Ну, во-первых, мне интереснее сочинять story, чем болтать о том, как это делают другие. Или даже я сам. Потому что любить - интереснее, чем рассуждать о ее технике.
В общем, имелся провинциальный городок. Театр. Худрук (о нем, кстати, на Прозе.ру имеется отдельное исследование).
...В провинциальном театре, если он "официальный", поставить пьесу, вне установившегося репертуара, трудно. Даже классику. Во-первых, по финансовым соображениям. Во-вторых, в-третьих и так далее -- считать уже не будем. Как-то знакомый режиссер, которому за год-два удалось преодолеть обычные препоны, незадолго до премьеры, за чашкой чая, задумчиво спросил:
— А почему бы тебе не написать рецензию на спектакль?
Вопрос был неожиданным.
Заглянув в прессу в рубрику "про искусство", я пришел к твердому убеждению, что у многих авторов театральных рецензий -- необратимое разжижение мозгов. Солянка слов (в основном, прилагательных) без опоры на видимый факт. В общем, чтиво неожиданно оказалось веселым.
... Хорошо понимая, что отстал от "критики" лет на сто, я все-таки попробовал.
Рецензия вышла после новогодних праздников.
Стороной мне сказали, что режиссер настоятельно рекомендовал участникам спектакля -- ПОЗНАКОМИТЬСЯ. Мы же с ним встретились весной и, убежден, случайно.
В свежем "летничке", под пиво и пахучий теплый ветерок, мы обменялись мнениями о последнем "Оскаре", о киевской "Динаме", о скандале в мэрии, о ловле крабов в Охотском море, о том, как правильно завязывать "бабочку" и, кстати, о... Ну, в общем, обо всем, что приходит на ум в последних числах апреля.
Кроме моей рецензии. Я, по гордыне, не спрашивал, а он, по деликатности, не напомнил.
...Рецензий я больше не писал, и дай Бог, если не случится болезнь Альцгеймера, никогда не напишу.
Текст ниже, надгробный камень на карьере театрального критика
03 марта 2011
Ж Е Л А Н И Е М А Р Т Ы Н О В А
О премьере одного спектакля
(сокращенный вариант)
В Энском городском театре драмы и музыкальной комедии ... состоялась премьера спектакля “Трамвай “Желание” в постановке Бориса Мартынова. Кроме интереса, собственно, к постановке, хочется уяснить, почему именно "Желание", почему -- "трамвай"?..
1. ТРАМВАЙ
Пьеса, по которой поставлен спектакль, в сущности, одна из вариаций на темы “Вишневого сада”, а реплика о поколениях, транжиривших состояние предков и наконец “все потерявших”, почти реминисценция из Чехова. В основе “Трамвая” простенький классический сюжет.
Две сестры, коим досталось завершить собой историю состоятельного рода, впав в полное материальное ничтожество, оказываются перед выбором: забыть о своем происхождении, принять реальность, какой она есть, приспособиться, или же — писать жизнь “поперек линованной бумаги”, создав внутри себя вторую реальность - воображаемую. Реальность, в которой прежние ценности сохранят свое достоинство.
Сестры - выбирают. Каждая свой путь. И после положенных “странствий”, встречаются, чтобы сверить итоги.
“Сверка” итогов и является содержанием пьесы.
Одна из сестер - “Стелла Дюбуа” - казалось бы, ушла в реальность без остатка - пригрелась при сильном, работящем мужике (ну - попивает, ну - поколачивает... Ну, и что?). Стелла и ребенка ждет. То же - символ. Остались, правда, кое-какие мосточки в прежнюю “красивую” жизнь. Иначе откуда бы бесконечные разговоры о “сестрице Бланш”, загодя настроившие муженька-пролетария против “сестры-аристократки”? откуда бы - демонстративный мазохизм собственного смирения, а?..
Вторая из сестер - “Бланш Дюбуа” - казалось бы, носит свой мир с собой. То есть с начала пьесы демонстрирует явно клинический случай. Там, под черепной коробкой, продолжается беззаботный праздник Бланш - с блестящими приемами, с аристократическим ничегонеделаньем, всюду - в окружении кавалеров и покровителей. И жизнь была бы прекрасной для нее, кабы реальный мир не напоминал о себе. Физически. Чаще - “битьем по голове” (например - высылкой из городка за незаконную проституцию и совращение несовершеннолетних).
Такие, вот, ИТОГИ должны подвести сестры.
Чем должна закончиться их встреча? Один из вариантов предлагает пьеса: неустойчивое равновесие, после кризиса, становится, наконец, устойчивым. Я утверждаю, что у пьесы все-таки хэппи-энд! Правда - не без черного юмора.
Каждый из героев, после очной сверки, безраздельно отходит своему счастью: Стелла - лишается остатков иллюзий в отношении аристократической молодости, получая взамен право на обывательское благополучие. Бланш - свихивается бесповоротно и окончательно и кто ей теперь указ, чтобы не наслаждаться вволю своими грезами?! В психлечебнице.
А разве не благоприятен финал и для “Стэнли Ковальского”, мужа Стеллы?.. Он (не зря на заводе слесарит!) надолго “отрихтовал” вмятины семейной жизни, да еще - блеснул “пшецким гонором” - показал, кто - “круль”, а кто - обмылок жизни.
***
Такова пьеса Тенесси Уильямса, увидевшая свет в 1947 году. По жанру, скорее мелодрама. С очевидными неудобствами для того, кто берется ее ставить. Здесь и сегодня (Примечание. авт. 1999 г.).
Здесь и Сегодня! Не в пуританской Америке сороковых, а в деморализованной и развращенной Украине-Руси конца девяностых. Не для американской “глубинки”, которая на сытый желудок, сентиментально, с чувством ностальгии и некоторого раскаяния, поминает аристократизм поверженного Юга, а для изголодавшихся наследников варварства, где любимые песни -- блатные, а блатные и проститутки -- любимый народный образ. Где слово "умный" -- оскорбление. Где народ, как верность царю, хранит в красном углу памяти образ молочной колбасы за два рубля двадцать копеек пополам с туалетной бумагой. Где...
... Одним словом, неудобен мистер Уильямс для постановки Здесь и Сегодня. Но в том-то и ... “волшебная сила искусства”, что ему - искусству, наплевать “на каком соре” расцвести: “Трамвай”?.. Значит - “Трамвай”. Совсем по Гамлету: “Что он Гекубе? Что ему - Гекуба?!.. А он - рыдает”.
2. ПРЕМЬЕРА
Интересный спектакль разглядеть из кресла зрителя - нелегко. Мешает вовлеченность в действие. То ли дело, на чистом “мыле” - на сцене только еще рот открывают, а все уже так ясно, что жить не хочется. Правда тогда и писать не о чем, но это уже другой вопрос.
Поэтому - впечатления о премьере скорее мозаичны - здесь “борт корабля”, там - “профиль мыса”.
...Начало спектакля, конец первого действия, второе действие, финал - все они были такими разными на премьере, как отличаются дети одной матери, прижитые от разных отцов. Поэтому очень непросто оценить режиссерский замысел в целом. Можно предположить, что в начале работы над “Трамваем” Борису Мартынову недостало решительности (а может быть, авантюризма?) отказаться от классической драмы и сделать из пьесы гротеск, мюзикл.
Наверняка такой поворот не единожды приходил ему в голову. Основание для такого предположения - отдельные эпизоды спектакля, как бы “подкрашенные” той задумкой, тем невоплощенным вариантом постановки.
Но вернемся в зал.
Остановившись на драматической интерпретации пьесы, Мартынов постарался, как бы “из принципа”, исключить из нее шарж, гиперболу. О подобном гиперреализме дамы в возрасте говорят: “ну совсем, как в жизни!”. То есть пьеса, в канву которой вплетено безумие, в постановке Мартынова - абсолютно, по бытовому нормальна!
Парадокс или замысел режиссера?
Совершенно отчетливо в первом действии ощущаешь буквально нечеловеческое усилие режиссера не выпасть из быта. По Мартынову, именно те обстоятельства, которые наблюдает зритель на сцене, - сводят с ума Бланш Дюбуа. Но мы обратили уже внимание, что пьеса создавалась в условиях и для условий весьма отличных от нынешних. Поэтому, глядя на безумие Бланш, НАШ зритель имеет основание повторить вслед за Станиславским - “Не верю!” “от этого с ума не сходят”. И - говорит! И соответственно реагирует.
Следствие первое: режиссер выдвигает на авансцену Бланш, а зритель влюбляется в Стэнли Ковальского! (“Во, мужик, дает!” “Так ей стерве и надо”)
Следствие второе: размытый двойной финал. зритель его просто не понимает. (“А что уже кончилось?” “Нет, ей еще выйти нужно.”)
Тенесси Уильямс, как представляется, заложил в пьесу подсказку для постановщиков: его Бланш Дюбуа безумна уже к началу пьесы! Но режиссер, видимо, отмахнулся от этой подсказки, понадеявшись на искусство актеров.
3. АКТЕРЫ
Спектакль начинался невероятно тяжело.
Первые реплики, особенно “Стеллы Дюбуа”-”Ковальской” заставили вспомнить... Геннадия Хазанова... Не многим легче был выход и других исполнителей. Приходится задуматься, не потому ли “Бланш Дюбуа” в своем появлении выглядела поубедительнее других, что СЛОВ У НЕЕ БЫЛО МЕНЬШЕ? Правда, едва актеры начинали петь - все становилось на свои места - любят они оперетту! А говорить - не любят.
Примерно к сороковой-пятидесятой минуте спектакль все-таки “пошел”, или, применяясь к названию - “Трамвай” поехал. Сработала жесткая режиссура. Жесткая, потому что в пяти-шести случаях реплики звучали автоматически, затвержено, “как учили”. Смотришь на сцену - говорит актер. Глаза закроешь - слышишь голос Бориса Мартынова.
Проблема ли одной актрисы, что ее “Бланш Дюбуа” - наследница плантаторов, аристократка, “голубая кровь” - не тянет в спектакле больше, чем на городскую шлюху средней руки? Хотя, может быть, Мартынов так и задумал? - Тогда - жаль актрису! А, если нет, жаль Мартынова.
Не обошлось и без шероховатостей.
Отсебятину о поездке “в Голую Пристань”, трудно назвать лучшей репликой спектакля.
...................................................
Американец, который так уважает деньги, как мистер Ковальский, а именно это утверждается в пьесе, не держит деньги в кармане джинсов. А он - стопроцентный американец! Таким его, поляка, сделала война, его саперный полк. Чем он невероятно гордится. Не случайно Стэнли так болезненно реагирует на оговорки Стеллы. Желательно, чтобы актер помнил, что в ТОЙ Америке поляки очень долго оставались людьми второго сорта. Для Т. Уильямса национальность героя была еще одним способом подчеркнуть пропасть между сестрами аристократками и Ковальским.
И еще об одной “мелочи”. Если по ходу пьесы говорят об игре в ПОКЕР, негоже, изображая карточную игру, сбиваться на подкидного дурака.
(Окончание материала опущено, как утратившее актуальность)
январь 1999