Вот, нисколечко не вру

Анна Боднарук
                ВОТ,   НИСКОЛЕЧКО  НЕ  ВРУ…

     - Вот, нисколечко не вру, - пристукивая палочкой, на которую опиралась, о присыпанную гравием площадку, именуемую садоводами «автобусной остановкой», заверяла худенькая согбенная старушка.
     - В нынешнее время все злые! Все! Даже птица озлобилась. Я уже не говорю о воронах. Эти злыдни на свою территорию никого не пускают. Ястребок кружил себе в небе. Им же это не понравилось. Вчетвером напали на него. Птица, а кричал, как испуганное дитя.
     - С испугу одна только рыба не кричит, - заметила суровая на вид женщина. – Соседи мои, собачонку на день в саду привязывают и одну оставляют. Вот она весь день и скулит. Поверите, нет? Всю душу выворачивает. Подойду к забору, поговорю с нею. Успокоится. Отойду в другой конец огорода, она опять за своё.
     - Я о своём. О жестокосердии…
     - А я о чём? Разве ж можно маленькую собачку одну, да ещё привязанную оставлять в саду? Она, бедная, домашняя. В городской квартире жила. А в саду обстановка другая. Да она даже сороки боится…
     - Что сорока! На меня, вчерась, стрижи напали.
     - Стрижи? Ну, если стрижи уже начали нападать, то мир явно сошёл с ума! Сколь живу, такого не слыхала.
     Я молча прислушивалась к разговору поджидающих автобус садоводов, про себя вспоминая, как прикормленные соседкой дикие птицы склевали у меня урожай на клубничных грядках, и саму Раису Семёновну оставили совсем без ягодных запасов. Такое страшное нашествие птиц только в фантастических фильмах показывают.
     А тем временем согбенная женщина рассказывала.
     - Подсолнухи бо-ольшие выросли нынешним летом. Садила для красоты, а они вымахали о-го-го! Не головы, а большие блюда. Вниз клонятся под тяжестью. Птицы разведали и зачастили к ним. Мне жалко стало. Думаю: внуки приедут, молоденькие семечки пощелкают. Ну, я старую простынь разорвала, пошла в огород подсолнухам головы подвязывать. А стрижей возле тех подсолнухов, как пчёл возле улья! Так и снуют, так и снуют. Не садятся, не-ет. На лету изловчась клюют. Уже и на земле много семечек насыпано. Я тряпками замахала, отогнала птиц. К самому большому подсолнуху подошла, взялась подвязывать. Мамонька, родная! Как налетела на меня целая стая стрижей, да, как стали тело моё щипать. Ага, щиплют, аж выкручивают кожу на моих руках. Вот, сами поглядите. Нисколечко не вру.
     Пожилая женщина поддёрнула рукав. Люди глянули, заахали,  закачали головами, жалея пострадавшую. Красно-синяя кожа рук до локтя покрыта струпьями на подживающих ранах.
     - Мне уже не до подсолнухов было. Диким криком кричала. Благо сосед был на огороде. Мигом снял с себя пиджак и, размахивая им над головой, прибежал меня вызволять. До сих пор удивляюсь: как мне тогда глаза не выклевали…
     - А я, знаете ли, с приблудившейся кошкой воевала, - начала рассказывать другая женщина, жестикулируя руками и притопывая ногами.
     - С весны ещё пустые банки на чердак складывала. Теперь самое время заготовок.  То на варенье, то на соленье надо. Все банки, которые в доме были, израсходовала. Полезла на чердак. А там, на старом матрасе, какая-то приблудная кошка котят родила. Ой, Боженька! Как зашипит на меня! Шерсть дыбом, глазища огнём горят . Сама колесом изогнулась, тут-тут бросится на меня, Ну, я, понятное дело, сперва испугалась. Назад, назад отступаю. Потом думаю: что ж теперь моя семья  зимой без огурцов останется из-за этой кошки драной? Надо что-то придумать. Зашла в дом, взяла всякой еды. Поднялась на чердак и скраешку на газете разложила. Сама вниз спустилась и издалека наблюдаю. Кошка наелась, сидит, вылизывается. Я, так, ласковенько разговариваю с нею и всё ближе, ближе подхожу. Она подобрела, не кидается на меня, только опасливо отступила в глубь чердака. А мне только этого и надо. Набрала банок и ушла. Теперь каждый день подкармливаю кошку. Котята подросли, выбегают, играются. Такие же как мама, полосатенькие. Гладкошёрстные. Только дикие. В руки не даются. Куда я их девать буду? Ума не приложу…
     - Не боись. Мама-кошка сама их уведёт. Сама жить научит, - посоветовал единственный в толпе мужчина. – В прошлом году я с дроздами воевал. Красивые птицы! Что зря хаять? Сели на мою рябину, клюют и поют. Правда, пугливые очень. Враз вспорхнут, будто один на всех включатель сработал. Покружат, покружат и опять прилетят. Ягод рябины мне не жалко. Пускай себе клюют. А, когда на облепиху зачастили, вот тогда я им объявил войну. Что сам успел собрать, а что они «приговорили». Ну, что я вам скажу. Тут, сердись, не сердись, а и то надо взять в расчёт, что и им чем-то кормиться надо. Слушал я тут вас, - мужчина посмотрел на старушку, опирающуюся на палочку, - и думал про себя: люди – что звери, а звери – что люди. Воруют по садам, страшное дело. «Бичи» обносят сады, ничем не брезгуют. Птицы хоть без злого умыслу. Просто есть хотят. А люди что творят?..
     Неизвестно сколько б ещё длился разговор, если б не подкатил наш, садовый автобус. И всё то, сказанное незнакомыми мне людьми, чистая правда. Горькая, горючая правда нынешних дней. Куда ж от неё денешься?..

                8 августа 2008 года.