Зри…
- Ферапонтушка, родимый, выглянь-ка наружу. Чай, сыр-от давно завезли уж… небось, - кто-то шепотнул ему на ухо.
Так и есть. Маменька.
Кто бы сомневался!
- Да вы сговорились сегодня, что ли! Ферапонт то, Ферапонт сё… Какой, на фиг, сыр, когда по всему периметру ловушки понаставлены!
- А ты через не хочу. А то, что ж нам теперь… без сыру… пропадать, что ли?
Мать часто-часто заморгала круглыми, как бусинки, глазками и выдала-таки из себя фальшивый до неприличия взрыд.
- А от вас, маменька, я такого вообще не ожидал, - пискнул Ферапонт… и забился в самый дальний угол подвала. Туда, где потемнее.
Чтобы не видеть никого.
Честное слово, достали уже!
- Что делать, сынок, - все так же вкрадчиво подступилась к нему мать. – Сырка-то, чай, страсть как хочется.
- А родным сыном рисковать тоже хочется?!
- Ох, одним сыном больше, одним меньше. Вон сколько вас. Кто считал? Да ты не переживай, никто и не спохватится… пропажи-то.
- Так вы смерти моей хотите?! – осенило вдруг бедолагу.
- Ага, - хором признались родственники.
- И все из-за какого-то дурацкого сыра?
- Ну, не такой уж он и дурацкий, - дружно загалдел хор. – Ты, Ферапоша, пойми нас правильно. Ты ведь хороший парень, и мы… не со зла все это… Просто сыру очень хочется.
- Э-эх! Пропади оно все пропадом! – взвыл Ферапонт и, истошно стеная, бросился к мышеловке.
- Щелк, - громко объявила мышеловка.
- Ура! Сыр завезли! – гулким эхом прокатилась по подвалу благая весть.
Но Ферапонт Голубчиков ее уже не слышал, он в это время был на приеме у мышиного бога.
- Самоотверженный ты парень, Ферапонтушка, - сказал бог. – Да-а, пожертвовать собой ради близких… Не всякому мышу этакое под силу. Выбирай, кем хочешь быть в следующей жизни: королем, министром, оперной дивой?..
- Котом, - улыбнулся Ферапоша.
И как-то так… по-особенному подмигнул богу. Так, что у того от самого кончика хвоста, а потом все выше, и выше, и выше… пробежался неприятный холодок.
…в…
Нет, ну это надо быть такими упертыми!
Хотя я лично все прекрасно понимаю. И близорукость, и IQ – в тот же минус. Но должны же быть хоть какие-то ограничения!
Вы куда вечно наперед паровоза, сломя голову… это самое?
Назвать котенка Светой! Это же вообще ни в какие ворота!..
Вам нейтральных имен мало, что ли? Сашка, Пашка, Женька, на худой конец.
А малыш целый год живет под чужой личиной. Приспосабливается, принимает эти ваши идиотские комплименты и ухаживания. И вдруг бац – разглядели! Мальчик! Нате вам… получите… И ведь опять, как с гуся вода, выкрутились. Еще хлеще отчебучили – Светофор!
А его-то самого, этого Светофора, хоть кто-нибудь спросил? Может, ему уже Светкой быть понравилось. Животик почесать или, того хуже, пу-зич-ко!.. Тьфу!..
Живут же некоторые… На воле… Без бантиков…
И никаких проблем с дурацким либидо…
Примерно так рассуждал молодой, здоровенный котяра, когда из щели высунулся еще один любопытный нос.
Ему, грозе мышей и местной знаменитости, ничего не стоило расправиться с последним грызуном в доме. Ведь его часто приглашали поработать на выезде, а это была его 115 гастроль. Опыт как-никак.
Светофор выждал еще пару минут. Больше для приличия. Чутье первоклассного охотника безошибочно констатировало:
- Подвал пуст.
Он театрально поводил ушами. Из стороны в сторону. (Ну ясен пень – снимают же на камеру). Потянулся. (Потом еще, небось, детишкам показывать будут). И, не спеша, с достоинством отнес еще одну жертву к остальным трофеям. На порог.
Затем быстро вернулся в комнату и замер почетным караулом возле мышеловки. (Да, именно так. Вот теперь можно пускать титры).
Как? Откуда у него взялась этакая блажь? Одному богу известно. Таким уж он на свет, видно, народился. С убеждением, что героям нет места в братской могиле. Героев следует хоронить отдельно. С подобающими почестями.
В глазах мученика из мышеловки на долю секунды блеснули искорки разума, и тогда до треугольных ушей Светофора долетели прощальные слова серого существа:
- Я всегда верил, что ты вернешься, Ферапоша…
…корень
- Пошел вон, нахал!
Бог сегодня не на шутку разошелся – топал ногами и… (грешно подумать)… и матерился.
- Вон! Кому говорят! Чтобы духу твоего здесь не было!
Да-а, таким всевышнего давненько не видывали.
- И заруби себе на носу, олух царя небесного. Дорога в рай тебе заказана. Отныне и присно и во веки веков. Аминь.
- А чего я сделал-то? – бормотал он, пятясь к выходу.
- Как чего?! Ты еще спрашиваешь?!
Всемилостивейший на глазах терял остатки терпения.
- Ты же девять жизней профукал! Подумать только! Целых ДЕВЯТЬ жизней! А чему хорошему в итоге научился?
- Ну, я это… как его… - скромно потупился он.
- Да ничему хорошему ты не научился, балбесина! – метал молнии бог.
И, прости господи, чертыхался. Ну прям через наречие.
- Чегой-то это ничему…
Он честно силился оправдаться, да куда там… Бог оборвал его на полуслове:
- Ты же все девять жизней только и делал, что мышей по подвалам гнобил да свой дурацкий ритуал нес.
- Караул, - поправил он.
- Ну, караул. Какая разница – суть-то одна.
- А что плохого-то? Сами же учили, мол, вечная память героям… и все такое…
- Ну и что, что учил? А где полет фантазии, где сумасшедшая любовь с прекрасными сумасбродствами? Где все это, я тебя спрашиваю?
- Не сложилось как-то, - признался он. – Я все больше на мышах циклился…
- Именно, что циклился! - взорвался бог, - и сейчас ты не валяешься у меня в ногах за бездарно прожитые Д Е В Я Т Ь жизней!.. Нет, у тебя хватает наглости, врываться ко мне в кабинет. Без стука. Без очереди. И ты ведь не просишь, ты требуешь… И что же ты требуешь? Смастерить из тебя мышеловку! Я не понял, ты меня за простого смертного держишь, что ли? Или как? Я же все-таки самая могущественная сущность во вселенной.
- Так вот я и подумал, - воодушевился он, - подкину-ка заказик Верховному. Вам-то ничего не стоит, а мне приятно.
- Изыди с глаз моих, пока я из себя окончательно не вышел, - зарычал всевышний. - Уйди, кому говорят.
- Куда идти-то?
- К истокам, мой дорогой, к истокам.
- Вы хоть направление подсказали бы, – попытался уточнить он, но ответа, увы, не дождался.
Вместо бога ему пискнул тонюсенький голосочек. И то не ему, а кому-то другому. Знакомому и теплому.
- Ой, маменька, глянь-ка. Тут у нас еще один приблудился.
- Где? - удивилась роженица.
И сходу запричитала:
- О-о-о! Долюшка моя доля! Что же мне с этакой оравой делать прикажете? Как всех прокормить, поднять на ноги? Да и как мы этого-то назовем? Все имена, небось, уж позаканчивались. Пособила бы, чай, матери, Пестимеюшка.
- Последнего мы как окрестили? – пискнула шустрая мышка. – Ульян, кажется?
- А я помню? – взрыднула мать.
- Ох, прям беда мне с вами, маман! Что ж вы не помните-то ничего? – проворчала умненькая Пестимея. - Дальше по алфавиту буковка Ф. Ну, значит, этот у нас будет Ферапонтом. По-моему, логично.
- По-моему, тоже, - смирилась роженица и приняла как данность еще одного спиногрыза.
А он в который раз подумал про себя:
- Как же мне все это осточертело!..
Подумал-подумал да и впился беззубым ртом в набухший сосок маменьки.