Камилла, застенчивое кареглазое существо с тихим голоском, умела быть и гневной. Это дома она бесшумно передвигалась по квартире, не поднимая глаз. Девушка, одевающаяся на двадцать штук в месяц, дома безропотно мыла полы, посуду, окна, обувь, накрывала на стол и мгновенно крошила салаты. А как только встал вопрос о курсах вождения автомобиля - ясно на кого посмотрели. Ну надо же смотаться на дачу там или в «Сити-Гранд», или на озёра позагорать… Первым делом били челом Володе, зятю старшей сестры. Ведь в этой семье он мужчина самый молодой обучаемый, поэтому ему и на курсы идти. Он не отказывался, но застенчиво попросил оплатить курсы. Стал ходить, даже пособие купил печатное, но потом как-то забросил. Антонина, которая всегда всем в доме заворачивала, сурово напомнила ему о долге перед семьёй, на что Володя так же застенчиво улыбаясь, снова попросил денег. На этот раз Тоня не смогла, отправила его к его же матери. История повторялась трижды. В конце концов, добрейший Володя каждый аз доходил до финала и срывался на практической сдаче. Вот такая загадка. А кричать на Володю было бессмысленно. Он же добрый, как оладик, толстый и сам никогда ни на кого не кричал. Жена его, старшенькая Марианна, рванулась было спасать честь семи сама, но её диоптрии ей не позволили. Доктор даже сказал, что ей пора принимать срочные меры и что-то делать с отслоением сетчатки. Оставалась Камилла, у которой зрение было немногим лучше, чем у сестрёнки, но она всегда носила линзы, и таким образом получалось, что выглядела вполне.
- Иди! – напутствовала её Антонина. – Сама видишь, больше не кому. Отец у нас тоже минус десять, а мне нельзя, поскольку нервная я. Держись.
Камилла и стала ходить на курсы и занятий не пропускала. Она всегда была очень честная, очень примерная ученица, и когда пришла пора сдавать на права, вдруг выяснилось, что индивидуальных занятий не достаточно, нужна машина. На другой день Антонина ворвалась к мужу с весёлым смехом и выключила его телевизор.
- Ааа! – закричал потрясённый муж. – Там «Формула-1» идёт! Я целую неделю ждал.
- Потом посмотришь по другой программе. Иди машину покупай.
- Да у меня и денег таких нет!
- Не волнуйся, я тебе дам деньги. Вот, держи.
- Ааа! – попытался снова закричать муж, но сбавил тон. – Где взяла-то?
- Не шуми, накопила. Я тебе хоть раз тройную порцию котлет не выдала или, может, борща не долила? Остаток, помнишь, был с той дачи?
- Так мы продали ту дачу в прошлом году.
- Да, продали, долги вернули, и на новую начали собирать. Давай, вставай, помоги дочке. Она боится одна.
Камилла в это время, лёжа в постели в широкой батистовой ночнушке в мелкий цветок, безмятежно листала каталог Avon и понимала, что деньги с неба не падают. Но деньги упали с неба, и ей пришлось вставать и краситься. Они поехали с отцом в салон. Выбрали пежо французской сборки, за что и получили краткий, но мощный выговор от Антонины. Она, конечно, предпочитала внедорожники и мечтала о джипе. А пежо – это же баловство для дамочек, и посадка вон какая низкая – в первой же деревенской рытвине захлебнётся. Муж развёл руками:
- Что я сделаю, если машинка ей к лицу?
Да, Камилла смотрелась уютно в окошке нового автомобиля. Первые два раза она выехала на нём с инструктором, то есть вела свою личную машину по доверенности, а там уж отцу надоело деньги давать на инструктора, и он взялся за дело сам. Камилла вскоре сдала на права и стала возить дорогих родственников на дачу, в «Сити-Гранд», на озёра и в другие необходимые места. Однажды, когда в очередной раз к ним приехала тётя Зоя – встречать её нужно было в три часа ночи на загородной станции – Камилла испытала даже легкую гордость.
- Мила! – закричала тётя Зоя, выпадая из ночного поезда с тремя чемоданами. – Тебя тоже заставили проснуться среди ночи?
Увидев машину, тётя Зоя потеряла дар речи, молча стояла, пока сестра Тоня, её муж и их дочка не стали её тормошить за рукава.
- Боже мой, Мила! – без конца восклицала тётя Зоя. – Ты всегда была такой робкой! Я тебя совершенно не узнала!
И потом когда они уже ехали по ночному городу, и Мила изящно объезжала ямы и увиливала от «крутых» водителей, все снова и снова убеждались, что Мила – человек без нервов. Железная Тоня и то ойкала, а Мила, не дрогнув, говорила
- Спокойно мама, три к носу, и всё хорошо.
Вроде бы всё хорошо, но на работе ей как раз предложили двухгодичную командировку в Тамбов. Ехать так далеко не хотелось, но на карьере это могло отразиться самым неожиданным образом. Мощная строительная корпорация, у которой был филиал в Тамбове, оценила Камиллу высоко. Действительно, поработав в Тамбове погода, Камилла попала в другой филиал той же корпорации, но теперь уже московский. Машина всё это время тихо стояла у знакомых в гараже, за который приходилось платить не слабую аренду. Однажды на Новый год Камилла приехала с очень таинственным видом и шепнула матери, что она, конечно, поможет приготовить стол, но, вероятно, к ней приедет гость. Поскольку комната Камиллы была на втором этаже, гостя не сразу бы и заметили, но в темноте гость нечаянно наступил на собачку, поднявшую вой на всю квартиру. Испуганная Тоня, вбегая на второй этаж, столкнулась у лестницы с голым мужчиной и ойкнула.
- Кто? Кто здесь?
- Я друг Милы – Георгий, - и мужчина церемонно протянул матери руку, поклонившись ей в лунном свете.
- Здравствуйте, - поклонилась ему Тоня, стыдливо одёргивая свою ночную рубаху.
Так они и познакомились. Весь день Георгий не показывался в парадной, столовой, внизу, а вечером они собрались на втором этаже и весело хохотали под его байки и под бутылочку чинзано. Суровый отец так и не понял, что у Милочки друг приезжал. После Нового года всё стихло, и Тоня даже было подумала: «Ну и хорошо, а то предыдущий был слишком старый. Ну и ладно, лишь бы любила». Тоня, намучившись с женихами старшей дочери, не хотела забивать себе голову, понимая, что по её желанию всё равно ничего не будет. Камилла нравилась мужчинам в возрасте! То ли потому, что была достаточно мягкой и воспитанной, не похожей на современных отвязных девушек, и с ней не стыдно было показаться в любом обществе. То ли потому что была плавная, стройная, поступь царственная. То ли потому, что Мила не только казалась, но и была чистым существом, не искушенным в любовных делах. И когда она поворачивала в сторону собеседника сеже личико со смеющимися смородиновыми глазками и большим лбом, у собеседника стесняло дыхание – восемнадцатый век!
Георгий оказался, естественно, женат. Жена оказалась, естественно, тяжело больной женщиной да ещё истеричкой, тяжело переживающей любую мелкую измену. Всякий раз, когда нужно было платить взнос квартирного кредита, она, тихо откидываясь на подушках, напоминала Георгию, что ей, в сущности, осталось не долго и квартира нужна для их сына, которому уже четырнадцать. Вопрос с разводом постепенно тонул и утонул в достаточно тяжёлой вине Георгия. Мила на это ничего не говорила. Она вообще никогда ничего не говорила и никогда сама не звонила мужчине, потому что в ней было достоинство и понимание своей истинной цены. Если ночью у Камиллы начинал пиликать будильник, мать из любой точки квартиры догадывалась, что это звонит Георгий, и что мешать нельзя. Так минуло два года.
Камилла получила повышение, стала ведущим специалистом сметного отдела, и её оставили в Москве.
Жизнь в Москве Камилла ощущала как затянувшийся праздник или бесконечный день рождения. Конечно, трудового энтузиазма у неё хватало, но что ни день, то обед в ресторане, что ни вечер, то презентация. Обычно спутник всегда находился сам собой, и основной проблемой было выбрать платье. Но не потому что «»надеть нечего», а потому что много вариантов…
Иногда прискакивал из Тамбова Георгий, оказавшийся в командировке, а это было довольно-таки часто, и Камилла, улыбнувшись, исчезала в разгар вечеринки без слов, без объяснений. Некоторые молодые люди в корпорации догадывались, что у неё есть покровитель, но стоило им открыть рот – Камилла начинала улыбаться. И улыбка её своим затаенным сиянием выключала все расспросы.
Камилла не осталась в Москве и легкомысленно вернулась домой. Ей надоело бесконечное празднество, она раздумала строить карьеру, но в один пасмурный вечер по родному дворику застучали колёса её дорогого чемодана – и всё. Георгий не звонил. Камилла взяла отпуск от любовного романа и вообще как-то ушла в себя.
Мать на неё подозрительно поглядывала. Она привыкла, что Камилла в Москве не сидела вечерами дома. То картинг, то фитнес, то салон косметический, а дома Камиллочка всего два раза сходила на встречу с однокурсницами и всё. Вечерние бдения перед телевизором не могли конечно, заглушить в девочке грусти по тамбовскому коллеге. Георгий обладал быстрым хищным умом и внешностью Дон-Жуана, эти нахмуренные брови, длинные волосы, бородка богемная, шкиперская трубка янтарная, всегда в черном, все эти фишки для романтичных раззяв. И ведь выстреливало, никуда не деться.
Новая работа – ещё одно проявление благосклонности судьбы. Как водится, были разосланы резюме. Как водится, на них не было ответа. Несмотря на то, что ослепительно молодая Камилла имела уже солидный стаж по специальности и отличный послужной список, потому что работала она, учась заочно. И тут вдруг ей позвонили и вкрадчивым голосом предложили та-акую зарплату… Отказаться было просто не возможно. И так новое очень солидное управление, новые знакомства и повторение истории с карьерой. Теперь ей уже не надо было добиваться отдельных мелких повышений. Теперь ей расширяли участок, и повышение происходило автоматически.
Корпоративные дамы благожелательно поглядывали на Камиллу, помогали ей, но никто не мог похвастать особо близкой дружбой. Мила была со всеми ровной, ласковой, но чуть гордячкой. Кто бы мог подумать, что дома она всё так же крайняя: моет полы, обувь, окна, посуду, красит наличники, заборы, мотается с матерью на своём пежо по загородным супермаркетам… И всё без капризов, безропотно. Наталья – соседка по отделу – всё приставала к Милочке с рассказами о своих заграничных турах. Объехав уже десяток стран, она пыталась раскрутить Милу на откровенность. Мила пожимала плечиками. «Ещё не накопила» - улыбалась она. Наталья втянулась в распространение продукции Avon и вскоре оказалось, что почтовое отделение, где нужно было получать посылки, находится прямо рядом с домом Камиллы. «Милочка, ну вы же мне не откажете, - ворковала Наталья. – Вы представляете, каково мне будет тащить домой в пригород эту тяжесть, а потом снова на работу». Камилла взглянула на неё укоряюще, но посылку привезла. Наталья приняла это как должное и в очередной раз пристала с тем же вопросом. Камилла резко отказалась.
Весь отдел - а это было пять дам и два мужчины - накинулся на Милу с упрёками: «И ты де такая молодая и такая упрямая, и не хочешь помочь женщине вдвое старше. И не так надо входить в коллектив. И думать надо о своём будущем…». В разгоревшемся скандале Камилла не проронила ни слова, только щёки у неё пылали. Выходя из отдела, она слегка обернулась и сказала через плечо:
- Никто не может никого заставить. Даже по работе я не стала бы злоупотреблять такими словами. Когда вы, Наталья, уезжали, я молча ваши отчёты отправляла, жаль, вы не оценили. Теперь вы скажете мне спасибо, если я что-то попрошу сделать вас.
Вот эти тихие слова всех просто потрясли. На другой день, когда нужно было идти на планёрку к управляющему, попросили Камиллу. Управляющий спросил:
- Кто в курсе последних контактов с санэпидемстанцией? Что там у них за новая концепция? – и показал рукой на Милу, как будто она была санэпидемстанцией. Мила встала со своего места и, скрипнув сиденьем, проронила:
- Когда вы, сударь, включите меня в свою свиту, и я буду ходить вместе с вами на совещания по санэпиднадзору – я непременно буду в курсе, а вчера, насколько я знаю, вы сами там были. Поэтому мы рады всё узнать от вас.
Какая дерзость. Раздалось неимоверное молчание. Какая-то приготовишка, молодая специалистишка посмела открыть рот перед управляющим, которому нужно было только поддакивать, только. Все молчали, а управляющий спросил:
- Как её фамилия?
Фамилию он запомнил. И у него теперь появилась ехидная присказка: «Зайдите ко мне, я отчитаюсь о последних совещаниях». Управляющий был достаточно молодой, амбициозный и быстро понял, что на таких женщин, как Камилла, катить бочку бесполезно. В то же время, если с ними по человечески, то всегда же можно положиться. Камилла виду не подавала, что ей что-то нравится или нет. Она была в беседах с ним ровной, ласковой, а временами начинала так улыбаться, что управляющему казалось – вот сейчас , сйчас что-то попросит, вот что-то надо ей, и немаленькое, иначе откуда этот свет неземной, гипнотический?
Наступил вечер, когда Камилла позвонила матери и сообщила, что задержится, пойдёт в ресторан.
- Ага! – воскликнула Антонина. – Ага! Наконец-то!
Весь вечер управляющий непрерывно рассказывал что-то Камилле, упорно глядя на её шею с ниткой жемчуга, на простое лёгкое платье, которое просвечивало четырёхзначной суммой. Он понимал, что если он начнёт её за руку брать, то это будет в последний раз, поэтому он не прикасался, только заглядывал в глаза и тут же отводил их. А Камилла на него взглянула только один раз. Она уже к тому времени все блюда перепробовала, насытилась, напитки отдегустировала, и ей стало скучно.
- Виталий Васильевич, вечер был бесподобен, но мне уже пора.
Виталий Васильевич побагровел.
- Камилла, вы уходите так быстро, что я могу истолковать это как упрёк.
- Полно, я выдержала все приличия, а теперь уже двенадцатый час.
- Приличия? Да вам просто скучно, но я не буду вас задерживать. Просто мне показалось, что прошло несколько минут.
Он её отвёз на такси. Когда Мила захрустела в прихожей огромным букетом роз в кружевной обёртке, Тоня, конечно, услышала, но вставать не стала. Утром только спросила: «Он женат?» - «Не знаю» - пожала плечиками Камилла.
Виталий с его гонором высокого руководства и фигурой культуриста вскоре потерялся, не знал, как ему себя вести. Окриками, строгостью – бесполезно. Камилла не относилась к числу людей, которых можно было шпынять за работу. Кроме того в коридорах управления о ней никто ничего не мог нашептать. Непонятная, тёмная лошадка. Оставалось подбираться издалека и приглашать в ресторан, на корпоратив, на какие-то официальные встречи, которые самому ему не нравились.
У Виталия была подруга, старая, надёжная, боевая подруга. Но он не был женат. И Камилла, высокая, белокожая, молчаливо-затаённая казалась ему идеальной девушкой для брака... Только удалось бы как-нибудь с ней сблизиться.
Теперь Камилла могла спокойно сидеть на летучках, планёрках и совещаниях управляющего, её не трогали, но если она сама хотел возмутиться, ей не возражали. Такие вещи передаются по воздуху. На корпоративен в честь юбилея управления Виталий всё хотел вклиниться в кружок дам в вечерних платьях, но как только он приближался – кружок таял сам по себе. Взяв два бокал с подноса, Виталий подошёл к Миле. И вздохнув так, что чуть не треснул белый его пиджак, и весело спросил:
- Вы опять ничего не пьёте, Камилла? А вот это вам как?
- Изумительно, - ответила она, отхлебнув из поданного бокала.
- Может, продолжим где-нибудь в другом месте? – полуспросил он.
- Мы ещё здесь не закончили.
- Не хотите потанцевать?
- Почему бы и нет?
Вдруг он увидел, что она не против, не против.
Ну, во-первых, это странная растопляющая улыбка. Во-вторых, неуловимо изменилось её поведение: то она держалась прямой, как струна, а то вдруг как-то вольно откинулась в его руках и заговорила сама. Пусть ерунду – пустяки. Но адресно, для него лично.
- Почему у нас коллеги так любят чёрное? Смотрите, весь банкетный зал в чёрных пиджаках, пардон, в смокингах и в маленьких чёрных платьях. А вы в белом. Любите белое? Я тоже. Не сегодня, правда, - она чуть двинула плечом в изумрудном топике. – Но у меня много белого. Где вы хотите продолжить? Мы ведь и так в ресторане.
- А что вы скажете про яхту? Можно покататься на яхте.
Она говорила чуть врастяжку, чуть заикаясь, это было так трогательно, до сумасшствия.
- О, у вас личная яхта? Нет, давайте лучше на пароходе. Там большие палубы, ветер.
- Давайте. Если, конечно, они ещё ходят.
Они исчезли с корпоратива вместе. Заметили это все абсолютно, но не удивился никто. Теперь придя на работу утром она получала эсэмески по телефону. В каждой эсэмеске был рассказ о её пальцах, либо её волосах, либо её улыбке. Открывая дверь в свой отдел, она видела на столе цветы: да что говорить, ведь эта фаза отношений почти у всех одинаковая. И что самое смешное – все эти примитивные вещи, они бьют без промаха…
Ночью ей позвонил Георгий, он ей битый час рассказывал, во что превратилась его серая жизнь без неё. Он говорил ей, как его задушили долги, как его убивает работа, и какой сказкой был их роман в Москве.
- Радость моя, ты, кажется, меня не слушаешь? – спрашивал он, и голос его невероятно вибрировал, и было полное впечатление, что он сходит с ума от тоски.
- Нет, я всё слышу и очень сострадаю.
- Насколько же сильно сострадаешь?
- Безмерно.
- Не понимаю, как можно так страдать, ходя по ресторанам с мужчинами.
- А что же мне остаётся, Георгий? Ты далеко, мне не звонишь, надежд никаких…
- Да у тебя полно надежд, при чём небезосновательных!
- Не понимаю.
- Отлично понимаешь. Что ж не спорю, Виталий неплохая партия. Но как же я?
- А мы с тобой расстались год назад.
- Расстались географически. Ну, такое забыть невозможно. А ты, значит, забыла.
- Ты прекрасно знаешь, Георгий, что нет.
- Камиллочка, сон смутной радости, мечта прибрежная, ветер мой весенний. Слышишь, забыла ты меня.
- Конечно, нет.
- Конечно, да.
- Конечно, нет.
- Конечно, да.
- А у тебя в каком ресторане осведомитель был?
- Я не так низок, чтобы следить. Я чувствую…
А следующий день жизнь была так же прекрасна, душа была так же полна светлыми мелодиями, а новое платье удивительно подбадривало. Только цветов на столе не было. Телефон помалкивал. Три дня молчания. Что бы это значило? На очередной планёрке Камилла уже не блуждала взором по искусственным растениям офиса, она смотрела прямо на Виталия. А у того при всех его белых костюмах было совершенно похоронное лицо. Ей даже показалось, что в глазах возник некий горячечный блеск.
Она ушла с совещания, ничего не сказав. Он не подавал признаков жизни. Впервые она первая ему написала: «Что случилось?» - «Всё кончено». - «Почему?» - «А вам жаль?» - «Мы были на ты». - «Мы снова на вы».
Она задумалась. Кажется, дело нечисто. Стала перебирать в памяти свои фразы, свои жесты, чем могла обидеть. И не находила их. Она вообще была настолько добродушным человеком, что ей бы это и в голову не пришло. «Надо поговорить». - «Пообедаем?» - «Там, где в первый раз».
Они приехали в ресторан почти одновременно. Небольшая заминка, она хотела сидеть у окна, а он заказал столик в кабинете. Это был странный обед. Еда на столике почти не уменьшилась. Столик почти сразу был отодвинут, и они стали обниматься. Они молчали почти всё время как бы понимая, что это последний шанс, что больше ничего не будет, что впереди много всяких столиков, скатертей-самобранок, яств, вин, компаний, банкетов, но эта дрожь рук не повторится.
- Неужели до такой степени? – прошептала она. – Вы же не будете скрывать, что знаете Георгия?
- Конечно, нет. Мы с ним друзья, а друзей предавать не принято.
- И что? Он вам пригрозил?
- Да он не пригрозил, он просто по всем управлению раззвонил, что я отбил у него девушку.
- Он посмел сказать, что я его девушка? Да ведь мы давно расстались.
- Пойди, докажи. Я сейчас выгляжу полным подлецом. Мои же приятели на меня косятся.
- Подлец – не вы… Не надо меня так обнимать, вы же мне шею сломаете.
- А знаете, как вы мне понравились? Я думаю, что же делать - пойти повеситься?
- А вы мне тоже понравились, но, видимо, мне отвели роль жертвы.
- Понимаете, есть же негласное чувство локтя. Вот я друг, и я не должен…
- Всё, в последний раз! Не надейтесь, что я буду хватать вас, умолять, в ноги падать…
Необычная история любви закончилась в самом начале. Ночью звонил Георгий, говорил ласковые слова, и она с ужасом понимала, что наверно у него есть знакомые и в других учреждениях города. Да у него, оказывается длинные руки. Он, выходит, поставил на ней печать. У него вообще было много знакомых, только находиться в их числе больше не хотелось.