Искусство есть отображение вкуса элиты, в первую очередь, элиты властной, экономической и интеллектуальной. Именно эти люди - своеобразный клуб имени княгини Марии Алексевны, определяют что такое хорошо и что такое плохо.
Итак, элите искусство принадлежит, то есть у нее есть возможность, а значит, право владеть артефактами, объявляя тем самым эти артефакты произведениями искусства. Искусство же принадлежать, сохраняя видимость независимости, есть привилегия художника.
Но что же народ? Он, как ему положено, безмолвствует. Его право потреблять поп-корн, поп-арт и поп- культуру, как, впрочем и другие выделения "поп". Но дивиденды от потребления все равно принадлежат элите, причем дивиденды как материальные – деньги, которые, как известно, не пахнут, так и идеологические.
Так было на протяжении многих сотен и тысяч лет. Однако в наш век бурного экономического роста, порожденного научно-технической революцией, появились новые краски, хотя суть осталась прежней. Случилось так, что иллюзия равенства породила иллюзорную совокупность совокуплений необразованности, хамства и эксгибиционизма, имя которой постмодернизм.
Это течение, возникшее из философии экзистенциализма, заменяет равенство потенциальных (теоретических) возможностей равенством реализаций (суждений). Теперь каждый может судить! Сравните с «архаичными» положеними: «не судите, и не судимы будете», «Я – это я! А вы грехи мои по своему равняете примеру. Но, может быть, я прям, а у судьи неправого в руках кривая мера, и видит он в любом из ближних ложь, поскольку ближний на него похож!», «а судьи кто?». Как видите, проблема морального права судить испокон века была одной из центральных в понимании нравственности. И, естественно, эта проблема всегда решалась в соответствии с властной парадигмой общества. Что такое хорошо и что такое плохо определяли когда-то князья, цари, императоры и их окружение, потом к этому кругу присоединились буржуа, ну а теперь "права голоса" принадлежит всем половозрелым, а также недозрелым гражданам. "Права", а не "право" - поскольку существует множество программ, позволяющих голосовать на различных "демократических" шоу (политических и типа "Евровидение") многократно.
Из расширения круга «судящих» следует, что и предметов искусства на рынке должно становиться больше – мало судить, надо иметь возможнось если и не обладать, то, по крайней мере, хотя бы припасть к источнику, то бишь, посетить за толику малую (или не очень малую) концерт, шоу, выставку. Ну а проголосовать на «Евровидении» или на каком-нибудь порно-политическом шоу, поучаствовать лично в перфомансе (it’s really cool!) Это ведь значит почувствовать себя причастным, повлиять на процесс ранжирования "культуры".
Так постепенно исчезла грань между живописью и дизайном, между поэзией и текстами шлягера, между пением и выкрикиванием пошлых слов под барабан, который становится ведущим музыкальным инструментом, между литературой и женскими авторефератами о страданиях любви. «О! Он был очень прекрасен! Я конкретно хотела его, и он меня реально понял!!! Я была так благодарна ему, но он оказался сволочью. Он, подлец, бросил меня, не подарив квартиры. Зачем мне теперь жить?! Но я все равно люблю его. И пусть он негодяй, но память о нем будет согревать меня вечно, даже в самые холодные ночи с моим будущим мужем! А может, и не будет никаких мужей. Может, я просто повешусь. Я буду висеть красивая, в подвенечном платье, ветер будет перебирать мои волнистые волосы. А он будет плакать и кричать, чтобы я вернулась. Да! Он будет орошать слезами мои так рано посиневшие икры, которые он так любил целовать, когда я была животрепещущей в его сильных руках. А я буду смотреть на него из-за облачка и тоже рыдать. И будет дождь, и гром , и град, да, да! град обреченный (это уже отсебятина, не мог пройти мимо). А может он просто повесится со мной рядом. И мы будем как Ромео с Джульетой, как два колокола на Плющихе».
Но неужели нет объективных критериев? Разумеется, нет. Искусство - субъективно по определению. Значит, и критериев быть не может. Разве вот деньги...
Попробую и я воспользоваться торжеством вседозволенности.
«Черный квадрат» Малевича раздражал с того самого момента, когда я увидел его в первый раз. Как и многие – плевался, разумеется, мысленно, да и то – исключительно в урну. Но почему-то запомнил. Картина не отпускала, наверное потому, что – квадрат, а я по профессии - учитель математики, и мне часто приходится рисовать от руки разные фигуры. Я не мог не оценить мастерство Малевича. Но однажды... Я осознал, что «Черный квадрат» есть черная дыра, затягивающая в себя все смыслы и образы. Это она и есть – смерть искусства. Стало грустно.
Да, но почему квадрат, а не, скажем, круг? И тут меня ударило второй раз! Да потому, что у квадрата есть углы, в углы – это напряжение, которое дарует надежду, что эта бездна черного будет прорвана и из тьмы вырвутся наружу смыслы, образы и ...
Получается, что «Черный квадрат» - искусство, по крайней мере, искусство с моей точки зрения, поскольку содержит некоторую нетривиальную философскую концепцию, выраженную языком образов.
Итак, вернемся к искусству. В чем же по моему мнению его отличие от дизайна? Критерий прост: произведение искусства невозобновляемо. То есть, как раз рукописи как раз и горят, а вот дизайн подлежит безудержному тиражированию. Кич – всегда естественен, в нем - разгул естества и нет искуса. Массовое искусство всегда аппелирует к плоти и никогда - к мысли, оно никогда не возбуждает чувство, но обязательно щекочет чувственность.
Итак, искус или естество... С кем же вы – мастера культуры? С элитой? С демоническим демосом? Есть, правда, еще одна альтернатива: остаться наедине с самим собой и, подобно Зевсу, выйти на бой со всепожирающим Кроносом. Однако, следует понимать: шансы на победу - невелики, плоды победы – призрачны. И все же – удачи дерзнувшим!