Доктор сказал, что нужно ждать.
Сколько?
Никто не знает.
Нужно просто ждать.
Дыхание дочери было прерывистым.
Взгляд, устремлённый куда-то, вдаль, был неподвижным. Сухие губы плотно сжаты.
Вдруг, из уголков глаз медленно и тяжело сползла слеза. Ресницы слегка дрогнули. Взгляд, как бы, стал живым. Девушка медленно повернула голову. Беззвучно пошевелила губами. Веки тяжело опустились, как бы охраняя едва теплящуюся жизнь.
Измученная женщина не смогла сдержать вздох облегчения.
- Слава Богу - подумала она, - Кажется, всё страшное уже позади, - и неимоверная усталость навалилась вдруг огромной глыбой, вдавливая в стул и отнимая последние силы. И, уже её глаза предательски слипались.
Едва слышный шорох осторожных шагов заставил женщину встрепенуться и открыть глаза.
- Господи, так я ж заснула, - мелькнула мысль, от которой краска стыда залила лицо. Страх сковал мышцы. Женщина усилием воли попыталась направить взгляд на постель и, наконец, преодолев сопротивление сознания, с тревогой взглянула на лицо своей девочки.
Её некогда густые, иссиня черные волосы, редкими прядями едва прикрывали, безжалостно обнажающуюся, кожу головы.
Но лицо было спокойным и умиротворённым. Едва заметный румянец робко тронул щёки. Мать перевела взгляд на тонкие руки. Они судорожно подёргивались, но синева от ногтей уже отступила. Живительные веночки обозначились под полупрозрачной кожей. Жизнь медленно, но уверенно возвращалась в измождённое тело.
Кто-то, слегка коснулся плеча женщины, и тут только она сообразила, что в палате есть, ещё кто-то.
- Идите домой, милая, кризис миновал. Она сейчас всё равно будет спать.
Голос нянечки был настолько участливым и полон сострадания, что слёзы ручьём, сколь женщина ни пыталась их сдержать, хлынули из глаз.
- Поплачь, поплачь милая. Легче будет. А, то неровён час, тебе самой доктор потребуется. Мыслимое ли дело, третьи сутки без сна. Да и нельзя всё в себе держать, вредно это. Выплесни-то, беду наружу. Освободи сердечко от муки…
Нянечка, на удивление лёгкой для её возраста, походкой, едва слышно, как бы, проплыла мимо усталой женщины. Деловито осмотрев капельницу, также неслышно выплыла из палаты.
Минуты через две энергично вошла медсестра. Молча, кивнув, в знак приветствия, заменила колбы капельницы, проверила пульс и также, ни проронив, ни слова, вышла. Тревога вновь сжала сердце…
***
Мысли, как тяжёлые грозовые тучи медленно окутывали мозг. Откуда-то, из закоулков памяти, выныривали далёкие воспоминания событий, которые сейчас кажутся такими мелкими, такими незначительными, но которые, кирпичик к кирпичику выстраивали день сегодняшний.
К тому же тогда, те события… они казались такими важными, такими значимыми…
И только сейчас, перед ликом смерти, вернее перед её угрозой, всё померкло. Всё ушло куда-то, в сумрак.
Женщина не могла оторвать взгляда от жилочки, которая пульсировала посередине матово-белого лба дочери.
И только одна мысль раненной птицей билась в висок. Всё должно быть хорошо. Иначе не может быть. Это будет несправедливо. Бесчеловечно. Жестоко. Не по божески. Бог не должен с ней так поступать. Не имеет права. Слишком высокой ценой ей пришлось заплатить за сохранение этой жизни, которая сейчас, в эти часы, норовит выскользнуть из обессилившего тела. Тела её девочки. Но она, как и четверть века, назад, не собиралась сдаваться. В этой схватке, в она не имеет права проиграть. И она не намерена сдаваться. Лишь бы её девочка хоть чуть-чуть ей помогла…
Воспоминания. Они всегда подкрадывались, как-то, исподволь…
Память странным образом, от, казалось бы, совсем несвязных событий всегда приводила к тому, что тяжким бременем давило все эти годы. Она мучительно искала «подсказку» из того, что память вытягивала откуда-то, из сумрачных зон прошлого.
Когда ей впервые в палату принесли дочку на кормление, её поразило то, что в отличие от других младенцев, чьи личики были красными и сморщенными, как у крохотных старичков, цвет личика её девочки был естественным. Белая кожа, розовые щёчки, удивлёно приподнятые, резко очерченные бровки и огромные глаза, обрамлённые пушистыми ресницами.
Соседки по палате не скрывали своего удивления: «надо же, какая необычайно красивая девочка»…
Но радость длилась недолго. Вскоре выяснилось, что у ребёнка сложная врождённая патология. И, если срочно не сделать операцию, малышка не выживет. И, вот, когда счастливых молодых мам с младенцами на руках, встречали не менее счастливые, и такие же молодые папы, она со своей крохой отправлялась в областную больницу, для подготовки к сложнейшей операции.
Дома они с малышкой оказались лишь через полгода после её появления на свет…
Ещё спустя полгода, остались вдвоём.
Для отца ребёнка эта ноша оказалась не по силам.
Но страх, давящий, липкий и тягучий преследовал её все эти годы. Постепенно она привыкла к нему, как привыкают к постоянной тупой боли. И только когда она слышала пронзительный звук сирены скорой помощи, он, этот парализующий страх сковывал и держал так цепко, что вырваться из его удушающих «объятий» не было никаких сил.
Вот и сейчас, он, изнуряющий, выматывающий и забирающий остатки сил, парализовал. И не даёт возможность осмыслить то, что, как кажется, осталось уже позади. В который раз удалось отогнать «костлявую», но облегчения нет. Усталость. Опустошающая, тяжёлая давит, отдаваясь где-то в локте, и под левой лопаткой.
***
Несчастная мать не отводила взгляда от дочери.
Вчера они вместе пережили трагические минуты. У девушки вдруг остановилось сердце. И, хотя, все последние годы женщина со страхом ожидала этой роковой минуты, ужас окутал сознание, но не парализовал её сознание. Она, почти с олимпийским спокойствием нажала на вызов, хотя врачи уже спешили. Они наблюдали за состоянием девушки в режиме реального времени.
Сейчас, когда смерть, вроде как, и отступила, но не разжала своей костлявой руки, мысли втолкнули её в те далёкие годы.
Она отчётливо помнит разговор, который произошёл четверть века назад, как будто это было только вчера.
Операция на самом деле была вполне рядовой. Врождённая патология, которая обозначилась сразу же после рождения, была не так уж и редка, если бы не одно «но». Она была характерна лишь для новорождённых мальчиков. У девочек она практически, не встречалась. Где-то, в каком-то, зарубежном справочнике был описан лишь один подобный случай, который, в общем-то, и помог поверить в то, что этот тот самый «роковой» случай. Патология оказалась у девочки.
Врачи не могли объяснить ни причину патологии, ни тот факт, почему, будучи характерной, для мальчиков, она вдруг обозначилась у её дочери. Её девочки.
Но, как бы там ни было, в силу того, что диагноз никак не могли принять, как данность, что-то, произошло такое в организме ребёнка, что привело к необратимым последствиям.
И, последствия эти оказались трагичны.
Прогноз, как приговор без права обжалования.
Девочка обречена на обездвиженность, и сколько она проживёт, никто не мог сказать с уверенностью. Может быть, год, может быть десять лет.
Заведующий хирургическим отделением, который сам делал операцию, в силу «необычности» случая, отводя глаза в сторону, неловко пытался «утешить» несчастную женщину. Бормотал что-то, о её молодости. О том, что у неё всё впереди. Потом надолго замолчал, как бы собираясь с мыслями, или пытаясь найти слова поубедительней.
Затем, очевидно приняв нужное решение, резко встал.
- Елена Петровна, начал он медленно и неторопливо, - не буду скрывать. События приняли неожиданный оборот. Патология, которая после операции для мальчиков проходит совершенно бесследно, то есть без каких либо, осложнений, в Вашем случае…
Он замялся, очевидно, не зная, как доходчиво и понятно, но чтобы это не звучало цинично, донести страшную новость до молодой женщины.
- В общем, так – наконец он решился продолжить, - я предлагаю вам согласиться на экспериментальную операцию. Ну, то есть, ещё одну. А, может статься, и не одну. Я пока ничего не могу Вам сказать, наверняка. Я не знаю. Ваш случай уникальный. В медицинской практике лишь второй. Во всяком случае, известном науке. Но я вам могу сказать, что будет с вашей малышкой, если оставить всё как есть. Она обречена. И Вы, вместе с ней. Конечно, вы можете от неё отказаться…
Из груди женщины вырвался стон, больше похожий на вой раненой волчицы.
Она скорее выдохнула, чем произнесла, прошептав едва слышно:
- Я согласна. Только спасите мою девочку…
***
Она до сих пор благодарна хирургу, умудрённому опытом военных госпиталей. Он действительно, сделал, всё, что было в его силах, насколько позволяли ему тогда, его опыт и знания. Жизнь ребёнка была вне опасности.
Тем не менее…
Болезнь отступила лишь частично. Ноги дочки так и остались обездвиженными. Но женщина благодарила судьбу.
И всё же, мысль о том, что каждый уходящий день может быть последним для её девочки, изнуряла безотчётным страхом.
Елена Петровна оторвалась от своих горьких мыслей. Что-то, привлекло её внимание. Она никак не могла понять, что – не так…
Сердце бешено заколотилось, когда её осенило. Совершенно бессознательно девушка, находясь в беспамятстве, пыталась найти более удобное положение… ногам!
Вначале женщина подумала, что ей это показалось. Но, нет. Дочь действительно шевелила ногами, очень медленно и хаотично.
Женщина вскрикнула, в глазах потемнело. Нестерпимая боль тисками сжала сердце, и тело, обмякнув, начало заваливаться набок, сползая со стула.
- Нет, только не сейчас – вонзилась мысль, и… сознание окунулась в темноту.
Веки были тяжёлыми, неподъёмными. Сквозь них женщина почувствовала, как темнота отступает.
С трудом, открыв глаза, увидев белое огромное пятно, которое постепенно стало отдаляться, приобретая очертание формы головы, она закричала:
- Доктор… ноги…
Ей казалось, что она вопит, в действительности, губы её шевелились беззвучно.
- Ну-ну, голубушка. Успокойтесь. Всё, слава Богу, позади. Что ж, вы так напугали-то, нас.. Разве ж так, можно…
Рядом суетилась медсестра, загораживая от взгляда матери кровать, на которой находилась дочь.
Женщина поняла, что её не слышат. Сама она лежала на кровати, которую специально для неё установила добросердечная сестра-хозяйка. Мать категорически отказывалась покидать палату даже на полчаса, боясь, что если она выйдет хотя бы на пять минут, может произойти непоправимое. Ей казалось, что только её любовь и сила духа поддерживает едва теплящую жизнь в дочери, и натяни она эту ниточку духовной связи расстоянием, ниточка не выдержит…
К тому же дочь в любую минуту могла выйти из забытья, и она, мать, должна первой встретить её взгляд. Это – важно.
Наконец, сестра отошла от её кровати. Женщина медленно повернула голову в сторону дочери и… слезы стремительно потекли по щекам. Но это были слёзы радости, счастья, облегчения, хотя взгляд дочери был полон ужаса и страха…
***
Девушка медленно бреда по аллеям парка. Она словно наслаждалась каждым сделанным ею, шагом.
Плавно опускалась ночь. Сумерки вяло, и ненавязчиво окутывали деревья, кустарники.
Вот-вот, всё окажется во власти волшебства ночи.
Девушка ускорила шаги. Услышав за собой быстрые шаги, она резко обернулась. Фигура, размытая сгущавшимся сумраком показалась знакомой. Она облегчённо вздохнула. Молодой человек подошёл почти вплотную.
- Вот ты где, я так и подумал, что найду тебя здесь;- молодой человек бережно обнял её, она доверчиво к нему прильнула…
Елена Петровна услышала поворот ключа в двери, поспешила навстречу дочери. Девушка загадочно посмотрела на мать, и счастливо засмеялась
- Эдик сделал мне предложение – скорее выдохнула, чем произнесла девушка, и зарделась не то от смущения, не то от чувства вины, которое она испытывала в последнее время перед матерью.
Она хорошо понимала, как тяжело будет смириться маме с мыслью, что в жизни её ненаглядной девочки появился человек, который, если не отодвинул на второе место любовь к матери, то «потеснил» её.
- Ну, вот и славно – Елена Петровна едва скрывала дрожь, которую предательски выдавали руки.
В эту ночь ей так и не удалось сомкнуть глаз. Память услужливо меняла картинки такого недавнего, но уже прошлого.
Шаг за шагом девушка осваивала азы передвижения, то есть делала свои первые шаги в жизни, спустя четверть века со дня своего рождения.
Ещё долгих две недели, после того, как ноги стали что-то, чувствовать, реагировать, их ощупывали, мяли, кололи, как будто не могли никак поверить в то, что спустя двадцать пять лет стало возможным то, что они сегодня наблюдали.
Конечно, и всевозможные массажи, и всё остальное Елена Петровна делала все эти долгие годы. Разгоняла кровь по венам, не позволяла ей застаиваться в артериях.
Что было самым странным. Врачи не могли найти хоть какое-то, объяснение, почему ноги, все предшествующие годы не воспринимают команды мозга, оставаясь без движения. А сейчас, вдруг «опомнились» и интенсивно «навёрстывали» упущенное время…
Да. Это было чудо, которое никто так и не смог объяснить.
Илья Семёнович, лечащий врач предложил не торопиться с выпиской, пообещал, что все дополнительные процедуры, не предусмотренные программой реабилитации, больница будет делать бесплатно, уж очень случай был необычный и вызывал интерес многих. И светил сосудистой хирургии, конечно же, невропатологов, и даже, психиатров.
В итоге, все сошлись на том, что организм, его непредсказуемость. Это тайна за семью печатями, Его возможности настолько же неизведанны, как и само появление жизни…
Ведь, казалось бы «из ничего», невидимых глазу двух клеток, создаётся то, что способно творить чудеса…
Тревога опять сжимала сердце. Но эта была уже другая тревога. И женщина была безмерно счастлива, что может тревожиться неизвестностью. Потому как «известность», длившаяся 25 лет её порядком вымучила.
Как-то пройдёт она, её девочка по лабиринтам любви? Но этот путь она должна пройти сама.
Со свадьбой оттягивать не стали.
2011 год.