Обычный летний московский день. Выхожу из дома и неторопливо иду через Арбат в гастроном на Смоленской площади, известный по знаменитому роману М.Булгакова. Улица Арбат, воспетая писателями и поэтами, как всегда, многолюдна. Двойной людской поток медленно движется в противоположных направлениях, иногда задерживаясь около уличных музыкантов, картин, выставленных вдоль стен домов, многочисленных продавцов и скупщиков икон, антиквариата, ювелирных изделий и т.д.
Один стенд привлёк моё внимание. Среди крестов, царских медалей поблескивал на солнце нагрудный знак "Капитан дальнего плавания". "Интересуетесь морской тематикой?" - энергичный продавец примерно двадцати пяти лет явно принял меня за коллекционера. "Советую, не откладывая, купить, бывает крайне редко. Имейте в виду, этот якорь вручается исключительно капитанам самых крупных пассажирских лайнеров и транспортных судов".
Вступать в полемику с этим "эрудитом" желания не было, а он, поняв, что сделка не состоится, сразу потерял ко мне интерес. Какие же обстоятельства вынудили моего неизвестного коллегу или, скорей всего, вдову продать память о нелёгкой морской работе мужа и отца ? Впрочем, в наши трудные дни, особенно для пенсионеров, уважительных причин для этого более чем достаточно.
Примерно так рассуждал я, вернувшись домой. Молодой человек невольно вернул меня к почти забытому периоду работы в плавсоставе Тралового флота, когда после возвращения из южной Атлантики был получен последний рабочий диплом судоводителя - "Капитана дальнего плавания".
Именно после его вручения более тридцати лет назад я знакомился и с "лайнером", о котором так красочно рассказывал продавец раритетов и на который был назначен в свой первый самостоятельный рейс капитаном. Он был, увы, отнюдь не пассажирским, совсем не белоснежным, а имел чёрные, местами ржавые, низкие надводные борта, закопчёную рулевую рубку, кое-где покрытую ледяным панцирем, и именовался рыболовным траулером бортового траления с паровой машиной и котлом на жидком топливе.
Радость капитана, сдающего мне судно перед долгожданным отпуском, избавляясь от суровой необходимости снова идти в зимний, изматывающий рейс при безнадёжно слабой промысловой обстановке, буквально переполняла его. С великим трудом мы миновали все этапы оформления отхода, пограничники убыли с борта. Кажется, всё самое тяжёлое позади. Поехали ! Да простят меня космонавты за подобную аналогию.
Снялись с якоря, зажгли ходовые огни, малый ход, непривычно тихо работает паровая машина. Для выхода на свою сторону залива даю команду рулевому: "Положить половина борта влево!". Проходит положенное время, судно не реагирует. "Лево на борт!". Наконец нос нехотя стал уваливаться в сторону перекладки руля. По столь большой циркуляции и запоздалой реакции на перекладку руля создалось впечатление, что я управляю не рыболовным траулером, а авианосцем.
Пришлось в дальнейшем приспосабливаться при швартовке к базам и причалам, расчёт производить по возможности с самых дальних дистанций, как на крупнотоннажных судах. Кольский залив прошли благополучно, стало ощутимо покачивать, усилился попутный южный ветер. На экране локатора вижу цель, быстро приближается с кормы. Вскоре обозначились огни и силуэт - это военный корабль типа БТЩ продолжает сближение.
Даю малый ход, корабль также сбавляет ход, подходит к левому борту, дистанция между бортами 15 - 20 метров, идём паралельно. С мостика БТЩ через электромегафон передаётся указание капитану изменить курс, причина не указывается. Предполагаю, что где-то рядом подводная лодка. Репетую приказание, готовлюсь к изменению курса. Командир корабля, убедившись, что его команда принята, прибавляет ход, проходит по левому борту, далее происходит необъяснимое.
Обогнав траулер примерно на полтора - два корпуса, корабль неожиданно резко поворачивает вправо пытаясь проскочить у нас по носу, и тут же очутился вблизи форштевня, грозно нацеленного в его правый борт под прямым углом. Вероятно, командир ошибочно решил, что мы хода не имеем. Создалась аварийная ситуация. Немедленно даю "полный назад", сопровождаю тремя гудками.
Инерция гасится медленно, даёт знать о себе попутный ветер. Сближаемся. Стою, вцепившись в ручки телеграфа, в ожидании удара. Только мои дорогие коллеги всех поколений знают, как такие минуты сокращают жизнь и прибавляют седин. Происходит чудо: вместо ожидаемого удара получили лишь касание форштевнем борта корабля. Механики сумели осадить наш паровичёк.
Оба легли в дрейф, осмотрели штевень - повреждений нет. Корабль занимается тем же, место касания освещено прожектором, в любом случае вмятина в его наружной обшивке должна быть. Пытаюсь вызвать его на связь - не отвечает, через 20 минут даёт ход и быстро удаляется. Не слишком ли стремительны и эмоциональны события для начала ?!
Радист принял промысловую сводку: ничего утешительного, обстановка в Баренцевом море везде слабая. Выбрал район с хорошими грунтами, где можно хоть что-то брать режимом траления, связался с капитаном одного из судов, работающих там. Полный ход, можно немного перевести дух и расслабиться. При подходе к району промысла собрал штурманский состав, чтобы поговорить о предстоящей работе.
Из старого состава шёл только второй штурман. Третий штурман начинал первый рейс после училища. Но самый неприятный сюрприз преподнёс старший помощник. Он был, как сейчас стало часто звучать на радио и телевидении, "лицом кавказкой национальности" и появился на борту перед отходом, сверкая золотом нашивок и зубных коронок.
Производил впечатление энергичного, делового специалиста, ранее трудился где-то на Каспии. Посланец юга скромно умолчал, что на промысловых судах никогда не работал и не видит принципиальной разницы между строительными и траловыми досками. Это выяснилось, к сожалению, только перед постановкой первого трала.
Подвели неутешительный итог: самостоятельно работать с тралом, кроме меня, может только второй штурман. Мой опыт работы на бортовых РТ также невелик - два рейса на угольщике семь лет назад младшим штурманом. Ну что же, на передовиков производства, возможно, не тянем, но работать можно.
Приступили к промыслу, пришлось делить вахту третьего помощника и старпома, отдыхать, не раздеваясь, урывками на диванчике во время вахты второго помощника. Вскоре обнаружилось, что наше судно имеет очень неважную всхожесть на волну и во время свежей, но рабочей погоды не взбирается на гребень, а буравит волну форштевнем.
Масса воды влетала через полубак на рабочую палубу, сметая всё на своём пути, подолгу задерживаясь, а низкий надводный борт, обледенение со стремительной качкой создавали реальную угрозу жизни для матросов палубной команды и держали всех нас в постоянном нервном напряжении.
Однажды во время подъёма трала внезапно закатившаяся волна подхватила замешкавшегося матроса и бросила в район траловой лебёдки. Парня крепко ударило, и когда он стал подниматься, я с ужасом увидел , как на его лбу медленно расплывается большое серобурое пятно.
В полной уверенности, что матрос получил тяжелейшую травму головы, что вещество головного мозга уже выступило наружу и в горячке моряк более не контролирует свои действия, даю команду крепко держать пострадавшего за руки, ноги и перенести в салон. Команду матросы выполнили, но убедились, что пострадавший здоров и даже весел.
Позже выяснили: всех ввела в заблуждение чайка. Парень после удара только успел встать на ноги, как пролетавшая проказница именно в этот момент обильно пометила его лоб. После недельного промысла вынуждены сняться и следовать к плавбазе для сдачи больного. Заболел котельный машинист, находимся на постоянной связи с врачом.
База находится в районе острова Медвежий, на якоре, прикрыта от ветра, но накатывает довольно крупная зыбь. При подходе обговорили место швартовки, подготовили больного, создали крен на противоположный борт, чтобы не повредить шлюпки. Здесь всё впервые, изрядно волнуюсь, захожу издалека. Кажется, всё учтено, кроме, увы, скорости.
Начинаю гасить инерцию и, как говорится, с песнями проскакиваю место швартовки, при этом едва не попадаю под носовой подзор базы. Второй заход получился удачней. После швартовки больного отправили к врачам, добрали в танки воды, затем отошли и последовали к месту промысла. Постепенно освоился с промысловой работой третий штурман, напряжение на мостике несколько ослабело.
Даже старпом научился отдавать со стопора, производить подъём трала, держать заданные глубины, по причине чего стал проявлять уже некоторую небрежность и самоуверенность. Наказание последовало незамедлительно. В группе промысловых судов для лучшей ориентации часто ставился на якорь плавучий маяк.Представлял он собой обычный средний рыболовный траулер, якорь вытравливался и поднимался на ваере.
После спуска трала и взятия на стопор я отправился на промысловый совет, предварительно подробно проинструктировав старпома. Совет несколько затянулся и, выйдя из радиорубки на ботдек, сразу обратил внимание на снижение скорости траления. Повернув голову в сторону кормы, увидел на расстоянии двух - трёх кабельтовых плавмаяк, который мы надёжно буксируем, зацепив тралом за его якорь.
С маяка несутся звуковые, световые сигналы, стреляют из ракетницы. В ярости влетаю в рулевую рубку и вижу как наш руководитель судовой службы, весело размахивая золотыми зубами, продолжает рассказывать боцману о своих амурных похождениях. Результат оказался более чем плачевным: мы потеряли полностью вооружённый трал и очень много дорогого промыслового времени, старпом - уважение всего экипажа.
После относительно рабочей погоды разыгрался жестокий шторм с низкой температурой. Двое суток держали носом на ветер, периодически окалываясь. Все устали от длительной, изматывающей качки, авралов, недосыпания. Суточный план по вылову выдаётся капитанам независимо от состояния моря, стремительно растёт задолженность. При первых признаках ослабевания ветра некоторые РТ начинают работать, но риск, особенно при спуске-подъёме трала ещё довольно велик, нам явно не по зубам.
Лучше привезти меньший груз , но всех моряков целыми и невредимыми. В дальнейшем этим правилом руководствовался всегда. На западе наметилось оживление промысловой обстановки, и наша группа почти полностью сменила район. Мы в связи со скорым окончанием рейса остались на старых позициях и не прогадали.
Через сутки возросли подъёмы крупной, видимо, проходной трески, что существенно поправило наше положение по вылову. Наконец последний подъём, всё на борт, полный ход, следуем домой ! Впервые разделся и лёг в постель, надо немного отдохнуть и подготовиться. Впереди более суровое испытание - стоянка в порту.