Эпилог

Дмитрий Плаксин
Маленькие злобные глазки разглядывали синее небо и золотистый песок. Многочисленные острые зубы изрыгали из чрева какие-то ругательства. Окружающая действительность была просто ужасной, но в то же время эта была планета, на которой существовала жизнь.
 Какое-то огромное теплое море, набегающее неспешными волнами на крупный янтарно-желтый песок одного из трех островов.
Первый был создан для любителей флоры и фауны. Остролистные пальмы изящно и со вкусом переплетаются с березовыми рощами. Где-то вдалеке, прячась среди облаков возвышается гряда гор. Отлогие пороги и непреступные стены этого величия – мечта любого альпиниста, но хуже всего, что прозрачнокрылые колибри повсюду порхают в воздухе, пропитанным душистыми ароматами цветов и трав.
Второй достоин не меньшего восхищения, хотя по размерам намного уступает первому. Второй остров представляет собой воплощение технократического разума. Отель в виде маленького замка уютно разместился в живописной ложбинке. Парапланы, яхты, машины и прочие развлечения только ожидают часа своего использования.
Третий остров - огромнейшая лаборатория  с изысканной библиотекой.
Все это великолепие должно было радовать глаз человека, но маленькие злобные, хищные глазки видели вокруг себя ужасный мир, который требовал изменений и переработки. Острые зубки вновь что-то пропищали и тысячи мерзких червяков выползли из металлической капсулы. Ругая и уже ненавидя этот мир, червяки начали расползаться в разные стороны. Челнок «Z», повинуясь заложенной в него программе, начал трансформироваться под лежащую рядом каменную гряду, ныряющую глубоко в море. Маленькие червяки расползались в разные стороны, равномерно удаляясь от места приземления челнока. У них была цель, а их жизнь только начиналась. Не зря потрудились генетики-ученые, создавая этих существ: безлимитированная по времени жизнь в теле. В виде личинок - всего месяц. Месяц – это так много, чтобы обзавестись подходящим телом.


* * * * *


В хирургической Высшего круга слышался радостный смех. Вообще смех и радость были повсюду в пространстве Высшего круга.
Только в двух местах круга эмоции были далеко не радостными. Первым таким местом была лаборатория, куда практически волоком затащили огромного черного дракона. Горибор, держатель мировых весов сообщил, что во всей мультивселенной должна быть хотя бы маленькая частица хаоса, потому что полного упорядочения быть не может.
Можно было смело опровергнуть его слова, хотя бы потому, что хозяева Высшего круга сами когда-то вышли из хаоса, преобразовав себя постоянной деятельностью. Это означало, что в их поступках иногда бывала иррациональная несимметричность. Однако, спорить с Гамдастом никто не стал и черного дракона взяли в плен. Хотя это только на бумаге звучит красиво.
На самом деле бесчувственного Арлаара еле вырвали из лап этого монстра. Самого дракона пришлось оглушить парой десятков ударов мировых весов и подрубить крылья огненным мечом-пилой. С огромным трудом эту тушу связали, а потом пятнадцать мощных боевых кораблей несколько суток тащили на буксире впавшего в кому дракона.
За время транспортировки Лютернер один раз пришел в себя, но увидев раскрутившиеся весы всхлипнул и снова впал в небытие, Горибор решил перестраховаться и пару раз все-таки накатил врагу своими многопудовыми весами.
Сейчас внутри дракона клокотала ненависть. Во-первых, ужасно болела голова после незабываемых мировых весов. Во-вторых, он не видел никаких перспектив освобождения из своего плена, а становиться подопытным кроликом дракону как-то не подобает. Ну и в-третьих, как любое существо вышедшее из спячки он ужасно хотел есть.
Кроме лаборатории было еще одно место, где напрочь отсутствовали какие-либо положительные эмоции. Не было радости в душе Апопа. Он уже настолько сжился с одиночеством, что последние за полтора года научился разговаривать и понимать соседствующие экспонаты. Вот и сегодня у Апопа состоялся очередной разговор с рубуканом – жителем какой-то планеты. Похож он на розового медведя с десятью лапами, большими крыльями и питающееся нектаром цветов.
Как оказалось, рубукан был замечательным собеседник: начитанный, грамотный и веселый. Но сегодня товарищ по заточению в очередной раз обозвал Апопа трусом и гнусным подонком. Апоп плакал, умолял простить его , даже обещал исправится, но десятилапый был непреклонен и даже не захотел больше разговаривать.
Для Апопа это был улар ниже пояса – его лучший друг озвучил то, что копилось внутри все это время. Апоп прокручивал события своей жизни и все чаще приходил к выводу, что Дагир – его спаситель.
За три года одиночного заточения в музее шефа Апоп совершенно забыл о причине приведшей его сюда. Если честно, то он считал себя ожившим экспонатом. Его же благодетель Дагир раньше приходил полюбоваться на него, а потом куда-то пропал. Мятежнику было тяжело от своего одиночного «оживления» так сильно, что и в самом деле он стал похож на чучело. Он похудел, усох и постарел. Конечно же, пленник своего рассудка понятия не имел  ни о войнах, ни о другой жизни вне музея.
В хирургической же царило веселье. Смеялись все, вспоминая недавнюю битву. Йохва, размахивая перебинтованными по локоть руками, живописно описывал свой страх. Даже обычно молчаливый и серьезный Арлаар, лежащий с загипсованными ногами, сейчас содрогался от смеха. Дагир, обколотый противоядиями жутко тормозил. Смысл сказанного доходил до него с запозданием минут на пять, что вызывало новый приступ хохота. Сложнее всех приходилось Святоборцу. Он был похож на сплошной шов и потому смех вызывал у него болевые ощущения. Скромный Святоборец по своему реагировал на болевые ощущения – он начинал гнусно ругаться, что в свою очередь вновь подталкивало остальных к смеху. Дело в том, что ругань в исполнении Святоборца это такая же невидаль, как слон охотившийся на львов. Горибор, вывехнувший правую руку от вращения мировых весов,  теперь держал свою ношу в левой руке. Из-за непривычного веса на левую руку он никак не мог установить равновесие.
Довольный, раскатистый смех, доносившийся из хирургической растекался по всему пространству Высшего круга. И даже Бог, которому обстоятельства не позволяли выйти из своего кабинета мурлыкал какую-то веселую мелодию себе под нос.