После приступа «номер неизвестно» – время естественно
Замедлилось в ожидании, что же будет, там, за рамкой
Бетонной тюрьмы, нейронной, созданной самим
Заключённым в потоке депрессии, когда внутреннее
Противоречит внешнему, диссонируя со всеми, тело
Бросается в место, осуществляет движение там,
где оно невозможно,
Но можно на автобусе, муниципальном или частном,
Заплатили вы хоть сколько, дороги одни на нас,
И границы, но часто, вот как на лекции по социологии,
Мы создаём их сами, поодаль себя рассаживаясь,
И бросая хамское – бери ниже, я пассив, а ты актив,
Всем понятную символику вводя, но в сути в жизни всё
К этому и ведёт, но в разных уровнях лицемерия.
Кто сразу, кто за деньги, а есть и те, кто через тернии
браслетиков, комплиментов.
Я бы не сказал, что наше в стране общество сложное,
Не смотря на историю – не гордимся победой в Великой
Отечественной, той кровью, что за наше бескровье
Пролилась, тем полётом Гагарина; уже забытое,
Перерастающее существовать, так же как и псевдокультура,
Если и увидели фильм о Брестской крепости, то благодаря
Пиратам, а не фонду кинематографа, посчитавшего,
Что дальше Сибири патриотизму будет холодно,
Вот так и живём – дела решаются в центре,
а дальние проблемы – как нибудь потом.
Самовоспроизводство, а если и осталось – то больное,
А о саморегулируемости говорить, мне и правда смешно,
Построенной на воровстве, т.е. страны у нас практически нет,
А только шкурническая система, как классовое следствие,
Где каждый вправе из себя Божество составить или опуститься
До Дьявола, но не лучше ли как при сословии знать своё место,
Уважая корни от рождения?
А так – вознаграждения-повторы-условия-рабство,
Может, немного замаскированное, иначе, откуда слова
«Моя, мой»... чьи-то на языках друзей, влюблённых.
И определение перспектив имущественным положением,
Хоть и теоретически можем тело нести в лифтах образования,
Армии, госуправления; по горизонтали – в другую страну
Спрятаться, или вертикали – украсть, жизнью заработать,
Подкупить, изнасиловать, похвастаться статусом.
Всё это, мягко говоря, пугает хоть и кажется закономерным
По Марксу и его длинному носу, что тычет нам на социализм
Как на к коммунизму переход.
Если присмотреться, всюду дисфункции соцуниверситетов,
Переполненные морги, не проложенные до кладбищ дороги,
В окурках хоронятся школы и трещат детдома, садики
Под склады, универмаги вместо храмов с ценами явно
Не для комсомольчан,
Коррекционные учреждения не адоптируют больных детей,
А на скорую изолируют – это даже говорит сам президент.
Хоть и придумать можем скрепке десяток функций –
Выколоть глаз, дверь взломать, убить, на парте начертить,
но в стране от этого не меньше брошенных в бедность.
Все эти размышления привели меня, ничтожную тварь,
К осознанию, что не один распадаюсь, что если попадусь
В мышеловку для людей, то, как и все поведусь на приманку –
деньги. Что из крайности в крайность бросаясь, мне собственно
Нечем, как и всем, хвастаться.
И смотря новости как фон для завтрака, понимаю, если головка
Ядерная северных Корейцев не выдержит накала – будем все
вместе границу восточную, не так дальнюю, откапывать...
А снег заваливает улицу, дома, деревья, люди, всё задрожало
Под ансамблем снежным, и фары машин сквозь лобовое стекло
Запотевшее, шатающегося автобуса – качаются смиренно,
Прерываясь иногда неизвестным изогнутым человеком;
Уже темнее, и моё лицо, от ветра покрасневшее встречает огоньки
Дома, он как хамелеон замаскировался под однотон земли и неба,
Снега, уровнявшего всех цветных и чёрных, великих и неинтересных,
Уродов и симпатичных – всё побелело, и свет линиями ложится,
Становится ещё ярче, дополняя столбов освещенье под углом редким,
Образовывает пятна в воздухе, греющие фантазии об остальных
Временах года, желтеющих, то оранжево переходящих месяцами
В зелёный... а если с этажа шестого – словно разлилась краска для
закатного Солнца.
Рабочие с завода идут так неуверенно, им ветер северный в спину
Подгоняя... на перекрёстках настораживаются, сквозь белизну чёрную
Невидно кто там управляет иномаркой, последними осознаваемыми
Шагами, я доползаю до подъезда, он утоп в снегу весь...
Открываю домофон, скрипучий, пищащие тени в ушах оставляют лужи,
Лестница в следах, лифт ещё более скрипучий добил, где еле
Шелохнёшься и уже на дне шахты, и заметят труп раздавленный близкие
Только в концах осознания, что уже без 20:18 или бесконечности.
Дверь в квартиру руки сами открывают, а я уже мысленно в ванне
И планирую: выложить ли из сумки 400-сот стр. Шекспира на полку,
Где таится некоторое количество символических систем –
Бумажных коллекторов, частиц объединяющих тематически
Некоторые части нетематического мира; ух, тяжёлая, а говорили,
Что драматурги – тонкие мыслители,
уж лучше я так под одеяло голодным спрячусь.