глава двадцать седьмая.
ВЕНЕРА И МАРС.
- Предатель, - быстро и тихо шепнул я, когда мы, выходя друг за другом, замешкались в дверях.
- Дурак, - так же быстро и тихо ответил он.
Второй раз за эту историю меня называли дураком так бесцеремонно. Но я не успел ничего ответить – идущий сзади человек подтолкнул меня с силой, лежащей на границе вежливости и хамства, и я был вынужден пройти вперёд и сесть в экипаж, приткнувшийся к крыльцу так плотно, что в щель едва ли проскочила бы мышь. Внутри я оказался зажат между двумя молчаливыми телохранителями, по разговорчивости и мимике напоминающими мраморные изваяния. Оба были в одинаковых серых плащах с низко надвинутыми капюшонами. Коллинера усадили напротив в таком же сопровождении. На меня он не смотрел и попыток заговорить не делал. Рюсто, забравшись на козлы, щёлкнул кнутом, и экипаж совсем было сдвинулся с места, но тут вдруг снаружи раздался резкий оклик:
- Стой! Стоять я сказал!
Экипаж стал рывком, как вкопанный.
Дверца распахнулась. Смутно видимая в свете фонарей в проёме возникла горбатая фигура в таком же сером плаще с длинными белыми волосами. Тонкие пальцы, удерживающие ручку двери, украшали массивные золотые перстни – единственное, что выдавало непростое положение и истинное состояние Джона Уоррона.
- Причей каз? – резко и хрипло спросил он, по-видимому, захлестнутый гневом.
Одно из мраморных изваяний разлепило губы и, запинаясь, пробормотало:
- Вы его чесоства.
- Все не васло жномо изнопросить та найном зыяке, - отчеканил Уоррон, - Бы что не глявыдеть рудаком или жеда жеху – менизником, - с этими словами он - для горбуна очень легко - вскочил в карету.
Один из наших конвоиров поспешно уступил ему место.
- Спасибо, - быстро сквозь зубы проговорил он. – Вы можете быть свободны.
- Но, сэр... – начал было «кусок мрамора».
- Вон отсюда, - очень тихо произнёс Уоррон, и было в его тихом голосе нечто такое, что телохранителя как ветром сдуло.
Экипаж покатил, мягко подскакивая на рессорных колёсах и толстых резиновых шинах. Я мог только догадываться, куда мы едем. И догадки мне приходили одна другой хуже.
Значит, Тэд – член правления клуба – герцог Кларенс? Я мог бы догадаться и раньше - по скабрезной песенке Холмса, по неторопливости полиции, по имени доктора Галла. Значит, все «гуси на вертеле» - его половые партнёры, любовники, которых он заразил, и ещё, может быть, свидетели. Так, как, например, доктор Лей. Барон Лейденберг, видимо, тоже жертва. Вера заразилась от него. Дэвид лечил её, узнал обо всём и попытался шантажировать барона или даже самого принца – в надежде добиться таким образом богатства и положения. Бедный глупый пьяница Дэвид! И бедный я! Потому что мне теперь, кажется, тоже конец.
На Коллинера смотреть я избегал. На Уоррона – тем более. В окна – было бесполезно, их завешивали шторы. Оставалось созерцать собственные руки.
Мы ехали, наверное, минут двадцать – правда, неспешно. Наконец, экипаж остановился.
- Глаза им завязать? – спросил один из наших конвоиров у Уоррона.
- Зачем? Сейчас не до игры.
А в следующий миг я увидел нечто такое, что повергло меня в тяжёлое ступорозное состояние, я словно отупел всеми эмоциями и мыслями.
Уоррон вытащил из-под плаща руку с маленьким, словно игрушечным, браунингом, приставил дуло к груди Коллинера и спустил курок. Звук выстрела не был громким, я только видел, как сильно дёрнулся и завалился назад Руд, а мелкие брызги попали мне на руку и на лицо – они были странно-холодными, или это так исказилось моё восприятие действительности.
- Оставьте его здесь, - велел Уоррон. – Потом сбросим в овраг. Господина доктора ведите под руки – видите, у него ноги заплетаются.
Это было правдой – я сам не смог сейчас и шагу бы ступить. Меня выволокли из кареты, и я успел увидеть серый камень фасада и лепнину, а потом меня втолкнули в дверь, и я оказался в тёмном коридоре, ведущем вниз.
Шаги гулко раздавались под сводом подвала.
- Мы сейчас почти на дне Темзы, - сказал Уоррон, и его голос тоже звучал гулко, пробуждая низкое раскатистое эхо. Я шёл как во сне, и странно ещё, что при этом слышал и понимал его слова.
- Сами виноваты. Вольно ж вам было лезть в эту кашу. Я предупреждал. Вот сюда проходите.
Мы оказались в комнате без окон, обитой каким-то мягким материалом – для звуконепроницаемости, очевидно. Посередине горел очаг, никакой другой мебели не было, и я с ужасом увидел на скользком мраморном полу желобки, которые бывают на секционных столах – для стока крови.
Почти тотчас же открылась ещё одна дверь, и в комнату вошёл давешний «член правления» Тэд в сопровождении человека, которого я однажды давно видел, а теперь с трудом узнал – доктора Галла.
- ...дорого расплачиваться, - говорил на ходу доктор Галл, продолжая, очевидно, начатый за дверью разговор. - И ошибки монарха обходятся дороже ошибок других людей. Вам бы следовало отдавать себе отчёт.
- Я здесь не при чём, - огрызнулся Тэд. – таким меня сделала ваша хвалёная природа. С неё и спрашивайте.
Тут он увидел Уоррона и остановился:
- Зачем вы здесь, Люпус?
- Вы допускаете ошибку, Ваше высочество, - проговорил Уоррон сипловато и глухо.
- Что у вас с голосом?
- Я волнуюсь.
- Вот как? Я и не знал, что вы умеете волноваться.
- Ваше высочество, чем больше приходится держать в тайне, тем труднее удержать. Пока речь шла только о вашей болезни, довольно было полагаться на скромность доктора Галла. Пока этот Лейденберг не заразил свою жену, а она не рассказала об этом сначала врачу-индусу, а потом пьяному венерологу.
- Вот именно, - с горечью проговорил Тэд. - Тайна ушла из клуба, и если бы не Рюсто с его непомерной алчностью, было бы вообще невозможно взять ситуацию под контроль.
- Слава богу, мир не без наёмных убийц, - Уоррон усмехнулся, а Тэд, я заметил, при его словах поморщился, как от зубной боли. - Но число посвящённых простолюдинов разрослось, как раковая опухоль. Я не могу заставить Рюсто вырезать пол-Лондона. Тем более, что он, кажется, вышел из-под моего контроля.
- Это проблема не моя, - снова поморщился Тэд. – А ваша. Доктор Галл вам скажет, что рак следует иссекать в пределах здоровых тканей. Но этот тип, - он указал на меня небрежно, словно я был уличной собачонкой, - последнее звено. После вы сможете объявить, что маньяк нашёлся.
- И этим маньяком окажется...
- Рюсто, разумеется. Я выше того, чтобы врать своим будущим подданным.
- А что делать с Холмсом? – спросил Уоррон.
- Вы Шахматиста имеете в виду или его полоумного братца?
- О, Ваше высочество, вы осведомлены, - поклонился Уоррон.
- А как иначе? Процесс не был тихим, если вы помните. Шахматист будет молчать – он-то не простолюдин и понимает всю меру ответственности. Но как заткнуть рот его младшему, решать вам. Сами понимаете, прямое убийство тут не годится.
- Зачем же прямое? Довольно будет опосредованного. Он сейчас в богадельне Рюсто, насколько мне известно...
Тэд захохотал:
- Ну, Люпус, вам в чувстве юмора не откажешь! Это, конечно, ваших рук дело?
- Неважно, чьих. Он под замком.
- Но вечно там его держать даже вы не сможете.
- Вечно и не нужно. Неужели у сыщика не найдётся парочки недоброжелателей? Скажем, того сорта, что нашлись у журналиста?
- Что-то не пойму, на что вы намекаете, - нахмурился Тэд.
- Журналист Червиковер был почти насажен на металлический прут в подвале где-то неподалёку отсюда. Разве это не ваше распоряжение? Я полагал, что в клубе...
- В клубе я с вашими ставленниками не общался... – быстро и, мне показалось, испуганно перебил Тэд. - До сегодняшнего вечера.
- Прошу меня простить, но Рюсто – не мой ставленник, а Лейденберга. И впечатление такое, будто этот маньяк вошёл во вкус. К тому же, сработано было нечисто - Червиковер вырвался и успел удрать. А умер у Холмса-младшего на квартире. И Шахматист его видел.
- Мёртвого?
- Мёртвого, - подтвердил Уоррон.
- Мёртвые не кусаются. Едва ли Шахматист обладает способностями к вызыванию духов.
- На вашем счету уже больше десятка мертвецов, Ваше высочество, - проговорил Уоррон, отступая на шаг, к стене. – Обычного человека за такое давным-давно повесили бы. Не слишком высокая цена за пару весёлых ночей? И в ад вы не верите? С вашим заболеванием приходится задумываться о нём.
- Вы с ума сошли, Уоррон! Все эти смерти больше на вашем счету, чем на моём. Мне не важна ваша кухня, и если вы не можете действовать бескровными методами, по крайней мере, избавьте меня от подробностей. Всякому другому я вообще не позволил бы разговаривать со мной подобным образом.
- Никто другой и не попытался бы, - сказал Уоррон. – Я не приказывал Рюсто – это делал барон.
- А вы приказывали барону.
- Боюсь, меня тоже не слишком интересовала его кухня. А зря. Я могу ещё понять убийство того несчастного, который заразил вас, хотя он едва ли намеревался это сделать. Могу понять убийство шантажиста-венеролога и его приспешника Диомеда. Я сам только что пристрелил беспринципного мерзавца Коллинера и не жалею об этом. Червиковер, в конце-концов, падальщик. Лей пренебрёг врачебной тайной. Всё это хоть какая-то вина... Отпустите мальчика – он напуган, он никому ничего не скажет. Он уедет из Лондона, вы о нём больше ничего не услышите.
- Уоррон, это на вас непохоже! – Тэд покраснел от гнева. – Вы забываетесь. Как вы смеете давать мне советы, да ещё в таком тоне! Всё, что дискредитирует представителя королевской семьи, дискредитирует всю монархию. Вам ли этого не понимать! Я не вправе рисковать, какими бы человеколюбивыми помыслами не руководствовался. И если уж вы с вашей преданностью... Словом, оставьте это Лейденбергу – он мечтает выслужиться, пусть он выслужится.
- А его самого вы не боитесь? – спросил Уоррон.
- Я?! Люпус, вы, определённо, спятили.
Уоррон отступил ещё дальше и молча поклонился.
Я слушал их разговор, задыхаясь уже не от страха, а от возмущения. Но как раз в этот момент Тэд повернулся ко мне:
- Вы, действительно, сожгли письма вашего брата?
- Не было никаких писем, - устало сказал я. – И что произошло, я только сейчас понял до конца – из ваших же слов. А ещё и то, что вы – редкостный мерзавец, Ваше высочество.
- Вам легко говорить, - покачал головой Тэд. – За вами не никто стоит. Вы не облечены ответственностью. Ваши поступки – незначимы, ваша смерть – только ваша смерть. Мне жаль вас, но в большой игре мелкие фигуры всегда приходится жертвовать, – он повернулся к Галлу. – Пошли!
Снова меня накрыло тяжёлое отупение и ощущение какой-то фатальной неизбежности. Как в тумане, я видел, что Тэд и сопровождающий его доктор Галл, а за ними и Уоррон вышли, а затем через ту же дверь, едва не столкнувшись с ними, в комнату деловито вошли Рюсто, Лейденберг и ещё трое в серых плащах. Лейденберг заложил засов в петли и повернулся ко мне лицом:
- Вот как пришлось нам свидеться, доктор.
Несколько мгновений они все пятеро просто разглядывали меня, разглядывали оценивающе, как мясники, собирающиеся приступить к разделке туши. Тошнотворный ужас медленно поднимался откуда-то из чревного сплетения к моему горлу. Я судорожно переглотнул и попятился.
- Разденьте-ка его, - сказал Рюсто, указав на меня движением подбородка. И в тот же миг его тонкое молодое лицо исказила гримаса предвкушения и удовольствия.
«Боже, подумал я. – Да ведь он, действительно, маньяк! Вот чьими услугами пользуется принц! И барон Лейденберг... И Уоррон... Куда я только попал! Да Уайт-Чэпелю никогда не сравниться грязью с этим развратным гнездом!»
Но в следующий миг сразу трое ухватили меня за руки, и все мысли вспугнутыми птицами вылетели из головы.
Я увидел в руке Рюсто металлический прут. Странно, что не заметил его сразу – теперь я от него глаз отвести не мог. Рюсто с самым деловитым видом сунул его в очаг и стал нагревать, придерживая рукой в плотной перчатке, чтобы не обжечься.
На несколько мгновений я снова впал в ступор, охваченный тяжёлым дежа-вю. Рюсто сам вывел меня из этого состояния, подняв голову и взглянув в глаза. Я заорал и забился. Отупение слетело, как шелуха. Необыкновенно остро, всем существом, я понял вдруг, что меня вот сейчас, сию минуту, убьют точно тем же жутким изуверским способом, как убили всех тех – и мерзавцев, и порядочных – кто имел несчастье всего лишь стать свидетелем поражения блистательного Марса рукой безжалостной Венеры. Я прекращу своё существование, но прежде того мне будет невыносимо больно. Я даже заранее словно почувствовал прикосновение дымящегося железа к своей коже, ощутил запах горелого мяса так явственно, что меня затошнило. Отчаянье придало мне силы – одного из вцепившихся в меня противников я отшвырнул так сильно, что он ударился головой о стену, но материя обивки смягчила удар, и он тотчас снова вцепился в меня. Одежду с меня сорвали в два счёта, а потом повалили и прижали к полу, оказавшемуся очень холодным и твёрдым. Гаденько улыбаясь, Рюсто показал мне уже достаточно накалившийся прут.
- Чему быть, того не миновать, доктор. Не срослось в «Озере», случится сейчас. А?
Я ещё раз отчаянно дёрнулся и заплакал от страха и бессилия. Рюсто шагнул ближе.
В этот самый миг за дверью раздался приглушённый шум и настойчивый стук, сопровождаемый хриплым криком:
- Откройте! Сейчас же откройте!
- Кто ещё там? – проворчал Рюсто, раздосадованный тем, что ему помешали. – Барон, открой!
В его устах титул Лейденберга прозвучал воровской кличкой. Да, Господи! А кем они сейчас и были-то!
- Вдруг кто посторонний? – усомнился, уже взявшись за щеколду, Лейденберг.
- С ума рехнулся? Как сюда попадёт посторонний? Открой - это Люпус.
За дверью, действительно, оказался Уоррон. Всё с тем же маленьким браунингом, из которого он убил Руда. Но проблема в том, что и сам убитый стоял за его спиной, всё ещё смертельно бледный и всё ещё с кровавым пятном на груди. Я увидел знакомые из газет лица премьер-министра, префекта полиции, за ними - Майкрофта Холмса, ещё каких-то людей...
- Что...?– проговорил Рюсто, всё ещё не выпуская из рук прута.
Уоррон поднял браунинг и уставил ему в лицо. Но выстрелить не успел – Майкрофт Холмс ударил его по руке:
- Шерлок, прекрати! Это самосуд!
В следующий миг Уоррон как по волшебству преобразился: куда-то исчез вдруг горб, он выпрямился, откинул с головы капюшон плаща вместе с беловолосым париком, и вместо пронзительных и беспощадных голубых глаз на меня глянули серые глаза моего друга Холмса.
Не знаю, почему, но я снова впал в ступор – похоже, вся эта история изрядно истрепала мне нервы.
На ходу срывая с себя плащ, Холмс шагнул ко мне, пнул одного из моих замешкавшихся противников, с поразительной для своего сложения силой поднял меня с полу и, закутав в плащ, быстро и крепко прижал к себе.
- Я очень боялся опоздать, - услышал я. – Вы в порядке, Уотсон?
О, сколько злости, сколько обиды накопилось у меня разом в душе на этого человека! Я понял, что сейчас заору ему в лицо самые страшные ругательства, может быть, даже ударю. Но вместо этого жалобно по-детски всхлипнул и облегчённо уткнулся лицом в его костлявую грудь.