Расплескав серые лужи, экспресс подкатил к остановке. Меня, затюканного необъятным задом агрессивной дамы в коричневом кожаном плаще, закружила, выволокла из автобуса и понесла к заводской проходной толпа, разом озябших на весеннем ветру работяг. Архитектурный минимализм коробки из кирпича болезненно-желтушного цвета под плоской крышей с кривыми занозами антенн был оправдан: он беспощадно вырывал из цепких лап праздности и окатывал суровой реальностью – там, за свежевыкрашенной дверью, затаился труд.
У входа, втянув голову в поднятый воротник черного драпового полупальто, курил Семеныч. Задумчивый и невозмутимый, стоял в опасной близости от клокочущей, рычащей, хохочущей людской воронки у дверей. Мне пришлось изрядно поработать локтями, чтобы ревущий поток отпустил на волю мое измятое тело.
– Здрав будь, Семеныч. – Мою руку несколько раз тряхнуло крепкое энергичное рукопожатие. – Куришь?
Семеныч с подозрением поглядел на меня, затем на свою сигарету. Задавать глупые вопросы – обязательная способность любого нормального человека, так он любил говорить. Однако всякая глупость, по его же мнению, имела определенную степень, то бишь варьировалась от необдуманного высказывания до воинственного идиотизма. Моя, вероятно, превысила все дозволенные пределы. Лоб Семеныча собрался в глубокие горизонтальные морщины. По мере того как мой коллега приходил к некоему решению, они разглаживались, одна за другой.
– Бухал что ли вчера? – Неожиданный вопрос просветлевшего челом Семеныча застал меня врасплох.
– С чего ты взял? – Вот так! И плевать мне с высокой кучи, что отвечать вопросом на вопрос – признак бескультурья!
– Идиотизм с утра – это симптом вырождающегося разума или похмелья. Первое необратимо. Со вторым можно побороться. Учитывая твои относительно молодые годы, внезапную деградацию я отметаю… пока. Остается похмелье.
– А сам-то как? – Окончательно поставил я крест на своей культурности.
– Было. Закуришь? – Семеныч протянул мне пачку с призывно выпяченной сигаретой.
«Парламент» прочитал я вслух.
– Дареному коню… – В ответ на мой удивленный взгляд Семеныч прервал поговорку и разъяснил – Пачку у сына забрал, а сигареты другие… хорошие.
«Хорошие» сигареты оказались на редкость дрянными, но крепкими, уж не знаю преимущество это или недостаток.
– Проходить будешь – в сторону дыши. – Посоветовал Семеныч, осмотрев меня с отеческой жалостью. – Сегодня Петрович вахту несет, а у него на «это дело» нюх. Он потрепаться любит – не ведись. Это у него вроде прикормки рыбацкой: закинет про погоду-природу, а сам нос по ветру и ждет, пока ты рот раскроешь. Есть правда один весьма действенный способ. Ну-ка, яви на физиономии высокомерие.
С театральной драматургией я был знаком не понаслышке: в школьные годы мне посчастливилось играть на сцене. Наш класс ставил тогда небольшую пьесу на жутко злободневную тему: любой уважающий себя театр в те «далекие перестроечные» добросовестно выполнял генеральный план по «социальной чернухе». Моя эпизодическая роль фарцовщика хоть и не могла похвастаться достаточным объемом текста, тем не менее, была весьма содержательной в воспитательном плане. По творческому замыслу Тамары Викторовны – нашего драматурга и классного руководителя по совместительству – я выходил на сцену, подкрадывался к валяющимся «под кайфом» наркоманам, изымал у них материальные ценности вроде часов, колец, прочей мелочи и, после риторического вопроса в зал «с этих разве возьмешь больше?», удалялся за кулисы. Иными словами, мне надлежало за короткий промежуток времени вселить в молодежь максимум трепета. Отчаявшиеся взрослые, перепробовав все мыслимые схемы устрашения, пошли на хитрость: решили потеребить струнки скупости в юных сердцах. Как будто тревога за сохранность личных вещей могла удержать подрастающее поколение от пагубного пристрастия! Спектакль имел шумный успех. В тайне я был уверен тогда, что это исключительно моя заслуга.
Припомнив свое театральное прошлое, я с легкостью изобразил на лице высокомерие.
– Неплохо. – Подбросил дров в костер моего тщеславия Семеныч. – Петрович таких презирает, но лучше дыши в сторону, мало ли…
– Ты сам-то как, одолеешь? – Спросил я, не выходя из образа. Куда уж Семенычу до моих талантов!?
– Мне проще: я – герой. – Отозвался тот.
Мы поменялись местами: теперь уже я глядел на Семеныча с подозрением. И, судя по всему, уже мой лоб принялся складываться в морщинки.
– Не спорю – Начал я осторожно, чтобы не вспугнуть остатки семенычевского разума – но я где-то читал, что продолжительное употребление алкоголя, в конце концов, приводит к уменьшению объема мозга и сглаживанию извилин. Однако расстраиваться – лишнее, необходимо успокоиться…
– Думаешь, я умом тронулся? – Перебил Семеныч, закуривая очередную сигарету и настраиваясь, как мне показалось, на продолжительную беседу. – А это всего-навсего часть моего исследования.
Он явно предлагал мне заинтересоваться, и я не преминул.
– Исследования??
Интерес Семеныч идентифицировал как искренний, удовлетворенно кивнул, словно услышал верный отзыв на пароль, и продолжил…
Мой коллега говорил довольно долго и много. Где там мне упомнить все мельчайшие подробности, ярчайшие примеры, нерушимые аргументы и тезисы этого странного исследования!? Это материал для отдельной книги, я же попробую ухватить лишь самую суть.
К сожалению, от эмпирического метода исследования пришлось отказаться, по причине нежелания подопытных идти на прямой контакт. Семеныч исследовал вопрос теоретически: то есть «путем создания особой абстракции, которая являлась логической реконструкцией действительности». Надеюсь, кто-нибудь понял, о чем речь, потому что я – ни слова! Проще говоря, располагая только недюжинной логикой и врожденной наблюдательностью, Семенычу удалось систематизировать тружеников нашего завода в зависимости от их поведения на проходной «после вчерашнего». Так исследователем было выделено три основные группы. Имелось еще и несколько подгрупп – язвенники, трезвенники, откровенные пропойцы и скряги, - но они научного интереса не представляли, и Семеныч терпел их присутствие лишь для статистики.
Самая загадочная и крайне малочисленная из основных – «герои». Это единственная группа, которую Семеныч оснастил непрекословной истиной: стать «героем» невозможно – им нужно родиться! Как и любая аксиома, доказательства она не требовала. Типичный представитель этой группы обладал пытливым умом, совершенным познанием человеческой психологии, нерушимой логикой, развитой интуицией и исключительным здоровьем. Последнее играло немаловажную роль – а, возможно, и первостепенную – поскольку давало шанс сформироваться всем другим особенностям, поскольку механизм саморазрушения у «героев» включался в довольно раннем возрасте. Иной досужий наблюдатель мог бы даже заявить о родственности «героев» с откровенными пропойцами и был бы в корне неправ: их роднило лишь количество выпиваемого. Немудрено, что, располагая такими бонусами, они давили неокрепшую психику ВОХРовских церберов на подсознательном уровне и даже могли ввести в заблуждение алкотестер. В заводских курилках некоторое время имела хождение притча о задержанном на проходной подгулявшем труженике.
Он источал такой «аромат праздника», что доблестный секьюрити, парализованный подобной наглостью, пропустил его невозбранно! Через пару минут, частично оклемавшись от тяжелого нервного потрясения, охранник застопорил «вертушку» и устремился в погоню. Нарушителя воротили и подвергли унизительной процедуре «выдоха в трубку». Прибор обнаружил содержание алкоголя в крови 0,1 промилле, что по стандартам РФ соответствовало норме! Охранник с негодованием отверг показания и приволок другой прибор. Труженика взяла в плотное кольцо вся охранная братия, прослышавшая об уникуме. Второй алкотестер не стал оригинальничать и высветил на электронном табло 0,1 промилле, тем не менее, даже самый неискушенный мог прочувствовать сочное амбре алкогольных паров! Охрана заволновалась, теснее сомкнула ряды, и стало понятно, что несчастный сможет вырваться на свободу, лишь оставив свою тайну в их лапах. Третий прибор был спешно затребован с центральной проходной, и привез его лично начальник охраны в сопровождении многочисленной свиты. Табло высветило 0,1, а глаза адъютанта тревогу. «Поверенный, поверенный!! Да чтоб мне на зарплату жить!!» – Горячо нашептывал он в мясистое начальственное ухо, изображая указательным и большим пальцем правой руки, на какую именно зарплату он будет жить в случае обмана. Задержанного принуждали дуть то в один прибор, то в другой, то во все попеременно. Мелькнуло даже робкое предложение заставить горемыку дунуть во все три прибора разом, так… эксперимента ради. Печальное лицо ВОХРовца задержавшего таинственного нарушителя пошло красными пятнами на нервной почве. Спустя некоторое время подобно бубонной чуме они распространились на лица всех присутствующих охранников. Конец загадочной истории положил прибывший на место начальник цеха, в котором долго и плодотворно трудился феномен. Он сухо, по-деловому, осведомился о причинах задержания и, не получив внятного ответа, забрал злосчастного работягу с собой.
Сам Семеныч в достоверности истории не сомневался, однако добавил, что это тот чрезвычайно редкий случай, когда посчастливилось задержать «героя»: обычно для охраны они словно бомбардировщики «Стелс» для ПВО.
Вторая группа – «артисты» – чуть большая, нежели первая и, пожалуй, самая амбициозная из всех. Представителям второй основной были свойственны в равной мере артистизм и цинизм. Творческая составляющая натуры помогала им усыплять бдительность охраны, разыгрывая подчас целые спектакли, а цинизм улаживал морально-этические вопросы: приводил израненную необходимостью лгать душу в равновесное состояние. Показателен случай, когда недурно погулявший накануне труженик давал моноспектакль «Сердечный приступ».
Всё действо началось на безопасном расстоянии от чутких обонятельных рецепторов ВОХРовца. Труженик неожиданно споткнулся, захрипел, левой рукой схватился за собственную грудь, правой – за грудь случившейся рядом гражданки. Напор актерского мастерства был настолько неожиданным и сильным, что даже тот, кто находился недалеко от сцены и не мог не чувствовать густой похмельный дух, сразу поверил в искренность ситуации. Клокотал взволнованный партер, с галерки тянули шеи любопытные, а в гостевой ложе испуганно таращил глаза охранник. На чей-то робкий одинокий шепот «допился» театралы гневно зашикали. Осев на полусогнутых и привалившись щекой к пышному дамскому бюсту, «страдалец» трясущейся рукой извлек из кармана пузырек, отвинтил крышку. Долго выстукивал стеклянным горлышком о зубы задорный мотивчик, сильно смахивающий на «Баядерку», пока не выпил содержимое флакончика до капли. В пестрый ковер алкогольного амбре тонюсенькой ниточкой вплелся мятный запах «Корвалола». Отблагодарив грудь сердобольной женщины измученной улыбкой, «сердечник» спрятал пустой пузырек в карман и медленно, с трудом, словно преодолевая ставший вдруг непомерно густым воздух, направился к «вертушке». Имей охранник сострадательное сердце вкупе с пытливым умом – он без труда смог бы прочитать за изможденным взглядом артиста «Корвалол. 25 мл. Натра едкого около 3%, фенобарбитала 1,82%, масла мяты перечной 0,14%, смеси СПИРТА этилового 96%! Тащи трубку, червяк, повоюем». Однако ничем кроме сострадательного сердца охранник не обладал, да и не мог обладать по уставу, поэтому чинить препятствий «болезному» не стал. А любопытные, что прошли вслед за артистом, если и наблюдали по ту сторону проходной удивительную метаморфозу недавнего недужного в энергичного члена общества, то поспешили причислить это чудесным свойствам лекарственного препарата.
Доподлинно неизвестно являлось ли то выступление домашней заготовкой или экспромтом, но Семеныч, в любом случае, высоко оценил творческий потенциал и изобретательность мастера.
Третья группа – самая многочисленная – «туристы». Ни творческой изюминкой, ни глубоким психоанализом её представители похвастаться не могли, однако и они время от времени позволяли себе путешествие на «темную сторону». Это привносило в их тоскливое бытие необходимый лучик азарта, который, пусть даже на мгновение, расцвечивал серость будней всеми красками солнечного спектра. Процент задержанных на проходной «туристов» был необычайно высок и обеспечивал досрочное выполнение плана по «рабочим, задержанным в нетрезвом состоянии». Тем не менее, группа никогда не испытывала недостатка в адептах: как только очередной «взятый с поличным» покидал завод и растворялся в туманной безвестности – его место тут же занимал новоиспеченный искатель нехитрых приключений. Семеныч связывал это с эмоциональным обнищанием масс, вследствие всеобщего отупения на фоне низкой заработной платы и зомбирования Средствами Массовой Информации. «Люди разучились мечтать! – Восклицал исследователь. – А тем, кто пока еще может, катастрофически не хватает средств для претворения их в жизнь!» Конечно, Семеныч понимал, что это всего лишь следствие проводимой правительством политики в стране, но не мог не осуждать безыдейности «туристов».
К трем основным группам исследователь добавил условную четвертую – «жертвы обстоятельств». Сюда входили досадные исключения из приведенных выше подгрупп: трезвенники, выпившие на халяву; скряги, которых угостили; язвенники, которых заставили… вариации могли быть самыми различными. Для этой условной группы так же существовала своя специфическая классификация, но чтобы в ней разобраться до логического конца, требовалось иметь ученую степень не ниже семенычевской!..
– Вот такие дела, брат. – Семеныч выбросил окурок в переполненную мусорку и с торжеством посмотрел на меня. – Что скажешь?
Я молча хлопал глазами: а что еще мне оставалось!? Вид у меня при этом был, судя по всему, довольно идиотский. Черт его знает, как после всего услышанного сохранить высокомерное выражение на лице!? По-моему, я только что лишился своего козыря. Ох, и гад же ты, Семеныч!
– Ну, ты поразмысли, поразмысли. – Усмехнулся коллега. – Только споро: работа хоть и не волк, но… сам понимаешь. Давай-ка в заключение немного практики, смотри.
Семеныч влился в изрядно обмелевший поток заводчан и, не спеша, переправился сквозь заветную «вертушку». На другом берегу, прежде чем скрыться за дверью, он обернулся, подмигнул мне и сделал салютующий жест двумя пальцами ото лба. Ковбой хренов!
Знакомый зад, туго обтянутый коричневой кожей плаща, отмел меня в сторону. «Торчит тут бельмом черт патлатый!» – Прошипела дама, невесть как оказавшаяся на проходной только сейчас. Она крейсером проплыла мимо, обдав меня духами и презрением. «Типичная туристка» – пронеслось в голове.
В нерешительности я топтался у раскрытой двери и в который раз от отчаяния задавал себе одни и те же вопросы. Почему я так опрометчиво откликнулся вчера на призывную трель ненавистного телефона? И каким образом телефонная трубка голосом порядком подзабытого школьного товарища уговорила меня «вспомнить былое»!? «Воспоминания», затянувшиеся далеко за полночь, откликались сейчас нарастающей головной болью и неприятной сухостью во рту.
А пожилой ВОХРовец из окошка будки смотрел только на меня и ни на кого больше! Смотрел и понимающе посмеивался в пышные седые усы. Его добродушное лицо смутно напомнило мне кого-то. Казалось, вот-вот Петрович вытянет руку в приглашающем жесте и высокопарно произнесет: «Вращайте барабан, молодой человек! Вращайте барабан!»