Честь

                <Из "Сказок нового времени" 1992 (?)>
 
Он мне сразу не показался.

Но сперва не понравился вызов. Три девятки. По которому полагалось являться с наивозможной поспешностью, не манкируя, однако, протоколом – фирма не одобряет категорически.

Я приостановился перед большим, в рост, зеркалом. Поправил "киску", пригладил щеткой виски и, поворачиваясь к Арине Герш, щелкнул каблуками. Она шарпнула взглядом мою физиономию и молча кивнула, нажимая кнопку под крышкой стола.

Вошел в кабинет и увидел масляный блеск в глазах Босса... Тот, другой, перед ним в кресле... можно было подумать, что Босс общается с покойником. Можно  было, но только это сильно не походило на правду. Не станет Босс на покойника время терять. К тому же у посетителя сквозь редкие волосы на затылке проблескивали жирноватые бисеринки, а я не видел, чтобы холодные так потели. Это занятие достается другим.

...И сразу ощутил испарину между лопаток, хотя не мог всерьез подумать, что Босс подложит такую свинью, в виде покойника в офисе в десять двадцать утра. Нет, клиент, как клиент. Только  не понравился он мне сразу, просто – брошенный кое–как в кресло тюк белья из прачечной.

А на календаре, между прочим, светилось тринадцатое и пятница.

В отношении клиентов полагается учтивость, но без раболепия. В глаза – не лезть! И я, сдержанно поклонившись хозяину и не обращая особого внимания на гостя, устроился на диване. Чуть сбоку. Заочное представление, похоже,  состоялось, и теперь слово было за "покупателем". А он – не решался. В смысле конкретной кандидатуры.

Через минуту "господин" изволил повернуть ко мне голову. Вполне приличную, в меру круглую. Мастозный фэйс, на котором он пытался изобразить холодность и невозмутимость. Выходило неважнецки. Академиев, само–собой, не кончали... Я положил ногу на ногу. Как же он мне не нравился!

Он опустил веки и отвел глаза, процедив сквозь зубы:

– Староват, вроде...Я про себя прикинул, на какую сумму "господин" тянет: одет от "Димы", контрабандным Диором попахивает. У подъезда "вольво", хотя и подержанная. Ниже среднего набор. И ногти длинноваты. Трудно новые привычки приживаются.

Но такие и платят легче.

– Староват, – повторил он, явно злясь оттого, что в навязанной ему тональности утверждение звучит не убедительно. Совсем недавний! Не освоился с интонациями. Они ему, как тесный воротник. Пусть учится, сволочь! В конце–концов, это он к нам пришел, а не наоборот.

Хозяин с терпеливой улыбкой, которой встречают капризы любимого ребенка, пододвинул фотографии. Я догадывался, какие. Эти наборчики у него заранее заготовлены.

– Во дает! – неожиданно простодушно хмыкнул клиент.
Возглас прозвучал как согласие, и в кабинете тотчас появилась Герш с тремя экземплярами контракта. Был, конечно, и еще один экземплярчик. Но относился он к  н а ш е й  компетенции. Босса и моей. Поэтому я поднялся и вышел.
– Без четверти двенадцать, – сказала Герш выйдя от Босса. – Он будет ждать тебя без четверти.

Чтобы не терять времени, я спустился в подвал. В собственный буфет фирмы, оборудованный на месте когдатошней общепитовской столовой. Буфет был маленький – большую часть подвала занимает тир и зальчик для спецтренажеров.

Было пустовато. На экране телевизора мелькало что–то, не по дневному времени, раздетое, но звук выключили, зато за стеной, в тире, глухие, как в подушку, слышались хлопки. Стреляли из армейского ствола. Размеренно и неторопливо. Как сваи заколачивали.

За стойкой стоял Миклош, с отвращением заглядывая в стакан с молочным коктейлем. Выражение на лице было такое, что я не удержался от смешка:

– Прибавилось работы, старик?
Он только плечом дернул. В углу за столиком в углу сидели Влас и Червонец, перешедшие в наше хозяйство по н а с л е д с т в у. Из "скушанной" Боссом "Темной звезды". Толковые профессионалы, и я никогда не держал на них зла. Да и они не держали. Наверное. Хотя, вот, Власу однажды, как раз из–за меня, крупно не повезло.
– Привет, Алекс! – махнул мне рукой Влас. – Непривычно под одной крышей? А?..
– Притерпится.
– Прибавилось работы, – отозвался наконец и Миклош. – Прямо до черта прибавилось.
За столом хохотнули. У нас народ веселый.
В буфет спустились двое из адвокатуры. В протокольных троечках. С одинаковыми перстенечками на пальцах. Несло от них за версту "Шиком" и дешевым сигарным табаком. Миклош поморщился. Одного, Рэма Соломоновича, я знал неплохо. Толковый мужик. Порядочный. В той мере, в какой это допустимо для адвоката вообще, и для адвоката, кормящегося с нашей фирмы, в частности. А другой – видно, из пополнения. Настороженная такая фигура. Опасливая. Вон, и карман, вроде, оттопыривается. Насмешил!
– Не люблю шакалье! – громко сказал Червонец не глядя на адвокатов. Только сейчас я заметил, что он сильно на взводе.
– И кто твою задницу прикрывать будет? – ощерился Рэм через плечо.
"Пришлый" испуганно вздрогнул и, уставившись на Власа, полез в карман. Червонец стал подниматься, но Влас надавил на плечо и Влас, ворча, осел на место и уронил голову. Левая рука у Власа, от запястья, была в гипсе.

"Пришлый" еще соображал, закрылся инцидент или последует продолжение, а Рэм Соломонович приветливо мне подмигнул и застучал кулаком по стойке.
– Ну никогда Крысы на месте нет! Беда прямо,– пожаловался он.
Буфетчик выскочил, наконец, из подсобки и, мигом сориентировавшись, юркнул ко мне.
– Что сегодня пану Алексу?
– То же самое. – Я кивнул на стакан Миклоша.
Крыса засуетился, забренчал никелированными железками и стеклом.
– Да, – сказал он сочувственно, – что ни говорите, прибавилось работы, пан Алекс.
Мне тут же захотелось заехать ему промеж глаз. Я даже расстояние прикинул. Не люблю, когда обслуга зарывается и лезет, куда не просят, носом своим поганым. Но, видно, Крыса мое желание учуял и отодвинулся на безопасную дистанцию. На всякий случай.

И тут его достал Миклош. Стаканом. Белое враз залило лицо буфетчика, быстро смешиваясь с красным, которое становилось на глазах гуще и вскипало пузырями.
– Гады!.. Гады вы все! Козлы вонючие! – завизжал Крыса.
 Ну–у вот, опять не обслужит, – недовольно сказал Рэм Соломонович и посмотрел на часы.  Все то, Миклош, вы торопитесь!
За столиком засмеялись.
– Штраф, – буркнул я Миклошу. – Десять "зеленых". Найдется?
– Работы и правда много, – сказал он виновато. – Прямо до черта работы. – И вышел из буфета.

Происшествие мне не понравилось. Как и молочный коктейль у Миклоша. Коктейль, который в нашей фирме, не без юмора, называют "смерть–вода".

Конечно, после акции полагается отпуск. Неделя. Две. Иногда и больше. Кроме времени на лечение, если таковое необходимо. Так сказано в контракте. Впрочем, Босс, порядочная сволочь, страховку высчитывает из наших же гонораров. Но, если заказов много, с отдыхом сложнее. Получай компенсацию и – марш–марш... Редко кто откажется при таком повороте. Называется – "конкуренция на рынке рабочей силы". Уж очень много там, за стенами нашего офиса, молодых, красивых, голодных и готовых на все. А я... Я и вправду ветеран.
Почти три года на плаву. Дольше – один Длинный. Но его только–только с операционного стола сняли. И еще Миклош. Который и сосватал меня на это место, подобрав, отощавшего и запаршивевшего, на Южном вокзале. В самый черный год реформы. Когда автоматчики сопровождали машины с хлебом, в мэрии сидел комиссар Объединенных Наций, а единственная харьковская газета печатала распоряжения властей, курс валют и отчеты про людоедство в Мерефах.

Ситуация – еще та. Вспоминать не хочется. На октябрьские, это праздники такие дореформенные, мне в драке зубы выбили. Здешняя бригада не соглашалась грузить "гуманитарку", пока не накинут по два цента за тонну, и хозяева хотели нас подрядить, доходяг. Отметелили нас тогда  по первое число! Да еще "Беркут" "черемухой" угостил. На посошок.
Я, как–то, из котла выскочил. А куда идти? В ночлежку? И под нары не пустят – вид не соответствует, поскольку морда распухшая и в порезах, хотя кровь я кое–как смыл.
Определенно не пустят – там телевидение, чуть не каждый день пасется. Сценарии снимают, как нарождающийся капитал на супчик для убогих отстегивает.
Так и стою возле Почтамта, пошатываюсь и размышляю – сразу пойти утопиться или до утра подождать, чтобы веселее. То есть, до ручки дошел. Это ведь был не первый месяц мытарств.
Тут вижу – лимузин притормаживает. Приличная тачка, хотя старых еще, имперских времен. И выходит сокурсник мой по политеху, Миклош. Солидным таким господином выходит. Даже гвоздика в петлице померещилась. Хотя вру, не было гвоздики. Вот пальтишко из ламы  было. Я хотел отвернуться. Стыдно. Но судьба по другому распорядилась.

– Эй, совок! – говорит Миклош и пальцами щелкает.
А я, по привычке, сразу на полусогнутые. Рефлекс, то есть: может машину пригласят протереть или еще что. А он узнал и обомлел.
– Алекс? – говорит. И сам себе не верит. – Ты, что ли?.. Да ты на мели, я вижу...
– На мели, – отвечаю, – пан Миклош.
– А... вообще как?
Я только плечами пожал.– Живу потихоньку.
Перемкнуло в нем что–то. Надеюсь, что перемкнуло. А, впрочем, хоть и расчет голый?.. В этой самой фирме, на ту пору как раз потери косяком шли.
Но мне что? Пусть хоть и расчет...
– Неужели, – спрашиваю, – турбинщики в гору пошли?
А он чуть не согнулся от смеха.
– Сопромат и теормех, – говорит, – при нашей жизни, Алекс, уже не понадобятся. Но дело – есть. И, как сам видишь, не последнее. Только руки крепче держи и пальцы не растопыривай, чтобы мимо не протекло. Ты ведь у нас в спортклубе приличным стрелком был? Медальки какие–то? Грамотки?..
– Было. Давно, правда...
Он посмотрел внимательно, словно размышляя про  себя, и, на всякий случай предупреждает:
– Ты не думай, все в рамках закона. Честь по чести.
– А я не думаю, – отвечаю. – Мне, если о чести речь, уже и наплевать. Уже и ножичком справлюсь. Не сомневайся.
– Ну, по ножичкам у нас свои специалисты. Хотя вид у тебя – да!.. Самый боевой. ...Ладно. С собой не возьму, ты, ведь, во вшах, поди, весь? Вот адресок, а вот, – он выхватил из бумажника купюру, – задаток. До завтра, старик!
– Зелененькая! – ахнул я.
– А ты думал!? – сказал Миклош и хлопнул дверцей.
Через неделю меня зачислили в штат и первым делом я вставил зубы.

Самое удивительное, что фирма оказалась куда устойчивее и солиднее, чем можно было предположить. Когда финансовый катаклизм пошел на убыль, мы не только не были унесены отливом, но даже усилились, окрепли. Заматерели, так сказать. Приобрели  особую солидность и респектабельность. В мире мыльных пузырей предприятия с четырех–пятилетней историей воспринимаются как египетские пирамиды. Все боится времени, а время боится... Но сейчас мне самому нужно следить за часами, потому что Босс опозданий не любит. Да и специфика работы научает.

Ровно без четверти двенадцать Арина Герш кивнула на дверь.

В кабинете мы остались вдвоем с Боссом. Прежде, чем приступить к официальной части, он испытующе позаглядывал мне в зрачки. Эти манеры у них с Герш были – один к одному.

– Как со здоровьем, Алекс?
– Молитвами клиентов.
– Допуск выправил?
– Так точно, – отвечаю, – еще на месяц.
– Профессионал, значит... Ты же у нас профессионал, Алекс?
– Профессионал, – говорю.
– Любое дело по плечу? А?
– Стараюсь, Босс.
– Это хорошо, что профессионал. Да и дело обычное.
– Понял, – говорю. – Как гостя сегодняшнего увидел, так сразу и понял, что обычное.
– Ну и как? – спрашивает.
– Мертвяками запахло, – отвечаю.
– М–м–мм–да...– сказал Босс, подумав. – Не без того. Такая, значит, "любовь" с первого взгляда?
– Да нет, – отвечаю. – Дело–то обычное.
– Вот–вот!

Босс помолчал и посмотрел на картиночку на стене напротив окна: такой себе офицерик в белых рейтузах и кафтанишке, или как оно там называлось. Со шпагой в правой руке. Только держит ее, шпагу, как дубину. Художник, видно... из нынешних, любитель цветовой гаммы и эксцентрики.
– Понимаешь, Алекс, они, то есть клиенты наши, они, в сущности, несчастные люди.
– Как не понимать? Несчастнее и представить трудно.
И всплыло передо мной некстати, как Миклош Крысе морду стаканом раскровенил.
– То есть, совсем истинно, то, что вы говорите, Босс. Несчастнее и некуда вроде.
– ...Ведь много чего джентльмену знать полагается? Ну даже – "нож в правой, вилка в левой".
– В самую точку, что в правой,  поддакнул я. И вдруг представил стилет. Узкий. Блестящий. Если живой остался – заживет, как заштопанное. Перед акцией их, между прочим, стерилизуют. Гуманисты засранные. Босс подозрительно принюхался.
– Нет, – говорю, – даже молочный пить не стал. Не то, чтоб чего, крепче! Разве ж я не понимаю?..
– Смотри! – погрозил пальцем. Встал из-за стола и прошелся туда-обратно. Качнулся с носков на пятки.
– Что, Алекс? Значит, будем подписывать?
– Значит будем, Босс, – отвечаю. Обязательно будем.
Но Босс почему-то медлил.
– Нам ведь тоже нелегко, а?
– Нелегко, – говорю. – Особенно, как "Звезду" под крыло взяли. Раньше – проще. А теперь – ихние в буфете с нами сидят. С нами водку кушают.
– В буфете, говоришь?
– В буфете.
– Но ты  профессионал?
– Ясное дело!
– А клиента понимать надо. Им тоже себя пожалеть хочется. Представь, сколько дерьма съесть пришлось, пока на верхотуру карабкались. И не пикни, а наоборот даже – улыбайся всякому. И как высоко не поднимайся, а над каждым хозяином – свой хозяин, а над начальником – начальник.
– Здорово вы это подметили, Босс.
– К сожалению – не я, – вздохнул он. – Они естество свое ежедневно подавляют. Не без того: водкой там накачаются, поозорничают. Все – не то! И, кстати, шкурой-то рисковать не хочется. Верно ведь? Даже тебе – не хочется! Когда терять нечего. Верно? А им-то?.. Подавно!
– ...А рейтузы белые – невтерпеж, – вставил я.
– Что? Да–а... Оно – конечно. Но ведь это и есть наш шанс? На чем кормимся? На страстишках! Разве не так? Удовлетворяй спрос, поелику имеется. И все! И ничего плохого. А верность фирме...
– ...Честь. – Закончил я за него ритуальную фразу.
– Правильно. И платят они за свою честь очень даже прилично. Разве не так?
– Так, – отвечаю. – А с кем в паре работать буду?
– Ты же профессионал?
– Профессионал. Но...
– Семьсот "зеленых", – сказал Босс. – Такая его цена. Вернее, твоя цена. Семьсот минус страховка.
Я присвистнул: жирновато для "обычного" дела. Босс выдержал паузу и достал протокол об условиях. Тот. Второй. Настоящий.
– Сволочь, – сказал я, прочитав бумагу. – Сволота! Сукин сын. Большевик недорезанный...
Босс невозмутимо щелкнул зажигалкой.
– А что адвокатура? – спросил я. – Это ведь... Это же мясницкая работа, Босс!..
– Страховка двойная. Вторая  за счет фирмы.
– И кто из "Звезды" будет?  спросил я.
– Из какой "Звезды", Алекс?..
Я осекся. Ну да! Мы же теперь монополисты. Теперь обе стороны обращаются к нам. А значит...
Господи, неужели еще и это?! И тут меня – как подтолкнуло. Вот он, коктейль молочный!
– Неужели Миклош? – спрашиваю.
– Семьсот зеленых! – Босс поднял вверх палец.
– Миклош...– говорю я. – Не может быть. Не должно быть, чтобы именно он. Кто угодно...
– Что я сделаю? – развел руками Босс. – Клиент всегда прав. Тем более за Миклоша, по секрету скажу, еще больше отвалили. За такие деньги я бы, знаешь, и сам...
"Не стал бы ты сам, – подумал я. – Для этой работы вы нас – скот убойный, и держите.
– А  он – знает?
Босс кивнул.
– Миклош, – повторил я. – И такие условия!.. Один – обязательно покойник. А то и оба.
– Но платят–то как! – сказал Босс.
– По царски! По царски! Наворовали, нахапали... Ублюдки! И я потянулся за авторучкой.

Условия были изложены на бланке с золотым обрезом: "Дистанция... Количество выстрелов..." и внизу – самое важное:
РАНЕНИЕ ОДНОГО ИЗ УЧАСТНИКОВ НЕ ЯВЛЯЕТСЯ ОСНОВАНИЕМ ДЛЯ ПРЕКРАЩЕНИЯ ДУЭЛИ.

1992 (?)