Цикл – «Параллельные Миры»
Книга первая – «Снега, снега»
Жанр – героическая фантастика (научная фантастика?)
СНЕГА, СНЕГА
От автора
На нашей прекрасной планете есть места, которые не рекомендуется посещать без веских на то причин.
Почему? Можно – ненароком – «провалиться».
Куда? Например, в Прошлое. Или же в параллельные Миры.
Казалось бы, что в этом страшного? Ну, параллельные Миры. Подумаешь. Даже интересно.
А как вам – оказаться в концентрационном лагере для нежелательных пришельцев? Вот, то-то же…
Автор.
Глава первая
Экватор
- Тащи, - предложил Лёха
Тёмные пальцы Хана, вздрогнув, неуверенно замерли.
- Тащи, морда, - повторил Лёха. - Не жуй сопли. Жребий – дело святое.
- Короткая, - печально лохматя на затылке чёрные густые волосы, вздохнул Хан. - Повезло тебе, брат. Опять. Как и всегда.
- Повезло, у кого петух снесло. Что кривишься, морда узкоглазая? Не смешная шутка?
- Не смешная.
- У всех степных дикарей – плохо с чувством юмора. Точнее, никак.
- Зачем обзываешься, брат? - обиделся Хан. - Нехорошо.
Лёха, ободряюще подмигнув, посоветовал:
- Не принимай, морда, близко к сердцу. Иначе никогда не пройдёшь на второй уровень. Ангелы не пропустят.
- Почему – не пропустят?
- По кочану. Что надо делать, когда тебя хлопнули ладонью по левой щеке?
- Подставить правую.
- Морда.
- Узкоглазая морда, - печально вздохнул Хан.
- Молодец, - скупо похвалил Лёха. - Сообразительный. Ладно, я пошёл.
- Иди. Я всё сделаю.
- Кто бы сомневался…. А почему ты такой смурной?
- Надоело быть узником. Свободы хочется. Воздуха степного. Хотя бы глоток…
Он, стараясь шагать бесшумно, прошёл по коридору – мимо прикрытых дверей спален.
«Мимо спальных помещений казармы», - мысленно поправил сам себя Лёха. - «Вернее, мимо спален типовой казармы, расположенной на территории фильтрационного (концентрационного?), лагеря, предназначенного для переселенцев. Для переселенцев? Ага. Именно так нас здесь принято называть. А сам лагерь, понятное дело, именуется «Чистилищем». Причём, именуется на полном серьёзе. Без малейшего намёка на юмор. Артисты, одно слово. Вернее, Ангелы. То бишь, верные слуги Папы Римского. Мать их всех…».
Зайдя в туалетное помещение, Лёха запер дверь на задвижку и подошёл к прямоугольному окну с приоткрытой крохотной форточкой. Со стороны улицы окошко было закрыто мощной чугунной решёткой.
- Деятели хреновы, - насмешливо пробормотал под нос Лёха. - Повесили решётку и успокоились. А её крепёж кто будет проверять? Кузнец давно уже с решёткой разобрался, незаметно спилив стальные штыри и приспособив на карнизе «направляющие салазки». Кузнец…. Куда, интересно, он попал? В расход? Или на урановые рудники? Хороший был мужик. Хваткий, несуетливый. Только упрямый не в меру. Да и с памятью у него наблюдались проблемы. Ни одной молитвы не мог толком запомнить. Заикался, строфы путал местами….
Минут через пять от входной двери донеслись голоса:
- Мне надо переговорить с господином начальником, – нагло заявил Хан.
- С епископом, – уточнил ленивый голос дежурного Ангела.
- С ним самым.
- Зачем?
- Очень надо.
- Зачем?
- У меня видение было, - заученно заблажил Хан. - Святой Никодим ко мне являлся. Разговаривал со мной.
- Какой ещё Никодим?
- Святой. Бородатый…. Начальника позовите!
- Чёго орёшь? - рассердился Ангел. - В карцер захотел?
- Хочу – епископа! - взвыл Хан. - Руки убрал, сука! Убрал…. А-а-а, пустите! Я буду жаловаться, мать вашу…. Куда вы меня тащите, твари безмозглые?
«Пора», - берясь за оконные шпингалеты, решил Лёха. - «Что мне определённо нравится, так это наличие в данном Мире единого языка. Удобная такая вещь, здорово жизнь упрощающая…».
Решётка плавно и совершенно бесшумно – по стальному, заранее смазанному подсолнечным маслом пазу – отъехала в сторону. Ещё через пару секунд он ловко спрыгнул на пожухлую травку, пригнулся и, держась за подстриженными кустами боярышника, припустил вдоль задней стены казармы.
«Деятели хреновы», - зашелестели в голове различные мысли. - «Вроде, умные люди, а по факту получается – дураки легкомысленные. Кругом понатыкали инфракрасных камер видеонаблюдения – на плацу, у входных дверей в казармы, возле учебных корпусов, вдоль высоченного забора. А задние стены зданий-сооружений? А всякие закутки и захламлённые переходы? Халтурщики…. Климат же здесь – мягче мягкого. Сегодня у нас пятнадцатое декабря, а вокруг царит самое натуральное бабье лето. Голубое небо, полное безветрие, плюс десять-двенадцать градусов. Как такое возможно? Следствие идеальной экологической обстановки? Достижения тутошних учёных мужей? Божий промысел? Хрен его знает…. А в нашей Сибири сейчас, наверное, снега уже намело метра два. Ну, не два, так полтора. Здесь же и такого слова – «Сибирь» – не знают. Да и такие термины, как «Россия», «Америка» и «Китай» местным Ангелам не ведомы. Есть лишь одна – могучая и неделимая – «Священная Римская Империя», возглавляемая, естественно, Папой Римским, которому усердно помогают мрачные ребятки из Великой Инквизиции. Да, дела. Бывает…».
Солнце уже скрылось за линией горизонта. Лениво догорал печальный бордовый закат.
Лёха, старательно оглядевшись по сторонам, пересёк узкий проулок и вошёл в полуразрушенное двухэтажное здание. Здесь когда-то размещались швейные цеха, в которых переселенцы и переселенки занимались пошивом разнообразных церковных ряс и прочего аналогичного хлама. Потом – по неизвестным причинам – надобность в церковной одёжке отпала, и цеха закрыли.
Пятнадцатого числа каждого месяца, после объявления отбоя, переселенцы проводили в заброшенном здании традиционные совещания, на которые собирались «выборные» от казарм – и от мужских, и от женских. От всех казарм? Нет, конечно же. Приходили только те, кому удавалось выбраться на улицу незаметно. С железобетонной гарантией – незаметно. Конспирация – превыше всего. Вопрос, что называется, жизни и смерти…
По скрипучей лесенке он поднялся на второй этаж и, вытянув губы трубочкой, тихонько зацокал, подражая сверчку. Эти симпатичные и безобидные насекомые обитали в окрестностях «Чистилища» в огромных количествах.
Через пару секунд раздалось ответное стрекотанье – чуть более длинное и трескучее, чем натуральное природное.
Лёха прошёл в помещение, где когда-то располагался склад готовой продукции, и небрежно поздоровался:
- Привет узникам!
- Здрасьте, добрый вечер, здорово, - в разнобой зазвучало в ответ.
- Как оно? В плане – жизнь?
- Нормально. Ништяк…. Бывало и хуже. Но реже…. Зато, погода хорошая. В щели казарменных окон почти не дует. Да и голов пока не рубят. Секут плетьми? Иногда. Но в меру и без излишнего скотства…
Вокруг старого письменного стола – на разномастных табуретках и стульчиках – разместились пятеро: трое мужчин и две женщины.
«Не густо», - мысленно расстроился Лёха. - «С каждым разом – всё меньше и меньше. И Варвар сегодня не пришёл. Жалко. Значит, с оружием ничего не получилось…. Так-с, что мы имеем? Сизый, Мельник, Облом и Жаба. Что же, личности известные, но, впрочем, не играющие в «Чистилище» значимых ролей. Так, шантрапа бесполезная, не способная на серьёзные поступки. А, вот, девица, сидящая с краю…. Молоденькая, стройная. Тонкие черты породистого лица. Светлые, слегка вьющиеся волосы. Серые задумчивые глаза…. Кто такая? Почему не знаю?».
- Графиня, - не дожидаясь вопроса, представилась девушка.
- Лёха.
- Я знаю. Наслышана.
- Польщён. Ты новенькая?
- В общем, да. Я здесь всего-то полтора месяца. Сейчас вместо Актрисы.
- А что с ней?
- Забеременела, - слюняво усмехнулся Облом. - Ангелы уже забрали. Наверное, пустят в расход. Хотя….
- Ну-ну, продолжай, - нахмурился Лёха. - Сказал «а», говори «б».
- Дык, всякое болтают. Мол, она с кем-то из Ангелов связалась. Чуть ли не с самим епископом.
- Болтают, - подтвердила Жаба.
«Эх, Мэри, неугомонное создание», - подумалось. - «И здесь, видимо, решила действовать проверенным – в старом Мире – способом. Впрочем, каждый волен на собственный выбор. Диалектика…».
Внимательно посмотрев на новенькую светленькую девушку, Лёха уточнил:
- «Графиня»? Откуда взялось такое странное прозвище?
- Она настоящая графиня, - задумчиво поглаживая длинную седую бороду, подтвердил Сизый.
- Это правда?
- Правда, - вызывающе улыбнулась девица. - А, разве, запрещено? Что в этом такого?
- Ничего. Бывает. Значит, в твоём мире – Средневековье?
- Ну, не знаю. Извини, я ещё не научилась толком разбираться в этих понятиях. Если и Средневековье, то, так сказать, позднее. Начало дворянского периода. Точнее не могу определить…
- У них порох изобрели гораздо позднее, - пояснила Жаба. - Вот, и задержались немного в развитии.
- Бывает, - согласился Лёха. - У нашего Хана, например, до пороха так и не додумались. Всё на лошадях скачут, мечами – по старинке – машут, копья метают да стреляют из луков…. А ты, Графиня, какая графиня? Русская, французская, английская?
- Отец – бургундский граф. Мать – итальянская маркиза. Так что, мы бедные. Даже приданного мне не собрали достойного…
- А, что так?
- У нас сейчас Испания – в европейской политике – играет первую скрипку. Золота навезли из Южной Америки – и не сосчитать. Переманили к себе лучших оружейников и корабельных мастеров. Потом сожгли английский флот. Затем португальский и голландский. Нынче Мадрид силён, как никогда.
- Повезло тебе, Графиня, - вздохнул приземлённый Мельник.
- Почему – повезло?
- Потому, что ты из Средневековья. А там, как мне рассказывали, Великая Инквизиция зверствовала вовсю. Значит, ты и с местными попами споёшься. То есть, с Ангелами. Так как чётко знаешь, чего ожидать от их скользкой братии.
- Может, и споюсь, - лукаво усмехнулась девица. - Почему бы и нет? По крайней мере, матушка настоятельница уже пообещала, что допустит меня сразу на третий уровень.
- На третий? – завистливо дёрнула жирным подбородком Жаба. - Действительно, везучая. Где третий, там и пятый. А после пятого уровня отпустят на проживание в какое-нибудь рабочее поселение. Мужа там себе подберёшь достойного, из крепких ремесленников.
- Не стоит останавливаться на пятом уровне, - возразил Мельник. - Дальше надо идти. После седьмого уровня Графине можно будет выйти замуж за какого-нибудь священника, подающего надежды. Местным Ангелам это не возбраняется…. Может, хватить чесать языками о пустом? Перейдём к делу?
- Перейдём, - согласился Лёха. - У кого какие новости?
Для обмена новостями они и собирались на ежемесячные совещания. Собирались, надеясь в глубине души, что кто-нибудь из «выборных» принесёт с собой по-настоящему позитивную информацию, могущую помочь.… Помочь – чему? Наверное, помочь – возродить надежду на окончание всего этого навязчивого и бесконечно-серого бреда…
Дельных свежих новостей практически не было. Так, сущая ерунда. Мол, кто из дежурных Ангелов – человек, а кто – сволочь последняя. Ну, и минут десять – в дежурном порядке – обсудили очередную порцию слухов о предстоящей отставке епископа Альберта. Эти слухи уже добрых восемь-девять месяцев кочевали по «Чистилищу», а епископ всё не уезжал.
- А ещё, похоже, Ангелы чего-то опасаются, - состроив загадочную гримасу, сообщил Сизый.
- Поясни-ка, - насторожился Лёха. - Будь так добр.
- Ну, это не точно…
- Сопли, морда, не жуй. Говори толком!
- Мне об этом Ковбой рассказал. Мол, его позвали на кухню – чинить электрическую плиту. А там Ангелы толпились возле компьютера и громко обсуждали последние новости. Так, вот, ожидается скорый Конец Света…. Чего это вы, узники, захмыкали так недоверчиво? Гадом буду! На этот раз всё всерьёз…
- Грядёт Всемирный потоп?
- Извержение гигантского вулкана? Цунами? Гы-гы-гы…
- Не угадали, рожи кандальные. В скором времени ожидается падение на землю гигантского астероида. Или, может, метеорита? А?
Все выжидательно посмотрели на Лёху.
- Чего уставились-то? - непонимающе передёрнул он плечами. - Я не умею мысленно проникать в Будущее. Вот, упадёт эта штуковина, тогда и проясним – что да как…. Меня другой вопрос занимает. До сих пор так и неизвестно, где – в географическом понимании – располагается наше «Чистилище». Какие города размещены поблизости? Какие реки протекают рядом?
- А зачем это тебе? – спросил Облом. – Собрался в бега податься?
- Почему бы и нет? Побег – дело однозначно полезное. По крайней мере, интересное.
- Поймают же.
- Пусть попробуют. Ангелы нынче разбаловались. Ленивыми стали, зажирели…. А если, действительно, метеорит свалится на Землю? Паника, сопровождаемая нездоровым ажиотажем, начнётся. Глядишь, и удастся – под шумок – соскочить.
- Это да. По метеоритам ты у нас специалист. Кто бы спорил…
Графиня – словно примерная школьница – подняла вверх руку.
- Докладывая, сероглазая, - разрешил Лёха.
- Вам знакомо слово – «Енисей»? - прозвучал неожиданный вопрос.
- А то! - обрадовался Мельник. - Я – в своё время – строил под Красноярском ветровую электростанцию. Причём, самую крупную в Азии!
- Знакомо, - подтвердил Лёха.
Остальные «выборные», непонимающе пожав плечами, скромно промолчали.
- Я случайно подслушала один разговор, - продолжила девушка. - Матушка настоятельница разговаривала с одним из дежурных Ангелов. У них – случайно – обнаружились общие знакомые, проживающие на берегу реки Енисей, в каком-то новом поселении. Так вот, как я поняла, Енисей протекает на западе от «Чистилища». Причём совсем недалеко. Ангел говорил, что на выходных хочет посетить приятелей. Мол, в Енисее водится много крупной рыбы…. Это полезная информация?
- Полезная, - кивнул головой Лёха. - Спасибо, сероглазая…
Про себя же он подумал иное: - «Всё это очень неоднозначно. Мол, Ангел решил – на законных выходных – смотаться на Енисей. Типа – порыбачить от души. Ну, и что? У Ангелов имеются и вертолёты, и реактивные самолёты. Так что, как говорится, возможны различные варианты.…Эх, как здорово было бы, окажись «Чистилище», действительно, на территории Сибири! Рванул бы, честное слово, к Подкаменной Тунгуске, к месту падения Тунгусского метеорита. Может, и удалось бы вернуться назад…. Хотя, неизвестно относительно тутошнего Мира – падал ли здесь Тунгусский метеорит? Кстати, а не он ли сейчас приближается к планете? Интересный, право слово, момент…. Сибирь? Вполне возможно. Лес-то за забором характерный, визуально похожий на сибирский…».
- Ещё одно дело, - прошамкала Жаба. - Не стоит доверять ребятам из третьей мужской казармы.
- Почему?
- Ангелы к ним стали очень мягко относиться. Кормят от пуза. Карцер отменили. А Варвара несколько раз вызывали к епископу. Не к добру это.
- Не к добру, - согласился Лёха. - Спасибо, учтём…
Ещё минут через пятнадцать совещание завершилось. «Выборные – по устоявшейся традиции – расходились парами.
Вскоре в помещении остались только Лёха и Графиня.
- Может, задержимся? – неожиданно предложила девушка. – Поговорим?
- Хорошо, задержимся. Поговорим…
- Ты только не подумай ничего…м-м-м, такого.
- Хорошо, не буду, - пообещал Лёха, а про себя решил: - «А она – очень миленькая и симпатичная. Даже несмотря на уродливую одежду, в которую Ангелы наряжают всех переселенок. Серая плотная блуза «под горло», длинная мешковатая тёмно-коричневая юбка, из-под которой выглядывают грубые чёрные башмаки…».
- Понимаешь, я здесь новенькая. Ничего толком не знаю. Мне, конечно, кое-что рассказали. Но так, лишь слегка, в общих чертах…
- Актриса?
- Да, Мэри мне объясняла, но…. Всякие «магнитные поля и аномалии», «параллельные миры». Голова идёт кругом. Да и говорить медленно Мэри совсем не умеет. Тараторит, как лесная сорока, почти не делая пауз. Запросто можно с ума сойти…
- Что есть, то есть, - согласился Лёха.
Он прочитал короткую научно-популярную лекцию, после чего поинтересовался:
- Ну, как? Поняла хоть что-нибудь?
- Поняла, - преданно заглядывая ему в глаза, заверила девушка. - Ты очень хорошо рассказываешь, доходчиво. Даже я, дурочка из Средневековья, очень многое уловила. Спасибо.
- Всегда – пожалуйста, - польщёно хмыкнул Лёха. - Итак, рисую окончательную картинку. Магнитные аномалии провоцируются солнцем. Вернее, изменением его активности. В результате – в момент особо значимых магнитных аномалий – наша планета «замирает». Например, на час с хвостиком. В результате, изначальный Мир разделяется на два. Первый развивается дальше так, как будто ничего не произошло. Второй же – с учётом «украденного» часа. То есть, те люди, которых могли убить в этот час, останутся в живых. А те, которых должны были зачать, и вовсе, никогда не рождаются. Но планета может «замереть» и на более солидный период…. Понимаешь?
- Ага.
- Молодец. Продолжаю…. Сильные магнитные аномалии, отнюдь, не редкость. Вот, и разнообразных параллельных миров, судя по всему, образовалось достаточно много. И все они развиваются по собственным законам, сценариям и правилам, поэтому так и отличаются друг от друга…. Миры же – в свою очередь – «находятся» друг от друга достаточно близко. Между ними – время от времени – образуются своеобразные «колодцы», в которые люди и «проваливаются». То есть, это я так понимаю данный процесс. Могу, конечно, и ошибаться…. Что ещё? Какова природа «колодцев», соединяющих параллельные Миры? Почему все «валятся» именно в этот конкретный Мир, представляющий собой безраздельную вотчину Священной Римской Империи? Откуда у переселенцев появляется-проявляется знание местного языка?
- Ты волшебник, умеющий читать мысли других людей?
- В том-то и дело, что нет. По крайней мере, ответов на последние три вопроса я не знаю. Извини.
- Ничего страшного, - вежливо улыбнулась Графиня. - А почему у тебя такое странное прозвище – «Лёха»?
- Это не прозвище, а имя. Уменьшительное от «Алексей», «Алёша», «Алекс».
- А прозвище?
- Отсутствует.
- Почему? У всех переселенцев в «Чистилище» есть прозвища. Мол, традиция такая.
- А, вот, у меня нет.
- Почему? – продолжала упорствовать девица.
- Ребята придумывали всякое, только мне все эти варианты не нравились. Глупые какие-то и слегка обидные. Характер же у меня тяжёлый…
- Наверное, как и твои кулаки?
- Это точно. Отрицать не буду. Люблю, знаешь ли, э-э-э…. Разнообразные дуэли, скажем так. А тебя, потомственная аристократка, как зовут?
- Вандой. Это в честь бабушки по отцовской линии. Она была родом из Польши.
«Ничего себе!», - мысленно присвистнул Лёха. - Какая термоядерная смесь! Бургундская кровь, итальянская, польская…. Да, надо с этой сероглазой барышней вести себя поосторожней. В том плане, чтобы голову – ненароком – не потерять…».
- А что Ангелам надо от нас? – спросила Ванда. – Почему они помещают всех переселенцев в тюрьмы и обращаются, как с дикими зверями?
- Ничего сложного. В этом Мире – много веков назад – победила католическая церковь. Бывает. Теперь вся планета – единая Священная Римская Империя. Её жители – в морально-нравственном смысле – считают себя верхом совершенства. А все переселенцы – в их понимании – являются подлыми недоумками, недостойными пожинать сладкие и благостные плоды «церковной» цивилизации…. Поэтому мы все подлежим тщательному обучению разнообразным и строгим религиозным канонам. Ну, и долгому очищению от всяческой греховной скверны, приобретённой в иных Мирах.…Наиболее покорные и способные – со временем – становятся полноправными жителями этого Мира. Или же почти полноправными. Данный момент подлежит уточнению…
- А неспособные и своенравные?
- Не знаю, - признался Лёха. - Принято говорить, что их «пускают в расход». Что надо понимать под этими словами? Понятие не имею. Может, физическую ликвидацию. Может, что-то совсем другое…
- Светает, - подойдя к маленькому окошку, сообщила девушка. - На востоке затеплилась тоненькая розовая нитка.
- Это точно. Пора возвращаться в казармы. Впрочем, минут тридцать-сорок у нас ещё есть.
По плацу – со стороны учебного корпуса – шагали два охранника. Высокие, широкоплечие, в светло-стальных комбинезонах, с чёрными защитными шлемами на головах.
- В руках у ребятишек находится по короткой дубинке, а на боку у каждого размещена солидная кобура с лазерным пистолетом, - ехидно хмыкнул Лёха. - И какие из них Ангелы? Насмешка сплошная…. Кстати, они, обычно, по территории «Чистилища» прогуливаются тишком, то есть, молча. Типа – с сонным и скучающим видом. А сейчас о чём-то переговариваются. Причём, озабоченно и активно…
- А что такое – «лазерный пистолет»?
- Долго объяснять. Оружие такое, напоминающее – в первом приближении – средневековый арбалет.
- Говоришь, что у нас есть полчаса? – спросила Ванда.
- Есть.
- Тогда расскажи, пожалуйста, как ты оказался в этом Мире.
- Право, не знаю. Не уверен, что ты поймёшь.
- А ты попробуй. Алекс, ну, пожалуйста…. Неужели так трудно?
«Эге, уже – «Алекс». Однако», - непроизвольно отметил Лёха. - «Впрочем, пусть. У неё очень мило получается – выговаривать это словечко…».
- Ладно, сероглазка упрямая, слушай…
Глава вторая
Лёха. Ретроспектива 01. Мудрый Ёпрст.
То апрельское утро откровенно не задалось. Голова трещала с похмелья. Обиженная Ленка упорно не звонила. В шкафу не нашлось чистых носков. Пришлось, так его и растак, надеть вчерашние. И это – ещё цветочки…. Брюки были мятыми. Щёки – колючими. На правой поле светлого пиджака наблюдалась щедрая россыпь бежевых кофейных пятен…
- Хрень гадкая, - закуривая первую сигарету, констатировал Лёха. - И со временем туго. Даже кофе не попить.
Он провёл несколько раз по щекам бритвой, облачился – вместо классических брюк – в вельветовые серые джинсы и, захлопнув дверь, покинул квартиру.
Естественно, что кроме вельветовых штанишек он натянул на мускулистый торс светло-бежевый исландский джемпер, поверх которого набросил утеплённую куртку. Кожаную, понятное дело. Московская весна – вещь неприятная и мало-предсказуемая. Способная на всяческую неприглядную метеорологию, включая лёгкие утренние заморозки и затяжной дождь со снегом.
Машина, гнида ленивая, минуты три не хотела заводиться. А когда, наконец-то, завелась, всё чего-то недовольно похрюкивала, словно бы угрожая – остановиться намертво в любой момент. Типа – по важным техническим причинам…
- Лизавета, родненькая, не подгадь, - осторожно перебирая ступнями ног по педалям, попросил Лёха. - Довези, будь так добра! Обещаю, что завтра же отправимся на очередное ТО. Сколько я уже просрочил? Года полтора? Говоришь, мол, почти три? Ну, извини, родная. Обязательно исправлюсь! Обязательно…
Машина, словно бы поверив в эти несбыточные обещания, доехала, тихонько и терпеливо сопя, до начала улицы Академика Королёва, после чего резко остановилась.
- Спасибо, киска! – душевно поблагодарил Лёха. – Отдыхай, Лизавета. Я скоро. Гадом буду…
В приёмной Генерального директора Первого телеканала было душно, беспокойно и неуютно. В том плане, что к гостям и просителям здесь всегда относились недружелюбно, то бишь, откровенно по-хамски.
- Соблюдайте, пожалуйста, тишину! - недовольно хмурилась Мэри, сексапильная секретарша Генерального директора. - Вы же, всё-таки, не в кемеровском борделе. Поимейте совесть! Константин Алексеевич всех примет. То бишь, тех, кому было заранее назначено. Про остальных – ничего не знаю. Врать не буду…
- Говорите, кемеровский бордель? - тихонько восхитился чей-то масляный голосок. - Это, собственно, какой из них? Тот, что возле вокзала? Ну, на узкой улочке, которая – с востока – идёт параллельно площади Ленина? Не там ли мы с вами, милочка, виделись когда-то?
- Что? - стыдливо обомлела секретарша. - Кто это сказал?
Тревожное молчание было ей ответом. Тревожное и – бесспорно – недоброе. То бишь, насмешливое…
- Не понял, граждане, - входя в приёмную, хрипло известил Лёха, чувствуя, что предоставляется удобнейший случай – сбросить общий утренний негатив. - Отставить! Что это за фря такая в юморе упражняется? Типа – упражняется, не раздумывая о последствиях? О тяжких и неотвратимых последствиях, я имею в виду? Честных девушек, понимаешь, оскорбляет? А?
- Да, что это – за фря? - поддакнула повеселевшая Мэри. - Как её, гадину зовут? В смысле, его?
- Что вы себе позволяете? - вскочил на ноги импозантный пожилой господин. - Да, я вас всех…
«Какой костюмчик!», - подумал Лёха. - «Итальянский, надо думать. Стоит в пределах десяти тысяч Евро. То бишь, раза в полтора дороже, чем моя «Лизавета»…. Не справедливо! А какой симпатичный значок висит на пиджачном лацкане. Офигеть можно запросто! Патриотичный такой…».
Подумал, да и приобнял слегка – насквозь успокаивающе – рассерженного дяденьку за хлипкое плечико.
Мол: - «Не горячитесь вы так, уважаемый! Все болезни – от пошлых стрессов. Гадом буду, в умной книжке прочёл намедни…».
- Ой, как в позвоночнике стрельнуло-то! - послушно обмер важный господинчик. - Ой, мамочки мои…. Мэри, звёздочка светлая! Звоните моим охранникам. Вы знаете – номера. Пожалуйста. Тошнит меня…
- Звони, Матильда! - подтвердил Лёха. - Не дай Бог, конечно, помрёт депутат. Как Государственная Дума без него будет работать? Кворума, ссать с балкона, не наберут…. А вы, блин, что тут расселись? - недобро посмотрел на других просителей, оккупировавших приёмную. - На выход, уважаемые! Попрошу любезно! Типа – от греха…. Маня, подтверди!
- Всё верно, господа, - нажимая нежным пальчиком кнопки на мобильнике, язвительно откликнулась Мэри. - Константин Алексеевич с самого утра только и спрашивал – про Алексея Ивановича. Мол, все остальные и до завтра подождут…. Гуляйте, родимые! Гуляйте…. Паша? Это Мариночка. Узнал? Подожди с шуточками. Поднимайся-ка к нам…. Нет, ничего не случилось. Нет, ничего такого…. Ну, поплохело немного твоему старичку. С кем не бывает? Клянусь! Курвой буду! Ну, поверил, облом двухметровый? Пашенька…
- Морда узкоглазая, - подсказал Лёха.
- Морда…. Тьфу! Что? Да, это я не тебе…. Что? Ну, да – Лёха припёрся. Нынче он в авторитете. Как же, сам Президент – по телеку – ему орденок вручал. Позавчера наблюдали всей Конторой…. Не, у нас с ним всё закончилось. Точно-точно. Не веришь? Лярвой буду! Ладно, проехали…. Поднимайся и забирай своего шефа. Он тут уже весь наш ковёр заблевать изволил. Не простой ковёр. Подарочный, туркменский….
Минут через пятнадцать они остались в приёмной вдвоём.
- Ну? - глядя в сторону, небрежно поинтересовался Лёха.
- Что – ну?
- Как общая обстановка? Как – шеф?
Надо отдать Мэри должное. Не смотря на ярко-выраженную сексуальную неразборчивость, она была весьма разумной и прагматичной девушкой.
«Из таких шустрых барышень – слегка облегчённого поведения – они и получаются, образцово-показательные генеральши», - мысленно признал Лёха. - «Или там, к примеру, олигархши. Да и депутатши…».
- Общая обстановка – прежняя, - усмехнулась Матильда. - Охота на будущего мужа продолжается. То есть, в самом разгаре. Особенно с тех самых пор, как стало окончательно понятно, что ты, боров здоровенный, являешься законченным чилийским лохом.
- В том смысле, что честным человеком, плюющим на всякие избыточные материальные блага?
- Именно это я и имела в виду. Клинический случай, не поддающийся излечению…. Ладно, не обижаюсь. Попробую с Пашкой сварить достойную кашу. Типа – сытную и престижную. Как-никак, депутатский помощник. Недавно квартиру казённую в Черкизово приватизировал…. Спрашивал про шефа?
Мэри кивнула головой на солидную дверь морёного дуба, на которой красовалась доходчивая табличка: - «Ёпрст К.Л., Генеральный директор Первого канала».
- Ага, интересовался.
- Задумчив с самого утра. Я ему кофе заносила – считает. В том смысле, что нажимает на кнопочки калькулятора, а потом цифры переносит в блокнот.
- Интересное дело, - задумался Лёха. - Что же это он – с утра пораньше – пересчитывает?
- Деньги, надо думать. Что ещё может интересовать Генерального директора? Да ты, Лёшенька, заходи. Только потом не забудь, пожалуйста, поделиться информацией с верной подругой…. Кстати, родное сердце, а за что Президент тебе орден повесил на грудь широкую?
- За былые заслуги, ясен пень. Давно это было. Во времена бурной и бесшабашной юности.
- Это когда ты в Органах служил?
- Так точно.
- А в каких – Органах?
- В секретных, девонька. В жутко секретных…
Ёпрст, действительно, выглядел крайне озабоченным. Его шикарная шевелюра была взлохмачена до невозможности, а в кабинете отчётливо пахло сигаретным дымком и хорошим виски.
«Ну, вот. Не было печали», - загрустил Лёха. - «Если шеф ещё до обеда начинает прикладываться к бутылке, это означает лишь одно – следует ожидать какой-либо пакости, связанной с поездкой в дальние края. Причём, отнюдь, не на фешенебельный курорт…».
- Значит, надо чемодан собирать? - вместо приветствия поинтересовался Лёха.
- Рюкзак, - невозмутимо уточнил Ёпрст. - И накомарник не забудь купить в профильном магазине.
- Блин.
- А ты как думал, друг сердечный? Большую зарплату надо отрабатывать. Хотя бы иногда. Диалектика…. Ладно, не расстраивайся раньше времени. Возьми с полки пирожок. В том плане, что накати на грудь молодецкую капель двадцать-тридцать. Я сегодня добрый…
«Добрый, говоришь?», - подойдя к мини-бару, встроенному в громоздкий книжный шкаф, мысленно усмехнулся Лёха. - «Сейчас, как и полагается, проверим…».
Он опрокинул красивую импортную бутылку тёмно-синего стекла над широким бокалом.
- Буль-буль-буль, - бойко забулькала благородная янтарная жидкость.
- Не увлекайся, деятель! - забеспокоился прижимистый Ёпрст. - Хочешь всю бутылку – в одну наглую харю – выжрать?
- Ты же сам сказал, мол, тридцать капель. Ну, я и подумал, что триста грамм.
- Заканчивай наглеть, Петров! Вискарь-то коллекционный. Мне его один шотландский продюсер презентовал.
- Тем более. Нормальный человек никогда не жалеет дарёного…
- Уволю!
- Вас понял, шеф. Исправлюсь, - скорчил испуганную гримасу Лёха. - Ну, за нехоженые дороги, которые нас выбирают …
Он поставил опустевший бокал на столешницу.
- На верхней полочке бара стоит блюдечко с орешками кешью, - любезно сообщил заботливый начальник. - Закуси, чтобы не захмелеть.
- Спасибо, босс!
- Не за что. Всегда рад – облагодетельствовать подчинённых. Да, Мэри не соврала…
- О чём это?
- О том, Петров, что ты неравнодушен к алкоголю. Прямо, как в том бородатом анекдоте.
- Расскажи.
- Каждое утро жена приносила мужу в постель кофе. В противном же случае он, выкурив первую сигарету, доставал из холодильника пиво…. Ха-ха-ха!
- Дурацкая шутка.
- Кому как. У всех бывших «фээсбешников» плохо с чувством юмора.
- Я бывший «грушник», - поправил Лёха.
- А какая разница?
- Если честно, то никакой…
Ещё через минуту Лёха попросил:
- Озвучь-ка, Костян, свою очередную гениальную идею. Небось, дело насквозь финансовое?
- А то! - тут же повеселел Ёпрст. - Баблосы, как говорится, главный двигатель прогресса.
- С еврейской точки зрения, - не преминул уточнить Лёха.
- Уволю, Петров!
- Молчу, молчу…
- Итак, какая из передач нашего славного канала имеет – уже на протяжение пяти месяцем – наивысший рейтинг?
- Кажется, реалити-шоу «Жестокие игры».
- Не кажется, а так оно и есть! Рекламодатели – с тугими кошельками в зубах – в очередь выстраиваются. Вот, только…
- Какие-то трудности?
- Накладные расходы высоки, - запечалился Ёпрст. - Доставлять съёмочную группу и звёздных участников – в Аргентину и обратно – удовольствие не из дешёвых. Плюсом суточные, кормёжка козырная, проживание в пятизвёздочных гостиницах, выплаты по разным страховым взносам. Не говоря уже о стоимости самой лицензии на данный продукт…. Накапай-ка, Петров, ещё вискарика. Капель, пожалуй, по десять. Возьми для меня из бара чистый бокал…
Зажевав «десять капель» орешками кешью, Епрст продолжил:
- И вообще, сколько можно – покупать на загнивающем Западе готовые телевизионные продукты? Всякие ток-шоу, реалити-шоу, сценарии «мыльных опер» и детективных сериалов? Доколь, я спрашиваю? Молчишь, Петров?
- Молчу.
- Значит, что надо делать?
- Не знаю, - признался Лёха. - Извините, Константин Алексеевич. Виноват. Не увольняйте, пожалуйста.
- Прекращай ёрничать! - вспылил Епрст. - Юморист нашёлся…
Впрочем, очень быстро он успокоился и, для чего-то тыкая указательным пальцем в белоснежный потолок кабинета, сообщил:
- Мы будем проводить реалити-шоу «Жестокие игры» в России. Вернее, в Сибири. Зимой. Как тебе?
- Нормально.
- Суровая зима. Трескучие морозы. Голодные медведи-шатуны, рыскающие по округе…. Только название надо будет придумать другое, чтобы у сволочных зарубежных коллег не было повода – затеять судебную тяжбу.
- Снега, снега, - задумчиво вертя перед глазами пустой бокал, пробормотал Лёха.
- Прости, что ты сказал?
- Я говорю, что надо назвать новое реалити-шоу – «Снега, снега».
- Отличная идея! - восхитился Ёпрст. - Считай, Петров, что твой вариант принят. Готовь бумажник для щедрых премиальных…. Теперь поговорим о технической стороне дела. С чего начинаются «Жестокие игры»?
- Один из участников бежит по каким-либо штуковинам, которые пружинят под ногами. Если оступается, то падает в жидкую грязь.
- Правильно! А у нас пусть падает в метровый снег. Дальше, насколько я помню, надо пройти вдоль стены, из которой «вылетают» боксёрские перчатки?
- Вылетают, - подтвердил Лёха. - И если слабосильный игрок не может удержаться на ногах, то – как и в первом случае – оказывается в специальном пруду, наполненном грязью. У нас, понятное дело, «пруд» будет заполнен снегом?
- Молодец, догадливый. Только пусть снега будет уже побольше. Например, метр двадцать…. Потом соревнующийся должен перелететь, держась за канат, с одной площадки на другую?
- Должен. А если слетит с каната, то упадёт в воду.
- В нашем же случае – в двухметровый снег! - развеселился Ёпрст. - Классная тема! Зарубежным лохам обязательно понравится. Как миленькие, сжимая в потных ладошках банковские чеки, выстроятся в очередь за лицензией…. Наливай, Петров, ещё по пять капель!
После очередного возлияния Лёха поинтересовался:
- Наши дальнейшие действия?
- У каждого – свои. В соответствии с должностными функциями и обязанностями, - надулся гордым мыльным пузырём заметно захмелевший Ёпрст. - Я займусь оформлением и получением Генеральной лицензии. А ты, дружок, отправишься обустраивать площадку «Снегов, снегов».
- Куда отправлюсь конкретно? Сибирь-то, она большая. Практически бескрайняя…
- На место падения Тунгусского метеорита.
- На фига?
- «Тунгусский метеорит» – это международный бренд. Нельзя в таких делах – без бренда. Не выгорит.
- Сволочь ты, Костян! - объявил Лёха. - Гад законченный и хам трамвайный.
- Почему это?
- Потому, что Тунгусский метеорит упал – в начале двадцатого века – где-то в дикой Якутии.
- Ну, и что из этого?
- То, что Якутия – это гадкие и скучные болота, над которыми – в тёплое время года – вьются неисчислимые тучи вечно-голодного гнуса.
- А я что говорю? - притворно удивился Ёпрст. - Мол, пойди – первым делом – в магазин «Охота и рыбалка» и купи дельный накомарник.
- Спасибо за заботу.
- Пожалуйста. Короче говоря, уже послезавтра ты должен быть в Якутске. Возьмёшь в аренду вертолёт, вылетишь на место, осмотришься. Потом доставишь на место необходимые стройматериалы, наймёшь шабашников…. Чего конкретно строить? Я тебя через недельку подробно проинформирую по мобильной связи. Деньги? Возьмёшь в кассе наличными. Миллионов десять-пятнадцать. Под отчёт, понятное дело…
Где-то громко и радостно прокричал петух.
- Будем расходиться, - решил Лёха. - Сейчас у Ангелов начнётся пересменок. Успеем вернуться в казармы.
- Ты так толком ничего и не рассказал, - возмутилась Ванда.
- Ничего, потом дорасскажу.
- Когда?
- Сегодня, после обеда. У Ангелов сломалась посудомоечная машина. Будут скликать добровольцев. Запишись. Лады?
- Лады. Спокойной ночи, Алекс.
- До встречи, Графиня…
Глава третья
Сны узников
Над «Чистилищем» повисла (царила, царствовала, властвовала?), чуткая предрассветная тишина. На востоке небо нежно алело. На западе застыли светло-серые, длинные и слегка светящиеся облака, из которых – время от времени – вниз срывались совершенно бесшумные, изумрудно-зелёные зарницы.
- Чудны дела твои, Господи, - выйдя на крылечко кельи, зачарованно пробормотал епископ Альберт, высокий и костистый старикан. - Первый раз вижу, чтобы облака светились. К добру это? К худу? Не гневись, Владыка Небесный, на недостойного и глупого слугу. Всё и вся – в руках твоих крепких…. Облака светятся? Знать, так надо. Умолкаю…
Альберт развернулся и, слегка припадая на правую ногу, вернулся в келью – наступило время первой утренней молитвы.
Епископ удалился, а над «Чистилищем» продолжали – невидимым нимбом – плыть сны его обитателей. Сны цветные и чёрно-белые, отрывочные и полноценные, правдивые и обманные, героические и эротической направленности. Сны – великое и необъяснимое чудо. Лично я верю снам – как не верю самому себе…
Хану снилась весенняя степь – холмистая, нескончаемая, вольная, загадочная.
Хан, который в своём Мире являлся настоящим и полноценным ханом средней руки, неторопливо скакал – в окружении верных и многократно-проверенных воинов – по нежной весенней траве. Иногда под чёрными копытами гнедых и каурых коней тихонько поскрипывали мелкие камушки. Высоко в бездонном голубом небе висели почти неподвижные крохотные точки – могучие степные беркуты, высматривающие добычу.
С северо-запада долетел едва слышный тревожный гул.
- Что это такое? - насторожился Хан.
- Ерунда, - лениво и беззаботно зевнул сотник О-чой. - Наверное, стадо джейранов. Услышали цокот конских копыт и, наученные горьким опытом, решили откочевать за Белые холмы. Обычное дело.
- Думаешь?
- Уверен.
- Может, это лошадники?
- Не думаю. Откуда им здесь взяться? После разгрома в последней битве лошадники стали очень осторожными. Без веских причин они даже близко не подходят к Быстрой реке. А от этого места – до ближайшего речного брода – почти неделя пути. Согласен со мной?
- Согласен.
Путники замолчали. Далёкий гул стих.
«В степи не принято много говорить», - подумал Хан. - «Здешняя тишина, она очень красивая. Хочется её слушать и слушать, не отвлекаясь на всякую ерунду…».
Тем не менее, минут через десять он спросил:
- А как получилось, что все всадники разделились на «лошадников» и «конников»?
- Давно это было, - после короткой паузы откликнулся О-чой. - Много сотен Больших солнц тому назад…. Монголы – после череды длинных и кровавых войн – одержали окончательную победу над другими народами. Великую Победу. Бледнолицые, черномазые, краснокожие, прочие – все они покорно склонили головы перед волей Великого Хана. Полная победа…. Казалось бы, надо радоваться, беззаботно предаваясь хмельным возлияниям. Но тогдашний Великий Хан задумался, мол: - «А что же дальше? Больших войн больше не будет. Так, сплошные мелочи. То есть, лишь подавления всяких и разных бунтов. Хорошо это? Плохо? Скорее всего, смертельно опасно. Монголы – со временем – разленятся, зажиреют и утратят свои боевые навыки. И тогда другие народы, предварительно сговорясь и дождавшись подходящего момента, дружно ударят нам в спину. Начнётся безжалостная бойня. Будут разрушены все вековые устои…». Осознав эту опасность, мудрый Великий Хан разделил всех монголов на «конников» и «лошадников», которым было строго предписано – на вечные времена – воевать между собой, не ведая пощады и милосердия…. Чем «лошадники» отличаются от «конников»? Одни передвигаются верхом только на лошадях, другие – сугубо на жеребцах. Чем ещё? Больше ничем…. Как бы там ни было, но решение Великого Хана оказалось верным. Монголы до сих пор правят всеми землями этой планеты…
Вскоре отряд, состоящий из трёх сотен всадников, подъехал к первому из череды Белых холмов, на светло-сером склоне которого чернела прямоугольная дыра.
- Что это такое? - спросил Хан.
- Запретное место, - вяло передёрнул широкими плечами О-чой.
- Кто и когда запретил?
- Конечно, кто-то из Великих Ханов. Когда? В незапамятные времена. Ещё до Великой Победы.
- А почему туда нельзя ходить?
- Какая разница? Нельзя, и всё тут.
Подумав, Хан торжественно объявил:
- Я залезу в этот чёрный провал!
- Нельзя же…
- Я слышу – в голове – зов. Мол, надо залезть.
- Зов – великое дело, - согласился О-чой. - Это, наверное, всесильные Боги тебе советуют. Тогда лезь смело, без сомнений…. Один пойдёшь?
- Один.
- Иди.
Хан ловко соскочил с коня и, не оборачиваясь, начал подниматься по склону холма. Обернуться-то очень хотелось, рукой помахать, заглянуть в глаза верным соратникам, но…
В голове навязчиво пульсировало: - «Иди вперёд, отважный хан. Иди и не оборачивайся. Обернёшься – засомневаешься. Засомневаешься – раздумаешь. Раздумаешь – не залезешь в чёрную дыру. Не залезешь в чёрную дыру – всю оставшуюся жизнь будешь жалеть, мучаясь от неудовлетворённого любопытства…. Шагай, отважный хан! Шагай! Смелее!».
Чёрный прямоугольный провал оказался входом в пещеру.
- Солидно, - пробормотал Хан. - Запросто два всадника – бок о бок – могут проехать. А, вот, факела с собой я не захватил. Что теперь делать? Видимо, придётся возвращаться назад...
Он – на всякий случай – заглянул внутрь. Заглянул и, облегчённо вздохнув, радостно улыбнулся – в пещере оказалось гораздо светлее, чем можно было ожидать.
«Это из-за жёлто-зелёных каменных прожилков, покрывающих пещерные стены», - решил Хан. - «Они, извилистые, слегка и светятся. Не густо, конечно, но идти вперёд можно…».
Касаясь ладонью правой руки шершавой стены, он медленно и осторожно зашагал по подземному коридору.
«Какой ровный, идеально-гладкий пол», - мысленно удивился Хан. - «Словно озёрная гладь в безветренную погоду. Как такое может?».
Вскоре с потолочного свода начали свешиваться уродливые тёмные наросты, которые приходилось – чтобы не набить шишку на лбу – старательно обходить.
Неожиданно послышались странные заполошные хлопки, и над головой путника пронеслись – прохладным вихрем – непонятные чёрные существа. Сердце отчаянно рвануло вниз, к пяткам.
- Ничего страшного, - вжимаясь спиной в каменную стену, заверил сам себя Хан. - Обыкновенные летучие мыши. Мне про них – в детстве – бабушка рассказывала…
Подземный коридор вывел его в просторный зал. Послышался громкий треск, и впереди вспыхнуло яркое пламя.
- Обыкновенный факел? - предположил Хан. - Только очень яркий?
Предположил, и потерял сознание.
Он летел по бесконечному чёрному коридору, в конце которого угадывалось крохотное светлое пятнышко. Перед глазами – навязчивой чередой – мелькали красно-жёлтые круги, фиолетово-сиреневые спирали и лимонно-зелёные молнии…
Сознание медленно вернулось. Запахи, звуки, мысли.
- Здесь второй, - монотонно забубнил хриплый голос. - У меня переселенец. Похоже, из степных дикарей. Повторяю, у меня – переселенец…
Хан открыл глаза и огляделся вокруг. Он, прислонясь спиной к толстому пню, сидел на тёплой земле. Над головой тревожно шумели ветви могучих деревьев. А метрах в десяти, на узенькой просеке, стоял незнакомый тип в серой облегающей одежде. Тип, недоверчиво поглядывая на Хана, бормотал в крохотную чёрную коробочку:
- Переселенец пришёл в себя. Присылайте вертолёт. Я нахожусь в квадрате «Бэ два, дробь двенадцать»…. Вас понял. Жду…
Перед «внутренним взором» Жабы мелькали только отрывочные картинки – несгораемые громоздкие сейфы, высокие штабеля золотых слитков, пачки денежных купюр, «соединённые» в кубические тюки и тючки всевозможных размеров.
«Это, скорее всего, банковское хранилище», - подумала Жаба. - «Причём, не просто банковское хранилище, а подземное хранилище моего личного банка…. Как он назывался? Кажется, «Золото амазонок». Причём здесь – амазонки? А не при чём. Блажь такая мне однажды пришла в голову. Что в этом такого? Имею полное право! Банк-то мой, приватный…. А как же был хорош тот Мир, в котором я жила. Как хорош и справедлив! Слов не подобрать. Не чета этому, «церковному» Миру…. В моём Мире всё принадлежало банкирам. Всё-всё-всё…. Конечно, были и всякие страны-государства. Только это ничего не меняло. Ровным счётом – ничего. Президенты всех стран выбирались сугубо по согласованию с банковской средой. То есть, из опытных и заслуженных банкиров. А Миром – полноценно и всеобъемлюще – правил Высший Банковский Совет. И всё было хорошо, недовольных не было. Как, впрочем, голодающих и нищих. Все были безмерно счастливы…. Впрочем, существовали и некоторые ограничения. Например, численность населения планеты жёстко контролировалась. Во-первых, на рождение каждого ребёнка надо было получать специальное разрешение. Во-вторых, все дефектные и неполноценные особи подвергались физическому уничтожению…. Но в этом, клянусь, нет ничего низкого и бесчеловечного. Обыкновенный прагматизм, направленный на всеобщее благо. Нельзя – с белоснежными перчатками на ладонях – построить гармоничное общество. Как говорится, ничего личного, обыденная производственная необходимость…. Как я попала в Мир «церковников»? По глупости, естественно, утратив элементарную осторожность. Решила, устав от дел праведных, то бишь, финансовых, немного отдохнуть. Зафрахтовала космический корабль, полетели. На Луне я пересела в одноместный экскурсионный « челнок». Мол, покружу над лунными светло-жёлтыми пейзажами, поглазею на тамошнюю экзотику. Глядишь, Душа-то и оттает. Ну, хотя бы чуть-чуть…. Пролетаю мимо широкого лунного кратера, а в голове зазвучало, мол: - «Миссис Браун, а не желаете ли – полюбоваться на кое-что по-настоящему интересное? Не пожалеете, честное слово. Честное банкирское слово…». Я, дурочка, и купилась. Повернула джойстик управления в сторону, «челнок» и влетел прямо в жерло кратера…. На этом, собственно, и всё. Лишь бесконечный чёрный туннель, в конце которого угадывалось крохотное светлое пятнышко. Перед глазами – навязчивой чередой – замелькали красно-жёлтые круги, фиолетово-сиреневые спирали и лимонно-зелёные молнии…. Ну, будет сегодня сниться что-нибудь нестандартное? Похоже, что нет. Всё те же беспорядочные картинки – несгораемые громоздкие сейфы, высокие штабеля золотых слитков, пачки денежных купюр, «соединённые» в кубические тюки и тючки всевозможных размеров…. Может, стоит проснуться? Сходить в туалет, попить водички…
Варвар блаженно улыбался, так ему нравился сегодняшний сон.
Овальный кабинет Белого дома. Да-да, того самого, расположенного в Вашингтоне, округ Колумбия, по адресу: Пенсильвания-авеню, 1600. В удобном кожаном кресле – за шикарным письменным столом с высокохудожественной палисандровой столешницей – восседает он, Варвар. Вернее, Сэм Джонс, Президент Соединённых Штатов Америки…
Сэму хорошо и вольготно. Чуть слышно гудит мощный кондиционер. Слегка озонированный воздух свеж и прохладен. Отхлебнув из высокого бокала свежевыжатого апельсинового сока, он довольно вздыхает и забрасывает длинные ноги – в модных остроносых ботинках крокодиловой кожи – на стол.
Да-да, прямо на шикарную палисандровую столешницу! А как вы хотели? Всё-таки, Президент США. То бишь, имеет полное право – чихать на всякие глупые условности и моральные нормы. Естественно, если поблизости нет коварных репортёров и журналистов. Вот, кого надо безжалостно линчевать, не обращая никакого внимания на возраст, пол и цвет кожи.
- Ничего, - шепчет Сэм. - Дайте только срок. И с этими скользкими гнидами разберёмся по полной программе. Но только потом. Через годик-другой…
Раздаётся тихий вежливый стук.
- Войдите, - торопливо снимая ноги со стола, разрешает Сэм.
Дверь приоткрывается, и в кабинет входит Саманта Сойер – руководительница президентской Канцелярии.
«Милая мулатка тридцати пяти лет», - думает Сэм. - «Стройная, ногастая. Полная грудь, того и гляди, порвёт ткань тоненького джемпера. Надо будет обязательно затащить её в койку. Только немного погодя, когда всё – в первом приближении – утрясётся…. Если откажет? Уволить к чёртой матери! С волчьим билетов в кармане! Только потом, чуть погодя…».
Вслух же он говорит совсем другое:
- Заходите, Саманта, заходите! Всегда рад видеть такую красивую женщину. Что у вас?
- Текст Указа, - смущённо отводя в сторону глаза, отвечает мулатка. - Того, который планируется к подписанию в следующий понедельник.
- Отлично. Давайте.
Сэм мельком просматривает текст: - «Борясь за чистоту общественных нравов и устоев, ля-ля-ля…. Все жители США, в жилах которых течёт менее двадцати пяти процентов «чёрной» крови, подлежат высылке из страны в течение двух месяцев со дня подписания данного Указа. Ля-ля-ля…».
- Всё хорошо, - минут через пять-шесть объявляет Сэм. - Будем подписывать.
- Можно вопрос, господин Президент?
- Задавайте.
- А что будет дальше? В глобальном смысле, я имею в виду….
- В глобальном? - притворно хмурясь, переспрашивает Сэм. - За этим Указом последует Указ следующий. Не более того.
- Извините, но каково будет его содержание?
- Содержание? Наша страна будет объявлена мусульманской, посторонние церкви, соборы и храмы – подлежащими разрушению, а все иноверцы и атеисты будут высланы – на вечные времена – за пределы США…. Я сказал США?
- Сказали, - тихим голосом подтверждает Саманта.
- Я оговорился. Название мы тоже изменим. Как вам, милочка, такой вариант: - «Чёрные Соединённые Мусульманские Штаты»?
- Отлично, господин Президент. Одобряю.
Сём устало и длинно зевает:
- Э-э-э-э-э-э…. Ещё одно дело, Саманта.
- Я слушаю, Господин Президент.
- Пусть через два часа подготовят к вылету мой самолёт. Хочу немного развеяться.
- Куда предстоит лететь?
- На запад…
Картинка сновидения меняется.
Сэм стоит на краю гигантской скалы, гордо нависающей над каньоном Большого Колорадо, красивейшей горной страны Северной Америки.
Таинственные голубые дали, бездонное синее небо над головой, пугающий чёрный провал под ногами, белый-белый искрящийся снег вокруг….
- Да, величественный пейзаж, - негромко произносит Сэм. - Завораживает до безумия.
Сзади раздаётся подозрительный шорох. Президент США оборачивается…
Нет, не так. Президент пытается обернуться, но не успевает – нога, поскользнувшись, едет в сторону. Секунда, и Сэм Джонс, раскинув руки в стороны, падает в бездну Большого Колорадо.
Бесконечный чёрный провал, в конце которого угадывается крохотное светлое пятнышко. Перед глазами – навязчивой чередой – мелькают красно-жёлтые круги, фиолетово-сиреневые спирали и лимонно-зелёные молнии.
- А-а-а! - не открывая глаз, громко и страшно – на всю казарму - заорал переселенец по прозвищу – «Варвар»…
Погрузившись в сон, Облом мысленно обрадовался: - «Совсем другое дело! Снова чувствую себя полноценным человеком…. И никакой я не – «Облом», а Прокл – Великий вождь вятичей. Ура!».
Впрочем, вятичи были «ненастоящими». Так, вот, получилось…. Полыхнула-таки Третья Мировая Война. Ядерная, атомная, нейтронная, бактериологическая – далее по списку. Население планеты уменьшилось в сотни раз. Да, что там, в сотни. В тысячи и десятки тысяч раз…. А те, кто выжил, были вынуждены резко и навсегда поменять привычный жизненный уклад. Вятичи? Почему бы и нет, если все блага цивилизации навсегда остались в Прошлом? Легенды для того и существуют, чтобы – в нужный момент – «оживать»…. Сотни две человеческих индивидуумов ушли – из разрушенного, отравленного и загаженного города – в уцелевшие дремучие леса. Ушли и стали вятичами. Охота, рыбалка, собирательство – всего и вся. Обустроились, отстроились, начали размножаться. Время шло. Сменилось несколько поколений…
«Лично мне такая жизнь нравится», - подумал Прокл. - «Полноценным человеком чувствуешь себя. В том плане, что самостоятельным и полностью независимым от всяких важных и мутных козлов…. Впрочем, никакой другой жизни я и не знал. Да и о развалинах городов только слышал. Мол, были когда-то на Земле – города, которые заселяли мутные и важные козлы…».
Они – по чуть заметной узенькой тропе – двинулись на запад, почти перпендикулярно по отношению к речному руслу. Кто такие – они?
Отряд охотников. Приближалась зима. Надо было прояснить ситуацию – в преддверии наступления полномасштабного охотничьего сезона – относительно лосиных и кабаньих троп. Зимой, когда выпадут глубокие снега, поисками заниматься несподручно. Зимой надо охотиться. Причём, точечно и успешно. Если, конечно, хочешь дожить до весны…
Неожиданно тропинка, свернув на юго-запад, зазмеилась вниз, и вскоре путники оказались в мрачном горном ущелье. Каменистые россыпи чередовались с болотистыми местами, где ноги по щиколотку тонули в мягком тёмно-зелёном мху. Часто приходилось перебираться через толстые стволы поваленных деревьев, перегораживающих тропу.
Когда красно-багровый тревожный закат уже догорал, Колун – самый молодой из охотников, задёргав крыльями длинного носа, объявил:
- Запах изменился!
- А чем пахнет-то?
- Э-э-э…, незнакомыми цветами и ужасной древностью…
- Мы уже почти пришли, - сообщил Прокл. - Видите, низенькие холмики, густо поросшие пожухлой травой? Это первые керсты ….
- Керсты? – испуганно охнул Колун.
- Ага. Это старинное кладбище. Осталось ещё с далёких довоенных времён.
Вскоре рядом с низенькими травянистыми холмиками появились и солидные каменные плиты, щедро испещрённые загадочными письменами и искусными рисунками.
- Колодец! – обрадовался Прокл.
- Он без воды, - через минуту известил Колун.
- Плохо. Тогда поищем другое место для ночлега.
Отойдя в сторону от древних могил, они нашли подходящую ровную площадку, рядом с которой из земли бил крохотный родничок.
- Ночуем здесь, - решил Прокл.
Вскоре запылал яркий весёлый костёр, над которым был подвешен мятый котелок. После нехитрой трапезы вятичи, определившись с графиком ночных дежурств, расстелили на земле походные войлочные кошмы и завалились спать.
Проклу выпало дежурить одним из последних, перед рассветом. Вокруг уже начало сереть. Заметно похолодало. С веток деревьев бойко закапала крупная роса.
Он сидел на берёзовом чурбаке в двух метрах от костра и, опираясь на массивное копьё, рассеянно наблюдал за медленно тухнущими ночными звёздами.
- Почему их не видно днём? - задумчиво бормотал Прокл. - Может, они – совсем, как люди – тоже ложатся спать? Закутываются в «звёздные» одеяла и, не ведая сомнений, дрыхнут? А, может…
Не закончив фразы, он потерянно замолчал, чувствуя, как по спине – ледяной стаей – резво побежали мелкие мурашки, а мышцы плеч и груди непроизвольно напряглись и закаменели.
«Кто-то пристально смотрит мне в спину!», - обомлел Прокл. - «Кто-то очень большой и страшный…».
Чувствуя, что всё тело сковано цепями животного ужаса, он с большим трудом – плавно и медленно – повернул голову в сторону кладбища и чуть не потерял сознание. На него, не мигая, пристально смотрели два жёлто-янтарных глаза-плошки, украшенные чёрными круглыми зрачками.
«Гигантская кошка», - вяло подумал Прокл. - «Чуть в стороне, жадно облизываясь, сидит вторая. Это они, смилодоны. То есть, потомки тигров, сбежавших из городского зоопарка. Вернее, потомки тигров-мутантов, подвергшихся когда-то облучению…».
Раздался оглушительный рёв, обещавший лютую смерть. Прокл, преодолев вязкую слабость, вскочил на ноги и, отбросив бесполезное копьё в сторону, побежал.
Он, что было мочи, бежал, а в голове размеренно шелестело: - «Бесполезно, братец. Всё равно догонят и разорвут на части. Впрочем…. Колодец! Он же узкий, смилодону в него не пролезть. Застрянет…. Наддай! Ещё!».
Сзади раздавался чей-то яростный хрип. Или это так разыгралось испуганное воображение? У страха, как известно, глаза велики.
Прокл – из последних сил – добежал до колодца и, не раздумывая, сиганул вниз….
Бесконечный чёрный туннель, в конце которого угадывалось крохотное светлое пятнышко. Перед глазами – навязчивой чередой – замелькали красно-жёлтые круги, фиолетово-сиреневые спирали и лимонно-зелёные молнии.
- Зато в живых остался, - не открывая глаз, расслабленно прошептал переселенец по прозвищу – «Облом».
- И хмурое утро – нам всем – навеет чудесные сны, - засыпая, прошептал Лёха.
А ему приснилась Ванда. Причём, в неглиже.
«Ничего себе!», - подумалось. - «Нимфа, одно слово! А какие ноги? О, Боги мои, пощадите! Молю. Неплохо бы её, графиню благородную, того самого. Да много-много раз, удержу не зная…».
Глава четвёртая
Будни узников
- Лёха, просыпайся. Просыпайся, друг. Ну, пожалуйста, - надоедливо забубнил в ухо чёй-то смутно-знакомый голос. - Уже сигнал был. Мол, подъём, побудка…. В карцер, морда белобрысая, захотел?
«Смутно-знакомый голос?», - задумался Лёха. - «Э-э-э, м-м-м, блин перепечённый…. Это же Хан, мать его степную! Морда узкоглазая. Узкоглазая, но честная…. Удивительно, как похож – физиономией – на Жигдэрдемидийна Гурраччагу. Кто такой – Жигдэрдемидийн Гурраччага? Глупый вопрос! Первый монгольский космонавт, ясная летняя зорька…. Как такое может быть?».
- Значит, дурака настроен валять? - загрустил Хан. – Карцер светит, понятное дело. Не хочется. Там больно делают. Ногти вырывают с корнем. Зубы выбивают. По ногам лупят – мешочками, туго набитыми речным песком – почём зря…. Оно мне надо?
- Не надо, - не открывая глаз и блаженно улыбаясь, подтвердил Лёха. - В чём тогда дело? Иди вместе со всеми – по нежной утренней росе – радуясь ласковому утреннему солнышку. Ну, и добрейшим Ангелам, понятное дело….
- Не пойду.
- Почему?
- По кочану, как ты любишь говорить. Хотя, я не знаю, что это такое – «по кочану».
- Так и иди.
- Не пойду.
- Почему?
- По кочану. Я твой друг.
«Придётся вставать», - понял Лёха. - «Иначе не отвяжется. Друг степной. Друг, одно слово….».
Будь он один, то и проблем никаких не было бы. Никаких…. Дежурные Ангелы? Хрень несерьёзная, глупая и смешная. Отмазался бы – как добрый вечер. Типа – дерьма пирога. Стишок бы зачёл какой. Здешние Ангелы, они падкие – на глупые и сентиментальные стишки.
Вот, к примеру:
Две судьбы в тот поздний вечер
Познакомились с разлукой.
И пеняли всё на ветер – так легко.
Две струны – так нежно ныли,
Перебарывая скуку,
И печаль летела в небо – высоко…
Две струны – как добрый вечер,
Что порой нам только снится.
И на небе – словно флаги – облака.
Две струны – так грустно ныли,
Как капризная девица,
Что вздыхает на пороге – иногда…
Две пустых пивных бутылки,
Вот, и всё – закончен вечер.
Ночь – хрома и одинока – вновь пришла.
И зима – вновь прибежала,
А любовь, расправив плечи,
Улетела, растворилась – навсегда…
Вроде бы – ерунда полная. Ерунда? Как сказать. Ангелы и про пиво-то ничего толком не знают, но – при этом – слушая, плачут…. Ерунда ерундовая, полная…
Короче говоря, будучи в единственном числе, он – сто двадцать пять процентов из ста – отговорился бы, мол: - «Извиняйте, добрейшие и милейшие Ангелы! Как же я вас, чистых и правильных, обожаю…. Не успел к общему построению. Виноват. Каюсь. Отработаю. Отмолю…. Хотите, я вам – за мягкое и справедливое отношение – стишок зачту? Тема, гнилой осиновый пенёк, ваша. Заказывайте, твари сердечные. Дружбаны вы мои червовые…
И заказали бы, и отработал бы. Дело-то, честно говоря, не хитрое. Твою беспутную и развратную мать.
Так нет же, Хан, откуда не возьмись, навязался. С ним, сердешным, ничего не получится. Почему – не получится? По октябрьскому капустному кочану, рачительно загруженному на склад псковской многопрофильной овощебазы. Больно, уж, морда узкоглазая, прямолинеен и своеволен. Да и с юмором совсем не дружит. Но – друг. Настоящий, проверенный, правильный, степной…
Прогнав – усилием воли – серую муть, Лёха, качнувшись всем телом, слетел с кровати.
- Как это у тебя получается? - в сто первый раз удивился Хан. - Раз, и половину казармы перепрыгнул. Не понимаю…
- Я тоже многое не понимаю, - старательно выполняя стандартные махи руками-ногами, откликнулся Лёха. - Особенно – про местных лошадей. Когда они тебя, морда, видят, то создаётся такое устойчивое впечатление, что готовы отдаться – в любой момент…
- Ну, не знаю…. Кому – отдаться?
- Тебе, морда узкоглазая.
- Ну…
- Баранки ярмарочные усердно и трепетно гну. Чтобы на ярмарке лучше продавались. Более того. Иногда, судя по твоим диким глазам, можно предположить…
- Что – предположить?
- То, что и ты не прочь.
- Не прочь – что? Чего?
- Не прочь – поиметь парочку молоденьких кобылок…. Ха-ха-ха! Не обижайся, пожалуйста. Я просто пошутил.
- А я и не обижаюсь. Поимел бы. Причём, особо и не раздумывая и с удовольствием. Старинная монгольская традиция, однако…
- Вашу мать, переселенцы! - в дверном проёме появилась светло-серая фигура дежурного Ангела. - До построения осталось полторы минуты. Поторопитесь!
- А чего это Ангел поминает – всуе – чью-то мать? - брезгливо передёрнув плечами, удивился Лёха. - Мудак, что ли? Мы же, блин витаминный, обязательно стукнем господину епископу. Причём, лично, старательно, и ничего не скрывая. Типа – ближайшая встреча назначена на послеобеденное время…
- Обязательно настучим, - решительно подтвердил Хан. - Как последние гнилостные суки…. Ты, брат, новенький?
- Новенький, - сознался Ангел, чьё лицо было спрятано за стандартным шлемом-маской.
- Ещё раз скажи. Пожалуйста.
- Ну, новенький….
- Откуда берут таких недотёп? - показушно удивился Лёха. - Надо рявкнуть в ответ, мол: - «Всем лечь на пол! Стреляю без предупреждения! Лечь, говнодавы дешёвые! Кому, так его и растак, сказано? А длинные языки, на раз, запихать в жирные задницы! Считаю до трёх! Дальше, мать вашу, не умею. Извините. Один, два…». А после этого – мочить, мочить и мочить! Каблуком уставного ботинка – по наглым и самодовольным рожам. Дабы показать, кто является в «Чистилище» полновластным хозяином…. Чего непонятного?
- Всё понятно, - торопливо подтвердил Ангел.
- Охренеть….
- Ты, Хан, совсем фишки не рубишь, - хмыкнул Лёха. - Учишь тебя, узкоглазого, учишь. Всё – без толку. Степной урод, короче говоря. Полный урод и законченный…
- Вы нарушаете шестой и седьмой пункт Уложения, - дрогнув голосом, заявил Ангел. - Я буду вынужден….
- Вынуждена.
- Что? - непонятливо переспросил Хан. - Как это – вынуждена?
- Так это. Перед нами – девица.
- Что такое? - возмутился Ангел, бестолково шаря ладошкой по кобуре с лазерным пистолетом. - Да я….
- Молчать! - распорядился Лёха. - Эта девица, брат степной, уже давно на тебя посматривает с вожделенным пиететом. С самого вчерашнего утра. Ангелом буду.
- С пиететом? Это как? - уточнил непонятливый Хан.
- Ну, хочет, чтобы ты, морда узкоглазая, стал её тайным любовником. То бишь, пылким и неутомимым тайным любовником. Правильно я говорю, мадам?
- Не правильно! - снимая с головы чёрный шлем, обиделся Ангел. - Я по-честному…
«Однако», - мысленно восхитился Лёха. - «Вполне симпатичная девица. Стройная, черноволосая, коротко-постриженная. Глаза чуть вытянутые, фиолетовые такие, доверчивые. Прямо как у горных лам, обитающих в таинственных и суровых Кордильерах. Не обязательно, что только в горах…. Есть такой роман. Такой, слов нет…. Нет, да и быть не может. Называется – «Город и псы». Автор – Марио Варгас Льоса, перуанец. Если, конечно, я правильно запомнил…. Какая вещь! Какая замечательная и бесподобная вещь! Кто не читал «Города и псов» – дурак тот. Дурак, сволочь, тварь, пэдораст, недоносок и последний подонок. Ладно, проехали…. О чём это я, то бишь?».
Выяснилось, что он – в данной нестандартной ситуации – является третьим лишним.
Хан о чём-то заинтересованно шептался с черноволосой «церковницей». Или же это она с ним – шепталась? Сложный вопрос. Практически неразрешимый….
- А когда целоваться начнём? - меланхолично поинтересовался Лёха. - Всё к этому, судя по всему, и идёт.
- Тебя забыли спросить, - откликнулся Хан. - Пшёл…
- Греби отсюда, пёс, - посоветовал (посоветовала?), Ангел. - Пока цел. Гнида подзаборная…
- Как скажете, друзья. Без вопросов.
Неторопливо пройдя между длинных рядов двухъярусных коек – до распахнутых входных дверей – он обернулся.
Обернулся, и мысленно восхитился: - «Действительно, целуются, морды! Да, ещё как, мать моя! Типа – с самым серьёзным продолжением…. И чего, интересно, «церковница» нашла в нашем Хане? Низенький, кривоногий. Шансов пройти на третий уровень – ноль. Никто ещё из диких степняков даже второго уровня никогда не проходил. Всех забирали, типа – в расход. Хотя…. Что – хотя? Не наше дело. Двигаем. В том плане, что бодро и весело шевелим недозрелыми помидорами…. Недозрелыми? А то! Зрелых, вообще, в природе не существует. А перезрелые, они сугубо в гробу. Типа – с белыми пафосными наконечниками…
На выходе из казармы его попытались остановить. В том плане, что какая-то падла, облачённая в светло-серый комбинезон, небрежно прохрюкала:
- Стоять! Кто такой?
- Из жопы твоей кривоногой жёнушки – перезрелый – гной, - презрительно откликнулся Лёха.
- Что?
- Через плечо! Для кого, боец, Уставы писаны? Для тупых чертей из придуманного Ада? Молчать, тварь охреневшая! Как должно спрашивать у неизвестного? Мол, пароль-ответ? Где – при этом – должен находиться пистолет? Почему вторая рука не сжимает рацию? Отвечать, когда спрашивают!
- Да я…
- Головка от межзвёздной ракеты «Заря»…. Кто таков? Изволь, разгильдяй, представиться по всей форме! Ну?
- Богомил Радов, сержант второй роты батальона имени «Святого Августина»! - ожидаемо вытянулся в струнку Ангел.
- Богомил, понимаешь, - начальственно поморщился Лёха. - Смех не смешной…. Вольно, боец. На первый раз прощаю. Так и быть. Свободен…. Стоять! Изволь, боец, сообщить епископу Альберту, что с ним хотят поговорить.
- Кто – хочет поговорить?
- Я.
- Э-э-э…
- Старший по второму мужскому бараку переселенцев. Въехал, родимый?
- Так точно. Доложу.
- Молодец. Свободен…. Впрочем, можешь не утруждаться.
- Почему?
- Епископ сам всё скоро узнает, - Лёха – поочерёдно – ткнул пальцем в ближайшие три камеры видеонаблюдения. - Доложат, твари…
На плацу проходила стандартная утренняя зарядка. Переселенцы были построены в компактные группы – так, чтобы обитатели разных бараков не могли общаться между собой.
- Бодрей, веселей! - звонко – через мегафон – командовал Ангел, отвечавший за физическую подготовку переселенцев. - Машем ногами, машем. Активнее! Выше! Нашему Создателю нужны только здоровые и бодрые слуги. Способные рьяно трудиться и создавать реальные материальные ценности…. А что ждёт слабосильных хиляков? Куда их всех отправят? Отвечать!
- В расход! - дружным хором, не прекращая махи ногами, ответили переселенцы.
- Молодцы! Переходим к отжиманиям! Не сачковать, переселенцы! Грудью касаемся земли! Грудью, а не выпуклым животом…. Переселенец Капуста!
- Я!
- В карцер захотел?
- Никак нет!
- Упал, отжался. Ещё, ещё, ещё…. Теперь приседания…. Молодцы! Снова машем ногами! Выше! Активнее!
Лёха, дождавшись подходящего момента, посмотрел направо, где занимались спортивной подготовкой обитательницы женских казарм «Чистилища».
«Какая же Жаба неуклюжая! Описаться можно от смеха», - доложил насмешливый внутренний голос. - «А, вот, и наша симпатичная Графиня. Эстетичная, надо признать, картинка. В том смысле, что здорово у неё получается – ногами махать. Стройными и длинными, блин, ногами. Неплохо было бы её – того самого. Да, много-много раз подряд, удержу не зная…. Кстати, братец, меня тут терзают смутные сомнения – относительно аристократичности происхождения данной ногастой особы. Почему, спрашивается, терзают? Не знаю, честно говоря. Смутные и навязчивые ощущения, не более того…. Папа – бургундский граф? Мама – итальянская маркиза? Бабушка – польская потомственная дворянка? Ну-ну. Откровенным перебором попахивает…. А как это можно проверить? Получается, что никак…».
На завтрак переселенцам были предложены говяжьи сосиски с варёными бобами.
- Всего две сосиски на брата? - обиделся прожорливый Капуста. - Позавчера было по три. Жадные сволочи.…А почему кофе такой жидкий и совсем несладкий?
- Молчать, быдло переселенческое! - велел проходящий мимо дежурный Ангел. - Ещё одно замечание в адрес Администрации, и отправишься в карцер. Недели на полторы.
- Виноват, исправлюсь, - истово заверил Капуста, а когда Ангел удалился, продолжил ворчать: - А бобы, так его и растак? Почему они такие мелкие и жёсткие? А?
- Ну, по бобам ты у нас дока, - вяло кусая толстую сосиску, хмыкнул Лёха. - Фермер, одно слово.
- Конечно, фермер. В моём Мире все были фермерами.
- Серьёзно? Не врёшь?
- Ангелом буду, - побожился Капуста. - Закон такой был принят. Мол, каждая семья обязана сама себя обеспечивать овощами.
- А как данный момент контролировался?
- Элементарно. В магазинах и на рынках овощи не продавались. Ну, и соседи, понятное дело, старательно стучали друг на друга.
- Хитры вы, фермеры.
- А то! - загордился Капуста и, озабоченно кивая на Хана уточнил. - А что это с дикарём? Сидит, как в воду опущенный. Не кушает…
- Как стукнутый из-за угла пыльным мешком, - уточнил Лёха. - Сексуальным мешком, ясная кладбищенская ночка…. Эй, морда узкоглазая, очнись!
- А? Что? - дурашливо завертел лохматой головой Хан. - К епископу вызывают? Ему уже всё известно? Лана позабыла отключить в казарме камеры?
- Трижды сплюнь через левое плечо, - добросердечно посоветовал Лёха. - И по дереву не забудь постучать. Хотя бы, вот, по столу.
- Тьфу, тьфу, тьфу! Стук, стук, стук!
- Молодец, морда.
- Узкоглазая морда.
- Вдвойне – молодец. Хвалю…. Значит, говоришь, Лана?
- Ага.
- Хорошее имя. Глаза – как у горной ламы. Зовут её, милочку, Лана…. Повезло тебе, степной дикарь.
- Повезло – у кого петух снесло, - отводя глаза в сторону, сообщил Хан, после чего добавил: - Извини, брат.
- За что – извини?
- Не пойду я с тобой.
- Лана не велит?
- Не велит. Да теперь я и сам, честно говоря, не хочу.
- После разнузданного и продолжительного сексуального акта? - обидчиво прищурился Лёха.
- Не знаю, про что ты говоришь. Но не пойду. Прости.
- Бог простит. Если, конечно, захочет…. Ещё одна деталь. У тебя, морда узкоглазая, на шее теплится свежий засос.
- На жёлтой, морщинистой и поганой шее…
- Правильно всё понимаешь. Обвяжи чем-нибудь. Мол, простыл. В горле, мол, першит.
- Спасибо, брат. Обвяжу…. Но с тобой не пойду. Здесь останусь. С Ланой. Извини.
- О чём это вы говорите? – заволновался невыдержанный Капуста. - О побеге?
- Пшёл в жопу, фермер хренов, - посоветовал Лёха. - За языком смотри, уродина жирная. Хотя бы иногда.
По залу столовой пробежал тревожный шепоток:
- Старший Ангел идёт. Старший Ангел…
- Не понял, - заторможено пробормотал Хан. - Я же и по дереву стучал. И через левое плечо – плевал…. Как же так, ребята? Слабо стучал? Не от души плевал?
- Не переживай, брат, раньше времени, - вздохнул Лёха. - Это, скорее всего, не по твою степную душу.
- А по чью?
- Скоро узнаем…
К их столу – уверенной несуетливой походкой, крепко сжимая в ладони правой руки чёрную лазерную «пушку» – приближался высокий мужчина в светло-сером комбинезоне. На левом плече комбинезона красовались две красно-кровавые лычки.
- Переселенец, именующий себя – «Лёха»? - надменным голосом, демонстративно глядя в сторону, поинтересовался старший Ангел.
- Ага, я.
- Встать, когда с тобой разговаривает старший Ангел!
- Ну, встал.
- Без «ну».
- Встал.
- На выход, с вещами.
- Ничего не получится, - смущённо шмыгнул носом Лёха. - Извините покорно, ваше благородие.
- Что?
- Болт – через плечо. В том смысле, что вещей не имею. Извините.
- Шкура, - уважительно процедил старший Ангел.
- А то! - вмешался в разговор легкомысленный Капуста. - Он у нас такой. Отважный и смелый…
- Молчать!
- Слушаюсь.
- За мной, переселенец Лёха, - недовольно вздохнув, приказал старший Ангел. - И попрошу – без глупостей.
- Есть, без глупостей!