Эпиграф:
«Наука умеет много гитик»
Карточный расклад
Московский вокзал.
Холодно. Усилили контроль, чтобы сесть в «Сапсан», надо пройти проверку, сродни проверке в аэропортах. Очень много народу, и менты больше не целуются с таксистами.
А жаль.
Поезд «Волга».
Ехал с призывниками. Удивительная штука – шестнадцать часов дороги, двадцать солдатиков и не одного матерного слова. Исключительной деликатности призыв.
Даже неловко как-то.
Когда строй остановился перед вагоном, офицер дал команду:
-- Курите.
И все будущие солдаты сделали такое движение: поднесли левую руку к правому грудному карману, открыли клапан и достали мобильные телефоны.
Невский проспект.
Стоит мужик средних лет, не пьяный, нормально одетый, побирается. На груди табличка: «Честно. На опохмелку».
Подмигнул мне.
А чего мне мигать?
Дом книги.
Беру на вскидку книгу – цена сорок семь рублей. Следующую – сорок семь. Мистика, думаю, мать ее. Беру еще одну – триста восемьдесят восемь.
Слава богу.
Перекрестился и купил фотографию Николая Второго.
И книгу П.
Царское село.
Красиво. Выходишь из Александровского парка и упираешься в новорусские дома. Въездные ворота во двор и калитка закрыты на электронный замок. На соседней улице дом, в котором жил Алексей Толстой. За него, за дом, а не Толстого, идет война. Наши побеждают. А, может, и не наши.
Купили две майки, одну с Че Геварой – мне, другую с надписью «СССР» и гербом – одному пацану четырнадцатилетнему.
Вечером показал брату:
-- Ну, как?
-- Да…
Обещал Ю. не писать ничего из того, что она мне рассказала. Но не сдержу обещания. Ю. дали медаль. Настоящую: тяжелую и большую. За лучшую публикацию 2011 года в журнале «Нева».
Ура.
Улица Марата.
Там есть такое волшебное круглое здание. Мне не удалось выяснить его назначение во времена Советского союза. А сейчас, там, нечто, вроде, склада с магазинами. Так вот, если не обойти это здание вокруг, на улицу Марата не попасть. Много раз пробовали не приносить дань местным домовым (уличным?), и каждый раз шли куда угодно, кроме искомого дома. А сделаем круг, пожалуйста – дом пятьдесят девять. Что и требовалось доказать.
Смирились, и сразу нарезаем.
Чур нас.
Встреча.
Ездили в гости к А.Н. на Петроградскую сторону. Красивый дом, классическая петербургская квартира русских интеллигентов. Посидели, поговорили, пили чай. Я утонул в диване из лондонского клуба, членом которого был Уинстон Черчилль. Видел маленькую копию терракотового воина и коллекцию тростей. Получил в подарок картину. Вышел на улицу влюбленный в хозяев.
Солнце.
Дождь.
Петербургская погода. По крайней мере, такой я ее помню в детстве. Промокли насквозь и купили в Гостином дворе носки, чтобы переодеться (или переобуться?).
Переоделись.
Сидели на скамейке в сухих носках. Было ощущение, что жизнь прекрасна.
Более того – вечна.
Детская площадка на Лиговском проспекте.
Ну, явно же место сбора. Скамейки такие пристрелянные. Горка с песочницей, шоколадка недоеденная валяется. Посидели, покурили. Я поднял пятьдесят копеек. Интересно, бросают, чтобы вернуться, а поднимают, чтобы ноги здесь больше не было?
Да ладно.
Ресторан.
Традиционно – «Восточный экспресс». Почти перестал путаться в названии блюд. Влегкую отличаю свиные медальоны от царских пельменей. С другой стороны, может, это и не сложно. Ел лимбургский пирог, это, я вам скажу, тема.
Площадь Восстания.
Перед отъездом встретился с Н., зашли в кафе, выпить кофе на дорожку. Выпили, потрепались. Н. съела блин со сгущенкой и подарила мне майку «Музы не молчат». Чует мое сердце, коллекция маек обещает быть богатой.
Московский вокзал.
Поезд отъезжает в восемнадцать двадцать, у меня верхняя боковая полка, в восемнадцать двадцать пять, баба, с нижней боковой, говорит:
-- Я хочу лечь.
-- А мне куда?
-- Не знаю, я деньги заплатила.
Я плюнул и, прихватив картину с собой, пошел в тамбур.
Там закурил и подумал – хорошо съездили.