Пятьдесят процентов территории города Тамбова застроено частными домами: деревянными и каменными, разной формы и размеров. Пока многоэтажные монолиты все еще островки посреди этого моря частных домов. Они заполоняют все и они повсюду. Судите сами: от стадиона «Динамо» (и за «Динамо) вплоть до ул. Интернациональной, далее за Студенцом, стихия частных домов разлита почти по всему Ленинскому, Советскому и Октябрьскому районам, а прерывается только многоэтажными гигантами улиц Магистральной и Рылеева.
Пожалуй, самая старая часть расположена в районе, между стадионом «Динамо» (старое название Инвалидный луг) и ул. Максима Горького (Араповская). Этот район осваивался еще в XVIII в. и являла собой новое лицо города, так как застраивался в соответствии с генеральным планом. Все улицы здесь вытянулись от набережной канала реки Цны почти по прямой и все они должны были заканчиваться уже за валом и рвом, возведенном в том же XVIII в.
В этом старом квартале расположена улица Сергеева-Ценского. До революции она называлась Тезиковской, а на плане города конца XVIII начала XIX в. значится как Первая. Видимо именно в это время она и начала заселяться. Сейчас трудно представить, как местность, где теперь расположена улица, выглядела в то время, но все же реконструкцию какую-то провести можно.
Начиналась она в долине реки Цны и, скорее всего какая-то часть ее была занята лугами. Улица расположена под наклоном, в настоящее время наклон этот не так заметен и лишь в одном месте, где-то в самой середине ее, отчетливо виден бугор, перед которым всегда тормозят машины проезжающие по Сергеева-Ценского. Часть улицы за бугром вплоть до ее окончания, наверное, ранее была заболочена, ведь и сейчас улицу пересекает небольшой вонючий ручеек, а после дождя или таяния снега вода еще долго стоит в сточных канавах.
Улица сменила несколько названий. Первой, ее окрестили составители плана, с самого начала полагая это название как условное. С каких пор она стала называться Тезиковской, сложно сказать, но уже на втором плане города она называется именно так. Тезик – это купец, но не просто купец, а купец из регионов Средней Азии, так называли их на Руси. Возможно, когда-то улица и была частью того самого шляха из Астрахани в Москву, который как раз в этих местах и проходил, но уж точно не через улицу Тезиковскую, которая была скорее обочиной дороги, чем самой дорогой.
В Толковом словаре В. Даля есть такое объяснения происхождения слова: «тезек, тезик – тезяк, кизяк, сухой скотский кал, на топливо. Есть сборный тезек, собираемый в поле; резанный, из хлевов, деланный, битый, в кирпичах или брусках». И то и другое подходит под название, так как, скорее всего в этих местах были луга, выпасали коров, а значит, имелся тот самый тезяк. Кстати в Тамбове в XIX в. существовал такой промысел – сбор кизяка и некоторые обыватели занимались этим профессионально, продавая кизяк (тизяк) на местных рынках.
Возможно, первоначально улица была посыпана битым кирпичем «тезяком», остатки этого кирпича и сейчас можно кое-где увидеть в тех места, где есть большие проплешины на дороге, освободившейся от асфальта. С 1918 г. улица стала именоваться Флотской. У этого названия также есть своя история и, хотя название официально существовало с 1918 г., но возможно жители называли эту улицу так и раньше. Позволю здесь себе выразить одну догадку: на плане города 1903 г. в самом начале улицы отмечен небольшим квдратиком здание в котором ращмещался военный лазарет. Вполне возможно, что в период русско-японской войны на, там лечили и моряков, отсюда и название – Флотская. В 1960 г. улицу переименовали в честь писателя Сергеева-Ценского, который родился в Тамбовской губернии, но название Флотская с плана улицы бесследно не исчезло, и сейчас одно из ответвлений отходящих в сторону улицы Августа Бебеля носит название Флотский тупик.
Тезиковская улица типична для старого Тамбова. Похожи на нее практически все соседние, разве только что она немного пошире всех других, а так те же деревянные домишки сплошным фронтом выстроившиеся вдоль дороги, фасадом на улицу. В этих домах протекала жизнь многих поколений Тамбовцев. И многие живущие здесь сейчас являются прямыми потомками тех, кто строил эти дома еще в XIX в. Но тогда заселяли эту улицу люди средней руки: мелкие чиновники, мещане, торговцы, крестьяне. Каждый такой дом небольшой мир, состоящий собственно из дома, двора с хозяйственными постройками и участка с садом и огородом. Мир этот замкнут и в прямом смысле (огорожен забором) и в переносном: все, что в нем происходит, есть сокровенная тайна его обитателей.
Рождающийся в таком доме человек сначала погружен в атмосферу старого дома, с печкой, скрипящим полом, тикающими часами, неуклюжей мебелью, затем он выходит во двор и, наконец, в сад, который есть кусочек почти девственной природы. Здесь идеально сочетаются те условия, которые так необходимы для воспитания гармоничной личности, нацеленной не на разрушение, а на созидание.
Те тезисы, которые я обозначил можно проиллюстрировать, взяв примеры из книги Юлии Александровны Лёвшиной дочери известного тамбовского художника А. И. Лёвшина. Она пишет: «Дом наш стоял на Флотской улице (теперь Сергеева-Ценского), между Набережной и Советской, и был окружен большим садом, который развёл отец - Алексей Иванович Лёвшин - на месте пустыря. Больше полувека прожила наша семья в этом доме с садом. Теперь на месте усадьбы - школа № 19, с просторным двором и большой спортивной площадкой».
Вот первые детские впечатления, связанные с домом: «Большая комната. В углу - елка с зажженными свечками. Кто-то (мама или папа?) держит на руках моего маленького брата. А я - самостоятельно - стою посреди комнаты, восхищенная, потрясенная необычным зрелищем. Почему-то запомнилось: братик - толстенький младенец - одет в темно-вишневую, вышитую по вороту и подолу русскую рубашечку, подпоясанную шелковым крученым пояском с кистями. Ни своего, ни маминого платья не помню совершенно. Помню только ощущение торжественности и необычности открывшегося передо мной: темно-зеленую душисто-хвойную массу в углу комнаты в полутьме и высветленные неверным мерцанием свечек еще не крашенные и кажущиеся поэтому какими-то очень светлыми полы с четким рисунком досок. И с тех пор навсегда: одно из волнующих радостных удовольствий - новогодняя ёлка, со всеми предъёлочными и ёлочными хлопотами и восторгами»
Эти детские впечатления, конечно же, прежде всего, связаны с родителями и теми праздниками, которые обычно приносят радость именно детям. Но характерно то, как все эти краски сочетались и врезались в память ребенка: темно-вишневая рубашка, зеленая елка и светлые полы с четким рисунком досок. Все это создавало ощущение внутреннего уюта.
У любого ребенка есть в доме любимое место: «Любимая комната в нашем доме - самая большая и светлая, со специально сделанным по папиному заказу очень удобным раздвижным столом посередине. За ним мы с братом рисовали (хотя лет до четырех у нас был свой маленький столик и два стульчика к нему)». Комната любима, наверное, потому что в ней впервые были получены новые впечатления, которые, несомненно, даются в процессе творчества, в данном случае рисования.
В настоящее время практически из всех домов ушел важный элемент их – печь. В каких-то домах она сохраняется, но уже едва ли топится и занимает просто место в одной из комнат. Каково же было значение ее в подлинном смысле, дает понять следующая цитата: «В ненастные осенние дни и ранними зимними сумерками мы. дети, любили посидеть у печки-голландки. Дверца - чугунная, с выбитым на ней узором. На нашей - витязь с копьем. Понизу дверцы - небольшие овальные отверстия, сквозь ко¬торые виден огонь, если дверца даже и прикрыта. Как трещали дрова! Как бушевали крас'но-оранжевые и желтые всполохи пламени! Каким теплым светом озарялись лица, фигуры сидевших рядом брата или кого-нибудь из родителей! Смотришь завороженно на игру перебегающих языков и язычков огня, и в воображении возникают волшебные картины: тут и замки, и погони...».
Следующий этап это выход ребенка, уже подросшего в мир, и первое место вне дома это сад: «Наш цветущий плодоносящий сад был продолжением дома, частью нашего детства и юности.(…) В нашем саду было много цветов - и многолетних, и однолетних. Ими в основном занималась мама. Были ирисы, пионы, флоксы, астры. Букеты их все лето стояли в комнатах - на столах, подоконниках, пианино» Юлия Лёвшина делает вывод: «Дом, сад, двор, улица, речка - в пяти минутах ходу от нашего дома. Все это было территорией детства» .
Мир старого русского дома постепенно уходит в небытие. На смену ему грядет дом-муравейник. В таком доме человек обречен всегда пребывать в узких «клетях» квартир, лестничных площадок, дворов. Здесь всегда скученность, а поэтому потребность борьбы за место под солнцем невероятно высока. Такие условия жизни неизбежно порождают личность нового типа: агрессивную, настроенную на войну и завоевания.
Дома на старых улицах расположены линейно, здесь нет места для столкновений, так как каждому дана свобода пространства и часть мира (дом, двор, сад), которая только твоя и ничья больше.
Тезиковская начинается от реки и недалеко от нее мост, который так и назывался Тезиковский, а сейчас чаще всего его именуют Первомайским. У этого моста необычные пологие спуски с крутых берегов реки. Они существуют неслучайно: когда-то по ним ездили телеги везущие навоз, который они сбрасывали прямо в реку. По этому поводу городские власти вели долгую борьбу с горожанами и в конечном итоге заставили их возить навоз на другой берег реки и сваливать в тех местах, где сейчас дамба.
Тезиковская существует уже почти две сотни лет. Широкая, светлая, со старым огромным тополем на пересечении с улицей Карла Маркса. Часть ее от Набережной до улицы Советской практически исчезла, старые дома снесены, построены многоэтажки и новый город все решительней наступает на старый и тот потихоньку тает, растворяясь как мираж в воздухе, а вместе с ним уходит память о старом добром губернском городе Тамбове.