, что до настоящей весны еще целая вечность. Да и на душе тоже уныло, голо, пусто и серо. Без причины – просто потому что пусто. Просто потому, что ветер растрепал волосы, брюки забрызганы этой жижей, которая лежит под ногами, состоящая из растаявшего снега, грязи и людского мусора, который, как полагается по ранней весне появляется из растаявших сугробов. Это все некстати, потому что сейчас важное собеседование, а я как обычно опаздываю. И этот еще на машине – раскорячился поперек дороги, не пройти, не проехать. Что он там делает? Всматриваюсь: сидит молодой человек целует девушку, прощаются! Он разве не знает, что здесь не место для свиданий, а люди ходят, опаздывают, а у них «типа» любовь. Чушь какая! Сейчас навешает ей «лапшу на уши», уедет и забудет через полчаса, или она: сядет в автобус и позвонит очередному. А мне по делу надо. Нет, любовь в чистом виде только в фильмах – надо же кассовые сборы делать и народ радовать сказками.
– Люба!
Поворачиваю голову и удивляюсь, потому что с другой стороны дороги быстрыми перебежками, лавируя между машинами, приближается незнакомый мужчина трудно определяемого возраста. Нелепость его вида не сочеталась с уверенностью походки и дурацкой улыбкой на лице.
– Ты не права! Вот послушал тебя и решил вмешаться, – продолжал мужчина. На нем было пальто в клетку – такое которое уже лет сто не носят. Где он его раздобыл? При Советском Союзе еще, не иначе. Большие очки в роговой оправе с толстыми линзами, причем одна душка по-видимому сломалась, и он перемотал ее синей изолентой. Почему ей? Он что не знает о существовании скотча, он хотя бы прозрачный.
– Вы кто, мужчина? – немного злюсь, а мысленно перебираю: может это преподаватель какой-нибудь из универа? Или сосед. Я не знаю толком никого. Или учитель из школы, у меня их три было, хотя нет – для учителя –слишком молод.
– А! Я ведь не представился, Антон Валерьевич, – странный тип, снял шляпу и приложил к груди с торжественным видом, – Твой ангел хранитель.
Теперь, думаю, понятно – придурок или больной. Почему не было в новостях, что сегодня в дурдоме День открытых дверей? Я ведь читала их.
– Послушайте, Антон Валерьевич, через два квартала отсюда мед. Учреждение. Вам там помогут.
Вот ведь только время с ним потеряла, злюсь и ухожу прочь. Часы напоминают, что я до неприличия опаздываю. Ну и ладно, все равно туда не особо хотелось. Надо покурить, достаю сигарету. Черт! Зажигалки нет.
– У меня есть спички, подойдет?
Выросший неизвестно откуда мужчина в клетчатом пальто начал шарить по карманам, достал замызганный коробок, чиркнул и поднес пламя. Сигарета чуть не выскочила изо рта: она, как и хозяйка, весьма удивлена.
– И, пожалуйста, не ругайся, у меня на такие слова аллергия, – продолжает как не в чем не бывало и хитро улыбается. Что ему надо от меня? И вообще, я вроде вслух ничего не говорила. Я, наверно, сплю… Прикуриваю, нет не сплю, пламя от спички явно чувствуется.
– Ты не удивляйся, я все про тебя знаю – должность такая. И мысли тоже. Хоть и против правил (нам нельзя с подопечными общаться) но я решил с тобой поговорить. Мне сделали выговор.
– Какай выговор? Кто сделал? За что? – Ничего не понимаю, послать его, что ли?
– Не надо посылать. Я сам уйду, когда поговорю. Ты почему в любовь не веришь?
– А что это такое? Это только слово.
– Нет не только, и ты это знаешь! И любить умеешь, только боишься. Мы тебя не зря так назвали – Любовь.
– Чушь все это! – докуриваю и опять ухожу.
В автобусе, место у окна, в самом конце, в наушниках играет любимый рок, как я люблю. Мимо пролетают машины, забрызгивая грязью себя, прохожих, тротуар, души, мысли.
Светофор. Красный. Стоп!
– Я тебе докажу! – опять он, да откуда он взялся… В душу закрадывается чувство, что этот старикашка точно не человек, ну по крайней мере не совсем нормальный.
Осматриваюсь вокруг, все застыло. Пассажиры замерли с каменными лицами, за окном тоже тишина, машины только что издававшие страшные звуки, скрипы колес, гудки – все, ровным счетом все превратилось в неподвижную картину. Кажется, тронь – и все исчезнет. Слишком похоже на сон.
– Теперь ты мне веришь?
– Верю!
– Твоя душа умеет любить, но в этой жизни ты ее не пускаешь, но я покажу тебе на примере твоей прошлой, чтобы ты поняла, что любить не страшно, а необходимо. Пойдем со мной.
– Куда?
– Сейчас увидишь, – он взял меня за руку, и я послушно закрыла глаза.
Непривычное чувство доверия. Даже странно, обычно я не верю людям, но ему можно – он ведь не человек. В голове пустота и чувство полета откуда-то с высоты. Расслабленность в теле, умиротворенность в мыслях.
– С добрым утром, дорогой! – приятный женский голос, и я просыпаюсь, теплый поцелуй в губы – Как спал?
– Хорошо, – отвечаю совсем обыденно. Я дома, и необычно хорошо и комфортно, нежные руки обнимают меня и радостно на душе. – Мне снился сон.
– Какой? – девушка еще раз целует. – Я принесу тебе кофе.
– Неважно, фантастика какая-то.
Оглядываюсь: комната хоть и выглядит незнакомо, но не чужая. Мои часы на столике и мотоциклетный шлем. Точно мои, я откуда-то это знаю.
– Ну, ты же фантазер у меня, вот тебе и сняться такие сны. Ты просил разбудить пораньше. Кто первый в душ? Давай, кто первый добежит, тот и победитель, – она улыбается. Господи, что за улыбка – всю жизнь бы на нее смотреть. Откидываю одеяло и бегом в ванную, потому что она за секунду до этого, звонко смеясь, сделала то же самое. У двери нагоняю, обнимаю: она такая родная, и тело очень нежное и такое мое. Она весело смеется:
– А! Игорек, не любишь проигрывать, да? Только, ты не учел, что в таком виде все равно мне проиграешь.
Окидываю себя взглядом: на мне нет одежды. Вот это поворот. Она крепко прижимается ко мне, обволакивает нежными объятиями, руки скользят по спине, я чувствую ее пальчики на пояснице, они скользят ниже, поглаживают бедра, по телу разливается тепло. Затем ее руки совсем наглеют, и я не выдерживаю, беру ее на руки и несу обратно в пастель, которая еще теплая от незабываемой ночи.
– Игорь, ты меня, любишь?
– Да, люблю…очень! – нет, это не просто слова, это необходимость. Это точно, мне так необходимо любить эту женщину, чувствую это каждой клеточкой своего тела, каждым дыханием, каждым касанием.
Мы выходим на улицу, яркий свет слепит глаза, жаркое лето. Смешные машины на улицах, смешно одетые люди, все необычно, но меня это не беспокоит, хочу быть, где угодно, только бы с ней. Вон стоит мой мотоцикл. Поцелуй в губы на прощание, улыбка, нежный взгляд.
– Подбрось меня до проспекта, так не хочется на автобус.
– У меня только один шлем.
– Мы быстро, никто не заметит, ну, пожалуйста, милый, – обнимает за плечи, целует в щеку. Да, эта женщина умеет уговаривать.
Не дожидаясь ответа, садится сзади, обхватывает руками. Мы едем по дороге, набирая скорость. Воздух свеж, по обе стороны деревья с крупными кронами, машин необъяснимо мало для этого времени суток, редкие вывески на домах: «Продукты», «Аптека», «Молоко», «СОКИ ВОДЫ» – город неузнаваем.
Светофор. Красный. Стоп! Давлю педаль тормоза, она легко проваливается под ногой, не производя нужных действий, это означает только одно – тормоза отказали. Скорость, воздух по-прежнему свеж, только теперь горький вкус страха во рту, не за себя – за нее. Пролетаем светофор и еще один.
– Игорь, почему так быстро? Сбавь скорость, пожалуйста.
– Скажи, что любишь меня!
– Ты с ума сошел? Тормози!
– Скажи!
– Господи! Да конечно я люблю тебя, прошу тебя, остановись.
– Скажи ГРОМЧЕ!
– ЛЮБЛЮЮЮ!
– Я тоже тебя люблю. Теперь расстегни мой шлем.
– Зачем?
– Просто сделай как я сказал, детка, пожалуйста, – ее руки с дрожью расстегивают шлем.
– Теперь сними его и надень на себя!
– Ты меня пугаешь, просто остановись, прошу тебя!
– Доверься мне, ведь ты любишь меня.
– ДА!
Бешенная скорость. Я чувствую как она положила голову в шлеме мне на спину. Последний вираж, от резины на колесах пахнет гарью, переворот, потом вверх в воздух. Все вокруг как в замедленной съемке: ее пронзительный крик и… темнота…
Светофор. Красный. Стоп!
– Открой глаза! – автобус, рядом человек в очках с изолентой на душке. – Успокойся!
– Черт! Что же это?!
– Я же тебе говорил – не ругайся, мне плохо от этого. Ну, как тебе твое прошлое воплощение, ведь ты наверно слышала, что мы здесь не в первый раз.
– Слышала, но не видела. Смертельный исход?
– Да.
– А эта девушка? Она умерла?
– Нет, твой шлем ее спас. Тебе было страшно умирать?
– Нет…за себя нет, за нее страшно было.
– Вот видишь, любить не страшно, даже умереть не страшно. А любовь тебе как?
Я лучше промолчу. Автобус двигается по своему маршруту, люди заняты собой, я сижу в полной растерянности и в собственных мыслях. Да, любить не страшно, а необходимо. Необходимо…просто чтобы жить.
– А девушка эта, она живет здесь, сейчас?
– Да!
– Она замужем? Мне бы хотелось с ней пообщаться.
– У нее есть любимый человек. Пообщаться нельзя – это правило, не я придумал. Хотя... Дай мне телефон. Нужно посоветоваться.
Протягиваю. Набирает номер, молчит какое-то время, отдает и говорит:
– Можно. Дай ручку, я напишу тебе кое-что.
Вот, ведь, даже ангел у меня какой-то не путевый: ни телефона, ни ручки. Улыбается, я и забыла, что он мысли мои читает. Надо подумать какой он хороший и лучший ангел на свете, а то вдруг передумает.
– Вот тебе ссылка, ты зайди по ней, только именно в то время и час, когда я написал, там она будет.
– Как я узнаю ее?
– Узнаешь. Только одно условие – вы никогда не увидитесь.
Хочу спросить – почему, но понимаю, что некого: Антон Валерьевич растворился в воздухе. Черт! Все – надо завязывать с ругательствами.