Все знают, что Никольский мост в Кинешме строили пленные немцы. Уже немногие помнят из Высоцкого «немцы-пленные на хлеб меняли ножики». А вот теперь я вам расскажу, как всё это было на самом деле.
…Жил-был Мальчик. И любил он этот мир, но не очень этот мир любил его. Жил он на окраине древнего города Кинешма в простой интеллигентной семье, что подразумевает – отец сидит, а мать, затюканная этим бытом, тянет всю семью. Не любили Мальчика ни во дворе, ни в школе. Били его ребята, но иногда, когда заняться было нечем, брали с собой.
Развлечений в Кинешме и сейчас немного, а тогда было еще меньше. И вот пошли ребята к строящемуся Никольскому мосту, как они это называли, «травить немцев». Хлеба, конечно, с собой взяли. И Мальчика.
Несмело, но нагло выпихивая друг друга вперед, подошли к немцам, а Мальчик, он же аутсайдер, сзади остался. И вдруг опустилась ему на плечо грубая мужская ладонь, и голос, тембра которого он никогда не слышал, произнес: «А скажи-ка мне, Мальчик, Got Vater, Got Son und Got heilige Geist». Поскольку Мальчик к тому времени минимум три раза читал «Братьев Карамазовых», то без труда повторил означенную фразу. А после этого отдал немцу припасенную пайку хлеба. Так они и подружились – много ли надо для дружбы двух одиноких людей. И стал Мальчик каждый день приходить к Никольскому мосту и упражняться в немецком.
Называл он немца просто Ганс. Так и было. Порой русские работяги, проходя мимо строящегося моста, спрашивали немцев:
- Ганс, это же не твое! Зачем ты так хорошо работаешь?
- А я по-другому не умею, - отвечал, улыбаясь, немец.
И однажды, кушая хлеб, спросил Ганс Мальчика:
- Ну ладно бы я, я войну проиграл, а ты почему весь в синяках?
- А я виноват, что в футбол играть не люблю, а люблю книжки читать? И что отец у меня не пьет, а нет его вовсе. А когда о нем спрашиваю, мамка не говорит ничего, а только плачет.
- Люблю я на вашу Волгу смотреть, - сделав паузу, ответил Ганс, - всю она боль в себя берет. Но хочешь, покажу тебе пару спецприемов, любого делать будешь.
И началась у Мальчика не жизнь, а сказка – как и прежде, он каждый день ходил к Никольскому мосту, но с синяками возвращался уже не после потасовок с ребятами. Со стороны могло показаться, что здоровенный немец, этакая белокурая бестия, валтузит хилого русского ребенка. Если бы увидела это охрана, то могло бы и плохо кончиться, потому Ганс и Мальчик и старались уединяться. И плакать было нельзя. Хотя надо сказать, что в нережимном городе Кинешма немцы пользовались относительной свободой передвижения, жили, по сути дела, на правах расконвоированных.
Однажды после очередного спарринга, утирая рукавом кровь, Мальчик зло бросил Гансу:
- Если ты такой крутой, что же ты в плен сдался?
- Так контузило меня, - спокойно ответил Ганс. – Только и успел, что черную куртку на зеленую поменять, а то бы ваши и в плен не взяли. Вон ваш особист ходит, пойди заложи! А я после контузии просто рядовой Ганс – человек без прошлого.
Но Мальчик не стал закладывать особисту своего единственного друга, хотя в Кинешме тогда каждый мальчишка знал, что черные куртки носили войска СС.
… А после «пятерки» по немецкому снова у Мальчика стала «четверка», потому что говорили теперь они с Гансом на дикой смеси из пяти-шести языков стран, где носило черного немца по пыльным дорогам войны. Вот только трогать Мальчика во дворе и школе перестали после нескольких показательных драк, когда обидчик, невзирая на рост и возраст, мгновенно оказывался на земле и нередко с увечьями. «И все бы хорошо, да что-то не хорошо», как сказал писатель Аркадий Гайдар. Появились у Мальчика другие проблемы. Особенно после того, как разделал он под орех самого сильного парня во дворе.
- Ганс, они все смотрят на меня, как будто я им должен подсказать, как жить дальше! – жаловался Мальчик. – А я всего лишь хотел, чтобы меня все оставили в покое!
- Эх, нет, милый! Мы все хотим лишь спокойно жить своей частной жизнью и всю жизнь воюем. Думаешь, мне нужна была эта Испания? Я там и до войны прекрасно рыбу ловил. А коррида… - Ганс мечтательно улыбнулся. – А в Польше у меня мало любовниц было? Польки – самые красивые женщины в мире, а поляки больше представителей всех других наций любят свою Родину. Нужна мне их земля? Или ваша? Мне и своей хватало. А воюем мы, мальчик, всю дорогу не за тех и не с теми. И свои – они злейшие враги и есть. Я всегда хотел созидать, этому и учился, а с 36-го только и делал, что разрушал. Мне даже плен нравится, потому что здесь я строю!
Уж не знаю почему, но после этого разговора Мальчик начал «строить» весь район. Никто больше в его районе не обижал слабых и не обирал нищих. Иначе появлялась банда отмороженных подростков во главе с Мальчиком, действовавшая с молниеносностью и эффективностью хорошо спаянной боевой группы.
Нередко Ганс смеялся над Мальчиком:
- Ты слишком любишь справедливость. Коран читал? Нет, конечно. Магомет говорил: «Относись к людям, как к мышам – делай им добро и проходи мимо». А вы всё хотите, чтобы во всем мире коммунизм наступил.
За коммунизм Мальчик с Гансом дрался особенно яростно, чем несказанно того радовал.
Ближе к 49-му году Мальчик вырос, возмужал, да и ели они с Гансом уже не хлеб – черная икра тогда продавалась в каждом магазине в трехлитровых банках, были бы деньги. А деньги у авторитетного юноши водились. Но и игры начались взрослые.
- Ты почему дерешься одной рукой? – спросил Ганс во время очередной потасовки. – Вторая перевязана? О! Это хорошая ножевая рана! Судя по входному отверстию, не обычная поножовщина, от нее ты бы защитился с помощью моих приемов. Этот человек хотел тебя убить и, судя по всему, он еще жив. Это уже серьезно, детство кончилось. Все твои проблемы, Мальчик, в том, что ты видишь в человеке человека, а надо видеть мишень. Ладно, приноси мне со своего навозо-бердочного завода клапан от вашего полукартонного автомобиля, выкую тебе булатный нож.
И принес мальчик с завода, где он работал после восьмилетки моторный клапан от автомобиля, и выковал ему Ганс замечательный булатный нож, и научил им владеть.
Стал Мальчик «держать» весь город. А чему тут удивляться? Никто в Кинешме не имел возможности почти каждый день участвовать в спаррингах с чемпионом Пруссии по рукопашному бою, асом диверсионной работы.
…И вот однажды снова пришел Мальчик к Гансу со своими проблемами. Но Ганс не стал его слушать. Был он будто навеселе.
- Все! Конец! Амнистия! Я возвращаюсь в Германию! Пусть она в руинах, но это моя родина. Господи, сколько же всего мы в этом мире порушили, а так хочется просто нормально поработать! Я же инженер, а всю жизнь взрывал. У нас там только женщины и остались, нормальных мужчин нет. А Гретхен моя ждет меня. Ждет! Пусть даже вся ваша Красная армия ее изнасиловала. Так что давай, пока!
Но не зря учил Ганс Мальчика. Появился у того из рукава тот самый выкованный Гансом булатный нож. Ганс хоть и был в состоянии эйфории, да и чарку выпил, почти успел уйти корпусом от удара. Хотел ему Мальчик попасть под диафрагму, а вонзился клинок в печень. И насмерть.
…Дело замяли – кому нужен контуженый немец, который и фамилии своей не помнит. А Мальчик прожил большую и красивую жизнь и даже внуков своих взрослыми видел.
Вот и вся история. Может, я плохо ее рассказал, но даже в архивы КГБ она не попала, только мне и досталась. А если не верите, приезжайте в Кинешму и посмотрите – вон он, Никольский мост, стоит до сих пор на слиянии рек Кинешемка и Волга, и строили его пленные немцы.