Медведь - это тот, кто мед ест в лесу. Отведать – это же откушать? Бабушка всегда так говорила, приглашая гостей к столу – «отведайте». Значит, садитесь, гости дорогие, сейчас будем вкусное кушать.
Медведя нельзя называть по его настоящему имени, потому что он может услышать и прийти. И тогда будет, как в старой сказке про медведя с липовой ногой. Страшная такая сказка. И очень правдивая. Придет такой и всех раздерет. Потому и говорят о нем - медведь, а не как-то еще по-другому. Люди давно договорились его так звать, им понятно, о ком речь, а вот он не слышит свое имя, и не идет, не нападает...
И тех, кто живет с людьми, их тоже нельзя называть. Это только в очень старых книжках и старых сказках о них пишут прямо, называя по имени. Нельзя так. Потому что придут ведь, осилят, займут место человека, и будут жить одни. А потому что - зачем им люди? Людей терпят, только пока люди сильнее - потому что их не осилить. И еще пока люди кормят, да.
Мама разбирала белье, которое вытащила после стирки, и ругала вполголоса "того, кто живет в стиральной машине". Он в этот раз что сделал - вывернул пододеяльник, а потом уже в вывернутый насовал все остальное, что там было. Это, выходит, всякие там полоскания были совершенно ни к чему, потому что все - внутри. Вот мама и ругалась потихоньку, разворачивая и раскладывая, и думая, что опять кидать в машину - теперь для полоскания. Но вот она становилась:
- Зинаида!- когда она так говорит, сразу страшно становится до мурашек по коже.- Где твои носки?
- Они же совсем дырявые!- развела Зинка в стороны маленькие ладошки.- Совсем-совсем дырявые! Я их выкинула.
- Так,- сказала мама и села на старинный табурет, крашенный белой масляной краской.- Иди сюда, глупый ребенок, и я тебе сейчас все объясню.
- Ага,- ответила девчонка с двумя задорными хвостиками на голове уже из-за угла, из коридора.- И - по попе?
Нет, мама у нее добрая на самом деле, но по попе иногда могла залепить в сердцах свернутым кухонным полотенцем. Ну, это если Зинка ее совсем из себя вывела.
- Вылезай, подлый трус,- рассмеялась мама.- Иди уж сюда.
Она похлопала по своему колену и отложила какие-то футболки, которые только что разбирала.
- Слушай и запоминай. Те, кто живут с нами и вокруг нас - они не друзья и не враги. Они – просто чужие. Поэтому надо всегда ожидать от них всякой вредности. Всегда ожидать и знать правила. А правила эти вывели еще наши предки. Того, кто за печью, надо кормить. Того, кто в бане - надо кормить. Того, кто под кроватью - вот не смейся, не смейся - тоже надо кормить.
- Я кормлю!- тут же вспомнила Зинка.
- Это твои яблочные огрызки - еда? Ты же там все высасываешь, до прозрачности, до самых косточек! Что же ему останется? Ему, который живет под кроватью? Вот он тебя и пугает иногда. Потому что вредничает так. Голодный.
- И что же?- хитро прищурилась Зинка.- Теперь в стиральную машину мои яблоки и конфеты кидать, что ли?
- Нет. Тот, кто живет в стиральной машине, не ест нашу пищу. Он ест,- мама оглянулась, как будто боялась, что ее кто-то подслушают, и щекотно выдохнула горячим шепотом прямо в ухо Зинке,- носки! Он всегда ест только носки!
Зинка хихикнула и потерла ухо.
- Щекотно!
- Вот ты хихикаешь, а вспомни лучше, как папа ищет свои носки. Ну, вспомни!
Зинка расхохоталась в голос. Потому что эта история с носками повторялась как минимум каждый понедельник, когда папа, который вставал раньше всех и на кухне поднимал вверх тяжелую гирю - Зинка ее ни разу не могла пошевелить - начинал искать носки. И если стирка была в воскресенье, обязательно получалось, что все носки перепутаны, да еще никак нельзя было найти пару.
- Вот!- страшным громким шепотом продолжала мама.- Это тот, кто живет в стиральной машине, ест один носок. А остальные перепутывает, чтобы никто не заметил. Но мы, люди, все знаем и помним! Вот я всегда, даже когда стираю постельное белье, обязательно кладу хоть дырявые, хоть старые, хоть даже совсем чистые носки. И тогда он, из стиральной машины, ничего не путает и не портит. Тогда он ест. Понятно?
Зинка подумала, повспоминала и кивнула. А потом вспомнила еще:
- А тот, кто живет в холодильнике?
- Ну, это совсем просто. Ты помнишь, я кладу кусочек хлеба?
- Это же от запаха?
- Какой может быть запах от свежих продуктов в нашем новом холодильнике? Сама подумай - откуда? Этот запах - вредность того, кто живет в холодильнике. Но он не ест наше, запакованное и завернутое. Ему хочется хлебца. И не свежего, горячего, а чуть подсохшего.
- И Верка говорила, что сухой - полезнее!
- Что это еще за Верка? Вера. Она же твоя подруга?
Зинка пожала худыми плечиками. Ну, подруга. Так подруги всегда так и говорят - Верка и Зинка. И ничуть тут не обидно. Потому что - подруги.
- Но она права, это врачи даже говорят, что подсохший хлеб - полезнее. Вот и тот, который живет в холодильнике, любит именно чуть подсохший хлеб. И если успевать подкладывать, то никогда из холодильника не будет пахнуть. Ясно тебе, глупый мой ребенок?
- Я не глупый,- обиделась Зинка.- Я просто еще маленький.
- Ты, маленький ребенок, что делать теперь будем? Белье надо снова полоскать.
Зинка попыхтела, как маленький ежик, делая вид, что это вовсе не про нее. Но потом слезла с маминых коленей и пошла к своему комоду в углу. Порылась там и достала красивый гольф в полоску. Красивый-прекрасивый. И очень яркий. Только с дыркой во всю пятку.
- Вот,- сказала Зинка и шмыгнула носом.- Это очень хороший гольф. Только дырявый.
- Господи,- всплеснула мама руками.- Где же ты его откопала? Ему же года три уже!
- Он красивый,- упрямо нахмурилась Зинка.
- Понятно, красивый. Ну, пойдем, дочка, поможешь маме.
Мама взяла белье и понесла в ванную. Там она набила все в стиральную машину, понажимала кнопки, попискивающие от каждого касания, а потом сказала:
- Ну, корми его, корми.
Зинка положила сверху свой гольф и закрыла дверцу машины. Мама проверила, защелкнулся ли замок, а потом пустила воду.
- Ну, что, пошли?
- Нет,- мотнула головой Зинка.- Я потом.
- Ага,- хитро улыбнулась мама и тихонько вышла, прикрыв дверь.
А Зинка погладила белый гладкий пластик стиральной машины и зашептала куда-то туда, куда мама засыпала порошок:
- Ты прости меня, пожалуйста. Я же не знала, что ты голодный. У нас дома никто не должен быть голодным - я теперь всегда буду тебя кормить. Простишь, да?
В машине что-то громко заворочалось, и Зинка почему-то сразу поняла, что - все. Никаких обид. Все будет хорошо. И пошла к маме на кухню, потому что уже пора было обедать.
А уже совсем ночью, когда стало темно, когда надо было ложиться спать, она выковыряла из кармашка на платье совершенно растаявшую за день конфету, опустила в щель между кроватью и стеной, и сказала туда же:
- Вот. Ты не пугай меня больше. Я уже не такая маленькая, как раньше. Я теперь уже стала больше. Я много знаю. И про тебя знаю. И буду кормить.
И почти сразу уснула, крепко-крепко. И никто ей не мешал этой ночью, никто не пугал, никто не хватал холодными пальцами за голые ноги, высунутые из-под одеяла.
А утром первым делом, едва проснувшись, она специально проверила, лежит ли кусочек хлеба в холодильнике.