Прекрасное далёко

Посвящение: идут все на ***                ПЕРВАЯ ЧАСТЬ                                Вот теперь ты поистине проебал всё на свете.Спокойной ночи.
                Мартин Миллар
                «Добрые феечки Нью-Йорка»
 
Глава 1

Внутри каждого из нас живёт зверь или демон, как кому больше нравится. То, что ежедневно жуёт нас изнутри. У кого-то – хомячок альбинос, у кого – гигантская белая акула, от которой пахнет самим адом. Конечно акулы – это рыбы. Вопрос в другом, на что похож твой убийца?
Когда зверь доедает до конца, зверь становиться тобой или ты становишься этим зверем, тут как посмотреть. Однако волноваться не стоит, когда демону несут десерт, уже никто ничего не чувствует.
Живность может сдохнуть, как тамагочи, которого не водили на горшок, но это единичные случаи. Обычно стоит только ослабить вожжи и в тебе откладывает яйца какая-нибудь Годзилла, или раздирает на части целый бестиарий.
Что касается моей фауны, это белый медведь из рекламы известной газировки. Живёт у черта за пазухой, пьёт всякую гадость, развлечения примитивные. Но не стоит его недооценивать, за глупой улыбкой этого заполярного гандона, вонючая пасть и крепкие, острые клыки.
Сегодня. Примерно в полдень. Я почувствовал, он близко.

Разумеется, везде себе не подстелешь, но если какое-то событие  в жизни, повторяется с удручающей регулярностью, по крайней мере, есть возможность, подготовившись, минимизировать убытки.   
Для начала нужно подбить баланс. У меня на руках семь тысяч квартплаты, примерно две из них можно срезать, без разрушительных последствий для собственной психики. Плюс где-то в закромах издательства «Золотой рог» пылиться гонорар за мою статью, полугодичной давности. Это тысячи полторы-две, и полторы лежат у меня под матрасом. 
Пункт номер два – связь .Что бы решить финансовые вопросы, мне нужен телефон. Своим последним я удобрил танцпол в клубе «placebo» на старый новый год, а очередной решил не заводить. Что за радость от обладания последней моделью сотового, если тебе звонят только кредиторы, требующие удовлетворения. Мать, говорящая, что лучше б тебя не рожала, а письма присылает только служба 501, сообщающая «ваш баланс близок к отключению услуг». Шлите нам лучше в смс сало.
В общем, жизнь без связи меня не сильно коробила, не на войне. Но сегодня с самого утра, точнее, со вчерашнего вечера, зарядил мелкий, противный дождь, который не вдохновлял меня идти до центра, вырубать свои два звонка. Таксофонов поблизости нет, а спрашивать сотовый у прохожих, в наших краях не принято.
Соседи. За два года, что я живу в этой квартире, мне так и не представилась возможность о чём-нибудь их попросить. Они, иногда, навещали и тешили меня историями из своей героической жизни. Дескать, детство их прошло в посёлках, которые располагаются рядом с урановыми рудниками. В сутках у них 26 часов, потому что они просыпаются на два часа раньше. И не успев позавтракать, едут на автобусе, электричке, на санях, после пять километров пешком по тайге, что б торговать водкой и карандашами в круглосуточном магазине. И так каждый день. Так что, не мог ли бы я выключить свою траханную, бобром сифилитиком, в рот музыку. Одним словом дружили квартирами, общались на почве любви к эстраде.
На первом этаже находиться пять квартир, включая мою, а греются под электрической лампочкой только две, т.к. отгорожены от остальных железной дверью, которую запирают  на ночь. Остальная же часть подъезда бывает лишь частично освещена пыльными лучами солнца, пробивающегося через дырки в парадной двери. Я к тому, что электрификация резко повышает вероятность одолжить телефон.
Две двери, шансы равны. Как не напрягаю мозг, не могу вспомнить не одной
считалки. Вдруг из недр квартиры, что слева, доноситься детский крик. Женщина. Мать. Она поймёт. Она даст позвонить.
Стучу, слышу приближающееся шарканье домашних тапок, с той стороны. Открывает молодая женщина с ребёнком на руках. Она выглядит печальной, хотя, скорее всего это просто усталость. Первый год, ночные подъёмы, детские болезни, деньги на памперсы. Ей 25-26, но эта бледность и мешки под глазами прибавляют ей ещё года четыре.
- Добрый день, я ваш сосед из седьмой, у меня сломался телефон и не могли бы вы мне дать позвонить, я в принципе могу вставить свою сим карту, если вам не трудно, пожалуйста,- выпаливаю ей на пятой скорости.
Она, ничего не говоря, идёт в глубь своего жилища, дверь при этом не закрывает. Ранен и убит. Нокаут в первом раунде. Несмотря на штаны от спортивного костюма, я отмечаю, что у неё дельная задница. Ещё я думаю о том что, трахал ли отец мою мать, когда та была беременна.
Вернувшись, она говорит, что если звонок не долгий, карты я могу не переставлять, и закрывает дверь.
С квартирной хозяйкой я утрясаю всё, меньше чем за минуту. Предупреждаю, что у меня только пять и прошу заехать вечером, в семь.
С Ларисой Леонидовной всё сложнее. На работе она ещё не появлялась, но у меня имеется номер её сотового.
- Саша?/ Да узнала./ А! Как твои дела?/ Спасибо, Саша хорошо./ На обеде./ Спасибо./ Да конечно, куда они денутся./ Ну, часа в четыре сможешь./ Паспорт с собой возьми./ Да, до встречи, счастливо.
Думаю, не позвонить ли кому-нибудь ещё. Наскоро перелистываю записную книжку, но так никому и не звоню. Я снова стучу, возвращаю трубу и благодарю. Женщина, ничего не говоря, слегка кивает и захлопывает входную. До шестнадцати ноль остаётся ещё три с половиной часа, которые надлежит провести с пользой.
В темноте, я не с первого раза попадаю ключом в замочную скважину. Захожу в квартиру и закрываю за собой дверь. Хотя на улице и пасмурно, глаза секунд десять привыкают к свету, который пробивается через шторы. Окно открыто настежь, но всё равно с порога я ощущаю запах сырости.
На мне только майка и трусы. Я ставлю на компьютере Landser альбом 98 года, тот на котором песня sturmfuhrer. И начинаю физкультурить. Подтягиваюсь 20, приседаю 100, отжимаюсь 50, делаю сотню пресса и подтягиваюсь 20 раз обратным хватом. Физические нагрузки вроде должны снижать уровень агрессии, однако во время упражнений я нередко ловлю себя на остром желании кому-нибудь ёбнуть. Может быть это из-за музыки. Я не националист и не футбольный хулиган, но по мне для упражнений в хорошем темпе нет ничего лучше, чем Oi.
Скидывая промокшее нательное прямо на пол, иду в душ.
Отсутствие полноценной ванной, той, которая с пеной, солью, разрезанными поперёк венами и резиновой уточкой, самый серьёзный недостаток моей конуры. Большая полоскательница для ног и душ, вот чем мне приходиться довольствоваться.
Помывшись, разглядываю своё лицо в маленькое зеркальце «blend-a-med», размышляя над перспективой бритья. Обычно я бреюсь раз в неделю, в воскресенье вечером, если в состоянии. Судя по длине щетины, сегодня четверг или пятница. Прикинув, что следующая встреча с бритвой состоится не раньше следующего четверга, решаю всё-таки соскоблить. Растительность на лице я ношу двух видов: либо никакой, либо всю сразу. Но уничтожать двух месячную бороду обычным станком… бесконечность - «не совсем верное слово, но это первое что приходит на ум». Осиливаешь примерно половину и уже жалеешь, что ввязался в это. Так что, проведя тридцать минут за бритьём, клятвенно обещаешь себе, очеловечиваться раз в неделю.
После лица, меняю лезвие и брею подмышки. Это мой личный заёб. Если волосы там растут достаточно долго то, сколько их не мой, мне  кажется, что они постоянно пахнут потом.
На прощание окатываюсь холодной водой. Завинчиваю краны и выхожу из душа, обмотанный полотенцем.
Щипчиками обстригаю заусенцы на руках и стригу ногти. Это я делаю очень коротко, не «из-за боёв в клубе». Просто, даже если к ним не притрагиваться, ещё неделю они будут выгладить хорошо и ещё неделю после этого, нормально. На ногах всё в порядке, поэтому я их не трогаю. Чищу уши ватной палочкой, надеваю чистые трусы и завариваю себе зелёный чай.
Достаю клетчатую сумку средних размеров, по типу той, с которыми гоняют челноки. А-ля Париж влюбился в полипропилен. Снимаю постельное бельё. Выворачиваю на изнанку свои 509е. Полотенца, пару маек, комплект постельного с прошлой недели, снимаю чехол с табурета. Всё аккуратно складываю и трамбую в сумку.
Накидываю синий бомбер, ещё раз проверяю, всё ли я взял: бельё, деньги, ключи, мусор, себя. Вроде всё.
Первая речка. Почти центр, хороший район, развитая инфраструктура. Только дом говно. Тут таких стоит три параллельно друг другу. Три девятиэтажных резервации для отбросов общества. Вымирающие народы, спятившие старухи, тот, кому жилище дороже не по деньгам, а жить на рабочих окраинах не хочется. Узбеки и китайцы, набивающиеся по 20 человек в квартиру. Менеджеры ям, спившиеся представители всех слоёв общества, я, те, кому просто деваться некуда, те которых всё устраивает, те, кто надеется, что всё наладиться и первокурсники, снимающее комнаты.
До Некрасовской, одна остановка ходу. Дождь, вроде кончился. На улице, всё равно промозгло. Не больше восьми градусов, к тому же не пройдя и половины пути, я уже успел наглухо промочить ноги.
Прачечная находиться в подвале. Спускаешься по лестнице, попадаешь в длинный коридор с парой аквариумов, какими-то полу разрушенными поделками из гипса и вечно раскумаренными кошками, валяющимися на батареях. В конце коридора, поворачиваешь на лево, и тебе по ушам бьёт шум одновременно работающих машинок, а в ноздри заползает сладковатый запах постиранного, но ещё влажного белья. Контору держат муж и жена. Видимо они работают через день. Придя сдавать или забирать, можно встретить любого из них. Муж - тихий, худенький очкарик, вечно в каких-то нелепых свитерах, одетых поверх рубашек, похож на спившегося учителя труда. Я помню, смотрел документальный фильм про Чикатило, так вот этот пассажир выглядит ещё более жалким чем Андрей Романович, после вынесения приговора. Так что если это действительно маньяк, он не только убивает и насилует, но ещё и ест, причём делает это, в произвольной последовательности, под настроение. Жена же, про неё могу сказать только, что она запорола мою бундесверовскую куртку.
Сегодня дежурила она. Ручные электронные весы отмерили четыре с половиной килограмма. Единственный бонус, которого я добился за два года – это то что, вес мне округляют в сторону уменьшения. Она в очередной раз спросила мою фамилию, на какой день меня записать и дала  десятку сдачи со 150ти рублей.
- Квитанцию выписывать?
- Нет, давайте спасём дерево,- сказал я, улыбнувшись в одиночестве,- всего доброго.
- До свидания, - произнесла она, и мгновенно забыв о моём существовании, помчалась безраздельно властвовать вглубь королевства говна и пара.
Стирку можно оплатить и по предъявлению, но сделать это заранее – хорошее капиталовложение. Неизвестно как пойдут дела, но я точно знаю, что в подвале на Некрасовской меня ожидает 4,5 кило чистых вещей, которые я могу забрать в любой день кроме воскресенья. С 9 до 18:30.
У меня в запасе ещё примерно два часа. А не зайти ли мне в цирюльню? Та, услугами которой я пользуюсь находится за углом.
В мужском зале только один мастер и он занят. Но, судя по всему, уже заканчивает. Дожидаюсь, пока клиент расплачивается, благодарит и уходит.
- Добрый день, можно подстричься?
Цирюльница смотрит на часы, продолжая сметать волосы в совок.
- У меня, на сейчас, клиент записан.
- Да меня просто под тройку. Пять минут работы.
- Ладно, проходи.
Не то что б мне сильно шла стрижка «пахан три дня на воле», но она дёшева, сердита, удобна в носке, неприхотлива при эксплуатации и требует кап ремонта лишь два раза в месяц.
- Окантовку, пожалуйста, не делайте, сведите сзади, на нет, нулёвкой.
Вся процедура занимает меньше десяти минут и не больше ста рублей. Я пристально разглядываю новую стрижку в зеркале. Когда стрижешься, по-простому, мастера частенько делают на отъебись и оставляют одну две антенны, чтоб ловить УКВ. Сегодня вроде всё в порядке. Спасибо, до свидания. Пошёл. 
На обратном пути захожу на первореченский рынок.
В аптеке покупаю четыре пачки активированного угля, витаминов «алфавит эффект», когда пробиваю их на кассе, думаю, не взять ли пачку презервативов. Прикинув шансы, ограничиваюсь детским орбитом и гематогеном.
Покупаю по сто грамм «графа грея» и «изумрудной тени».
Два полтора литровых пакета яблочного сока «привет». Бутылку гранатового. Пачку куриного филе. Десяток яиц. Два Доширака (острых). Пачку бананового мороженного с шоколадным сиропом. Коробку хлопьев с мёдом и орешками. Гречку и рис, что варятся в пакетиках (Срок хранения18 месяцев (для Дальнего Востока 12 месяцев)). Пару пачек макарон. Большую бутылку кетчупа «Балтимор томатный». Большую бутылку Heinz (под него можно съесть любые крупы). Молоко 1,5% и био кефир Хорольский 1%. Большую плитку тёмного шоколада «победа» и килограмм зелёных американских яблок.
Дома я раскидал харчи по полкам и забил ими маленький серый холодильник sharp, на который не крепятся даже магниты. Огромный плюс этого агрегата состоит в том, что даже минимум продуктов загруженных в него порождает иллюзию изобилия.
Метнувшись шустрой антилопой, я купил шесть банок минеральной воды по шесть литров, две пачки лёгкого и две красного Marlboro. Я почти готов.
Мою себе яблоко и бодрю утреннюю  заварку. Остаётся примерно пол часа, как раз, если идти очень медленно. Дальпресс -это то же одна остановка от моего дома только в другую сторону.
 
Даю толстому, апатичному охраннику на входе, свой студенческий пропуск, он не спеша, списывает данные, заполняет квиток со временем, напоминая, что его нужно вернуть с отметкой, по убытию.
Залетаю одним махом на пятый этаж. И жду секунд тридцать пока пульс, и дыхание придут в норму. Думаю, что ещё полгода назад этот отдых был мне не нужен.
Здороваюсь с секретаршей. Стучу в открытую дверь. Л.Л. разговаривает по телефону и жестом просит меня сесть.
Она похожа на Памелу Андерсон, на пенсии, хотя Памела вроде и так на пенсии. Л.Л всегда хорошо ко мне относилась, я бы сказал не заслуженно хорошо: давала деньги в долг, подкидывала работу, когда я просил, впряглась за меня, когда я был на сантиметр от исключения из института (зашёл в деканат пьяным). С полгода назад я понял, что не хочу быть журналистом, а значит, не буду. Меня терзало подсознательное чувство вины, из-за того, что все её усилия оказались тщетны.   
- Ну, как твои дела?- спрашивает она, закончив разговор.
- Жив пока?
- Жив?- произносит Л.Л. слегка прищурившись.
- Ну да. А что по мне не скажешь? - говорю я и улыбаюсь.
- Ладно, пойдём в кассу.
Эта статья вышла в январском номере «Дальневосточного капитала». Всё что вы хотели знать о подземной газификации угля, но стеснялись спросить. Два дня позора, деньги в кармане. На тот момент мне жестко нужна была наличность. Суд да дело, ситуация улеглась и я решил, что пусть лежат до лучших времён. Лучшие времена не заставили себя  долго ждать.
Мы спускаемся на четвёртый этаж.
- Ты статью читал?
- Хуже. Я её писал.
Она не улыбается, а с секунду внимательно и недоверчиво глядит на меня. Как если бы я был пятисотенной евро, валяющейся на тротуаре. Мы останавливаемся перед дверью, без особых отметок.  Л.Л. стучит и, не дожидаясь ответа, входит.
- Надежда Викторовна, выдайте молодому человеку деньги, – обращается она к очень толстой женщине в зеленой кофте.
- Саш, как получишь, зайдёшь ко мне, хорошо?- говорит Л.Л. и выходит.
Я отдаю кофте свой паспорт, и смотрю в окно, пока она заполняет какие-то ведомости.
В голове тяжёлая пустота. Та, когда не думаешь ни о чём, но это занимает у тебя кучу мыслительной энергии.
- Простите, что?- очнулся я.
Эта женщина о чём-то меня спросила, но я уловил лишь то, что она обращается ко мне.     - Вы собираетесь ещё с нами работать?
- Мм, возможно,- неуверенно тяну я.
- Тогда, в следующий раз принесите своё пенсионное, у вас оно есть?
- Да, конечно.
- Хорошо, если нет, надо сделать, распишитесь здесь,- указывает она на строчку в  ведомости, рядом с моей фамилией и цифрами 1712,34.
 Совсем не плохо, чёрт, совсем не плохо.
- Четырёх копеек у меня нет, говорит она, зарывшись в сейф, почти такого же цвета, что и её кофта.   
- Знаете и без двух тридцати вполне можно обойтись.
-Хорошо,- говорит мне она и отдаёт деньги.
Я, не пересчитывая, складываю их пополам и убираю в правый передний карман джинсов. Благодарю, прощаюсь и ухожу.
Выходя на лестницу, размышляю, стоит ли зайти к Л.Л. Решаю, что нет, и спускаюсь к выходу.
- Эй, а квиток,- окликает меня вахтёр, уже у самой двери.
- А, простите, на столе забыл,- вру я и выхожу на улицу.
Дома я от нечего делать протираю пыль, мою полы, складываю аккуратно вещи. Если и есть цимус в том чтоб жить на тринадцати квадратах, так это минимальные затраты времени и сил на уборку. Глажу пару маек и джинсы, на случай похорон. Беру с полки «Ногти» Елизарова, заваливаюсь на кровать, открываю книгу на середине и начинаю читать.
 
Слышу, как стучат в дверь. На пороге Татьяна Михална - хозяйка этого скворечника. Мы виделись, может чуть больше двадцати раз. Но я бы не узнал её в толпе прохожих. Ужас порой сковывает меня, в районе лопатника. Что если в условленный день и час случайно зайдёт женщина слегка за пятьдесят, с елейным голосом и перманентом. Попросить, например, стакан воды. А я по ошибке отдам ей деньги и что самое ужасное счета за квартиру и свет.
Т.М. просто обожает эти счета. Деньги она берёт не считая, с лёгкой брезгливостью, будто я их при ней, только что полоскал в унитазе. Зато квитки, что лежат на холодильнике, о, к ним она испытывает неподдельное уважение. Как хорошо, говорит она, как это чудесно. Это же просто замечательно, какие великолепные квитанции.       
Хозяйка, какой-то там врач. Она даже, по моей просьбе, выписала липовую справку, когда я месяц игнорировал институт. Так вот, я мыслю, что она бережно несёт их домой, там предварительно вымыв руки, готовит из них компот по секретному рецепту детской поликлиники. А потом, доставая из железных коробок личные, прокипячённые баяны, её дружная семья садиться полукругом, весело вмазывается этим варевом и ловит не известный простым смертным приход. Вот такой вот новоджанк.   
- Саша, ну как твои дела?
- Да, как сажа, Татьяна Михална, как сажа,- тяну якобы с сожалением, опустив глаза.
- Ну что ж ты так, Саш?
- Вот тут пять,- протягиваю ей десять пятисотенных,- вот счета.
Деньги она не считает, не считает никогда, во всяком случае, при мне. Уверен, она делает это первым делом, садясь в машину. И если номинал, будет меньше объявленной суммы, она забарабанит в дверь быстрее, чем я успею произнести «синхрофазотрон». Это старая закалка серпом и молотом. Соцобязательства, плановая экономика, страх перед КГБ. Бубль гум и шариковые ручки, как тайное оружие капитализма, встречный план и  всеобщая атмосфера охватившего нас подъёма. Быть мещанином не плохо. Хуже, стремиться им быть и одновременно стыдиться этого. Денег ей так сильно хочется, что аж совестно.
Я должен ей пять сотен за прошлый месяц и две за этот. Но, она ничего не скажет, поскольку, уже год как в квартире надо бы сделать ремонт, но я не выедаю ей плешь по этому поводу, а она в благодарность не напрягает меня, в связи с несвоевременными выплатами.
 -Вот, Саша, возьми пожалуйста, - достаёт она из сумки коробку «птичьего молока»,- я там начала есть, но потом вспомнила ,что мне такие нельзя.
- Спасибо, большое, - кладу я конфеты на холодильник.
И люди ещё меня называют странным. ****ь, начала есть, сука, я надеюсь хотя бы не насрала поверх конфет.
- Я пожалуй пойду, ты, если что, звони, телефоны у тебя записаны.
- Обязательно.
- До свидания.
- Всего доброго Татьяна Михална,- прощаюсь и закрываю дверь.
Первым делом я проверяю коробку конфет на гумус. Вроде всё чисто. В стандартных коробках с «птичьим молоком» три вида конфет: белые, жёлтые и коричневые. Белые самые вкусные, частенько бывало, я отковыривал с боку, пласт шоколадной глазури, чтоб найти нужную начинку. А теперь внимание вопрос. Конфеты, с каким наполнителем, полностью съела Т.М, прежде чем вспомнила, что ей такие нельзя?
Я ставлю на буке первый альбом Beastie boys, сажусь на кровать и снова принимаюсь за книгу. Читать не получается, в голове засела мысль о вечерней пробежке. В углу комнаты стоит пакет с моими беговыми шмотками. Чистыми, и тёплыми от батареи. Я не притрагивался к ним неделю, с тех пор как забрал из прачечной. Конечно, сейчас площадка на которой я занимаюсь, превратилсаь в сплошную лужу и бегать будет вдвое тяжелее. Но так же я знаю, что в противном случае буду весь вечер маяться от безделья и слоняться от двери до окна.
Одевшись и сделав пару глотков чая, я выхожу на улицу. Этот школьный стадион находиться примерно на пол пути до Некрасовской. Стадион - конечно громко сказано, двести метров, пару брусьев, пару турников, собственно больше и не надо. Обычно я бегаю позже, из-за собачников, но думаю, в такую погоду все болонки уже оправились, и  никто не будет мешать.
Мне нравиться бег. Ставишь себе планку чуть выше, чем сможешь вывезти, и не отступаешь от неё не на сантиметр. Хоть пешком, хоть ползком, выблюй лёгкие, но достань. И когда в висках начинает пульсировать «больше не могу, больше не могу». Берёшь себя за волосы и вытягиваешь из этого болота вместе с лошадью. У меня выходит около восьми километров с быстрыми перерывами на брусья. И конечно моё любимое стометровое ускорение в конце. Я никогда не беру с собой плеер и то, что у меня, его нет не единственная причина. Мне нравиться слушать собственные мысли, не все они меня радуют, но от ускоренного передвижения в пространстве они становятся очищенными и обезжиренными, как поверхность под покраску.
Ты не думаешь ни о чем специально, а просто наблюдаешь, как они скачут по полушариям. Иногда забываешь, какой круг наматываешь, тогда начинаешь отсчитывать от номера последнего, который запомнил, что пробежал.
Моя одежда насквозь пропиталась потом, хоть выжимай. Ноги в мокрых, тяжелых кроссовках особенно трудно отрывать от земли, но я уже бегу по тротуару в горку. То, что осталось метров четыреста, даёт дополнительных сил. Я почти не чувствую икр, нет правильней наоборот, каждый удар ступни об асфальт, отдается в теле парализующей болью. Сжав зубы, я бубню, свою мантру одними губами: «1234 дшб сильней всех в мире, 1234дшбсильнейвсехвмире12…»
Мимо братских народов, торгующих фруктами. Перебегаю дорогу. Вверх, мимо рынка наперегонки с «нисаном». Стучу ладонью о перила железной лестницы ведущей к моему дому и со смаком, слюной и слизью выдыхаю весь воздух из лёгких.
Теперь оторвать мокрую одежду от тела, подтянуться, покачать пресс и мыться, а после много холодного душа, до тех пор, пока не замучает жажда. Пол литра воды, потом кефир и сок.
Самое лучшее в беге, что после него забираешься под одеяло, сворачиваешься калачиком и мгновенно засыпаешь сладким как малиновое варенье сном. А на утро просыпаешься, раньше обычного, бодрым, отдохнувшим и в прекрасном настроении.         
 
Сейчас 11:12, следующего дня. Я сижу в пивном ресторане Hans. Он из тех заведений, где вариться собственное пиво. В зале полумрак и нет посетителей, только не спеша ползают туда-сюда молоденькие официантки в «типа» национальных костюмах. На плазменной панели, какое-то кантри, с отключенным звуком. После всех приготовлений у меня на руках три двести и железная перхоть. Я чувствую себя прекрасно, я полон сил. Передо мной стакан светлого пива и рюмка водки. Я попросил, чтоб, как только я прикончу этот буз, мне принесли «свободной кубы». Во внутреннем кармане бундесверовской куртки нераспечатанная пачка и зажигалка.
Ну, что? ПРЕВЕД МЕДВЕД!


Глава 2

Я проснулся от первых аккордов песни complicated. Значит сейчас одиннадцать или что-то типа того.
А теперь, дорогие радиослушатели, к вашей всеобщей радости, мы начинаем нашу ежедневную передачу «золотые хиты Аврил Лавин». Для тех, кто слушает нас недавно, скажу, что программа состоит из четырёх песен, каждую из которых мы прокрутим по три раза. Приятного вам прослушивания.
Я не помню ни одного случая когда, оставаясь дома в это время, не впитывал эту бешеную подборку. Почему только эти песни, почему именно в это время, я не знаю. Может в Канаде в эту секунду происходит ежедневное затмение солнца? В любом случае я с нетерпением жду нового альбома А.Л., и пусть лучше он будет двойной, как последний у перцев.
По полу, неразорвавшимися авиабомбами, блестели банки из-под пива Efes. На столе лежало пол пачки Winston и пепельница с курганом бычков. Первым делом, когда просыпаешься при такой сдаче карт, необходимо пробежаться по карманам одежды, в которой был вчера. Найти её не трудно, она или на тебе или валяется на полу. На ней грязь, может содержимое желудка, может всё сразу.
Я обшарил: куртку, 507е, даже носки. Поломанная сигарета, чека от пивной банки, пуговица, *** пойми от чего и две монеты по два рубля. Причём это были юбилейные монеты, с городами героями, выпуска 2000 года. В районе Мурманска самолёт бомбил гражданское судно, а на Ленинградской шла колонна полуторок может с продовольствием, может с трупами. Коллекционирование, компенсирует человеческую потребность в наживе. Возможно, в эти дни я решил стать знатным нумизматом?
Кстати дни. Судя по щетине и общему состоянию организма, всё длилось не больше двух. Обычно запои у меня от пяти дней до недели. После них сил хватает только на то чтоб лежать шлангом, читать, да пройти иногда 2,5 метра до ледника или сральника. Значит, Миша скоро проснется и снова захочет есть.
Второе что нужно сделать это попытаться найти дома алкоголь.
Не считая трёх склянок с туалетной водой, помещение в плане кира было стерильно.
Что тут можно добавить: «НА *** КАНАДУ»!
Спать больше не хотелось, настроение было безвозвратно испорчено, вплоть до первой бутылки пива. Я решил подкрепиться, помыться, а после, уже восстановив силы, прикинуть дальнейшие действия.
Пока размокали хлопья, и заваривался чай, я собрал в пакет банки с пола и вытряхнул пепельницу. Завтрак я стараюсь не пропускать, поскольку это не только самый важный приём пищи в течение дня, но зачастую и единственный.
От троекратного стука в дверь, меня так тряхануло, что я вылил пол кружки чая на пол. Даже если не брать в расчёт непрерывный геноцид, собственных нервных клеток. Человек с похмелья, как очищенный банан на ветру. Да к тому же публика сюда стучит малоприятная и зачастую малопонятная.
Чаще всего менты. «Тут вашего соседа задушили трусами размера XXL, вы ничего не слышали? Буквально час назад из квартиры 9 пропал обогреватель и две банки сайры, вы ничего не видели? Помимо, жжёных квадратиков бумажки и инсулинок, как вообще обстановка на этаже, не скажете»?
Иногда препираются соседи и сообщают, что я опять в два ноль слушал свою музыку. Долго кричат, топают ногами, говорят, что в следующий раз, ух… « и живые будут завидовать мёртвым».
Пару раз разыскивали пассажиров, которые кантовались в этой будке до меня. «Как это вы не знаете где сейчас Вася, Таня, Сережа. Они же тут жили, а теперь вы тут, ну и где они?»- с мольбой заглядывали они мне в глаза из полумрака подъезда: «ты нам скажи где, а мы не кому, ну…». Они точно знали, я вру и, глядя в их глаза, я понимал, что они правы, но никак не мог вспомнить, где все эти Тани. Так, сгорая от стыда и закрывал дверь перед следопытами.
Время от времени образовывались люди, которых я когда-то знал, выпить пива и потрещать, но это редко.
А вот свидетели Иеговы никогда не заходили. Это единственное место, где я жил не по принуждению, которое они не разу не навестили, поговорить со мной о спасении. Возможно, что в их рюкзаках помимо стратегического запаса: библий, распятий и святой воды, есть своеобразный «Божий анализатор». Достал, взял пробу воздуха, воды, грунта. Ага, понятно, тут бога нет, и не будет, пошли дальше проповедовать, брат. И боевыми двойками в сторону жизни вечной.    
Короче, не знаю как там дела у Перес Хилтон, но люди в этом доме жили интересно и насыщено.
-Кто?- крикнул я в сторону брони.
- Я,- ответил женский голос.
- Уходите!
- Гвоздь, мутант, открывай,- за репликой последовал один сильный удар в дверь, видимо ногой.
Человек за дверью, судя по всему, знал меня не плохо. Делать нечего, я надел майку и пошёл отпирать.
Хороша, как всегда. Она поцеловала меня в щёку, едва прикоснувшись губами. Я взял пакет из её рук, положил его на холодильник, и помог с пальто.
- Пойди, помойся, от тебя животным несёт.
- Это душа тухнет. Чаю хочешь?
- Давай.
- Зелёный, чёрный?
- А чёрный какой?
- Как всегда, з бегимотом.
- Давай з бегимотом,- улыбается она.
Девушка проходит в комнату. Я щёлкаю чайником. Засыпаю чай в чашку. Достаю мёд, и делаю две дырки в банке концентрированного молока, без сахара. Пока чайник не закипел, раскладываю пакет. Пломбир, пачка яблочного сока, пакет шоколадного печенья и бутылка старой ржавой № 7 с нашлёпкой дьюти-фри.
- Привезли или привезла?- спрашиваю я, приподнимая батл, так чтоб она видела, о чём идёт речь.
- Я только что из Гонконга,- говорит она и снова возвращается к моему компьютеру, на котором хочет включить музыку .
Из Конга - это хорошо, сейчас только на приличном расстоянии от границы и можно нормально отдохнуть. Потому что, соотечественники засрали все приграничные территории типа Суйфунхе или Мудадзяня. Дискредитировали доброе имя белого человека. Да и кир там, надо сказать говённый. Такая бутылка стоит юаней 60, но на вкус как картофельный самогон, подкрашенный кофе. А за этот она выложила не меньше 30-35 Бакинских Комисаров.
Я наливаю кипяток в кружку, добавляю мёда и молока. Концентрат расплывается в содержимом чашки, белым чернильным пятном. Когда я размешиваю ложкой, чай становиться цвета слоновой кости. Как говориться: "чтоб мышь могла пробежать".
- Ир, пойду пока помоюсь, а ты там приготовь всё. Где «всё», ты знаешь,- говорю, ставя чашку на стол рядом с ней.
Стоя под постепенно нагревающимися струями, я думаю о том, что совсем не помню последней весны. Ханами. День победы, тоже похером пропах. Даже какой-нибудь захудалой капели. Должен же я был выходить, хотя бы за едой. Первое уличное разливное, которое ледяными сгустками падает по пищеводу в желудок. File not found.
Из весны лишь смутно помню эту девушку с бутылкой Джека и чаем с бергамотом, который я заварил, так как она любит. Но её в моих воспоминаниях так мало, что можно сказать, весны у меня не было.
Зато зимы в этом году было на два раза.
Всё началось с того, что Доза швырнул свой музей восковых фигур на двести кусков (думаю, что сумма занижена). Доза в качестве главного менеджера возил механических бронтозавров и прочих детёнышей диплодоков по всей стране. Вёл левую бухгалтерию, а на вырученные деньги пил, как рыба.
В конце концов, окончательно потеряв страх от безнаказанности и качественного алкоголя в промышленных количествах, он решил кинуть свою контору по крупному. Спектральный анализ палева, палева не обнаружил. Фирма, мягко говоря, не перенапрягалась по части уплаты налогов, плюс Денис оставил себе на память печать и генеральную доверенность. Я так понимаю, в Ленинграде, решили о нём просто забыть, как о палеолите. Доза на прощание метнул, от щедрот, десятку заму, закатил пьянку для работников музея, в котором стояла выставка, и был таков.   
С Денисом мы учились в параллельных классах, сперва в 30й школе, а после девятого, когда нас и ещё нескольких о****олов попросили с вещами на выход, доучивались так же в параллели, в ближайшем калоприёмнике № 18.
Мы никогда сильно не общались, но год назад, когда Доза первый раз поехал со своей выставкой, пугать горожан, он узнал через общих знакомых мой Владивостокский номер и попросил встретить.
Так вот, свои огромные тысячи Дэн решил пустить в дело, а именно привезти из Китая женского шмотья, снять помещение и заработать первый миллиард юаней. То, что на этой широте чем-то подобным занимается каждый пятый, его мало тревожило.
Для того, что б задобрить богов и заодно самому жидко не обосраться, от грандиозности собственных планов. Он решил вложить часть денег в огненную воду. Через несколько литров, я совершил космический карьерный скачёк, от деклассированного элемента, до вице-президента несуществующей компании.
Дозыч любил кабаки, рюмочные, тошниловки. Причём центровые, а следовательно дорогие. Чтоб бухло, с конским ценником, рекой, чтоб правильный звук, кальяны и горы пэтэушниц блестели стразами. Меня подобные места пугали, тянуло от них свежее залитым пепелищем, а толпы незнакомого народа мешали мне, как следует расслабиться. Спирт в малых количествах может использоваться как лекарство от шока, так что бухло, ставило всё по местам и меня отпускало, правда, потребляли мы его в таких объёмах, что лечиться от шока требовалось уже окружающим.
Денис ставил, следовательно, и плацдармы выбирал тоже он. Моих денег, как правило, хватало только на первый круг.
Я несколько раз начинал разговор, о нашей концессии. Но Доза неизменно отвечал, что  держит руку на пульсе. С каждым днём всё более очевидным становилось, что он нитевидный и бьется в районе жопы. Пить мне нравилось. В конце концов, это его мечта, а я всерьёз никогда и не пытался поставить крест на своей блестящей карьере безработного.
Выпив пару бодрящих, Дэн начинал рыскать глазами по, заведению на предмет, кинуть палок.
- Гвоздь, смотри какие, пойдём, подсядем. Да чё ты присосался к своему бухлу,- начинал он шипеть мне на ухо,- хватай стакан и попёрли.
И мы пёрли. Точнее он пёр кого-то регулярно, я время от времени. Телевизор я не смотрел, глянца не читал, даже радио не слушал, в брендах не разбирался. Общих тем, как правило, не возникало. Ни расспрашивать о их жизни, ни, тем более рассказывать о своей мне не светило.
Вопрос: «Чем занимаешься?», он же «кем работаешь?», если конкретней «сколько зарабатываешь?», а на чистоту «сколько стоишь?».
Моя цена постоянно варьировалась, однако всегда исчислялась отрицательными величинами. Я перманентно тратил больше, чем не зарабатывал.
Иногда,  просто отмалчивался, иногда загадочно улыбался, порой говорил что-нибудь очевидное, вроде «пью», «живу» или «да». Время от времени меня закусывало, и я начинал пуржить по полной.

- Работаю, говоришь? Я культовый северокорейский мультрежиссёр.
- Я могла видеть твои работы? – спрашивает она (кажется) совершенно серьёзно.
- Да ты что, в северной Корее, за мультфильмы смертная казнь. Как сейчас помню, мы делали ремейк «Пластилиновой вороны», когда нашу студию накрыли спецслужбы. Всех мультипликаторов расстреляли на месте, меня спасло лишь то, что в тот страшный день я водил свою северокорейскую кошку к своему северокорейскому ветеринару. В сложившейся неразберихе, я тайно пересёк границу под видом ящика пива и вот уже два года живу в биотуалете, на вокзале.   

- Что? А, я работаю суррогатной матерью.
- Так ты ж, это… парень.- говорит подруга, после тридцати секундного процесса всасывания информации.
- Не обязательно отдавливать человеку больную мозоль. Да, меня признали профнепригодным, и давай больше не будем об этом.             

- Видите ли, Мария. Ничего что я на вы? Я ландшафтный дизайнер ядерных полигонов.
- Это чё?
- Понимаете Машенька, ничего, что я на ты?- делаю большой глоток безмазового мохито,- тьма стран, включая нашу, накопили огромнейший ядерный потенциал. Естественно если хотя бы малая часть этого будет применена по назначению, человечество ожидает полный, извините, коллапс. Вы, должно быть, видели документальные кадры ядерных испытаний. Все эти фанерные дома, которые сносит ударной волной, скот, боевая техника – это всё позавчерашний день, скажу я вам.
А ударная волна сносит снеговые шапки с вековых елей. А, пожалуйста, подводные испытания на Ривьере. Это же просто прелесть, что за взрыв. Я вам решительно заявляю Марья, ядерные перфомансы – это новое слово в искусстве. Так что, как только обзаведётесь личной боеголовкой, милости просим к нам. Для тебя,- кладу я свою руку поверх её,- фотографии гриба с воздуха бесплатно. 

- Колбасный цех, абортария, центрального района, города Уссурийска,- говорю я, заплетаясь языком в буквах,- или ты чё думала, отходы на мыло пускают. Солнышка, мой тебе совет, смотри меньше фильмов с Бредом Питом.
В этот момент Денис со всей дури бьёт меня ногой под столом.

С моей нехитрой помощью, Доза врубал для дам, иллюзию выбора. Без пяти минут младший помощник завхоза жизни или парень с обложки журнала «Тотальная ****утость» за май прошлого года.
Порой перед очередным загулом он просил меня: «Саша, только сегодня пожалуйста не гони как в последний раз, сиди улыбайся и тихонько нажирайся. Давай сегодня обойдёмся без твоих ядерных абортариев и суррогатных мультрежиссёров, ладушки?».
Что тут скажешь, он ставил буз, так что я по возможности, заплывал в тихую гавань хронического алкоголизма и от туда смущённо улыбался между глотками.
В такие вечера (если удавалось не перебрать) и мне порой перепадал шмат, женских половых органов. Обладательницы органов, понимая, что на сегодня других вариантов не предвидеться, делали мне большое одолжение своим согласием. За исключением может быть одного раза, я бы предпочёл, чтоб они уехали из заведения домой, не ****ными. Очередная «Даша по прозвищу крокодил» или мисс Чернобль-87. Я им был не интересен. Мне же было всё равно, *** не затупиться.
Постепенно количество алкоголя выпитого с Денисом, накрыло ватерлинию и наш сухогруз начал медленно, но верно идти на дно. Нервозность и непонимание накапливались и столкновение с грунтом, становилось лишь вопросом времени.
Я уже перестал вставать из-за стола, чтоб составить компанию Дозе и очередным подругам. Просто сидел и глушил своё.
Было это где-то после старого нового года. Фирма была оформлена, печати сделаны, бухгалтер найден, шоп-тур оплачен.
По дороге мы поели, выпили пару пива и теперь сидели в "format caf;". Я, Денис и Водка. Её родимую мы запивали тоником. Это уже позже, когда принесли счёт, мы поняли, что официантка не так поняла, и тоник принесла с джином. 
Денис рассказывал историю о потерянной любви. История была классная. В ней было много наркотиков, модельного вида девушка, общага, питерский бандит, резаные руки и ролевые секс игры. История была почти эпическая, её я слушал уже в двадцатый раз. Одни и те же люди рассказывают одни и те же истории. У Дозы их было что-то около пяти. Каждую из них я мог рассказать за него, если вдруг по среди рассказа он впадёт в алкогольную кому. Свои истории я рассказываю редко, их то же около пяти, но повторял я их столько раз, что они достали даже меня. Что б рассказы звучали свежо, нужно постоянно менять слушателей. На Денисову беду, я был единственным его знакомым, в этом городе, кто мог глушить в таких количествах и с такой периодичностью.
Если я не хотел слушать, прерывал его и говорил что-то вроде:
- А, эта та, про изнасилованного какаду и Монику Беллуччи.
- Да, точно.
- Ты рассказывал.   
Или слушал в пол уха, или делал вид что слушаю, исследуя свой внутричерепной вакуум, и украдкой таращась на публику.
Доза, так же любил рассказать, какое говно давеча видел в телевизоре, и как это можно было бы сделать нормально, если б делал, он. Я всегда поражался, откуда у человека, который смотрит только муз каналы и реалити-шоу, а читает только меню, появляется столько революционных идей. Впрочем, идеи были, как и истории одни и те же по любому поводу.
Он  регулярно смотрел телевизор, видел этих супер людей. Создавалось впечатление, что они работают в две смены, гостями на самых крутых вечеринках. Каждая клеточка тела рвалась к ним. Он верил как в аксиому, что его место, там, по ту сторону экрана. Но эти люди, ничего не знали о существовании Дениса. И ему приходилось, временно сидеть в нашем болоте, и бухать с никчемными личностями, вроде меня. Я искренне ему сочувствовал, но эта ситуация не подпадала под мою компетенцию.

Я очнулся от активной жестикуляции и громких фраз Дениса. Всё это делалось для двух девушек, которые только зашли и примерялись куда присесть. Денис выкрикивал женское имя, судя по всему, одну из них он знал. Определить, которая из двоих была его знакомой, было не трудно. Высокая, платиновая, неплохая фигура, цвет лица как жопа у курицы гриль, такое ощущение, что её пытали в вертикальном солярии, но военную тайну она так и не выдала. Одета, как с разворота модного журнала. Правда, на мой взгляд, с небольшим перебором.
Вторая. Тоже высокая. Чёрные волосы, средней длинны, аккуратная чёлка. Кожа очень бледная, почти белая, как будто у неё аллергия на солнечный свет. Одета просто, но со вкусом: серое, белое и чёрное, аккуратные очки. Смесь секретарши и школьной учительницы. «Опытная госпожа, ищет преданного слугу, чтоб посрать ему на грудь».   
На вид им было лет 20-25. Никогда не был силён в определении возраста. Выглядели они классно, хотя после двухсот водки запитой джинтоником, все барышни в заведении выглядели что надо.
Познакомились, я мгновенно забыл, как их зовут. Доза заказал что-то выпить, и в ожидании их буза, мы начали вести светскую беседу. Заведение было в псевдо японском стиле. Мешали поддерживать разговор мысли о том, как еда и кир будет смотреться на пластике под рисовую бумагу. Мне всегда удавалась рвота кумачовых оттенков. На столе, не было ничего безалкогольного и приходилось концентрироваться изо всех сил, чтоб не устроить тут полное аниме.
Меня вроде как попустило, я решил тормознуть пока на столе только А, т.к. был уверен, что не  удастся зафиксировать его в организме.
- У тебя такой молчаливый друг,- обратилась та, что по прожаристей к Дэну.
- Гвоздь, скажи что-нибудь.
- Видишь ли, когда я открываю рот, от туда вырывается либо глупость, либо гадость, а очень бы хотелось, в виде исключения, произвести хорошее впечатление.      
-Да всё нормально Саш, не волнуйся ты так, впечатление хорошее. Что вообще делаешь?
Ну вот. Началось. Я тут пытаюсь не устряпать всё, в своём ужине. Пока удачно.
- Я скупаю хлопок.
- Харпер Ли,- обратилась ко мне та, что с кровью, улыбнувшись одними уголками рта.
- Да, точно,- улыбнулся я ей в ответ.
Надо же. А конфетка у нас с начинкой. Я попытался вглядеться в её лицо. Куча надменности, а за ней чувствовалась какая-то грусть, но, скорее всего, я её просто усложнял. Со мной всегда так, когда хочу впердолить. Романтика, маму на пятаки.

Ира отодвигает штору и смотрит на меня:
- Саша, а зачем тебе молоток в морозилке?
- Что б не испортился,- отвечаю я, и направляю струю душа ей в лицо.
Она быстро задёргивает целлофан, смеётся и без зла, называет меня дураком.

Выждав немного, я снова начал пить. Потом ещё немного и так до закрытия. Когда мы шумною толпою вывалили на улицу, никто не хотел расходиться. Кто-то (может даже я) обмолвился, что есть хэш. При удачном ветре, от «формата» до моего дома можно доплюнуть.
По пути мы взяли вина и Беломора.
Дальнейшее я помню смутно. Когда я более менее пришёл в себя, часы показывали три с чем-то, Дениса и его подруги уже не было, вино было выпито, а вторая девушка смотрела на компьютере «королевскую битву».
Я встал, поссал, убил сушняк и не найдя выпивки, решил просто поболтать.
Она убрала мою руку со своей задницы и отвесила мне звонкую пощёчину. Разговор не получился.
Может из-за травы, может от неожиданности, я громко захохотал.
- Что ты смеёшься, выродок?- крикнула девушка мне в лицо.
- Прости, - пытался говорить я через смех,- просто, я тут подумал, ты первая женщина, которая дала мне пощёчину.
- Слабо мне в это верится.
Она пыталась выглядеть сердитой, но глядя на меня, не смогла сдержать улыбки.
- Слушай, войди и в моё положение, проснулся, выпить нечего, драпа нет, фильм этот я уже видел…
- И ты решил меня трахнуть?
- Да.
- Ну, ты и подонок.
- Ладно, без обид, ты можешь уйти или остаться, приставать не буду. Есть чай.
- Я и не обижаюсь, давай чай. И кстати, драп у нас ещё есть.
Я заварил пару кружек, пока она приколачивала штакетину.

У меня кончился гель для душа. Как я уже говорил всё предусмотреть невозможно. Начал осматривать полки, на предмет замены. Из-за короткой стрижки шампунем я не пользуюсь. Единственной альтернативой можно считать Fairy «зелёное яблоко». Прикольно.
Новый Fairy отмывает ещё больше хроников, даже в холодной воде.

Мы проговорили до самого утра. Справедливости ради  надо сказать, что говорила она, я же исполнял роль терпеливого слушателя. Она смастерила ещё одну папиросу, я освежил чай, мы взорвали. Она продолжила говорить. Особо я не вслушивался. Ей нужны были уши, а не биограф.
На правах слушателя я любовался её глазами. Светло голубые, как лёд на озере. С  бороздами светлых прожилок. Левая бровь у неё чуть выше правой и нос, похоже был когда-то сломан. Её лицо завораживало меня, и я ловил себя на желании повторить попытку.
В какой то момент, потеряв бдительность, я сказал ей что пишу, время от времени. Она сказала, что непременно хочет прочесть. У меня был один хороший рассказ, пару неплохих и куча всякого бутора с парой удачных мест на историю.
- Давай как-нибудь в другой раз,- начал я ломаться как дева Мария перед непорочным зачатием.   
- Ну, давай хоть чего, у меня сейчас такое настроение, почитательное ха-ха-ха. В смысле почитать.
Я, боясь, что она передумает, не стал слишком долго набивать себе цену и запустил файл.
Когда она закончила и повернулась ко мне, на глаза её, навернулись слёзы.
- Слушай, я конечно знал, что пишу хреново, но не до такой же степени.
- Нет, всё нормально, мне очень понравилось, а что, всё это произошло на самом деле.
- Скажем, не всё мне пришлось придумывать. А так, персонажи вымышленные, совпадения случайны.
- В нём знаешь, столько… не знаю, как сказать, боли, наверное…
- Поверь, я знаю.
- Может, когда-нибудь буду хвастать, что первой дала пощёчину известному писателю,- сказала она вытирая слёзы.
- Добро пожаловать в мой Фан клуб. Теперь в нём ты и моя умственно отсталая бабушка.

Путём мобилизации всех сил организма мне удается выдавить остатки зубной пасты из тюбика. Её я то же забыл купить.

Проголосовав, мы сошлись на  Waiting for the sun и сели на кровать. Я проснулся, когда она ещё спала, альбом играл на репите. Её голова лежала у меня на плече, от её волос пахло травой, одежда осталась на нас, было девять утра.
Телефона к тому моменту у меня уже не было, номер я не спрашивал. Мы попрощались, обменявшись ничего не значащими «Увидимся».

Приняв холодный душ, выхожу обмотанный полотенцем. Я чувствую, как маленькие холодные капли стекают по моей спине. На столе уже стоят стаканы, тарелка, в которой перемешено мороженное и поломанное шоколадное печенье, сок и бутылка. Я беру из шкафа трусы, майку и иду обратно в ванную, чтоб одеться.
- Тебе размешать или будешь чистый,- кричит Ира из комнаты.
- Давай начнём с пол на пол, а там посмотрим.
Она подаёт мне стакан, я сажусь на кровать, собираюсь с мыслями и делаю первый робкий заход. Морщась, глотаю и чуть не сблевываю, задерживаю дыхание, но, через несколько секунд уже чувствую, как каждая клетка желудка наливается теплом. Тепло медленно поднимается вверх по позвоночнику, мягко затекает в голову и там распускается большим и тяжёлым уродливым подсолнухом, трескающимся от обилия семян.
- Лучше,- спрашивает она, садясь рядом, держа свой стакан в руке.
- Лучше – реже. Но всё равно классно. Как там погода?
- Там? А, 30-35 солнечно.

Я допиваю свой стакан. Жизнь налаживается или накладывается.
- Тебе так же? – спрашивает она, стоя у стола с бутылкой в руке.
- Да, было бы круто.
- Ты прямо как, калифорнийский наркоман.
- Почему калифорнийский?
- Ну, ты пьёшь, как вербованный, но как не приду, у тебя постоянно гранатовый сок, тёмный шоколад, фрукты. На полках каши, соки-воды, витамины, зелёный чай, мёд, в квартире турник и всё такое…      
- В наше суровое время, даже алкашам и наркоманам приходиться хорошо выглядеть. К тому же я предпочитаю отказать разом, а не по частям.
- И всё-таки, зачем тебе молоток в морозилке?
- Что б не испортился.
- Напиши рассказ от имени женщины, он может начинаться так: « Я трахалась с Александром. Александр был идиотом…» 
 - Это прекрасная идея. Может, ещё скажешь, чем он заканчивается.
Ира пристально смотрит мне в глаза, несколько секунд, затем ничего не говоря, подаёт мне стакан, и ставит на кровать между нами, тарелку с мороженным. Печенье уже пропиталось, как следует. Я делаю глоток, загребаю ложкой по больше месива и отправляю вслед за алкоголем. 
   
В моих наручных часах есть календарь, но я не вижу ни одной причины, чтоб заглядывать в него, хотя бы иногда. Из-за круглосуточных магазинов с бухлом, время меня интересует так же мало. За окном было темно – это единственное, что я могу сказать точно. Зимой темнеет рано, с одинаковой вероятностью могло быть и шесть вечера и шесть утра.
Итак, когда она постучала в мою дверь, на улице было темно, а я был почти трезв.  Поздоровалась, попросила сделать чай и зашла в комнату. Её имени я не помнил. Для меня это не было проблемой. Я не помнил, почти, не чьих имён.
Друг, братан, земляк, чувак, уважаемый, эй ты, старина, мужчина, эй вы, слышь, молодой человек, пацан, командир, слышь ты муфлон или просто опускать всякое обращение и переходить сразу к сути. Это для лиц мужского пола.
Подруга, сестра, зайка, женщина, эй ты, девушка, эй вы, слышь, солнышко, слышь ты коза, и.т.д. это уже для дам.   
В комнате царил полумрак, ей (комнате) перепадало немного от того света, что горел на кухне. Насыпая чай, я повернулся, чтоб завести разговор, и увидел, как девушка раздевается.
Не снимает кофту, потому что ей стало душно в помещении, а снимает с себя всё и небрежно кидает на стул у компьютера.
Естественно о чае я тут же забыл. Нижнего белья на ней не было. Я не прусь от таких штук, но определённо это настраивало на нужный лад. Не измождённое диетами и спортзалами, в надежде приблизиться к параметрам биллиардного кия, тело молодой  женщины. Спелое, крепкое, манящее, горячее, дурманящее, желанное.
Оденься немедленно! Что ты себе позволяешь?! Ты, значит, думаешь, что можно вот так придти раздеться и воспользоваться мной, как сексуальным объектом?! У меня, между прочим, тоже есть чувства! Я не против секса как такового, но только после свадьбы и сдачи анализов. В конце концов, я бы хотел познакомиться с твоими родителями, - вот всё или почти всё, что ни при каких обстоятельствах не стоит говорить в подобных ситуациях.
Подойдя ближе, я увидел его. Гигантский, уродливый ожог. Он начинался чуть выше левой коленки и полз вверх по ноге. Будто хотел залезть ей в ****у, но за несколько сантиметров, засмущался и продолжил восхождение. По рёбрам, как по ступенькам. Неистово сжал грудь, поцеловал в плечо и видимо спустился по спине, обратно в пекло.
Я застопорился, зрелище было одновременно и завораживающим и отталкивающим. Как, неожиданно вернувшись  домой, застать домашнего любимца «Бима», который вылизывает влагалище, обмазанное сгущёнкой, твоей старшей сестре. Мысль слишком в духе Паланика, пора менять любимых авторов.
На уроках ОБЖ не учат, как действовать в подобных ситуациях. Мне ни с того ни с сего, полезли в голову наглядные пособия. Ожоги и обморожения бывают 4 степеней. Волдыри на второй, и угли на четвёртой. Ноги, спина, грудь живот по 18%, руки, голова по 9%, паховая область 1%. При скольких же процентах наступает летальный исход? Вроде при 60ти.
Я оторвал взгляд от ожога и посмотрел в её глаза. Такой взгляд бывает у побитых дворняг, когда они неуверенно виляют хвостом, в надежде, что вы отломите немного от своего гамбургера и кинете им.
Приблизившись, я обнял её рукой за талию. Так и есть, и спина. Сперва, я поцеловал то место на плече, где был рубец, потом в губы.   
 
С тех пор она приходила ещё может быть раз 10. Пару раз, говорила, что я открывал ей дверь в абсолютном невменозе и ей приходилось отчаливать. Зная себя, сомневаюсь, что обвинения голословны.
Про ожог она рассказывала, но я был пьян. То ли автомобильная авария, то ли, когда она была ещё маленькой, какое-то горящее шерстяное одеяло, приставшее к её телу. Мне виделось, что одеяло было зелёное и с зайцами. Не исключено что обе эти версии плод моего проспиртованного воображения, а рассказывала она что-нибудь совсем другое, или не касалась этого вопроса вовсе. 
Это не был «половой акт доброй воли». Она была красива, остроумна, инициативна в постели, вроде не плохо ко мне относилась.    
Мне нравилось раздевать её. Бодро ебсти раком или наоборот входить в неё медленно и нежно, лёжа на боку и смотря в глаза. Нравилось, как тонкие сильные пальцы впивались мне в череп, и сбивалось Ирино дыхание, когда я вылизывал её в низу. Даже шрам от ожога я находил возбуждающим. Мне втыкало ласкать пальцами, натянутую, гладкую кожу. Проводить языком по уплотнениям, будто по навечно вздутым венам.
Правда с ней я так не разу и не кончил. Может это из-за алкоголя и онанизма, может проблема, была в психологии. Не знаю. Порой мне казалось, стоит надавить чуть сильнее и плоть на месте ожога треснет и от туда выпадет что-нибудь жизненно важное.
Иногда, в процессе, я слышал «полёт валькирии», а потом вспоминал, этот место в «апокалипсисе», где вьетнамскую деревушку сжигают напалмом. Ещё эти фотографии последствий ядерной бомбардировки.
На компьютере есть Вагнер. И пару раз мне приходила в голову мысль включить его и попробовать излечить подобное, подобным.   

Из-за стены всё ещё звучат «золотые хиты».
- Твоя соседка, не изменяет себе.
- Да чёрт, она дождётся, что я напишу А.Л. и потребую лично разобраться в этой ситуации. Потому что, слушать А.Л. каждый день не смогла бы и А.Л.
- Новое есть, что-нибудь,- спрашивает она, отпивая из своего стакана.
- Да, рассказ про футбольных хулиганов, местного разлива. Даже отнёс его в «Обломов». Узнал, что у них готовиться, нереально реальный футбольный номер.
- Удачно.
- Они даже не уделили мне минуты.
- Наверно – обидно?
- Наверно – как всегда.
- Знаешь, у меня там работает хорошая подруга…
- Знаешь у меня куча знакомых, у которых там работает куча знакомых. Я такой почётный член общества «почётных членов»,- перебил я.
- Просто пытаюсь помочь.
По тону чувствовалось, я её задел, резким ответом. Надо было разредить обстановку.
- Знаешь, что самое бесячее, в этой истории?
Ира не отвечает, будто ей не интересно, но я продолжаю.
- Перед тем как относить рассказ, я не пил четыре дня, чтоб выглядеть попредставительнее.
На её лице расплывается улыбка.
- От советского информбюро,- говорит она в дикторской манере.- глянцевому журналу удалось, то что до сих пор считалось невозможным.

Она стоит на коленях и сосёт мой ***. При этом постоянно поднимает очи в гору. ****утая привычка. Порнухи надо меньше смотреть. Чего она, ожидает, что я начну закатывать глаза и говорить на немецком? В школе я изучал английский, да и сосёт она, надо сказать, паршиво.
Зато насчёт других нормативов, у неё на хорошо и отлично. И не верещит, как кошка на раскалённой шишке, стоит мне только присунуть. Если  кончает, то кончает по настоящему. А если и дурит меня, то это её проблемы. Мне с её неврозами не жить. Думаю, всё-таки что нет, это же не я к ней прихожу.
Она скачет на мне в позе обратной наездницы. Я бы с удовольствием сейчас закурил, но сигареты лежат на столе. На её спине живого места нет, а вот филейные части огонь пощадил. Жалко было бы потерять такую классную задницу. Как же хочется курить.

За окном темнеет. Ира спит, положив голову мне на грудь. Вид у неё умиротворённый.
Я аккуратно вылезаю, так чтоб не разбудить. Она лишь что-то бубнит и переворачивается к стенке, обнимая подушку.
Как только я принимаю вертикальное положение, мою голову пронзает резкая боль, от которой я чуть не сгибаюсь пополам. Будто кто-то воткнул вязальную спицу в ухо и теперь полон решимости, пару раз провернуть мозг.
В бутылке ещё на пару стаканов. Пачка из-под сока пуста и валяется на полу. Придется пить чистый, но тут я вспоминаю,  что есть яблочный, в холодильнике. Подлетаю к нему с наполовину наполненным стаканом, смешиваю трясущимися руками и выпиваю всё в три глотка. После чего начинаю безудержно задыхаться и кашлять. НУ, ДАВАЙ, СУКА, НЕ РУССКАЯ, ВСАСЫВАЙСЯ, ****Ь! Бью я себя по грудной клетке.

Минуты через две, боль проходит. Я надеваю трусы, закуриваю, цежу ещё один стакан и не громко включаю первый альбом Velvet underground.
Шесть вечера. Выдираю листок из тетради и пишу: «Пойду, прогуляюсь. Если решишь уйти до моего возвращения, оставь ключ в коридоре за ящиком». Послание прикрепляю на зеркало, куском бумажного скотча.
Одевшись, вспоминаю, что я на нуле. Достаю кошелёк из Ириной сумочки. Ну и ворох, тысяч пять не меньше, вынимаю пятьсот рублей, и возвращаю всё в исходное. Прохожу обутым, в комнату, и не отрывая послания, дописываю пару раз протыкая бумагу ручкой: «я взял у тебя 500, верну с первой пенсии». Выхожу из квартиры, прикрывая дверь.
Куря на крыльце, размышляю куда двинуть.

У меня в руках два тетрапакета с белым полусладким. Я стою в супермаркете у аквариумов с живностью. Рахитичные осетры, депрессивные раки, и самоуглублённые гребешки. Зоомагазин для маньяков. Купи себе любимца, убей и съешь. От этих мыслей мне становиться грустно. Я смотрю на обитателей «мёртвого моря» минут десять. Мимо меня уже четвёртый раз проходит один и тот же охранник. Видимо, пытается разглядеть во мне потенциального покупателя.   
Иду на кассу, беру сверху: сигарет, три пластиковых стаканчика и большую пачку скитлс.   
Рядом с В-ЛАЗЕРОМ находиться тополиная аллея. Тополя срубили пару лет назад, но название осталось. Сев на скамейку я застёгиваю свой бомбер и наливаю первый стакан.
Вино самое большое надувательство, в мире алкоголя. Букеты, купажи, ножки, года, страны, районы, марки. Но, от твоих знаний, оно не становиться ни вкуснее, ни дешевле. А в остатке выходит: то, что можно пить, до сих пор разливают по пакетам и продают по сотне.
От вина становиться спокойно и тепло. Я не спеша допил, литр и меня начало размазывать по лавке. Мысли о том, что у меня с собой ещё столько же, плюс деньги, делают осмысленными ближайшие три часа. Чудеса японского автопрома, без суеты ползут в горку. Не сигналя и не лая из открытых окон, водители (по умолчанию принявшие условия игры) терпеливо продвигаются сантиметр за сантиметром в сторону мест, которые они называют «домом».
Через пол пакета вина ко мне подошёл бичеватого вида пассажир, без возраста. С бородой упирающейся в *** и ворохом целлофановых пакетов.
- Я заранее прошу прощения,- начал он.
- Так, отец,- оборвал я его на вступлении.- Вот тебе сигарета, вот тебе стакан вина, и если у тебя всё, я хочу побыть один.
- Эта, спасибо, а эта, мелочи, пожалуйста, не будет.
Я полез в карман куртки. Высыпал, горсть монет в подставленную ладонь, и достал из пакета ещё один стаканчик, взамен отданного.
- Спасибо парень,- сказал он, высыпав перхоть в карман видавшего виды пуховика и выпив вино залпом.
- Ты не против, я присяду тут рядышком, а то ноги гудят.
- Отец, не вымораживай, тебе ж сказано, что хочу побыть один. Лавочек полно, найди себе свою.
- Ладно, парень спасибо, дай те бог. А можно ещё одну сигарету.
- Держи,- протягиваю ему курево,- и давай, удачи.
- И тебе всего, парень, даст бог, сочтёмся, сегодня ты, завтра я, спасибо ещё раз,- говорит он удаляясь.

Я иду обратно, дворами, что б не нарваться на ментов. В ларьке у дома  беру пять банок пива и сигарет.
Дёргаю дверь, в надежде, что Ира уже ушла. Закрыто. Опустившись на корточки, начинаю ощупывать пространство между ящиком и стеной. Ключа не нахожу. Стучу, ответа нет. Ставлю пакет на ящик, вынимаю из кармана зажигалку, и освещаю то место, где он должен лежать.
Есть, просто эта коза, зашвырнула его слишком далеко. Отодвигаю, бревенчатую конструкцию, достаю ключ и захожу домой.
Две основные проблемы с женщинами: получить доступ, и избавиться от них сразу после разрешения первой проблемы. Остальное - шаблоны и механика.
В комнате приторно пахнет её духами. На моём послании подписано большими печатными буквами: «ПОДОНОК!».
Ну и ладно. Я высыпаю остатки драже себе в рот. Так, а где? ****ория! (я оставил пиво на ящике). Сколько всего человек может пережить за пять секунд. Пакет на месте. В такие моменты радуешься, что в подъезде нет света.
Дело не в Ире, просто не могу долго находиться в обществе незнакомых людей. Плюс к тому её постоянные разговоры: мои друзья, мои подруги, кто что купил, кто куда съездил, кто кого трахнул. И всё в таком духе. Белый шум. А я ведь с ней даже кончить не могу. Впрочем, это её (как и меня) мало волнует. То что я взял деньги- это единичный случай. Грёбаный фарс. 
Если без шелухи, мне видеться, что никто из мальчиков её круга, не горит желанием ковыряться в пригорелом пирожке. Конечно, в последнее время я до хрена пью, но готов биться об заклад, что точно видел, в вечер нашего знакомства, кольцо на безымянном пальце правой руки.

Ирочка, кисёныш, я твой муж и ты знаешь, как я тебя люблю. Но после занятий любовью мне сняться кошмары. Я начал много пить, я стараюсь задержаться на работе, даже когда дел нет. Да мы венчались, знаю, но я так больше не могу, прости, это выше моих сил.
Занавес.

Я не вру себе. «В реальной грибной жизни», при тех же исходных данных, шансы на то, что б она мне отдрочила, даже пол раза, меньше чем ноль. Добавляем в условие задачи, тщательно скрываемое, приобретённое уродство. И вот уже человек человеку, друг, товарищ, брат и сексуальный партнер.
Я стараюсь вообще её не слушать. Но это не так уж просто.
Да её тело испытало, не мало. Но это ничему не научило. Она по-прежнему лечится самообманом. Ей не хватает смелости, признается себе, что она ненавидит, этого ****ского бога, который сотворил с ней такое. Она ищет причины произошедшего, но не находит. Она в тайне верит, что всё наладиться, как-нибудь волшебно.
Никто из нас не слишком хорош или плох, стар или молод, умён или глуп, для того, что бы с ним случилось, распоследнее, ужасное говно.
И если посмотреть на проблему под другим углом. Расстегнуть золотую цепочку с символом веры и отложить на время. Можно увидеть, что он не причём, объективных причин произошедшего нет, и, кстати, ничего не наладится.       
Я ей не особо доверяю. Как вообще можно верить субъекту, который носит очки без диоптрий?
Я не гружу Иру своими мыслями, человек до всего должен доходить сам, иначе эта мудрость не много стоит. К тому же, у неё и так, наверно, проблем хватает.
Я открываю пиво, включаю Янку Дягилеву и закуриваю.


Глава 3

Светлая мысль, что не стоит смешивать спирты, всегда приходит лишь утром. Мне паршиво, но бывало и хуже.
Стоя на кухне, я пью минеральную воду, прямо из 6 литровой канистры. В ту же секунду как я ставлю бутыль на стол, меня настигает чувство с треском отрываемого днища. Я едва успеваю стянуть трусы и примоститься, когда труд нескольких дней с шумом и напором начинает биться о фаянс.
О, я чувствую себя лёгким, как мысли дауна. Настроение мгновенно улучшается. Из папируса у меня только газета бесплатных объявлений. От типографской краски, у меня рано или поздно начнётся рак срака.
Подтеревшись как следует, я с минуту разглядываю свой гумус. Монументально. Соцреализм. В столовой №3 рыбномолочный день.
В 97% случаев можно говорить, что человек врёт. 1е, если он утверждает, что не занимается самоудовлетворением и 2е, если настаивает, что не разглядывает свои экскременты. Но если кто-то дрочит на собственное дерьмо с той же процентной вероятностью можно констатировать, что пациент болен.
Завтрак в меня пока не лезет. Я закуриваю и начинаю собирать тару по пакетам. Закончив, отправляюсь в душ, где меня ждёт неприятный сюрприз. Нет горячей воды. Сука. Каждый год одно и то же. ****ь, что за ***ню они кладут, если её каждое лето, надо менять. Выгнать бы эту шоблу-ёблу на профилактику в декабре. Я думаю, сделали бы так что, лет десять работало бы, без капремонта.
Ну, от мата вода всё равно не нагреться, а помыться надо. Греть воду в тазике меня ломает. Так что я собираюсь с духом и лезу «закаляться, как сталь».
В общем без потерь, даже взбодрило. Я опять забыл купить мыло, так что пользоваться средством для мытья посуды, начинает входит в привычку.
Выпиваю кефира, пока варю пол десятка яиц.
Ни с того, ни с сего, вспоминается сон, виденный накануне. Я на берегу моря, белый песок, отдыхающих не много. Ко мне подходит женщина в белом, раздельном купальнике. Я узнаю Кортни Лав, только в юности. Мы о чём-то болтаем, после бежим купаться. Валяем дурака в воде и тут я вижу, как на Кортни движется здоровая акула. Подплываю и оказываюсь между ними. Акула отхватывает мне правую руку под корень и оставляет отметены зубов на правом боку.
Следующий кадр. Я, К.Л. ещё какие-то люди стоим на только что сколоченной сцене, идёт пресс-конференция. Меня коряво перебинтовали, но кровь не течет, и чувствую я себя нормально. Журналистам вскользь рассказали о чудесном спасении, предъявили героя. Мне жидко похлопали. Дальше все вопросы пошли, то ли о новом альбоме, то ли о фильме. Меня закусило, как же так, это же я герой. До меня доходит, что люди стараются не смотреть в мою сторону. Им не приятен мой не прожёванный вид. Внезапно, мне приходит в голову мысль, наполняющая всё моё существование тоской: «я не умею писать левой рукой». Пробуждение.
Надо будет в ближайшее время держаться подальше от водоёмов и солисток пост панк групп.
Позавтракав, разрезаю ножом тюбик зубной пасты, чтоб наковырять остатков. Одевшись и подбив бабки, я выхожу из дому. Денег у меня где-то сотня но, добравшись до центра, надеюсь, что раздобуду ещё. Общественным транспортом я почти никогда не пользуюсь, слишком много умирает нервных клеток на остановку. Ходу тут минут тридцать. По пути я думаю, не взять ли пива. Но благоразумно решаю, начать пить лишь тогда, когда достану денег.
Кстати, с Дозой мы закончили общаться, где-то, через две недели после «формата». Дал почитать ему рассказ, где он был одним из действующих лиц. «Я не стала изменять имён, потому что, они все виновны»: писала Лидия Ланч, мне же просто в лом придумывать псевдонимы. Денис сказал, что я не только неблагодарная свинья, но ещё и бездарь, рассказ говно, а сам я иду на ***. На что я ответил, что пойду туда только вслед за ним. На этом наш совместный алкоголизм кончился, и каждый пошёл пить своей дорогой.
К слову,  Доза хвастал, что в тот вечер ёб тупую Ирину подругу, куда только можно. Ира говорила, что подруга Дозе не дала. Кто-то из троих врал. Возможно все трое. Из-за нашей ссоры с Дэном, мне приятней было принять версию девушки. Не повелась, молодец. Блондинки, ****ь, вот всегда они умнее, чем кажутся.
Я стою у центрального "Книгомира", докуриваю сигарету и захожу. Народу почти никого, в отделе современной литературы лишь хиповая девчушка лет семнадцати, изучает что-то на стенде «азбука-классика».
С тех пор как они поставили ворота с писком и клеят в книги штрих коды с чипами, ценник взлетел почти в два раза. Ну и как при таком раскладе, нести с базара Белинского?
Говорят если полоснуть по схеме стэнли, она выходит из строя, так же можно использовать магнит. Но я действую по старинке, просто отрываю код и клею его в другую книгу. Экземпляр нужно пролистать несколько раз, поскольку персонал любит штопать дополнительный заподляк, где-нибудь в середине.
Я беру «Призраков» и «Информаторов». Во время обряда очищения,  замечаю, что девчонка смотрит на меня. Я улыбаюсь ей и подмигиваю. Вылупленные зеркала, что висят по углам, помогают мне вовремя замечать приближение охранника. Заталкиваю книги сзади за пояс джинсов, накрываю майкой и иду к выходу. Сколько бы ты раз это не делал, а на проходной сердце всегда замирает. Всё в порядке, выхожу на улицу и не спеша, иду в сторону Семёновской. Обдумываю, не зайти ли ещё в один книжный, но решаю не жадничать.
Я прохожу мимо Арбата, в этот момент, воздух сотрясает гул и вибрация, после артиллерийского выстрела. Слева от меня срывается в воздух стая голубей. Все припаркованные машины в округе как взбесились. Полифония сигнализаций крошит кости. 12:00. В это время в центре я бываю не так уж часто, по этому за несколько лет так и не привык, к этой доброй традиции. Прослушайте бомбардировку точного времени.
Теперь в «семёновский пассаж» и если всё срастётся, меня ожидает не меньше пяти листов.
Один раз я чуть не попался. Это случилось в "Книгомире" на Лазо. В шкафу у меня валялось 10-15 не прочтённых книг, я был при деньгах, кроме того, в лавке не было ничего заслуживающего внимания.
Как же тяжело было бежать в десятидырочных, зелёных гриндерах.
Книжка называлась «Сексуальная жизнь Катрин М.». Я осилил страниц сто. Книга о том, как ебля заебала. Так скучно писать о сексуальной распущенности, надо уметь.
Тем не менее, я извлёк ценный урок, не стоит зря гневить богов книжного воровства, накладывая больше, чем сможешь съесть. И не надо подрезать на втором этаже, если на первом сидит охранник.   
В пассаже есть инди-магазин (что бы это не значило) «Комната». Магазин торгует одеждой и аксессуарами. Продавцы Лекс и Забыл как зовут, работают через день. Держит всё это Саша. Саня слишком мягок, для хорошего руководителя.
Всё путное, что было в магазине уже продано, а завоза не предвидеться. Есть правда старинная легенда, передающаяся из уст в уста от хозяина к продавцу, от продавца к покупателю: что где-то на просторах необъятной, существует вагон под завязку набитый конверсами всех размеров, и расцветок каких только душа пожелает. Вагон, по секретной ветке, тянут три боевых слона. И уже буквально на днях вся эта конструкция упрется в тупик транссибирской магистрали.
Магазин загнется, самое большее через пару месяцев. Жалко, зимой он был бы просто необходим. Кроме того, у меня тут возможность кредитования из кассы, с лимитом в 1500.
По субботам мы пьём здесь пиво, ладно раньше пили. Теперь можно пить в любой день недели, всё что хочешь. Саша в последнее время редко заходит. Наигрался. А ещё за зданием бесплатный туалет, с кодовым замком. Ну что так не жить?      
Сегодня работает Зкз, звёзды явно приняли правильное положение. Он дремлет в кресле праведным сном ответственного работника, под аккомпанемент какой-то хрени.
Я подхожу к нему ближе и ору в самое ухо: «РОТА ПОДЪЁМ!».
Его  подбрасывает, и он  рефлекторно залетает правой рукой мне в глаз.
- Команды «хэнди хох», не было,- тру я ушибленное место.
- А, товарищ Гвоздь,- произносит он, как всегда на распев.
- Товарищи все на Кубе.
Мы пожимаем руки.
- Слушай, а что это за анально-инструментальный ансамбль имени Элтона Джона.
- Тебе бы всё шуточки.
- Да какие тут шутки, музыка действительно говно.
- Ни чего ты не понимаешь, в хорошей музыке.
- Ну, куда уж, нам уж. Как вообще дела?
- Да ты сегодня первый посетитель.
- Крах на монгольской фондовой бирже? 
Тут он замечает две книги, которые я оставил на прилавке. Подходит, начинает листать. Я сажусь в освободившееся кресло и вижу, как у него загораются глаза. 
- Гвоздь, дай почитать.
- Старина, у меня есть идея получше. Они стоят почти семь сотен, половиним сумму, отбрасываем копейки и они твои за какие-то три листа, на которые мы славно выпьем, если ты займёшь мне из кассы ещё пять.
- Ни фига, ты комбинатор.
- Да ты посмотри на них, муха не то что не еблась, она там петтингом не занималась. Книги классные, я обе читал.
- Давай за двести.
- За двести, я лучше отнесу их туда, где взял. Паланик в гробу бы перевернулся на пару с Эллисом, если б они узнали, во сколько ты оцениваешь их творчество.
- Они пока оба живы.
- Поправка, они  всё ещё живы, лишь потому, что не слышат твоей крамолы. Контра, ты недобитая.
- Ну не знаю,- тянет он,- я с зарплаты хотел купить одну штуку.
- Слушай, триста рублей, штуке не помеха. Кроме того, в такой промозглый день, разве не чудесно хлебнуть какой-нибудь отравы, от уссурийского бальзама, а?
- Ну ладно, ладно уговорил. Ах, умеете вы убеждать, товарищ Саша,- хитро улыбаясь, трясёт он указательным пальцем у моего лица.
- Спасибо на добром слове.
Он берёт книги, кидает их в ящик стола. Открывает кассу, пересчитывает деньги.
- Давай, только четыре сотни, а не пять.
- Слушай, ну что ты ломаешься из-за каждой бумажки. Мне что надо занимать штуку, чтоб получить пятьсот? Я всю ночь прикидывал на калькуляторе точную сумму. Я хоть раз не вернул свой долг, скажи? Нет, и всё равно каждый раз ты устраиваешь тут цирк с тюленями. Будто я краду твои хлебные карточки, ****ь.
- Ну ладно, хорошо, пять и три, того восемьсот,- протягивает он мне купюры.
- Да что хорошо, каждый раз одно и то же,- понесло меня в порыве праведного гнева.- Давай в следующий раз, ради разнообразия, ты не будешь сворачивать мне кровь.
Зкз, закрывает магазин, и мы идём в продуктовый. На улице зарядил серьёзный дождь, и видимо на целый день.
Две бутылки черносливовой, большую колу, сигарет, две бутылки пива для полировки печени, каких-то пирожков от «владхлеба» и пачку леденцов «бон пари».
Вернувшись в магазин, мы скидываем мокрые вещи. И я завожу Green day «Nimrod». Мы забыли купить пластик, но Зкз вытаскивает из чулана, две чайные кружки. Внутри они пыльные и в засохших остатках, чего-то. Поскольку никто из нас не готов пробежаться под ливнем до туалета, мы просто выдуваем из них пыль.
- Какой-то странный у этого цвет,- недоверчиво разглядывает субстанцию Зкз.
- Слушай, спирт убивает микробов, а колой вообще чайники от накипи чистят,- говорю я, наполняя кружку,- не парься, твоя смерть будет на моей совести.
Мы пьём уже по второй порции. Всё становиться проще. Я разваливаюсь в кресле и начинаю листать «роллинг стоун» с Бейонсе на обложке, страницы которого перебирал уже раз пятьсот, в обоих направлениях.
Зкз что-то говорит. Я бы свалил отсюда, если б не дождь. Сел  в старом дворе на полиэтиленовый пакет, нашел бы что-нибудь радующее глаз и сидел бы так пока не кончиться эта гадость. Да и курил бы, курил и смешивал бы по чуть-чуть в стакане, иногда бегал за гаражи. Надо обязательно купить стаканчиков. Чем заняться, после того как всё это допьём, думать об этом рано, но когда бухло кончиться, сил думать уже не будет. С каждым глотком мне всё больше хочется отсюда уйти, а сил на это всё меньше, с каждым глотком.
- Ты меня слышишь?- щелкает он пальцами перед моим лицом.
Я опять выпал из общественной жизни, со мной иногда бывает.
- Давай освежу,- кивает Зкз на мой стакан.
- Давай, освежи.
- Гвоздь, когда ты найдёшь себе работу, или так и будешь ****ить книжки?
- Во-первых, одно другому не мешает, а во-вторых, ты и так пашешь, как за двоих.
- А если поймают?
- Меня поймают в тот день, когда сюда привезут конверсы. В цену книги, включена цена той, за которую не заплатят. Они всё равно в плюсе. Авторы свои деньги уже получили. Иллюзия спроса на книги (из-за воровства), стимулируют печатать новые тиражи, нанимать больше охранников, ставить более совершенные системы защиты и наблюдения. Рынок должен сказать мне спасибо, за оздоровление.
- Спасибо тебе от всего рынка,- Зкз встаёт и театрально кланяется мне в ноги.
- Ё велком, опять же для вас стараюсь, «искусство должно принадлежать народу», а то так дураками и помрёте. Смотри, я отдал, да какой там отдал, подарил. Подарил книги за триста рублей. Половину из них, плюс всю эту приблуду из теста, ты съел и выпил. То есть, реально тебе всё это обошлось рублей в 120, которые ты взял из Сашиного кармана, и возможно не вернёшь. Получается ты ничего мне не дал, но выпил и закусил на шару, это не считая двух новеньких книг и прекрасной компании.
- Погоди, как-то странно у тебя получается,- не может поверить он, своей удачи.
- Не думай об этом, наливай,- протягиваю я свою кружку.    
 
Зкз меня бесит своей апатичностью. Он готов часами рассуждать, что нужно для того чтоб магазин не закрылся, и что Саша делает не правильно. Он понимает, что лучше работы ему всё равно не найти. Но как только предложишь ему повлиять на ситуацию, (с С. они учились вместе и вроде друзья) на него тут же накатывает хандра, депрессия и пополам. Я думаю, что ворвись сюда пару молодчиков и начни ****ь его в жопу. Это бы не отвлекло Зкз от самозабвенного созерцания, развития жизни.

Кончилась кола, и мы допиваем уже чистый, закусывая леденцами.
 
- Да на *** они тогда нужны.
- Ну, как?  Новая музыка, новые направления.
- Да, ***ня! Последний раз что-то новое появилось в 94 и называлось "Music for the jilted generation".  А всё, вот это, популярно только по тому, что засоряет радио и теле эфир. Что из этого будут слушать через сорок лет, и назовут классикой? Где, ****ый в рот, новая Eleanor Rigby или my wild love? Кто теперь хочет красить всю эту поебень в чёрный?
- Ты не прав, Гвоздь, есть много хороших групп. Просто ты о них не слышал.
- Ни я один. Да чёрт с ней с музыкой. За 10 лет наскребётся песен на пиратский диск от «ретро fm». Я про то, что эти пидарасы перестали, торчать, бухать, оказываться за решёткой, кончать себя, ****ь всё что движется. То есть, проживать отведённое им время за три десятка. Кто последним склеился? Этот чувак из INKS, повесился?
- Кобейн.
- Точно, овердоз свинца. Он, лет пятнадцать назад. Теперь им западло умирать. Зачем? Если одной песней можно обеспечит себя на всю жизнь. Есть здоровую пищу, заниматься фитнесом, местами зависать на чистейшей наркоте, а если увлёкся, всегда анонимно можно лечь в реабилитационную. Иногда, писать хиты по лекалам. Даже если они окажутся дерьмом, твоя записывающая компания пропихнёт их. Устроит жёсткую ротацию и людям так или иначе придется это полюбить. Скачать, купить, сходить на концерт.
- Тебе обязательно нужно, что б кто-то из них сдох?
- Не обязательно... Было бы не плохо... Но я же не о том.
- Кого бы ты хотел видеть мёртвым, больше других, Гвоздь?
- Да тут без разницы, включай МТV и хватай любого, за жабры.
- А на Муз-ТВ, можно вообще блоками отстреливать. 
- Да пусть они будут здоровы. Мне они жить не мешают. Просто, знаешь, было бы малость проще, и я уверен, не только мне. Если бы был хоть один человек. По-настоящему талантливый, востребованный, который бы клал на деньги, магнатов, все эти мельхиоровые кубки. Настоящий рок-н-ролл. Понимаешь о чём я?
- Да много таких.
- Я говорю не про тех, кто на всё кладёт, потому что никому не нужен, а…
- Пит Догерти.
- После Libertines он не хера толкового не сделал. Да к тому же от Доширака я загнусь раньше, чем он от своего героина. Бритни Спирс, вот последний оплот рок-н-ролла, в свободном мире.
- Бритни Спирс, ты гонишь. Я вообще не понимаю, что тебя не устраивает? Если нет героя, стань им сам.
-  Единственное что я умею неплохо - это открывать пиво зажигалкой. Этим стадион не соберешь. Тем более что при засилии пластика, алюминия и стекла со скручивающейся крышкой, мой талант можно смело зарывать в землю.
- Ты мог хотя бы попробовать.
-Выйти на сцену, открыть бутылку, послать всех на *** и скоропостижно скончаться. Это не натянешь даже на «сам себе режиссёр».      
Настойка кончилась. Во мне сражаются два противоположных порыва. Сходить в туалет и нежелание мокнуть под дождём, как всегда физиология берёт вверх.

Эта пробежка меня почти отрезвляет. Возвратившись в комнату, открываю пиво зажигалкой, и только оторвавшись от бутылки после мощного глотка, я замечаю что Зкз, сменил пластинку.
- Кто эти замечательные молодые люди,- киваю я в сторону системы.
- 30 seconds to mars.
-Тридцать секунд до марса, ****ь, тридцать лимонов до чёрной дыры Бейонсе. Ты вообще помнишь, о чём мы только что говорили?
- А мне нравиться?
- Да мне что жалко, но я то тут при чём? Поставь что-нибудь с нормальным названием, типа «волосатое стекло».
- Гвоздь, с тобой невозможно разговаривать, ты никогда не говоришь серьёзно, всё твои шуточки-прибауточки.
- Я, мой музыкально неразборчивый товарищ, всегда говорю серьёзно, просто я порой не серьёзно думаю.

Просыпаюсь в чулане, от того, что меня трясет за плечо Зкз.
Я весь – сплошная боль. Я спал на каких-то сумках, вешалках и эмо значках.
- Подъём, закрываю магазин.
- Выпить есть.
- Куда, ты всё высосал, перед тем как отрубиться.
- Сколько.
- Почти семь.
Я осматриваю содержимое карманов, без мелочи шестьсот. Всё идёт по плану.
Зкз закрывает магазин и мы выходим на улицу. Дождь всё ещё здесь. Холодно. Меня мутит. Жить хочется, меньше чем обычно.
Я подбегаю к парапету и начинаю, с расстояния 3х метров,  пугать брусчатку выпитым алкоголем. Закончив продувать, я замечаю пару, лет тридцати. От того места, куда меня выворачивало, они стоят в десяти метрах. Стоят как вкопанные и смотрят на меня. Я вытираю рот рукавом, улыбаюсь им и показываю V.

- Комарада, у меня только что освободилось место для пары пива. А не в «Рифей» ли нам.
- В ****у тебя с твоим фашистским «Рифеем», я домой.
- Ну, как знаешь. Наше дело предложить, ваше дело одолжить.
 Мы прощаемся, он идёт на площадь, я дворами к пиву и может быть еде.
«Рифей», дёшево, сердито, но ****ят, там жестко и курить нельзя. Местное разливное, там продают в две цены, но на улице сегодня не вариант. Даже со стопроцентной наценкой, пиво, всё равно, выходит дешевле, чем в любом ларьке, плюс тепло и бесплатный туалет.
«Косово-это Сербия!», «****ь и резать» и моё любимое «ПЕЙ, БЛЮЙ, ДОМОЙ!». Эти и не такие забористые, надписи в стиле неогеббельсцизма украшают фасад заведения. Так что, заплутавший путник, ещё десять раз подумает, прежде чем зайти на стаканчик.
С недавних пор заведение (не считая прочих отбросов) облюбовали футбольные хулиганы, в основном правые. От них я, собственно, о нём и узнал.
 
С Иваном мы общались с института. Он иногда учился на дизайнера. Гордился норвежскими корнями. Тащился по иностранным сигаретам, на которые тратил почти все свои карманные деньги в «Черчилле». Имел условный срок, за участие в непреднамеренном убийстве гражданина КНР. И раз сто смотрел фильм «фабрика футбола».
В один кон, он удачно подловил меня, в момент очередного ступора. Я целыми днями валялся на кровати, не читал, не писал, не слушал музыку, не смотрел кино, не нагружался физически. Иногда по ночам выходил за едой и бухлом. Всё остальное время, смотрел в потолок со своей кровати и… я даже не знаю, что «и»… рано или поздно должно было случиться, хоть что-то. Так вышло, что случился Иван.
На тот момент мне было всё равно, женитьба, французский иностранный легион или эвтаназия. Но Ваня сказал: новый сезон, мачилово, футбол, Оле-Оле.
- Футбол?- переспросил, я.- Вот уж не ожидал. Ну что ж, почему бы и нет?
На футболе было холодно, скучно и много ментов. По идее я должен был отождествлять себя с командой, за которую болел. Но мне не хотелось чувствовать себя большим дерьмом, чем я был на самом деле. Правда мы много пили –это мне нравилось. Когда мы не пили, мы постоянно подрывались кого-то ****ить - это мне не нравилось. Антифа, не те скины, китайцы, хачики, фанаты других команд. Весь мир шёл на нас войной. Но стоило нам выйти на поиски враждебного мира, как он трусливо прятался и мы, чувствуя своё превосходство, шли пить дальше.
Я сходил на четыре игры, и понял – баста. Спорт я не любил, тем паче спорт такого низкого пошиба. Для того чтоб пить, мне не нужен был ни предлог, ни компания. Ратные подвиги меня не интересовали. Заказ кажуального тряпья через Интернет, то же. Да к тому же произошёл один случай, который заставил меня разочароваться в новых знакомых.
Дело даже не в том, что на моих глазах они избили вдесятером двух китайцев.
Эти двое не отбирали моего рабочего места. Сомневаюсь, что кто-то из хулз, мечтал сидеть в любую погоду на улице и чинить обувь за копейки. Быть шпыняемым и ментами и бандитами. Бывать посланным на ***, даже проститутками. Жить аулом в однокомнатной квартире. Постоянно ощущать иррациональную ненависть окружающих по отношению к себе. И, в конце концов, смешиваться с землёй, кровью и белыми кроссовками в проходном дворе.
Эти двое знали, на что шли, и жалко мне их не было.
Наблюдая за происходящим, я вспомнил, что обещал себе, по возможности, никогда не ходить строем. Как же быстро мы забываем данные обещания. К тому же я не верил в идею расового превосходства. Я мало во что верил, в национализм меньше чем во всё остальное.
А случай заключался вот в чём. Купив, перед закрытием, всем пива на последние деньги. Допив, попросил у бражки восемь рублей, что б доехать до дома. Все разом отвели от меня глаза.
- Что, ****ь, ни у кого нету восьми рублей.
Тишина, вся компания смотрела на меня, удивлённо, будто я разговаривал на суахили.
- Ладно, тогда займите, под проценты. Что нет? ****ец, раса, нация и кооперация.
 Я был слишком пьян, что б ехать за бесплатно. Моё тело швыряло в стены, выносило на проезжую часть. Рядом с покровским парком, меня остановил наряд ППС. Обшмонав они не нашли, ни денег, ни ценных вещей и спросив для формы: «далеко ли  живу и доберусь ли сам». Не дожидаясь моего бессвязного ответа, двинулись дальше. Я прошёл 5 остановок на топливе из чистой ненависти.
Никогда не говори никогда. По этому, придя домой, я сказал «на ***». На хуй общаться с этой тлёй, и завалился спать.
      
На стойке лежали бутерброды в целлофане, за стойкой стояла Лена, перед стойкой была очередь из двух человек.
Ожидая, я обдумывал перспективу борща. В тот момент как на плечо мне, опустилась рука.
Центнер. Центнер мне нравился. Не так сильно чтоб есть борщ, пока он будет моноложить, но достаточно что бы выпить пива в его компании.
- Давненько тебя не видно, ни на играх, ни здесь.
- Да старина, решил уйти из большого спорта, годы сам понимаешь не те. Сам как?
- Помаленьку, там сям, всё по старому вобщем.
 В это время подходит моя очередь.
- Что вам дети мои,- спрашивает Лена у нас с Центнером.
Это её вечное «дети мои», чувствуется  в нём таинство причастия и изгнание бесов. Мне нравиться. Этакий храм грошового алкоголизма им. Ерофеева.
- Благослови Лен, ибо грешен. Мне тёмного, светлого и 50 грамм. Ты чем причащаться будешь мирянин,- поворачиваюсь я к Центнеру. 
- Мне, Лена, светлого.
В зале занято всего два стола, да и то видно, что народ забежал, быстро согреться А. и двинуть дальше. Мы садимся за свободный столик в углу, я лицом к входу.
- Твоё здоровье,- поднимаю я рюмку и чокаюсь с его пластиком.
- Давай.
- Хотя,- делаю я глоток пива,- здоровья это нам не прибавит.
- И не говори,- на выдохе произносит он, опустошив махом пол стакана.- Сейчас, Пивной ещё должен прийти, ну и остальные. Пивной сегодня проставляется за диплом.
- Ясно.
- Ты работу-то нашёл.
- Цент, я ж тебе уже объяснял, работа это, для кого?
- Для лохов,- говорит он смеясь.
- Всё правильно. Сильные не работают.
- А, деньги, как?
-  Буксую. Приходиться выбирать между лоховством и тем, чтоб платить за проезд в автобусах.
Я допил светлое и приступил к тёмному, различаются они только цветом и названием. Проще отличить, с завязанными глазами, колу от пепси.
 
- Жизнь - стакан светлого, стакан тёмного, рюмку наебнул, опять светлого, тёмного.
Центнер смотрит на меня, как на дебила. Эту расплывчатую максиму, я вставил, во время его рассказа, про будущий выезд, который слушать не хотел. Делаю глоток, и иду в санузел.
Этот ссальник, как из научной фантастики 60х. Он настолько космический, что тут только невесомости не хватает. «Нападение пятидесятифутового стафилококка». Для достижения такого эффекта, необходимо замуровать штукатура-маляра с банкой серебрянки, маркой пропитанной LSD, мешком цемента и просто дождаться, когда он сойдёт с ума. И это ещё самый гуманный способ.
Когда возвращаюсь в зал, компания начинает подсасываться.  И я решаю быстро допить и свалить. Объективности ради, надо сказать этот континент от меня тоже не пищит. Одна из причин заключается в том, что я частенько, говорю то, что думаю. Но тут ещё одна проблема, говорю я раз в пять чаще, чем думаю.
Допустим, пьём раз с Иваном пиво на Макаре. Подходит какой-то скин, Ванин знакомый. Скин такой true, что ничем не ототрёшь. Здороваемся за запястья. Всё как принято.
- Друг,- говорю,- во мне конечно не столько еврейской крови, что б твоя рука отсохла, но достаточно, чтоб сбегать в кинотеатр и вымыть с мылом.      
У него чуть белые шнурки не покраснели, от злости. На лице, волосатика, читалась растерянность на половину с ненавистью. В общем он ушёл, очень расстроенным, ничего не сказав. Кто, спрашивается, меня за язык тянул? Я конечно не сто баксов, чтоб нравиться всем, но из-за подобных выходок, моя популярность находится, где-то на уровне одного тугрика.
Подошёл Ваня с Олесей. Зга и какая-то баба.
- Зига Зага, всем присутствующим.
- О ни *** себе. Ты как тут.- спросил Иван.
- На улице дождь, здесь пиво,- пожал я поданные руки.
- Я к тебе заезжал в понедельник, тебя не было.- сказал Иван.
- Да, а где я был?
- Кто тебя знает?
- Глубокая мысль,- сажусь я за стол.
Допиваю за 2 минуты. 
-Гвоздь у тебя сигареты есть,- спрашивает Центнер, когда я встаю из-за стола.
-Да, пойдём, покурим.
 Я, Цент и Ваня выходим под козырёк. Даю каждому по сигарете и достаю зажигалку.
- Сука, когда уже это ебучее лето наступит. Я ещё купальный сезон, в этом году не открыл,- говорит Центнер.
Мы молчим и быстро курим, а что тут добавишь.
- Ладно, я домой,- говорю, выкидывая сигарету щелчком.
- Чё, так скоро?- спрашивает Иван, скорее для приличия.
- Устал. Ладно, давайте,- пожимаем мы руки на прощание.- Фашизм не пройдёт.
- Как настоящая любовь, - слышу я уже за своей спиной. Это как шутки из старых классических комедий. Сколько раз не повторяй, всё равно поднимают настроение. Они из списка тех вещей, которыми склеивают мир. 
Из-за холода и дождя, я почти не чувствую опьянения, только тупую усталость. Мне хочется залезть в ванную, ну может ещё рюмку армянского коньяка или ирландского кофе. Но самое большое моё желание, телепортироваться к дому. Минуя путь до остановки, давку в автобусе и путь от остановки до жилища.
От семёновской на первую речку, идут все сараи, так что я сажусь в первый подошедший. Есть сидячие места, но я предпочитаю стоять. Я два раза засыпал пьяным в автобусах. Удовольствие ниже среднего, идти ночью, по приборам, с конечной. А так, если и засну пьяным, то, всего лишь упаду и сразу проснусь. Просто и  гениально.
За проезд, конечно, не плачу, выходя в среднюю дверь. Проделывать этот трюк, нужно с оглядкой. Вряд ли за тобой погоняться из-за восьми рублей. Оставив бесхозным автобус с пассажирами. Но кто его знает, что там твориться в его водятельской, голове категории D. Может твои восемь станут последней каплей, нитроглицерина, детонировавшей, ему весь чердак. В Хабаровске, я видел, как командир «газели», ускорял безбилетника балонником, на Большой.
Решаю начать торможение. Так что беру по пути только 3 банки.



Глава 4

Пробыл в кровати до тех пор, пока были силы терпеть напряжение в мочевом пузыре. Освобождаясь от бремени, я стоял, босыми ногами, в луже засохшей блевоты. Часть её покрывала ободок унитаза, часть колыхалась от напора струи.
Не получилось, вчера, донести не расплескав.
Закончив, мою пятки под краном, и перепрыгивая пятно на полу, выхожу в прихожую-кухню. На столе стоит почти полная бутылка «пяти озёр» и банка с кормом для живности. Я не помню, как они здесь оказались. Но если алгоритм появления бутылки я могу прикинуть на пальцах, то возникновение собачьего тушняка ставит меня в тупик. Из живой природы (не считая меня и той, что сама приползает) имеется только цветок неизвестной породы. Впрочем, цветок - это то, что имеет цветы и цветёт. Моя флора  скорее растение, с менталитетом овоща. Мне его подарила одна девушка на позапрошлый новый год. Я бы конечно предпочёл отсос с проглотом. Но знаете, как это бывает с подарками? Хотите нормальный презент, дарите себе сами. А удалить пару рёбер для автофеляции, я пока морально не готов.
Растение, мёрзло и билось о стенки пакета, пол дня, пока я пил и переходил из точки в точку. Когда принёс его домой, пациент был скорее мёртв. Поставил его, прямо в пакете, на шкаф и забыл на неделю.
Когда я обратил на него внимание в следующий раз, выглядело оно так же обморочно, но ясно давало понять что, склеивать тычинки не собирается. Я сказал себе: «какого чёрта». Достал из кулька, обрезал пожухлые листья, вытер пыль и полил минералкой без газа. Раз уж оно так цеплялось за жизнь, я не чувствовал себя в праве лишать его такой возможности. Этот фикус, не был мне единственным другом, я не разговаривал с ним, и имени у него то же не водилось. Мне он был не особо нужен, но кроме меня вообще никому. Я, с переменным успехом, исполнял для него скромную роль бога.
И тут, откуда ни возьмись собачья еда. Странно, хоть и по ***.
Ищу тапки. Под столом стоит шестилитровая канистра с пивом. В ней не хватает пары литров. Значит, я ходил в «Енисей», Это ближайший магазин с разливным, а ходил, скорее всего, между 3 и 6 утра. Как раз в этом промежутке наступает тихий час, у круглосуточного который находиться в два раза ближе «Енисея».
В магазине с "на разлив", прошлым летом, я даже проработал грузчиком, до первой зарплаты. Денег хватило на уехать и пятнадцать дней пить, шмалить, купаться, загорать и есть морепродукты в компании, таких же рас****яев.
Иногда я наведывался туда с шестилитровой канистрой, а платил, как за пять. Но, лето выдалось холодным, и не радовало ни разливное, ни шанс вырвать из хищных лап капитализма два бесплатных стакана.      
Версии две. Либо я целенаправленно хотел из кеги, либо посмотрел на часы, прежде чем идти в сельпо.
Наливаю пива и закуриваю. Компьютер работал всю ночь. Я смутно вспоминаю, что вчера пытался посмотреть «пиратов к.м. 3». Как всегда безуспешно. Это уже седьмая попытка всосать окончание трилогии. До того момента как у Джека Воробья начинается иммиграция кукушки, я всё помню отлично. Дальше какое-то мельтешение, чувак с осьминогом на голове, из второй части и Кейт Ричардс, бах и титры.
Хорошо бы поесть. Чтоб меня не унесло прибоем после первых литров. Я осматриваю холодильник и шкаф, на предмет быстро, сытно и вкусно.
Конечно же, старый добрый «суп из 7и залуп». Доширак- лучшие бич пакеты с 1987 года. Ставлю чайник и начинаю дербанить упаковку. О, теперь с вилкой внутри. Ещё больше пластмассы в каждой пачке.
Странно, пакетик из-под вилки есть, а её нет. Плохой знак. Римские жрецы предсказывали будущее по внутренностям быка, я по сублимированной лапше со вкусом говядины. Отсутствие вилки, которая не кому в буй не брякала, явно плохой знак. Ещё эти собачьи консервы. Что-то грядёт. Чайник щёлкает, я запариваю и закрываю крышкой. Сажусь за стол отпиваю пива. Оно не сказать что ледяное, скорее температуры пингвиньей мочи. Погода снова дрянь, так что такое в самый раз. Настроение прекрасное. Я завожу с того момента, где Джека спасают. Рано или поздно я пойму, откуда растут деревянные ноги этого сюжета и куда они идут. Хотя ноги, они обычно растут из жопы.


Глава 5

Моё тело холодное и липкое от пота. Мне сдавливает грудную клетку и сердце колотиться так быстро, что удары сливаются в сплошной гул. Воздух как разбавленный, вдыхаю полные лёгкие и не могу надышаться, нос заложен. Ночь.
Собираюсь с силами минут 5, встаю с кровати и включаю свет. В печень будто тыкают вилкой.  Ищу бухло по всему дому. Хоть чего, ****ь. Только пустые бутылки, их больше чем я помню. Скотоложство. Сигарет, осталось только 3. Закуриваю и иду в туалет. Я стою в той же самой луже, она совсем высохла и почти не липнет к ступням. Карманы даже не проверяю, никакая сила не заставит меня выйти из дома. Я достаю из кухонного шкафа пачку активированного угля. Вскрываю упаковку, ломая половину таблеток, закидываю пригоршней в рот и запиваю водой из канистры. Беру из холодильника  молока и открытую пачку яблочного сока, вскрываю милк и ставлю обе у изголовья кровати. Тушу сигарету, выключаю компьютер. Рублю фазу, везде кроме туалета. Мне пока страшно оставаться одному в полной темноте. Я ложусь на кровать и накрываюсь одеялом.

Я снова полностью мокрый от пота. Осторожно нащупываю рукой пакеты у кровати и беру тот, что меньше. Приподнимаюсь на локте и пью. Молоко, сушняк им надолго не задавишь. Зато приятный вкус. Выпиваю всю пачку за раз. Я чувствую, как этот литр перекатывается в моём желудке, когда я отбрасываю пустой пакет и ложусь на спину.
Сегодня мне уже толком не поспать. Я буду то падать в бездну, то бездна будет падать в меня. Я готов.

Пролил немного яблочного сока на кровать. Я слышу, как скребутся крысы в перекрытиях между стенами, скребутся и пищат. Боюсь, однажды, когда я буду спать, они прогрызут стену, а вслед за ней, моё горло. Впрочем, меня это волнует не больше чем перспектива сгореть заживо или ослепнуть. Меня знобит. Сворачиваюсь креветкой и кладу ладони между коленями.

Наверно если десять часов читать БСЭ вслух, можно понять, как я сплю на отходниках. В моей голове кто-то бубнит текст, каждое отдельное слово понятно, общий смысл нет. Абстрагироваться можно, только начав о чём-нибудь думать. Но лучше этого не делать, самые жалкие мысли, самые ужасные воспоминания, стремятся в голову, как ночные насекомые на свет. И голос начинает снова.

Такие дома специально строят, чтоб сводить людей с ума. В них постоянно что-то стучит, скрипит, хлопает, ухает, грохает, подвывает, тренькает, бьётся, трётся друг о друга, говорит, кричит, плачет, проклинает. Если слушать достаточно долго, весь шум сливается в единую индустриальную мелодию полную тоски и отчаяния. Потому люди и выворачивают регуляторы громкости на своих радио и телевизорах. Всё что угодно, только не этот трек, царапающий вены низкими частотами. Он всегда разный и всё равно, один и тот же. По ночам он слышен особенно чётко. Я иду поссать.

Надо держаться, к утру станет легче . Такое случалось десятки раз, надо просто переждать, просто попытаться поспать. Покурить и поспать.

СУКАСУКАСУКА. А, ****Ь. БОЛЬШЕ НЕ МОГУ. Я ХОЧУ УМЕРЕТЬ. ПОЧЕМУ Я ДО СИХ ПОР ЖИВ. Я НЕНАВИЖУ СЕБЯ, Я НЕНАВИЖУ ЖИЗНЬ. Я НЕНАВИЖУ СЕБЯ И СВОЮ ЖИЗНЬ. СУКА, Я ХОЧУ СТАТЬ ПЕПЛОМ. Пеплом в банке из-под вишнёвого компота, зарытом на морском берегу у одинокой лиственницы. Утра. Дождаться, главное переждать ночь. Я смогу я делал это раньше, и я Я ХОЧУ УМЕРЕТЬ, Я БОЛЬШЕ НЕ ХОЧУ ЖИТЬ. КТО НИБУДЬ ЗАБИРИТЕ МЕНЯ ОТСЮДА. ЧТО ЭТО ЗА ТЕНИ У МЕНЯ В КОМНАТЕ, ЧЕЙ ЭТО ГОЛОС В МОЕЙ ГОЛОВЕ. ЗАТКНИСЬ, ПАДЛА. УБИРАЙТЕСЬ. Спокойно, успокойся, и…и себе на утеху гамак из старых сетей отслуживших. И пряча внутри свою боль обрывками сирыми узнан зубами он чувствует соль на серых узлах заскорузлых качайся солёный гамак в размеренном шуме лиловом любой отловивший рыбак становиться тоже уловом мы в старости как в полосе где мы за былое в ответе где мы попадаемся все в свои же забытые сети ты был из горланов гуляк теперь не до драчки болячки качайся солёный гамак создай хоть подобие качки ты знал всех штормов тумаки ты шёл не сдаваясь циклонам пусть пресные все гамаки завидуют этим солёным смак чё там смак пускай и приносят несчастья качайся солёный гамак качайся качайся качайся качайся качайся качайся мразь, заводите солнце, пусть светает пусть, пускай…  АААААААААААААААААААААААААААААААААААААА, СУКА ЗАТКНИСЬ

Я сижу на кровати, обхватив руками колени, раскачиваюсь взад и вперёд. Надо обязательно отвлекаться, читать стихи, петь песни, говорить с собой, всё что угодно, только бы не слышать своих настоящих мыслей, не слушать голос в голове. Сейчас 4, надо продержаться до того как рассветёт и люди начнут ходить под моими окнами. Когда особо невмоготу, можно биться головой об матрас. 

Мне надоело петь про эту заграницу надену валенки и красное пальто пойду проведаю любимую столицу хоть в этом виде не узнает и не кто возьму с собою на прогулку кавалера он и стихи мою все знает наизусть не иностранец и не сын миллионера бухгалтер он простой а ну и пусть бухгалтер милый мой бухгалтер вот он такой такой простой зато родной зато весь мой бухгалтер
Я заканчиваю раскачиваться и ложусь на кровать, я два часа вспоминал песни и частушки народов мира, за окном начинает светать по чуть-чуть. Как только голова касается подушки, мысли возвращаются. Мысли и голос и БСЭ. Но мне уже всё равно. Я сидел наедине с собой два часа. Я вымотал себя и вымотался сам, я закрываю глаза. У меня нет, даже сил слушать, гул в своей голове, я проваливаюсь во мрак или мрак вваливается в меня. Ничего больше не имеет значения.


за окном светло. Я слышу цокот каблучков, шарканье подошв, нарастающая громкость человеческой речи, пик, на широте моего окна и постепенное затихание и снова. Как прибой из разговоров.
Состояние высушено-выебаное. Ощущение словно надо мной надругалась, стая синих китов. У меня болит всё, что может болеть и кое-что из того, что не может.
На подушке запёкшаяся кровь. Балансируя на краю, свешиваюсь с кровати, пытаясь дотянуться до своих тапок. Мозжечок барахлит, и я приземляюсь корпусом на пару пустых алюминиевых банок. Боль такая сильная, что я её даже не чувствую. Сдались мне эти тапки.
Стоя перед зеркалом, ощупываю нос, не болит, просто ночью лопнул сосуд или мозг потихоньку вытекает. Мозг вытекал из носа, дальше по подбородку и так до самого кадыка. Больше чем обычно. В последние пару месяцев, что-то подобное случается уже раз в пятый.
А вот это впервые, то-то у меня, со вчера, лоб сводит. На лбу наклейка: ФРУКТЫ СВ. БАНАНЫ ДЕЛЬМОНТЕ 1КГ.  06.07  штрих код, 44.00, 0.882, 38.81. ООО «ФОРЛЕНД» ул. Новоивановская  10.
В квартире бананов нет. Ни целых, ни разобранных. Где находиться Новоивановская, я не знаю. Этот ценник определённо, какое-то напоминание, но о чём, я забыл. То, что он был на лбу, означает, что это важно, во всяком случае, было на тот момент, когда ценник там оказался. Я приклеиваю его на зеркало. Может позже, вспомню.
Лицо опухшее, обветренное, красное. Куски отмершей кожи торчат  шипами в разные стороны, левый глаз дергается, правый вобщем то же, засохшая кровь, взгляд стеклянный, зрачок суженный, недельная небритость, губы растрескались, потерял в массе, килограмм пять. По всему телу синяки и ссадины.
Я доволен результатом. Это большой успех всего коллектива.
«НА ТРИБУНАХ СТАНОВИТЬСЯ ТИШЕ».
 
Практика - критерий профессионализма. Правда, самоуничтожение - такой спорт, чем больше тренировок, тем плачевней результат. Отходить я буду 2 дня. Сегодня мне будет очень плохо, завтра просто плохо.
Сегодня целый день притворяться ветошью, есть, пить, читать, слушать музыку и смотреть кино. Никаких нагрузок, никакой гигиены и храни меня, от выхода на улицу. Стиль существования горизонтальноовощной. Надо набираться сил. Есть калорийную пищу. Пить витамины. Слушать музыку, чем проще, тем лучше. Может  немного суходрочки для поднятия настроения, вкупе с профилактикой простатита. И читать проверенных авторов: Довлатов, Ерофеев, Буковски, избранное из «Синей книги алкоголика». В плане кино, только комедии, и никаких «п.к.м.3».
Я нахожу на шкафу «Соло», кидаю в плейлист «shocking blue», «комбинацию», «XTC» и «ace of base». Завариваю чай, закидываюсь витаминами, достаю из холодильника плитку шоколада, выпиваю стакан гранатового сока и расстелив на полу спальный мешок заваливаюсь на него с книгой, закуривая последнюю сигарету.
Мне плохо, но ничего из ряда вон. Я ощущаю безразмерную слабость, иррациональные  страхи, дергаюсь от каждого шороха, дрожат руки, не чувствую вкуса пищи  и всё чешется, как будто, год не мылся. Мне ничего не остаётся, кроме ожидания. К этому, я готов.               
         
Странный сон. Комната наполнена светом, какой бывает летними вечерами, ближе к семи. Уютный, мягкий, густой и нежный. Он не греет, а едва ласкает теплом. Доводящий до слёз, напоминающий счастье, похожий на вечность, делающий все звуки незначительными.
Я лежу на спальном мешке, но наблюдаю себя как будто со стороны. Моё лицо и тело не в фокусе, но это точно я. На стуле у окна сидит человек, мужчина. Из-за света, что льётся с улицы, я различаю, лишь его силуэт. Этот человек кажется очень знакомым, но, всё равно, не могу вспомнить его. Тело парализовало. Человек говорит, спокойным уверенным голосом. Изо всех сил пытаюсь пошевелиться или что-то сказать. В тот момент, когда мне удается разлепить губы, я просыпаюсь.
Открываю глаза и сразу закрываю. Бардак такой, будто тут неделю гостили пятьдесят китайцев. Грязная посуда, упаковки от еды, чашки с заваркой, еда, книги, старые журналы, DVD диски.
Открываю глаза снова. Всё на месте и поскольку спал я на полу, с этого ракурса, выглядит особо устрашающе.       
Чувствую себя лучше, чем ожидал. Вот что значит, научный подход к абстяге.
Я ставлю вариться яйца, включаю чайник, принимаю витамины, собираю мусор и отношу грязную посуду в ванную. Играет BLINK 182.   
Странный сон. Случается, что видишь своё тело со стороны и комнату, такой, как ты её оставил. Но это бывает обычно в состоянии «не кантовать». Есть мнение, что это вроде выхода души из тела, как при медитации или клинической смерти. А может просто, сознание до того деградировало, что не может показать ничего интереснее, последней запечатленной картинки. Только обычно всё это происходит без спецэффектов, типа света и непонятного чувака.
Уж, коль скоро, я поймал бодрячую волну, надо её не упустить. Протираю полы в туалете, выкидываю спитую заварку из чашек, мою посуду в холодной воде.
Обедаю остатком яиц и хлопьями с молоком, завариваю свежий чай.
Из-за проливного дождя, с той стороны квартиры, на подоконнике образовалась здоровая грязная лужа, которая стекает тонкой струйкой на спальник. Я кидаю поверх неё половую тряпку.
Собираю по квартире грязную одежду, снимаю постельное бельё, застилаю свежее.
Старый полосатый матрас - знамя моей деградации. Ещё одно кровавое пятно, на уровне головы. Большие, грязно жёлтые разводы, накладывающиеся один на другой. Кое-где, едва различимые следы, моего засохшего потомства. Те, кого я лишил блестящей возможности разглядывать мир через колбу с формалином или быть регулярно насилуемыми воспитателями интернатов для дефективных.
В свою защиту скажу, я ни разу не обосрался во сне и никого не изнасиловал, на этом матрасе, собственно как и на других. Ещё, никогда не забирал обратно деньги у проституток. Мне, вполне, грозит стать хорошим человеком.
Набираю воду в большой синий таз и добавляю в него кипятильник. Сворачиваю спальный мешок. Решаю позаниматься, пока греться вода. Обычные свои подходы, выполняю за три или за четыре раза. Мышцы сильно болят, но я стараюсь не обращать на это внимания. Пот сочится из моих пор, маслянистый, вонючий, едкий. Он колит, тупыми швейными иглами изнутри, вызывая непреодолимое желание почесаться.
Холодная вода в этом регионе пахнет хлоркой, горячая западает удобрениями. Ту, которая пахнет хуже, рубят на пол лета. Вот такой «водный мир» с нами в роли Кевина Костнера.  Работникам коммунального хозяйства, производителям титанов и кипятильников, тоже нужно кормить своих детей, возить жен на юга и покупать титаны и кипятильники. Сложно себе представить, какой скудной и однообразной стала жизнь, если бы летом не перекрывали горячую воду.
Мытьё сейчас не бодрит, а наоборот, лишает остатков сил. Меня сильно знобит. Надо всё-таки купить мыло и зубную пасту.
Залезаю под одеяло с «Кривой падения». Эту книгу я приобрёл на распродаже дублетной литературы в Горьковской библиотеке. Её написал какой-то эстонец. Каждая глава состоит из двух частей. Описание жизни человека и его превращения в алкоголика, чередуется научными выкладками, помогающими лучше понять суть происходящего. Не Паланик, но тоже интересно. Помогает на отходниках, зарядиться ненавистью к бухлу, а заодно и к себе. Гораздо эффективней, чем втыкать маникюрные ножницы  в тело. Но и к информации существует привыкание, книга уже не оказывает такого эффекта, как при первых прочтениях. Однако каждый раз как её открываю, нахожу что-то интересное: «Также можно с полной уверенностью утверждать, что почти две трети совершаемых краж социалистической собственности происходит в связи со злоупотреблением алкоголя». Ну не вещь ли, стоит 8, а толку на все 16 рублей.
Страниц через 30 чувствую, как сильно у меня болят глаза. Откладываю книгу, включаю на магнитофоне «net slov» и сажусь в угол на свёрнутый спальный мешок.
Почему я пью? У меня нет точного и лаконичного ответа на этот вопрос. А если бы он и был, это ничего не решило, потому что пить мне нравиться. «Александр, мы наблюдали вас более трёх лет и пришли к выводу что, основная и пожалуй единственная причина вашего злоупотребление спиртным – это переживания из-за голода в Эфиопии». «Уф, док, просто Пик Коммунизма с плеч, как насчёт, по сто пятьдесят за Эфиопию». Буз не является для меня социальным вазелином, трезвым мне намного проще находить общий язык с людьми. Правда, трезвым мне общаться с ними не о чём, а пьяным незачем. У меня нет проблем, таких чтоб из ряда вон, с которыми я не смог бы разобраться без наркоза. Обычная семья, обычная школа, обычный круг общения. Во всяком случае, я в них ничего экстраординарного не вижу. Бегство от реальности? Меня не особо устраивает, и то место, где я оказываюсь с помощью выпивки. Способ самоубийства? Больно долго, да хлопотно. Есть варианты и проще и быстрее. Но менять шило на мыло мне страшно.
Страх, если и выбирать из ответов, то этот наверно самый точный. Боязнь обзавестись, чем угодно, что не смогу защитить и удержать. Что, подчиняясь ужасу потери, пойду против себя. Что мной начнут манипулировать мои привязанности или с помощью моих привязанностей. Если можешь обойтись без чего-либо, лучше обойдись. Чем меньше тебе надо, тем больше из этого ты получишь. Естественно, с такими взглядами, невозможно занимать правильную социальную позицию.
Кир заменяет мне всё то, от чего я бегу. Но и он не выход из ситуации, в последние несколько месяцев мне всё сложнее управляться с ним, а ему наоборот. Я точно знаю, что недалёк тот день, когда мне придется выбирать между алкоголем и… Чёрт, не знаю. И чем-нибудь что у меня есть помимо алкоголя. Пить и сдохнуть или не пить и умереть. Примерно так. Из-за страха я не приобрёл ничего, о чём стоит жалеть, кроме поражения внутренних органов. Одна мысль, что придётся отказаться от буза, навсегда, НАВСЕГДА, НА-ВСЕ-ГДА, НА-***-Э-ТО-НА-ДО! Возможно, в один не прекрасный момент инстинкт самосохранения  возьмет вверх, и я отойду от стакана. Надеюсь, что «минует меня чаша сея». И я буду благополучно надираться, до самой смерти.
А. – это своеобразная машина времени. Правда переносит, только в  недалёкое будущее, а в том всегда пост апокалипсис. Жизнь становиться, похожа на фильм о тебе самом, из которого при монтаже выкинули все неинтересные куски.
Ещё, тот, кто на чём-то сидит, всегда точно знает, чего хочет и упорно движется к достижению, своей цели. По-моему - прекрасное качество.
Кроме того, пьянь - как правило, конформисты. Это тебе не какие-нибудь хиппи-пацифисты с автоматами, беспощадно расстреливающие посетителей Макдоналдса. Употребляющие кир, могут быть и недовольны, отдельными перегибами на местах, но общий курс правительства поддерживают безоговорочно. Регулярно смотрят Евровидение, и матчи нашей сборной по футболу. К тому же на деньги с акцизов строятся школы, морги, тюрьмы. Они идут на зарплату учителям, ментам, вертухаям. Я уже не говорю о всех тех людях которые задействованы в индустрии, производства и продажи алкоголя. Это же тысячи и тысячи рабочих мест по всей стране. Это их дети, которые едят каждый день. Это наше будущее. И всё это благодаря простому парню или девушке, которые одной рукой держаться за прилавок виноводочного отдела, другой пересчитывают мелочь. Благодаря им и таким как они.               
Лишь 25% алкоголиков, доживают до пятидесяти лет. Избавляя государство от пенсионного бремени и необходимости оказывать им бесплатные медицинские услуги. Нет, пожалуй, ни одной области человеческой деятельности, в которой не чувствовалось бы влияние алкоголя и алкоголиков. Общество же заостряет внимание лишь на отрицательных сторонах наебенивания до усрачки. Незаслуженно опуская положительные.
Нельзя видеть всё в монохроме. Такой подход не то, что не верен, он преступен с исторической точки зрения. Его лоббируют всякие козлы, которым торпедо в жопу вшили, и они не имея возможности бахнуть, ломают кайф тем, кто имеет. Идут они все на ***.   
Диск кончился, смерть стала ближе на сорок минут с копейками. У меня появилось настроение, пробежаться пальцами по клавиатуре. Впервые за две недели.
Обычно начиная первую страницу, я с трудом представляю, куда завернёт повествование ко второй. С этим рассказом, всё стало ясно после 10й. Мне требовалось ещё 2, может 3 страницы, что б развязать. Но когда знаешь, чем закончиться дело, становиться скучно. Главную героиню ожидал бесславный финал, за 14 дней ничего не изменилось. Но «лучше ужасный конец, чем ужас без конца». Да и мне не помешает немного практики.
Я не считал себя писателем. Для меня это всегда была игра, но к этой игре я относился серьёзно. Сюжет или идея, продуманный абзац зрели в голове, наполнялись гноем и никуда не девались, пока не полоснёшь по ним скальпелем, и содержимое не выльется на страницу. Порой я радовался удачно расставленным буквам и мнил себя почти гением, бывало, мог просидеть часы, уставившись в чистую вордовскую страницу, с чувством полного непонимания ситуации. В такие дни мне хотелось отрезать свои пальцы по самые плечи и устроиться работать нищим на вокзал. Это, правда, не имело бы особого смысла, потому, что я бы и тогда стучал по клавишам, карандашом, зажатым в зубах, или научился бы печатать ногами.
Может моё писалово не помогало любить ближних, но, во всяком случае, мешало ненавидеть себя, в полную силу. Я принимался за него лишь, когда чувствовал  острую необходимость. Если на чистоту, не так уж и часто, поэтому в моём активе вместо 1го тома «войны и мира», было чуть больше, чем 2й «мёртвых душ». Подъёму моих творческих сил недоставало регулярности.
Я открыл файл с распространенным названием «документ 1», отмотал до последнего абзаца и принялся перечитывать, освежая в памяти суть происходящего. Ладно -мармеладно, значит так, с красной строки: «Сложнее всего было в выходные дни, когда…»
Это единственное что я успел напечатать, прежде чем раздался стук в дверь.
- Ёб твою мать. Подробности, сука, письмом. Надеюсь это что-то приятное или хотя бы, на ***, важное. Может, какая-нибудь ****ская муза залетела, на стук клавиш, хотя с хуя ли бы - бурчал я себе под нос, закрывая файл и идя к двери.




Глава 6

- А, призрак прошлого рождества. Ну заходи.
По лицу видно, что он несколько растерян, моим холодным тоном, но старается не показывать этого.
- Ха, иди сюда,- говорю я, и мы обнимаемся, похлопывая друг друга по спине,- Какими судьбами?
- За машиной ну и вообще – делает он петлю Нестерова кистью.
- Да можешь не разуваться, проходи, хуже уже не будет. Разбогател, что ли?
- Не себе, ну и решил совместить с отпуском, воот, а я пока на своём RVR`e, ну ты помнишь,- говорит он проходя в комнату. 
- Может, хочешь чего-нибудь,- спрашиваю я, заглядывая в холодильник.
- Нет, спасибо, только что ел. Я тебе звонил, две недели подряд, ещё в Хабаровск, банкирам, матери твоей.
- Может чаю?
- Нет, не хочу. Короче, никто не знает где ты. А мы у тебя были только раз, тогда зимой, помнишь? Короче, пол часа с таксистом по всей первой речке гензали, кое-как нашёл.
- Я потерял телефон, с полгода уже.
- Новый, так понимаю, решил не заводить.
- Решил что незачем. Надолго ты?
- Планирую на неделю, а там как фишка ляжет. Если подберу мотор, то может, задержусь, отработаю билеты в оба конца.
- Ну что, круто. Ты, кстати, где остановился?
- «Чайка», рядом с вокзалом.
- Я в курсе. Как там на улице?
- Свежо так, но не холодно, прогуляемся?
- Давай, выключи, пожалуйста, компьютер, пока  вкинусь в какую-нибудь хламиду.
Я взял из шкафа, 501е, толстовку с капюшоном, чистую майку и бросил на кровать.
- Кстати, Александр, что-то вы хреново выглядите.
- Спасибо, я и чувствую себя так же – сказал я, надевая майку. 
- Пьёшь?
- Наливаешь?
- Ха-Хаа, пойдём - хлопает он меня по плечу. 
 Я надел свои чёрные RBK, закрыл дверь, и мы вышли на улицу.
Дождь кончился, пахло сиренью, вообще много чем пахло, но и сиренью то же.
Пауло Коэльо писал: «если человек сильно хочет выпить, вся вселенная спешит к нему на помощь». Но верно и обратное: если человек изо всех сил стремиться, воздержаться, вся вселенная превращается в один большой искус.
Я был ещё слишком слаб, чтоб пить и уже слишком слаб, чтоб отказаться. 

Мы стояли на гоголевском виадуке, пили bud, я курил, разговаривали, но больше молчали. Не сомневаюсь с этого места когда-то открывался прекрасный вид на языки пламени и людей выпадающих с девятого этажа ПромСтройНииПроекта.
- Встречаешься сейчас с кем-нибудь?
- Ты что, не заметил у меня на столе депилятор для ладоней?
- Ха-Хаа, а та, зимой, рыжая?
- После той зимы, она твёрдо решила стать лесбиянкой.
- Ха-Хаа, серьёзно?
- Фаф, я даже не понимаю, о ком ты говоришь.
Достаю из кармана упаковку дешёвых индийских презервативов для орального секса. Выбрасываю картонную упаковку, отрываю один и передаю Фафе, один беру себе, а лишний кидаю на проезжую часть.
- Что бы всем предоставить равные шансы,- предвосхищаю я вопрос своего боевого товарища.
Мы ставим наши бутылки к ногам. Сдираем защитную фольгу со вторых изделий. Разматываем и достав болты, начинаем наполнять ёмкости, переработанным пивом. Мне это даётся с заметным усилием, почки побаливают и даже через латекс я чувствую какая вонючая у меня моча, после запоя. Мимо проходит стайка подростков. Наверно возвращаются после концерта в ВSВ. Я слышу как они хихикают и перешёптываются на ходу наблюдая за нашими действиями. Завязав гондоны в узлы, решаем кто будет первым.
Мой снаряд приземлился в том месте, где пол секунды назад находился багажник автомобиля   
- Не судьба. А твоя как?
- Анфиса? Нормально, закончила институт, замуж хочет.
- Да, за кого?
- Ну, пока за меня.
- А ты что?
- А я замуж не хочу.
- Ха-ха-ааа, а жениться?
- Та же, фигня. 
- Работаешь там же?
- Контору, поменял, но профиль тот же.
- С ксилитом и карбонитом.
- Ага.
- Воот.
- Воооот.
Мы ещё немного помолчали. Наша беседа напоминала, игру в настольный теннис, двух паралитиков. Темп слабый, но всем весело. Хотя не припомню, чтоб мы когда-нибудь вели многочасовые разговоры, вступали бы в жаркие диспуты, и с пеной у рта отстаивали, свои точки зрения. Мы, по большей части, всегда молчали. Пинг-понг, пинг-понг, шарик улетел (пауза), снова пинг-понг… в спорах рождается истина и бытовые убийства, нам ничего из этого не требовалось. Пинг-понг…  помнится, когда я начинал пороть слишком много ***ни на единицу времени, Фафа просил меня не пороть хуйню, вот и всё пинг-понг… молчать на пару у нас получалось круто, без ощущения повисшего в воздухе топора. Это была очень органичная тишина, если кому-то из нас было что сказать, он говорил, если на это было что ответить, следовал ответ. За годы наших, пауз между словами, не пролетел ни один ангел и не родился ни один мент.
- Пишешь?
- Да, вот, хочешь, из последнего: «всё соё движимое и недвижимое имущество прошу…»
- Хаааааааа. А для газет?
- Нет, не вышло у меня романа с периодикой.       
- Чего?
- Скучно. Иногда противно, но в основном скучно.
Мы молчим. Фафа напряженно смотрит в даль. Он не хочет глупо потратить свой единственный снаряд на поебень и по этому пропустил уже несколько машин. Тут из за поворота появляется сотый и на умеренной скорости начинает движение в нашу сторону. Я вижу как блестят Сашины глаза.
Моча в латексе приземляется в аккурат на лобовое стекло чёрного крузака. Машину дёргает. Видимо от неожиданности, автолюбитель  топнул по тормозам. Мы резко приседаем прячась за ограду на которой развешены рекламные растяжки и начинаем угорать.
- Ха хааа. Дай пять. Вот это было по Ворошиловский. Ему придётся сменить чехол на водительском сидении.
- Да, неплохо,- бьёт он, по подставленной ладони.
- Теперь БАНАНОВЫЫЫЙ,- тяну я  и это порождает новый взрыв хохота.
Мы осторожно поднимаемся чтоб убедиться, что автомапилять уехала. Так и есть.
- Целился?
- Нет, так, на удачу.
- Ну что ж, удача на твоей стороне, дружище.
- Сань, сколько там время?- спрашивает Фафа, опрокидывая в себя, остатки пива.
- Без десяти двенадцать.- говорю я глядя на часы.
- Так, надо возвращаться, завтра вставать со с ранья,- потягиваясь, говорит он.- В какую сторону мне двигаться до вокзала? 
- Пойдём. Покажу, заповедную тропу.
- Людям, ****ь, по 25 лет. Кому сказать, не поверят,- резюмирует Фафа, когда мы спускаемся по лестнице.
- Если ты никому не скажешь, я тоже буду молчать.
Идти минут сорок. По дороге я успеваю оприходовать ещё пару бутылок, удобрить несколько кустов и рассказать, что умирая, нервные клетки покидают организм, именно с мочой.
- Ты, вроде как поправился.
- Да, Анфиса, хорошо готовит.
- А главное - часто.
- И это тоже.
- Тебе идёт. Солидольности добавляет.
Мы не общались пол года, а поговорить толком не о чем. Даже у знаменитостей, событий всей жизни с натяжкой хватает на 1.5 часа экранного времени и то треть из них – красивые легенды.
- Александер, у меня вопрос, когда уже я буду вас угощать из своего ящика шампанского, с деревянной пробкой?
- Тут ещё неизвестно кто кого угощать будет,- парирует он.
- Хочешь поспорить ещё на ящик, кто кого будет угощать?
- Мы столько не выпьем. К тому же, чем он не шутит, найдёшь себе невесту…
- Ага, "без ****ы, но работящую",- перебиваю я Фафу.
Громкий дружный смех, разламывает ночную тишину, на подходах к «Клеверу». Мы смеёмся, несколько минут к ряду. Стоит одному из нас почти успокоиться, как другой заражает его остатками своего хохота и всё начинается по новой.
- Слушай, если ты найдёшь себе такую, обещаю при любом раскладе, ящик твой,- говорит Фафыч, пытаясь отдышаться.
- Завтра же, то есть, уже сегодня иду давать объявление в газеты и на радио.

Мы прощаемся стоя, на ступеньках, главного входа «Чайки».
- Мужчина, давай сразу набьемся, где и когда. Сам понимаешь, помехи связи.
- Я, точно, Сань, сказать не могу. Вечером, часам к девяти  думаю, всё закончим.
- Тогда у Ильича, рядом с «копейкой» в 21 ноль.
- Сандер, я не знаю, может и позже.
- Давай так, я подойду в ровно, а ты как освободишься, но постарайся уложиться.
- Тогда, до завтра,- протягивает он мне руку.
Не отпуская его кисти, я говорю:
- Слушай, вчера в своей ванной видел паука ВО,- кладу левую ладонь ребром, на сгиб локтя правой руки,- нет ВО,- передвигаю ладонь на плечо. Не паук, паучище, внебрачный сын Годзиллы и Жана Рено.
Фафа вопросительно смотрит на меня, и я продолжаю:
- Примета. Пауки, всегда к деньгам, но похоже, эта восьмиглазая падла, меня прокинула.
- Сколько тебе?
- Ну,- тяну я,- сто полста, подлечат, два листа, было бы волшебно. Мне ж ещё объявление давать.
- Объявление? А! Подожди меня, пять минут,- говорит он, ослабляя хватку,- я сейчас.
Разжимаю свою ладонь. Фафа заходит в гостиницу, я закуриваю. Мне даже не удается прикончить никотин, к тому моменту как он возвращается.
- Держи,- протягивает, мне пятисотенную,- желаю удачи в поисках своей половины.   
- Чёрт, старина, ты второй на выплаты с моей первой пенсии,- засовываю купюру в карман.
- Не парься, всё в порядке,- говорит Фафа улыбаясь.
Мы снова пожимаем руки.
- Рад что ты приехал,- говорю.
- Я тоже рад тебя видеть.

Фафу зовут так же как меня, хотя наверно наоборот (он старше, почти на год). История его погремухи, неинтересна, так что, и не заслуживает особого упоминания, тем паче его так, тысячу лет, никто не кличет. В начале 80х, называть детей Саша (в той стране) было очень популярно, да к тому же, подходит лицам обоего пола. Может, к этому периоду относятся секретные испытания, над человеческим сознанием или в один прекрасный момент строители коммунизма, массово обратили внимание на красоту имени Александр. Как бы то ни было, в каждом классе сидели как минимум три «защитника». И почти у каждого, для ясности, было погоняло.
С Фафой мы познакомились в 10 классе, а плотно общаться начали, уже после выпуска.
Люди склонны запутывать ясные вещи и наоборот, упрощать вещи сложные и многогранные. Однако, ничто человеческое мне не чуждо и поэтому, не вдаваясь в долгие объяснения, скажу: Фафа был мне другом. Одним из немногих, если не единственным. На момент нашего знакомства, у меня были ещё «соратники по водке» и «друзья по пиву». Но кроме, как пить и опохмеляться, делать вместе нам было нечего. Трезвыми, мы становились друг для друга не товарищами, а нежелательными свидетелями.
Конечно, и с Саней мы могли нарезаться в разноцветные лоскуты, нажраться мускатами, дунуть или закинуться чем-нибудь от кашля или радиации. Так было веселее, но все эти действия не являлись основополагающими для нашего общения.
Одиночество особо остро переживается в том возрасте, когда ты уже слишком стар, что б удивляться всему на свете, и пока слишком молод для того чтоб, принять его как дар. У меня был Фафа, с ним жизнь становилась более пригодной для существования.
Я всегда восхищался его умение балансировать, не скатываясь в крайности. Когда ему что-то было нужно, он был напорист, вплоть до наглости, но это была та очаровательная наглость, которую с лёгкостью прощали ему окружающие. Некоторые, кто знал его по делам, характеризовали его, как хитрожопого или до *** хитрожопого, но никогда как барыгу или кидалу. Даже его приятная внешность, балансировала на грани. Измени случай положение в спирали ДНК, и он мог стать писаным красавцем или редкостным уродом. У него перманентно были девушки, причём, всегда постоянные, временами не по одной.

Мне лень сейчас идти пешком до своего дома, автобусы отходили, метро не вырыли. Я захожу в круглосуточный на первой морской и покупаю стекла, для размена денег. По ночам освещение в таких магазинах, разъедает радужку кислотой и давит на совесть. Кладу 50 отдельно от остальных, и выхожу на воздух. Рядом с вокзалом, торможу частника, парня лет тридцати.
- Добрый вечер, до первой речки не подбросите.
- Где там?
- Да прямо на остановке.
- Сколько?
- У меня последний полтинник.
На его лице отражаются тяжкие раздумья, но ему вроде по пути, и я уже знаю, что он выберет.
- Ладно, садись. С пивом по аккуратнее.
- Не вопрос.
Видно, он не из трепачей. Мне тоже говорить не хочется. В салоне тепло и мягко, не громко играет «авторадио», смесь чёрного и грязно жёлтого проносится мимо окна, улицы пусты. От всего этого становится до того спокойно, что кажется, можно ехать так бесконечно.

Лично у меня с равновесием всегда были проблемы. Меня то и дело шкивало от плохого к ***вому и дальше по нисходящей. В любом самом простом деле я пытался отыскать альтернативный путь, не имея для этого ни навыков, ни сил, ни талантов. В лучшем случае, по окончании, я оставался ни с чем. Фафа же держался простых и банальных истин, которые и есть самые правильные. Он твёрдо знал, что земля круглая, а в местах с сообщением только морем и воздухом, круглее чем где бы то ни было. Я не вспомню (кроме одного раза), что б он был с кем-то на наточенных ножах. Даже с персонажами, которых ненавидели их собственные матери, Александр без проблем находил общий язык. Никакого лизоблюдства, только правильный баланс.
И ещё, Фафе, всегда было на меня насрать. В самом лучшем смысле этого слова. Всех знакомых и не знакомых, которые оказывались в радиусе метра, стоило мне только выпить наркомовских, так и распирала потребность, дать бесценный совет. Люди, которые не могли пронести больше 10 рублей мимо пивного ларька, инвалиды детства и некрофилы в третьем поколении, у них просто оранжевая пена носом шла, от желания показать мне правильное направление. Странно, всё-таки, моя внешность действовала на окружающих. 
Сашу занесло только раз, мы собирались на какой-то сабантуй-****туй, и он предположил: «что может тебе не начинать нажираться прямо с порога, на скорость, а попробовать познакомиться с кем-нибудь, потанцевать, завязать отношения». Я ответил в том духе: «что как только у меня откажет печень, посвящу всю оставшуюся жизнь знакомствам, танцам и отношениям с кем-нибудь». Уже к тому моменту я знал, что бесплатные советы, не многого стоят.
Зато, отправить кабана на КПЗ- Фафа. Отмазать всеми правдами и не правдами убитого меня от ППС- Фафа. Помочь, занять, встретить, подсказать, напоить, выслушать, поклеить обои, передать, забрать, содрать обои- скажите Ф, скажите А, и ещё раз Ф, и снова А. Что получилось? 
 
- Прямо на остановке, ага, возьмите, пожалуйста,- протягиваю деньги,- всего доброго.
Машина отъезжает, я перехожу дорогу. 50 рублей – это минимальная сумма, в случае отказа от которой, к частному извозчику, ночью, домой прискакивает гигантская жаба и начинает душить.
Кстати о вечеринках, на 7\8 из них я попадал лишь благодаря Фафе.
- Ой, девочки, кого из парней пригласим? Так: Максима, Димоську, Андрея с Колей и конечно Сашечку.
- Но с ним 100% припрется, этот ужасный Гвоздь, в прошлый раз, у Маши, он заблевал всю селёдку под шубой, а когда начали танцевать в гостиной, уселся смотреть порно.
Я был как побочный эффект: тошнота, понос, головокружение и прободение матки. Размышляю, что взять, останавливаюсь на 2х литрах и  целлофановом пакете. Завтра я хочу быть хоть из далека, похожим на бодрого.


Глава 7

Меня разбудил писк будильника из наручных часов. 14:00 утра. Вылезать из кровати не было никакого желания. Тупая боль разливалась ртутью по мышцам и приковывала своей тяжестью тело к матрасу.
Впечатываясь щекой в подушку я смотрел на штрих код от бананов, приклеенный к зеркалу. Озарения не наступило, зато от неестественной позы начала ныть шея. Я собрался с силами и оттолкнув себя от лежбища, пошатываясь, двинулся в туалет. Слабость в теле была так тотальна, что казалось, вот-вот начну разваливаться на неравномерные куски. Отлив и побрызгав холодной водой на лицо я сел на табурет стоящий в коридоре обдумывая свои дальнейшие действия Пиво, холодное, лёгкое, тут не далеко, бодрящее, без излишка, за недорого. Нет. Буквально пару баночек. Ответ отрицательный. Если я сейчас  начну изучать пределы разумного, то с Фафой я смогу встретиться, только в виде шланга, если вообще смогу.
Еда? Желудок у хроника не больше напёрстка, а сил для злоупотребления ему требуется ох как много.
Не считая соусов, холодильник был пуст, в морозилке лежал молоток, пачка бананового мороженного и  пол брикета куриного филе. Разбив на составляющие смёрзшийся пласт мяса, я кинул его на сковородку, залил маслом, посолил и пустил ток по проводам. На досуг у меня были не крученные «Губка Боб» и «Техасская резня». Запустив мультфильм, я забрался на кровать и открыл мороженное.
Мясо шипело, мороженное таяло, Нептун лютовал, силы понемногу возвращались в моё тело. Перевернув курицу, я закинулся витаминами. Суточная норма состоит из 3х разных колёс, которые надо принимать с интервалом в 4е часа. И польза и развлечение. Поставил греться воду для мытья и вернулся к синематографу.
Алкогольная жажда раковой опухолью прогрессировала в моём мозгу. В желудке бесновалась стая похмельной саранчи. Нужно было наполнить бесконечные часы ожидания, бессмысленными действиями. Я выключил слегка подгоревшую курицу, накрыл её крышкой и пошёл мыться. Сидя в позе угнетённого орла, я лил на голову воду из ковшика. Надо не забыть купить мыло и зубную пасту.
После литра мороженного натощак, есть мне не хотелось. Одевшись и поскрябав по бивням оголённой щетиной colgate, кинул в рот жевательной резинки, взял грязное бельё и двинулся в сторону прачечной.
Я решил пройти через рынок, что бы купить сигарет. Судя по количеству машин и народа – был выходной. Люди приехавшие затариваться продуктами на всю неделю, превратили здание в огромный кусок гниющего мяса, в котором копошились гниющие черви. И среди всей этой лабазной суеты продвигался я. Неотличимый, такой же, так же медленно разлагающийся, готовый со временем стать пищей для вновь прибывших.
Покупатели двигались в разных направлениях, а меня не покидало напряжение надувной лодки, идущей на вёслах против течения. Струйки пота катились по моим бокам, лоб покрылся испариной. Не покупая табака, я дошёл до ближайшего выхода и оказался на улице.
Солнце, иногда выкатывающееся из-за туч, резало глаза, превращая их в два маленьких отверстия для монет. Гравитация шалила. Несколько недель привыкаешь перемещаться пьяным и  резко перестроить вестибулярный аппарат на сухой режим становиться проблематично. И ещё это гадкое чувство «апатично парализующей паранойи». Подойди ко мне сейчас трёх летний ребёнок и начни забивать насмерть пурпурным совком; не исключено что, у него бы вышло.
Сегодня в прачечной трудился «маньячёк с ноготок». Внёс аванс, из денег что дал мне Фафа,  забрал чистое бельё и двинул обратно. В ларьке с бытовой химией я купил зубной пасты и решив, что «fairy» отлично себя зарекомендовал, положил на мыло. Когда до подъезда оставалось метров триста, я почувствовал как на глаза мои наворачиваются слёзы, а к горлу подкатывает ком. Старясь дышать глубоко и ровно я слегка ускорил шаг, но стоило мне забежать в подъезд, как всё прошло, само собой.
Курица на сковороде была ещё тёплой, я переложил её в тарелку, полил соевым соусом и принялся с жадностью есть, между делом обдумывая случившееся.
Что это на меня накатило? Усталость? Приезд Саши сорвал аварийный стоп кран с печени? И ещё неизвестно, насколько это затянется. К тому же, мой милый Маугли. Вам следует чаще бывать днём на людях, ведь вы как не как, человеческий детёныш. А то так, батенька, и озвереть не долго. Да и это не пойми как нарисовавшееся светило, после стольких дождливых недель. Интересно, почему говорят переменная облачность, а не переменная солнечность. Ведь если смотреть с земли – та же деталь, только в другой руке. И почему громоотвод, если по сути это молнияпривлекатель?
Странно, но это 40а минутная прогулка меня совершенно вымотала. Я кинул в playlist несколько альбомов DCD и решил вздремнуть.
Когда я проснулся, было почти восемь. Одежда, которую я не потрудился снять, пропитавшись моим потом, безобразно липла к телу. Наскоро приняв холодный душ и наконец-то нормально почистив зубы, я оделся в свежее. Две оставшиеся витаминки пришлось глотать в притирку. У меня было 50 минут, примерно сколько и нужно что б не спеша дойти от дома до вокзала.
Сны. Я вижу их регулярно, но почти никогда не запоминаю. Это как бухать в кинотеатре. Пока идёт фильм, вроде следишь за развитием сюжета, только вышел из зала и сразу всё забыл. Некоторые сны или куски снов, порой, нежданно, накрывают кислотными флешбеками - как снегопад Уганду.
Я вспомнил свой последний, случившийся только что. В нем в отличие от моих обычных видений, был чёткий сюжет. Этакий ужастик категории «R», детям до семнадцати лет, только в присутствии родителей.
Какая-то американская пердь. Старый добрый юг. Ночь. Я прихожу в себя, на стуле посреди обшарпанной комнаты. Передо мной, стоит на коленях, незнакомая женщина в белом платье. Женщина держит в руках моё лицо, часто целует его, приговаривая при этом: «дорогой мой, как хорошо что ты очнулся, я так переживала» и всё в таком духе. Женщина очень красивая, но я не могу вспомнить её, как здесь оказался и собственно, кто я. Однако, больше чем уверен что раньше мы с ней не встречались. На мне чёрный пиджак, поверх майки с принтом «Jedem das Seine». Мне стоит больших усилий прочесть надпись вверх тормашками. У подруги длинные чёрные волосы, рядом, на полу, свадебный букет, который я не заметил сразу, только цветы в нём давно засохли и кое-где обломаны. Она рассказывает как давно мы вместе, как сильно любим друг друга, и о том, что нам срочно надо куда-то ехать. Когда я спрашиваю её о чём-нибудь, она переводит разговор в другое русло и это меня настораживает. Тем не менее, я еду с ней. Снаружи дом  в котором мы были, выглядит заброшенным. Мы садимся в полицейскую машину. Она врубает мигалку и мы долго петляем по просёлочным дорогам. В конце концов приезжаем к точно такому же строению. Спрашивается, зачем было переться в такую даль? Заходим в него, посреди комнаты стоит стул с облупившейся жёлтой краской, брат близнец того, на котором я очнулся. «Любовь всей моей жизни» говорит, что она буквально на минутку и оставляет меня в комнате со стулом. В этот момент я отчётливо понимаю, что она хочет причинить мне вред. Выпить кровь, съесть, использовать в каком-нибудь вуду ритуале. Одним словом, в этом ключе. Мне не страшно, но перспектива меня совершенно не греет. Я выхожу на улицу и начинаю бежать в сторону ближайшей фермы. Там неподвижно стоит группа людей спиной ко мне, я кричу им на бегу, кричу о помощи, но ни один из них и не подумал обернуться. Поравнявшись с фермерами, трясу одного за плечо, никакой реакции, я оббегаю их, так чтоб они меня увидели. Вместо лиц у них спины. Это как склеить две карты рубашками вверх, как не крути, тот же узор. Понимая, что толку от них чуть. Я бегу обратно к машине, в надежде уехать. По быстрее и по дальше. Какая-то сила поднимает меня в воздух за несколько метров от ментовоза. Я оборачиваюсь и вижу эту женщину, её белое платье развивается на ветру, она вцепилась в меня руками, как коршун в добычу, а на её перекошенном лице застыла гримаса гнева смешанного с отвращением. Я пытаюсь вырваться, но хватка у неё стальная. Она, задыхаясь, кричит, что, да я всё понял правильно, но теперь слишком поздно, слишком поздно...
Что б это значило по Фрейду?               
Поднимаясь в горку к университету я наблюдаю несколько шлейфов лошадиного дерьма. Центр города. Дуся, я ****уся! При желании можно разглядеть, что у лошадки было на ужин.  Коников гонят каждый день из близлежащих хозяйств на потеху детворе. Непарнокопытные же, топят в экскрементах "город славы русских моряков". Экзотика и колорит.

На площади меня окликают. Я поворачиваюсь и вижу Баклана. С такой фамилией и погоняло не нужно.
- Здравствуйте.
- Наше вам,- говорю я, ручкаясь.- Как ваше драгоценное для российской журналистики здоровье?
- Да вот, два экзамена на осень, чуть не отчислили.
- Фигня, сдашь.
Мы мнёмся, стараясь найти тему для беседы. На лацкане его плаща советский значок с Достоевским. И я замечаю, что на тыльной стороне обоих его ладоней по химическому ожогу. Когда мы виделись в последний раз, ожог был только на одной. Я выдыхаю дым и спрашиваю:
- Что с рукой? Тайлер ночью заходил?
- А ты про это,- осматривает он свои руки, будто видит их впервые.- Да, так что-то хреново просто стало. Преждевременное просветление, хааа-ха.
- Игорь, ты б уже не морочил людям голову, растворил бы себя без остатка, в бочке.
- Я подумаю над вашим предложением.
- Сделайте, милость.
- Ты куда сейчас.
- Топиться.
- Топиться? Шутишь?
- Ну да. Пойду на корабельную набережную, прыгну в воду и буду плыть через «золотой рог» пока не утону или буксир винтами не нашинкует.
- А если переплывёшь?
- На этот случай в подштанники вшиты десять рублей на автобус и к, извините, пенису,- понижаешь ты голос, почти до шёпота,- привязан ключ от апартаментов.
- Нет, ты это, серьёзно?
- Не волновайся,- экран на площади показывает, без пяти.- если вода будет меньше плюс 20, перенесём дату заплыва. Ну, давай.
- До свидания.
- Ага, удачи.       
Думаю спуститься по лестнице к набережной, чтоб не разочаровывать Баклана, а от туда уже пройди до вокзала. Но время поджимает, и я иду напрямик.
Мне тоже нравится фильм «Бойцовский клуб». Я пересматриваю его не меньше раза в год. Это не ритуал, просто так складывается. Но желания посыпать влажную руку щёлочью ни разу не нахлобучивало меня, уж лучше взорвать что-нибудь или подраться. На какой-то из студенческих пьянок, мы с Игорем разговорились. Я спросил его про рубец. Он много лил воды. Видимо и сам не знал, зачем так поступил. Может, чтоб привлечь внимание девушек, или попытаться заглушить  боль, может, искал ответы. Судя по второму шраму - ни одной из целей, он так и не достиг. Для полного излечения внутренней боли, воздействием из вне, необходимо чтоб внешние факторы, были не совместимы с жизнью. Или это, или отрезать от себя по маленькому кусочку, каждые 24 часа. Либо принять себя вместе со всей болью и дерьмом, без остатка и уже отрезать от других по маленькому фрагменту каждые 24 часа.  Что-то подобное говорил я ему на той пьянке, а может и не говорил. В любом случае я уже давненько торчу ему 2 листа, а он был настолько учтив, что не напомнил мне об этом, даже на пороге моей безвременной кончины: среди чаек, пивных банок и мазутных пятен. В этом моя кредитная политика, брать помалу во многих местах. Сокращает количество отказов, да к тому же никто не станет разыскивать тебя из-за 150 рублей. Не говоря о том, что я всегда отдаю денежные долги.
Фафа опаздывал. Позеленевший от времени и голубей Ленин, простирал свою длань, указывая путь к месту, где Евгений Гришковец начинал свой путь собакоеда. На входе «копейки» курило несколько человек, у их ног стояли раздувшиеся дорожные сумки. Я спустился в магазин и купил литр кефира 3,2%. Вернулся к памятнику и начал пить. Лёгкая фора, так спирт будет медленнее проникать в кровь. Через желудок.
Двадцать минут. На вокзальной площади как всегда было много народу, приходили и отходили автобусы. Желтели панцири такси. Пахло морем и шпалами. Мимо, звеня и набирая скорость, промчался трамвай, разрисованный георгиевскими лентами. Чуть в отдалении возвышалось здание морского вокзала.
Море энд рельсы. Железнодорожный, а через дорогу морской, такое соседство только здесь и в Венеции. На почтамте можно купить авиабилет и сев на рейсовый автобус, отходящий  от  ж\д вокзала, через полтора часа уже быть в аэропорту. Куда угодно и как угодно.
По лестнице, с лёгкой барской вальяжностью, поднимался Фафа. Прошло 25 минут. На нём были замшевые мокасины, коричневые брюки и свитер в тему. Все это гармонировало между собой и с Саней.
Ещё во времена нашей буйно помешанной юности, когда нормальную одежду можно было приобрести только на большой земле. Он постоянно что-то подшивал, перекрашивал, закрашивал, отрезал и приделывал. В результате, всегда выглядел заслуживающим доверия. На мне были чёрные сникерсы RBK, 501е, белая майка без надписи и потёртая бундесверовская куртка. В одежде я придерживался стиля poor&ugly.
- Здарова.
- Привет.
- Давно ждёшь?
- Не, не очень.
- Я смотрю, ты даже не пьян. Даже где-то трезв.
- Подумал, что ты не обрадуешься, увидев туловище, без признаков жизни.
- Правильно. Если есть хочешь, можно зайти в «копейку».
- Саша,- я положил руку, ему на плечо,- мы должны прекратить эксплуатацию узбеков в «копейке». Так что давай сразу к основным блюдам,- хлопаю я в ладоши и потираю руки.- Водка, коньяк, херес, виски, джин...чача, антипохмелин.
- Тогда нам на набережную.
- Там что?
- Подберём товарищей, магаданских и... к основным блюдам.
- Тогда нам лучше пройти верхом, мимо плавбазы ТОФ.
- Пойдём.
Начинало холодать, и надо было скорее расширить сосуды. Фафа, судя по всему, уже слегка поддал, за ужином и торопиться ему было некуда. Мой же пост длинною в день меня просто убивал. Я старался дышать глубоко, не суетиться и внушал себе мысль, что абстяга, лучший аперитив.
- Фафа.
- Да?
- Куда б ты хотел поехать?
- Отдохнуть или жить?
- Нет, тебе просто оплачивают дорогу куда угодно.
- А обратно оплачивают?
- Ну, допустим, дают билет с открытой датой.
- И у меня до *** бабла.
- Закатайся, только то, что на кармане.
- Нууу, тогда я не знаю, надо подумать. Там где ****ато, без денег делать не ***.
- Ясно.
- А ты бы куда?
- Я думал о Кубе, но теперь наверно нет. Воооот.
- Воооот.
 На набережной было маловато народу. Погода ещё не окончательно нормализовалась и многие предпочитали пережидать по норам. Меня это устраивало. Двигались мы не спеша.
- Санчез,- неожиданно обратился ко мне Фафа,- есть у вас нормальный японский ресторан.
- Смотря, что ты подразумеваешь под «нормой».
- Что б цивильно и по деньгам.
- Рядом с «бенетоном» есть «7 самураев». Но там дорого. На перваке «MITAMI». Нормально пожрать где-то по штуке с носа, но бухло там конское и выбор не велик. Ты, собственно, с какой целью?
- Ознакомиться.
- В Магадане нету?
- Есть но...
- Да ладно, доширачная твоя душа, колись. Чистосердечное признание,- не сильно стучу я кулаком ему по рёбрам.
- Помнишь зимой, продавщица из «Mango»?
- А, имя ещё такое, пффф,- пытаюсь я вспомнить,- ****утое, короче.
- Васелена.
- Точно, и где ты их находишь? У меня на постой то Маша, то Катя. А тут Олимпиада, ****ь, Полиграфовна, на ***.
- Я ж её в тот раз так и не трахнул.
- Ну да, помню, ты её так обезболил в клубе, что когда вы приехали...
- Да, да, да она отрубилась,- чуть накаляется Фафа.
- Ой, не парься, я просто восстанавливаю хронологию. Ну и что дальше?
- Так вот, позвонил ей сегодня днём, как дела, туда-сюда, помнишь-нет.
- Она что?
- Вроде обрадовалась. Попытался выяснить одна ли.
- Да кому это, когда мешало.
- Она такая, му-хрю, короче, мутно.
- Но встретиться не отказалась?
- Давай говорит, у меня прическа новая.
Меня так и подмывало спросить где, но я сдержался.
- Тут рядом с буддистской столовкой, есть кафе «wasabi», я покажу. Там прилично и если твоя краля не будет жрать текилу кружками можно влезть максимум в полторы.
- Кафе?- он как будто снимает пробу с этого слова, и вкус ему не нравиться.
- Слушай, Юрич, если есть бабки ты её можешь хоть в Японию свозить, фуги пожрать. Но мне мыслиться, что продавщицу женского ширпотреба с нулевым размером не часто балуют и кафе.
- Да грудь у неё даже меньше чем у Анфиски,- произносит он с некоторыми мечтательными нотками в голосе.
-Ну, так: "бери доску, гони тоску". Тем паче она тебе ещё за прошлый раз не отработала. С неё в принципе и беляша хватит.
- Александр, знаете что?
- Внимательно.
- Александр, вы, ****ь, неисправимый романтик.
- Это да,- говорю я с некоторой гордостью,- это мы.
Рядом с неработающим фонтаном Саня, набрал кого-то, проговорил секунд 20, убрал трубку от уха, спросил меня знаю ли я где тут аттракционы с колесом обозрения, и проследив куда указывает мой палец, сказал в телефон, что сейчас подойдёт.
- Так что, за товарищи?
- Женя, он учился в 18й, на класс младше.
- Я его знаю, как выглядит?
- Крепыш такой. А остальные двое Андрей и Света, их ты точно не знаешь.
- Ладно.

Крепыш Женя, оказался необъятной рамой с бритым черепом и открытой детской улыбкой. Андрей высокий, чуть за тридцать, в его повадках было что-то неуловимо уставное. Девушка была никакая. Отлично сливающаяся с местностью. На таких, сложно составлять фото роботы. Что бы как-то обозначить её наличие в пространстве, рядом должна находиться подружка с яркой внешностью. Очень красивая или редкий дикобраз. В противном случае  Свету можно просто не заметить.
- Где-то я тебя видел,- сказал Женя, пожимая мне руку.
- Мне это часто говорят, особенно с похмелья.
- Нет, где-то я тебя точно видел.
- Ну, может и так. У меня плохая память на лица имена и события.
Евгений наткнулся, вдали от дома, на знакомое лицо и мне не хотелось ломать ему «радость узнавания», своим склерозом.
- Вы накатались?- спросил компанию Фафа.
- Погоди, ещё два осталось, - сказал Андрей.
- Будете?- спросил Женя.
- Ты как?- обратился ко мне Фафа.
- Не, давайте сами.
- Мы тут подождём.

Для пива было уже слишком холодно. Сев на скамейку мы ждали, когда ребята попробуют все аттракционы. На очереди были похожие на «сталкивающиеся машинки», только вместо машинок было две здоровых таблетки и действие происходило в небольшом бассейне. Для пущего веселья имелись прикреплённые к корпусам пластмассовые пистолеты, которые, при нажатии на спусковой крючок, противно пищали.
- А живёшь на что?- задаёт Фафа свой следующий вопрос.
- Юрич, посмотри, разве это жизнь? Лишь суровая борьба за выживание индивида.
- Квартира. Ты же за неё платишь?
- Родители. Поверь это обходиться им дешевле, чем содержать породистого хомяка. И запаха никакого.
- А пожрать?
- Человек может месяц без еды. В кране сколько угодно холодной воды, электричество бесплатно, воздух то же.
- Но, спирт у тебя из крана не течёт?
- Мда, проектировщики не додумали. Ну, вот сейчас ты приехал, а так по уму мне бы воздержаться на недельку.
- Ясно, кое-что никогда не меняется, да?
- Кое-кто, но это спорно.
До скамейки доносилось недовольное бухтение, смотрителя аттракциона, о том, что время вышло и пора швартоваться. Последней на очереди была «летающая тарелка», большой маятник с крутящимся основанием, на котором расположены посадочные места. Женя ещё раз спросил не хотим ли мы прокатиться и получив отрицательный ответ, двинулся к кассе. - - Слушай, а эта...
- Света?
- Она с кем из них?
- Света вообще замужем.
- Но, муж не смог приехать?- предположил я.
- Там, ****ец, всё запутанно.
Маятник раскачиваясь набирал всё большую амплитуду, обрезая крики на высших точках подъёма, делая их похожими на выдох, после перелома рёбер.
"как будто жизнь начнётся снова,
как будто будут свет и слава,
удачный день и вдоволь хлеба,
как будто жизнь качнётся вправо,
качнувшись влево."
- Сандер, чем ты вообще занимаешься. Я имею ввиду кроме, синьки и написания завещания,- вывел Фафа тебя из раздумий.
- Обычно, четыре дня в неделю я пью, два отхожу и законный выходной.
- Заебись тебе,- смеётся Фафа,- и на что тратишь выходной?
- Тут по желанию, можно пить, можно отходить.

Однако, словно в телемагазине, оказалось: «что и это ещё не всё». Рядом с русалкой установили огромную «блевательную карусель», сеанс на которой и должен был стать финальным аккордом.
Желающих прокатиться было валом. И пока Света стояла в очереди за билетами. Парни пытались выиграть ящик пива. Для этого нужно было проехать пять метров на велосипеде с обратным управлением. То есть, поворачиваешь руль влево, он едет направо и наоборот. Один заезд стоил 50 рублей. Денег они спустили примерно столько, что как раз хватило бы на ящик нормального пива. Но им было по настоящему весело, а это стоило дороже двадцати четырёх банок.
В то время, когда желающих прокатиться не было, устроитель забавы, лихо нарезал петли неподалёку, всем своим видом показывая насколько это просто.
Все кто испытывал удачу на этом велосипеде, безусловно умели кататься на обычном. Ведь не зря есть поговорка: «...если умеешь уже не забудешь». Эти навыки въелись в подкорку с детства, и переучиться на месте хрен получиться. А этот парень, рассекая на обыкновенном, вполне может повернуть не в ту сторону и угодить под БелАЗ. «Шла машина грузовая./Эх, да и задавила Николая!».
Женя на карусель не пошел, катались только Света с Андреем. Свой отказ он сформулировал как: «Данунахуй».
- Давайте будем пить коньяк,- обратился с предложением Женя.
- Очень давайте,- жарко поддержал я, ждавший подобных слов с самого утра.
- Где тут можно втариться?- спросил Фафа.
- Вон,- указал я рукой,- там через дорогу магазин.
- Ну, тогда ждём, этих, и двигаем,- сказал Фафа.

В магазине мы долго обсуждали наш выбор. После стояли в бесконечной очереди из двух человек. Затем были долгие метания в связи с выбором места. Вслед за этим Андрей разбил одну бутылку коньяка об бутылку пива, которую нёс Женя. Нам пришлось снова идти в магазин. Когда подошла наша очередь, оказалось, что в прошлый раз мы купили последние три бутылки, этой марки. Опять началась полемика. На витрине осталось пойло не дешевле шести сотен, и встал вопрос, кто за него будет платить? Тот, кто нёс пиво или кто нёс конину? Шапито. Я был бы рад заплатить, но остатки денег уже кинул в котёл и был пуст. Чтоб не съехать с резьбы, я отошёл к автомату с жевательной резинкой и начал искать по карманам мелочь.
- Ты покрасился?- спросил Саня, подойдя ко мне.
- С чего ты взял?
- Ты какой-то рыжий, и волосы и борода, на улице не заметно, а тут лампы.
- Наверно из-за недостатка витамина D и переизбытка алкоголя в организме, есть 2 рубля, одной монетой?
- На держи,- протягивает Фафыч мне железяку, которой я заряжаю автомат.
- Побуду денёк трезвым, на солнце и снова стану высоким блондином с голубыми глазами.
Наконец придя к компромиссу. Мы расположились на парапете, чуть выше кинотеатра «Океан».
Фафа делал два к одному с колой. Света пила пиво. Мы втроём цедили чистый, запивая газировкой. Ожидание праздника как всегда оказалось баче самого мероприятия. Я довольно быстро опьянел. Когда парни начисляли, я поддерживал. Курил тонкие Светины сигареты, у которых приходилось отрывать фильтр, что б хоть что-то почувствовать. И слушал рассказы Жени и Андрея. В сюжетах было много пробелов, но общая картина,  выглядела следующим образом.
Женя приехал купить себе второй мотор, предназначенный исключительно для драги. Андрей возвращался из отпуска, который провёл в Китае, домой решил лететь через Влад, что б попасть на свадьбу друга. Насчёт Светы я не понял, то ли она была с Андреем в поднебесной, то ли приехала вместе с Женей с Колымы. В любом случае это не моё дело. Саня нарисовался, отдохнуть, за шмотками и может быть наварить с forester`a. Я же по обыкновению валялся не пришитым рукавом, подле окровавленной ****ы.
- У узкоплёночных, понимаешь, у них всё копейки, пожрать, пиво десять рублей. Барахло, чё хочешь, три рубля в базарный день. ****и, по цене шоколадок, правда страшные, как угроза, на ***, ядерной войны. Но, после их пойла, понимаешь, сама то.
- Вот она моя ласточка, вот эта, что слева,- Женя показывает мне видео на своём телефоне. Запись говно. Ночь. Вид сзади. Два микропикселя. Как тут разглядеть, что его бибика, вырвалась в перёд на 26 сантиметров. - Мощь, да?!- он пытается показать мне запись второй раз. На помощь мне приходит Фафа:
-Увлекательный рассказ, особенно для Сани, которому на машины по ***.
- Да ладно, пусть, тебе что жалко,- не хай, оратор исчерпает тему и заткнётся.- Так что ты там, Жекос, решил брать?- спрашиваю я.
- Skyline, хочу. Года не ниже второго, лучше, конечно четвёртого, но думаю, по бабкам не выйдет. Ещё литьё надо ****атое и... - задумался он.
- Что б как у людей, короче,- решил я заполнить дыру в сюжете.
- Точно и цвет металик, - подытожил Женя.
Кто бы мне не рассказывал о Китае, вне зависимости от годового дохода, социального статуса и уровня образования; без разницы, в какой части страны побывал, и в чём заключалась цель поездки, всегда повествование начинается с грошового бухла и огромных  порций еды, по бросовым ценам. Нация блокадников, внуки каннибалов. Поехать в другую страну, что б пожрать недорого. Когда можно просто сходить в китайский ресторан, где китайский китаец приготовит тебе (один в один), такой же китайской еды как в Китае, по разумным ценам. Трупоеды. И кто сказал, что я должен построить дом, посадить дерево, воспитать сына и дрочить по пять раз в день на свежий автомобильный журнал.

- Классная у тебя куртка,- сказала мне девушка, когда я стрелял у неё очередную сигарету.
- Третьего дня с мёртвого немца снята.
- Что, прости, я не поняла.
- Он снял её с мёртвого немца, три дня назад,- объяснил ей Саша.
Спасибо ему огромное, он знает, как я не люблю повторять. Человек, который задаёт вопрос, по идее должен внимательно слушать, чтоб не пропустить ответ. Если ему не интересно то, что ты рассказываешь, незачем было спрашивать. Если плохо слышит, пусть купит аппарат. Если это только светская беседа, пусть просто улыбается и кивает. И, вообще, не люблю когда меня доёбывают.
Закончив с коньяком, мы перешли на «Арбат». Скамья, на которую мы приземлились, стояла напротив ларька, что было весьма кстати. Пили только трое. Фафа и Света ели луковые чипсы. Первую бутылку пива я пил с чувством, которое испытывает человек, совершающий заведомо предосудительный поступок, но абсолютно ничего не способный с собой поделать. Ко второй бутылке шкурахода, как не бывало. Я знал, что когда я проснусь, в следующий раз, мне будет, космически ***во, но меня это вполне устраивало.
- И ты понимаешь, я ведь знаю, сука, кто это сделал и ему ****ец. Сука, я её только до ума довёл, конфетка, понимаешь.
- Так на *** он её спалил?- спрашиваю я Андрея.
- Да он в буру встрял на сорокет, ему сказали: «спалишь в расчёте». А бабок у него ***, вот он и подвязался.
- А ты как узнал, что это он?
- Так они, ну которым, он торчал, понимаешь, они его сами и слили.
- А,- доходит до меня,- они его хотели подставить?
- Нет, ты не понял,- обстоятельно, как отстающему, объясняет Андрей,- подставить они хотели меня, я её только, понимаешь, из покраски забрал.
- Так зачем же они тебе его слили?
- Ну как же,- объясняет он мне элементарные вещи,- а, машина?
Да, нелегко приходиться владельцам легковых автомобилей. Я понял примерно так же мало, как и интересовался этой историей. В подворотне, идя отлить, я выблевал вторую и третью бутылки. Поболтал на обратном пути с какими-то ребятами, во всяком случае, они меня знали. Поел чипсов, взял ещё одну бутылку, покурил, назвал Сашу Фафой, чем вызвал дружный смех всей компании, кроме Фафы.
Женя и Андрей сперва бодро подъёбывали его, но быстро сдулись и переключились на свои рассказы. Мы попробовали дозвониться до Свина в Тольятти, но у нас не вышло.
Саня со Светой откололись раньше всех, когда мы прощались и он протягивал мне сотню которую я у него попросил, наши взгляды пересеклись. Я не очень умен и совершенно не проницателен, много пью и мало ем, много дрочу и мало разговариваю с людьми. Но иногда я вижу, что написано на их лицах, иногда, потому, что мне в основном, нассать. Окружающие частенько воспринимают меня, как величину, которой можно пренебречь, и поэтому не стараются скрыть от меня, свой, не ****ься, глубокий внутренний мир.
Подобный взгляд и выражение лица, я видел часто, слишком часто. «Александр, мы по уши наёбаны вами, в наших самых лучших ожиданиях». Такое вот длинное название. Лицемерие, упущенная выгода, презрение. Фафа, кто угодно, но только не ты. Брат, не прививай мне чувство вины. ****ь, да эти уроды, даже твоего погоняла не знали, тебе на них не по ***? Я начал отказываться от купюры, которую просил полминуты назад, но Саня настоял. Потом он ушёл.

- Ну да, во внутренних войсках, проблемы? - Андрей пристально смотрит мне в глаза, но видно фокус, у него уже не наводиться. Теперь история с палёным драндулетом, приобретает форму. Хлебное место - наркоту и шлюх, в крытку таскать. Проблемы, никаких, конечно могу познакомить с фантиками у которых найдутся, но кому от этого станет легче? В этой стране не безопасно, махать на всех углах трудовой, при такой профессии.
Женя ещё семнадцать раз спросил: «где он мог меня видеть»? Мы опять взяли по пиву, поорали с какими-то кексами под гитару и  потерялись. Видно я скипнул по английский. До дому я шёл пешком. Идея о том чтоб поймать таксо, осенила меня только в собственном подъезде. Да, по дороге, я вспомнил Женю. Он учился в классе ЗПР, классной у них была Раиса Федотовна, наша учительница по литературе. А теперь вот, приехал за второй машиной, интересно, какая машина у того кто определил его в ЗПР? Хотя нет, не интересно.


                Глава 8

С утра меня лучше не трогать. С утра, это 30 минут после пробуждения, в любое время суток. Сильно забарабанили в дверь, сильно, часто и ногой. Не открывая глаз, я вскочил с кровати и в два прыжка оказался у брони, по дороге задев пустую бутылку, по моему «Балтики №3».
- Ты ещё не готов, мы опаздываем, одевайся скорее,- с порога начал, судя по голосу Фафа.
-Да, сейчас, минуту, только в душ, проходи, я уже,- бормотал я, закрывая за собой дверь в помывочную.
Вода, холодная, паста мятная, голова лысая, Fairy яблочный. Даже температура воды не помогла мне толком проснуться, лишь чуть-чуть приоткрылись глаза. Куда мы так, скорее опаздываем? К чему я ещё не готов? Злой я только после пробуждения, а в данный момент, не целиком отошедший от вчерашнего и ото сна, я дезориентирован и легко поддаюсь внушению.
- Гвоздь, давай быстрее, нас такси ждёт.
- Сейчас, сорок пять секунд, зажигай спичку.
Плохие новости, если Фафа называет меня Гвоздём, значит он злиться. Хорошие новости, в моём шкафу, висят отглаженные 506е и зелёная майка с длинным рукавом. После душа, ощущения от движений, напоминают передозировку новокаина. Я быстро одеваюсь выпиваю стакан воды и закрываю дверь.
В такси я сажусь на заднее сидение, между вчерашней девушкой и Фафой, рядом с водителем лысый здоровяк. Я здороваюсь со всеми включая водилу, не без удовольствия отмечаю усталый вид, парня на переднем сидении. И мы трогаемся. Все вместе, в машине относительно улицы. Умом, относительно, ускользающей нормы, я один. На торпеде  замечаю,  зелёные цифры 8 разделить на 37. Вот теперь я окончательно проснулся.
- Саша, а куда мы едем?- говорю я, как можно спокойней. Может в шашлычную? Точно, мой друг решил накормить меня обалденным завтраком, на Шаморе. Лаваш, зелень, аджика, шашлык из баранины, две бутылки армянского пива и граммов сто водочки в запотевшем графинчике, нет лучше семьдесят. А пока всё готовят, быстренько окунуться в море, снять тремор и нагулять аппетит. А после трапезы ещё разок, разогнать хмель.
- Машину смотреть,- говорит он, сдерживая раздражение, смотря в окно, типа надоело всем одно и то же объяснять.
- А, машину. Главнокомандующий,- обращаюсь я к таксисту,- часы  правильно идут?
- Обижаешь, у меня всегда по Москве,- говорит он.
- Прости отец, решил убедиться, свои дома забыл.
Упёрся локтями в колени и положил голову на ладони. Я бы с удовольствием блеванул, но всё вытощнил ещё вчера, по дороге домой.

К полудню прогрелось до 25. Я потел неудержимо и безостановочно. Ко второй стоянке мне хотелось убить себя, к четвёртой кого-нибудь, после шестой всех. Попросил Сашу, напомнить имена присутствующих. Я мог бы уехать в любой момент, но дома кончилось всё что можно есть без кетчупа, выпивки и денег нет, дел нет, поспать уже не удастся.
- Женя, тормозишь его, говоришь куда надо, он оглашает цену, ты скидываешь сотку, если соглашается едем, нет, ловим следующего, пять подряд, если все отказались, значит это действительно далеко. Ловишь шестого и скидываешь полтинник. Это долгий вариант. Если быстро, скидываешь полтинник и едем. А где это находиться, я, ни разу, не краевед, по стоянкам и разборкам не мотаюсь.
Тёлочке было фиолетово, Женю не устраивала моя не компетентность в роли экскурсовода, после того как я открыл ему секрет ловли диких мустангов, он явно хотел от меня избавиться, за ненадобностью. Фафа, видя как мы накаляемся, время от времени, говорил: «сейчас, ещё пара стоянок и  отдыхать».
- Саша, всё нормально, выбор машины дело серьёзное, тут не надо торопиться,- разрежал обстановку, уже я. А сам просто потел, когда желание спросить: «кто из вас автолюбители решил взять меня в это феерическое путешествие, может я вчера обещал помощь, в этом увлекательном, сука, занятии?», становилось неудержимым, закуривал сигарету. Пачку я купил в полдесятого и на данный момент в ней оставалось девять сигарет.
Ближе к четырём, уличные градусники показывали 30 в тени. Моя майка стала похожа на плохо отжатую половую тряпку, мою двухнедельную бороду, повинуясь силе притяжения, щекотали капельки пота. А я всё продолжал потеть, и останавливаться, судя по всему, не собирался.
Наконец-то устали все, и было решено на сегодня закончить. Не считая бутылки китайского чая и четырнадцати сигарет, я ничего не ел. Посему рассчитывал на комплексный обед и нормальный алкоголь.
- Тебя домой или с нами поедешь,- не оборачиваясь спросил меня Женя, с переднего сидения.
Буй тебе на рыло и звезду на воротник. Святая невинность. Нет просто святой с большой буквы «***». На одних такси я сэкономил тебе не меньше штуки.
- Жень,- улыбаюсь я ему, из зеркала заднего вида,- что б лицезреть меня дома, надо было меня от туда и не выдёргивать, поехали, поедим.
- В следующий раз, так и сделаем,- говорит он.
- Замётано, старина.
Жара, голод, похмелье, как следствие накал. До гостиницы мы доезжаем молча. Фафа платит на ресепшене за новые сутки, на старом койко-месте. Затем  идём по какому-то длинному коридору, петляем по проходам и оказываемся в кафе. Я сразу иду в туалет, мою руки, лицо, вытираю их бумажными полотенцами и возвращаюсь в зал. Наш столик в углу, прямо под работающим телевизором. Если бы не он, это место вполне сошло бы за средний ресторан, видимо всё дело в налогообложении.
Меню уже принесли, но как в игре когда бегаешь вокруг стульев, под музыку, на одно меньше. Саня протягивает мне своё, я отказываюсь.
- Ты что есть не будешь?- спрашивает он.
- Да я так закажу,- говорю и упираюсь взглядом в телевизор.
Звук на минимуме, я силюсь понять суть происходящего, через несколько минут приходит официантка, девушка, в районе 20ти, не красивая, но опрятная.
- Вы выбрали?- спрашивает она открывая блокнотик и щелкая ручкой.
Все выжидают, никто не хочет быть первым, даже в этом.
- Девушка у вас херес есть?- решил начать я.
- Да, конечно, вам какой?- берёт она меню из Жениных рук, ищет и подаёт мне раскрытым, на нужной странице.
Я выбирал с права на лево и ткнул пальцем в тот, что был по середине.
- Вам сколько?
Сперва я решил взять бокал, но дабы не вводить персонал в искушение, остановился на бутылке.
- И, кто-нибудь будет?- спросил я у сидящих,- значит один бокал. Вымя у вас есть?
Света прыснула. Фафа улыбнулся. Женя, судя по взгляду, проклял меня и всю мою семью до тринадцатого колена в обе стороны.
- Что, простите?- официантка смотрелась испуганно-растерянной, как ребёнок в спальне М. Джексона.
- Вымя коровье, есть в наличии?
- Нееет,- немного отойдя от шока протянула она, видимо сверяясь со своим внутренним меню,- есть отбивная из телятины, бефстроганов.
- Значит херес есть, а вымени нет?
- Дааа,- снова проконсультировалась она с кем-то внутри.
- Как всё изменилось. Тогда, пожалуйста, отбивную и жаренную картошку на гарнир.
Сделав заказ, я снова положил глаза на телеэкран. Девушка опросила остальных, собрала меню и ушла на кухню. И чего она так разволновалась, её первый стремящийся ко второму, на вымя никак не тянул.
- Александр, Александр,- с улыбкой произносит Фафа. Мол, ох уж эти дети.
- Слушай, ни я блюдам названия придумываю. А бефстроганов, что лучше? Я когда слышу прямо так и представляю: быка подводят к машинке для уничтожения бумаг...
- Шредер,- подсказывает Саня.
- Ага, и суют, живьём, это его самое дорогое бычачье, прямо у него на глазах в этот шредер.
- Какая гадость,- говорит Света.
И мы все вместе смеёмся над моими кулинарными кошмарами. Приносят графин апельсинового сока, мою бутылку и стекло. Девушка наполняет и удаляться.
- Можно я попробую,- просит Света.
- Будь как дома,- говорю и пододвигаю бокал, держа его двумя пальцами за ножку.
Она морщиться, кашляет и запивая соком говорит: «на «Анапу» похоже».
- А ты что ожидала настойку на херах, просто креплёное белое.
- Вкус детства,- говорит Женя, отхлебнув.
- Только подъезда не хватает,- заключает продегустировав Саня.
Плохая реклама самая лучшая. Все поняли какая это отрава, и вернулись к раздавленным цитрусовым.
- А ещё,- говорю, наполняя второй бокал,- фишечка сейчас, суши на японский манер называть.
- Да я читал,- говорит Женя,- как же там...
- Суси, сасими,- напоминает Света у них «ша» нет.
- Вот, как услышу, так и представляю осень, пустой, тёмный перрон, лужи. В вонючем общественном туалете, на коленях стоит девочка несовершеннолетняя, в розовой синтепоновой куртке, грязной джинсовой мини юбке и драных чулках. А в маленьком её кулачке, с синими венками, зажат засаленный полтинник...
- ****ец,- только и говорит Женя.
- Всё, не пойду в японский ресторан,- произносит с улыбкой Фафа.
Света ничего не говорит.
- ...А кто-то кончает ей в голову и плачет.
На секунду становиться так тихо, что слышны звуки, доносящиеся с кухни. Первым прорывает Фафу, Женя выпустив с шумом весь воздух из лёгких, становиться красным, как "помидор в манной каше", Света, сидящая с лева от меня пихает в бок, и сквозь смех произносит «пошляк».
Мою еду приносят последней. Я прошу сделать телевизор погромче и присоединяюсь к  общей трапезе. В коробке, оказывается, решается судьба зимних олимпийских игр 14 года, от нас Сочи. Комментатор в ожидании жеребьёвки гонит одно и то же, по кругу. Ведутся прямые трансляции с площадей, на которые согнали электорат, с маленькими флажками и майками надетыми поверх одежды.
- А вот хмели-сунели- это как, 134 с отягчающими,- говорит Жека, оторвавшись от своей баранины в горшочке.
- Давайте только рататуй не обсуждать,- произносит Света и мы втроём, оторвавшись от своих, тарелок молча, улыбаясь, смотрим на неё.

Довольно быстро съев принесённое, я не спеша тянул вино, продолжая следить за олимпийскими страстями.
Сработал таймер, замкнуло цепь и прогремел взрыв. Устройство было начинено безумием, триколорами, криками ура, подсчётом будущих барышей, рекламой nike. Пояс шахида прикрепленный к Чебурашке альбиносу, разнёс его на атомы по всей акватории черного моря.
- Круто, теперь, у нас будет олимпиада,- довольно громко сказал Фафа. Света уставилась в экран, я уже был там. Прибежали обе официантки и повар с кухни, вытирая руки об, видавший ещё Москву-80 фартук. Сложнее всех было Жене, он сидел прямо под телевизором, и ему приходилось вздуваясь венами и жилами выгибать покрасневшую бычью шею, что б хоть что-то увидеть. Людей из телевизора не иначе нафаршировали «Э», а из жидкостей были только энергетики. Толстые ребята в одинаковых костюмах, подорвались, как скипидарные и давай обнимать себя и всех вокруг. Если бы им дали побольше катышков, могло бы выйти жёсткое гейское порно, в прямом эфире, на центральном канале, в прайм тайм. Рейтинги бы скакнули, как давление у гипертоника. «Дом 2», сосёт.
«Мы ждали этого 34 года, 34 и дождались, у нас будет олимпиада, УРА»- размазывал свои слюни по объективу, модно небритый хмырь. Люди на площадях,  радовались без допинга, обнимались платонически, жали друг другу руки, махали штандартиками, поправляли майки. Журналисты пихали микрофоны в самые осмысленные лица из толпы. «Скажите что вы чувствуете»?
«это классно, наконец-то, мы заслужили это, новые рабочие места, Сочи станет курортом мирового уровня, подъём экономики, вперёд Россия, Ура», все респонденты отвечали примерно одинаково, то же что гнал на репите, два часа подряд чувак, с проводом в ухе. А что, действительно праздник. Кто-то из персонала, в порыве братских чувств, положил мне руку на плечо.
- На *** убери,-  не оборачиваясь, тихо, но твёрдо сказал я.
После шли интервью, в прямом эфире, с деятелями культуры, спорта, политики. Все конечно говорили, насколько это волшебно, супер, десять в шестой степени, потрясающе и всё золото будет нашим, вперёд Россия.
Женя расплатился за обед. Мы попрощались. Он и Света пошли в номера. Мы с Саней вышли на улицу. С собой я прихватил бутылку, в ней плескалась треть.
- Ты куда сейчас?- спросил Фафа.
- Домой, почитаю, на херес хорошо ложиться «Максим и Фёдор».
- Денег надо?
- Восемь, на сарай. Хотя в такой день, не думаю, что меня примут за бухло в общественном месте. Можно и пёхом, или не платить или не идти,- говорю я закуривая.
- Я завтра Васю, гуляю.
- Совет да любовь.
- К чёрту,-  мелко сплёвывает он трижды через левое плечо.- Так что, не увидимся.
- Хоть высплюсь. Ты короче как чего, заходи, я всегда дома, если вдруг, оставь записку, номер я знаю.
- Хорошо, на днях, к вечеру.
Мимо проноситься несколько автомобилей, водители давят из клаксонов звук, а пассажиры держат за древки, развивающиеся на ветру, российские флаги.
- Патриоты, бля. У них всегда наготове штандарты, нагайки, дудки, ватно-марливые повязки и дедушкины ППШ. Им только дай повод всем этим воспользоваться и лечь ногами к взрыву,- от вина я становлюсь многословным.
- Слушай,- достаёт он лопатник и загребает из него, не считая, всё что лежит до пятисотенных,-  вот возьми.
- Да, не надо,- мне не по себе, так бывает всегда, когда я натыкаюсь на проявления участия, которых не заслужил.
- Давай, я же знаю что ты пустой, возьми,- деньги он засовывает мне в ладонь. Впрочем, особо я не сопротивляюсь, как только кончиться эта бутылка, мне потребуется свежая.
- Спасибо, надеюсь, что когда-нибудь смогу сделать для тебя что-нибудь, что-либо,- слова застревают в горле,- подобное.
- Там видно будет, -похлопывает Фафа меня по плечу, ему немного не по себе из-за всей этой мелодрамы.
- Ну, пошёл я,- говорю, засовывая купюры в карман.
- Ну, пошёл ты.
Мы проходим 20 метров от входа в кафе, до главного входа, жмём руки и разбегаемся.
570. Пересчитываю я на ходу. Мне становиться совестно, что я так плохо думал о нём вчера ночью и почти весь сегодняшний день. Легко дружить на расстоянии 3000 км. Редкими наездами – сложнее , занимать вместе с другом одну оккупированную территорию – практически не подъёмно, с возрастом.
Я иду мимо главпочтамта к остановке, по дороге прикладываясь к бутылке. Фафа только что скинул меня с хвостов, но не всякий в этой ситуации подогрел бы дензнаками. От меня и моих внутренних органов, выражаю вам благодарность. Сажусь на 60тый. Место у окна, народу почти никого. Идти пьяным по улице еще, куда не шло, но с тарой и деньгами - неоправданный риск.
От вокзала до семёновской, небольшой затор. Я пью вино и жалею что, в автобусах нельзя курить.
Видимо морозить мне задницу до трагической. Была у меня мысль, достать денег и провести зиму на югах. Естественно заграницу бы я не осилил, но плацкарт и комнату у бабушки в тихом курортном городке вполне. Раньше просто денег не было, теперь тех, которые я смогу поднять, не хватит. В общем, остаёмся зимовать, сука, в рот его ****ь. Или так или в лапы к израильской военщине. Мёртвое море, мёртвые арабы.
Допив, ставлю бутылку в ноги и прислоняюсь виском к стеклу, ожидая своей остановки. Ехать ещё столько же, а из меня сейчас нефть пойдёт на пополам с мочой. Еблабаны, чему вы радуетесь. Новые рабочие места? На стройках и так рук не хватает. Одни экономисты, да юристы в стране. Новые рабочие, места для тысяч холуев? Я ещё понимаю чему радовались дядьки в пиджаках, но вам то, огородники, в пору занимать круговую оборону, они сожгут ваши дома вместе с вами, разровняют бульдозерами и построят отели для себя и бордели для себя, при участии ваших детей. Эйнштейн говорил: «единственный способ выиграть у казино - это, незаметно, таскать фишки у крупье». Тут, то же. Ты не у кормушки? Гуляй. Если живым отпустят.
Не плачу в автобусе, просто не могу больше терпеть, перебегаю дорогу, чуть не попадая под машину, за гараж у «чики-рики». Уфффффф. Счастье есть. Теперь не спеша через первореченский рынок и по домам.
«ту-ту я опять не в Крыму, а в котельном дыму». Перед рынком, как всегда, сидит бабушка с мешком туалетной бумаги, сидит и форцует. В своё время накупила, думала заживёт, ещё гадить и гадить, а вот как вышло, не понадобилось. Распродаёт.
- Что бабуль не срёться?
- А, чего, милок?
- Два рулона мать, будь любезна,- протягиваю деньги.
- А, от сдачи нет, не идёт сёдня торговля, милок.
- Ну, тогда тебе, ба, на слабительное, спасибо.
Рядом хиппи патлатый на флейте выводит. Кинем чирибас в тюбетейку. Удивительно как меняет человека, необходимый децл, греющий ноги, через карман. И походка уверенней, и взгляд дружелюбнее и выражение лица, ещё не улыбка, но уже не оскал. И перспективы намечаются и ритуальный меч для суицида, отложен в долгий ящик. Вина, сигарет и сыра. Сыр - это же чудо как хорошо, к вину.
Дома включил, NOFX  и закинул в лист Lily Allen. Налил и нарезал. Я читаю Шинкарёва произвольно, любимые места, но начинаю всегда с 37 страницы. На ней история, про то, как Фёдор сдал на 4П, бутылку внутри которой был его кот.


Глава 9

Проснувшись, я выпил стакан воды, встал на колени перед унитазом и стал звать Эдика.
- ЭЭЭЭЭЭДИк, ЭЭЭЭЭДИК, ээээ, эээ, ЭдиКк.
Эдуард так и не соблаговолил, но мне, вроде, стало легче. После я поссал и промочил свисток под струёй воды, хлор слегка оттенил кислый рвотный привкус в полости. За окном светило солнце.
Чем можно заняться в такой прекрасный, солнечный день? Мягко говоря, всем.
У меня осталось немного сыра и пол пакета вина. Отличный день. Дела есть? А когда они у тебя были? И то верно. Включить Billy`s band, он всегда хорош, если на завтрак алкоголь. Нарезать остатки сыра, вино в кружке, на половину разбавить водой (завтрак всё таки) и закурить.
Двести грамм, полёт нормальный. И пусть тени ещё не успели исчезнуть, день уже расписан по стаканам. Я, на 24 часа, снимаю с себя ответственность за всё что случиться с моим участием или без такового, где бы то ни было. Типа раньше было не по ***. Сегодня особенно. Хорошо пить целый день, начиная с утра и до тех пор пока не отключишься. Лучше делать это в одиночестве. И чтоб музыка из динамиков убивала любую мысль в зародыше.
120 с перхотью, ух ты два рубля со Смоленском, как раз для моей коллекции. Катюши, одна даёт залп, другую, готовит расчёт, «из сотен тысяч батарей, за слёзы наших матерей».
Мыться? Может ещё зубы почистить? Я уже прошёл утренний обряд дезинсекции.
«Солнце вышло из-за Фудзи,/По реке поплыли гуси./ Молвил Фёдору Максим:/- Ну-ка, сбегай в магазин.»
Зелёные шорты, тапки и белую майку без опознавательных. Разливное, не взбодрит, а только вспучит. И остаётся мне как в старь аптека, улица, фонарь.
Хорошо, на улице птицы, мухи, люди, машины. По пути беру с фруктового лотка, зелёное американское яблоко, пока продавщица не видит или делает вид. Вытираю об майку, и вгрызаюсь. Струйки сока, катятся по щетине капая на тишотку и на пыльный асфальт.
- Добрый день, у вас есть медицинский спирт?- спрашиваю я откусывая от твёрдой сочной плоти.
- Есть Ламивит,- говорит она, ощетинившись раскалёнными шипами своего презрения, которые тут же тупятся о стену моего утреннего похуизма.
Я тебя сразу раскусила, да. Тебе не раны промывать, тебе выпить, нажраться с самого утра. Такой молодой, а уже алкаш. С утра выпил, целый день свободен. Возьми вот, настойку на водорослях. И самому не противно, моя бы воля я бы вас расстреливала, хуже свиней, или на лесоповал.
- Сколько?
- 35 пятьдесят.
- Три банки, будьте любезны.
Она молча ставит на прилавок, три картонных коробки и скидывает в блюдце сдачу.
- А фирменный пакетик?
Она достаёт из под прилавка, маленький пакет и кладёт рядом с коробками. Как бы говоря «у нищих слуг нет».
- У вас золотое сердце, фройлен,- говорю, утрамбовывая пакет и собирая мелочь,- я за вас молиться буду. Вот как допью это, так пойду и поставлю свечку в сатанинской церкви. Дай вам всего.
- Да пошшшш...- я обрубаю невнятные шыпяще-свистящие, дверью с колокольчиком.
Жизнь налаживается, доедаю по пути яблоко и кидаю огрызок в урну. На сигареты не хватит, но у меня на антресолях валяется початая пачка «гвоздей».
Э-эх, милая женщина, если бы ваше мнение имело бы для меня хоть какое-то значение, может зубы я не почистил бы, но одеколоном, мог по брызгаться. Внутрь. Уверена что лучше чем я? Пожалуйста, мне что жалко, будь лучше. Только, может до того как стать лучше, попробовать, только попробовать, стать добрее, честнее хотя бы по отношению к себе, стать более понимающей. Или хотя бы вежливой. Чистоплюи. Готовы рыдать над бомбардировками Ирака, но пройдут мимо избиваемого, даже не вызвав ментов, по своей навороченной трубе. Человек на улице валяется. Нажрался, наркоман. А может с сердцем что?  Не моё дело, на это скорая есть. А бомж в снегу? Он сам выбрал, его пить некто не заставлял. А  что, не человек, вытащи из сугроба. Это уже не люди. Ну вызови, скорую или *** с ним ментов, им всё равно план давать, а ему уж лучше в трезвяке, чем в братскомаргинальной могиле.
К человеколюбию они могут взывать, только когда самих прижмёт. Такие способны быть лучше, только по отношению к вышестоящим, к полезным, к опасным, к выгодным. Шестёрки в душе. Я то чего доброго могу побриться и протрезветь, а у тебя жопа толстая и ноги кривые. Овца.
Общеукрепляющее, жизнеупрощающее, мозгоразрушающее. О передозировках сведений нет. Противопоказания: нефрит, беременность, кормление грудью, детский возраст, щитовидка. К применению: астенические состояния, период выздоровления после перенесённых заболеваний, при повышенных физических и умственных нагрузках. Если приглядеться, видно как хлорофилл плавает, с витамином А на пару.
Жидкость бледно зелёного цвета. Можно пить так, можно разбавить на глаз, до крепости саке или водки. На вкус, ну какой может быть вкус у водорослей, настоянных на спирту. После трети бутылки начинает крутить живот, но это до тех пор, пока спирт не произведёт своего анестезирующего эффекта. Следом, в голове начинает шуршать галькой море и в другой синеве, протяжно надрываться глупые пернатые.
Я буду сильно разбавленный, у меня сегодня целый день, который мне не нужен, хочется напрочь вычеркнуть его из памяти.
Никогда не понимал людей, которые пьют технические жидкости. Это же не сипуку, это форменное харакири. О тебе же, болезный, Минздрав печётся. Пойди в аптеку, купи чуть меньше и дороже, зато гарантия, что не ослепнешь после первой, и не двинешь кони после второй. Дары моря, настои на травах. Заботятся о тебе, а кто ж кроме тебя бутылки собирать будет, министр? А ты так своё здоровье не бережёшь, стеклоочиститель поганый пьешь по подвалам.
Под ламивит сегодня, Владимир Семёнович Высотский.
Один раз, я пил жидкость для мытья ванн. Была пасха. Приехала Янка. Наша рота стояла в наряде по камбузу, мы толкнули мешок картошки, но денег всё равно хватило только на четыре банки, зато разбавляли мы яблочным соком. Янка привезла шайбу гашика, грамма на три. Которые мы взорвали в два захода. «Компот» закусывали куличами и крашенными яйцами. В бога начинаешь остро верить в моменты, когда взяло за жабры, но если тебе так хорошо, как нам было в тот вечер, допускаешь, что он вполне ещё может быть.
Под новый год всегда одно и то же, смотришь какую-нибудь «дежурную часть», а там барак в очередном «Шанхае». Стол, на столе: оливье, под шубой, заливное, жаркое, пельмени, всё как положено и пятилитровая канистра с «незамерзайкой». У стола семья в полном составе, остывает. Проводили старый год и ушли вместе с ним.
В тот вечер, когда мы вышли с Большим на перекур за камбуз он предложил:
- Давай, трахнем.
- Антон,- сказал я ему,- ты мне товарищ, но если ты её хоть пальцем тронешь, я тебе обещаю, несчастный случай на следующих батальоно-тактических. Дембельнёшся, первым из призыва, в ящике.
- Ладно, чё ты гонишь, Гвоздь, я пошутил,- сказал он выдыхая дым из ноздрей.
- Ты пошутил, я пошутил, пошли лучше вмажем, комарада,- приобнял я его за плечо. 
То есть, технические жидкости, напрочь отбивают у человека чувство юмора.
После первой банки, я как кусок промысловой породы, выброшенный на берег. О, у меня же где то был гематоген. Щас, устроим 36.6, кровь и шоколад.
Если ослеп, после первой надо, махом вторую, перерывчик  не большой. Чё уж там. Но лучше не доводить.
Я досматриваю «Губку Боба» и разбавляю следующий флакон, крича внутри: «Банзай! Банзай!»



Глава 10

Проснувшись от столкновения с моим затылком инородного объекта. Я резко вскочил с кровати, пытаясь сориентироваться.
- С добрым утром, Саша,- донеслось со стороны окна. В проёме, отогнув занавеску и держась рукой за решётку, висел Фафа. - "Эй, хромая ***та, отворяй-ка ворота!"
- А, да, чё, щас,- начал я крутить головой пытаясь сориентироваться. Наконец-то сообразив, что от меня требуется, пошёл открывать.
- И силён же ты дрыхнуть, скоро шесть,- говорил он закрывая за собой дверь,- давай собирайся, где там мой сотовый?
Ну вот, запустили  с утра телефоном, назвали ***той, опять волокут куда-то.
- Я только помоюсь, располагайся.
Погода на улице стала похожа на летнюю, по этому и холодная вода, более приемлемой температуры. После душа пытаюсь проблеваться, но выходит только желчь с кровью. Мне надо срочно что-нибудь съесть, для восстановления сил. Я чищу зубы.
- Что это за дизтопливо?- вертит Саня в руках, пустую бутылку от ламивита.
- Это, мой дорогой гуляка Джони, есть жидкость для приобщения к дзен-буддизму,- сказал я, сливая из бутылок в стакан и выбирая бычок по жирней.
- Я же тебе нормально денег дал.
- «То что вы прислали на прошлой неделе, мы давно уже съели»
- Может ты не будешь... Саша, ох Сааашаа.
Произнеся: «начало нового дня, это вам не ***ня». Я накатил грамм 50 чистого, напиток обогнув вкусовые рецепторы, чебурахнулся в желудок и начал вызывать рвотные спазмы, которые я забил глубокой затяжкой беломора с задержкой дыхания. Из глаз покатились слёзы. «Кто сюда войдёт, тот от сюда не уйдёт.» Через пол минуты всё прошло.
- Фу,- выдохнул я облако, как лошадь на морозе,-  куда идём?
- Синька- чмо!
- Давай потом, в нарколога поиграем, я б пожрал чего.
- Мне надо в интернет кафе.
- Ладушки. Шорты, джинсы?
- Джинсы и куртку накинь.
Я полил растение и поставил его на окно. Надо на днях, протереть листья.
Вкинулся в одежду, покидал мусор в пакет, выпил стакан воды и закрыл за собой дверь.
Мы поднялись по железной лестнице и оказались около серебреного Sky line`a.
- Женина?
- Да, сегодня купили. Далеко ехать?
- Знаешь что, давай её здесь оставим, кафе через двор, там с парковкой напряжёнка.
Саня погружается в раздумья, но выгружаясь из них решает принять мой вариант.
- Пошли.

- Ты можешь идти по живее? Как на похоронах. И, ради бога, не шаркай.
- Это синдром мозжечковой деградации.
- Чё?
- Кирялово разрушает клетки мозжечка. Он отвечает за положение тела в пространстве.
- И это у тебя?
- Ну так, первые звоночки.
- Откуда знаешь?
- Штудирую между запоями медицинскую литературу.
- Далеко ещё?

Я развалился на диване, перед четвёртым компьютером. Фафа скидывает в Магадан фотографии forester`ов. После проверяет свою почту и пишет пару писем, больше похожих на телеграммы.
- Тебе что-нибудь надо?- спрашивает он меня, имея в виду сеть.
- Нет.
- Почту проверить?
- У меня нет ящика.
- Ты же мне что-то скидывал.
- С чужого.
Из всех фобий, технофобия сейчас самая модная на земле.
Мы возвращаемся к машине и едем в центр.
- Какие планы?- спрашиваю я.
- Никаких, поехали пожрём в «копейку». А там видно будет.

В закусочных прежде всего следует обращать внимание на обслуживающий персонал. Мы едим с ними из одного корыта. Сальная кожа, нездоровый цвет лица, прыщи, лишний вес, особенно у женской половины. Охрана выглядит лучше, но не на много.
Да к тому же эта, плохо скрываемая ненависть, не оставляет сомнений на счёт, специальных физиологических ингредиентов.
Двигаю свой разнос, мимо людей, которые видят во мне и таких как я, святой источник своих бед. Мы будем приходить сюда каждый день, что б вам было на кого валить. А вы не дадите нам умереть от голода, что б мы могли приходить.
Только не надо брать рыбные котлеты, слишком много в них кладут рыбы. Так подавишься кальцием, и ни один поваренок не станет тебя откачивать. Они встанут полукругом и будут смотреть как ты краснеешь, выкатываешь глаза, показываешь жестами на свою спину, затем синеешь и с хрипами теряешь сознание.
Типа, греческий салат, пересолен. В борще слишком много комбижира. Пюре, из дешевого полуфабриката. Не представляется возможным определить, кто живёт в этой котлете, сок из пакета, наливают при тебе. Хоть тут гарантия, что никто в нём срамоту не полоскал.
Фафа берёт себе только сок. Мы садидимся между постерами «Не пей метилового спирта» и «Помни о колёсах». Заведение стилизовано под столовку времён застоя, на стенах старые агитплакаты. Мой любимый - «Напился. Подрался. Сломал деревцо. Стыдно смотреть людям в лицо». Но место под ним занято.
По ящику, MTV. Какая-то не езженая певица, видимо с очередной "фабрики".
Если бы не голод, есть это было бы сложно. Хотя, с недавних пор, к еде я отношусь проще. Она должна быть питательной, по возможности не вредной, если повезёт полезной, ну а вкусной? Это уже лишнее, но мы не против.
- Как,- спрашиваю я у Фафы, отделяя ложку от целлофана,- «открыт закрытый порт Владивосток».
- Ты о чём?- отрывает он взгляд от телевизора.
- Вася.
- Аааа, да.
- Оно того стоило.
-  Хааа, нет.
- Но ведь, пока не попробуешь, не узнаешь?
- Да, всё правильно. Приятного аппетита.
- Спасибо старина. За слова и за еду.
Саша ничего не говорит, только кивает головой и снова упирается в кинескоп, прихлёбывая сок.
От Фафы никогда не услышишь радиопостановку «будни порностудии». Да и фразу «джентльмен, никогда не распространяется, о своём успехе у дам» означающую, что джентльмену не дали.
В этом, на мой взгляд, и есть истинная порядочность по отношению к партнёру. Рассказы типа, кто, кого, куда, как и сколько раз. Однообразны и правдивы, как речи политика. На правах друга, я просто был обязан спросить. Погода, ебля, замечательный я. Об этом говорят все. Что до меня. 1е люблю когда идёт снег, 2е если кончилось бухло, то да, 3е скорее нет, чем да.
Может Фафе было индифферентно, а как быть, если его так и подмывало рассказать? Вдруг, это его мучило? Теперь я знаю, что он ещё о-го-го, он в курсе, что я проинформирован. Вопрос закрыт.
- Кофе?- спрашивает он, когда я вытираю рот салфеткой.
- Найн. Бодяга. Они его гонят из вторяков, третьяков и четвертаков,- говорю я, допивая сок, который сегодня вышел на славу.
- Тогда, ноги к югу.

Я сижу на кровати и пью пиво из банки. Женя, Света и Фафа едят арбуз и обсуждают организационные вопросы. За окном темнеет, свет в номере не горит. По телевизору идёт «Давай на спор». Какая-то скудная передача. Поднять бы ставки до десятков тысяч и усложнить задания. Отъебать до смерти животное занесённое в красную книгу, казнить иракского военнопленного, отпилить себе руку в прямом эфире, сфачить загибающегося от СПИДа, без контрацептивов, сделать на лбу «петушиный» портак. Народ ринется штурмовать кастинги. От рекламодателей отбоя не будет. А тут, они пачкают друг друга едой получают свои 30 бачков и отваливают, радуясь что попали в телевизор, шлак.
Зажигается свет.
- Ой, - говорю.
«Ой, на секунду я ослеп», а не «Ой, не охуел ли фазу врубать не спросив».
- В смысле «ой», ты, на ***, проще будь.
От необоснованного хамства и грубости, у меня всегда парализует речевой центр. Хочется понять почему человек так себя ведёт, а установив причины и найдя их несущественными, оскорбить его физически.
Он выглядит внушительно, преимущественно из-за жира. Судя по выпаду, когда-то служил и хоть несколько лет не поднимал ничего тяжелее бутылки, искренне полагает, что способен ещё, выполнить все нормативы. Основываясь на моём усталом виде он решил, что можно оскорбить меня без последствий. Пологая, что в этом помещении все кореша, и начавшемуся конфликту не дадут разгореться, чувствует себя в безопасности. Типичный задира и провокатор, такие понимают только ****юлину. У меня испаряется мысль, объяснить, что я никак не хотел его задеть. Идёт он лесом. Можно быстро достать кастет, из заднего кармана. И если бить не сильно, сломать ему лицевую кость и челюсть, за два удара. Руку мне, он не подаёт, это славно, иначе это пришлось бы делать самому. Он вынимает из пакета пиво, предлагает присутствующим, я говорю что у меня пока есть и возвращаюсь к MTV.
Женя на кровати без носков и я разглядываю нестриженые ногти на его ногах. Размеры поражают. Если он их сострижёт, придётся покупать обувь на размер меньше. Мне вспоминаются слова одной детективной многостаночницы, о том что убийство- это как ногти на ногах, надо, но руки редко доходят.
- Что?- Фафа выдал фразу в моём направлении, но я не уловил.
- Есть где взять, говорю?
У меня было на примете пару человек. Один занимался этим серьёзно. У него были все ходовые наименования, достаточно высокого качества. Неувязка была в том, что три месяца назад ему нарисовали смайлик на шее, добротным канцелярским ножом. Концов так и не нашли. Второй знакомый - «музыкант вертушечник», банчил по тихой, «ХЭ» избегал, круглые бесцентровые, быстрый такой же, а вот трава хорошая, особенно в сезон, на любой вкус и кошелёк.
- Смотря чего?
- Ну как чего, ганджубаса конечно.
- Есть ход, но надо ко мне двигать за записной книжкой, да и этот, дружбан, любит пастись вне зоны доступа.
- Чё, пацаны, взять надо?- прерывает наш разговор, упитанный, но не воспитанный.
- Да, а ты можешь? - поворачиваться к нему Фафа.
- Говно вопрос, только звякну, я вообще-то не курю,- говорил, он ища нужный номер в телефоне,- Макс, здорово, как дела, есть?
Странно, почему те кто не употребляют, всегда знают где достать, на какой такой всякий пожарный? Я братва, этой мазью не мажусь, но платиновая клубная карта центрового гей клуба за № 4, у меня всегда с собой.
Он утрясает всё, за несколько минут, называет цену (стандартную по городу). Мы втроём выходим на улицу, ловим частника, договариваемся о таксе, едем минут семь, на месте самый некурящий, получает деньги и двигает за продуктом. Водитель, понимает расклад, нервничает, пытается избавиться от нас. Я договариваюсь о том, что обратно нас повезёт тоже он. Говорю Фафе, чтоб дал ему денег за путь сюда, что б парень чуть расслабился.
Мы благополучно возвращаемся к гостинице. В магазине покупаем «белки», чипсов и пива. Продавщица понимающе улыбается нам. Интересно, в этой стране ещё остались люди которые курят Беломор или теперь, все только приколачивают?
Заходим в номер Фафы, запираем дверь и начинаем священнодействовать. Масло размазано между небольшим куском черного целлофана, сложенного в два раза. Саша разворачивает, подносит к носу и вдыхает аромат.
- Вроде, нихуя,- говорит он улыбаясь.
- Сам приготовишь, или мне сделать? - спрашиваю я.
- Да, сам.
Его уверенные движения, говорят о том, что руки помнят. Он размазывает концентрат, по гостиничной тарелке. Потрошит в неё 5 папирос. Пока я снизу подогреваю её зажигалкой. После начинает затирать, большим пальцем правой руки. Вырывает из глянца страницу на завертон, высыпает на него укроп, и счищает ножом налипшее на палец, пока я мою посуду. Приколачивает, тугую пятку.
- Ну что, Магадан?- протягиваю ему огниво.- По****или, пока нас не от****или!

Сидишь и прислушиваешься к себе. Переглядываешься с товарищем.  Мысль что, никогда уже не вставит, заслоняет собой другие. И это первый признак того, что тебя начинает торкать. В последнее время, я почти не курю. Толерантность на нуле и цепляет меня любая шала. Чуть позже думаешь «ну и *** с ним, не торкнет, так не торкнет». А это, тебя привязывают за руки к бешеной лошади.
От травы я становлюсь параноиком, всегда становился, но с недавних пор, это начало приобретать угрожающие масштабы. Ощущения сильные, но неприятные. Надо как-нибудь попробовать, одновременно дунуть и скушать антидепрессантов. Пойду возьму пива.
Встаёшь с дивана и в этот момент сивке прижигает круп, раскалённое тавро в виде пятилистника. И ты на большой скорости начинаешь ползать лицом по прериям, под музыку Энио Мариконэ.

Веки почти закрыты, рот расползся в бессмысленной улыбке. В руке бутылка пива, в желудке  сосущий вакуум, всё в падлу. По телевизору Перес Хилтон. По МУЗ-ТВ бесконечный хит парад отсчитывает от сорока до одного. Система не вырисовываться. Перед Хилтон, был Мерлин Менсон и Марат Сафин.
Мне тяжело держать бутылку, но я не знаю куда её поставить, хочется пить, но открыть её мне лень.
- Перес же назвали в честь Парижа,- говорю.
- А, да, её то ли там зачали, то ли она там родилась,-  говорит Фафа, не отрывая взгляда от ТВ.
- Вот бы она удивилась, если б её зачали под железным занавесом. Например Набережные Челны Хилтон.
- Улан-Уде Хилтон.
- Алма-Ата Хилтон
- Мариуполь Хилтон.
- Сталинград Хилтон.
- Албания Хилтон.
- Албания это не постсоветское,- пытаюсь протестовать я, сквозь смех.
- Красный Ильич Хилтон,- не унимается Саша.
От смеха болит пресс. Мы пьём пиво и смотрим рекламу. После показывают неизвестно кого и сразу за ним Люси Лью.
- Я чуть не расплакался, когда её убили в «Счастливом числе Слевина»,- говорит Фафа.
- Её же не убили.
- Я же тогда не знал, но если б она вовремя не дала Харнетту, ****а бы ей приснилась.
- В таком случае, несправедливо что Веня Вафельников выжил в «Армагеддоне».
- Почему? - спрашивает Фафа и прикладывается к бутылке.
- По тому что он, сука, квадратный. Кубик Рубика мог бы не хуже сыграть лучшего друга Вила Хантинга.
- А вместо него, на том астероиде, погиб Брюс Виллис.
- Как будто на свежеспасённой земле, он не нашёл бы другого бурильщика для своей дочки.
Много смеха, сушняк, голод, пиво, чипсы, сушняк, голод. Вивьен Вествуд после Вин Дизель. Заходили двое. Женя сказал: «ну вы ****ец» и вышел. Тот который не курит, принял паровоз Владивосток-Калининград (с двумя пересадками) и то же ушёл.
- Прага,- сказал Фафа.
- Чё, хааааааааа.
- Куда бы я поехал, помнишь, ты спрашивал.
- Нет.
- Нет, Прага, или нет не помню.
- Да.
- Понятно.
- Почему Прага?
- А почему Куба?

- Давай ещё.
- Только если такую, нано,- показываю я пальцами, насколько нано.

- Что ты делаешь, я до дома не дойду.
- Да тут курить нечего, мы её хапками, хап-хап и всё,- успокаивает Саша.
- Взрывай.

-Сандер, ты гонишь,- говорит Фафа.
- Я же видел.
- Не считая того, что ты был в жопу.
- Как всегда.
- Хорошо, как всегда, в жопу,- уточняет он.
- Я знаю, что я видел.
- Слушай, они мне никто, я тебе говорю, их мнение для меня ничего не значит.
- Мне они то же по боку, но сейчас мы говорим о тебе.
- Я не знаю, что ты там видел, но этого и близко не было.
- Отвечаешь.
- Зуб даю. Твой. Два.
- Ладно, может и показалось.

- И всё таки,- говорит он протягивая мне пиво, только из рефрижератора,- что ты планируешь делать дальше?
- Вариантов масса, пока присматриваюсь.
- Ну например.
- Дурка.
- Дурдом?
 - Ага. Перелопатив пару книг, я легко и достоверно смогу слепить, например, шизофрению. А дальше, пижамы, нейролептики, корректоры, антидепрессанты.
- Могут заколоть, до состояния плюшевого огурца.
- Риск конечно есть, но при современном финансировании российской психиатрии. Где они найдут для этого препараты?
- Захотят найдут, а зная тебя, я думаю что они захотят.
- С тем же успехом меня могут заколоть и в ближайшем дворе,- говорю.- Но в нём не будет, всех этих буйно помешенных девочек...
- Если у тебя к тому моменту стоять ещё будет,- перебивает Фафа.
- С гербариями, между тетрадных страниц, мелко исписанных белыми стихами.
- Если ты ещё сможешь вспомнить, что с ними делать.
- Бледненькие, с шрамами на тонких руках, без косметики, почти прозрачные.
- Убедил, твоё место среди них.
- Такие все маниакально-депрессивненькие, и от бёдер их будет пахнуть фиолетовым.   

- Это был твой лучший вариант?
- Почему? Есть ещё Северная Корея, но там всё сложнее.
- Не понял.
- Скидываю на мыло Ким Чен Иру, так вот, пишу письмо: вождь, я заебался, все козлы один ты друг, я не вижу будущего ни здесь, ни на западе. Куба сдулась, Китай продался и теперь копит деньги, что б всех купить.
- И?
- Забери меня к себе, хочу строить коммунизм с ****оглазыми братьями.
- Думаешь возьмёт.
- Ну в идеале, хорошо бы быть учёным или спортсменом, общественно значимой фигурой, короче. Но думаю, они выёбываться сильно не будут. У них не каждый день просят политического убежища. Прокачу за узника совести. Они на мне конечно пропиарятся, в стране да и мире. Собственно на меня серьёзного компромата нет. Выпячиваем положительное, отрицательное, типа трёх неоплаченных квитанций, за пребывание в мед вытрезвители, объясняем невозможностью мириться с существующим порядком вещей. В таком духе.
- А дальше что?
- Ну, квартиру мне дадут не вопрос, думаю даже в центре и в несколько комнат. Женюсь.
Вышлю тебе ящик корейского шампанского. Язык освою. Устроюсь фрезеровщиком или по политической части. Буду делать на площадях зарядку, по часам и строем. Зафигачу несколько мулатов.
- Толково, надо брать.
- Только тут не спрыгнешь, если из клиники можно выписаться или дёрнуть. То в корейской теме заднюю не врубишь, не выпустят даже в виде тела. Похоронят с почестями, заживо. 
- А что всё так сложно? Ты не думал например по контракту пойти.
- Да бомбил я твой Ирак. Лучше в дурку, к поэтессам. Только в случае войны и только мародером. 
И снова много смеха, чипсы кончились, пива хватало. На первом месте в хит параде не пойми чего, оказалась Собчак.
- Помяни моё слово,- начал я,- пока каждый день показывают Ксению Анатольевну, по всем каналам и не закрывают круглосуточные с киром. В этой стране не случиться ни гражданской войны, ни чего-нибудь бессмысленного и беспощадного.
Саша хочет мне что-то ответить, но в этот момент начинает дёргаться ручка, а после раздаётся стук в дверь. У нас всё пришкеренно, но перед тем как открыть мы молча оглядываем помещение, на предмет палева. Какой-то парень лет тридцати, мы знакомимся, это сосед Фафы. Сосед оценивает обстановку, берёт рубашку и уходит её гладить, на моих часах, 32:63. поздновато для глажки. Я говорю, что мне уже пора. Фафа кидает мне на такси. Предлагает взять немного с собой. Палево, поэтому мы взрываем ещё одну на балконе. Я одеваю куртку, беру пива в дорогу и отваливаю.

Мне страшно. Остановил мотор, но когда водила спросил: «куда мне»? Я не понял и сказал, что ошибся дверью. На улицах и площадях нет людей, а те что встречаются случайны, как выигрыш в лотерею. Они спешат по домам, чтоб биться всю ночь головой об батарею. И я их не чуть не жалею. Я иду домой и мне страшно. Страшно из-за всего этого дерьма, которым щедро удобрен мой мозг. Оно так и рвётся наружу. Я боюсь своего возраста. К которому не смог ни сдохнуть, ни разбогатеть. Хотя, к богатству я никогда не стремился. Страшно, что с каждым днём мне всё больше насрать. Чувства заменяют инстинкты. Мне страшно, голодно, холодно, беспонтово... в основном то, что я чувствую, это производные понятия «боль». Я не вижу свою жизнь дальше нескольких ближайших часов. Я не верю, что родители меня любят. Я даже это знаю. Не любят такого, какой я на данный момент. Но меняться ради их расположения... не по *** ли. Я не верю в дружбу. Те немногие, кто сейчас называют меня своим другом, через пять лет, при виде меня, будут переходить на другую сторону улицы. Я не верю в любовь. Хотя люблю клубничное мороженное. Я хочу попросить у Ким Ир Сена, политического убежища в баскинробинс. Если к вам обращаются: сынок, друг, любимый. В 95% случаев, вас хотят использовать. Будущего нет, прошлое забыто, настоящее беспросветно. Всем станет легче, если понять что жизнь не имеет смысла. То есть вообще. Наполняй её тем, что тебе подсовывают, или положительно положи на сложившееся положение. В том смысле который можно найти, будет ровно столько абсурда, как в мёртвой канарейке с примотанной скотчем головой. В начале было слово. И нас наебали. А если нет, то почему в конце библии нет приписки: с моих слов записано верно мною подписано, число подпись. Все священные книги, от "Корана" до "Моей борьбы" написаны людьми без воображения. ****ные конъюнктурщики. В строчке "бог уста нас любить", любить - эвфемизм. Видя его представителей на земле, я не верю что он умер, я мыслю что ему просто всё равно. Он не смог отмазать и своего сына, что говорить о всех остальных. Всем по хуй, на то что сниться электроовцам. Даже киборги стареют и уходят в политику. Завтра киборг едет в Выборг. Я просто глупый страус пытающийся спрятать голову в бетонном полу. Глупый страус, умирающий от кровопотери и хронического сотрясения мозга. Я всегда мечтал сняться в рекламе прокладок, я в окружении женщин с голубой кровью. Я как камера мобильного телефона, могу записывать небольшие ролики сомнительного качества. Объём памяти ограничен и по этому старое видео стирается уступая место свежему. Не считая нескольких файлов в папке избранное. Я мыслю, но из этого ничего не следует. Евреи повинны, в том, что трахают наши яблочные пироги, пидорюги. Яблочные пироги, приготовленные заботливыми руками наших матерей. А Дрю Берримор уже с молочных зубов начала бухать и ширятся, поэтому Спилберг и пригласил её на роль инопланетянина. Я знаю с детства, что при разбеге, двери на фотоэлементах, не успевают раскрываться. Если в последнем акте выстрелило ружьё, это ещё не значит,  что оно висело в первом. И мысли такие быстрые. И светят фонари давно. И я давно уже в говно. Если меня сейчас собьёт хороший человек на хорошей машине, то ему за это ничего плохого не будет.

В «Енисее» я покупаю бутылку водки и швепс. Около «Русских бань» курят, трещат и переминаются с ноги на ногу гейши в собственном саке. Летом они всегда выходят заманивать клиентуру и дышать воздухом. В подъезде пахнет жареной картошкой с грибами. Самое быстрое из еды, это собачий корм. Я вскрываю крышку и ставлю банку на нагревающуюся плиту. Включаю компьютер и миксую буз. Создаю новый вордовский документ и начинаю быстро писать, не глядя на монитор:
в юности
от травы изображение наполнялось солнечным светом и верой, что всё будет хорошо.
От водки всё становилось по силам. Мелочи растворялись и выкристаллизовывался не поддающийся описанию главный смысл.
От драпа вместе с водкой, сначала наступала апатия, после становилось плохо, настолько плохо, что ничего кроме этого, уже не имело значения.
Быстро пробегаю глазами написанное. Удивляюсь, отсутствию красных волнистых линий. Даю всему этому имя «16» и сворачиваю. Делаю глоток и включаю Streetlight Manifesto.



Глава 11

Будто бы и не спал. Лёг на кровать, закрыл глаза, открыл глаза, встал с кровати, сходил в санузел. На столе, прохлаждалась ополовиненная бутылка водки. От греха я положил её в морозильник рядом с молотком. Щёлкнул чайником.
Бук работал всю ночь. Перечитал напечатанное вчера ( много времени не заняло) – сопли на спирту. Заварил зелёный чай, взял банку мёда, закатил колесо в желудок. 16:25. Завёл фильм «гаражные дни». На прошлый новый год мне его подарил Куча, единственное материальное напоминание о новом 2007. Я верил, что год станет действительно новым. Меня хватило на 15 дней. После первого семестра, я ушёл в академический отпуск. Что-то в моей жизни шло не так. Я чувствовал это нутром. Необходимо было выяснить причину беспокойства. Полгода я метался в поиске, полгода  выдавливал  из организма кровь, заменяя её чистым спиртом. Я пил неделю, начисто теряя человеческий облик, затем ещё неделю, до потери отражения в зеркале, после этого до потери зеркала. Отдыхал пару дней и продолжал. Однажды я месяц ни с кем не разговаривал. Месяц или чуть больше. Детали телефона, запущенного в стену, пылились на полу. Те немногие, кто зашел раз, после каникул, не возобновляли попыток. Родители аккуратно перечисляли деньги на карту. По ночам я ходил в «В-Лазер». Шлялся полупьяным между полок с продуктами, выкладывал выбранное на кассу. Горизонтально мотал головой, на вопрос: «У вас есть карточка престиж клуба?». Загребал, непослушной рукой, сдачу и ковылял в горку. Я так ничего и не надумал. Подсобрал остатки организма, привёл в порядок. Сел на «окурок», который домчал за несколько часов, моё бренное до родимого.
Это был хороший новый год, не необычный, не особенный, а просто хороший. Родители, мандарины, старые знакомые, много алкоголя, от которого никто не пьянел, веселье, полумрак маленьких кабачков, разговоры на всю ночь. Девушки незнакомые, но такие родные, холодный ветер, что обездвиживал лица и мешал гнуться суставам.
Вермут на последние деньги, снова разговоры, злые (какие бывают только в плацкартах) проводницы, усталость и первые в этом году обиды.
Мне надо было восстановиться в университете и начать писать книгу. Отсутствие идеи не волновало меня. Я верил, главное сесть за компьютер и всё придёт. Это были прекрасные 15 дней надежд и самообмана.
Я достаю водку из морозилки, наливаю грамм 100 (чтоб два раза не ходить), опрокидываю залпом, ледяная и маслянистая она легко проскальзывает в организм, я помогаю ей остывшими остатками зелёного чая. Подхожу к турнику и подтягиваюсь 20 раз, последние 3 даются мне с трудом, однако результат меня устраивает. Я начисляю себе ещё 50 и выпиваю. Подцепляю сигарету из пачки, подкуриваю и врубаю на всю Jefferson Airplain (давно надо удалить). За окном солнце и ветер.
Звук стука. Стук звука. В дверь постучали. Надел тапки и пошёл к броне. Я не стал спрашивать: кто? Хотелось чуда, ну или хотя бы сюрприза. Фафа. Приятно, но не сюрприз и уж точно не чудо. Оставив его закрывать дверь, я вернулся к компьютеру.
- Смотрю, ты уже вовсю завтракаешь,- сказал Фафа, указав на бутылку.
- С ужина осталось,- ответил я, выключая музыку и возобновив просмотр.
- Кстати, с праздником.
- Спасибо и тебя. Что празднуем?
- День города.
- ****ь,- обречённо выдохнул я и пошёл за вторым стаканом.
- Там, пакет, у холодильника, разберись, что к чему,- сказал Саша, садясь на моё место.
Разбираться пришлось: с литром столичной, порцией шашлыков на вынос (лаваш и зелень до кучи), двух литровой пачкой яблочного сока, пакетом кефира и пачкой курева.
Кинув мясо на сковородку, а водку в морозильник, я вернулся в комнату с соком и стаканами.
- Кефир тебе на утро,- разливая остатки, сказал Фафа.
- Спасибо, старина. Ну, за город.
- Давай.
После утренней пробежки по внутренним органам водка шла просто потрясающе, ложилась ровно и обратно не просилась.
- Это тот фильм, что мы смотрели на новый год?
- Ага, «гаражные дни»,- говорил я с набитым ртом. Баранина была суховата.
-  Помню, точно, сейчас их колбасить начнёт, по-взрослому.
- Да «фан виз драгз парт два». Барабанщик перепутал флаконы и у всех начался безмазняк.
- Будешь?
- Думаешь?
- Ну, а как иначе,- говорит Фафа, доставая лопатник и вынимая из него завертон.
- Я сполоснуться,- говорю, подавая ему, почти пустую пачку белки.   
- Не гони, давай взорвём, а потом помоешься.
- Накуренному мыться холодной водой – не вариант. Я быстро. И, это, в окно не пались.
Вода холодная,/ Fairy яблочный,/ Водка вкусная,/ День праздничный. Само собой рождается у меня короткое четверостишье. Шашлыки горячие,/ Концентрат убойный,/ Две недели пьянствую,/ И собой довольный. Я в ударе. Температуру воды, даже не замечаю. Моюсь минут десять. Выхожу протрезвевший и красный, обмотав бёдра полотенцем. Беру чистое бельё и возвращаюсь в душевую. Чищу зубы. В комнате, надеваю джинсы и майку.

- Пойдём в центр,-  предлагает Фафа, после того как фильм заканчивается.
- Прямо скажем – на ***.
- Чё, хааааа.
- Хааааа, нет, хааааа,- тру я красные глаза, от чего становится только хуже.
- Ты предлагаешь дома сидеть и водку жрать?
- Водка сейчас будет явно лишней. Но то, что предлагаешь ты - неприемлемо.
- С *** ли бы?       
- Я хочу спросить тебя, как нехристя. Веришь ли ты в существования ада, хаааааа?
- Почему бы и нет.
- Так вот, если умножить на бесконечность вечер дня города, на набережной Амура, это будет весьма похоже на мой персональный ад.
- Тут же море,- контратакует Саша.
- А это однохуйственно, хааааа.
- «Важно помнить, что ада нет, кроме того, что рядом».
- Кровосток, «река крови»,- вспоминаю я,- они забавные.
- Да ништ, мне даже второй их больше понравился. Особенно «Сдохнуть» и «Нина - Карина».
- Знаешь, не помню, кто сказал: возможно, земля - это ад другой планеты, ещё что ад - это другие люди, говорят что война - это ад. Но я думаю, что ад внутри.
- Где же Рай?- смотря в окно, спрашивает Саша.
- Рай - это когда внутри нет ада.         
- Ты сам-то веришь?
- В тот, что внутри, да.

- Оставить или с собой возьмём?- спрашивает Фафа.
- Сколько там?
- На две средних или на одну в хлам.
- Кинь к себе,- говорю,- «дяди стёпы» сегодня принимают только дебоширов и тех, кто в какашку.
- Мы же не такие,- улыбается Саня.
- Мы даже с ними не знакомы,- кладу я пару папирос, во внутренний карман куртки.
- Ты не думал о бритье?
Я смотрю в зеркало, чешу двухнедельную щетину, но мысль о бритье не возникает. С бородой я выгляжу даже более человечно, добрей что ли.
- Не появились пока, исторические предпосылки для рубки бороды.
- Ты как Джастин Тимберлейк в ЛТП,- говорит Фафа, выходя в подъезд.
- Как Эмми Вайнхаус, после хануки.

Нас попустило, водка в морозильнике осталась нетронутой. Мы закапали глаза визином, перед тем как выйти на улицу.
Было уже за шесть часов. Асфальт, нагревавшийся целый день, под лучами солнца, неторопливо отдавал тепло. Юго-западный усиливался. Автобусы отправлялись почти пустыми. Мы  прыгнули в среднюю дверь, отъезжавшего 60го и сели на свободные места. Дорога до центра прошла в молчании. Не знаю, думал ли о чём-то Саша. Лично я думал о целлюлите. По пути мне попались на глаза 3 баннера, рекламирующие средства для борьбы с ним. Женщинам в этом плане намного проще. Проблемы с жопой у них по большей части косметические. Одним словом: хорошему человеку должно быть по ***. То ли дело простатит- ни поссать, ни впендюрить, ну и боль конечно.       
Проезжая семёновскую, я ни с того ни с сего представил себе лесбийское порно с Селин Дион и Кадализой Райс. Вышло забавно, с лёгким налётом зоофилии.
- Не спи, замёрзнешь,- сказал Фафа, поднялся и пошёл к выходу, отсчитывая мелочь.
Своими мыслями я решил не делиться с товарищем.
Все прибывающие в здравом уме и доброй памяти, в этот день поехали на природу или на худой конец занялись вечно откладываемыми домашними делами. Остальные же, одев на себя всё лучшее, гуляли по центру. Даже не видя первых, становилось понятно, что вторых в разы больше. Меня окатила стандартная тревога, по поводу того, что каждый прохожий просекает мою неадекватность. Впрочем, годы употребления помогли мне справиться с ней довольно быстро.
Мы стояли у «Нью-Васюков» и соображали куда двинуть.
- Я б поел чего, - высказал Фафа свою идею.
- Предлагаю на «Рыбный рынок», возьмём белка и с пивом, ну или «копейка».
- Пойдём на рынок.
Путь до рынка пролегал через Арбат, по которому, со скоростью автомобилей в пробке, двигались люди. Было много пьяных, но соблюдавших нормы приличия: мужчин, женщин, стариков и детей. Патрулей было совсем мало, они прохаживались свадебными генералами, пуская ядовитые слюни язвенников, на отдыхающих. Народу дали выпустить пар и народ, с удовольствием, этим правом пользовался. Группами не меньше трёх, прохаживались здоровенные американские моряки и охотно фотографировались со всеми желающими.
- Сань, почему на этих форма белая, а на этих чёрная.
- Без понятия, в чёрной наверно трюмные или артиллерия. Нашивки надо посмотреть,- сказал я, закуривая сигарету.
Было бы не правдой сказать, что я не понимал эту публику, стянувшуюся сегодня в центр.  Но меня бесило, что в большинстве своём эти человеки, не утруждают себя мыслями, вообще ни по какому поводу. Они берут всё, что им подсовывают. Сегодня будет, то же пиво, та же шаверма с китайским салатом и кетчупом внутри, те же биотуалеты, только везде очереди как на похоронах Сталина. Что им мешает выбрать день, взять важных для себя людей и приехать отдохнуть, в любой другой выходной. Что им дадут на праздник? Каких-нибудь калек русского рока, да салют на десять минут. А потом переполненные автобусы, развозящие уставших, но довольных по спальным районам и рабочим окраинам.
И сколько бы ни велось разговоров про гуманизм, "женевскую конвенцию" и нормы международного права. Я никогда не поверю, что весь этот электорат не сбежится (только помани) на пати типа: «кристалнахт». С другой стороны я тоже здесь.
- Как там дела с forester`ом,- спросил я.
Саня замолк секунд на тридцать, мне даже подумалось, что он не расслышал вопроса или не хочет отвечать
- Да мозг делает. Всё ему не то. Короче, видимо нет. Да ещё так потратился изрядно, эти бабки бы не помешали. Ничего вроде толком не купил, а купюр осталось, *** да маленько, - выдал, после паузы Фафа.
- На отдыхе и деньги легко тратятся, сколько ушло?
- 25 тряпки – ***пки, гостинцы, тридцаха хуй знает, просто отлетела.
- На обратно-то хватит?- участливо спросил я.
- Впритык на билет и два дня ещё жрать что-то надо.
- Знаю я тут пару столовок класса «секс для нищих», обращайся.
- Надеюсь, до этого не дойдёт,- улыбнулся мне Фафа.
Не всё потерянно, если на свете есть человек, знающий досконально, что у вас за карты и в каком они спрятаны рукаве. Санчес был в курсе, что я ни в коем случае не одолжусь филками, если буду проинформирован, что он на нулях.               
   
По пути я встретил несколько знакомых. Наше общение ограничилось кивками. Меня устраивало. Уже на набережной, я обнаружил, что Сани рядом нет. Остановиться возможности не было, человеческая масса несла меня прямо. В одного, подхваченный толпой, я дошагал до павильонов с дарами моря. Не почувствовав ни страха, ни одиночества, ни смятения, даже злобы и той не было. Я встал на бетонный блок, перекрывающий дорогу транспорту, и стал высматривать товарища.
Разглядел его в толпе и помахал рукой. Через минуту Фафа стоял рядом со мной.

Покупателей  было не больше чем обычно. Все втаривали закуску к пиву. Креветки, медведки, кальмар, приготовленный и нарубленный, как душа пожелает. Те, кто уже успел, поиздержаться ограничивались сушёной морской капустой с кунжутом.

- Что берём?
- Давай медведок.
- Каких?
Медведки – это такие колючие креветки. Своим шипастым панцирем они защищают мясо, которое, много вкуснее креветочного. На рынке продают два вида, крупные и мелкие. 400 и 200. И всё сегодня.
- Если с деньгами, не ахти, возьми лучше мелких. Зачем за хитин платить?
- Чё копейки считать, сколько?
- Кило за глаза, - говорю.
Нам взвешивают килограмм крупных, плюс считают пару пакетов под мусор. Поблагодарив продавщицу, мы выходим на улицу. Пивные точки забиты под завязку, и я предлагаю взять бухла в ларьке и сесть на улице.
У ларьков, как и везде сегодня, очереди. Если у палатки не кучкуется народ, значит кир в ней кончился. Мы идём в ближайший продмаг. 

- В магазине много народу, как кто-нибудь выйдет я вас пропущу,- сказала нам девушка, у входа в продуктовый.
Мы с Сашей сели на бордюр и стали ждать своей очереди. Я закурил. Из магазина вышла пара лет 45и, руки брюхастого мужчины оттягивали пакеты, раздуваемые из нутрии выпивкой и закуской. Мы поднялись, я щелчком выкинул сигарету на газон.
- Ещё нет, в магазине слишком много людей, я вас позову.
Ближайшая кооперация довольно далеко, а очереди, скорее всего, были там такими же если не больше. На бордюр мы уже не садились, а стояли у входа, ожидая водворения.
Так близко, что я смог ощутить аромат духов, которые они пили перед выходом в люди, прошли две женщины и беспрепятственно попали внутрь. Гнев парализовал мой язык и сжал кулаки так сильно, что побелели костяшки, и что хрустнуло пару раз. Первым пришёл в себя Фафа.
- Эй, а это что было, мы тут уже десять минут ждём, почему ты их пропустила,- Саша говорил спокойно, но я знал, это спокойствие было обманчивым.
- Ты на него посмотри, куда я его такого пущу,- ответила девушка, мотнув головой в мою сторону.
- А что, сразу сказать было нельзя? Давай я один зайду,- предложил решение Фафа.
- Только один.
Когда половина Саши была уже в магазине, а половина ещё на улице, я окликнул его:
- Юрич, только сразу возьми так, что б,- я повернулся к девушке и сказал громко, – со всякими, выдрами ****ыми, больше не связываться.
- Хорошо,- сказал Фафа и скрылся в недрах продуктового.
Я стоял примерно в метре от этой подруги, пристально смотря на неё. Один раз она повернулась, и наши взгляды пересеклись, её хватило секунд на пять. После, она предпочла делать вид, что меня не существует. Но периферийное зрение против воли, цеплялось за мою фигуру. Я физически ощущал, её дискомфорт.
Я не шатался и не падал, из уголка рта у меня не свисала слюна, я не лез к незнакомым людям с разговорами. От меня не воняло, одежда на мне чистая, хоть и не глаженная. Да я пил несколько недель к ряду, был небрит и потихоньку сходил с ума. Ничего из ряда вон. А если б у меня была базедова болезнь или ДЦП? Мне пришлось бы всю жизнь заказывать еду через интернет?
Она просто выполняла свою работу, за которую ей платили деньги. Получила с утра установки от начальства и действовала согласно им. О присутствующих не говорят в третьем лице. Хотя факт моего присутствия был под большим вопросом. Это частный магазин и они могут не впустить любого, это их право. Однако врать, и тратить моё время, было не обязательно. Или обязательно?
- Что?- не выдержала она и повернулась, глаза её метались как загнанные звери.
- Я просто жду друга, он сейчас в магазине, купит пива, и мы уйдём, сладенькая, - я сам удивился доброжелательности, с которой сказал это.
- Отойди, на хер, перестань смотреть на меня,- у девочки явно сдавали нервы.
- Милая, я никому не мешаю, просто стою тут, жду друга, он сейчас в магазине, купит пива, и мы уйдём, сладенькая,- таким снисходительным тоном врачи разговаривают с душевнобольными.
- Я тебе не милая, я сейчас охрану позову,- чуть ли не кричала она мне в лицо. Я ощутил на коже, не покрытой щетиной, маленькие капельки её слюны.
Улыбнувшись самой доброй улыбкой на которую был способен в этот момент, я поставил пакет с медведками на асфальт, сильно сжал её запястье и приблизившись к уху прошептал:
- Я надеюсь у тебя хорошая медицинская страховка. Если рыпнешся, про*****, я тебе всю будку расклепаю, в три пятнадцать, и ты уже никогда не будешь такой хорошенькой.
Сказав это, я лизнул мочку её уха и вернулся на прежнее место, продолжая наблюдать за ней. Девочка теперь смотрела строго перед собой, боясь даже мельком взглянуть на меня. Совсем как в детстве. Страшно посмотреть второй раз в тот угол тёмной комнаты, где секунду назад в нагромождении вещей и теней, показалось чудовище. Её колотило мелкой дрожью (почти незаметно), ещё ни одного мужчину, в своей не слишком длинной жизни, она не ждала, так как Фафу.
Он вышел через пять минут. Для неё это были очень долгие пять минут. Она их заслужила.
- Всего доброго и удачного дня, - сказал я, поднимая пакет и нагоняя Сашу.
- Это ****ец, жопа,- резюмировал он.
- ****ец жопа – это когда у тебя встал посреди мужской бани. А это так,- помотал я свободной кистью в воздухе, ища удачное сравнение,- ещё один не пройденный facecontrol.
Я предложил сесть на Макаре. Газоны и окрестности были плотно забиты. Скины, эмо, экстрималы, говнопанки, честные наркоманы, Кузьмичи и Кузьминичны, мажоры на своих драндулетах и их соски. Райский сад в миниатюре. Чудеса веганства.
Найдя свободный пятак, я расстелил свою куртку. Усевшись, мы начали ломать панцири ракообразным и с жадностью, почти не жуя, глотать белое, с коричневым отливом, мясо. Через пару десятков особей, когда «свин» немного отступил, мы открыли по пиву, стукнулись горлышками бутылок и сделали по большому, обжигающему холодом глотку.
- Что задумался, - обратился я к Фафе, сворачивая голову очередной медведке.
- Да магазин этот, - сказал он, после чего глотая, надолго запрокинул бутылку.
- Будет что в Магадане рассказать. А я тебя прикалывал, как однажды не прошёл на «11 друзей Оушена». Я, правда, тогда был в дым и с ирокезом…
- Ты рассказывал, - безучастно ответил Саша, щёлкая ногтём большого пальца по горлышку.
- Ладно, что тогда не так?
- Тебе самому не тошно?
- Объяснись.
- То, что тебе скоро четвертак то, что ты ничем не занимаешься, что тебя даже в ****ый овощной не пускают, ты уже на бомжа похож.
- Это – даже не вопрос, это – предъява,- сказал я, доставая из пакета новую жертву,- тебе нужен ответ или просто надо было пар спустить?
- Ответь, если есть что.
- Не интересно.
- Что тебе не интересно?
- Если ты не заметил, Александр Юрьевич, жизнь состоит не из одних овощных и…
- Может ты жрать бросил?
- Может, ты не будешь меня перебивать?- с вызовом сказал я.
- О, конечно же, продолжай,- добавил Саня сарказма, в наш диалог.
- У тебя своя жизнь, у меня своя. Ты много на себя берёшь, если вдруг подумал, что я про свою, что-то не понимаю. Я надеялся, что у моего друга то, хватит такта, не лезть с полезными советами.
- Да, ты всё толково объяснил, никаких вопросов.
- Тебе что, ящик орбита на голову упал? Я всегда был таким. Или ты забыл, Нострадамус, как предсказывал, что я не проживу больше 20 и своей смертью не умру.
- Ой,- морщиться он,- это был просто прикол по юности.
- Охуительно смешно. Или что ты думаешь, мне сложно просохнуть, привести организм в порядок, устроиться на работу в тот же «рог», пойти на заочку, пить с нужными людьми, только хороший алкоголь, найти себе постоянную мадам, одеваться по-человечески, не знаю ээ, читать GQ, что ещё машина, квартира…
- Ну, сделай Саша, сделай. Если это так просто, как ты рассказываешь, сделай. Удиви всех.
- Ты меня не слушал.
- Да я весь, на *** – одно большое ухо,- повысил он голос.
- Не,- сделал я паузу и дальше произнёс по слогам,- ин-те-ре-сно.
- Опять, ****ь, двадцать пять, что ж тебе интересно?
- Может тот фарш из говна, в который я перемалываю свою жизнь, помогает тебе оправдывать свою? - сказал я и мгновенно пожалел о произнесённом.
В этот момент подошёл Иван с Олесей. Наша с Фафой перепалка, сама собой сошла на нет, эта информация, не предназначалось для согрева чужих ушей. Ваня появился как рефери, который развёл нас по разным углам ринга. Мы поздоровались, я познакомил их с Фафой. Иван акцентировал внимание на моей бороде, в ответ получил что-то в роде: «партизанская война с фирмой gillette». Он начал о чём-то рассказывать, я думал о своём и только кивал время от времени.
Олеся молчала и улыбалась, Фафа смотрел на море, я лишь прикидывался собеседником, прокручивая снова и снова Сашины обвинения. Медведки молчали. Они молчали, когда их ловили, не пискнули во время варки живьём, остались немы при заморозке, посчитали выше своего достоинства, что-то говорить, став предметом торгов. И благоразумно решив, что ****еть уже рано, лишь похрустывали панцирями в то время когда им откручивали головы и вынимали внутренности. Говорил только Иван, я не знал о чём, но был несказанно рад его спичу. Чем дольше он будет в эфире, тем вернее мы остынем. Но гитлерюгент, сказал, сколько сказал, отказался от пива и морепродуктов, вжался пальцами в мои запястья и ретировался.
Мы молчали, тем тяжелым молчанием, что порой предшествует трагедии.
- Что, за дружбан ? – спросил Саша не переставая смотреть на море.
Он сменил тему – это есть хорошо. Значит ему тоже не в жилу наша перепалка.
- Да так,- махнул я рукой,- "арийский храбрый воин, в жопу всех ****ь достоин".
Фафа засмеялся. Мне всегда нравился его смех. Услышав что-то с претензией на шутку, он издавал короткий смешок. Этакий акт доброй воли. После него шла пауза в секунду или две и если шутка казалась ему смешной, он начинал выпускать очереди смеха, количество которых зависело от того, насколько он оценил юмор.
- Это как?
- Да молодой ещё, детство в жопе играет.
- Молодой? Да ему ж, года 23.
- 18, только стукнуло.
- 18! Ни *** себе конь,- удивился Саша.
- Ага, запасной конь Адольфа.
Саша снова засмеялся, выпустив после предупредительного, только две очереди.            
- Даже если не сечь в идеологии и истории, знаешь, как можно понять что дело не чисто?
Фафа молчит, тем молчанием, которое означает, продолжай.
- Как десятку лысых долбодятлов может удаться то, что не  удалось военной машине третьего рейха?
- Ну да,- кивнул он головой. И после,- да пожалуй.
- Такая мама-экспансия, свой-чужой. Но, хоть это и ***ня для детсадовцев. Штаны на лямках. По мне уж лучше так…,- неожиданная догадка, щёлкнула попкорном в мозгу,- такой вот Ваня ничем не лучше и не хуже, этой ****ы с магазина и ей подобных.
Фафа ничего не ответил, я ступил на тонкий лёд, и что б избежать продолжения недавнего диалога, надо было быстрее убираться с него.
- Я заметил, что когда я в норме, девушки на улице, машинально поправляют волосы. Скорее инстинкт, но всё же. А когда я в пике, девушки завидев меня, крепче сжимают ручки своих сумочек.
- Я не удивлен,- сухо сказал Саша.
- Как-то помню, иду, изрядно подуставший. Навстречу дама, ухоженная, одета дорого, миловидная, лет тридцать пять. Видит меня, сумочку хочет плотнее к боку холёному прижать. Движение руки, бац в глазах испуг, заметалась.
- Почему?
- Видимо сумочку в машине забыла.

Доев и допив, мы покидали все отходы в чёрный пакет и выкинули его в бак у синематографа. На предмет освежиться мы зашли в кинотеатр «Океан». Бесплатный туалет, массового пользования.
Фафа остановился у касс:
- В кино пойдём?
- На твоё усмотрение,- обронил я и решительно двинулся к удобствам. На втором этаже мужчины быстро делали свои дела, споласкивали руки и выходили, не создавая очереди. Я вернулся на первый уровень, когда Саша отходил от кассы. Он вручил мне билеты, а сам пошёл в санузел.
21:20, большой зал, «Трансформеры», ряд-место. Бывают в киноиндустрии чёрные, для меня полосы, когда выходит сразу несколько лент и они не то что бы плохи, просто ни одну не хочется смотреть. Я изучил сегодняшнее расписание сеансов, этот фильм был в нём не самый плохой, просто самый длинный. Нужен был допинг.
Вернулся Саша. Я отдал билеты. В волосках, что росли на его пальцах, запутались несколько прозрачных капель.
- У нас ещё, больше часа. Чем займёмся?- спросил он, убирая картон в портмоне.
-  Обезболимся? Я кибернетику без анестезии не потяну.
- А где?
- Было бы желание.

В центре не мало мест, где можно употребить. Почище, потише, с видом и без. Одним словом: кто на что учился. Продвигаться в такой массе людей – уже стресс, так что площадка должна быть невдалеке и с минимумом палева. Сегодня у меня было настроение для «круглого дворика».
По левую руку от нас находилась мусарня, во дворе «серые» выгружали из бобика двух прилично одетых кавказцев с разбитыми лицами и почему-то без ботинок. Те, что-то пытались объяснить, ворочая непослушными окровавленными ртами. Но сержант лишь легонько подталкивал их дубинкой к крутой лестнице, ведущей в здание. Мы немного попетляли дворами, дошли до жёлтого дома, в котором согласно табличке, родился лысый парень из «великолепной семёрки». Спустились по лестнице и оказались перед круглой клумбой, выложенной брусчаткой, дорожка огибавшая её была из того же материала. На клумбе росли яркие цветы, названия их я не знал. По периметру, от посторонних глаз, место было защищено палисадником. По бокам от входа стояли два пластмассовых мусорных ведра. За местом ухаживали какие-то старушки из близ лежащих домов. Граффити, разбитые бутылки, бычки, шелуха от семечек: всё это оставалось за пределами этого места. Любому кто заходил сюда по своим делам, мысль о том, что б даже плюнуть под ноги казалась кощунственной. Деревья, конечно, удобрялись регулярно, но я думаю это им шло только на пользу.
В дворике сидело пять молодых людей от 16 до 19, три девушки и два парня, сидели и пили вино из тетрапакетов. При нашем появлении они напряглись и затихли, как по команде. Нам тут явно были не рады. Осталась только песня в чьём-то телефоне – Arctic Monckeys, вроде Dancing Shoes.
Мы упали на парапет. Фафа качнул головой в сторону меломанов. Его жест я понял как: Гвоздь, как-то мне не по себе, совращать молодежь своими противоправными действиями. Подавать дурной пример и подспудно швырять их неокрепшие тела и души в лапы международных наркосиндикатов.
В ответ я только махнул рукой, достал из куртки, изрядно помятую гильзу, слегка сдвинул папиросную бумагу и, выдув весь табак в ближайшие кусты, протянул заготовку Фафе. Это можно было расценить как: забей на Фэн-шуй и в папиросу.
- А менты?-  тихо, с сомнением в голосе спросил он.
- Не беспокойся, если мы вдруг всё скурим, они нам сами на карман подбросят. Делай дело, я на фоксе. Чур чего начну петь «Боже царя храни».
- Слова то знаешь?
- Первое четверостишье. Больше и не понадобиться.
Круговыми движениями, по правилу буравчика, Сандер наполнял папиросу. Время от времени он, трамбуя, постукивал бумажным мундштуком по ногтю большого пальца. Компания делала вид, что ей нет до нас никакого дела. Но я, между делом, замечал их вороватые, молниеносные, якобы вскользь пущенные взгляды.
Саша закончил. Пока он сворачивал рабочую часть косяка аккуратным конвертиком, я, перестраховавшись, схоронил остатки под ближайшим камнем, подходящего размера.
Взяв у меня зажигалку и крутанув штакет, между губ смоченных слюной, Фафа взорвал. Действовать надо было на верочку. Пока не наступил легалайз, важнейшим видом транспорта для нас являются паровозы.
Густой тягучий дым, по очереди заползал в наши лёгкие, заполняя под завязку оба бака. Мы кашляли им, уже изрядно отфильтрованным, наполняя дворик запахами травы и растворителя. Вырвав свой необходимый максимум, мы сидели на бордюре и делая по напасику, передавали друг другу осточертевшую папиросу.
В чужом телефоне играл последний альбом «Ляписов». Отколовшись от коллектива, к нам подошла девчонка и встала в полутора метрах от нас, ничего не говоря. Мы, в свою очередь тоже молча, смотрели на неё, припадая к остаткам нестлевшего кумара. Розовая чёлка закрывала левый глаз, ниспадая на премиленькое личико, нижняя губа её была проколота в двух местах. Вся она была так трогательно угловата, а открытое для просмотра око, было таким по оленьему диснеевским, что не могло быть и речи о том, что бы ей отказать.
Когда папироса вернулась ко мне, я приподнял её, на уровень головы и вопросительно посмотрел на подругу. Она в свою очередь улыбнулась, чистой и невинной улыбкой, активно закивав, приводя в движение свою разноцветную гриву.
- Вином нас не угостишь, а то такая ядрёная что, аж  горло дерёт,- сказал я, выдыхая дым.
Два раза повторять не пришлось, девушка дёрнулась к друзьям, которые впрочем, всё прекрасно слышали и уже наполняли два стакана белого пластика, красным. А спешить было ради чего. Фафа по принципу 37года: «Лучше пересрать, чем недосрать», забил много и спрессовал плотно. В снаряде оставалась ещё добрая четверть. Не прошло и 20 секунд, как девушка образовалась перед нами. Саша, взял из её рук стаканчики. А я сказав:
- Спасибо сестрёнка, - отдал ей косого.
Она так же быстро, как и в первый раз умчалась к своей компании, которая решила добираться тем же транспортом, что и мы.
Фафа сказал: «Дзынь», когда чокнулись стаканчиками. И теперь уже мы, потягивая вино, поглядывали на бражку. Я смотрел на эту девочку. Ну как такой откажешь? Кто из нас в школе натрахался досыта? Если б мне, такая в школе давала, я б космонавтом стал или директором зоопарка. Подпись: Гумберт Гумберт.
Я смеюсь, тихо сам с собою, меня взяло и Фафу то же.
- Чё,-  он спрашивает меня, пересиливая смех.
- Гумберт Гумберт.
Теперь мы смеёмся уже вместе. Молодняк докурил и ожидая эффекта, наблюдает за нами. Надеясь на добавку. Но хорошего понемногу. Допив вино, мы отдаём пластик. Я поднимаю кулак в воздух и не к кому толком не обращаясь, говорю: «no pasaran». Немного театрально, но мне захотелось. Поднимаясь по лестнице, мы слышим за своими спинами: «удачи, удачи…»
У нас красные глаза и дебильные улыбки, мы превосходно вписываемся в пейзаж. Садимся на скамейку возле «союза писателей», я закуриваю, Саша достаёт телефон, смотрит время. Время не жмёт.
- Может по молочному коктейлю?- предлагаю я, опережая Сашин вопрос: «чем займёмся».
- Да,- и снова, но уже уверенней,- да,- говорит он, поднимаясь ,- далеко?
«Баскин Робинс», примерно в пятнадцати метрах от скамейки, с которой мы только что встали. В заведении, нет посетителей, не считая гигантской поролоновой мыши, которая трудиться тут наружной рекламой. Мышь сидит в углу, положив гидроцефальную голову на стол, и пьёт кофе. По телевизору, подвешенному к потолку, показывают «Утиные истории». Девушка в фирменном фартуке и козырьке, здоровается и спрашивает : «что мы хотим»? В данный момент я хочу всё. «Дайка мне, друг, на палочке». И в стаканчике, давай. Жевать мне сейчас как-то не с руки. И я выбираю молочный коктейль. Наиболее приемлемой мне сейчас кажется еда только зелёного цвета, и поэтому я заказываю «лаймовый лёд». Саша тоже останавливается на коктейле, но не слишком удачно, к трубочке ему дают ещё и ложку, жевать ему придётся так и так. Мы садимся у окна, потягивая наши напитки и смотря на прохожих. Мне немного не по себе, от того что приходиться сидеть в одном заведении с какой-то грустной пакистанской мышью, без головы. Но не проходит и двух минут, как грызун надевает черепушку и выходит нервировать прохожих.
Месиво такое густое, что от усилий, которые прикладываешь для его втягивания, сводит лицо. Сладкая мука. Хочется, чтоб она не кончалась. Наблюдая как жидкость медленно убывает из стакана, стараюсь не грустить, жить нынешней секундой, не загадывая. Преступление – минором портить, себе же удовольствие. Печаль моя светла. Этот нектар даже слаще, чем ****ь несовершеннолетнюю.
Прямо перед нашей витриной, трое подростков в джинсах и олимпийках, в два удара, сбивают мышь с ног, пинают секунд десять и врубают ноги. Фафа доедает что-то, со дна, розовой ложкой.
- Как тебе?- спрашиваю я, выбрасывая свой пластик в ящик.
- Мне вкусно.
Мы выходим на улицу. «Девушка с коктейлями» помогает подняться, отмудоханному куску поролона, пытающемуся открутить себе башку. Синхронно с этим она грязно ругается на свой сотовый.
- Что-то стало, холодать,- говорит Фафа.
- Куртку, дать?- спрашиваю.
- А ты?
- Я морозоустойчивый.
- Ну, давай.
Саша одет в лёгкий свитерок с кислым ромбиком. На мне зелёная майка с коротким рукавом и Хо Ши Минном. я отдаю ему свою немецкую куртку. Мне совершенно не холодно, тут не обошлось без закалки организма. Всё к лучшему.
- И лапать положи во внутренний,- говорю.
- Да задний карман – чужой  карман.
Он надевает бундесверовскую куртку. Он перекладывает бумажник. Он  делает лицо «так и знал». Он поворачивается ко мне и спрашивает, не надеясь на положительный ответ, скорее для формы:
- Ты пакет забрал?

Компания куда-то ушла. Заочно простившись, я поднял заветный камень. Мы не сорвались наперегонки, к нычке. На месте – хорошо, ушла – ещё лучше. Я приподнял камень. Хорошо. Что ж повезло. Я был уверен, что наши соседи, первым делом ломанутся к хрону. То ли они не заметили моих манипуляций, то ли так же как мы, забыли. Я отряхнул завертон от земли и передал Фафе.

Отстояв очередь, мы взяли: два больших стакана колы и ведро кукурузы, сдачу нам дали леденцами.
Мы прошли в зал одними из первых, не было большого желания праздно шататься  по «Океану» в ожидании начала кина. Фафа отдал мне куртку. Заняли свои места и приступили к облому, наблюдая за тем, как подтягивается публика. Был в этом зрелище, мазок чего-то неотвратимого. Моль, таранящая раскалённую настольную лампу, бодяженные спиды исчезающие, в неразборчивых ноздрях, кесарево сечение.
Людей становилось всё больше и больше. Зал наполнил обычный предсеансовый гул, по рядам поползли запахи кукурузы, газировки, контрабандно пронесённого пива. Свободных мест становилось, всё меньше и меньше, пока, наконец, не осталось вовсе. Совсем. Кроме одного, слева от Фафы.
Прозвучало последние объявление, в зале медленно погас свет. Пошла реклама, потом трейлеры. Последнее, что я помню это фразу: «Как бы Иисус поступил на вашем месте?» или что-то в этом духе.
Я увидел Владимира Ильича Ленина. Такого, каким его изображали в детских книгах. Он сидел в вагонетке стилизованной под гроб, которая медленно поднимается по рельсам «американских горок». На коленях его расположился лысый ребёнок в грязной набедренной повязке. Малыш явно страдал дистрофией. У него была  непропорционально большая голова и вздувшийся живот. Всё остальное – кости туго обтянутые кожей. По его телу ползали мухи, которых он даже не пытается согнать. Он, не моргая, смотрел на Ильича, во всём его облике читался ужас. С фирменной хитринкой в глазах Ленин, достаёт из кармана жилетки, опасную бритву и говоря: «Пока народ безграмотен, важнейшими из искусств для нас являются кино и цирк», вырезает у ребёнка на лбу маленькую букву Z.
Я просыпаюсь от того что кто-то трясёт меня за плечо.
- Дай пройти,- говорит Фафа, и я поджимаю ноги.
Он возвращается с девушкой, которая садиться на свободное место. Билеты были сложены гармошкой, и  теперь мне становиться понятно, что их было не два, а три. На экране махаются два гигантских робота. Чего ещё ждать от фильма с таким названием? Я смотрю минут десять, после чего меня опять рубит.
Я вижу того же ребёнка, он абсолютно голый, его глаза выколоты,  на впавших щеках, замерли подтёки засохшей крови. На коленях перед ним стоит солист U2 и теребит его ***. Маленький приборчик, безволосый, со сморщенными яйцами. Боно работает рукой, зарывается лицом в смуглый пах, берёт в рот, где член флюсом вздувает щетинистую щёку. Гитарист, в своей вечной «пидорке», что то царапает на лбу жертвы. Для этого он используёт сломанную пополам пластиковую карту. Занятие для терпеливых.  По одной и той же линии приходиться водить десятки раз, прежде чем проявиться результат. Ребёнок поворачивает голову, так что я вижу новые буквы OOROPА и картавя произносит: «нет такой подлости на которую не пойдёт капиталист ради 15% прибыли».
Я просыпаюсь от того, что не могу дышать Фафа убирает пальцы с моих ноздрей и говорит:
- Не храпи.
До конца сеанса я изо всех сил стараюсь не заснуть, и мне вполне удаётся. Не слежу за сюжетом, просто жду, когда фильм закончиться. На это уходит где-то полчаса. Оказывается, я спал дольше, чем думал.
Выходим на улицу, спускаемся по лестнице и оказываемся перед центральным входом. Лично мы не знакомы, я видел её только на нескольких снимках с прошлого нового года. Миниатюрная, ладненькая, блондинка, её волосы собранны в тугой узел. На ней платье наверно из MNG, такое де шестьдесят мохнатый. В нём она немного похожа на Твиги. Вообще она больше – фарфоровая балерина с крышки музыкальной шкатулки, нежели живая женщина. Слишком хороша, если бы не несколько шрамов от юношеских прыщей, на лбу, старательно замазанных тоном, её б обязательно кто-нибудь пристрелил, приняв за андройда.
Фафа нас знакомит. Моё «привет», она не игнорирует, однако в ответ булькает что-то не поддающееся дешифровке, состоящее из одних согласных. Видимо мой внешний вид резко контрастирует с Сашиными рассказами о себе.
- Ну, я пошагал, пожалуй,- говорю я, заполняя затянувшуюся паузу.
- Уже,- с наигранным сожалением, спрашивает Фафа.
- Да,- говорю я, театрально потягиваясь и зевая,- устал мрак, баиньки пора.
- Ну, давай, звони.
- Удачи,- мы жмём руки, я прощаюсь с Васей и спускаюсь по лестнице, застёгивая на ходу куртку. Пальцы плохо слушаются, и пуговицы то и дело не попадают в петли. Из-за праздника автобусы всё ещё ходят, развозя отгулявших владивостокцев и гостей города.
Почти уверен что, в данный момент, Фафа отчаянно врёт по поводу меня. Хотя может сегодня у него абсолютно не ёбкое настроение, и он говорит девушке чистую, как после приезда тёти Аси, правду.
Не смотря на поздний час в городе ещё полно народу. Я решаю дойти пешком. У меня есть немного денег, но для алкоголя, нет настроения. Одно из неудобств этой куртки заключается в том, что в ней нет карманов, куда можно положить руки. По юности я их отморозил  в следствии они стали очень чувствительны к перемене погоды, и низким температурам. Я засовываю их в передние джинсов, что немного мешает при ходьбе.

Оно того не стоило. Ага, как же. Мы просто глупые богомолы, которым откусили башку. Влюблённые в собственные фрикции, годные лишь на корм самкам.  Капля спермы, треть капли мозгов. Наше счастье, что хоть сперма у нас есть. Это наш оберег, право на жизнь. Тот день, когда мы окажемся не нужны для деторождения, можно считать днём смертной казни для мужчин земли. Я вижу серьёзные основания, что б ни пускать дам в науку. Особенно в медицину и генетику. Рано или поздно они нас загондошат как социально вредных и чуждых классово.
Но сейчас меня интересует другая возня, почему в моём сне Ильич не картавил?


Глава 12

Час, может час с небольшим занял у меня путь до дома.
Ночь. Красные цифры, на уличном термометре, определяли температуру воздуха в 20 по Цельсию. Холод выворачивал и выламывал мои суставы и кости. Это был мой личный холод, не имеющий ничего общего с окружающей средой. Я был слаб, каждый шаг давался мне с трудом, шагов было много. Мыслей не было. Оставались: конечная цель, кратчайший маршрут, предполагаемое время в пути, боль и усталость. Хотя в самом начале я чувствовал небывалый прилив сил, отличное настроение, как после хорошего «Э». Мне хотелось петь и танцевать. Это продолжалось не долго, минут десять-пятнадцать.   
Я не подумаю об этом завтра. Я не буду думать об этом послезавтра. Лучше об этом вообще не думать. Лучше, но нереально. Если и это не точка не возврата, то мне страшно представить, в какой та находиться плоскости, за какими нормами и понятиями. Хотя это только так говориться. На самом деле мне ни сколько не страшно, мне наплевать. Я верю в закон сохранения энергии, верю в то, что угол падения, равен углу отражения. Рано или поздно мне придётся держать ответ, в той или иной форме. Но в данную минуту, мне всё равно. Я словно галл, который тащит на спине огромный валун и чувствует, как заканчивается действие волшебного напитка. Ничего кроме дрожи в коленях, сейчас не имеет значения.

Ну вот мы и дома. Со временем, начинаешь называть домом любую конуру с крышей, печкой и унитазом. Конуру, из которой тебя никто не гонит. Мне сейчас не уснуть. Достаю из морозилки литр, из холодильника все, что сойдёт за запивку и тащу к компьютеру.
Надеваю наушники. Никаких музыкальных предпочтений. Я вырываю песню из папки, кидаю в плеер и не дослушав до конца, швыряю следующую.
Как обычно и бывает, когда хочешь напиться, ничего не выходит. Нервное напряжение настолько велико, что перемалывает градус в труху. Звук на предельной громкости выдалбливает редкие мысли. Пью одну за одной, много курю и слушаю музыкальные ошметки.
 
Я очнулся на стуле. Было ещё или уже темно. В наушниках, которые сползли на шею, надрывался Marilyn Manson со своей версией Sweet Dream. Это была единственная песня в листе, запрограммированном на репит, 4 минуты 54 секунды. Я посмотрел на часы и прикинул, что прослушал её не меньше восьмидесяти раз. Хорошая песня.
В бутылке оставалось грамм 300. Всё безалкогольное кончилось. Я размешал 4 столовых ложки мёда, в пол-литровой кружке воды, закурил, поставил Sweet Dream с начала и выпил.
На старые дрожжи. На голодный желудок. Эффект был лучше, чем в прошлый раз. Эффект был. Быстро опрокинув три рюмки, я теперь добавлял по чуть-чуть. Светало. В бутылке было достаточно – это успокаивало. Пить особо не хотелось, просто хорошо, что она вот тут стоит и в ней ещё достаточно водки, и сигареты. Их не очень много, но тут куча жирных бычков, и ещё больше тех которые можно распотрошить на самокрутки. И музыка, её много, очень много, а если станет скучно можно посмотреть кино или почитать. Позвольте представиться, Нармуль Нармалдыевич Заебца. Да спасибо, всё хорошо.

Бухла, всегда больше чем необходимо, либо оно кончается в самый неподходящий момент. У меня нет денег. Нет ни сил, ни желания выходить за дверь. Нужно выпить, если бы, хоть кто-нибудь знал как это мне сейчас нужно. Сука. Мне нужно ещё. ****ь. Хоть сто грамм. Я ищу деньги по дому. Пару мятых десяток и мелочь. 61,50. этого хватит на большую бутылку пива, но пиво не поможет, не сегодня.
Носки, где на ***, хоть одна пара? Одежду я не снимал со вчерашнего дня. Эврика! Как я раньше не додумался. Конечно.
Мою сковородку под холодной водой. Достаю из отделения для столовых приборов большой кусок марли, сложенный в несколько раз. Стряхиваю с него высохшие тушки мёртвых тараканов. Вынимаю из морозилки молоток и иду в душевую. На полке стоит три флакона с туалетной водой. Мне периодически дарят на день рождения или на новый год. Я очень редко пользуюсь ей, в основном для очистки монитора, от мушиного дерьма.
Выстилаю дно сковородки марлей. Снимаю чёрную прямоугольную крышку с первого бутылька, кладу его на марлю и бью сверху молотком. Коридор наполняется едким, концентрированным туманом Envy от Gucci, марля окрашивается в нежно салатовый цвет. Я выбрасываю крупные осколки, в пакет для мусора и снимаю крышку со следующего. Конусообразный со срезанной вершиной. После удара голубая жидкость вытекает из расколовшегося флакона oriflame GLACIER, я избавляюсь от битой тары. Из указательного пальца на левой руке идёт кровь, кровь капает на марлю, растворяясь в спирте и отдушках. Последний, на вид мощный, с деревянной крышкой. Lalique encre noire. Этим я даже не пользовался. Из глаз текут слёзы. У меня, получается расколоть его, только с третьего попытки.
Очистив марлю от стекла, я насухо выжимаю её на сковородку. Содержимое которой, переливаю в стакан, и изучаю конечный продукт на наличие инородных тел. Стакан, с мутноватой сильно пахнущей жидкостью, двоиться в глазах, но не в одном из них я не нахожу мелких осколков на дне.
Самое простое позади. Осталось всё это выпить и не вывернуться мехом во внутрь. У меня грамм 250, разбавлять их – значит лишь продлевать агонию. Маленькие шаты и следом большие стаканы с водой (пока не началось).
Я наливаю пол рюмки, гоню мысли о крепости и эфирных маслах, левой сжимаю стакан с водой. Банзай, камикадзе.
****ь меня в спину. Уф. Как гель для душа запить спиртом, а после закусить мылом. В глотке всё горит и вяжет, горечь не вымывается водой, но не смертельно. С шоколадкой было бы – самое оно. Пока не успел испугаться, повторяю. Закуриваю. Вот как я перестал бояться и полюбил «тройной одеколон».
На улице свежо, солнце только взошло и ещё не начало греть, ветер нежно шуршит листвой, всё так многообещающе, как бывает только когда, пьёшь с утра. Всё ещё может даже будет хорошо, может…
 
Я еле ворочаю своим телом, в стакане осталось на раз. Я выливаю в рюмку и опрокидываю в себя
Слюна, из моего рта течёт слюна, течёт на майку, падает на джинсы, нет никакого смысла её останавливать, я дышу, часто, как роженица, свежим прохладным воздухом из окна. Мне никак нельзя сблевануть, лучше обосраться. Это мой последний алкоголь. В моей голове проноситься:
«Благодарны губы запечатал гвоздь
Как бы что нечаянно не прорвалось
Обречённой рвоты непокорный вкус
Это небо рвётся изнутри кишок»
Надо же какие уголки памяти могут всколыхнуть изделия парфюмеров. И не подозревал, что помню это. Я выпиваю, стакан воды и ложусь на кровать. Лет, наверно, с 18 до 19,5 я слушал только Егора Летова. Дело было не в текстах и уж точно не в аранжировках, а в том, как он пел. В его хрипах, криках, стонах, под грязный гитарный бой или наложенных на инвалидные завывания самопальной аппаратуры. В них, видимо, я черпал то, чего мне не хватало в собственной жизни. Голос Летова меня завораживал. На тот момент у меня было с десяток его пластинок. Я слушал их полтора года, только их. А потом перестал.

Проснувшись среди ночи с жуткой изжогой и головной болью, я был всё ещё пьян. Размешав пальцем горсть соды в кружке воды, я выпил результат и в ожидании эффекта, сел на кровать. Давно, мне так сильно не хотелось убить себя. Это как острое желание покурить. Длиться минут пять, но если под рукой окажется сигарета, устоять трудно. Я обхватил себя руками и сильно сжал. Сложно найти причины для жизни, когда ты не к чему толком не годен, имеешь пару правил и к тому же не копишь на Бентли. Мне паршиво, я чувствую себя дерьмом, в общем, так же как и обычно, только сильнее. Дюже гаже.
Ночь, комары, изжога, остатки хмеля, смерть. Выпрыгнуть, через решетку, с первого этажа. Повеситься на турнике и ёрзать коленями, по линолеуму. Попытаться перерезать вены, раскуроченной безопасной бритвой. Подобрать шприц в подъезде и пустить по венам ветер. Дёшево и сердито. Можно даже сходить в аптеку и купить себе чистый баян. Но я не боюсь, подхватить перед смертью гепатит. Стоит только представить, как будут жалеть себя, мои родители.  И мне тоже становиться их жалко.
Право на суицид, должно быть закреплено конституционно. Каждый гражданин  РФ, достигший 18 летнего возраста, имеет право кончать себя на всей территории РФ. За пара суицид, смертная казнь. Хочешь обратить внимание на свои проблемы – иди на ***. Лучшее что я могу сделать, для человечества – это убить себя. И чем раньше, тем больше я принесу пользы. Но пока, воздержусь, никогда не любил человечество. Дождусь титров. Спать мне не хочется, уничтожить, себя всегда успеется. Тут лучше не гоношить. К самоустранению нужно подходить ответственно.
Я собираю по квартире мусор и запрещённое. Пустая пачка «Беломорканала», остатки еды и сигарет, металлолом (жалко, но я им особенно никогда не пользовался), баночку без опознавательных, на дне которой желтеет колёс двадцать реланиума, пол «матраца» феназипама, пустые бутылки и чёрные Rbk. Вместе с остальным мусором выношу на помойку. Это надо было сделать ещё вчера.
Время для генеральной уборки. В ванной я обнаруживаю, что дали горячую воду. Она течёт ржавая и холодная, отхаркиваемая по трубам вместе с воздухом, заставляя кран биться в эпилепсии. Я оставляю её стекать.
Отодвинуть то, что давненько не отодвигалось и протереть там, куда не ступала лапа таракана, заняло у меня 3,5 часа. Квартира теперь выглядит вполне пригодной для жизни. Не считая множества сигаретных подпалин на полу, вполне пристойно.
За кроватью, из стены разделяющую ванну и комнату, растёт гриб. По цвету он похож на  выдохшийся пеногерметик. Тонкая ножка пробивается из под плинтуса и стелется по линолеуму, переходя в массивную шляпку. Он не выглядит как съедобный, но пусть будет.
За время уборки с меня сошло семь потов. Я споласкиваю тапки и становлюсь под душ.
Мне долго не удаётся настроить температуру воды. Получается то прохладно, то слишком горячо. 20 минут уходит на бритьё, отсутствие щетины вскрыло несколько свежих прыщей на лице. От долгого стояния в одной позе, у меня болят ноги. Беру с полки щипчики и садясь на дно полоскали, отстригаю 20 полумесяцев. Я моюсь уже 4й раз и всё равно ощущаю себя грязным. Я брею подмышки и ополаскиваюсь холодной водой. На чистку ушей у меня уходит 10 палочек. Правое ухо оказалось в 2 раза чище левого.
Я трамбую вчерашнюю одежду и грязное бельё в сумку, завариваю чай и включаю компьютер.
Кто этот человек? Зачем он писал этот рассказ? Что он хотел сказать и кому? Он потратил на него кучу времени (намного больше, чем требовалось) он даже не закончил его. Кому это может быть близко, кого это заинтересует, хотя бы развеселит? Самое худшее что Автор – я. Я перечитал написанное три раза. Чем история должна закончиться, если ей и завязываться не следовало? Начав читать в четвёртый раз, и оборвав себя в начале 2й страницы. Вышел и удалил с шифтом «документ 1», мимо корзины. Кто-нибудь, рано или поздно поднимет этот вопрос и дойдёт до конца. Не исключено, что многим это уже удалось. У меня же подгорело.
Я ставлю Бетховена, беру влажную губку и начинаю протирать листья цветка. Рассвело, и я жду часа открытия прачечной.

Уже начал забывать, как хорошо пройтись по утренним улицам, летом. Все либо на работе или ещё не встали, на худой конец трамбуются  в пробках. Лоточники, ларечники, ханыги, раскладывают свой товар, кто на прилавках, кто на картонных коробках. Не опохмелившиеся ещё, с плохо скрываемой ненавистью глядят на уже. Ветер играет с мусором. Изготовитель ключей, от нечего делать, курит конвейером. Торговые представители, раскидывают по точкам, ящики с пивом и газировой. Народ на остановках ждёт свои номера. Кисло – сладко пахнет от ларьков с корейскими салатами. Инвалиды заняли места под водопадами копеек. В лицах людей надежда. У кого побольше, у кого поменьше. Люди верят.
Некоторым сегодня выстрелит, кому-то станет ещё хуже. У большинства же всё пройдёт как обычно. Надежда будет  медленно испаряться с их лиц в течение дня, что б завтра опять засиять после первой утренней чашки кофе.
Дверь в прачечную закрыта. Присев на сумку, жду минут 5. Подтягивается «жена маньяка», отпирает, и мы проходим. Первый раз здесь так тихо, даже не привычно. Я отдаю вещи, в очередной раз напоминаю свою фамилию, отказываюсь от бланка, деньги после, прощаюсь и ухожу.
На обратном пути покупаю пакет кефира, доширак и жвачку. 

Высадка с моря. Мой последний сон. Взвод стоит на берегу, я оборачиваюсь и вижу девушку по пояс в воде. На ней чёрный купальник с гавайским рисунком. Развернувшись лицом к берегу, я не обнаруживаю своих товарищей. Раздается взрыв. Бегу на звук. Дальше сон напоминает шутер с плохим движком. Всю ночь ношусь между квадратных пальм. Натыкаюсь на военных из других рот, мне стыдно признаться им в том, что потерял своих. И я продолжаю бегать до пробуждения, во всех направлениях.
Я жду.
Чем хороши «затяжные прыжки» в чаны с кипящим дерьмом. После них (если не убьёшь себя) всегда хочется стать лучше. Это обычно продолжается до тех пор, пока не выйдешь на дозапойный уровень, по основным показателям. Чтоб снова оставить парашют в  летящем самолёте и прыгнуть в следующий чан.
Я жду.
Первая половина дня, тянется мучительно медленно, как 1е января. Время же до ночи, проноситься накокаининым гепардом. Все дни слились в один. В этом дне я сплю, если устал. Моюсь, если чувствую что запылился. Ем по часам.
Я жду.
Питаться, нет никакого желания. В котлах я установил 3 будильника. На 9, 14 и 19 ноль. Завтрак обед и ужин. Я заставляю себя есть. Из еды у меня только крупы и кетчуп. Я ем строго по графику, три раза в день. Пью три кружки чая в день, съедаю приблизительно 150г. кетчупа в день. День за днём. Когда я избавляю организм от излишков жидкости, запах, что бьёт в ноздри, напоминает о том, из чего состояла последняя трапеза. Гречка пахнет гречкой, чечевица западает чечевицей, если пахнет простой мочой, значит – это были рис или макароны.
Я жду.   
Пью витамины три колеса в день, после еды. Делаю зарядку, по чайной ложке, перед едой три раза в день. Мозг помнит сколько раз тело, могло подтянуться, присесть и отжаться.  Мозг надо окстить. Не торопясь набирать прежнюю форму. Раз, от раза увеличивая нагрузки и давать телу отдых, когда оно об этом просит. Гулять по ночам. До центра и обратно. Дышать воздухом, разминать ноги, надеяться. На смерть быструю, лёгкую. Не исключать многочасовой агонии, медленно вытекающей из туловища вместе с жизнью, растекающеюся по грязному асфальту, тёмно бордовой вязкой лужей.
Я жду.
Для меня не проблема часами наблюдать за белыми точками на моих ногтях. Точками, означающими, нелады с насосом для крови. Если смотреть достаточно долго, видно как они медленно ползут к пропасти.
С утра до вечера вертеть в руках parker frontier. Фафин подарок. Стальная, с фирменной ёлочкой. Колпачок слегка разболтался и стержень пора бы заменить. Мне она бесконечно дорога. Саша подарил мне её, когда я поступил на журфак. Два года назад. Мне кажется, с тех пор прошло 2 раза по 20 лет.
Народная мудрость гласит: нет ничего хуже, чем ждать и догонять. Херня. Ожидайте перехода на следующий уровень ожиданий. Спасибо что не кладёте трубку. Наш звонок для вас важен.
Вся жизнь – ожидание. Детсад, пробки, очередь в  женский туалет, задержки рейсов, школа, дата релиза нового альбома, СИЗО, КПЗ, третий курс, барыга не берёт трубку, сто дней до приказа, пять дней в трюме торгового судна, всю жизнь на севере, «ты кончаешь?», 96%, летучка в кабинете начальника, «когда я уже смогу носить бюстгальтеры?», «это блюдо готовиться час двадцать», скорей бы весна, Красноярск 427км, скорей бы зима, мы вернёмся после небольшой рекламной паузы, «и сроку тебе, сука, неделя, понял?», десять лет выдержки,  ремиссия, легалайз, удар гонга, ядерная зима.
Типичное бытие – это ожидание увеличения зарплаты на двадцать евро, переезда в новый офис с видом на скотобойню.  Поиск девушки на размер груди больше, предшественницы, машина длиннее на пять сантиметров.
Если вдруг изобретут телепорты, паспорт можно будет получить за час, а женщины станут собираться не дольше 10и минут. То "всем ****а – никому не езда." Куда девать прорву бесхозного времени, недостаток которого (якобы) душит любого, кого не спроси? К чему это приведёт? Алкоголь, наркотики, х\ф Роки ч.7, промискуитет, смертоубийства, религиозный фанатизм, 100% явка на выборы, войны, эпидемия самоубийств,  банкротство компании KOYA.
Догонять. Обычно вся энергия тратиться на сокращение расстояния с движущимся объектом. Ну догнал ты и чего? Не знаю, все побежали и я побежал. А чего хотел? Не знаю, а что есть?
Я сижу на попе ровно.
Я жду.
Стану ли я копать себе яму, под дулом автомата? Вырвал бы у жизни полчаса или час, (в зависимости от грунта). Стал бы делать работу за палача? Сидя на кровати и вращая ручку между ладоней, я говорю: нет. Изменю ли я свой ответ с лопатой в руках? Надеюсь, нет. Работа – это для лохов.   
При нападении собаки, надо резко крутануть ей ухо (там находиться туча нервных окончаний), ударить пальцами по глазам, и пользуясь секундной форой сломать шею. Это теория. Смог бы я применить её на практике?
Что я буду делать, когда за мной придут?
Я жду.
Никотиновая ржавчина постепенно сходит с указательного и среднего пальцев, правой руки.
Я жду.
Я бегаю по вечерам. Каждый вечер. Одежда не успевает полностью просохнуть за сутки и уже через несколько дней в квартире стоит "кумар, как в лыжной секции". Во время второй по счёту пробежки у меня начинает идти носом кровь. Я чувствую, как по моим губам течёт что-то прохладное, шелковистое. Вытираю рот ладонью, которая в тот же миг становиться багряной. Я не останавливаюсь, я продолжаю ускоренное перемещение в пространстве, не обращая внимания на таращащихся. Через десяток кругов, кровь останавливается. А когда я прибегаю на базу, от юшки не остаётся и следа. Всю её смыл пот.
Это не удаление от чего-то и не приближение к чему-то. Это просто бег по кругу. За бесплатно. Для удовольствия. Во время очередного марафона я придумал аналогию со своими действиями. Я блоха, которая скачет по собаке, схватившей себя за хвост.
Несколько раз я наблюдал за, лучшими друзьями человека, которым это удалось. Явление это довольно редкое. Не такое как конец света, конечно, но и не выпуск новостей.
Условно процесс можно разделить на три этапа.
Барбос кружиться в стремлении поймать свой хвост.
Все псы, что уже попали в рай, устают наблюдать за этим и посылают, неугомонному, щепотку удачи. Хвост оказывается в пасти.
1 этап: «О, ни ***!». Думает «счастливчик» и сильнее смыкает челюсти.
2 этап: «А, на ***?!». Взвывает и выпускает из пасти прикушенный хвост.
3 этап: несколько секунд на обдумывание и снова мы видим собаку, которая мчится за своим хвостом. 
Я жду.
В связи с моей физической активностью, запасы еды, тают чеширским котом. Я выучил наизусть телефонные номера родителей и Кермита (его отец адвокат).
Я жду.
14:04. Завариваю пачку «доширака». Это последняя еда в доме. Я надеялся кому-нибудь понадобиться, до того как придётся, "последний *** без соли доедать". В коробке две пластиковые вилки – похоже на хорошую примету. Там на улицах полно еды и всего что может понадобится. Гораздо больше, чем необходимо. Сегодня, я одолжусь, толикой малой.
Пробегаю взглядом по корешкам книг, на шкафу. Надоело. Надо зайти в книжный.
Бреюсь, глажу, 509е, майку попросторнее, вдеваю в джинсы ремень, мою чёрные найки, выхожу на улицу.
Я устал ждать.
Учебник городского партизана, настаивает на том, что даже обычные покупки, герилья, должен совершать в другом районе. Вся эта кухня устарела, как лет 15ть уже. Кроме того я честный малый. Шутка. 
Захожу в «Книгомир» на первой речке. Ворота тут уже поставили, а чипы пока не подвезли. Беру «Удушье» в мягкой обложке и «В дороге» Керуака (давно хотел почитать).
По пути в отдел уценённой литературы, прихватываю свежий журнал о мобильниках. Дав придти в норму сердечному ритму, не спеша выхожу из магазина. «Тихо с****ил и пошёл –  называется, нашёл». 
Голод сосёт желудок. Я заливаю его пустым чаем, в ожидании ночи. Это пятая или шестая книжка «Удушье», что проходит через мои руки. Я не жадничаю и прочитанные книги, отправляю ниже по течению народных масс. Но люблю перечитывать понравившиеся, поэтому отдавая некоторые, подчёркиваю, что их нужно вернуть. Это пятая или шестая книга «Удушье», что проходит через мои руки. Никогда нельзя недооценивать человеческую жадность. Главное что б семена упали в благодатную почву. А уж что послужит причиной цветения, 10 рублей или 10 тысяч не так важно. Если мои действия можно квалифицировать как, хищение капиталистической собственности, в особо мелких размерах. Поступки же этих людей, не назовёшь иначе как, мошенничество и злоупотребление доверием. По простому – крысятничество. Воровство у своих. Хотя какие они мне, в гланды, свои?
Это моя любимая книга Паланика. Прейдя домой, сперва взялся за Керуака. Но после 64 страницы, я просто устал давать автору шанс за шансом. Закрыл книгу и поставил к остальным.
Раньше я дожимал любой бред, до финальной точки. Но с год назад завязал. Жалко тратить время. На дуратские книги, на одинаковых людей, на скудную музыку. Терзать себя, потому что это модно, культово, классика, об этом говорят все, мне лень. Лучше подпитаться из избранного.
Я бодрю заварку, сажусь на кровать, взгляд скользит по знакомым строчкам, ночь не за горами.             
Я жду.
Одноимённый альбом Clash и  Richard Hell со своим «пустым поколением». Настраивают меня на нужную волну. Я давно заметил что музыка, под которую выходишь из дома, задаёт настроение на весь день. Полночь. Время собирать камни и швырять их в головы.
Ждать больше нечего.

Не говори гоп, пока не гоп-стоп, но и так понятно, что это джек-пот. Главный приз мгновенной лотереи. Дружно и громко крикнем: БИНГО.
И специальная награда «золотой тыдыщь» за заслуги в социопатии и общественно опасном поведении присуждается…
- Спасибо, спасибо всем вам. Хочу поблагодарить маму, папу, господа бога, нашего генерального спонсора, фирму NOKIA , за предоставленную мне честь. Без вас я бы здесь не стоял. Да, ничто античеловеческое мне не чуждо и я много работал над собой. Но в первую очередь (я готов повторять снова и снова) это ваша заслуга. Спасибо всем, кто поддерживал меня на этом нелёгком пути. Спасибо, я ненавижу всех вас.
Листаю журнал. Про эту игрушку, даже большая статья. Трубка дорогая из последних, со всеми наваротами. Ещё в масле, даже плёнка с экрана не содрана. Смартфон, Била Гейтса, на коврики для мыши. И главное, отсутствует секретный код, хорошо, что никто никогда не читает инструкций. Завтра я решу все свои финансовые проблемы.
У меня отличное настроение, долго не могу заснуть, в кровь выплеснулось слишком много адреналина. Такое ощущение, что начал движение вдоль, по белой полосе. Я хочу, чтоб рабочий день наступил как можно быстрее.

7:12. я моюсь, чищу зубы, одеваюсь, пью чай. Беру телефон, записную книжку, книгу, мелочь на проезд, подхватываю мусор и закрываю дверь со стороны подъезда.
Я двигаюсь в сторону Луговой. Запрыгиваю в «сарай», сажусь на свободное сиденье и открываю книгу, игнорируя виды утреннего Владивостока и желающих сесть на моё место. Евгений Евтушенко «Поющая дамба». Стихи и поэма. Почти «Блюющая дама» Буковски. Я купил эту книгу в Горьковской библиотеке. Старая добрая продажа дублетной литературы. В 72м она стоила 80коп, в 06 она обошлась мне в 30 руб. Я выложил эти деньги, т.к. считаю воровство у подслеповатых пенсионеров бюджетников, несовместимым со своей жизнью. 72й год. Тогда ему было 39 лет. Там где он пишет: о страсти к женщинам, стариках, умирающих собаках, солнечных, пыльных городах. Трогает.
Стоит ему ступить на натянутый трос пропаганды, как через край Братской ГЭС начинают литься гектолитры дерьма. Талантливого и от того, более зловонного. Что б в 39 лет  человек, бесспорно не глупый, верил в такую чухню? Наверно загранкомандировки, да кремлёвские пайки, сглаживали. «Не бывает вечных врагов и вечных друзей, есть лишь вечные цели». В том же 72м вышла в свет «Пересмешник желает мне удачи» Бука.
Мягкая обложка «Дамбы» пожелтела от времени. На ней появились круги от многочисленных кружек, чашек, стаканов и рюмок. Вся спина её исколота телефонными номерами и карандашными подсчётами в столбик. Покусана грибком, но не до смерти «А крошечное тело еле цело/Как будто время всю её съедая/Внезапно поперхнулось и не съело». Начинать читать лучше с начала:
«Я заболел болезнью возрастной.
  Не знаю, как такое получилось,
  но всё, что ни случается со мной,
  мне кажется – давно уже случилось.»

Выхожу на Луговой. Чем дальше от центра, тем меньше цениться твоё честное слово. Я мог бы и не платить, но засыпаться сейчас из-за 8 рублей, было бы засадой.
Площадь Луговая – бесплатный общественный туалет в муравейнике. Ширпотреб, барыги, чебуреки, ссуды под залог внутренних органов. Я ищу заведение типа: продажа, ремонт, скупка сотовых телефонов. Таких тут километры, но я уже отмёл несколько по пути следования. Мне нужна не просто клоака, мне требуется анус мира. Место, где дешёвые подделки человеков не будут расстраивать меня глупыми вопросами. На поиск ушло где-то минут 15. Когда я увидел этот ларёк, мне стало понятно, что анусовее найти, уже не получиться. На нём не хватало, только перегоревшей неоновой вывески: «Скупка краденного».
- С новым годом, - сказал я и положил телефон на прилавок.
Мужчина с неохотой, так что мне почудился звук, медленно рвущихся капроновых нитей, перевёл взгляд с экрана телевизора на меня. Увидел телефон. Тяжело вздохнул, зачем-то обтёр руки ветошью и медленно двинулся в мою сторону. На долю секунды глаза его сверкнули, но как настоящий профессионал он не сменил скучающего выражения жирного лица, повертел трубку в руках и не включая спросил:
- Сколько?
- Десять.
- Нет, парень, мы берём на запчасти. Документов я так понимаю, ***?
В ответ я одарил его миной: мог бы и не спрашивать.
- Пять, больше не могу, нет,- с сожалением сказал он.
- Десять.
- Четыре пятьсот,- сказал он и продемонстрировал свои жёлтые зубы.
Годы деловых переговоров с наркоманами, сделали его ленивым и самонадеянным.
- Земляк, удели мне тридцать секунд, только не перебивай, хорошо- сказал я и дождавшись его кивка продолжил. -  В «Евросети», что в 20 метрах отсюда, такая стоит 24 990.
- Ну вот и иди в «Евросеть».
- Мы договорились, что ты не перебиваешь.
- Валяй,- устало выдохнул он.
- Предложение выгодное,-  продолжил я,- это фирма, не Китай, в идеальном состоянии. Только коробки нет. Ноль обмана. Ты на ней без проблем наваришь десятку или сам гоняй. Если не рубишь как тебе сегодня фартануло, я пройду пять метров и зайду в такую же контору, там не выстрелит, пройду ещё пять метров. Я на самолёт не опаздываю. Понял? Максимум через полчаса я получу свою цену, но пока я стою тут, у тебя есть возможность совершить весьма выгодную сделку.
- Всё сказал?- глаза его сузились.
- Затронул, так сказать, основные моменты,- сказал я, одарив его улыбкой, коей он не заслуживал.
- Значит, так умник, слушай меня сюда, ты,  вещь грязная, а что если - проговорил он, наклонившись ко мне и тыча пальцем.
- Че ты как целка, после семи абортов,- оборвал я его.- Берёшь, нет.
- Семь,- сказал он.
- Всё, батя, до свидания,- выдернул я телефон из его руки и направился к выходу.
- Ладно, ладно,- залепетал он.- Хорошо, погоди, беру.
 Сперва он разобрал его, потом вставил симку, включил и минут пять копался в меню, кому-то позвонил. Вроде как остался доволен. Достал деньги из кармана, пересчитал, потом порылся в висевшей куртке, начал выдвигать ящики.
- 9630,- сказал он,- больше нет, вот те крест. Давай я тебе телефон дам, простенький, но работает, он пятьсот стоит.
- Эх, моё доброе сердце меня погубит, давай деньги, трубу не надо.
-Не скучай,- сказал я убирая в передний правый карман джинсов, стопку разномастных купюр и выходя на улицу.
Замечательно.
Доширак не врал, всё сложилось как нельзя лучше. Я слегка блефовал, на счёт того, что обойду тут все точки. Слишком много такой телефон привлекает внимания, не нужного внимания.
Я иду на остановку, сажусь в байс, до центра. И открываю книгу:
«Кто в клетке зачат – тот по клетке плачет,
 и с ужасом я понял что люблю
 ту клетку, где меня за сетку прячут,
 и звероферму – родину мою.»

деньги – довольно приятная вещь. Эффект от купированной десятки, был как от сотни коньяка. На нервах, в расстроенных чувствах, залетаешь в ближайший кабак. У стойки здороваешься с барменом, тем самым обрывая его разговор, с посетительницей и просишь 50 коньяка. Вместо выбора марки, тыкаешь во что-то за его спиной. Выпиваешь залпом половину. Садишься на неудобный стул, разминаешь шею, хрустя позвонками. Продолжаешь пить уже небольшими глотками, постукивая по стойке пальцами. Заказываешь ещё 50 и закуривая, думаешь не вмазаться ли в лёгкий флирт, с этой дамой без зажигалки. Мир тот же, ты тот же, к существующим проблемам смело можно добавить: утреннее похмелье и  чеки вместо филок. Просто на определённом промежутке времени всё это, становиться приемлемым. Всё становиться приемлемым. Закон джунглей. Мы с тобой одной крови, ты и я. У нас есть деньги. У нас не возникает вопрос: что я буду, есть завтра? Мы думаем о будущем: что я буду, есть послезавтра? Деньги нас объединяют. Мы идём в ногу. Левой. У нас достаточно великих целей. Заработать, сохранить, приумножить. Мы все вместе и не беда, что каждый сам за себя. Это лишь закон джунглей. Не считая множества прекрасных ненужных вещей, которые можно купить за деньги. С ними я спокойней чувствую себя среди людей, уверенным и защищенным. Более того, кредитные билеты и позволяют ощутить себя частью общества. Деньги – это  определённо вещество изменяющее сознание. А вы говорите, что «кислород опьяняет». Да бросьте.
Я выхожу на «зелёных кирпичиках», за проезд не плачу. Не стоит терять навыки, нельзя позволять злату, вскружить голову. Я направляюсь в магазин «Комната».
На кресле, перебирая струны, бас гитары, сидит Лекс. Он играет что-то из NOFX и это занимает его явно больше, чем пара парней с недовольными лицами, вытирающие руки, об одежду на вешалках. С тех пор как я видел Лекса в последний раз, он отпустил бороду и теперь похож на «продвинутого» партизана. Он какое-то время рассматривает мои педали, прежде чем поднять голову.
- О, Гвоздь.
- Общий привет, капиталистическим работникам,- сказал я садясь на стул,- каково загнивать?
- Нормально. Саша накаляется, по поводу твоего долга,- говорит он, вернувшись к ладам и переходам.
- Не ссать на ковёр, он задаёт стиль всей комнате. Ибо, пришёл дать слесарю, слесарево,-  говорю я, доставая деньги из кармана.
- Работу, что ли, нашел? – не сводя взгляда с купюр, спрашивает Лекс.
- Лучше, зарплату,- говорю, отдавая ему 500.
- Гвоздь, не займёшь мне?
- Ну как я могу отказать. Сколько?
- Триста.
- Держи,- отсчитываю я. И замечаю, что купюра в 50 рублей. Это только половина, купюры. Сама она засалена и потрёпанна, так что вполне могла порваться в кармане. Но как я не стараюсь, найти второй фрагмент мне не удаётся.
- Не наебёшь, не проживёшь,- говорю я, ни к кому, не обращаясь.
- Что случилось,- спрашивает Лекс.
- Не думай об этом,- отдаю я 300 и рваный полтинник,- на стенку повесишь.
- Спасибо.
- Поздравляю, ты первый человек в этом городе, который должен мне. На тебя смотреть, можно детские экскурсии водить. Пионеры в гостях у героя.
- Я же верну.
- Было бы очень мило с твоей стороны. И позвонить.
- Тебе телефон, что ли нужен?- спрашивает он.
- Если тебя не затруднит.

Перво-наперво, я решил разобраться с денежными долгами. Достал записную книжку.  Позвонил Баклану. Мы сошлись на том, что я оставлю его деньги в «комнате». Я так же попросил его стать моим душеприказчиком и донести до нескольких общих знакомых, немного бабла, которое я оставлю там же. Я взял листок А4, написал кому сколько, завернул в него необходимую сумму и отдал свёрток Лексу.
Настало время для долгов совести. Я набрал по памяти номер и вышел на улицу.
- Привет Мам.
- О, привет, как дела.
- Всё по-старому.
- То есть – никак.
- Наверно.
- Ясно. Слушай, тут Сашина мама звонила с Магадана, я ещё удивилась, с чего вдруг.
- Да?- произнёс я с вялым удивлением в голосе, якобы эта тема меня мало интересует.
- Спрашивала твой телефон, с милиции звонили тоже, интересовались, как тебя найти.
- Да ты что?
- Они ничего не объяснили, но я так поняла, что с Сашкой что-то случилось. К тебе не приходили?
- Нет, я думал он уже, как неделю в Магадане.
- Так вы виделись?
- Ну да, несколько раз. В кино ходили.
В трубке тишина. И я продолжаю:
- Ладно, сейчас позвоню ему, всё узнаю. Херня какая-то.
- Беда, беда… А так вообще, как жизнь молодая?- спрашивает мать.
- Нормально. Слушай, я тут думал приехать на несколько месяцев. Вы не против.
- Сынок, ты меня не обманываешь, у тебя точно всё хорошо?

Хоть час ранний, я думаю о комплексном обеде. Столовка ТЭГЭУ. Я ещё не завтракал, и уже не ужинал, мне необходимы калории. По субботам, лучше всего приходить до часу. Обычно в этот день, молодожены, поют, танцуют и кормят здесь, многочисленных родственников и друзей. Бюджетные свадьбы и поминки на сдачу с кремации. Воскресенье выходной. А так милости просим. Готовят тут сносно, а первое, второе гарнир, салат и компот, можно заиметь за 60-65 рублей.
По дороге я думаю об телефонисте. Для того что б обменять купюру в банке, необходимо иметь, хотя бы 51% деньги. Выручка с афёры 100% вкладываешь полтинник, получаешь полтинник сверху. Можно, даже, накопить на запорожец, за 1000 лет. Если вдруг вернется клиент с порванной ассигнацией, говоришь: "как же так, ай я яй. Косяк, однако", и меняешь на целую. Главное не проделывать этот трюк с одними и теме же людьми по несколько раз. Потому что, любым совпадениям есть пределы. Я уверен, тут дело не в деньгах, точнее не столько в деньгах. Может это помогает ему не сойти с ума окончательно. Наполняет смыслом жизнь. Делать деньги. Причём в прямом смысле. Берёшь одну большую и конструируешь две маленькие. Уверен то, что он подсунул мне неликвид, радует его больше, чем перспектива нагреть 10 тонн с трубы.
Я захожу в столовую. Из публики только персонал. Летом тут тихо. Продвигаю свой разнос, выбирая блюда. Салат из моркови с чесноком, компот, суп из сайры, гречка с котлетой и два куска хлеба.
Кассир, только что пришедшая с дегустации говна, судя по выражению лица. Оглашает сумму. Расплачиваюсь и сажусь за стол у открытого окна. Все два года, что я хожу сюда, наблюдаю как она становиться всё толще и толще, как надевает на себя всё больше и больше золота. Как её таблетка становиться кислее и кислее. У меня, словно смотрю на лимон, от одного вида её, начинает выделятся слюна. Надевая все свои цацки разом, пытаясь тем самым убедить окружающих, что жизнь удалась. Она не способна ни добиться чего-то большего, ни принять с благодарностью, то что имеет. Она сидит тут с видом: я вам ещё покажу, вы меня ещё узнаете, обо мне заговорят. А я ем чудесный суп из консервов и думаю о том, какая она, в сущности, несчастная, тупая, жирная ****а. И не факт, но скорее всего, её давно никто не пердолил от души, так что б она почувствовала себя, если не любимой, то желанной.
Из-за стола нужно выходить с лёгким чувством голода. От приёма пищи чувство это легче не становится. И я беру новый разнос, что б повторить всё от салата, до компота.

Я сижу на унитазе и дочитываю «удушье». Чем заняться? Меня ничего не гложет, но и желаний у меня нет. Пить не охота. Разве что пробежаться вечером. Похоже на хэпиэнд, хотя Фафа со мной явно не согласился бы. Да и не бывает в жизни счастливых концов. Отмеренное время можно нарезать на куски. Вот тут финал хороший, а тут подмочили. Но если взять жизнь целиком, это, так себе, весёлое кино. В этом ракурсе, мой удачный финал, лишь короткая остановка, на пути в глубокий, тёмный и непролазный ****ец.



Глава 13

Дни, дни, дни, дни, дни. Дни, которые я четно пытаюсь наполнить циклично повторяющимися действиями. Будто бросаю гальку в океан.
Примерно в 12, я иду в центр, ем в ТЭГЭУ, свой любимый суп из сайры. Если заведение закрыто значит, наступило ещё одно воскресенье. По воскресеньям я обедаю в «Рифее».Возвращаюсь всегда пешком. Раз в три дня, меня обсчитывает, уличная продавщица мороженного на развес. Раз в три дня я беру несколько дисков в видео прокате. Я досмотрел п.к.м 3. Каждый вечер я бегаю. Раз в два дня, хожу в продуктовый. Я читаю книги, страниц по сто в день. Я запамятовал, как называется последняя и кто автор. Она, определённо, про что-то или о чём-то, но я не помню. А до этого была другая книга, её я тоже читал, страниц по сто в день.
Воспоминания. Удивительно, сколько всего можно вспомнить, завязав с выпивкой. Последний раз, когда я переплатил, рублей пятнадцать за «с лесными ягодами». То вспомнил себя в возрасте шести лет. Вспомнил, как мы с отцом пошли в кафе мороженное. «Брусничка». Так называлось заведение. В той стране так назывались почти все подобные заведения. Я помню, что было воскресенье. И ещё была зима. И кафе, напротив пивзавода не работало. И мы пошли через полгорода в другую «Брусничку». Город был не очень большой, он в принципе и сейчас такой. Так что идти было не далеко. И в кафе, рядом с ЦПКиО, мы были единственными посетителями. В воскресенье, утром, зимой, в Магадане, я и отец ели мороженое. Пломбир с шоколадной крошкой, в железных вазочках. В меню из мороженного значился он, потом пломбир без шоколадной крошки и ещё что-то с брусникой, но ягоды в наличии не было. От этого любительского видео, из недр памяти, мне хочется выпить, точнее будет сказать, до потери пульса. Но это не голод, а один из вариантов действий. И я отметаю его, как несостоятельный.
Я вникаю в музыку. Давно скачанную, но так и не прослушанную. Вся она на рабочем столе. Основную массу сразу же удаляю. Я не коллекционер, «не нужное, следует уничтожить».
Little Walter. Я проникся. 
Бас гитара. Привлекает многих количеством струн. Фотография, избавляет от необходимости учиться рисовать. Кроме того, в этом виде искусства, велика вероятность, создать шедевр «на шару». Я думаю о губной гармошке. Нот я не знаю, зато у меня приличный объём лёгких. Я вполне мог бы, разучить с десяток популярных мелодий. Без всяких амбиций на то, что б стать концертирующим губным гармонистом, а для веселья. Может, статься, мне понравиться и я втянусь. В конце концов, не сложно найти шляпу под железные деньги и выступать для прохожих. Миска супа и кусок хлеба, всегда будет. Это добавит немного гальки в мировой океан моей скорби.
Мировой океан моей скорби. Вот ***ня. Я пытался разжалобить сам себя и у меня почти получилось. Мировой океан, ****ь ту Люсю. Пожизненное, в одиночной камере собственного тела, без малейшей возможности для побега. И лишь через микроскопическое зарешеченное окошко, я вижу море. Я вижу недосягаемый горизонт, втягиваю ноздрями терпкий солёный ветер, слышу надрывные крики чаек, под облаками. Любуюсь великолепным трёхмачтовым галиотом, с алыми парусами. До боли напрягаю глаза, так что могу рассмотреть, как на палубе, юнга и (судя по бороде) шкипер, насилуют полуразложившуюся стеллерову корову.
Вблизи море не отличить от океана и ещё туда рыбы ссут. И если: «на небе только и разговоров что, а море». Отправьте меня туда, где крутят повторы старых комедийных сериалов.

Смотрю фильм «12 обезьян». Вечер. Я слышу гул. «Грачи» пролетели. Значит четверг. Штурмовики СУ-25. По четвергам у них учебные вылеты. Упорядоченная последовательность. В вещах придуманных людьми присутствует, почти всегда. Наверно, чтоб при эксплуатации, персонал чувствовал себя уверенней и реже давал сбои. Хотя, может это я, перегорел, это не «сушки» и сегодня не четверг.
Не со мной. Странное ощущение. Я лишь наблюдатель. Я подглядываю за собой, наблюдающим за мной же, который смотрит на меня, и так далее. И где здесь альфа, где омега не разобрать? И главное, «Я» - точка отсчёта или лишь один из вереницы смотрящих. Это сложная геометрическая фигура? Это – прямая? И если да, где её предел? Словно заперт в комнате, с зеркальными стенами.
Ноют икры. Нужен небольшой перерыв. Несколько дней воздержаться от бега. Нагрузки – то, что помогает не сойти с ума окончательно. Не панацея, но с их помощью можно продержаться месяц – полтора. Переводить мысли, в кости, мышцы, сухожилия, заставлять их быстрее циркулировать по сосудам. Выгонять из тела с кровью и потом. Выбор поз, стоит мне больших усилий. Сесть, встать или лечь, таким образом, чтоб ничего не болело и самопроизвольно не сокращалось, не тянуло и не жгло, невозможно. Легкая мигрень, лёгкая но постоянная. Часто во время бега, она становиться невыносимой. Молниеносные вспышки,  болезненные как удар ножа или тока. К этому можно привыкнуть. Похоже, шалит внутричерепное давление. Зато я почти ни о чём не думаю, отвлекает моё вечно напряженное тело. Я ни на чём не могу сконцентрироваться. Меня устраивает.

Он повторился. Только после этого, я понял что стучат в дверь. Ну, наконец-то. Движуха. Отложил книгу, на секунду глянул в зеркало (всё ли в порядке) и пошёл открывать.

- Привет, гад.
- Заходи, я тебе так рад,- мгновенно выдал я рифму.
Подстриглась, перекрасилась в блондинку, загорела, решила перейти на помаду с блеском. Выглядело так, будто перепутала флаконы и покрасила губы лаком для ногтей, который не успел ещё высохнуть. Веки, были подведены ярко голубым, и вроде бы она похудела. Одежда на ней была, не обхохочешься, но веселее, чем обычно.
- Как я тебе,- спросила она, делая не очень уверенный поворот на 360.
- Подлецу, всё к лицу,- сказал я, слегка поддерживая её за локоть.
- Не нравиться,- притворно насупилась Ира, желая получить полновесную порцию комплиментов.
- Тебе очень идёт,- честно сказал я.- Ты впорхнула, вся цветущая, благоухающая и словно лето, наконец-то пришло в этот «проклятый старый дом».
Этот ответ её удовлетворил. И она засмеявшись и поставив пакет у ног, наклонилась поцеловать меня в губы. Я ощутил вкус её горькой от спирта слюны.
В пакете была литровая бутылка белого рома, большая кола и кило лаймов.               

- Кто я и что сделал с Гвоздём? – начал ответ с её вопроса.- Будешь по нему скучать?
- И не думала, что полы такого цвета,- продолжает она, игнорируя мой вопрос.
- Если тебе от этого станет легче, можешь наблевать в уголке или раскидать что-нибудь.
- Прости, я тебя гладковыбритым не узнала. Теперь вижу, что это действительно ты.
- Как славно, что всё наконец прояснилось,- говорю я из кухни-прихожей, нарезая лайм.
У этих встреч есть определённый протокол, непонятно кем установленный, но соблюдаемый нами, в общих чертах. Разговор, выпивка, разговор, проникновения, выпивка. Поговорить нам не о чем, мы не знаем друг друга, да и не хотим. Она думает, что осведомлена лучше меня. Но она, ни хера не в курсе. И дело не в моей сложной внутренней организации. А в том что и сам себя не знаю. Я неинтересен даже себе. А кто вообще знает другого? Она располагает лишь той информацией, что я ей предоставил, плюс собственные скупые наблюдения. И скорее всего, предпочла бы забыть всё это или уже.
К примеру Фафа. Ну что мне о нём известно? Отчество. Дата рождения. Любимый актёр – Вил Смит. Ему нравиться второй альбом FBS. Я знаю, что у него было по алгебре, в 11 классе. Пару тёмных историй, ну не тёмных, скорее сальненьких. Не густо. А он вроде мой лучший друг, мы были знакомы не один год. Хотя я не спрашивал согласия, на право его «лучшей дружбы». Просто взял. Одностороннее соглашение. Делов-то. Ещё один ярлык, для упрощения жизни.
Я пью ром с колой, она пьёт ром с колой. Она спрашивает, о написанном. Написанного нет.
- На 24 году жизни, не стало большого друга малышей, детского поэта – педофила…
Она смеётся. Довольный своей остротой, делаю глоток. Я придумал про поэта, дней 10 назад, и вот наконец-то, выпал шанс применить. Заставить человека плакать легче лёгкого, добиться искреннего смеха намного сложнее, даже сложнее чем фальшивых слёз. 

Она на полу в коленно-локтевой. Я  поршневой механизм, нашедший оптимальный ритм. Я выпил только стакан против её трёх, но чувствую себя довольно пьяным. Это не доставляет мне особого удовольствия. (Я про опьянение). Алкоголь – способ пролонгировать половой акт. Хотя вид изрубцованной спины, тоже не способствует семяизвержению.
Самое возбуждающее в Ирине – её голос, низкий с добрыми нотками. Конечно не сейчас, когда она издаёт только несколько однообразных звуков. Очень красивый голос, с таким, можно нести любую чушь, в любую глушь.
Ещё можно задаться вопросом: «Как нам обустроить Россию?». Но тут, рискуешь, ни то что никогда не кончить, а вообще остаться на всю жизнь импотентом.
Ещё я Думал о Новодворской. Я покупал журнал «ОМ», весь последний год его существования. По привычке. Каждый раз, пролистав очередной номер, решал, что больше не потрачу ни времени, ни денег. И всё равно в начале следующего месяца, шёл за новым. Очень волновался, если тот запаздывал.
Так вот, в тех последних, вяло трепыхающихся выпусках, было три постоянных колумниста, Дугин, Лимонов и Новодворская. Им кидали общую тему, а уж они её обгладывали в меру способностей. Дугин знал столько, не просто умных, а очень умных слов, что я не понимал и половины написанного. Лимонов, на любую тему приводил случай из собственной жизни. Лучше всех писала Валерия Ильинична: ярко, интересно, остроумно и доступно.
Это я так окольно думаю сейчас, о пользе целибата.
Я покупал журнал, больше по старой памяти из уважения к старым тяжёлых номерам, с такими длинными и обстоятельными статьями, что их окончание приходилось печатать на последних страницах. Секретный порядок букв, по средствам которого «смертные боги», рассказывали мне о вещах, в которые я никогда не поверил, если б не прочитал.
Конечно, я заслужил, долгий отпуск в аду. Но должна же, там быть система взаимозачётов. За то, что я пру Иру. Вместо преисподней меня можно отправить, минимум в Мозамбик, а лучше в Челябинск. Подавляющее число адвокатов, греются в Аиде. Жесткая конкуренция, сбивает цены. Если удастся договориться с паромщиком за пятак, то уж найти какого-нибудь «прожжённого» профессионала, на оставшийся, не составит труда. 
Ещё, физическая близость похожа на прыжки с парашютом. Чем больше опыта, тем больше удовольствия. Правда, может, достаться мутант инструктор по ВДП. Но этого недостаточно, что б на всю жизнь отвадить от неба и авиации. Мою первую звали Лена. Там бы вам жить не захотелось. Крайняя с начала она, как первая машина. Лишь бы хоть чуть-чуть ездила, а как выглядит не суть.
А старые альбомы моих групп, особенно на родном языке. Моих, по тому что, именно я крутил их с утра до ночи в родительском центре, в своём плеере, в гостях, где все просили: «вырубит это говно». Запиленные и заезженные, с выцветшими буклетами.   Слушаю их по прошествии нескольких лет и понимаю что изменился, и вроде не в лучшую сторону и точно навсегда.   
Ещё от потока сознания меня отвлекает судорога. Я не сразу понимаю, что происходит. Движения становятся резче – молниеносные штыковые атаки. В теле как, прошёл салют в честь победы. Короткий салют, из дешёвых китайских фейерверков. Я кончил, в неё и без презерватива. Не то что б, я ими принципиально не пользуюсь. У меня должен, пылиться на антресолях, дедушкин, трофейный.  Но Ира приходит не в первый раз и разговоров о средствах контрацепции у нас не возникало.
Слышу, как за стенкой играет Nobody Home. Различаю очертания комнаты. Звуки за окном. Красные следы от ладоней на её ягодицах. Удары своего сердца. Она поворачивает голову, не меняя позы и недоверчиво спрашивает:
- Ты что, кончил в меня?
Не дожидаясь ответа бежит в ванну, приговаривая: не могу поверить, чёрт, в такой день, ****ь,- уже кричит она,- где горячая вода?
- С утра была,- кричу я в ответ.
Я голый сижу на полу прислонившись спиной к батарее, наблюдая, как подрагивая, опускается мой член. Мне хочется курить, а от того, что нет сигарет, особенно сильно.
Из ванной доносятся угрозы, мат и проклятья. Несколько из них в адрес коммунальных служб, всё остальное моё.  Вода перестаёт шуметь и мне особенно хорошо слышен Ирин монолог: про отхуяренный, к ***м, на хуй, хуй. Видно она завелась, не на шутку. Я встаю, ищу трусы, что б не провоцировать её лишний раз. Не успеваю. Она вылетает из ванной, голая, взбешенная, готовая к прыжку. Накидываться на меня с кулаками. Точнее она бьёт рёбрами ладоней, которые сжаты в кулаки. Я не прикрываюсь. Она бьёт по лицу. Удары довольно сильные. Чувствую, как наливается жаром левая скула, как слезятся глаза из-за разбитого носа, как рот наполнился кровью из разбитых губ. Я бы мог её успокоить одним ударом, но я жду. Атаки становятся всё реже, всё слабее, я слышу её тяжёлое дыхание. Избивать человека, это тебе не раком стоять, тут дыхалка нужна.
Она немного отступает, я не вижу своего лица, но вижу её глаза и судя по их выражению, дело дрянь. Но женщины всегда не объективны в оценке подобных ситуаций, если только они не патологоанатомы. Она боязливо подходит ко мне, обнимает и шепчет на ухо извинения, в ответ я тоже прошу её о прощении. Краем глаза изучаю в настенном зеркале, наше отражение. Моё разбитое лицо, её обезображенное тело. В этом, право есть что-то прекрасное. Картина в духе Босха. Адам и Ева посреди Семипалатинска. На самом деле, я ещё раз занялся бы. Но подозреваю, что не время предлагать. Говорю, что надо умыться. Запираюсь в ванной, пускаю воду и дрочу, представляя Иру, стоящую раком, на полу в моей комнате. Кончаю довольно быстро, за минуту или около того. Пытаюсь смыть сперму с ладони, от этого белок сворачивается и рука становиться гадостно липкой. Залезаю под душ и моюсь весь.
Пока меня не было, она оделась и смешала. Я надеваю свежие трусы и осматриваю лицо в зеркале.
- Ты в порядке,- участливо спрашивает она, робко протягивая стакан.
- Бывало и хуже,- говорю,- до смерти, заживёт.
Делаю основательный глоток и ставлю тару на стол.
Мы сидим на полу. Пьём. Я ощущаю как синхронно биению сердца, пульсируют ушибы. Ира гладит меня по голове. На днях я побрился наголо и поэтому гладить меня по волосам затруднительно.
- С тобой всё будет в порядке, я имею ввиду не залетишь?
- Зайду в аптеку, по пути.
- Ты не очень волнуйся, я в неволе не размножаюсь, но лучше перестрахуйся.
- Так и сделаю.
Я бы поставил музыку, но за стеной поёт А.Л. и от этого, в сочетании с ромом становиться уютно. Парусами, наполняются грязные занавески. За окном ненастье, капли часто и глухо плюхаются, разбиваясь об асфальт и наполняя лужи, звонко стучат по жести карнизов. С улицы веет прохладой и сиренью, как бывает только в дождь. Слышны гулкие раскаты грома, словно небо даёт трещину.
Закончился ром, и мы пьём горячий чай, от чего пьянеем до упора.
- Мне кажется, моя голова сейчас превратиться в тыкву,- говорю я смеясь.
- Я извинилась, помнишь - говорит Ира и то же смеётся.
- И мне, то же жаль, что так случилось с твоим влагалищем,- после этой фразы, мы оба валимся на пол, держась за животы.
- Ты хоть не болен,- мы лежим на полу таким образом, что наши головы, оказываются рядом, а ноги в противоположных сторонах света.
- Не поздно спохватилась? - смотрю я в её глаза.
- Так мне больше нравится.
- Месяц назад мне нужны были деньги, и я сдавал плазму по чужым рылам, два или три раза. С тех пор я вроде никого не трахал.
- Ты был мне верен, как это мило,- берёт она меня за подбородок и целует.
- Прости, что в такой романтический момент говорю о деньгах,- я поднимаюсь и иду в прихожую, достаю из куртки пятисотенную и возвращаюсь в комнату. - Я брал в прошлый раз, пока ты спала.
- Не надо, оставь на лекарства,- отмахивается она, но я беру её руку и вкладываю в неё купюру.
- На лекарства найдётся.
- Кровавые деньги?- заговорщически спрашивает Ира.
- В каком смысле,- мгновенно трезвею я.
- Со сдачи крови.
- Ага, и значок почётный донор в придачу.
Я ещё раз завариваю чай, хмель почти ушёл, и его место заняла усталость.

- Я наверно уеду из города.
- На долго?
- Без понятия.
- А, куда?
- Пока в Хабаровск, а там видно будет.
- Когда?
- На неделе.
- На этой?
- А сегодня, какой день?
- Четверг.
- Значит на этой.
- Что ты там будешь делать?
- Займусь йогой.
- Есть хоть у тебя телефон, йог?
- Записывай.
Я произношу, превратившийся для меня в скороговорку порядок чисел.
- «Мегафон»?- определяет она по первым цифрам номера.
- Ага, «будущее зависит от меня».
- Это твой?
- Мой.
- Сим карта?
- Сим карта,- передразниваю я её и целую в губы, в то время пока она забивает  номер в нофелет.
- Отстань,- отводит она своё лицо,- ты аппарат то найдешь, чтоб в него вставить?
- Фу, какая ты двусмысленная.
- Я имею в виду...
- Я понял,- перебиваю её.- Не думаю, что добрые люди дадут мне жить не запеленгованным. Дай сроку месяц и кто-нибудь придёт и заставит меня идти в ногу с прогрессом.
- Запиши мой номер.
- Не в коем случае.
- Почему?
- Я буду звонить только по пьяни, доведённый одиночеством до точки, но тем не менее играющий живчика. Не очень честно, не находишь?
- Не знаю, наверно почти все так звонят по меж городу.
- Тогда лучше ты звони пьяная и одинокая и изображай бодрячок. А я типа такой: ****ь как все заебали, когда же меня оставят, наконец, в покое.
Она смеётся и мне очень нравиться её усталый смех. Я снова целую её в губы. Потерянная, несчастная. Такая же одинокая как любой из нас, может чуть больше страдающая от этого. Прибившаяся, на часок. Что она искала?
Ира немного будет скучать по мне. Приятно. А если на чистоту, она здесь – лишнее доказательство того, что по телевизору не показывают ничего интересного и довольно давно.
Я нахожу дежурный презерватив. Какая-то уличная активистка выдала мне его на прошлое 1е декабря.

Мы на полу. Ира лежит на мне. Её затылок упирается мне в грудь. Я глажу её тело, через одежду. Я не тороплюсь. Хлопок, деним, кружева. Молнии яркими вспышками освещают комнату. В ней два человека, делают медленный, нежный, тягучий, последний секс. Мы раздеваемся, наши тела покрываются чужими, мокрыми поцелуями. Просто. Чем проще, тем честнее.
Женщина снизу, мужчина сверху. На повторе играет второй альбом Dido. Висок в висок, без поцелуев, без фальшивых гримас. Не знаю, куда смотрит она, мои глаза закрыты. Люди - животные способные спариваться лицом друг к другу. Сейчас, я хочу быть просто животным. Животным не думающим о тупой посткоитальной тоске, которая накроет меня после всех наших бессмысленных телодвижений.
Я жарю её в нормальном темпе, без надрыва. Я думаю о расставаниях. О пройденных, о предстоящих. О тех, через которые пройти, казалось не хватит сил. Как я плакал в одиночестве, как вгрызался в свои руки и пил кровь на пополам с водкой. О том, как напивался до смерти, но всегда воскресал. И как легко забыл. И как, в сущности, мало мне осталось расставаний.
О чём думает она? Может о том же? Жалеет себя? Жалеет меня? Пожалейте уссурийских тигров. Их осталось всего 200! А может, сколько теряет при этом килокалорий и не купить ли новые очки? Мало ли о чём можно думать, в то время, пока тебя ебут.
Я целую её, смотрю в глаза, встаю, аккуратно стягиваю презерватив, демонстративно завязываю его на узел и выбрасываю в окно.
Я согрел воды в тазу и вымыл Иру, при помощи пивной кружки и жидкости для мытья посуды, залив при этом весь пол. Хорошо, что под нами, только крысы. Я заварил чаю. Она вызвала такси. Диспетчер сказала: что в городе наводнение, пробки и камнепад, так что ожидайте в течении 30 минут.

- О чём ты думаешь?- спросила она, дуя на чай.
Сейчас я думаю, что в английском языке, название журнала "Друг Ковбоя", можно так же прочитать, как "ёбарь коровы".
- Не знаю, может мы никогда больше не увидимся,- сказал я первое, что пришло в голову.
- Тебе от этого грустно?
- Да, но это грусть от самого расставания. Она не касается человека, которого теряешь, о нём думаешь позже или не думаешь. В такие моменты ощущаешь, как нарастают кольца и опадают листья. Это печаль в чистом виде, без примесей. Тоска по себе.
Она улыбается одними глазами, её рот занят кружкой с чаем. От кружки поднимается дымок, который как вуаль придаёт её лицу загадочности.
- Ты так любишь всю эту витиеватость,- говорит она,- тебе обязательно надо быть, типа крутым? Таким суровым героем, с чутким сердцем,- она сжимает губы, раздувает ноздри, морщит лоб. Расправляет плечи и сидя на диване, покачивает ими как при ходьбе. Видимо так Ира и представляет, того самого героя. Я смеюсь, представление действительно вышло забавным.
- Чё, крутой, крутой, да?- толкает она меня несколько раз плечом, в шутку и не сильно.
- Я думаю, каждый из нас хочет быть крутым, конечно согласуясь со своими понятиями о круче.
- В чём твоя крутота, Люк?- говорит она в полу пустую кружку имитируя голос Д. Вейдера.
- Не знаю. Не чувствую себя крутым. Сейчас я как маленькая девочка, чей домик унесло ураганом. Да ещё ни с того ни с сего, я проломил череп говорящей собаке, жёлтым кирпичом, освежевал и пошил из шкуры краги. А пока иду в изумрудный город думаю: «на *** мне краги, если тут всегда лето»?
- А что такое краги?- вид у неё слегка озадаченный.
- Рукавицы, такие.
- Аа, прикольно, - и после паузы.- Ты не Элли, ты скорее Страшила Мудрый.
- Думаешь?
- Без вариантов. Мозги у тебя есть, только ты пока не научился ими пользоваться.
- Звучит не без перспективно,- говорю.
- Ты пуська, хоть и прикидываешься злюкой,- кладёт она руку на моё колено.
- Как скажешь.
- И еще не надо грустить об утраченном, думай о том что в мире  не бывает пустоты, если кто то ушёл из твоей жизни, значит на его месте появится другой. Расставание сейчас – это встреча в будущем.
- Позитив, значит да? А сама только что обвиняла меня в незаконной переноске поеботины.
Мы смеёмся, я обнимаю её за талию и целую в шею. В это время звонит телефон.
- Да спасибо,- говорит она в динамик и отключает связь.
- Подъехал?- задаю я вопрос ответ, на который знаю и так.
Она только кивает.
- Пойдём, - говорю я и взяв её за руку веду в прихожую. Она обувается в чешки. Кладёт руки мне на плечи, пристально смотрит в глаза, говорит: «не бросай то, что важно, тебе нужно время», и целует меня в губы, нежно и долго. Долго и нежно и сладко.
- Просто подожди,- говорит она и выходит за дверь.



Глава 14

У меня не болела голова. Это я заметил уже после того, как помылся и позавтракал. Мигрень, с которой я свыкся за эти дни,  просто взяла и прошла. Нос и скула немного распухли, под глазами разлилось сиреневое. Похмелья не было. Лёгкое обезвоживание, да с утра немного подташнивало. Вот собственно и всё.
Попойки, набирая обороты, становятся неотличимы друг от друга, а спустя время их и вовсе вымывает  ретроградной амнезией. Походы в магазин за бухлом и многотонные пробуждения. Больше ничего. Вот на что похоже пьянство, когда достаточно шлака уже  осядет в клетках организма. А похмелье не пропустишь. Стоящий абстинентный синдром, как первая любовь, не забывается. Ещё их роднит то, что оба этих недуга лечатся лишь временем. Истина не в вине, истина в ацетальдегиде.
Я вышел в подъезд, сел на корточки и отодрал приклеенный скотчем конверт. Он был прикреплён к ящику, со стороны стены. Вернувшись обратно в квартиру, подбил активы. 5500 в конверте и ещё 320 в куртке. Что б в случае чего не отвечать на бестактные вопросы, деньги лежали в тайнике и вынимались при необходимости. Время для бестактных вопросов прошло. Главное теперь не проколоться на какой-нибудь мелочи.
Если б на голове были волосы их бы трепал ветер дальних странствий. Мне нужно  сменить декорации. Ещё собрать вещи, позвонить Глебу, Антону и хозяйке.
Расплатившись и забрав из прачечной бельё, я вернулся, домой поставил Beck`a и начал паковаться. Mellow Gold. Лучшая музыка для абстяги. Она так хороша, что актуальна и без похмелья.
Три ящика книг, ящик дисков, магнитофон, откормленный чемодан, под завязку набитый барахлом которое мне не нужно, но выкидывать не поднимается рука. Вроде 3х десятков ярких и никчемных журналов или чёрного берета. День за днём обрастаешь, вещами, как дно корабля ракушками. Балласт. Тащишь в дом всякий хлам и незаметно сам становишься аксессуаром, дополнением к тому, что успел приобрести.
С собой я возьму компьютер, пару джинсов, пару маек на выход, пару маек ходить дома, книгу читать в пути, куртку, толстовку с капюшоном, кроссовки, носки, трусы. Половина из списка, будет на мне. Записная книжка, Фафин паркер, документы, симка, пожрать. Всё это свободно вмещается в мой рюкзак. Мне почти 25 лет. По логике вещей, если я протяну до 50ти, у меня будет два рюкзака. Зубная щётка, бритва, щипчики.
Я мою и пакую посуду, рюмки стаканы, две пивных кружки. Трамбую одежду в большую клетчатую сумку. Мне нужна отвёртка и позвонить.
Вкидываюсь в педали. За дверью номер 1 тишина. Стучу ещё раз, то же самое. Вполне логично, для рабочего полдня. Разворачиваюсь и стучу в дверь, что напротив.
Я частенько видел её курящей на крыльце или в подъезде. Эмо пенсионерка, лет 19ти наверно. Ветеран общества друзей А. Лавин. Сейчас смотрю на неё и почему-то думаю: «вот кому бы пошли усы». Серьёзно.
- Привет, - говорю.
- Привет,- отвечает она, недоверчиво.
- Я твой сосед из 7й.
- Я знаю.
- Слушай, мне просто  необходима крестовая отвёртка, на полчаса, есть?
- Подожди минуту,- сказала она и закрыла передо мной дверь.

Инструмент, который мне протянула соседка, вид имел археологический. Как будто ещё сам Одиссей вкручивал им саморезы в троянского коня. Ржавый, со стёртой, до бахромы,  рукояткой и кривой, как сломанный в пяти местах мужской половой ***.   
- Ух ты, это ей крестили Христа?- попытался пошутить я.
Взглянув на лицо соседки, понял что зря.
- Ладно, проехали,- наполнил я гнетущую пустоту звуками своего голоса. – Слушай, а это ты каждый день заводишь Аврил Лавин?
- Так уж и каждый день,- сказала она и опустила глаза в притворном смущении.
- А сейчас что тихо? Давай любимую и погромче.
- Какую?
- Благодаря тебе, они у меня все любимые,- улыбнулся я.- О, и чуть не забыл, позвонить есть?
Она достаёт из джинсов телефон, я записную книжку, открываю её на букве «Ё» и набираю номер. Длинные, уходящие в вечность гудки. Возьми трубку, трубку возьми, пожалуйста, профурсетыч, возьми сцуко трубку.
- Алллёо,- растягивает он. Я слышу на заднем плане уличный шум.
- Глеб
- Кто это?
- Гвоздь.
- О, дружище, здорова, как дела?- кричит он в трубку.
- Сносно, сносно. Слушай, я съезжаю, мне нужно вещи пристроить.
- Не вопрос, когда?
- Сегодня.
- Я сегодня пью, тут короче ****ец...
- Ты дома?
- Я дома уже трое суток не был.
- Косяк,- говорю.
- ****ец, косяк,- подтверждает Глеб.
- Слушай у меня всё собрано, давай, ты подъедешь, вызовем мотор, закинем к тебе вещи и я ставлю.
- Да, денег, как грязи, у тебя помыться можно?
- Легко.
- Буду через 20 минут. Это твой номер?
- Нет.
- Ладно, до встречи.
- Давай.

- Должен тебе что-то?- спросил я у соседки, отдавая телефон.
- У тебя сода пищевая есть?
- Тебе срочно?
- Не очень.
- Занесу вместе с отвёрткой, хорошо?
- Давай.
- И это,- напомнил я,- громко и любимую.
- Хорошо,- просияла она и закрыла дверь.

Вернувшись в квартиру, я снял турник, встал на табуретку и противоестественно изогнувшись, стал откручивать крепления. За стенкой ревела Skater boy. Уже на середине второго шурупа, руки забились окончательно, да и поясница ныла. Время от времени, я слезал с постамента и ходил по комнате, встряхивая маслами, как если б в каждом было по градуснику. Турник, мне дал погонять Глеб, время его вернуть.
До 22х лет я не знал не одного Глеба. А потом познакомился сразу с двумя, и оба они стали моими товарищами. Что б не путать, я называл их Рыжий и Мохнатый. Правда, «Рыжий» со временем трансформировалось в «лягушонок Кермит, в тылу врага», но это как говориться: «совсем тупая история».
Только что, я звонил Мохнатому. Он был (как почти все, кого я знал в этом городе) на  пятилетку моложе меня. Если бы передо мной стояла задача описать его одним словом, это было бы слово «Пьёт». Глеб мог пить много и долго, при этом почти ничего не есть, долбить по три пачки сигарет в день и прибывать в относительном мире с собой, до тех пор, пока не оскудевали запасы табака, водки и дисков U2. Когда мы кооперировались, то начинали с того, что спускали всю наличность, потом занимали везде, где только могли, потом занимали у тех, у кого занимать не прилично, потом там, где никогда не надо одалживаться деньгами. Обычно нас хватало на неделю. Пить – это не так уж и весело. То что начиналось как дружеская попойка, меньше чем за сутки перерастало в стахановское движение. К моменту, когда всё заканчивалось, мы обычно выглядели будто 2а давно мёртвых шахтёра.
Он напоминал мне меня в 19ть. Сильно улучшенного меня. Мохнатый, подавал большие надежды, в качестве нападающего. Травма – мениск, операция, прощание с футбольной карьерой, навсегда. Он работал для изданий, где со мной не хотели даже разговаривать. У него была своя рок группа. Собственно, по причине хорошей памяти на плохое, Глеб сам и был этой рок группой (во всяком случае, большей её частью). Ещё он эпистолярил, для вечности.
Уже не помню, на что мы спорили, но суть заключалась в следующем: каждый из нас пишет по рассказу на свободную тему, объёмом в 6 страниц. В качестве судьи, мы выбрали одного из преподавателей с факультета журналистики. Арбитр нужен был исключительно для соблюдения формальностей, ведь мы оба были уверенны в собственном превосходстве.
После, Мохнатый, не разговаривал со мной два месяца. Я по честному сказал ему, что мне в его рассказе понравилось (много времени не заняло), а что нет. Даже если единственная заявит: что у вас маленький хер. И формы какой-то странной. И напоследок, от души, пнёт в пах. Это не отразит и сотой доли отчаянья и боли, когда  собственноручно сынтэгрированное, спускают в унитаз.
Ольга Вячеславна же, сохранила нейтралитет, сказала, что оба рассказа хороши по-своему. Субъективно мой был лучше, но Глеб так и не отдал мне то, на что мы спорили.
Мы имели по одной истории в руки, однако это не мешало нам считать себя гениями (заочно). Когда мы пересекались с Глебом в последний раз, количество его произведений перевалило за 4ре десятка. После того первого рассказа Мохнатый, больше не доверил мне и строчки  из своего культурного наследия. Но, если верить ему, все прочитавшие, испытывали нечто схожее, по силе и ощущениям, с оргазмом у слонов. Возможно, он и стал гением, я уж точно нет.
Алкоголь, не улучшает характер. Глеб ссорился со иной навсегда, не как не меньше 6 раз, только за этот год. Мы никогда не мирились, просто забывали.
Забывали, разговаривали, пили, спорили, ссорились, пили, забывали. Вообще стать кровником с Мохнатым, было просто. На этот случай, у него имелось что-то около 3х комплектов друзей и девушек. С одними он общался, других поносил, с третьими находился в состоянии холодной войны. Спустя неделю он мог спокойно пить, с теми, кого ещё вчера считал негодяями и костерить тех, кому три бутылки назад клялся в вечной дружбе.
Алкоголизировались мы оба и следовательно найти причину для ненависти, нам было в два раза проще. Вот с темами для бесед дела обстояли сложнее. Здесь умение Глеба, часами говорить о U2 и моё умение стебаться над чем угодно, сложно было переоценить. Репертуар коллектива, находился далеко в стороне от моих музыкальных предпочтений, а Боновское спасение мира, я расценивал, как раскрученную пиар компанию  в поддержку благоглупости. Но причиной моих дружеских издёвок, было не это. Когда мы только начали общаться, верховным божеством в пантеоне Мохнатого был Боно. Дальше шли фигуры жиже рангом Бэкхем, Скарсезе, Ди Каприо, одним словом, берёшь за ноздри любое лицо с обложки «эсквайр» и ему, без Б, найдётся место в этой мифологии. Но Боныч и всё на что он простирал свою благодать, было свято. Я не разделял, но с пониманием и уважением относился к религиозным чувствам Глеба. Относился, пока не осознал, что меня кормят фуфлом. Даже если Мохнатый когда-то и любил их музыку, те времена давно канули в лету. Это как исполнять свои ежеквартальные супружеские обязанности с постаревшей, потолстевшей, утратившей эластичность влагалища и пахнущей жаренной рыбой женой. Мохнатый, давно вырос из этих штанов, но не желая мириться с крушением идеалов, мучил U2 себя и окружающих. Однако в этом были и свои плюсы. Подтереть Мохнатого, месяца на 1.5, можно было, просто, выкинув его диск в окно.   
   
В дверь постучали. Я слез со стула и пошёл открывать.
- Здрасти, здрасти, здрасти,- вошёл Глеб, держа как ребёнка чёрный пакет, который подозрительно топорщился, и не двусмысленно позвякивал.
- Проходи,- взял я поклажу и поставил на пол у холодильника.
Обменялись долгим рукопожатием. Судя по всему, Глеб выпил уже с утра, пару пива. Он был не помят, а скорее скомкан, но, несмотря на это, в отличном расположении духа.
- Что с лицом?- спросил он, разуваясь, одновременно прикуривая сигарету и не переставая скалиться.
- Стучался головой в небесную дверь.
- Открыли?
- Тратил бы я на тебя время, если б открыли?
- Тоже да, а волосы?- Мохнатый ставит на стол две бутылки пива, которые прихватил из пакета.
- Продал. Ты помыться хотел,- предупреждаю я, его дальнейшие расспросы.
- Да и у тебя это… короче, бельё чистое есть, а то это уже скаталось в трубочку,- он сворачивает пробку с бутылки и жадно присасывается к горлышку. 
Я выдал ему чистое полотенце, тапки и показал, где у меня жидкость для мытья посуды и дежурная зубная щётка.
- О, Fairy «Зелёное яблоко», а есть «чайное дерево и мята»,- шутит Глеб.
- Нет, старик, только это.
- Жаль,- сказал он, поставил бутылку на бочок и закрыл дверь на щеколду, а я вернулся к откручиванию креплений.
Я слышу, как льётся вода, как Глеб напевает, что-то из «Зверей». Я вижу, как он спивается, и ничего не могу с этим поделать. Вся эта антинаркотическая балалайка, ноль без искреннего желания завязать. А что б такое желание возникло, надо дойти до черты. Упереться во мрак. Глебу пока весело и я не вижу причин ломать ему кайф. Сейчас он всё равно не поймёт. Мохнатый лучше, чем я в его годы. Мои 19ть, это книги, пустые бутылки и тетрадь, посиневшая от мыслей. Холодная квартира, отчаянье и шариковая ручка, которой никогда не было на месте. Это ноябрь, одиночество, радиоточка с Бачинским и Стилавиным, расфасованный по чекам коричневый порошок.
Роюсь в сумке, достаю чистые трусы носки и майку. Складываю болты и крепления в пакет, завязываю его на узел и приматываю к турнику. Ставлю чайник. Включаю Weezer.
Выходит Глеб. Мытый, бритый, причесанный, с чистыми ушами, готовый к употреблению. Я протягиваю ему бельё и он, придерживая полотенце  свободной рукой, семенит обратно. Возвращается, откупоривает следующую бутылку и садиться рядом со мной.
- Не пьёшь?- спрашивает он.
- Думаю пока.
- Думай быстрее, а то кончиться.
- Дай трубу.
Я звоню в справочную, узнаю номер автовокзала. Справляюсь там о цене и времени отправления ближайшего «сарая» на Хабаровск. Набираю Антона, в двух словах объясняю ситуацию и прошу посадки. Получив положительный ответ, звоню хозяйке. Интересуюсь, сколько должен ей денег. Она просит перезвонить через пять минут. Звоню матери, сообщаю о визите. Говорю что у меня всё в порядке. Действительно всё в порядке. Нет, до Саши не дозвонился. Говорю, что доберусь сам и можно меня не встречать. Мать говорит, что б  я не волновался, никто меня и не собирался встречать. Перезваниваю хозяйке. Она хочет четыре. Что-то лопочет, о ремонте. В связи с этой суммой, я могу задать Михалне координаты, но не хочу оставлять хвосты. Соглашаюсь, даже не торгуясь. Встреча в семь. Отдаю телефон.
За время переговоров, Мохнатый, успел влезть ногами в светлые, модно порванные джинсы, на которых виднелись пятна от травы и земли. Майку прикрывал, когда-то чёрный пиджак.
Он кинул своё нательное в пакет. Откупорил ещё бутылку пива и начал:
- Нам надо, заехать домой, между двух и трёх часов.
- Никого не будет?
- Как ты догадался?
- Поверь, это было не сложно. Да, ещё помню у твоей мамки цветов полно.
- Да, до ***,- подтвердил Глеб.
- Пристроишь, пока мой фикус?
- Запросто.
- Тогда, вызывай мотор, Мичурин, переезжать будем.
Пока Глеб звонит, я ещё раз осматриваю квартиру, чтоб ничего не забыть.
- Турник, этот, Рыжему, отдашь, – говорю.
- Ладно.
- Не в службу,- вспоминаю я, глядя на отвёртку.- Занеси её и,- достаю я из кухонного шкафа упаковку соды,- и вот её. А я пока чай заварю.
- Какая квартира,- спрашивает Глеб.
- На право и ещё раз на право.
- Ладно.
- Заблудишься, звони.
- В колокол,- говорит он и выходит.
Вода в чайнике уже успела остыть. Я кипячу её ещё раз и завариваю зелёного. За время отсутствия Мохнатого, я успел, не спеша ополовинить чашку. Дверь я не запирал. Зашёл Глеб и с порога спросил:
- Тебе больше ничего ей отдать не надо?
- Как будто бы нет. Понравилась?
- Да, ни фига такая.
- Когда пьёшь пиво с утра, да ещё на голодный желудок, не мудрено влюбиться с первого взгляда.
- Зря ты Гвоздь, мы с ней очень… это, содержательно пообщались.
- Рад за тебя, телефон взял.
- В том то и дело. Сразу как-то не допетрил. Тебе точно ничего ей не надо вернуть?
- Я звонил тебе с её трубы.
- О точняк. Надо забить, в книгу,- говорит он, давя на кнопки.- А как звать знаешь?
- Пиши «соседка Гвоздя», а будишь звонить, представься, как "парень с содой".         
- Ты клёвый. 
Группа, насколько могу понять, поёт про лесбиянку. Мохнатый, просит поставить его диск, с «ахуитительной» темой. Что б как-то отвлечь его от этой мысли, я отодвигаю кровать и угощаю Глеба видом гриба растущего из стены. Он, не переставая смеяться, делает снимок и отправляет несколько MMS.
Машина была, через 15 минут. Шуриком покидали в неё коробки, Мохнатый назвал водителю адрес. Естественно, не проехав и трети пути мы зацементировались в обеденной пробке. Погонщик такси, завёл обычный в таких случаях разговор, про узкие дороги, про дорожающий бензин, про нехватку денег и щедро поделился собственным мнением, о внешней политике США. Глеб какое-то время поддакивал ему, а потом, так изящно перехватил инициативу, что я даже удивиться не успел. Пиво уже как следует вставило его и он решил побаловать нас, историей о своей 3х дневной одиссее. Глеб завтракал алкоголем, это сказывалось на длине театральных пауз и количестве «****ь», заменяющим название предметов и явлений. Я не слушал. Улыбался, когда Мохнатый ждал улыбки, кивал и к месту говорил: «ну», «ага» и «да ты что». Это только на первый взгляд сложно. Ну, как можно кивнуть не к месту или сказать «ага» не во время? Я не особо слушаю, то что говорят люди, стараюсь больше наблюдать за поступками. Хотя и тут можно обмануться, неверно истолковав мотивировку. А слова, это для мерчандайзеров, ветеранов и политиков.
Я думаю о том, как часто слушали меня. Не пустопорожнее, нет, то что я говорил, когда не было больше сил молчать, когда слово - вырезанное из груди сердце, истекает кровью на ладони и натужно сокращается. Слушали меня тогда, или так же делали вид? Когда суть – кишки, забитые переваренной едой, которые вываливаются из развороченного взрывом брюха, и дерьмо, которое вытекает из пробитых кишок. Сумерки, единственный выход из которых – выговориться. Тогда, хоть кто-нибудь вникал в сказанное мной? 
Радио сообщило о пробке. О пробке, в которой разрушал озон, наш автомобиль. Информация о заторах сменилась, рекламой пластиковых окон. Потом пел какой-то мужчина, про разлуку и любовь, которая выдержит все испытания.
Закончив свою историю, Мохнатый принялся за мой одомашненный гриб. Шофер, по ходу рассказа, то и дело, бросал на меня удивлённые взгляды. Как последний аргумент, Глеб, предъявил фотографию, таксист обернулся, и что-то мне сказал. Не вникая, я просто ответил: «да, всё правильно» и снова уставился в окно.
Путь занял у нас 35минут, за два захода мы затащили вещи на второй этаж. Глеб настоял, на том, что он заплатит за такси. Я был не против. В квартире, мы занесли вещи на балкон и затеряли цветок, среди десятков его собратьев.
- Ну что, овощ, бывай,- сказал я цветку и как только вышел с балкона, это показалось мне, чрезвычайно глупым.
 Глеб надел чистый чёрный пиджак, свежие рваные джинсы, почистил скороходы, и мы двинулись.
У меня было в запасе 4,5 часа. Минус квартплата, билет и поесть в дороге, оставалось 800 русских денег. День был солнечным и тёплым, после вчерашнего ливня, ещё не успела установиться жара. Сидеть в кино или кабаке не хотелось. Я предложил Глебу взять пива, сигарет и сесть на улице.
Мы двинулись в «клевер». Мне хотелось Bud`a. Хоть и варился он в СПБ, а после первой бутылки, это не будет иметь значения, я желал его именно из-за вкуса. Терпкого и чуть сладковатого.
Пить не хотелось. Мне просто надо было, чем-то занять себя, до семи склянок. Я знал, что вполне могу позволить себе две бутылки, без того чтоб начать курить и уйти в недельный запой.
Супермаркет находился на минус первом этаже. Эскалатор, переваливаясь бронированной гусеницей, катил нас вниз. На соседнем, том что бесконечно полз вверх, поднималась компания из 4х человек. Две девушки и два парня. Молодые, цветущие, подтянутые, элегантные и выверено небрежные в одежде. Похожие на персонажей из рекламы жевательной резинки, в пластинках. Парни держали в каждой руке по фирменному пакету. 4ре перезрелых плода, тянущих руки к земле. Смотря строго перед собой, до боли сжав кулаки, боковым зрением я увидел, как она обняла руками его шею и начала что-то шептать на ухо. Вызывая тем самым его улыбку. В этот момент мне хотелось убить.
Боль, обида, обострившееся чувство справедливости, задетое самолюбие. Я был не в праве злиться, я просто злился. Ослабевший организм Мохнатого, не вывезет сейчас ничего крепче пива. Мне хотелось как минимум водки, а тащить Глеба до дома не хотелось. Кроме того, предстояло ещё решить квартирный вопрос.
Мы взяли 10 бутылок, каких-то полосатиков и примостились в хвост бесконечной очереди на кассу. К нашей удаче, с обеда пришел ещё один кассир, и последние стали первыми. Мы купили сигарет и огня. Глеб в порыве альтруизма порывался единолично оплатить содержимое корзины, но я, достав свои пять сотен, сказал что так, будет по-честному и ему не осталось ничего иного, кроме как, добавить недостающую сумму.
Глеб был слишком поглощён, своими речами, что б заметить, изменения в моём настроении. Я был взбешен тем, что вот так случайно столкнулся с ней. Это встреча конкретно подмочила, концовку. Да половой акт, ещё не повод для знакомства, я не любил её, я её даже не желал. Она была мне не нужна. Но все эти факторы никак не влияли на моём эго. Я чувствовал себя жертвой, коварного предательства. Эта вечная жажда завладеть одним, не упуская при этом другого. Нежелание платить по жизненным счетам. Бесконечный сравнительный анализ интенсивности освещения солнцем своей и соседней улицы и всегда не в твою пользу. В ту секунду я бы всё отдал за то чтоб оказаться на соседнем эскалаторе, чтоб её руки обвивали мою шею, что б она шептала мне на ухо, да *** с ним, я хотел даже его пижонскую рубашку поло. Я хотел обладать и обладать единолично.
Сразу за торговым центром находился, дворик с самым грязным туалетом г. Владивостока.  Застраивали этот пятак, до эпохи ватерклозетов и поэтому удобства находились на первом этаже одного из зданий. Вход свободный, не знаю, как было в «Ж», но за дверью «М», дышать носом было затруднительно. Бревенчатый пол, забитые очки, тусклая лампочка, мухи, побелка и типичная для таких учреждений, наскальная живопись.
Мы уселись на одну из лавочек и откупорили по пиву. Двор был проходным, так что можно было просто сидеть, смотреть на людей, курить, да по потребности бегать до ветру.
Глеб, вняв совету: «Давайте делать паузы в словах». Начал рассказывать про недавний случай со своим отчимом.
- А он короче, ну талый, в общем. Сел передохнуть.
- У подъезда.
- Нет, там, на улице, в курсе там ещё тигр, такой.
- Ага.
- Под окнами, вот. Сидит, никого не трогает.
- Ну?- подгоняю я его.
- Тут тормозит, короче, бобик. Оттуда два мента. Давай до него доёбываться. Он такой, ребята всё в порядке, говорит. Я судья, вот мои окна, сейчас посижу и домой пойду. Мент короче, такой, ах судья, и давай они его хуюжить.
- Жопа.
- Хорошо мать, не знаю как услышала, высунулась из окна, вы, мол, что суки делаете, *** моё.
- Помогло?
- Ну да, а то так *** знает, короче.
Мы немного помолчали. Я открыл вторую бутылку, обычно первый алкоголь я пью медленно, но тут сразу взял хороший темп. Мне надо было нажраться. Исключительно в профилактических целях.
Я всего-навсего рыбопоедающий ёлколаз, ёлкозалезательный рыбоед. Я жалок. Сука, вот ведь ****ь. Лживая мразь. Змея очковая.
- Глеб.
- Дааа?
- Пообещай мне одну вещь.
- Хорошо. Какую?
- Если я куплю себе пижонский, сиреневое или фиолетовое, без разницы, поло. Ты меня пристрелишь.
- Согласен, - не раздумывая отвечает он.
- Спасибо, друг,- сказал я и мы обменялись рукопожатиями.
Я сходил по делам и принялся за следующую бутылку пива.
- А с мусорами что?
- От****или свои же и уволили на ***.
- Похоже на торжество справедливости.
- Да, похоже на него,- сказал Мохнатый, сделал глоток и сразу же передёрнулся. Вскочил со скамейки, но не добежав, нескольких метров, до двери, пролился пивом на асфальт. Сделал несколько шагов, опёрся рукой о стену и стравил остатки. Мимо прошли две женщины, одна из которых, не останавливаясь, попыталась пристыдить Глеба, на что тот ответил, новой порцией. Отдышавшись и сплёвывая на ходу он вернулся на скамейку.
Наступает утро, будто заново родился. Всех ещё тошнит, а меня уже тошнит, - подумал я. Впрочем, если организм пока способен реагировать на отравление, не всё потеряно. 
- Иди в «клевер», умойся.
- Смысл,- прохрипел он и сплюнул.
- И то верно, на вот,- достал я платок из заднего кармана 507х. Сразу оговорившись, чтоб он, оставил его себе.
Глеб поблагодарил и  начал интенсивно сморкаться.
Я продолжал пить, Глеб пока воздерживался. Последняя попытка закончилась, тем, что его вывернуло, только что выпитым.
- Напиши рассказ на эту тему.
- Виды и типы художественного блёва,- мрачно проговорил Глеб, выпуская дым из ноздрей.
- Я про отчима.
- А.
- Может называться «В чём ошибался Буковски».
- Буковски, ошибался, ты наверно шутишь? Буковский, не может ошибаться. Кто угодно только не он,- взбодрился Мохнатый.
- Ладно, проехали.
- Нет погоди,- не унимается Глеб,- ведь всё сущее, что было, есть или будет, зиждется на непогрешимости Бука.
- Ух ты, какие ты слова знаешь, а написать, без ошибок, сможешь?
- Кто угодно, только не он,- продолжает Глеб.- Папа римский, Боно, *** с ним, но только не Буковски, нет. Я отказываюсь в это верить.
- Глебушек иди поблюй, что ли, займи чем-нибудь рот.
Мы смеемся, Глеб только что поквитался со мной за годы притеснения Боно.   Мохнатому, то же нравиться дядя Чарльз, но он не мог отказать себе в удовольствии, пройтись ногами по тому, что для меня хоть немного значимо. Всё честно.
- Так в чём же ошибался Буковски,- он ждёт, зацепки чтоб продолжить высмеивание.
- Я не правильно выразился. Не ошибался, а просто не углубился в тему, не проанализировал все варианты и не учёл специфику разных стран и регионов. Но такое название, сложно запомнить, не находишь? По этому я и сказал, то что сказал. Кстати, ты говорил, но я забыл, когда вы последний раз мерились i-pod`ами. У кого оказалось больше лицензионных дисков U2 у тебя или у Нельсона Манделы.
- Юморист, да?
- Ага.
- Ну конечно у меня, что за вопрос. Но Нельсон, сука, близко.
- Опасно, слушай. А что ещё у тебя больше чем у Манделы.
- Гвоздь, ты дебил?
Это любимый его аргумент. Он произносит его в виде утверждения или риторического вопроса. Одно неизменно, если он говорит это, значит я у него в печёнках, а это не может не радовать.
Глеб уходит до удобств. Вернувшись, берёт бутылку с пивом, делает маленький глоток и прислушивается к своим ощущениям, делает ещё один. Обратно не идёт и он закинув голову, от души вливает, вознаграждая себя за минуты простоя. Я открываю новую бутылку.
- Ну так о чём ты?
- А,- вспоминаю я разговор, направившийся не в то русло,- в одном из рассказов, он пишет что не бывает хороших и плохих полицейских. Если человек надевает форму он автоматически становиться защитником существующего порядка. И от сюда уже вытекает, если система тебя устраивает, то менты в норме, если ты против то и мусора пидорасы.
- Ты имеешь в виду то, что они начали избивать судью, рушит всю теорию?
- Доказывает её несостоятельность. Смотри, у него в корке лично Вова Вова расписывался, да, он один из столпов, данной системы. Короче, он очень «за». Но его все равно зажевало.
- И что из этого, по-твоему, следует,- спрашивает он, очищая рыбу от меха.
- Да ни ***,- говорю я, выдыхая дым.- просто неудачный день для арбитража.      
Когда закончилось пиво, мы купили две шавермы и бутылку 72 портвейна. Поев и добавив, долго прощались, набивая карманы товарища обещаниями. Никто из нас не кривил душой, но и выполнять сказанного никто не собирался. Я проводил Мохнатого до остановки. Мы обнялись, он говорил, я кивал, он говорил, я отвечал: «по любому». Мы ещё раз обнялись. Он заходил в среднюю дверь, обернулся, что-то мне сказать. Потерял равновесие, попытался в падении ухватиться рукой за поручень, растянулся на проходе и я услышал его смех. Не переставая смеяться, он приподнялся на локтях и сел на последнюю ступеньку. Мы смотрели друг на друга и смеялись. Не было нужды в комментариях. Мы просто смеялись, вместе. Каждый над своим. Послышался писк, шипение и пневматическая дверь закрылась, слегка спружинив в самом конце. Для меня с право на лево, для него с лева на право. Дверь закрылась и автобус начал движение, постепенно набирая скорость.

Мои внутренности выворачиваются в унитаз. Орально. Где-то там, часть моего завтрака, пиво, шаверма и портвейн. Всё это уже на пути к очистным сооружением и теперь по следу рвутся мои внутренние органы. Как цепные псы, раздирая до крови, опасными поводками, свои могучие мохнатые шеи.
Уняв спазмы, я смываю плоды трудов и полощу рот холодной водой. Татьяна Михална, сейчас, она похожа на грязное, размытое пятно.
Крайне пиво было явно лишним, но не последним. В то время когда меня рвало, она стояла в коридоре и смотрела. Теперь она говорит и мне очень сильно хочется проорать ей, прямо в ухо: «иди на ***», добавив при этом «старая, облезлая мандавошь». Но я этого не делаю, во первых: по тому что, от этого мне не станет легче, а во вторых: я забыл, пока блевал вроде помнил, а тут как из головы вылетело.
Деньги я ей отдал, до инцидента с «белым другом». Я убираю комп в рюкзак. Она, как будто не замечая батареи пустых бутылок, говорит, о волне отравлений, по городу.               
- Точно, то ли портвейн был не свежий,- говорю,- то ли пиво отравлено.
- У тебя деньги-то есть,- участливо спрашивает она.
- Нет.
Мой ответ, поставил её в неловкое положение. На секунду мне показалось, что она готова полезть в кошелёк за сотней другой. Но вместо этого она разродилась невнятным напутствием и пожеланиями удачи.
Я не разувался, рюкзак у меня на плече. Она достаёт из сумки какой-то гастрономический неликвид и пытается втюхать его.
- Возьми, на дорожку.
- Спасибо, мне такое нельзя, всего доброго, - прощаюсь я и выхожу за дверь.
Слышу, как за спиной она громко говорит сама с собой: «мог бы и спасибо сказать». Меня так и подмывает. Вернуться и прочесть ей лекцию на смеси матерного и русского. О том что не надо сваливать в одну кучу, дела и личное. Она предоставляла услуги, я их оплачивал. Вот и вся недолга. Я не чувствую благодарности по отношению к ней. Никто не целует экран банкомата, после удачной операции.
Спускаюсь с крыльца, закуриваю и иду в сторону остановки. Было бы не плохо, думаю я, если б сейчас в этот дом угадила вакуумная бомба, а ещё лучше, что б это произошло, пока я был внутри. Вспомнил, второе: потому что она видела, как я блюю. По-моему, это очень интимно. В смысле, сильно сближает.

Темно. Алкоголь холодным потом вытекает из моих пор. Нос заложен. Я одет. Я спал. Я не знаю, где нахожусь. Нащупываю на руке часы, нажимаю подсветку 3:14. Там куда сейчас направлен мой взгляд, стена. На стене обои. Рисунок мне не нравиться. Я слышу гул вентилятора и глухие щелчки клавиатурного топота. Поворачиваю голову, стараясь не шуметь. Человек сидит за компьютером, на него падает холодный, мёртвый свет монитора. Я пытаюсь навести резкость. Антон. Неплохо.               
Выставляя руки на встречу стенам, иду в туалет. Мышцы болят, как на утро после марш броска. Сегодня у меня не сгибаемый стояк и поэтому я играю в игру «обоссы толчок товарищу». Закончив, беру половую тряпку, и протираю пожелтевший фаянс. Умываюсь и пью холодную воду, прямо из крана.
Вернувшись в комнату, включаю свет, сажусь на табурет у компьютера и закуриваю. Меня не хило потряхивает.
- С добрым утром,- говорит Антон, сворачивая текстовый документ.
- Ни хера не помню,- констатирую я.
- Что конкретно вас интересует, Александр?
- А что вам известно?- пристально смотрю я на него.
- Ну ты вчера пришёл пьяный, даже отвратительно пьяный, где-то в восемь, начале девятого,- отводит он свой взгляд.
- Я билет купил?
- Да, ты просил напомнить, что он у тебя в рюкзаке, в отделении для дисков, отправление 6:05.
- Славно,- я снова посмотрел на часы. 3:21.
Мы помолчали.
- Есть ещё что-нибудь, что я должен знать?
- Вроде нет. А, ты помнишь как мы вчера в магазин ходили?- начал Антон, засмеявшись, и не дожидаясь ответа продолжил.- Ты такой короче: надо в дорогу пожрать взять. Денег было, что-то типа трёхсот рублей. Я тебе говорю, пошли в магазин, а ты меня потащил в тот, где вино на розлив. Ты сказал: не будем делать двойную работу, купим на обратном пути. Как обычно начал трепаться с бабой, которая наливает вино. О, помнишь, как звал её в Хабаровск? Говорил, что покажешь Амур и пятую площадку.
- Согласилась?
- Нет.
- Ну и дура.
- То же самое ты ей вчера и сказал. С вина денег почти не осталось. Ты решил не идти в другой магазин, а купить еды в виноводочном. Но из еды у них были только, минералка и шоколадки. Ты купил воды, а на шоколадку не хватило денег.
- С газом,- спросил я.
- Вода? Вроде да.
- Ништяк.
- Только ты её ночью выпил.
- А вот это плохо,- я затоптал сигарету в пепельнице. - Ты не спал?
- Мне завтра статью сдавать во «Владивосток». Как принято, проебланил, до последнего. Так что я и не собирался, ложиться.
- О чём статья?
- Да, забей,- махнул он рукой.
-  Уже.
- Кстати, что тебе такое снилось?
- С чего ты взял?
- Ты разговаривал во сне.
- О чём,- насторожился я.
- Не поймёшь, набор слов, потом кричал, громко, но не долго. Сходил на кухню, выпил бутылку минералки. Лёг, поворочался минут пятнадцать. А потом так отчётливо сказал: «где, сука, обещанные курсы трактористов»?
- Трактористов,- засмеялся я.
- Да, сказал, повернулся к стенке и захрапел,- закончил он и то же засмеялся.
- Похоже, ты весело провёл ночь.
- Да, забей.
-  Ладно, пойду помоюсь,- сказал я, встал, выбрал из стопки глянца, на шкафу, последний RS, достал из рюкзака, свежее бельё и пошёл в ванну. Раздевшись до трусов, я включил горячую воду на полную, и сел на край ванны, листая журнал. Ночью всегда так, приходиться ждать, пока горячая вода вытолкнет всю холодную и наконец свалиться из крана.
Прошло минут десять, прежде чем комнату начало заволакивать паром. Я настроил на оптимальный напор и температуру, снял трусы и залез в резервуар. Как же хорошо. Успокаивающий шум воды, я чувствую как она поднимается, заглатывая моё тело в молочно белую, змеиную пасть ванны. После того как колонку Шнурова, отдали Троицкому, читать в RS практически нечего. Лениво переворачиваю страницы. Пробегаю глазами по лидам и фотографиям. Задерживаюсь на одной музыкальной рецензии, закрываю журнал и аккуратно отбрасываю к двери, так что б он не помялся и не намок. Люблю читать в ваннах. Если у меня есть ванна, вдоволь горячей воды и масса свободного времени, мои книги, начинают выглядеть так, будто в них написано больше, чем на самом деле.
Наполненная ванна, одна из скучнейших вещей на свете. Мне нравиться когда «шумит и гремит и грохочет кругом». Я люблю сидеть, пока она наполняется. Как только, наступает время выключать воду и покрываться испариной, ретируюсь. Когда я был маленьким, то помню, очень боялся, что меня затянет в сливное отверстие. Закружит в воронке и тогда тому, кто постоянно сидит по ту сторону и выжидает, останется только, обвить мои маленькие белые ступни, холодными щупальцами и утянуть. То место где я окажусь, содрав всю нежную, распаренную кожу о внутреннюю поверхность старых чугунных труб, наводило на меня такой ужас, что я не мог представлять его себе, больше нескольких секунд.
Я уезжаю из места, где никому не нужен, туда, где меня никто не ждёт. Мне холодно. Я рассматриваю свои ступни. Светлые волосы, на пальцах ног. Бесполезен частями, бесполезен целиком.
По условию задачи, из пункта А в пункт В выехал раздроченный Икарус. Со скоростью три мелких населённых пункта (в которых рождаются люди, всю жизнь работают, только на собственный прокорм, рожают следующих и умирают) в час.
На встречу ему из пункта С движется фура, со скоростью две шалавы в рейс. Участок трассы ВС ремонтирует бригада дорожных рабочих с КПД бутылка в трудодень, в трудожало. Вопрос: на ***?
Сколько дорог должен пройти Б. Дилан, прежде чем мы назовём его Д. Биланом.
В дверь стучат, я выключаю воду. Слышу голос Антона:
- Ты ещё долго?
- Минут 5-7, а что?
- А ты как думаешь?
Я приподнимаю ручку смесителя и помещение вновь наполняется шумом, который отгораживает меня от всего, что происходит за его приделами.
Антон. Из всех моих полу вменяемых, здешних товарищей, он самый нормальный. Такие не становятся гомосексуалистами (не ни бывают, а не становятся), исколотыми торчками или ворами рецидивистами. Конечно «вселенная и время бесконечны, следовательно произойти может всё что угодно». Но чаше происходит не всё что угодно, а что должно. Такие никогда не бывают баснословно богаты, но живут в  достатке. К двадцати шести он жениться на порядочной девушке из хорошей семьи. Страшненькой, верной и домовитой. К тридцати он расплывётся, а она разродиться, в первый и последний раз. Вряд ли он сделает себе громкое имя, но с возрастом, станет умеренной величиной, в той области, которой будет заниматься. Всю жизнь будет страдать от реальных и выдуманных недугов, в итоге переживёт большую часть своих абсолютно здоровых знакомых. Ещё какое то время он будет трепыхаться, после успокоиться, а в конце внушит себе, что прожил интересную, достойную и насыщенную жизнь, особенно если это будет не так.
Стук в этот раз более настойчивый. Я кричу: «минуту». Вынимаю пробку и начинаю втирать шампунь, в жёсткий ёршик, только пробившихся волос.
Порой мне так хочется, быть Антоном.

Антон проигнорировал ранний завтрак и я колдую на кухне исключительно в своих интересах. С утра редко чувствуешь голод. Плотные завтраки это прерогатива ломовых лошадей и тех кто не уверен в своём обеде. Денег у меня не осталось, так что в следующий раз я смогу поесть часов через 15ть.
Кромсаю помидор на сковороду, разбиваю на него четыре яйца. Сверху закидываю ветчину, колбасу и сыр. Поджариваю пару гренок. Ставлю чайник. Разбавляю креплёное грушевое вино, фантой. Выкладываю яичницу на тарелку, заливаю в два слоя кетчупом и майонезом.  Дегустирую слабоалкогольный микс. Нечастая фигня. Выпиваю до дна, смешиваю вторую чашку. Подхватываю свои кулинарные изыски и иду в комнату, напевая: «ей слуга завари ка мне ящик вина, скоро ночь и проходит уже, ей слуга, завари ка мне ящик вина...»
- Там про чайник, поётся,- поправляет меня Антонио.
- Чайники это мелко, если хочешь успеть в жизни хоть половину, заваривать надо ящиками.
- Какая, сука, глубокая мысль,- констатирует Антон.
- Похожая на поебень?
- Очень,- смеётся он.

Мне остаётся час сорок до выхода. Я прошу Антона завести какое-нибудь кино.
- Какое,- спрашивает он.
- Всё равно.
- Есть «страх и ненависть».
- Всё равно.
Меня сейчас больше интересует мой завтрак, который в меня не лезет, но который засунуть в себя надо. За окном начинает светать. Смотреть на это невыносимо. Я иду на кухню и смешиваю себе третью порцию. Не чашке рыжий котёнок играет с клубком. Я стою на кухне и плачу, у меня не истерика, я не всхлипываю  и не стучу руками по неодушевлённым предметам, из моих глаз просто текут слёзы и нет смысла им мешать. Сейчас кухня кажется мне огромной и пустой, а воздух наполняющий её холодным и синим, и как будто кроме этой кухни ничего не существует. Я думаю об этом рыжем котёнке, о тоннах раскалённого песка, о плакате с Моррисоном над компьютером Антона и ещё отчётливо понимаю, что не умру. То есть в ближайшие время. Я не знаю в каких краях берёт начало эта уверенность, но готов поставить на это деньги. И ещё, это меня нисколько не радует. Умываюсь, беру чашку и возвращаюсь в комнату.
- Что ты красный такой,- спрашивает Антон.
- Не в то горло попало.
- А,- кивает он с понимающим видом.- Курить будешь?
- Резко ты.
- А что делать?
- Кому сейчас легко, да?
- Итак, Александр?
- Нет, спасибо. У меня от неё паранойя, не совместимая, с длительными автобусными переездами.
- Ну как знаешь, подвинься пожалуйста,-  я отодвигаюсь, он достаёт из нижнего ящика, уже замостыренную папиросу. Лечит, предлагает ещё раз, получает отрицательный ответ и взрывает. Комната мгновенно наполняется сладковатым, запахом тлеющей шалы и кашлем Антона.
Я стою у книжной полки.  На первый взгляд, она свидетельствует не только об умении читать, но и о успешном применение этого навыка на практике. На самом деле за последние пол года, тут не появилось ни одной новой книги. На мой вопрос, он отвечает, что столько перелопатил рекомендованной шняги за учебный год, что читать летом, нет никакого желания. Тысячи людей по всей стране, занимаются по одной программе. Слушают одни и те же лекции и берут в библиотеках, одинаковые книги. А после получения диплома, удивляются отсутствию оригинальных идей? Я бы взял перечитать «автостопом по галактике», но не уверен, что смогу вернуть её. Иду к Компьютеру и кладу на стол «депеш мод» Жадана.
- Я возьму,- говорю, показывая Антону на книгу.
- Это вобще то твоя.
- Знаю, я к тому что б ты её потом не искал.
- Понятно.

Фильм идёт фоном, Антонио рассказывает о своих душевных переживаниях. Они сводятся к тому что, он запал на одну девушку, у них неплохие отношения. Проблема в том что она лесбиянка.
- «А он мятежный ищет бури, как будто в бурях есть покой»,-  напыщенно цитирую я.
- Знаю, Гвоздь, знаю, но ничего с собой поделать не могу.
- Страдаешь, отсутствием страданий.
- Она, кстати, мне понравилась, до того как я узнал, что она, ну ты понял,- говорит он в свою защиту.
- Вообще, я даже где-то разделяю.
- Серьёзно.
- Если самец. Совратит ковырялку, то он автоматически освобождается от постройки дома, выращивания сына и засаживания дерева. Сразу после соития, может лечь помирать, большего ему уже не добиться.
- Да пошёл ты в жопу,- толкает он меня.
- Интеллигенция, чуть что сразу в жопу.
- Всё, я больше не хочу с тобой об этом говорить.
- Да ладно тебе. Я ж сказал, что всё понимаю. Присунуть такой, это автоматическое признание, того что ты супер мужик, в рейтузах и плаще. Кроме того тут призрачно мерцает перспектива секса втроём.
- Да у неё такая подружка есть, ух.
- Только бросил бы ты это дело.
- Почему?
- Тут не светит ничего кроме, обид и разочарований. Сиди дружи, как говориться. Тем более у вас столько общего с этой танкисткой.
- Например.
- Ну тебе нравятся лесбиянки, ей нравятся лесбиянки.
- Да пошел ты,- говорит Антон сквозь смех.
- Скоро,- смотрю я на часы,- скоро.

Я достал своё железо, включил, создал новую папку на рабочем столе, и попросил Антона, закинуть туда музыки и всякого такого.
- Какой тебе?- спросил он подключая флешку.
- Быстрой и громкой.
- Не знаю, давай смотри сам.
- Старик, просто накидай чего-нибудь, под завязку. Удалить – дело не долгое.
Фанта кончилась, я пил чистое. Пить мне не стоило, ещё наверно следовало отказаться от второго косяка. Но вместо этого, я решил, что бухло должно положительно повлиять на мою паранойю.
Я проверил билет, похожий на обычный кассовый чек, налил в бутылку из-под минералки, кипяченной воды и кинул книгу в рюкзак.
- Полотенце взял?- спросил Антон.
- Что?- не понял я.
- Полотенце. Самое главное.
Это было из «автостопом». Если у тебя есть полотенце, ты без труда сможешь разжиться всем остальным. Или как-то так.
- Я оплатил проезд, так что обойдусь, в этот раз, без полотенца.
- Дело твоё.

Самочувствие было в норме, за исключением того, что мне стало страшно выходить на улицу. А без этого, было сложно добраться до Автовокзала. И я, малодушно, старался не замечать этой проблемы, в ближайшие 40 минут.
- Ты знаешь, я совсем не помню последние три книги «по галактике». Так что если соберусь перечитать, это будет как второе первое прочтение.
- Клёво, я бы тоже хотел прочитать её как в первый раз,- сказал Антон.- В чём секрет?
- Читай бухим. Помогает не перейти кратковременной памяти в долговременную.
- Надо обязательно попробовать.
- С кино сложнее. Даже если единственное воспоминание о фильме, это то что ты его смотрел. Всё равно на свежую голову, возникает навязчивое ощущение дежа-вю.
- Так что у тебя всё-таки с лицом.
- Антон,- смотрю я с мольбой в его глаза,- ты больше не считаешь меня красивым?
- Я? - он опешил.
- Совсем, совсем? - мой голос дрожит.
- Короче, проехали, не хочешь не говори.
- Да секрета, то нет. Я кончил в женщину, она  меня избила,- сказал я быстро на одном дыханье.
- Не хочешь говорить не говори,- произнёс он так, будто сильно задет моим не желанием открыться ему.
- А что именно вызывает твоё недоверие? То что я могу найти женщину, для занятия сексом? То что я способен к эякуляции? То что я знаю где находятся основные отверстия? То что это настолько её взбесило, что она меня избила?
Антон сказал своё виноватое «нет», четыре раза.
- Ну а в чём тогда дело?
- Просто, Саша, это не похоже на правду.
- А знаешь что ещё не похоже на правду? «В погоне за Эми».
- Почему это?- удивляется он.
- Большинство критиков, считают, что это лучший фильм Смита. У меня есть своё мнение, ну да *** с ним. Косяк  в самом сценарии, - я жду наводящего вопроса.
- В чём именно?- не разочаровывает моих ожиданий Антон.
- Я рад, что ты меня об этом спросил, друг. В фильме мы видим молодую, гордую и горячую лесбу, которая отказалась от  всех сисек и влагалищ на свете, ради Бена Афлека, который рисует, сука, комиксы.
- Любовь?
- Если б это был молодой Рязанов, я б ещё понял. Гурченко, пол фильма весело «ныряет за жемчужинами», а в конце её перевоспитывают всем «гаражом» в позе бобра. Соцзаказ там, цензура. Но молчаливый Боб, мог бы выдать и чего, по реалистичней.
 К тому моменту, когда я заканчиваю, Антон, уже валяется на полу от смеха, он старается что-то сказать, но у него не выходит. Смешной он.

Мне всё ещё страшно выходить на улицу, но до рейса двадцать минут и перспектив у меня не много. Я убрал компьютер. Ещё раз проверил билет и пошёл обуваться. Антон стоит в коридоре и зевает. Надо что-нибудь сказать на прощанье, я очень ему благодарен, но у меня, ни одной мысли. Я перебираю в башке, всё что я могу ему сказать и ни один вариант меня не устраивает.
- Слушай, ты часом, не знаешь, где улица, Новоивановская?- спрашиваю я.
- Новоивановская, Новоивановская,- бубнит он, подняв глаза к потолку. Нет, но можно по карте посмотреть, тебе срочно?
- Не бери в голову. Ну, спасибо за всю ***йнююю!- встаю я в позу Ричарда Никсона.
- Да забудь,-  хлопает он меня по плечу, ему не ловко от этих сантиментов и к тому же  Антон видимо хочет спать.
- Уже,-  опускаю я руки, улыбаюсь и поворачиваю задвижку, открывая дверь.



Глава 15

«город туманов, ****ей и мореманов» или наркоманов. Зависит от тезиса, который  нужно подкрепить данной пословицей. Хотя, положив руку на бешено стучащее, из-за психоактивного, сердце, надо сказать, ничего из вышеперечисленного, в этой географической точке, не превышает рекомендуемой СЭС нормы. Разве что туманы. Да и то, преимущественно по утрам.
Аккуратно, как спаривающийся дикобраз, я прикрыл тяжёлую железную дверь парадной. Код 84 как у Оруэлла или 48, год когда он написал свой плюс плюсовой роман. Эту книгу мне то же дал Антон, её и «скотный двор». Сука, как же я накурился. Оооооооо ништяк.
Видимость в пределах 7-8 метров. Туман опустился на город и как ватой законопатил все щели. Тишина почти абсолютная. Я выхожу из двора. Поворачиваю на лево. Теперь только прямо. Пересечь две дороги и в конце повернуть ещё раз на лево.
Не видимые глазу капли дождя, повисли в воздухе и впиваются в голову при ходьбе, ледяными осколками. Стекловата. Я надеваю капюшон. Из тумана выплывают безучастные предметы, обрастают деталями, по мере моего приближения к ним и исчезают, оказавшись за моей спиной.
Владивосток, точно не назовёшь городом который никогда не спит. Муниципальный транспорт, ещё не начал свою работу, со стороны дороги иногда слышится лишь мягкое шуршание крадущихся шин, да на секунду пробьётся смазанный свет противотуманок.
На форточках круглосуточных ларьков, что попадаются мне на пути, висят сделанные из, вывернутых на изнанку, сигаретных блоков таблички. И все они по разному, но предельно лаконично, сообщают об отключении лавки от круглых суток.
Чем хороши путешествия на рейсовых автобусах? Дёшево и при покупке билета не нужны документы. Можно проехать через всю страну с читательским билетом детской библиотеки или без оного. Вот наверно и всё. О минусах же можно говорить часами. Медленнее разве что пешком. Однотипный пейзаж за окном. Зимой холодно, летом жарко. Осенью и весной острое желание взять молоток и аптечку, у водителя. Откроешь окошко, пыльно и пованивает, закроешь, душно и воняет. Десяти часовая поездка, как два года в коме. Мышцы атрофируются, появляются пролежни, пятна родимые, да трупные. Тонус в анусе. Это не считая максимально расширенного диапазона, форс мажорных ситуаций. Летающая железяка (типа самолёт), может только тупо упасть. Поезд, культурно, сойти с рельс или врезаться, в такой же, вышедший, по условию задачи, на встречу. Во время следования автобуса, может произойти мягко говоря всё. Начинается «всё» обычно с поломки строго по середине пути. А дальше от "гондона до батона". Ну например, может автобус упасть на самолёт? Маловероятно. А самолёт на автобус? Легко. Не только может, но скорее всего так и поступит. По сообщению ИТАР-ТАСС в авиакатастрофе у деревни "Малые половые губы" погибли все пассажиры рейсового автобуса, за исключением водителя, которого растерзали белки, в 30 метрах от места трагедии. Плавайте поездами Аэрофлота. Меня прёт, тащит и таращит.
Я останавливаюсь по среди проезжей части. Передо мной, с интервалом полсекунды, вязнет в тумане, жёлтый сигнал светофора. Сейчас он не регулирует движение, а просто напоминает о себе, глупо подмигивая всему, до чего может пробиться. Наверно он просто боится, что если не будет этого делать, то завязнет в сладкой вате тумана и исчезнет вместе с ним. Я  развожу руки в стороны, поднимаю лицо к небу и начинаю кричать букву «А». Протяжную, хрипящую, громкую. Когда я заканчиваю кричать её, то набираю полные лёгкие воздуха и кричу следующую букву «А».
- ***ли ты орёшь, мудила?- отчётливо услышал я, спокойный, беззлобный и чуть насмешливый голос.
Я опуская голову, поворачиваюсь вокруг своей оси, но никого не вижу.
- Кто здесь?- боязливо спросил я у пространства не спрятанного туманом, но в ответ услышал лишь тишину.  Через мгновение, меня ослепил ярчайший свет и перепонки начал раздирать скрежет заполнивший всю мою вселенную, радиусом 7 метров. Вселенский вой, мгновенно сменился нервным писком клаксона.
Мы смотрели друг другу в глаза, между нами было лобовое стекло и белый капот «тойоты». Я приветливо улыбался ему, а он сильно давил правой рукой на сигнал и судя по мимике нервничал. Его губы вытягивались трубочкой на «У» и часто плевались мягким знаком. Наконец он опустил боковое стекло и высунул голову в туман.
- Какова ***, ты тут, ****ь, вырос как хуй на лбу, уйди на хуй, *****, с дороги, дятел, слышишь меня, ****ный в рот, ты чо в уши ебёшься, дятел *****, с хуя ты скалишься, ты щас бивнями, *****, харкать, сука, будешь, *****, к ебеням раскатаю, козлина, на хуй, урод *****.
Сказав всё это, водитель закрыл окно, переключил передачи и сдал назад, исчезая в тумане. Я подумал, что он  решил разогнаться, перед тем как меня сбить. Набрал полные, лёгкие воздуха и закрыл ладонями лицо. Я ждал удара, но вместо этого, услышал, шум проезжающей машины, слева от меня. Она проехала довольно быстро, и я не успел заметить, мой ли это автомобиль или мой ещё разгоняется. Подождав секунд 20 я вдруг вспомнил, что у меня билет на автобус. Просунул большие пальцы под лямки. Дёрнул их вниз, плотно прижав рюкзак к спине и пошёл дальше.
Рынок. Не глубокие пещеры лотков, ощетинившиеся, грязными не струганными досками. Через час всё это покроется волдырями дешёвых вещей, туман пройдёт, освобождая место для глухого рокота торговых рядов.
Бирюзовая подсветка разлилась по циферблату моих часов, даря мне ещё 10 минут, до отправления. Некуда спешить. Некогда спешить. Спешить? Ни когда! Куда не спешить? Спешить никуда.
Наклеенные друг на друга куски бумаги, хотят мои волосы, дорого. Хотят моё золото. Хотят, чтоб я захотел похудеть. Похудеть, легко. Хотят купить квартиру в моём районе и обязательно дорого. Артисты. Приезжие трубадуры. Хотят приобщить меня к прекрасному. Всегда одни и те же артисты. Порой мне кажется, что нет никаких гастролей. Все они живут в резервации, на мысе Чуркин. А в Москву летают, сниматься в «голубых огоньках».
Работа. Не дорого.
Эксгуматоры рока. В рамках мирового тура, по дальнему востоку, единственный (из трёх запланированных) концерт группы «Скорпионы», в селе Красное. Спешите, билетов на всех не хватит. Чистоту и порядок гарантируем.
Нагромождение тщеславия, отслаивающееся кусками в палец толщиной. Пахнет сиренью, гнилыми овощами и горелым пластиком. Пропала собака. Просьба. За вознаграждение. 
Условие не известно. Ответ 42. День когда, белки съели Ким Чин Ира. Порой они смотрят на меня, будто я знаю больше чем говорю. Им нужны ответы, которые суть иллюзия. Даже формулирование этих вопросов иллюзорно. Я не знаю вопросов. Разница между нами, в том что я брожу во мраке, на пять лет дольше. Доза говорил мне, что одно поколение сменяет другое, за 5 лет. Не уверен, но даже если так. Поколения придумали, для продажи газировки и маек с глупыми принтами. Все поколения потерянны. «Извините, ваше время истекло, освободите пожалуйста мрак... Нет мы не продлеваем... Я сейчас охрану позову». Глеб, Лягушонок Кермит в тылу врага, Антон.
Глеб, с его не дорогим, безопасным самоуничтожением, копеечный бунт против собственной печени. Антон и его мнимая уверенность в завтрашнем дне. Смешная до того, что даже и не смешна. Кермит, беззащитный своей незамараностью, надеюсь бог которому он молиться, присмотрит за ним, когда придёт время отделять зёрна от плевел. И я, где-то растерявший всё это по дороге, обменявший на бусы, в компании таких же туземцев. Сокрушающийся над своей, коряво прожитой юностью, ненавидящий её, не поменявший бы в ней ни одного дня, да и не имеющий такой возможности. Бредущий сквозь туман, обычный уебан. Растворяющийся в газировке, как накипь электрического чайника, насухо вытертый майкой с Че Геварой.
Я слышу тихий цокот, останавливаюсь. Из тумана появляется, здоровенный кремовый лабрадор. Пёс разглядывает меня, своими большими умными глазами. Я присаживаюсь на одно колено, и протягиваю ему правую руку, раскрытой ладонью. Он начинает мотать упругим, похожим на мохнатый шланг хвостом. Подходит, лижет мою ладонь, резко поворачивает свою морду, словно услышал из тумана, окрик хозяина и убегает.
- Уже уходите? Жаль,- с сожалением говорю в ту сторону, куда он побежал.
Поднимаюсь, отряхиваю колено, прохожу метров триста, поворачиваю на лево и оказываюсь на месте.
Безразличный, ко всему на свете, голос диспетчера делает объявление, повторяя его два раза. Но я и так уже вижу свой транспорт. Сложно ошибиться, если он тут один. Дедок – водитель, проворно засовывает Икарусу под жабры, крупногабаритную поклажу, принадлежащую немногочисленным пассажирам. Я уточняю, хабаровский ли это рейс, и получив утвердительный ответ, двигаю занимать  любое свободное место.
Закончив с вещами, водитель, идёт между рядов и проверяет билеты, берёт деньги у тех кто расплачивается на месте и что-то попутно пишет в своём планшете. Я спрашиваю, о времени прибытия. Хотя, какая уже разница. Дед говорит: «что часам к десяти вечера, должны быть». Я благодарю и достаю из рюкзака книгу и бутылку с водой. Сегодня отличный день, только вот для чего? Отличный день для ничего.
Туман, медленно начинает рассеиваться. Один из пассажиров, в ожидании отправления, будит кого-то, по телефону, что б сообщить, что всё в порядке. Это распространяется, как эпидемия, и вот уже, кто кричит в трубку, сетуя на плохую связь, кто только набирает номер. Все в порядке. Со мной всё в порядке. А на остальное насрать. Я – средневековая земля. Пока я в порядке, всё, что кружиться вокруг меня (а вокруг меня кружиться решительно всё) может не волноваться. И мне не важно, сколько для этого надо сжечь учёных. Я звоню, сказать что можешь вращаться дальше, не опасаясь, глупое маленькое солнце или кто ты там. Я позвонил, нет не сказать что я люблю тебя, нет, не как сильно я волнуюсь, я позвонил сказать, что я слепой и чёрный и мой толстый палец застрял в диске, по-моему в цифре 4, но это не важно, я в порядке, да, детка.
Меня не слабо бесит весь этот шкураход. Я сейчас кончу от радости - «не совсем верные слова, но это первое, что приходит на ум». Вымораживает наивность людей, которые думают, что кого-то трогает, где они сейчас и что с ними происходит. Их страх, канающий за заинтересованность, похожий на глупость, замаскированную под человеческие взаимоотношения. Как тот  на смерть перепуганный семафор, с дрожащим жёлтым сигналом.
Не возьми мой психоаналитик сегодня выходной, он бы наверно сказал:
- Причина вашей агрессии, в данной ситуации, проистекает из того, что вы думаете, всем, и в первую очередь вашим близким, безразлично где вы и что с вами происходит. Вы неосознанно завидуете этим людям, а всему виной низкая самооценка.
На что, я сказал бы:
- Это ничего не меняет. Какая разница в чём источник, если ситуация в любом случае, меня напрягает. А понятие и принятие причин, как правило ни сколько не отражается на следствии.
Найти себе врача по мозгам? Ещё одного человека, которому будет на меня насрать. Это не плохая идея. Интересно, что он мне сможет прописать, из того что не найти в свободной продаже?               
Не прогревшийся толком автобус, кашляет как курильщик со сна, начинает бурчать мотором и лениво развернувшись, медленно плетётся к воротам.

С чтением не вышло. Не успели мы проехать и 5 километров, как водитель включил ящик и завёл DVD с Гайдаевкими фильмами.
Чужие квартиры, друзей семьи, их дети, всегда старше чем я. В 7 лет, разница в 4 года,  кажется непреодолимой. Бутылки с разноцветным бухлом и надписями на чужих языках. Пластмассовые шпажки в канапе. Первые видеомагнитофоны, серебряная «электроника вм-12» с кассетником выезжающим на верх, и чёрная элегантная заграница. Общество победившего консьюмеризма. Программа всегда одна и та же.  На первое что-нибудь для детей, основное блюдо – нереальный кач (сто трупов в титрах), а на компот, старую советскую комедию. И ведь никто не брал в прокате «трактористов» или «королеву бензоколонки». Всегда Шурик. Кинокомедии периода оттепели. Операция «пленница» и кавказская «ы». Зачем нужно новое, если старое отлично справляется? Впрочем, я и сам порядком доставал взрослых, своим очередным, 40м просмотром японского мультика «Корабль призрак». Уже в детстве я был склонен к разного рода зависимостям. До тори дон три донта Бооаа Джус.
Я засовываю книгу обратно в рюкзак. Полощу свисток остатками воды и смотрю в окно.
Вы покидаете Владивосток. Город, который всё так же далеко, но по прежнему нашенский.
Саундтрек – неактуальные зайцы, проклятые острова, сумерки с натуральным запахом ямайского рома. Видеоряд, в основном, дома и деревья, при увеличении хронометража деревья становятся всё выше, а дома наоборот. Я играю в игру: «Найди русскую машину». Михаил Светлов ту-ту. Могло быть и хуже, например ещё раз посмотреть «трансформеров». Что из этого выбрал бы Иисус?
Проснулся, когда автобус остановился, собственно я не спал, а дремал. Выпитое и выдолбленное сморило меня, на несколько часов. Водитель объявил, 20ти минутную стоянку и пошёл курить.
В бесплатном туалете на станции, я налил воды из-под крана, в опустевшую бутылку и слил переработанную, в полный окурков писсуар. Стрельнул в курилке сигарету и огня, посетовав на отсутствия, как говна так и ложки. Поблагодарил, и блаженно затянулся.

Если вычесть то время которое, в среднем, человек тратит на еду и сон, то на то и выходит. У меня есть сутки, которые не ускорить, не замедлить, не провести как-то ещё. День пути. Движение создаёт иллюзию бурной деятельности, вроде я сижу, но на самом деле  перемещаюсь. Путешествие – безделье, замаскированное под занятие. Это как объезжать за вечер по четыре клуба. Четыре клуба, с одинаковой музыкой, увеличивая дозировку тех же наркотиков, в той же компании, четыре раза заискивающе улыбаться бычью на входе, бесконечно ждать своё бухло, презирать копрофилов, которые думают, что трахаться и нюхать в сральнике это круто, отпускать шутку: «если бы не изобрели стробоскоп, всем этим людям пришлось бы научиться танцевать» четырежды. Не слышать своих слов, не слышать слов собеседника, наслаждаться этим. Говорить, перекрикивая однообразную музыку: «когда я кончил твоей матери в рот, она проглотила и сказала, что моя сперма вкуснее чем твоя», а в ответ получать лишь кивки и пьяные улыбки. 
Искусственно поддерживаемый ажиотаж. Приобретённый синдром жженых пяток. Не прерывающиеся ни на секунду, истошные крики, о том что мы опять опоздали. Что жизнь проходит мимо. А ты ещё не купил, не побывал и не попробовал. Мне все кричат: «Торопись».   
Торопитесь жить – спешите приобрести. Когда бы не родился, лучшее ты уже пропустил. Может это фатализм, но я не верю, что можно что-то не успеть. Меня раздрожают завывания, про ушедших слишком рано, столько не сделавших, осиротивших. Сид Вишез, так вообще передознулся с опозданием в пару лет. Если ты что-то не успел, значит и не должен был. Как глухонемой, может не успеть стать оперным певцом? Плачу я о всех от рождения слепых, не  забравшихся на фок-мачты и не ставших великими вперёд смотрящими.
На свете не так много вещей, которые стоит попробовать. Тех, которые достойны многократного использования, ещё меньше. Причём они почти никак не связанны с возрастом. С лучшим из предложенного, можно ознакомиться, до наступления совершеннолетия. А дальше, жизнь превращается в вечер трудного дня, в котором я ебашил, как собак. Не жизнь прекрасна, умирать страшно.
Однажды я тонул. Тонул в океане. Океан был Тихий, пляж был дикий, никаких спасателей на вышках. Тонуть в океане, то же самое что тонуть, например, в городском водохранилище. Но предложи и 100% опрошенных выберут первое. Когда у меня кончились силы, до берега оставалось несколько километров. Была зима, вода как парное молоко, мне 15, страх и огромное желание жить. Тогда девять лет назад, я доплыл до берега, сейчас, скорее всего, попытался догрести до горизонта.
Жизнь, довольно паршивое времяпрепровождение. Когда ты молод, поворачиваешь к берегу, влекомый, туманными перспективами, надеждами, планами. С возрастом перспектив становиться всё меньше, зато за годы, хождения, привыкаешь к земле. Она подкупает своей надёжностью и предсказуемостью. В итоге, так никто и не доплывает до горизонта.    

Я бежал. Легко и быстро. Не чувствуя усталости и не думая. Я был соткан из ночных облаков и лунного света. Ни одной мысли в голове. Я не думал ни о чём. И только я подумал, об отсутствие мыслей. Как вся лёгкость испарилась. Следующая мысль была о том, что бегущий, ночью, человек, слишком заметен – это палево. Я остановился. А после этого, навалилась отупляющая усталость и холод, от которого начало ломить всё тело. И ещё мысль: что я наделал. Но не могу утверждать наверняка. Возможно, я приплёл её только сейчас.
Это был день, после «Дня города» или день после того дня. Вечер, почти ночь. Стук в дверь.  - Я думал что ты уже уехал,- сказал я ему.
А он вроде ответил, что уезжает завтра. Да по моему, так и сказал. С другой стороны, что он ещё мог сказать.
Пока Фафа забивал. Мы обсудили бесконечность, этой коробки. Придя к выводу, что не коробке стали больше, а мы меньше. Содержимого хватило на 1.5 косяка. Я ещё сказал тогда: «мы забили пятого и в полпятого». Когда  эта фраза родилась в моей голове, она звучала гораздо смешнее.
Я пошёл на кухню, что-нибудь приготовить, а Фафа стал ковыряться в моём компьютере.
Заморачиваться не хотелось, а быстрой еды дома не было. Саша так и не нашёл,  ничего интересного. Он закинул на флешку, fbs и предложил прокатиться, пожрать чего-нибудь. Ехать в таком неликвидном состоянии, нам было никак нельзя. По этому, мы додудели крайнюю половинку, закапались визином, убили минут пять на одевание ботинок  и только после этого вышли.
Я не помню что и когда мы ели. Голода я не испытывал. Так что, скорее всего,  взяли какую-нибудь, крысу в тесте. Ещё у меня была бутылка вина. Не помню, какого цвета, но вполне приличная. Момент её покупки, тоже стёрся из памяти, зато, отлично помню, как её открывали. Мы тормознули на обочине и полезли за инструментами. Как ни странно, штопора в багажнике не оказалось. Пропихнуть пробку во внутрь, не получилось. Идея отбить горлышко, была отвергнута. Приподняв коврик, мы обнаружили, неприкаянный саморез, Фафа кое-как вкрутил его пальцами, после этого оставалось, только найти плоскогубцы или гвоздодёр.
Я  полулежал, на заднем сидении, потягивал вино из горлышка, курил в форточку, кидал бычки на асфальт выбивая из него искры. Машину останавливали, два или три раза. Документы, были в порядке, Саша, не палился и каждый раз, нас довольно быстро отпускали. Моего, присутствия, не заметил не один из постовых. Машина бессистемно, курсировала, по ночному Владивостоку. Из колонок неслись звуки You`ve come a long way baby. Этот альбом, напомнил мне о первых годах после выпуска. Наверно это был единственный случай музыкального фанатизма, замеченный за Фафой. И надо признаться, что тогда, Норман Кук, нагружал меня будь здоров. А сейчас слушаю и даже ощущаю вялую эрекцию, на почве ностальгии. Сразу вспоминаются длинные летние дни. Саня хочет попробовать себя в качестве тату мастера, и просит занять на банку паркеровских чернил. Двор башни, разбитая футбольная коробка, две бутылки «Золотой Теньки». Вчера пили, но похмелья нет. От настоящих абстяг нас отделяет ещё пара лет и загибаться по утрам, мы будем уже по одиночке. Я курю, Фафа листает «спид-инфо», зачитывая в слух самые сочные моменты. Во дворе никого и из-за этого кажется, что и улица и весь город пусты. Я хотел бы, что б так и было, делюсь этой мыслью с другом. Фафа согласно кивает и читает в слух статью про инцест. В конце концов, важны не песни, а то, что происходило в твоей жизни под их аккомпанемент.

Спалив несколько литров бензина, мы остановились на «смотровой». Несмотря на поздний час, средств передвижений хватало. Припарковавшись, мы вышли из машины и облокотившись на ограждение, начали упорно любоваться видами ночного города. Я подумал, если не сокращать расстояние и при условии постоянной ночи, здесь вполне можно было бы жить.
Я пью вино, Фафа, тиранит свой мобильный. Отражения огней пляшут на тёмной воде, ночной бухты. Какой-то любитель музыки чёрных негров, угнетаемых мировым империализмом, открыл двери своей «мицубиси» и дарит присутствующим позитивный заряд. Кажется, если он ещё прибавит громкости, его авто просто развалиться на части.
- Может Толстому позвоним?- то ли спрашивает, то ли предлагает Саша.
- В ****у Свинятину. Как у него кстати дела?
- Нормально. Дочьке скоро три.
- Я знал, что чужие дети растут быстро, но не настолько же. Минуту назад у него вообще не было ребёнка и вот ей уже три.
- А я тебе вроде говорил?- удивляется Фафа.
- Может и говорил, ладно проехали,- закуриваю я.
- Что ещё,- вспоминает он,-  так же в ментовке работает. Старлея ему дали. С женой развестись хочет.
- Да, дела, дружище, люди по третьему разу женятся, а я только-только, второй триппер залечил. Значит в ментовке говоришь.
- Да, по наркотикам,- говорит Саша.
- Знаешь, я давно эту думу думал. Примерно 60% наших одноклассников ушли в силовые структуры.
- Да ну,- качает он головой,-  до *** взял, отсыпь.
- Сам прикинь,- говорю,- тем более это ты 11лет в одном коллективе. А я сменил три школы. И про кого, сука, не спроси, не мусарня, так прокуратура.
- Разве это не повод чувствовать себя защищенным,- лукаво спрашивает он.
- Да ну на ***, успокой гланды. Даже если в погонах половина, 10 % это те кто закатается до 30 и честные рас****яи, допустим 5% выбрали своей судьбой криминал. Знаешь, какой вывод?
- Просвети меня.
- Оставшиеся 30-35% работают чтоб прокормить 50-60% мусоров, которые при этом ловят 5% бандитов. На *** спрашивается на Мадагаскаре столько напильников?
- А ты в курсе, что наша страна 1я в мире по количеству колоний.
- А ты в курсе кто там сидит. Нажрался, с****ил ***ни какой-нибудь у соседа. Пять лет.
- Хорошо, но эти 35% работают и на тебя,- говорит Саша.
- Ой, да неужели. Пойду помою миску для бесплатного супа. Я не вхожу не в одну из категорий льготников. И ведь я знал всех этих людей, с кем-то из них общался даже очень тесно,- закуриваю я следующую сигарету не переставая говорить,- личность человека закладывается до12 лет. Почему, все самые конченные муфлоны из моей юности, пошли в менты?
- Ну ты же не пошёл,- смеётся Фафа глядя в даль.
- Брат, это как раз то исключение, которое подтверждает правило.
Мы смеёмся. Два удолбыша. Внизу ночной город, омывающее его грязное море, за ним другие страны. «В стране Китае, у людей нет ничего». 

- Да потому что у меня очень высокие запросы,- говорю я.
- Например?
- Ты представляешь, как сложно найти, смертельно больную, не заразную девку, которая не проживёт больше года и к тому же, она должна быть достаточно привлекательной для ебли.
- Я не очень тебя понял,- говорит Фафа,- точнее я вообще ни *** тебя не понял.
- Объясняю,- тяжело выдыхаю я.- Не заразная, рак будет в самый раз. На той стадии, которая мне нужна, лишнего веса не бывает.
- Что за стадия?
- Год до геймовера. Минусы – из-за химио и радиотерапии у неё скорее всего выпадут на хрен все волосы, и я не смогу эффектно, убирать прядь с глаз, перед поцелуем, зато никакой лобковой лохматости.
- Я всё равно не понял.
- Какой ты тугой. Когда я точно буду уверен, что ****ец не за горами, женюсь на ней, причём её родственники оплатят всё, ведь это будет последнее желание умирающего. Я останусь с ней до конца. И никогда после её смерти не сниму обручального кольца. Рифма.
- Это ещё почему,- спрашивает Фафа.
- Убери из этой истории, весь цинизм, приправь романтическими эпизодами и моими слезами в конце. Я обеспечен сексом до тех пор пока эректильная дисфункция не разлучит нас.
- И ты думаешь, кто-нибудь поведётся?
- Мы конечно живём в циничный век, но он не более циничен чем любой другой. Мёртвая девка, это всегда мёртвая девка. Под это можно брать кредит. А поскольку всё это произойдёт на самом деле, история которую я буду рассказывать, сможет заставить сердца слушающих обливаться кровью, а мои искренние слёзы, не оставят равнодушным, даже самого чёрствого человека. Вот каков мой взгляд на институт брака, Александр Юрьевич.
- Никому об этом больше не рассказывай,- говорит он.
- Первое правило «удачного брака» - не говори об этом, да?
- Во-во - в самую дырочку, - мрачно цедит Саша.
Я на самом деле так не думал, то есть думал, но не серьёзно. Я просто хотел развеселить Фафу, но вместо этого он только больше ушёл в себя.

- У меня нет задачи, доказывать кому бы то ни было, что я не пидор и не импотент. Обслуживать себя на бытовом уровне: стирка, глажка, готовка,- загибаю пальцы,- я способен самостоятельно. С профилактикой спермотоксикоза, та же недобуга.
- Погоди, ну а как быть с...- перебивает меня Саша.
- Все вопросы после,- обрываю я его,- так на чём я, ага. Дети. На ***. У моего отца были плохие отношения с моим дедом, у меня хреновые отношения с отцом, продолжите пожалуйста логический ряд. Жена, она сегодня есть, завтра она есть уже у другого. Вот дитё, это навсегда. Это даже не собака. А тот факт, что я знаю как не надо воспитывать собак, ещё не значит, что знаю как быть с детьми. Я не собираюсь множить печаль на этой планете. Обрекать своего вы****ка, топтать себе подобных, ради того чтоб втиснуться в не резиновый, золотой миллиард. Если коротенько, то у меня всё. А, нет, не всё, подумай вот о чём, каждый свежий новорожденный приближает нас к следующей большой войне. Вот теперь всё.
- Грустно, у тебя выходит,- говорит Фафа.
- Да, весёлого мало, а главное, надежды на то, что меня усыновит Анджелина Джоли, с каждым годом всё меньше и меньше. А я хотел бы на последок попить из неё молока.
-  Йогурт из Бреда Пита и спать,- смеётся он.- Тебя послушать и самому не захочется.
-  Йогурт из Бреда Пита, - повторяю я смеясь.- Клёво, надо запомнить. А из тебя, кстати,  выйдет заботливый муж и прекрасный отец, так что не парься.
- Ты правда, так думаешь?- спрашивает Фафа.
- Во всяком случае попробуй, ведь всегда можешь развестись и платить алименты. У твоего брата это получилось и не раз.
- Ну, ****ец, спасибо.
- Да, ****ь, на здоровье.
- Только знаешь, я не против жениться на Анфиске, но это же ничего не изменит. Живём мы вместе уже год. Это просто такой, новый уровень,- показывает он рукой,- отличающийся от того, который был, только штампом в паспорте.
- Не забывай про недельную пьянку и  кучу халявных тостеров,- говорю.
- Я не против, но как бы, большого желания у меня то же нет.
- В Вилларибо, всегда думают, что в Велобаджо, посуда уже вымыта и все танцуют.
- Чё,- смеётся он.
- Или на оборот. К сути, что б ты не выбрал, ты будешь жалеть об этом всю жизнь. Так что выбери милую девушку, из хорошей семьи, женись, пересеки двойную сплошную, в тесте на беременность...
- В них ещё и плюсики бывают,- авторитетно говорит Саня.
- Как скажешь, брат. Заебень, короче, пару детей, мерзкий поджигатель войны, состарься и умри с женой в один день, от остановки сердца во время бурного, старческого секса. Вот удивиться тот, кто вас найдёт. Главное, никогда не предлагай мне стать крёстным.
- Не беспокойся об этом,- хлопает Саша меня по плечу.- Кстати о птичках, секса, с ней мне хочется всё реже и реже. Не то что бы она меня не заводила, просто,- он делает паузу, подбирая самый мягкий синоним к слову «заебало», как будто это я перестал его возбуждать и он старается не ранить мои чувства.
- Ну это нормально,- пытаюсь я подытожить его мысль.
- Да, конечно нормально, но...
- Слушай, ну как часто? Возьмём, скажем, последнюю неделю.
- 4 раза.
- 4 раза,- чуть не кричу я,- ****ь мой лысый череп. 4 раза. После демобилизации, я трахался столько же, сколько ты за последнюю неделю. А дембельнулся я два года как, так что не ласкай мне мозг.
- У тебя наверно были разные, а я, почти всегда, с одной и той же. К тому же я не думаю что у тебя всё так плохо.
- Ну может две недели. И поверь мне на слово, за кинофильм «**** монстров» ни одна из тех актрис не номинировалась на Оскар.
- Вообще ни одна?- смеётся Фафа.
- Да, старик, перед тобой, зоофил рецидивист. Хотя, это конечно гипотеза, но может, они были не так плохи, большую их часть я просто не помню. Во всяком случае та, которую я видел трезвым пару раз, ничего такая.
- Что за подруга.
- Да есть там одна,- поднимаю я бутылку на уровень глаз, оценивая остаток и заслоняя тем самым, большую часть города.
- Ну ты уже рассказывай, не тяни.
- Да так, начинающая алкоголица, звать Женя, представляется Ирой.
- Зачем?
- Не спрашивал, просто в паспорт задолбился разок, пока она спала. Я, знаешь ли, за безопасный секс. Приходит иногда. Замужем полтора года, детей нет, прописка Владивостокская, ровесница, на левой груди выколот профиль Брежнева.
- Серьёзно?
- Всё, кроме татуировки. Вооот.
- И тебе устраивает?
- Что именно?
- Такие отношения,- говорит Фафа.
- Иногда, это бывает весьма забавно.
- Мне просто интересно, может я чего-то не понимаю.
- Ты сейчас говоришь как мой отец. Люди не понимают то, чего они не хотят понять.
- И чего же не хочу понять я?
- Мне-то откуда знать?
- Ты как-то говорил, что понимаешь всё про свою жизнь?
- Было дело под Полтавой.- ответил я, не совсем понимая куда он клонит.
- Не просветишь?
- Да пожалуйста. В эфире ежегодная программа «1.5 минуты с Гвоздём о серьёзном» и я её ведущий «серьёзный Гвоздь».
- Жги,- говорит Саша.
-  Бывает, смотришь в небо и видишь птицу, которая как бы зависла в воздухе. Но стоит приглядеться, ясно, что она отчаянно машет крыльями. Просто попала в воздушный поток. У меня так уже несколько лет. Вроде что-то делаешь. А результата ноль, и даже надежды, что он появиться в обозримом будущем нет. Иногда хочется просто упасть на колени и попросить даже не о помощи. А совета. «Боже, скажи, что всё не напрасно. И если не сильно занят, укажи направление движения».
- И часто ты, так падаешь на колени?
- Никогда. Я считаю, что надо быть последовательным. Класть на него ***, а чуть что просить о помощи, было бы не честно по отношению к богу.
- Я не специалист, но по-моему это называется гордыня,- говорит Саша.
- Ну что ж, тогда ****ец моей бессмертной душе, - говорю я и делаю основательный глоток.





Потом Фафа сказал, что это печально. Точнее не печально, а грустно. «Грустно, всё это» - да, так он сказал. Думаю, что он имел в виду не наш разговор, а что-то ещё. Но не стал уточнять. В этом театре каждый актёр влюблён лишь в свои реплики. Текст партнёра, не более чем смысловые связки, для гениальных фраз и глубоких мыслей главного героя.
- Ну что,- сказал я, выкидывая пустую бутылку в кусты. «Он сказал поехали и махнул рукой».
А что ответил Саня, я не помню. Да и какая разница.
Я снова уселся на заднее сиденье, что б не палить контору. Кроме того, это не слабо увеличивало мои шансы выжить, при лобовом столкновении. Попросил Фафу, заехать в одно место, на 10 минут. Он посетовал, что уже поздно, но я сказал, что там круглосуточно.
- Любишь её,- спросил я.
- Анфису?
- К примеру.
- Знаешь как говорят: «любовь хохлы придумали, что б денег не платить».
- Когда этот анекдот рассказывают на Украине, в нём фигурируют москали.
- Кто же придумал любовь,- смеётся он.
- Жиды наверно.
- Наверно.
Я могу остановиться в любой момент, пока не начну. Хочу ли я этого? Нужно ли это? Может выйти весьма забавно. Мне всё равно нечем сегодня заняться. До дома придётся идти пешком, облом. Ни хмеля, ни усталости. Я ощущаю каждый ледяной позвонок, в моей спине. Я слышу каждый удар своего сердца. Мои ладони маслянистые от пота. И я вытираю их об джинсы. Во рту пересохло и хочется курить. Ночной город, за окном не имеет значения. Моё дыханье ровное и глубокое. Мы едем по прямой, от Луговой, к Авангарду.
- Когда заедем выключишь фары и мотор,- говорю я не своим голосом, мои губы прилипли к зубам.
- Зачем это,- спрашивает Фафа.
- Не будем будить, гражданское население.
Я загодя показываю, где нужно повернуть и двор. Когда мы заезжаем, свет фар, выхватывает из темноты колодец. Фафа прижимает машину к стенке, наверно, что б удобней было выезжать и глушит мотор. Я мельком смотрю на окна, старых, двух этажных конструкций. Ни одно не горит, только в нескольких, тускло дрожит синий. Заменители ночных кошмаров.
- Рабочий?- спрашивает он.
- Не пересох.
- Ты надолго?
- Минут пять,- говорю я и выхожу, прикрывая за собой дверь. Иду прямо, мимо колодца, за серые гаражи. Меня отсюда не видно, во всяком случае из машины. Я достаю сигарету и закуриваю. Опускаюсь на корточки и начинаю вынимать шнурок из правого ботинка. Сигарета зажата между губ и дым лезет в глаза, от чего они начинают слезиться. Пепел падает на рукава моей куртки.
У меня нет фотографий. Никаких. Сувениров из тех мест где я побывал или побывали мои друзья. У меня нет друзей. Тетрадей с прописями. Ленин. Мир. Труд. Май. Смертоубийство. Дневников, открыток, воспоминаний. Я упорно стираю любые следы своего существования. Разрушаю жировую ткань головного мозга. Я звук упавшего дерева, в пустом лесу. На самом деле, я просто не считаю, свою жизнь чем-то особенным или выдающимся, чем-нибудь, что надо записать в виде сигнала и отправить бесполезным посланием в глубины космоса.
Я наматываю концы шнурка на кулаки и проверяю на разрыв. Сойдет. Плюю на кончик сигареты, тот не долго шипит, и я оказавшись в абсолютной темноте, кладу бычок во внутренний карман. Оставляю шнурок намотанным только на левую ладонь, остальная его часть зажата в кулаке. Делаю глубокий вдох, выдыхаю и иду обратно к машине. Я могу этого не делать, разницы почти никто и не заметит. Я слышу каждый свой шаг, чувствую каждую неровность, под подошвами. Чувствую, как болтается на ноге  не зашнурованный кроссовок, как кровь плещется в уши. Как всё это, уже не важно.

Если я не ошибаюсь, в судебной медицине, это называется механическая асфиксия. Кислородное голодание вызванное физическими факторами. Например, человек, которого вы считали лучшим другом, упирается коленом вам в спину, в то время когда добротный шнурок от фирмы «рибок», оставляет на шеи странгуляционную борозду (кажется так это называется). Неожиданно, не правда ли?
Его голова, и большая часть туловища, лежит на переднем пассажирском сидении, он уже потерял сознание, но я продолжаю давить. Мне будет неловко смотреть Саше в глаза, если его вдруг откачают. Эта мысль меня веселит. Хотя если делаешь что-то в таком духе, лучше не думать. Отвлекает. Размышлять хорошо до, после или вместо. «Никогда не доставай меч из ножен, если не собираешься напоить его кровью». Я напеваю, это всегда успокаивало меня. «На глазах у детей съели коня, злые татары в шапках киргизских. Дети хоронят остатки коня, там лишь кишки и шкура его. Дети хоронят коня, дети хоронят коня. Дети хоронят остатки коня, там лишь кишки и шкура его».
Я сижу на заднем сидении и вдеваю шнурок в ботинок. В салоне  напуканно. Но это не как оказаться запертым в одном обезьяннике с вонючим бомжом, скорее как менять подгузник своему ребёнку.
Его лицо посинело и вздулось. Он сильно расцарапал себе шею. Хорошо, что не мои руки, а то пришлось бы отрезать ему пальцы.
Я наклоняюсь, так что мне становиться виден его правый глаз, потрескавшийся красным белок и ужас. Жизнь что школьная дискотека: заезженная музыка, курение в туалете, бухло под лестницей, танцуешь ни с кем хочешь, а кто остался и всё равно, сердце замирает при мысли, что родители не отпустят. Беру телефон, лопатник и ключи от машины. Ну что, Фафыч, встретимся в аду. Последний раз оглядываю салон и выхожу. Закрываю дверь, нажимаю кнопку на брелоке, машина пищит два раза и мигает фарами. «Завтра мама удивиться».
Я иду и чувствую гордость, за хорошо сделанное дело. Никакого трепета, только «звёздное небо надо мной и нравственный закон внутри меня». Стирать отпечатки пальцев было незачем. Машину успели пощупать пол Китая, а отпираться, что я в ней был - бессмысленно. Надо будет выкинуть кроссовки. На смотровой были люди, но это опять же косвенные улики. У меня нет мотива. Ваша честь, я любил его как брата или как фильмы с Адамом Сэндлером. Идеальных преступлений не бывает, но и идеальных ментов нет. Я вынимаю из кармана телефон. Ушатанную «нокию». Выбираю недавно набранные. Вызываю Женю, он кричит в свою трубку: «алё» и зовёт Фафу по имени, всё это продолжается 24секунды, до того как он обрывает связь. Разбираю телефон и выкидываю симку в коллектор, туда же отправляются ключи, и права вынутые из лопаты. Вытираю майкой телефон и кидаю на газон. Кому-нибудь пригодится. Осматриваю содержимое бумажника, подсвечивая процесс зажигалкой. Вытираю пальцы и кидаю его на тротуар. Я не беру из него денег. Это как вылить на утро всё бухло в унитаз, а через полчаса проклинать себя за это. Там было несколько тысяч, и они были бы очень кстати. Обычно между цинизмом и лицемерием, я выбираю 1е. Но не сегодня. «Господин судья, я совершил это не из корыстных побуждений, нет, а потому что хотел произвести впечатление на Линдси Лохан». Я иду до дома, самыми тёмными закоулками, но на душе у меня светло. В голове звучит песня из детства: Вечером в среду, после обеда, сон для усталых, взрослых людей. Мы приглашаем, всех кто отчаян, в дикие джунгли скорей. Там крокодилы львы и гориллы. Слон и пантера в зарослях ждут. Если ты смелый, ловкий, умелый, джунгли тебя зовут. Джунгли зовут.
А потом я заметил что бегу и довольно давно.

Нельзя исключать и такой возможности, что ничего из этого не происходило на самом деле. Я не считаю себя сумасшедшим, как и любой настоящий ****ат. Это не плохая заявка на то, что всё это мне привиделось. Навязчивое состояние. Ещё один сон, только очень реальный. Если быть честным, это меня не сильно трогает. Это как убийство морской свинки. Отвратительно, бессмысленно, но не более. Разве что за устранение человека, дают больше, чем за жестокое обращение с животными. Человек которого я когда то знал – ещё  один магнит на холодильник отправленный в мусорное ведро. Сделал бы он для меня, то же самое? Нет. Ну и какой он после этого друг? Вполне возможно, что он даже кончил, пока я его душил. По-моему классно, ну кто б отказался?
Мы проехали километров двести. Чем дальше мы продвигаемся по трассе, тем в большем запустении находятся автобусные станции. Ни туалета, ни воды набрать. Где-то посередине, будет просто чисто полюшко, но по мере приближения к Хабаровску, удобства будут становиться всё удобней.
Несколько часов назад, сарай разогнавшись с горки. Потерял точку опоры и две секунды, ехал только на левых колёсах. Вода в моём желудке поднялась на уровень солнечного сплетения. Если бы автобус завалился окончательно, он упал бы как раз тем боком, где сидел я. После того как байс снова встал на все четыре. Я подумал, что видимо моих грехов ещё не достаточно, чтоб притянуть с десяток тонн к земле и засмеялся на весь салон. На что обернулось несколько пассажиров.
Попутчики выходят, на своих остановках, на их место приходят новые. Я единственный кто проделает этот путь от начала до конца. Солнце в зените и печёт как угорелое. Я стреляю курево на остановках. В телевизоре «Тот самый Мюнхгаузен». Я хочу есть, но переживу. Путешествие – это надежда. Перемещение слагаемых с целью, поколебать сумму. Вера в то, что ты перетащишь всё своё старое дерьмо на новое место и разобьёшь там райский сад. Почему бы и нет?








ЧАСТЬ
ВТОРАЯ

 
 
                                Вымышленные чудовища идут в жопу. Всего-то и    нужно:               
                Оглядеться по сторонам. Обратить внимание.
                Чак Паланик
                "Призраки"
Там

В нескольких метрах от памятника Муравьеду-Амурскому, на ресторане «Утёс», весит табличка белого мрамора, на которой золотыми буквами выведено: «На этом месте 5 сентября 1918 года. Белогвардейцами были зверски замучены 16 военных Австро- Венгерских музыкантов сочувствовавших советской власти». Во время гражданской, город три раза переходил из рук в руки и табличек хватает.
В сувенирной лавке, выступал всесоюзный староста Калинин. Там где сейчас «рибок» в 32 году шил кроссовки «любимый детский писатель Гайдар», в том кирпичном здании, где на решетках пиктограммы МЧС, если верить надписи, «в 1918-20 гг. белогвардейские палачи и иностранные интервенты замучили несколько сот советских патриотов», а уж просто доходных домов не счесть.
Ты мог бы заморочиться с трафаретом «ибо не ***» или «ни хуя себе за хлебушком сходили» и придать завершенности нескольким памятникам архитектуры. Ты бы мог, если не отупляющая жара этого города. От которой даже рождённые летать пернатые, лишь перебирают кожаными лапками из тени в тень и долбят асфальт облупившимися клювами. Ты стараешься выходить на улицу либо рано с утра, либо уже после захода солнца. Твой организм плохо переносит высокие температуры, привык мёрзнуть. Кроме жары, ты ещё не симпатизируешь хабаровчанам. Уж больно они говнистые. Не удивительно, что на набережной Амура сидит памятник отцу главного теленациста страны.
По твоим наблюдениям, чем ниже среднегодовая температура и больше осадков, тем сердечнее народонаселение.
Кеги с «таёжным» квасом на улицах, 8 видов пиццы в ларьках и голубые лоскуты неба, простроченные белыми пушистыми стежками.
В прошлом году Хабаровск признан самым благоустроенным городом для жизни (из тех что способна предложить страна), а ты чувствуешь, жизнь вытекает из тебя по капле, как подтаявшее мороженое из вафельного стаканчика. Твоя жизнь. Из тебя. Кап-кап-кап. Неприятное ощущение.
Если бы не кондиционер у тебя в комнате, это лето сложно было бы пережить. Он работает дни на пролёт.
Твоя комната в два раза больше чем вся твоя крайняя квартира. В комнате белые стены и почти  нет мебели. Спишь ты на надувном матрасе из телемагазина. Ещё старый холодильник и искусственная ёлка.
В холодильнике хранятся запасы. Канистры с берёзовым соком, лекарства, мёд в трёхлитровых банках, красная икра, рыба того же цвета, ягоды, покрытые инеем чёрные целлофановые пакеты с окаменевшим содержимым. Агрегат охватывает пляска святого Вита, которая длиться в среднем 1час и 12минут интервалы между приступами 2часа 45-55 минут.
В то время, пока ты живёшь в других местах, родственники упорно превращают это помещение в третью кладовку. Когда ты разбирал её в последний раз, ёлку решил оставить.
В комнате восемь розеток, два окна и сейф, вмонтированный в стену. Внутри алкоголь, пачки с патронами 12 калибра и итальянское помповое ружьё твоего отца. Родители не знают, что у тебя есть ключ.
Одно из окон выходит на РЖД управление, на стене которого, раздуваясь и теряя чёткость линий, поделённая на серые прямоугольники отражается синагога. На синагогу выходит второе окно с балконом. Если бы там жил бог, ты бы вполне мог раскрыть окно и по-соседски поболтать с ним, не напрягая голосовых связок. Вместо бога, два раза в неделю на третьем этаже, прыгают в лосинах, толстые еврейские тётки.
На самом деле ты просто сделал предположение об их национальной принадлежности, потому что прыгают они один в один, как просто толстые женщины в обтягивающем трико. Время от времени молодёжь кидает в здание камни или бутылки с зажигательной смесью, в последний раз напротив главного входа написали: «жид - сырьё для холокоста». Остроумно, но грубо. К тому же тут роятся преимущественно фольксдойче. В Израиле таких не признают за евреев. «Жид грузинский 3й сорт».
Метраж родительской квартиры около 200т. Бывает что, придя, например, на кухню ты забываешь, зачем шёл, и приходиться возвращаться в то место где у тебя возникло желание, дабы вспомнить. В квартире есть часы, напоминающие о себе 48 раз в сутки. Не работающий камин, огромный кухонный холодильник, в который если убрать полки и расчленить, поместятся все прописанные в этой квартире. Бар твоего отца – последняя  линия обороны. На кресле-качалке в гостиной шкура лунного медведя.
Не смотря на двери и расстояния, ты слышишь каждый шаг и шорох в помещении. И это убивает тебя.




Ты

Набираешься сил.
Утро начинается сразу, после того как ты выспался. Выспаться ты предпочитаешь, не раньше, чем твои родители уйдут работать. На кухне ты впитываешь лечебные порошки для печени и стакан минеральной воды без газа. После ты лежишь в наполняющейся ванной и читаешь. После завтракаешь или обедаешь в зависимости от настроения. И до вечера занимаешься по индивидуальной программе. Читаешь, смотришь кино, принимаешь ещё 4-5 ванн или валяешься бухой на балконе, подстелив коврик для йоги и слушая музыку. По вечерам бегаешь, моешься, пьёшь порошки с кефиром. Читаешь, выключаешь свет, гоняешь на сон грядущий и отрубаешься. Так выглядит твой стандартный распорядок и даже такому трутню как ты, он видится скучным. Но ты относишься к этому, не более чем к перегруппировке сил. Живёшь здесь примерно семь недель, но не пройдёт и месяца, прежде чем они попросят, в ультимативной форме, съехать. Правда и тогда у тебя останется две недели на сборы рюкзака. Ты знаешь их уже четверть века и уж что-что, а их поведенческие реакции предугадать можешь.

27 регион. Тридевятое царство. Край крутых пацанов. Лох тут на вес золота. Ты нашего лоха не тронь, ты себе своего найди.
Типичный хабаровский самец имеет на голове атавистический отросток, потерявший своё значение в процессе эволюции товарно-денежных отношений. Зимой это - «норик», с неплотно привязанными друг к другу ушами, в тёплое время года – кепон. Окрас у самца чёрный круглогодично. И разуметься это только теория, но основываясь на наблюдении за походкой большинства мужских особей, населяющих данную территорию, можно сделать выводы об исполинских размерах их яиц. 
Ты не веришь, что с помощью одежды можно выразить себя, если не модельер и не портной. Но даже купленная в магазине, она несёт информацию о своём владельце. Человек, одетый с китайского рынка настораживает. У него нет денег, значит он недоразвитый наркоман из неблагополучной семьи, но что ещё хуже, он скорее всего хочет твоих денег. Если одет, вызывающе дорого и нарочито модно или стремиться к этому. Такое поведение вызывает ещё большее недоверие. На какие это шиши? Пока русские люди с голоду пухнут. Пидераст и наркоман. У милиции, так и чешутся руки, проверить документы и карманы. Ребята с окраин, то и дело взывают к социальной справедливости.
Добрые люди, с удовольствием готовы ненавидеть тебя, просто так. Не давай им без веской причины, лишнего повода.
Ты веришь в то, что каждый человек, имеет индивидуальный заряд жизненных сил. И тратить его на отстаивание права носить модные сапожки, личный выбор каждого кролика с батарейкой Energizer. Но новый завет, весьма доходчиво объясняет, что не стоит выёбываться, даже если твой отец господь бог.
Одеваться лучше всего в спортивных магазинах. «Reebok» - для придания белизны и пушистости. «Adidas» - не подходи, взорвемся оба. «Nike» - меня родили в фитнес центре, головой об беговую дорожку. Может быть пару клетчатых рубашек от «Colambia» - я старый покоритель Южного полюса. Иногда  в «Finn Flare» - пытаются доказать, что финны умеют кубаторить не только бутылки с зажигательной смесью. Штаны только те, где с изнанки, на левом кармане, есть надпись о том что: уже более 130 лет лошади безуспешно пытаются порвать наши джинсы и соответствующая картинка. Кроме того, то что надето на тебе, всегда должно быть чистым и отутюженным.
Ты и сам не заметил, как стал мимикрировать. А когда заметил, у тебя на вешалках, кроме прочего, висели три чёрных майки и в прихожей пылились superstar'ы того же цвета. Если так пойдёт и дальше, ты станешь готом.
На твоей голове появились первые признаки причёски.
Еда, первую неделю ты только и делал, что ел мясо и сидел на толчке. За это время ты набрал с десяток килограмм и перечитал двухгодичную подшивку «каравана историй». Больше всего тебе понравилась статья про старую грустную лошадь Зигги Попа. Как он ощущал себя стаканом с апельсиновым соком, и по этому ему приходилось спать стоя, чтоб не пролиться и не умереть.
Через неделю обжорства, ты успокоился, вернулся к сбалансированному питанию, налёг на гимнастику. И под твоей кожей снова начали каменеть мышцы.
Дело шло к осени и температура, не торопясь, опускалась до человеческой. Ты начал бегать. Сперва по утрам. Но тут было два «на». «На» мучить себя ранними подъёмами, а потом полдня ходить, как статист из массовки фильма Ромеро и «На» сталкиваться по утру с отцом, портя весь день и себе и ему.
Бегать вечерами не так обременительно для тела, а люди кормящие насекомых и производителей алкоголя – табака, позволяют тебе почувствовать собственное превосходство. Но кого ты обманываешь? Будь твоё превосходство реальным, а не выдуманным, ты бы сидел с пивом, а они бы бегали. Каждый день ты отматываешь мимо двух впечатляющего размера надписей: «Сталин с нами» и «Беда России – голые короли». Первая намалевана кое-как, вторая же уверенной рукой и чертёжным шрифтом. Беда в галиматье которую можно трактовать, как вздумается и главное в тех кто никак не найдёт занятия лучше, чем писать её на заборах.
Заливаться. Не чаще раза в неделю и не дольше суток. Но и тут ты пытаешься обвести себя вокруг пальца. Ты пьёшь только спирт, и на следующее утро, выпив воды, можешь вновь ощутить опьянение. Если не частить с С2Н5ОН и не налегать на шоколадки, легко ощутить чистую эйфорию, а не только тупое обезболивание.
Ёмкости со спиртом стоят у твоего отца в сейфе. Он где-то достал по случаю литров 15 (привет из времён, когда доходы населения превышали товарную массу). На радостях ты перевёл один литр в Абсент. Купил в аптеке две пачки полыни, замешал всё это в стеклянной таре, накрыл крышкой и поставил на балкон. Через неделю ты отфильтровал жидкость и наполнил ей чистую банку. Напиток в ней казался чёрным, и только перелитый в стакан, давал насыщенный изумрудный. Если приглядеться, было видно, как в жидкости вальсирует туйон под руку с зелёными феями. В начале эксперимента, ты заморочился с водой, сахаром, ситечком и огнём. Однако сразу понял, что это кривляние для дискотек и стал пить чистый. От его вкуса хотелось купировать себе уши. Тебе хватило этой банки на два раза, но как ты не прислушивался к ощущениям, новыми они не были. Хороший спирт с дрянным послевкусием и всё. С большим успехом, ты мог бы настоять его на леденцах «Бон пари».
Время от времени ты пьёшь и с другими людьми. Но это накапливающееся в тебе гадостное чувство, когда весь мир начинает походить на свежевыкрашенную скамейку к которой прикоснулся руками. Краска, намертво заседающая в папиллярных линиях, забивающая поры. Краска, на которую липнут осы. Осы, впрыскивающие яд тебе в кровь. Сбросить этот морок можно только, медленно напившись в одиночестве.  Для этого тебе нужны: спирт, ведро, пачка курева, огонь, запить, заесть, комп, наушники, запертая дверь и не мешать.
С никотином ты завязал, но без него А. не такой приятственный. Ведро нужно для того, что б блевать. С тех пор как ты ограничиваешь себя в алкоголе, не куришь, бегаешь и нормально питаешься, организм воспринимает твои обычные дозы как яд, и выталкивает их из себя. Кроме того, в этой квартире не легко добежать до заветной цели, так что б в этом ещё остался смысл.
Отходя, ты смотришь телевизор. Плазма, что висит на кухне, способна принять 30 картинок. Большую часть времени, самое интересное – это переключать с канала на канал. Тебе нравятся выпуски криминальных новостей, особенно по «НТВ» и «России». Местная, же жутиплескалка, наводит на мысль, что в городе и области живут одни пироманьяки. И дня не проходит, что б кому-нибудь не подпалили авто или гараж.
Тебе очень нравятся «смешарики». По «культуре» идёт «Дживс и Вустер» и время от времени, интересные, но занудные фильмы. На музыкальных соревнуються две основные темы: Бритни Спирс сходит с ума и Дима Билан. По возможности ты смотришь «обыск и свидание», да «южный парк», когда не спиться. Показы купальников по F.TV и программы о компьютерных играх.
Скольжение по каналам затягивает, не слабее тяжёлых наркотиков. С тех пор как ты в последний раз так много смотрел ящик, в нём появилось две новых вещи. Несказанно больше стали кататься на коньках  и многократно возросло количество бессмысленной жестокости и насилия ради насилия. Избивают человека, а он сам себя на камеру мобильного снимает. Тележурналистика, на сегодняшний день, одна из самых востребованных специальностей. Даже в случае конца света, найдётся работёнка.
В эфире передача «Пока всем по ***».
Если смотреть всё подряд достаточно долго, становиться понятно, что конкуренты во вражеские сетки из принципа не заглядывают. Одни и те же сериалы, по всем программам. За последние три недели ты посмотрел фильм «Эффект бабочки» трижды, на разных кнопках. И два раза натыкался на перестроечный боевик, в котором спецназовцы, находят скрипку Страдивари. Вот педиатрам никогда так не фартит.
Прямолинейна, бессовестна и скудоумна современная реклама. Во всяком случае, больше чем тебе помниться. На фоне её даже телемагазин, смотрится «клубом телепутешествий».
Есть три канала, где рассказывают про бога. На одном из них проповедник, через переводчика, поведал тебе, как всевышний дал ему швейцарский хронометр, о котором преподобный давно мечтал. Твои «casio» протянут ещё лет 10, но если что, ты в курсе к кому обратиться.
Ты не понимаешь как от всего этого у молодых женщин, не атрофируются матки. «Смотрите сегодня, только на нашем канале! Из-за просмотра нашего канала у женщин зарастает промежность, а фалопьевые трубы, сами собой завязываются двойным шкотом». *** потерял своё первоначальное значение и теперь может заинтересовать, либо как способ приобретения материальных благ, либо геев. Но это ни как не отражается на популяции, ведь люди частенько трахаются просто от скуки.
Ты решил завязать с грехом Онана. У тебя никогда не было ночных поллюций и ещё тебе очень скучно. Ты отметил дату начала эксперимента и… и всё. Как всегда первая неделя оказалась самой сложной. По ночам, выключая свет в комнате и ложась в кровать, ты ясно слышал, как кто-то или что-то пищит в твоих яйцах.  Когда руки сами собой тянулись к гениталиям, ты принимал холодный душ или отжимался на кулаках 50 раз. К концу дня, ты на силу мог отжаться и 10, а от частого мытья местной водой кожа пошла красными пятнами.
Теперь тебе надо чем-то постоянно занимать себя, что б не сорваться.
Ты читаешь книги. Классика. Не те, которые можно осилить за пару вечеров, с большими полями крупным шрифтом и иллюстрациями через страницу. Твоё чтение больше похоже на кирпичи, а некоторые образцы на шлакоблоки. Книги которые всегда хотелось прочитать, но никогда не находилось для этого времени. Эти книги в большинстве своём разочаровывают тебя. В них много лишнего. Описания, описание описаний, описание описания описаний. Если историю нельзя рассказать страниц за 400, то редактор зря пьёт свой хлеб.
С воровством букинистки, ты завязал. Во всяком случае, не в этом городе. Слишком просто, она совсем не дорога и к тому же у тебя есть деньги.
Новые фильмы, модные книги и актуальную музыку, тебе заменяет журнал «афиша». «Все ваши мысли на ближайшие 2е недели». Опираясь на почёрпнутые сведенья, ты даже можешь дискутировать с теми, кто смотрел, читал, слушал. И неизменно брать вверх в спорах.
Ты тренируешься в задержке дыхания, и уже дошёл до 2х с половиной минут. Ты не признаёшься себе, почему это пришло тебе в голову. Ты установил на компьютер детскую игру с переворачиванием картинок и добился неплохих результатов в развитии зрительной памяти.
Ты привёл в порядок свои зубы. Проблема возникла только с тем, часть которого, ты вырвал плоскогубцами в ванне у Антона, месяца 4е назад. У тебя тогда не было денег даже на анестезию, не говоря уже о зубодёре. Теперь нужно было выковырять остатки кальция и ставить коронку. Док, в который ты встал на ремонт, не предоставлял таких услуг. Ты засел за жёлтые странницы. Ампутацией не занимался никто. При развитом капитализме не говорят о смерти и не рвут зубы. Повезло тебе только на букве «Т». Поликлиника оказалась совсем не далеко от дома твоих родителей. Тебя осмотрели и предложили вылечить. Штифтов около пяти и разнообразная замазка, ничего, о чём стоило жалеть, на этом месте давно не росло. 
Ну и кровищи же было. Через 25 минут, когда всё было законченно, коновал выдал тебе инструкцию по уходу за дуплом и сказал, что это тот случай, когда проще сделать, чем сломать.
Так обзаведясь парой металлических коронок, ты снова начал писать и сделал вторую татуировку.
В тот вечер, вытащив на балкон свой коврик для йоги, ты упёрся в него, изображая коалу, раздавленную паровым катком. Спирт запивался вишнёвым соком, железные зубы перемалывали «грильяж в шоколаде». Вились под потолком узоры сигаретного дыма. Запах кошерной мацы, с кровью христианских младенцев и солнечный свет втекали через окно, расплавленной рудой.  О том, что ни о чём не жалеет, пела Идит Пиаф, отстранённо ползали божьи коровки. По небу, набирая высоту и попёрдывая инверсивным следом, проплывал радиоактивный огурец S7.
Когда опустела первая пачка сока, ты открыл чистую страницу в ворде. Несколько раз за последние месяцы, ты уже пытался стенографировать за собой. Мысли вязли в строчках, мучительно продираясь через абзацы, и окончательно выбивались из сил, к концу страницы. Ты рассудил, что возможно не пришло время или если уж выдохся после пары рассказов, может и не было той искры, из которой разгораются стоящие произведения. Ты даже удивился, тому спокойствию с которым, смог переварить эту мысль. Пол года назад, тебе и в голову бы не пришло жить после такого. А теперь ты просто удалил несколько документов и продолжил существовать.
Но в этот раз тебе приснился Менделеев, которому приснилась таблица Менделеева. Как будто каждое твоё действие, каждый шаг до этого мгновения, были накоплением, сортировкой и обработкой информации.               
Ты сел, налил себе рюмку спирта и начал писать. Все буквы уже были в тебе, оставалось только сложить их в слова, а из тех составить предложения. Нет, предложения были составлены и лишь ожидали когда их наконец запишут.
Давно тебе так легко не писалось, точнее никогда. Сразу всё отошло на второй план. Что б не растратить силы на пустое, ты переключился со спирта на белое полусухое, после трёх бутылок вина, на крепкий кофе, а уже с него, на  зелёный чай. Ты ел только бутерброды из кухонного холодильника, каждый раз, когда ты чувствовал голод, там уже стояла новая тарелка. Проблему с сигаретами ты решил кардинально, купив сразу 2а блока. Когда не было сил держать глаза открытыми, ты ставил будильник, так что б проснутся через 4 часа. И засыпал, желая, чтоб эти часы пролетели как можно быстрее. На стук в дверь и подсунутые под неё записки, ты не реагировал.
Не в коем случае нельзя было останавливаться. Твоя кровеносная система слилась с клавиатурой, ты не просто нажимал на серые клавиши, ты качал кровь. Остановка или длительный простой означали смерть. Демоны альбиносы плескающиеся в олимпийском бассейне с алкоголем  и целый парад уродов, где самым безобразным был ты. Проснувшись, читал несколько последних страниц, заедая их колбасой и хлебом. Удалял повторяющиеся слова, менял падежи, расставлял точки над словом «***» и продолжал качать кровь.
Так легко, почти играючи, ты перегнал около 50ти страниц красной жижи. И биться сердце перестало. Дальше тебе нужно было написать про своего лучшего друга. Для этого было мало тех букв, которые были в тебе и те предложения, которые оставалось только записать, не подходили.
Фафа, получался у тебя одномерным. То ты выпячивал его положительные качества, заслоняя пол неба, то напирал на тёмные стороны и он получался у тебя, как буржуй на советской наглядной агитации.
Важно было показать то, что ты о нём знал, без прикрас и без сгущения. Для тебя важно.
«Главное правило искусства – не тяни». Второе главное правило – не суетись. Старые буквы иссякли, значит нужно было подкопить новых. Ты стал гулять. Много и по долгу. Ты думал о Саше постоянно, пытаясь воскресить в памяти все возможные воспоминания, даже косвенно связанные с ним. Во время одной из таких прогулок, ты наткнулся на знакомого кольщика. С тех пор как вы виделись в последний раз, парень обзавёлся визитками. Он придирчиво изучил свою старую работу, сказал, что нужно добавить цвета. Прощаясь, ты обещал позвонить.



Они

Ты всегда безуспешно стремился к самодостаточности и автономности. Тебя постоянно тяготили веши, от которых ты не мог отказаться. Наверно даже курить ты начал, только для того чтоб беспрестанно бросать.
Если завязать с алкоголем и наркотиками. Сказать решительное нет ебле, во всех её проявлениях. Туда же отправить книги, музыку и кино. Перестать есть, дышать и научиться светиться в темноте. Тогда всё остальное тебе сможет заменить фирменный волейбольный мяч.
Они – это не лица прохожих в ответ на твой взгляд, не руки сующие тебе водку, взамен денег, не чьи то ноги, как реакция на слова.
Мазки акварели на оконном стекле, с той стороны, во время дождя. И если соединить все поплывшие линии воедино, выйдет твой портрет, похожий на тостер с картины Пикассо. Они – это носители тех самых линий.
Кровь (по алфавиту).
Бабка.  В идеале каждый ребёнок обеспечивается комплектом из двух бабушек и двух дедушек, но пенсионеры субстанция нестабильная. Трое из четырёх старших родственников, успели промазать подошвы своих ласт суперклеем и плотно прижать их друг к другу, ещё до твоего рождения.
Идёшь по улице. Трезв. Запрещённого нет, документы в порядке. Навстречу отряд ППС, который тянет за собой немецкая овчарка с бледно розовым языком, безвольно свисающим у неё из пасти. Собаке нужна наркота, её ломает. А тебе не по себе, под взглядами этой компании и ты безотчётно ускоряешь шаг.
Эльвира Ивановна – это жить в одной квартире с тремя ментами и тренированным пуделем. С ней и на стадионе тесно.
Сколько ты её помнишь, она трудиться толкователем воли христианского бога. «Бог тебя за это покарает» - одна из двух фраз, которые она использует для общения с человечеством, последние 10 лет. Вторая «я всю жизнь работала» - в ответ на любой вопрос.
Год назад (во время очередного визита) ты стоял на кухне, с сильного похмелья и когда на вопрос: «Э.И, а где молоко?» она выдала стандартное «про всю жизнь». Ты не выдержал и спросил:
- Где же результат вашего упорного труда? Где, курва старая, коммунизм, который вы так упорно строили. Идите в свою комнату, нацепите на пижаму свой значок «герой труда» и там сидите молча.
Хлопьев с молоком ты в тот раз так и не поел. На следующий день у Э.И. случился очередной инфаркт. Лифт в доме оказался слишком мал для носилок скорой помощи. Отец и ты донесли её до кареты, на старом стёганном одеяле. В её глазах был страх, это ты точно помнишь.
Все её немногочисленные знакомые, давно умерли. Она прожила 80 бесполезных лет. Единственное что у неё было – библиотека  в 4 тысячи книг. Она перечитывала их снова и снова. Сидя в своей комнате. Одни и те же книги.
Она боялась всю жизнь. Безвластия, власти, теперь смерти. Она боялась, что родители упекут её в дом престарелых. По этому с утра до ночи пыталась доказать какая она полезная и малозатратная. Она ела, в основном, чёрный хлеб с сыром «виола», а пила только чёрный чай из пакетиков. «Всю жизнь работала». Четыре года назад, врач порекомендовал ей гулять по два часа в день. С тех пор, невзирая на самочувствие, погоду и время года, она ходила по улицам Хабаровска с 9:30 до 11:30 каждый день. Ведь приказы не обсуждаются.
И вот страхом за эту жизнь были наполнены её потерявшие цвет глаза.
Старики, их как будто всех аисты принёсли. Святые, как носки апостола.
Своей непосредственной обязанностью, эта старая мразь, считает слежку за единственным внуком. Кто звонил, что съел, что выпил, когда ушёл, когда пришёл, кто был. Ежедневный устный доклад в 18:00.
Мать лишь смеётся и говорит тебе: «ну что возьмешь с больного человека».
Когда ты пошёл в первый класс, родители работали целыми днями и не могли тобой заниматься. Три года, ты жил с бабкой. Тебя тогда не спрашивали, но по каким критериям, два взрослых человека, определили, что с ёбнутым и одиноким пенсионером тебе будет лучше, чем на продлёнке со сверстниками, под надзором специалистов?
Ты испытываешь к ней такое отвращение. Что обращаешься только на вы и только по имени отчеству и то в случае крайней необходимости. Мать твоей матери не твоя мать. Можно было бы смешать копеечные глазные капли с водкой и подмешать ей в питьё. Вскрытие констатировало бы обычную остановку сердца, но это было бы слишком гуманно, не дать ей умереть собственной смертью.
Если взять последние тридцать лет её существования и попытаться найти в них смысл. Это будет два слова «Грибная икра». Разуметься грибы размножаются спорами, икра это для удовольствия. Как оральный секс у людей.
Серо коричневая масса, ужасного вида с невы****имым вкусом. Человек, которому предлагаешь её в первый раз, сначала долго отказывается, но поддавшись на уговоры скромно мажет краюшек корки, долго обнюхивает с разных сторон, дотрагивается кончиком языка и лишь после этого откусывает маленький кусочек. Всё. Наш клиент. Мгновенное привыкание с первой дозы.
Данный продукт – дар всему человечеству и с этой точки зрения Эльвира, сука, Ивановна ничто иное, как необходимое зло.
Рецепт не держится в тайне, ты бы мог сам готовить деликатес. Но кем же надо быть, что б отобрать у человека, единственную вещь, оправдывающую всё его существование?       
Мать. Она подарила тебе жизнь. Технически, она заставила тебя, её взять и при этом обязывает быть благодарным.
Мать решила проблемы своего выживания, привязав добытчика общим ребёнком. Если женщина не использует свою матку по назначению, через какое-то время, та взрывается и начинает отравлять всё живое в радиусе 5 метров от эпицентра. Кроме того, подруги у которых уже есть дети с нескрываемой жалостью смотрят на свою не разродившуюся товарку. Один или совокупность этих факторов и приводит к тому, что называется в простонародье «жизнь подарила».
Ничего кроме этой жизни ты не знал, другой матери у тебя то же не было. Как ни странно ты вполне доволен обеими. Наверно это заложено генетически и как-то связанно с инстинктом самосохранения. Отец говорит: «что она твой самый близкий человек на этой земле». Иногда думаешь о ней, в этом ключе, и понимаешь, насколько же ты одинокий ублюдок.
Она смотрит только русские сериалы и по 5 выпусков новостей в день. Она работает в страховой компании. Она отлично готовит. Все её мысли, убеждения, принципы – это то, что она переняла от твоего старика.
Мать ходит в открытый бассейн, на массаж и на все театральные премьеры. Ей вполне хватает для того, что б считать свою жизнь наполненной. 
Ты чувствуешь ответственность перед ней. Ты единственное, что у неё есть. Её «чёрный обелиск». Она всё ещё не оставляет надежды, на то что однажды сын выведет краской по дюралевому листу В -29 имя матери. Наденет шлемофон и полетит сбрасывать ядерные бомбы на мирное население, заморских стран.
Она постоянно повторяет: «самое страшное в жизни – это одиночество». Она даже понятия не имеет о по настоящему страшных вещах.   
Отец. Чем старше ты становишься, тем больше походишь на него. Даже подчерком. Так наверно и бывает, ненавидишь кого-то всю сознательную жизнь, а по итогу выходит, что ненавидел сам себя.
На самом деле вы всего на всего забили друг на друга. Просто не совпали по времени, так часто бывает в жизни. Когда тебе нужен был отец, у него были другие дела. Когда ему понадобился сын, занятия поинтересней появились уже у тебя.
Твоё взросление пришлось на то время, когда у папани (как говаривал Иосиф Виссарионович) началось головокружение от успехов. Слишком много и слишком долго ему удавалось. Он даже купил тебе школьный аттестат. Деталей ты не знаешь, но тут явно не обошлось без директора школы, (между прочим) заслуженного педагога России. Ты поступал на платное и смысла в этой сделке, было, как в концептуальном искусстве. Старый просто доказывал себе и окружающим «и это я могу тоже».
До 19 лет он считал тебя своей собственностью, а потом выгнал из дома. Через пол года ты ушёл в армию. Отца тем временем, как следует макнули башкой в дерьмо.
С руководством всегда так, только заберутся на колокольню, первое желание поссать на оставшихся внизу. И только свалившись с неё, они с удивлением осознают что, оказывается, мочились на самых близких.
Если ты до сих пор жив и не в тюрьме, не в последнюю очередь – это  заслуга твоего отца. С твоими анкетными данными тебе светил, строго, стройбат, без вариантов. Благодаря тщеславию прародителя, ты попал в элиту. То, что тебе удалось тиснуть пару статей в периодическую печать, не полностью его вина, просто без отцовской протекции, никто бы не додумался платить тебе за работу.
Естественно и служить и писать пришлось самому, но небольшой пинок коленом никогда не повредит.
Твой отец мудрый человек. Он знает, что из тебя уже ничего путного не выйдет. Он очень мудрый человек.
Небольшие деньги «на жизнь», даёт тебе мать, но естественно с молчаливого одобрения родственника. Если б не эти более чем скромные суммы, тебе бы пришлось заняться какой-нибудь поебенью, вроде работы.
После твоего 3х месячного заключения и выхода под залог, вы поехали на суд. Если бы не отец тебе бы пришлось пол года дожидаться следующего этапа. Жирный и усатый «ваша честь» понимал, что дело шито белыми нитками и просто тянул время. Заняться в том посёлке городского типа было нечем. После суда на речку купаться, загорать, отгонять оводов. Вечером есть и пить.
Раз перебрав, он рассказал, по секрету, что у тебя есть сводный брат. Звать то же Саша. Путём нелёгких пьяных вычислений, ты пришёл к выводу, что отец поставил на первенце крест, когда тебе было лет 13-14.
По Эйнштейну, безумие – это совершать одни и те же действия, ожидая от них разных результатов.
Мать, по ходу, только делала вид, что не знает, он делал вид, что верит ей. Заставив хранить свою тайну, он видимо подумал, что это вас сблизит.
Но вышло наоборот, отношения, которые вы выстраивали по кирпичику, рухнули в одночасье и восстановлению не подлежали. Дело было не в ребёнке.
В этой ситуации лет девять как рано было, что-то менять. Папа просто решил облегчить душу. Сделать свои проблемы твоими.
Тебе всегда нравились его уши.
Если бы до наступления совершеннолетия тебе бы пришлось хоть раз голодать по его вине. Ты бы относился к нему гораздо хуже.
Носить деньги в переднем правом кармане брюк и завязывать галстук двойным Виндзором. Это всё чему тебя научил отец. Половина из этого в жизни не пригодилась.    
Его дела опять идут в гору. Он опять лезет на ту колокольню.

.
Сорок лет они прожили,  в готовности продать душу за заграничную побрякушку. Пока в один прекрасный момент им не сказали: «оставьте ваши душонки при себе, вот вам всё, о чём вы мечтали и даже сверх того». Деньги снова стали универсальным товаром, оставалось лишь добыть их вдоволь.
Минуя коммунизм, они оказались рядом с каусаром и гуриями. Они не устают повторять о том, что не понимают тебя. И ты относишься к этому с пониманием. Как это можно не хотеть, горбатиться за ради бабла, для которого появилось (в наше время такого не было) столько применений?
Интересно, когда в последний раз они были по-настоящему несчастны?
Мать и отец думают, что ты их ненавидишь. Это не так, но это заблуждение выгодно тебе, с финансовой точки зрения.
К корням своего генеалогического древа, ты испытываешь чувства, комнатной температуры. Если они тебя попросят, о чём угодно, ты им не откажешь.

Среди них нет ни одного из твоего детства, все из юности. Все кто не буквы на экране телефона, родом с Колымы. Лучше всего организм усваивает витамины и минералы из продуктов, которые произрастают, пробегают и проплывают рядом с местом рождения.
С этими парнями нет необходимости «фильтровать речь». Вы внештатные психоаналитики, с функцией перетащить мебель, друг для друга. Ты относишься к ним как к ноге мамонта из постоянной экспозиции краеведческого музея.  Разве есть причина любить или ненавидеть её? Она здесь, столько, сколько ты себя помнишь. Можно только знать про эту ногу, чуть больше или меньше. 
Запчасти к мамонту (по алфавиту).
Банкир. Когда человек не решил, чем хочет заняться, но ясно осознает необходимость высшего образования, перед ним раскрывают свои массивные двери многочисленные юридические и экономические институты.
В том, что Банкир приканчивает второе высшее, в первую очередь заслуга стальной воли его матери и уже потом снижения уровня преподавания в высших учебных заведениях.
Экономист и без двух минут юрист, он за зарплату, толкает страну к кризису невозвращения кредитов. Ездит на большой белой машине, не пропускает ни одной домашней игры местной хоккейной команды, всем алкогольным напиткам предпочитает водку, любит маму, группу «Любе» и дядю Мишу Круга.
Почти не циничен, но в этом ремесле, это приходит с трудовым стажем. На вопрос: «как дела?», неизменно отвечает: «хотелось бы лучше». Хотя в жизни у него и так всё достаточно аккуратно. Интересно, что он отвечает на вариацию этого вопроса, заданную девушкой после полового акта?
Вы никогда не ссорились. Вам друг от друга ничего не надо, разве что немного слов, понимания и закуски.
С недавних пор он всё мерит рублями. Рубль = штука.
Блатные номера на авто - 6 рублей.
Хоккейная майка с его фамилией на спине - 2 рубля 50копеек.
Месячный абонемент в спортзал - 3 рубля.
Новые колёса –  это выгодно продать старые + 70 рублей
Найти во всём этом смысл – бесценно.
Банкир – это капитализм с человеческим лицом. Нормальный индивид, с нормальными желаниями.
Он единственный из твоих друзей, кто не трогал наркотики.
Он не пропустил не один выпуск передачи «Окна».
Уже несколько лет он не приглашает тебя на празднования своих дней рождений, потому что когда звал, ты всё равно не приходил.
Его хобби – это сон по выходным и качать права потребителей. При желании, после ста водки, он может вынести мозг, любому представителю сферы обслуживания. Пока его мать не решит, что пришла пора передать его достойной барышне, он не жениться. Это произойдёт ещё не скоро.
Тебе туда на хер не надо, но он единственный с кем бы ты пошёл в разведку.
Ты не знаешь, есть ли у него мечта. Ты вроде помнишь, что была.
Батырыч. Когда деревья, мир и сотовые телефоны были большими, а для того, что б закончить школу нужно было просрать ровно столько же лет, сколько уже было просрачено, примерно с тех пор вы и начали находиться на небольшом расстоянии друг от друга. Находиться, потому что общением, это можно было назвать с бааааальшой натяжкой. Как Джей и Молчаливый Боб.
Обычно пока ты практиковался в разговорном жанре, Батырыч собирал очередной гиперболоид. В жизни его интересовало только две вещи: баскетбол и всевозможная техника. Правда, после того как ты, в 13 лет накурил его в 1й раз, список интересов Батырыча разросся аж до 3х пунктов.
В те времена у него была другая фамилия и отчество Константинович. Эта чехарда с паспортными данными произошла из-за того, что ему хотелось на большую землю, а долг родине отдавать не хотелось. Ты как человек 2а года (минус отпуск, минус сержантские, минус десантные, минус дальневосточные) прозанимавшийся патриотизмом, прекрасно его понимал.
Переехав в Хабаровск 4ре месяца назад, Батырыч без проблем устроился, наладчиком персональных киборгов, купил себе машину и снял, квартиру вместе со своей зазнобой, студенткой второго курса медицинского института.
Батырыч ака Константинович  быстро нахавался этого города. Выдержав испытательный срок, он был зачислен в штат. Попутно купил себе три пары обуви, 10 раз сходил в кино, 1н в ночной клуб, 1 раз в модный ночной клуб, поменял масло в тарантайке и загрустил.
Всё то время, что Батырыч жил здесь, он не разу не сыграл в свой любимый Баскетбол. Девушка и машина требовали всё больше денег, а их добывание отнимало всё больше времени, не даря при этом дополнительных удовольствий. Вкладываться нужно было лишь за тем, что б всё оставалось на прежнем уровне.
Он не пил, а ты (совсем, практически, никогда) не курил. Временами, с похмелья, ты скидывал ему на трубу. Он заезжал, взрывали у тебя на балконе, смазывали глаза тетризолина гидрохлоридом и обруливая посты, ехали в торговый центр, где на последнем этаже, располагался BR.
Там, сидя на диванах, Батырыч объяснял тебе, что хочет внутреннего покоя. Легко сказать. А кто не желает обладать этим гаджетом? Меньше чем за 8 месяцев, он сменил 3 города и много чего по мелочи. Он переводил, по грабительскому курсу, обстоятельства времени в обстоятельства места.
Вылазить из-под одеяла выспавшимся, завтракать косяком и йогуртом. Гулять с собакой, работать, в пол накала, три раза в неделю стучать мячик, выступать за город. По выходным ездить на природу. Жить в месте, где всех знаешь, и все знают тебя. Где половина твоих друзей менты, половина бандиты. В городе, где можешь позволить себе роскошь иметь друзей. Не выстраивать отношения с женщинами, а получать от них удовольствие.
Примерно так, собранное из обрывков монологов, и выглядело его перемирие с собой. Всё это и ещё мелким шрифтом, не просыпаться в холодном поту, от кошмара, который даже не можешь запомнить.
Насчёт последнего, ты не знал, но всё остальное было натурально Магадан.
Военный. Как и многие выпускники военных вузов, сразу после распределения, он наглухо потерял интерес к занятиям спортом и начал обрастать мясом. И хоть его рост немного не дотягивает до 165 см, а вес, в килограммах, медленно, но верно подбирается к трёхзначному числу, назвать его жирным не поворачивается язык. Не смотря на свои плавные линии, сбит он был крепко, как мясник с рынка. Чувствовалась в нём не растраченная физическая сила. Кроме того, природа щедро удобрила его тестостероном, по этой причине из всего его тела ползли жёсткие волосы, например на спине они кустились, двумя чёрными крылами. Если зимой выгонят из дома, можно на снегу спать. Ему бы шлем с рогами, боевой молот, хобита под мышку и айда в ближайший ломбард.
Вот уже несколько лет Военный находится на тернистом пути обретения себя. С каждым следующим приездом в город ты застаёшь его на новом этапе развития. Сперва он был махровым националистом, после, отвергая учение Адама Смита, уверовал в меркантилизм. На данный момент, если ты всё правильно понял, он занимается поиском идеального сотового телефона.
Женщина, с которой он живёт, на несколько лет старше и воспитывает дочь от первого брака. Дело, судя по всему, идёт к свадьбе. А Военный тем временем крутит в погонах дырки, для новых звёзд и готовится, принять дела командира роты.
Быть военнослужащим на зарплате – это занятие без перерывов и выходных. Нельзя придти после наряда домой, отстегнуть резинку на галстуке и стать на день совершенно другим человеком. Если собрался выплачивать по займам с помощью армии, нужно воспринимать за чистую монету, всю пропаганду, испытывать гордость и непрерывно совершенствоваться в боевой и политической подготовке. В противном случае либо сопьёшься, либо сойдёшь с ума. Впрочем, среди твоих командиров и начальников, было несколько душевнобольных алкоголиков, прекрасно справляющихся со своими обязанностями.
В своём вузе он специализировался в искусстве постройки убежищ для генералов, на случай восстания машин.
Если Военный входит в раж, он легко может вставить в предложение из трёх слов: 4ре «****ь», 2а-3и «нахуй» и 1н «ёбанный в рот».
Ваше общение – это  ретро вечеринки с хит-парадом общих воспоминаний под изменение сознания. Сложно гордиться в 24 поступками, совершенными в 14, но вы стараетесь, ведь другого общего прошлого в наличии нет.
Военный обожает рассказывать длинные анекдоты, с неожиданным финалом.
Твоей паранойи у его паранойи учится и учиться. Военному с вами сложно, он воспринимает гражданку, как вражескую территорию, где каждый прохожий потенциально опасен. И пусть ты и парни его старые друзья, доверять вам безоговорочно он не может. Военный маскируется под гражданского с помощью телерекламы и выпусков «Comedy Club». Выглядит это не слишком правдоподобно. Он дезориентирован. Его разум понимает всё это шевеление, «но по настоящему чутким может быть только сердце». А оно не бьётся в унисон, с этой неуставной мерзостью, которую вы по незнанию принимаете за жизнь.
С ним всё сложнее общаться из-за постоянно прогрессирующей альфасамцовости. Только его мнение имеет значение, даже если оно ошибочно, особенно если оно ошибочно. При субординации и выслуге лет – это верная политика. В обычной беседе, очень напрягает.
Военный – тот случай когда, прекращение общения, залог долгих и прекрасных отношений.             
Кермит. После того как ты отдал Военному свой 1й пентиум, коробка с которым служила тебе подставкой под ноутбук. Он порылся по сусекам и презентовал тебе, один из своих старых телефонов. Ну что ж, теперь у тебя есть труба. Типа Ура.
В меню, ты изменил язык на армянский. Красиво, да и ты всегда с уважением относился к представителям этого народа. Айвазовский, Джигарханян, Шер, частично Довлатов, Азнавур, Фрунзе Мкртчян и Sistem of a Down в полном составе. Это если не брать в расчёт йогурт, коньяк, зелёную краску на долларах и бешенные мультики от армянфильм. 
Напившись, ты доставал записную книжку и размышлял, кого бы осчастливить. А утром пытался вспомнить темы бесед, по списку исходящих.
Трезвым ты общался только с Кермитом, по средствам смс. Короткие смешные фразы, микро стихи, удачный отрывок из книги, информация о готовящихся к выходу фильмах или новых пластинках. Вы могли отправлять по 5 в день или молчать неделями.
 
Наши расчлененные трупы, мешают нам делать тулупы.
Попа Игги Попа.
Готовятся к съёмкам «Удушья».
Как на наши именины, испекли мы пол Марины.
Мимо меня, с гордым видом, прошагала курица, несшая в крыльях два золотых яйца, на матовой поверхности которых играло солнце. Ебашь её, ебашь! Услышал я сиплый голос за своей спиной.
Гейша в собственном саке.
Каждому иранцу по ранцу.
Заебало!
Что?
Фсё!
Новый чупа-чупс антимоль.
сажусь я утром на Камаз и еду поступать в Хамаз
ДК «Гопников».
Любил пропустить стаканчик, но обычно ни одного не пропускал.
Стаканы заменяемы, подстаканники вечны.
под группу Prodigy, я искал её точку "джи".
Лень матушка, алкоголизм батюшка.
Тяжело дыша он любил мыша.
ваши ноги пахнут плинтусом
Евгеник Женя
И ножовкой по металлу он ей двинул по ****у
Когда я пьян жизнь моя становиться бессмысленной, когда трезв, ещё и безрадостной.
Цельным натурам повод не нужен.
Перемен требует дядя Вазген.
Старые ****и делают новых людей.
Он не дожил каких-то 48 лет до 75и летия.
Член королевского общества слепых.
Порнодобывающая компания.
Унесённые вермутом.
Чуть не устроился на Ликёроводочный грузчиком, но потом рассудил, что мечта должна оставаться мечтой.
Куча. «Скажи мне кто твой друг, и я скажу кто ты». Эта фраза используется всегда, как обвинение.
«Ты такой великодушный, красивый умный и скромный просто копия своего друга, а уж когда ты начинаешь спасать тропические леса, я даже иногда вас путаю». Неа. Это может означать только: «Ты мне всю жизнь исковеркал, лживая, никчёмная, ленивая тварь, не способная довести женщину до оргазма. Хотя чему тут удивляться, вылитый, ****ь, дружок, та же пьянь. И перестань раскидывать носки по всей комнате, свиньё. Там суп на плите, иди пожри». 
Куча – это всё что ты не любишь в себе, от чего с большим или меньшим успехом стремишься избавиться. Он называет тебя лучшим другом. Если бы он узнал, как провёл последние 5 минут, твой предпоследний лучший друг, он не был бы так категоричен в определениях.
Люди со сходными пороками, тянуться друг к другу. Разделённый на два и больше, он уже не так бросается в глаза окружающим. Вот добродетели не подпадают под арифметические действия, они либо есть, либо извиняйте.
Не смотря на то, что его телефон звонит раз 30ть в течении дня, а иногда просто раскаляется до бела. Друзей у него не очень много. По совести, их нет вовсе. Во всяком случае, ты ни одного не знаешь.
Личность он, надо признать специфическая. На редкого любителя. 
Его профиль авто. Звук и сигнализации. Если верить ему, в этом он хорош. Верить ли Куче? Вопрос не простой.
Куча скользок и подколоден, поймать его на лжи, занятие архи сложное.
Он неплохой рассказчик. У него своя квартира в центре города. Высшее образование. Небольшая автомастерская. Три девушки простаивают в очереди, на его фамилию.
И тем не менее он врёт, по мелочам и по крупному и надо и не надо. Он переписывает своё прошлое как учебник истории. И с каждым новым изданием его образ выходит всё более величественным, а блеск солнца отражённый от позолоты памятника сжигает птиц, летящих слишком низко.
Куда девался сутулый, длинный очкарик с идиотским смехом и шахматной доской в рюкзаке? Ты явно пропустил момент, когда Морфиус завёл Кучу за угол и насильно накормил колёсами.
Есть такие люди, которых ничто не может удовлетворить. И даже мать сыра земля, окажется для него недостаточно сыра. Он никак не может себя засатисфакать. Сделать что-то и увидеть, что это хорошо. К тому же он феноменально ленив. Вот два этих противоположных, по сути, вектора и образуют на пересечении точку его страданий. 
Ты нормально относишься к людям, вернее ты их понимаешь. Но по возможности стараешься быть один. Нельзя сказать, что Кучер ненавидит род людской, он его попросту призирает. А тех, кого не призирает, тому завидует и от этого его призрение эволюционирует в ненависть. Но один он не может. Причём чем хуже относиться к нему человек, тем сильнее Кучер жаждет его расположения.
Единственное, что тебе не нравиться в нём, это то, что недавно он решил, что для его героя будет правильно пить только «красную этикетку». Не был бы ты алкоголиком, в жизнь не составил бы ему компанию.
С 2001 года он состоит в «Единой России». ВПЕРЁД СИНИИ МЕДВЕДИ! В его защиту, надо отметить, что он не разу не замарал себя партийными взносами. Пока такие ребята у руля, ты спокоен за фашистский режим в этой стране.
Если Кучер не знает ответа на вопрос, он его придумывает. И в такие моменты слушать его истинное удовольствие. Иногда подделка бывает, лучше оригинала.
Фафа. Приехав в город, ты первым делом позвонил по телефону, который дала тебе мать. Усталый и прокуренный мужской голос, задал тебе 4ре вопроса, сказал следствие ещё не закончено, поблагодарил и попросил позвонить, если ты вспомнишь что-то ещё или соберёшься уехать.
Как жить? Убили твоего друга, и никому нет до этого дела. Странно выходит, гибель близкого человека совместима с жизнью, шнурок из Малайзии нет.
Первую неделю ты ещё порывался позвонить его матушке, выразить соболезнования, сказать слова утешения. Этот благородный порыв быстро поутих.
Через общих знакомых об инциденте узнали Военный и Батырыч. Помянули, пообщались, забыли. Два или три раза разговор на эту тему затевала твоя мать. Однако, обсосав до костей, потеряла к нему интерес.
Как всегда незаметно, лето перетекло в раннюю осень, а та в свою очередь сменилась средней. Начался сезон дождей. В Хабаровске может зарядить ливень, под которым промокаешь, на сквозь, за минуту, зарядить и не переставать несколько дней к ряду.
По осени у тебя всегда депрессия. Очередной год подходил к концу. Ещё один год.
В этом году ты начал книгу и закончил своего лучшего друга.
Ты не боялся проболтаться, о втором, кому-нибудь по пьяной лавке. За свою жизнь, ты слышал не менее 6, подобных откровений и два из них точно были правдой. Люди редко обращают внимание на подобные исповеди. Тем паче, ты ещё то трепло.
По осени из-за холода и сырости, у тебя начинает ломить правую ступню (несколько лет назад на неё упала 200т литровая бочка саляры). Когда боль становилась невыносимой ты глушил её алкоголем. С таким меню плохо сочетается физкультура.
Когда ты садился за клавиши, выходило около пары страниц. Если выхлоп был шесть листов за семь дней, то неделю можно было назвать удачной.
Прошло уже больше месяца, а ночных поллюций было не видать. В винампе выступали только женщины, сольно и в составе ансамблей. Это был верный признак переизбытка спермы в организме. Иногда к горлу подкатывала огромная нежность. И тебе, невыносимо, не хватало человека, с которым ты бы мог ей поделиться. Ты знал, что это обман, твоего вселенского запаса любви вряд ли хватит больше чем на пару недель, а израсходовав его, ты снова продолжишь автономное плаванье.               
Когда ты увидел его в первый раз, то выронил стакан из рук. Тебя как приморозило к стулу, ты напрягся как пружина, вскочил и побежал к двери, секунду провозился с замком, выбежал и через мгновение был в гостиной. Он уже стоял там с лева от камина, стоял и  не моргая смотрел на тебя. Ты развернулся и забежал на кухню. Кухня была пуста. Ты перевёл дыхание. Развернулся и столкнулся с ним нос к носу. От неожиданности ты попятился, запнулся и со всего размаха упал головой о табурет.
Судя по вытекшей из рассечения на лбу крови, без сознания ты пробыл совсем не долго.
На нём был чёрный костюм стойка поверх белой рубашки. Лицо его посинело и заострилось. Фафины веки были срезаны, однако на белке не было ни зрачка ни радужки. Его глаза были похожи на два варённых яйца, с которых сняли скорлупу и засунули в пустующие глазницы. Ботинок и носков на его ногах не было. Он не предпринимал никаких действий. Было, не ясно видит ли он тебя вообще. Ты решил подняться и тут же подломившись, упал. В твоей правой ступне засел осколок из разбитого стакана, который ты не заметил, пока носился туда-сюда курицей без головы.
Допрыгав на одной ноге до ящика с инструментами, ты с помощью круглогубцев вынул стекло из ноги. И вернувшись в кухню, так же на одной ноге, вылил в рану йод и туго перемотал бинтом.
Прихожая, гостиная, твоя и кухня, были в крови. Ты выпил две рюмки спирта, влил два колпачка жидкости для мытья полов, в ведро горячей воды и прихрамывая начал уборку.
В какую бы комнату ты не пошёл Фафа был уже там. Ты упорно игнорировал его, разумно рассудив, что это или полтергейст или шизофрения. Ну что ж бывает и хуже.
Прейдя, домой мать похвалила тебя за вымытые полы, огорчилась, что ты выпил, и ушла на массаж. Ты закончил приборку, выпил ещё рюмок 5ть, пока Фафа смотрел на тебя и отрубился.
Его не было. Следующим утром ты обошёл, все комнаты и не встретил его. Обрадовавшись, зашёл прихрамывая на кухню и заварил чашку чая. Примерно на половине кружки ты почувствовал холод и запах солидола. Даже не запах, а как будто тебе напихали полные ноздри промышленной смазки, всё на свете пахло солидолом. Он сидел на стуле справа от тебя, сидел и смотрел прогноз погоды. 
Методом «научного тыка» ты выяснил, что он материализуется, стоит тебе только захмелеть. Тот ещё оказался кайфолом, твой дружбан. Когда он появляется температура в комнате, вроде как падает. Тебе пришлось отказаться от спирта в пользу креплёного вина, что б не видеть его по утрам. Да и пить ты стал гораздо реже. Стоило, тебе намахнуть, где угодно и ты был уже не одинок. Ещё ему нравилась песня SOAD «Lonely Day». Когда ты ставил её по пьяни. Саша начинал улыбаться, и от этого действительно бросало в дрожь. За его синими губами не было ничего, ни зубов, ни языка ни нёба, только бесконечный мрак и это пугало не на шутку.
Думая о возмездии, ты представлял себе, что-нибудь менее экзотичное. Следователя садиста, переполненную камеру и алчного адвоката. Ну, может быть Фафиного брата, с мачете на перевес. Расклад с «кентервильским привидением», в расчёт не брался.
Не отойдя от первоначального шока, ты решил достать таблеток и заняться самолечением. Но, рассмотрев проблему всесторонне, ты понял, что в этом нет смысла. Во время приёма препаратов, не рекомендуется пить, а трезвым у тебя никаких ведений не возникает.
Видимо Фафа ждал, что ты придёшь с повинной или кончишь себя. Ну что ж пусть возьмёт в каждую свою промёрзшую руку по флагу и так стоит.

Ты видишь мёртвых людей. К этому можно привыкнуть.
Ты бы действительно удивился, познакомившись с погодкой, который вытачивает детали для пулемётов или работает плотником. Того, кто хоть что-то производит. Удивился бы намного сильнее чем, узрев говорящего таракана или пришельцев. Ну что ты говорящих тараканов не встречал, а пришельцы тебе просто не интересны.
Мы давно уже ничего не создаём. Всё уже придумано и расписано. Меняются только цвета на этикетках. Мы продаём, перераспределяем, национализируем. Качаем природные ресурсы. Осуществляем рейдерские захваты. Не государство, а ларёк со сникерсами. Взял по рублю, продал за три. В этой стране и коктейль Молотова  никто толком не приготовит, не говоря уже о гремучем студне. Если проанализировать твой ближний круг, то:
Мать паразитирует на страхе перед смертью и на нежной любви людей к собственности.
Отец и Банкир дают деньги в рост.
Военный преимущественно ***нёй мается.
Батырыч и Кучер переносят детали с одного места на другое.
Кемит, косит от армии под видом приобретения знаний.
Фафа (если он не улыбка маразма) зря напрягается.
Только Эльвира Ивановна, делает белые грибы лучше, да ты придумываешь новую последовательность для букв и символов.
Эта часть суши, так упорно и в муках лезла из третьего мира во второй, что производить что-либо, кроме услуг, считается, в её границах, дурным тоном.   


   
Она

- Эй, подъём, подъём,- слышишь ты шепчущий, немного встревоженный, голос над своим ухом,- встааааавааай,- сильно трясут тебя за плечо.
Один из немногих плюсов подобной беспутной жизни – это возможность дрыхнуть сколько влезет. Пока спишь не испытываешь голода, жажды или желания вздремнуть кроме того, за дарма показывают сны (которых ты правда давно не смотрел). Но ничто, так не раздражает бодрствующего, как спящий. 
- Да вставай же,- чувствуешь, как с тебя резким движением сдёргивают одеяло.
Разлепив правый глаз, ты увидел знакомую люстру и незнакомую девушку.
- О, привет, как дела?- спросил ты первое, что пришло на ум.
- Где туалет?
- Так, туалет,- начал ты объяснять, приподнявшись на локтях и не сводя глаз со своего утреннего стояка.- Значит, аааммм, выходишь в прихожую, напротив входной,- показываешь ты пальцем путь, по мере объяснения,- две двери, иди в любую.
Едва ты закончил, как она уже выбежала из комнаты. Подождав пока звуки её топота, станут тише, ты вскочил с матраса и начал очень быстро соображать.
Ты голый, ваша одежда и обувь разбросана по всей комнате. ЧТО БЫЛО ВЧЕРА??? Ты наступаешь в какую-то дрянь. Облокотившись рукой о стену, двумя пальцами, с омерзением, медленно отдираешь от ступни что-то холодное и маслянистое. Судя по всему, это что-то ты вчера попытался надуть своим семенем. О, а вот и его братишка, прилипший к матрасу. Хоть в данной ситуации, это не было первостепенной проблемой, ты подумал, что эксперимент с поллюциями сорвался и придётся всё начинать с начала. Нажав несколько кнопок на часах, ты определил, что сейчас 10:34 суббота. Это успокаивало. Родители в бане. А Бабка на выгуле. Ты одел трусы и принялся искать в вещах курево. Но обнаружил только не распечатанный контрацептив, платок и триста мятых денег. Когда ты начал разглаживать их, вошла она.
- Всё нашла?- спросил ты, разглядывая девушку.
- Ни фига себе, у тебя два туалета,- сказала она это так, будто, в каждом висело по Моне Лизе, в подлиннике.
- Дело за малым, отрастить вторую жопу,- сказал ты.- Завтракать будешь?
- Да, нормально,- сказала она, улыбнувшись и обнажив ямочки на щеках.
- Только после вас,- указал ты рукой на дверь, ведущую из комнаты.

На ней были белые хлопковые трусики и белая майка с красной надписью АЦ/ДЦ по английский. Хорошие девочки носят белое бельё, но не трахаются, с кем попало в день знакомства. Ростом она была на полторы головы ниже тебя. Её плечи и руки были усыпаны веснушками. Относительно узкой спины, девушка была достаточно широка в бёдрах, а ноги её отличались лёгкой кривинкой.
- Мощно,- сказала она, входя в кухню,- ты живёшь с родителями?
- Де-факто, я не живу здесь. Бываю проездом. Чай, кофе, горячий шоколад?
- Кофе. Проездом куда?
- Если планы не изменяться, то в ад,- сказал ты, заправляя машину, водой и молотым.- Сахар, сливки?
- Не надо.
- Что-нибудь поесть?- спросил ты, насыпая себе в кружку зелёного чая.
- Нет. Курить можно?
- На балконе и мне одну достань.

Вы стояли у открытой фрамуги и дымили «пол мылом восьмёркой», отпивая из своих чашек.
Её жёлтые волосы были подстрижены так, что едва доставали до бровей, а форма лица напоминала штык сапёрной лопаты страдающей анорексией. Пухлые губки. Нос, не большой, а широкий. Глаза, что твой абсент в стакане, под левым две родинки – перевёрнутый умлаут. Размеры груди наводили на мысль, что её дети будут голодать. Она выглядела только что сошедшей со стапелей, очень очень юной. На вскидку года три и то при высококлассном адвокате.
За окном было солнечно, ветрено и осень. 
- Это центр?- спросила она, чуть высунувшись в окно и изучая окрестности.
- Где-то так,- сказал ты, разглядывая её попку.
- Товарищ Бендер, да ты мажор,- улыбнулась она, завершив осмотр.
- Товарищ Бендер? Ах, ну да, шутка. Смешно.
Недавно ты набил на левом предплечье, Бендера из Футурамы, с автоматом Томсона в руках. Татуировка была совсем свежая. И ты ещё не совсем привыкший, порой долго и недоверчиво разглядывал её с похмела.
- Вроде нет, но со стороны оно всегда виднее,- сказал ты, выдохнув дым.- Думаешь мажор?
- Пока не понятно.
- Ладно, дашь мне знать, когда что-нибудь проясниться.
- Буду держать тебя в курсе,- качнула она головой, как бы говоря: не сомневайся.
- Отлично.

У тебя было ещё два часа, что б отделаться от неё. Не слишком грубо, но и не так что б она начала планировать день свадьбы. Накормить, поболтать, посадить на такси. Она конечно хорошенькая, но не стоит затягивать. Из этого всё равно ничего не выйдет. Никогда не выходило.
Ты открыл морозилку, там один на другом стояли три брикета с шоколадным мороженным. 
- Любишь шоколадное мороженное?- спросил ты, не поворачиваясь к ней.
- Нормально.
- Я вот шоколад люблю, а шоколадное мороженное, не очень. А мутер только такое и покупает. Как насчёт молочного коктейля?
- Нормально.
Достав из шкафа блендер, ты нарубил в него, чуть больше половины коробки, залил молоком и завинтил крышку.
- Голова не болит? Только не говори: «нормально».
- Побаливает.
- Потерпишь немного?
- Нормально.
Хмыкнув, ты переключил пластиковый тумблер, подсвеченный из нутрии красным. Квартира наполнилась гулом и жужжанием. Ножи буксовали несколько секунд, в кусках мороженого, а затем начали взбивать пену.
- Хабаровская резня кухонным комбайном три,- сказал ты, наполняя два высоких пивных фужера и запуская в каждый по паре трубочек.
Она плотно обхватила трубочки губами, втянула массу, от этого у неё ввалились щёки и выступили скулы, после чего сказала:
- Вкусно.
- Наслаждайся.
- Покажи квартиру?
- Хорошо, только и ты сделай для меня кое-что.
- Смотря что?- было видно, как девочка немного напряглась.
- Без обид. Скажи, как тебя зовут.
Мгновение она выглядела озадаченной, но после громко и звонко рассмеялась.
- Тяжёлый случай,- сказала она.
- Без обид,- повторил ты.
- Кира.
- Как Ира?
- Кира, первая «К».
- Красивое имя.
- Спасибо.
- А по настоящему?
- А по лицу?
- Вопрос снят с повестки дня,- сказал ты, вставая из-за стола, держа стакан в руке. – Ну что, Кира на «К». Пристигните ремни и не курить.
Она тоже подхватила свой стакан и двинулась за тобой.
- Так,- начал ты,- с удобствами, ты уже ознакомилась. Вот за этой дверью живёт зло.
- Сколько тут книг.
- Да, зло оно такое, ну пойдём, а то навлечём на себя древнее проклятье.
Вы пересекли прихожую по диагонали.
- Это гостиная.
- Ты подстрелил?- Кира, проводит рукой по шкуре, покрывающей кресло качалку.
- Нет. К тому же с чего ты взяла, что его подстрелили? Может он, просто сбросил шкуру, как ужик.
- Разве гималайские медведи не занесены в красную книгу?- спросила она, садясь в кресло,  раскачиваясь и поглаживая блестящий мех.
- Нет, мы ими просто офигенно гордимся, но это не мешает пускать их на сувениры.
Она подходит к бару и начинает разглядывать бутылки, кресло за её спиной продолжает раскачиваться ещё какое-то время.
- Как на счёт по глотку текилы,- смотрит она на тебя.
- Если я с утра начну пить текилу, то через неделю я буду сидеть опухший, в сомбреро, на границе с Мексикой. Кстати барышня, вам 18 то есть? В ГЛАЗА СМОТРЕТЬ,- сказал ты нарочито строгим голосом, наклонившись так, чтоб ваши взгляды пересеклись. В её малахитовых, под этим освещением, глазах, словно застывшие в камне, проступали одновременно и злоба и грусть.
- Алло, мы вчера пили за моё день рожденье. 19 лет. Забыл?
- Виновен, ваша честь,- сказал ты, снимая с полки бутылку Don Agustin, пойдём именинница,- приобнял ты её за талию.- Вива бля Мексико.
Вы уселись на кухне, ты достал рюмки откупорил похожую на графинчик бутылку. Налил по одной и достал из шкафа конфет.
- Знаешь, не люблю я этих лишних понтов с цитрусовыми и солью. Да и лаймов у меня нет. Давай,- сказал ты, поднимая рюмку,- за твои 19.
- Зло,- сморщила Кира личико, разматывая фольгу.
Холод и сырость, выворачивали ступню, да ещё этот прокол, который никак не хотел затягиваться и периодически кровоточил. Пить два дня подряд – звучит как давно не игравшая любимая пластинка. Ты знал, что минут через 10 запахнет солидолом, но кактусовый самогон уравновешивал. Пробежавшись по каналам, ты остановился на южно-корейском. Даже без перевода, в нём было больше смысла, чем в оставшихся 29ти и женский бокс.
- Ещё по одной,- не спрашивал, а скорее констатировал ты, наполняя рюмки.
Кира ничего не ответила, только кивнула.
- За знакомство, что ли или,- предложил ты, подняв рюмку.
- Можно, а как тебя зовут?
- Ты посмотри всё интересней и интересней,- сказал ты, прищурившись,- Давай выпьем.
После того как ваши рюмки соприкоснулись, с едва уловимым звоном, ты влил в себя порцию и запил молочным коктейлем.
- Итак, больная, давно это у вас и заранее предупреждаю, симуляция амнезии подлежит принудительному лечению.
- Что,- засмеялась она,- я не забыла, ты мне просто не сказал вчера. Твои друзья называли тебя Гвоздём, я товарищем Бендером.
-Что за друзья?
- Один длинный, такой худой, другой короткий и толстый.
 
Друзья. Покорёженные, обгоревшие обломки вчерашнего дня, начали медленно всплывать из недр памяти.
Мы сидели у Кучи. Военный привёз травы. Брал он её где-то в своей части. Приход от нёе был, сравним с падением на голову 20ти килограммового мешка ацетоновой муки. От тяги было ощущение, будто смотришь со стороны на то, как медленно тупеешь. 
Денег было валом, но идти в магазин всех обломало, и по этому снимались вы редлейблом с редбулом. ****ный насрать, как это вообще пить можно? За чашкой крепкого чая, сразу после того как тебя вывернуло вискарём в унитаз, у Кучи открылась подвижуха и он предложил сходить куда-нибудь. Жаба путешественник.
Любитель шотландского пойла кусался со швейцарами. Военный и ты курили рядышком, на случай если Куче начнут чистить вывеску. Народ топтался у входа, в надежде оказаться по другую сторону. Если вы с Военным выглядели как два цивильных гопника, то Куча был похож на водопроводчика, решившего сбацать пару энергичных танцев по пути со смены, на что так же указывали плоскогубцы, торчащие из заднего кармана его, чуть-чуть замаранных машинным маслом джинсов.
После угрозы вызвать милицию, он достал свой смартфон, набрал номер и заговорил в трубку, не отходя от охранников.
- Толя, здравствуй.- Узнал? Толян чё за ***ня? Я стою у твоего… нет… да. Да нормальные. Я и два товарища. Да говорил, сейчас, даю.
Сказав это, он передал телефон главному из заградотряда. Тот пообтекал секунд 15ть и ничего, не говоря отдал телефон, подняв шлагбаум.
«Рио-рита, Рио-рита, вертится фокстрот. На площадке танцевальной 41 год»
Куча сказал: так бы сразу, Военный выкинул сигарету, Фафа шёл первым, ты повернулся к молоденькой девушке, которую отфутболили перед вами. Она не на что особо не надеялась, просто осталась на ваше бесплатное шоу.
- Потанцуем?- спросил ты у неё.
- Пойдём,- сказала она и подойдя взяла тебя под локоть.
Охрана хотела возразить, но передумала. Когда вы входили в чрево клуба, они смотрели на вашу компанию с нескрываемой ненавистью.
При других бы обстоятельствах… но мы уже надели наши пижамы...так что сегодня вам просто повезло.
Сторожам хотелось насилия, но они не могли себе позволить действовать опрометчиво. На их плечах лежала огромная ответственность. От сырости у них завелись жёны, детей их заставили взять, под угрозой отключения газа, а теперь всё это нужно было кормить по нескольку раз в день. Быдло капитализма.
- Ещё б нас не пустили,- начал хвастливо Куча, перекрикивая музыку,- я всей ихней кодле сиги ставил.
Будь полезен, и люди к тебе потянуться,- сказал ты в ответ, но никто тебя не услышал.

- Коль вставил б лучше этот куб, мы не пошли бы в сраный клуб,- выдал ты, разливая по 3й. Алкогольное опьянение, вкрадчиво начало оказывать свой эффект. За спиной девушки стоял Фафа и скалился своим полным мрака ртом.
- Как ты сказал?- спросила Кира, беря наполненную рюмку.
- Ну, знаешь: «Три мудреца в одном тазу, поплыли по морю в грозу. Будь по прочнее старый таз, длиннее был бы мой рассказ».
- Ты так и не назвал своего имени,- сказала она, смотря в телевизор.
- В нашей семье традиция, всех мальчиков называть Зиновий.
- Значит ты Зиновий Зиновьевич?
- Вообще-то Александр Борисович, но если тебе не сложно и впредь называй меня товарищ Бендер. Нравиться.
- А ты забавный,- сказала девушка,- ещё вчера, так смешно говорил, про курсы трактористов что-то.
- Ух ты, опять видимо контузия открылась,- сказал ты ощупывая голову.
- Почему Гвоздь?- спросила она выпив.
- Ржавый и погнутый,- наливаешь ты ещё по одной.
Как-то становиться просто, логично, а главное понятно и единственно возможно. Корейки на экране, текила на завтрак, «мишка на севере», девушка на стуле, на девушке майка, на майке проступают какие-то странные контуры сосков, на улице осень, на небе солнце, на ступне повязка, в голове гудит, на сердце пусто.

- Не хотелось никого видеть, из знакомых,- говорит она, выдыхая дым.- Думаешь это странно?
Ты об этом вообще не думаешь, но ответить надо, и ты говоришь:
- Я уже два года не праздную свой день рождения.
- Честно-честно?- удивляется она.
- Зачем мне врать,- устало говоришь ты.
- И как успехи.
- Пока не очень.
- Почему?
- Когда перестаёшь отмечать, то понимаешь… как сказать то. Что это не разу не твой праздник. Он, короче, для всех кроме тебя. Когда я первый раз решил не отмечать, то сообщил об этом всем кто меня обычно поздравляет. И, знаешь, все забили ***, на мою просьбу. Каждый из них позвонил и поздравил. Правда не одного подарка я так и не получил.
- Лучше б на оборот.
- Да ну, если не  деньги, то всегда дарят всякую шлаебонь, а если деньги, то мало. Могут ещё алкоголя задарить, но обычно сам дарящий его и выпивает. Короче – праздник который всегда отстой.
- Я вчера телефон отключила.
- Неа, не канает. Пусть даже через неделю каждый позвонит и выскажется. Правда есть один способ,- говоришь, выбрасывая сигарету и глядя Саше прямо в глаза.- Не поздравлять их.   
- Работает?- она тоже выкидывает сигарету и оборачивается, узнать куда направлен твой  пристальный взгляд.
- Не всё сразу. Давай ещё по одной, что-то холодно.

- Если друзья-товарищи,- разматываешь ты конфетные пелёнки,- поздравляют, что бы и их кто-нибудь поздравлял. Папы-мамы, же считают, кто тайно, кто напоказ, что это сугубо их праздник и это ты их должен поздравлять.
- Наверно это в чём-то правильно,- говорит она, закончив хлюпать остатками коктейля на донышке стакана.
- Давай посмотрим. Мужчина кончает в женщину в благоприятный день. С этим и умственно отсталый, ****ь, справиться. Месяцев 6ть к матери относятся, как царской особе. Потом надо просто высрать ребёнка, абзац.
- Ты хоть представляешь как это больно?- чуть подается она вперёд и глаза её сужаются.
Примерно, так же как и ты,- мелькает в твоей голове, но остаётся не озвученным.
- Кира представь себе пожалуйста женщину, вот-вот готовую родить, её красное, потное, опухшее от натуги лицо. Врач, харкается инструкциями, акушеры суетятся и вдруг роженица приподнимается и говорит: Неее я на этот журнал не подписывалась. Встаёт, заталкивает рукой ребёнка поглубже в матку и выходит за дверь. Поступок – это когда есть выбор. Когда выбора нет – это не поступок и уж факт не подвиг.
- Это бред сумасшедшего,- говорит она, пододвигая к себе твой коктейль.
- По мне это бред вполне нормального человека.
- А когда у тебя день рождения,- спрашивает она.
- Зимой.
- А когда зимой.
- 2го декабря.
- Как у Бритни Спирс,- смеётся девушка.
- Это сейчас в школе проходят?- спросил ты наливая.
- Нет,- засмеялась она,- моя любимая певица, была. Ты чё я так тащилась.
- Я в школе offspring`om болел, но будь я проклят, если знаю дату рождения хоть кого-то из коллектива. А ещё 2е декабря – «международный  день борьбы за отмену рабства».
- Серьёзно?
- «Конвенция о борьбе с торговлей людьми и эксплуатацией проституции третьими лицами». То есть хочешь смотреть, плати.  И ещё в этот день умерли Де Сад, Пабло Диабло, Кортес и солистка shocking blue, не помню имени.
- Что за шокинблю?
- Под одну из их песен женщины земли бреют себе ноги.
- Я кремом пользуюсь.
- Тогда извини,- сказал ты, поднимая рюмку,- за эпиляцию.
Вы выпили примерно полбутылки. Мысль о том, что надо от девушки поскорее избавиться, перенеслась с центра, на периферию сознания. Хорошо сидим, далеко глядим. Она изящно вынимает бумажную салфетку, из коробки стоящей на столе. Её ногти подстрижены коротко и покрыты бесцветным лаком, кое-где на пальцы накручены простые серебряные колечки. Just like your life so soft and clean. Обращаешь ты внимание на маленькие золотые буквы, что тянуться по торцу картона с подтирками.   
- Ты единственный ребёнок в семье?
- Расскажи лучше что-нибудь,- предложил ты.
- Спрашивай.
- Проведи для меня презентацию.
- Презентацию?
- Ну да, знакомство – это всегда презентация. А учитывая, что вчерашний день я помню преимущественно с начала, у тебя есть второй шанс правильно позиционировать продукт под названием «Кира».
- Товарищ Бендер, я не вижу причин как-то себя позиционировать.
- Товарищ Кира, для этого есть 15 причин, во первых распределением текилы занимаюсь я.
- Убедил,- сказала она, улыбаясь,- ты пока распределяй, а я начну позиционироваться.
Ты обратил внимание, что когда она одновременно улыбается и говорит, её челюсть сдвигается самую малость влево.
- Мне 19 лет.
- И один день,- поправил ты.
- Да,19 лет и один день, я учусь на втором курсе в «железке», по специальности мировая экономика. Живу с отчимом, у меня есть младший брат, он в суворовском училище, я очень его люблю, ещё люблю текилу,- рассмеялась она,- ну ты заметил, фильмы Линча, японскую еду, Мураками. Не люблю людей, которые врут, пиво и ездить в поездах на большие расстояния. Вот так.
- Врут все. Если ты не любишь людей, которые врут, правильней сказать что ты вообще людей не любишь. И о каком именно Мураками мы говорим?
- Рю.
- А тебе?
- А мне Линч не нравиться.
- Почему это?
- Все эти пять человек блюют пять раз на Лору Палмер…
- Шесть человек, я не знала - обрывается девушка поправляя тебя, глаза её немного округляются и она понизив тон говорит,- там какая-то женщина.
Ты поворачиваешься и видишь у холодильника в каракулевой шубе, стоит Бабка, во всём её облике немой укор.
- Ты её то же видишь, а я думал меня одного глючит,- вы начинаете ржать как обкуренные пони.- Ладно, бери стаканы, пойдём в мою комнату.
- Боря, можно тебя на минутку,- обращается Эльвира Ивановна к тебе.
- Нет,- говоришь ты, смеясь и продолжая идти.
- Что отец на это скажет?- она произносит это с едва уловимой победной истерикой в старческом голосе. Четыре туза и джокер из рукава. 
Переставая смеяться, оборачиваешься, подходишь к ней и говоришь:
- Вот сами у него и узнайте,- ты загибаешь руку в пионерском салюте, говоря при этом,- привет семье.
Зайдя в комнату, вы составили припасы на окно, ты воткнул штепсель от матраса в розетку и тот завывая метелью начал подниматься, как тесто в печи.
- Может мне лучше уйти,- спросила девушка.
- Да сиди пока, на разговор с предками я уже приглашен.
- Сильно попал?
- Да ерунда, но видимо, съехать мне придется на днях.
- Куда?
- Да чтоб я знал. Выпьем?
- Давай.
- Даю.
По пути в комнату, ты заметил, что девушка почти не шаталась. Пить она умела, это наталкивало на мысли о том, что занимается она этим не первый год. С другой стороны, как с таким именем не пить?
- За что,- спросил ты, передавая рюмку.
- Не знаю.
- И я.
 Пока она курила на балконе, ты поставил Pixies альбом Surfer Rosa. Фафа сидел на трясущемся холодильнике, свесив ноги и покачивая головой в такт барабанному бою песни Bone Machine.
- Ты был когда-нибудь в синагоге?- спросила она, закрывая дверь на балкон.
- Нет.
- Почему?
- Не думаю, что там меня научат превращать воду в вино.
- Я не поняла,- сказала Кира.
- Не бери в голову,- махнул ты рукой,- старая история.
Она ложиться на матрас и зажмурившись, потягивается кошкой, фиксируя губы в улыбке полной блаженства. Сейчас она чувствует только солнечный свет, пробивающийся жёлтым теплом, сквозь тонкие веки, но она в курсе, что в этот момент ты любуешься ей. А ты знаешь, что ей это известно. До того как она открывает глаза, ты подходишь к окну, становишься к ней спиной и наливаешь следующие 2е рюмки.
- Эта комната какая-то мёртвая,- говорит она за твоей спиной.
- А ёлка?- парируешь ты.
- Она из пластмассы.
- Говори тише, ты можешь её обидеть.
- Ёлочка прости, пожалуйста,- ты поворачиваешься и видишь, как Кира гладит зелёные ветки, прижимает их к щекам и что-то им шепчет.
Ты думаешь, что наверно пора закругляться. Девушку домой, себя под душ. Садишься на надувной лежак и ставишь шаты перед собой.
- Даже искусственные ёлки заслуживают хорошего отношения,-  сказал ты, обращая тем самым, на себя внимание девушки. Она, заметив рюмки, подходит, и садиться рядом с тобой.
- За пластиковые лесонасаждения,- чокаешься и выпиваешь. Разворачиваешь конфету, металлически шелестя фольгой, откусываешь половину, а вторую протягиваешь Кире.
Она не берёт её, а подносит твою кисть к своему рту и глядя тебе в глаза, слегка касается губами твоих пальцев. Затем отстраняется и начинает жевать с таким невинным видом, будто ничего не произошло.
Целомудренность. О ней просишь ты, но минут через 20ть.
Ты знаешь, что кончиться это может либо паршиво, либо трагично. И тебе не терпится узнать как же именно.
Ты легонько дотрагиваешься до её плеча, подушечками пальцев, оставляя на нём следы потёкшего шоколада. Кира поворачивается, сперва с лёгким укором смотрит на твою кисть и через несколько секунд тебе в глаза.
Она переводит взгляд с твоих глаз на твои губы, в то время пока твоя голова медленно приближается к её.
Ты чувствуешь, как кровь ударами раздирает кожу на твоих висках. Её губы совсем близко, но последний микрон должна преодолеть девушка.
Она прикрывает веки, но не до конца, от чего начинает трепетать ресницами, похожими сейчас на крылья бабочки, попавшей в сачок. И ты чувствуешь, как её губы касаются твоих. Стыковка завершена успешно.
У её поцелуя  вкус текилы, шоколада и пепельницы. Но главное не это. От него сладко перехватывает дыхание, как будто кончился весь земной кислород, за исключением пары вздохов в её лёгких. И так хорошо как сейчас не будет уже никогда.
Долгий страстный поцелуй –  как правило, один из самых простых способов отработать свои 4ре с половиной минуты предварительных ласк. Но сейчас тебе ни за что не хотелось отрываться от этого жаркого рта с маленьким проворным языком.
Твои руки гуляют по острым лопаткам, по пунктирной линии позвоночника. Она отстраняется на секунду, снова смотрит в глаза. Затем наклоняется к твоему уху, через которое слова струями горячего воска втекают прямо в грудную клетку и твердея, обездвиживают сердце:
- Хочешь,             я                сниму                трусики.
Блаженна ты среди жён. От её слов у тебя кружиться голова. Их всего 4ре. Ничего прекрасней ты в жизни не слышал. В утиль все на свете стихи. На *** все новогодние обращения президента. Туда же составителей этих речей, вместе с гарантом конституции. Хочешь ли? ХОЧЕШЬ ЛИ? Ну, разуметься:
Нет,- сипишь ты. Твой рот и горло пересохли от волнения, с большим усилием набираешь густой слюны и делаешь мучительный колючий глоток,- хочу       снять их           сам.

Начинаешь медленно скатывать майку в гармошку от основания, оголяя всё больше нежной кожи. Девушка поднимает руки, что б помочь, избавиться от хлопка. Кинув тишотку к остальным вещам, ты проводишь большими пальцами по выпирающим ключицам, она опускает голову и прикрывает глаза. Ты гладишь ёе плечи, не сильно надавливаешь на них. Кира всё понимает, и ложиться на кровать. Целуешь её, медленно спускаясь по шее к груди. Семеричная, упругая, маленькая. В каждый сосок вставлено по стальному колечку с шариком у основания.
Ты берёшь одно зубами, поворачиваешь и немного приподнимаешь свою голову. Твои пальцы чувствуют, как по Кириному телу проходит судорога, она пронзительно вскрикивает и слегка выгибает спину, так будто собирается сделать мостик.
Ты опускаешься ниже, к довольно аккуратному шраму от аппендицита, к тем самым трусикам. В это время левая твоя рука лежит на её бедре, а правая чертит что-то в районе груди.      
Берёшь её ноги в охапку и закидываешь себе на правое плечо. Не торопясь, левой правой левой правой, подтягиваешь трусики к пяткам. Освобождаешь белую ткань сначала от одной ноги, после от второй. Теперь ты знаешь, как она пахнет. Там.
На лобке у неё короткие, светло рыжие волосы. Целуешь лодыжки, перекладываешь её левую ногу на своё свободное плечо, косолапо стягиваешь, свои боксеры, обрезиниваешься и входишь.

Ты чувствуешь он за твоей спиной, смотрит и воняет солидолом. Никак не получается сконцентрироваться. Не надо было пить. Ты нечего не чувствуешь и дело не в презервативе. Ты начинаешь долбить сильнее и жёстче, что бы хоть что-то ощутить.
В ответ на это Кира начинает кричать от удовольствия. Кричать, замыкая кардиостимулятор твоей бабке и заставляя соседей комплексовать. Чёрт.
Скинув её ноги, ты начинаешь свою миссионерскую деятельность, не сбавляя темпа, ты заткнул ладонью её рот и зарылся головой в обесцвеченные волосы. В этот момент стало слышно, как земля похрустывает, вращаясь на ржавой, давно не смазываемой оси.
От её волос пахло кокосом и ванилью, сладко, но не приторно. Этот запах, перебил Фафино амбре. Она схватила тебя зубами, в районе линии жизни. Боль жаром в миг пробилась до плеча.
Ты идёшь по раскалённому песку в направлении моря. Ты заходишь в эти тёплые воды. Волны бьют тебя по ногам, добираются до паха и так выше и выше, живот, грудь, пока не достигают уровня головы. Толща постепенно смыкается над макушкой, вырезая тебя из суеты, боли и безнадёжности бытия.
Когда вынырнул, вы оба сидели на кровати, ты обнимал её, а она рыдала у тебя на плече.
Эта по настоящему трогательная картина, принесла с собой мысль: «Что за нахуй?». Даже когда знаешь, из-за чего баба плачет, сделать с этим практически ничего нельзя. Как же быть когда причина неизвестна? Ты молча гладишь её по голове, свободной рукой подтягивая с пола джинсы. Достаёшь из заднего кармана платок и выждав пока всхлипы потеряли первоначальную интенсивность, отстраняешь её и промакиваешь тканью заплаканное лицо. Оно прекрасно. Беззащитно, нефальшиво, обнажено, искренно и по тому прекрасно.
Каждая матрёшка - это уникальное времяпрепровождение. Кто-то любит начать утро с обвинений в изнасиловании, не принимая во внимание тот факт, что с ночера ты даже не смог расстегнуть болты на штанах. Есть такие, кто может подселить в трусы безбилетников или что по круче. Ты до сих пор помнишь тот случай, когда девица тряслась, откусывая тебе пальцы, окрашивая пену в розовый, пока ты доставал её ввалившийся язык. Женщины настолько сентиментальные, что не уйдут из твоей жизни, не прихватив чего-нибудь ценного на память. Или прямо с утра, не спросив разрешения, желающие провести с тобой всю свою оставшуюся жизнь.
Секс без проблем и обязательств. Таким ты видел идеальные отношения в свои сопливые 14ть. Получите и распишитесь. В том или ином виде мы всегда имеем то, чего желали, но никогда не бываем довольны. Такова уж наша природа. Счастливчики. В процессе эволюции у прямоходящих неимоверно развилась «железа удачи» или как её ещё называют «заебись железа». Ведь даже то, что человечество до сих пор само себя не истребило – чистое везение.
Кира успокаивается и говорит, что ей надо умыться. Вы одеваетесь. Ты прячешь бутылку под подушку, потому что знаешь, что бабка первым делом обшарит комнату. За триста грамм пропесочивают, так же как и за пол литра, так что нет смысла терять три наркомовских пайки.
Ты сидишь на краю ванны, пока она писает, умывается, чистит зубы твоей щёткой, краситься.
- Такси вызвать? - спрашиваешь ты отливая.
- Нет, -отвечает девушка подводя глаза,- тут не далеко. «Дом одежды», подышу, сигарет куплю.
 - Пересечение Ким Ю Чена с Хо Ши Минном?
Она не чего не отвечает, лишь её отражение в зеркале улыбается тебе. Её отражение прозрачное и невесомое. На ней серые узкие джинсы дудочки и жилетка по верх майки. Ты улыбаешься в ответ, скребёшь ногтями щетину на шее, думая при этом: «дуракам везёт».
В комнате вы вкидываетесь в шузы. У неё почти новые красные кеды all stars. Ты бросаешь бутылку с остатками в её наплечную сумку, выкидываешь использованный латекс на балкон, осматриваешь всё ещё раз и идёшь с Кирой к лифту.
У входа вы раскуриваете по сигарете, закрываете за собой калитку и идёте к Муравьеда-Амурского. У тебя текила, триста рублей и стойкое желание не появляться в ближайшие несколько дней дома.
- Что-то не видно никого?- указывает она сигаретой на синагогу.
- Суббота, по субботам евреи играют в боулинг.
- В самом деле?
- Ну а чем ещё заняться правоверному иудею в субботу?



Что-то там.

С помощью трёхсот рублей и остатков текилы, ты пил пять дней. На вторые сутки Фафа начал двоиться, на третьи превратился в тёмную кляксу с нечёткими контурами.
Утром в среду ты вернулся в родительский дом.
Т.к. общественный транспорт Хабаровска под завязку укомплектован кондукторами, тебе пришлось идти два часа, параллельно трамвайным рельсам. Не было денег, отсутствовали силы на препирание с вагоновожатыми, ты не ел уже пару дней, не мылся с пятницы, было стыдно, перед родными и просто не знакомым людом, спешащим на службу, хотелось закрыться в своей комнате, накрыться с головой одеялом и никогда уже не вылезать из-под него и попить. Да, засуха пришла небывалая. Ты был абсолютно уверен, что если тебе сейчас вскрыть вены из них посыплется красный песок с запахом разделочной доски. Все утренние никотиновые наркоманы, как назло курили последнюю сигарету, в итоге за два часа тебе удалось стрельнуть только «примы» у какого-то деда без ног.
Щёлкнув замком и войдя в прихожую, ты сразу же оказался нос к носу с собирающимся на работу отцом. Спасибо ему, видя твой поёбанный имидж, он решил промолчать. Ты скинул боты, попил на кухне молока и прошмыгнув с пакетом в свою комнату упав на испустивший дух матрас, разбил губу и попытался уснуть.
Больше никогда и где взять сотен пять? Только на первый взгляд эти мысли находятся по разные стороны оси абсцисс. А толком, это лишь два ответа на вопрос «что делать?».
Можно вызвать лепил. Одну капельницу, пожалуйста, размешать, но не взбалтывать. Однако это саботаж, собственной психики. «Как только ты сделаешь первый шаг по тёмному пути, ты уже не сможешь с него свернуть». Страдание – это защитная реакция, система сдержек и противовесов. Медикаментозный отказ от него превращает потребителя в марионетку, дёргающуюся на катетерах. Хотя чем ты сейчас не марионетка? Ты покупаешь свой кайф и свою боль у государства. Одна рука системы дёргает тебя в «царский кабак» за «рыковкой», наполнять казну, другая озабоченная демографическим кризисом и браком на производстве побуждает высрать пару спиногрызов, не отходя от станка, во время перевыполнения плана пятилетки. Выход только один – перегонный куб. Где бы взять змеевик?

Как быстро пронеслась эта неделя. Опять суббота. Сколько можно, в конце то концов?
Полдень. Ты лежишь на массажном столе, вминая левую щёку в клеёнку. Ты только что из парной. Сначала парили Вову, потом отца, дядю Лёшу, ты шёл последним, не то, что б по праву рождения. По тебе, лучше сперва попарить народ, пока есть силы, а после растянуться на верхней полке и знай себе переворачиваться под хлёсткими ударами.
Сегодня ты решил отказаться от холодной. Организм ещё не восстановился после загула, кроме того, один из веников, перебрали не на совесть, и он неприятно бился острыми ветками о распаренную кожу, оставляя царапины и кровоподтёки.
Парил тебя Вовка. Техника у него просто ураган, с места в карьер. Он мусор. Капитан. Не пьёт и никогда не пил. Редкие экспонаты, но попадаются. С ними что-то не так. Выглядят совсем как настоящие, но ощущается нехватка деталей, без которых устройство может функционировать, но не по-людски. В них как будто отсутствует какое-то измерение. Слишком много прагматизма, на килограмм веса, ну и то, что мент, конечно. Но парит от души, свет туши.
Отец таскал тебя в баню, лет  4х. Сини профили на бледных телах. Обычно на впалой грудной клетке тов. Ленин смотрел на тов. Сталина. Кое у кого из стариков не хватало куска руки или ноги. Эти люди оставляли в лагерях части себя, что б ни оказаться целиком в вечной мерзлоте. Залог костлявой, в качестве обещания со временем расплатиться полностью. Ты играл с ними в шашки, иногда они тебе поддавались.
Те, что помоложе, носили на спинах изображения храмов. Их поджарые тела были усыпаны хищниками, крестами, холодным оружием, а узловатые пальцы синими перстнями.
Ближе к девяностым, появились мужчины, чьи, когда-то атлетичные фигуры, заплыли жирком, и на которых то тут, то там можно было различить, похожие на неразвившиеся пупки, шрамы от огнестрельных ранений.
а теперь ты и наколки времён Барта Симпсона.
Общественная баня – подлинный глас народа. Это те не "бугагашечки в жжжешечках". Тут и отовариться можно.
Обматываешься простынёй, наливаешь чай из термоса и слушаешь. Настоящая аналитика. Не какой-нибудь Познер, по пути в Калифорнию, зашедший в студию первого канала, быстро и доходчиво объяснить ста шестидесяти миллионам, почему они не правильно живут. Тут сидят люди, которые стоят в очередях, чьи льготы отменяют и монетизируют, кого сокращают, лишают, на ком сказываются решения правительства и произвол на местах. Они знают, о чём говорят.
Отец сгибает твою левую ногу в колене и разминает икру.
- Мать, Бабка нервничают, мне это тоже неприятно. Тебе двадцать шесть, сколько тебя ещё кормить?
Интересно он прибавил для вескости или действительно не помнит, сколько тебе полных зим. Хоть на этот раз, он не начал с неправдоподобных «нам надо поговорить» или «есть разговор», что в переводе с его на твой значит: «мне надо поговорить» и «есть монолог». Родичи в общении похожи на зубных техников, первым делом напихают собеседнику полный рот железных инструментов, а потом задают вопросы.
Его надо выслушать, горячо согласиться со всеми его тезисами и сделать по-своему.
- Не денег жалко, пойми. Страшно, что ты полностью от нас зависишь. В конце концов, это уже неудобно. Взрослый парень, мужик уже, а будто тебе до сих пор 16, хватит уже, пора взрослеть.
«Вникая изнурённо в просоветский ****ёшь».
Смешно, как он пытается развести тебя уловками для школьников. Какая, в сущности, разница, зависеть от предков или от работодателя. Ты сильнее, опытнее и злее, чем когда бы, то ни было прежде. У отца была куча времени, что б тебя задрочить. Раз не вышло раньше, то какие у него шансы теперь?
Ему для тебя ничего не жалко, кроме денег. По иронии судьбы, это единственное что тебе от него нужно. Ты обезьяна на его спине, он обезьяна в твоей голове.
Не уж то ты хуже приспособлен к жизни, чем эти лемминги, сбрасывающие себя с крыш головных офисов?
- Через две недели мы улетаем с матерью. Останешься смотреть за бабкой. Давай договоримся, что по нашему возвращению, ты идёшь работать или съезжай. На всё про всё, тебе месяц. По-честному?- в его голосе чувствуется лёгкий налёт вины.
- Да,- бурчишь, пока он мнёт тебе плечи.
вперёд за сотней фотокарточек и новыми магнитами на холодильник.
В один из последних походов к зубодёрам, ты, ожидая своей очереди, листал, в приёмной, журнал. На глаза попалась заметка (знаков на 200) о сперме. Мол, учёные установили, что от чеснока она становиться горькой, от ягоды сладкой, ну и так далее. Ебашилово – это за деньги являться к девяти, и до пяти дрочить и жрать собственную кончу, с перерывом на обед.
Старый, зациклен на работе. Ты же, сколько не пробовал, так и не обнаружил в подобном времяпрепровождении ничего примечательного. Разве что в самом начале интересно разобраться в принципах и устройстве, но уже через пару месяцев, стоит только представить, что этой чухне ты посвятишь, всю свою жизнь. Как сама эта жизнь перестаёт казаться такой уж прекрасной, а главное ценной штуковиной.
Я проебал свою, теперь ты сынок должен проебать свою. По-честному?
Дети – как капиталовложение, более того – статусная  вещь. Ребёнок это совокупность генов модераторов + оригинальное программное обеспечение. 
Ты же вышел какой-то не презентабельный. Тебя уже поздно ставить на табуретку, для декламации стихов пьяным гостям. Ты не хочешь оправдывать своим существованием чью-то бездарную жизнь. Ты не желаешь быть вещью. Твои родители хотели поиметь с тебя, ты имеешь с них. Что ж тут не четного? За игру по правилам ратуют те, кто правила устанавливает. Правил, соблюдая которые можно выиграть, просто не существует. 404.

Отец стоит, опершись руками о кафельную стену, а ты черпаешь из пластикового контейнера зёлёную кашицу и круговыми движениями втираешь ему в спину. Отшелушиваешь пробивающиеся крылья. Это скраб, его готовит мать. В нём измельченная морская соль, оливковое масло, и ещё масса не столь очевидных ингредиентов. Нормальная жизнь. Простые радости. Маленькие хитрости. Скромные надежды. Достойная старость.
Они не так уж много хотят от тебя. Во всяком случае, ничего такого, что б, не было тебе по силам. Надо просто большую часть оставшейся жизни быть не тем, кто ты есть. Звучит ужасно, а на деле совсем не сложно. «Все мы носим маски, мистер Ипкус. На метафорическом плане».
Все люди немного некрофилы, кто больше кто меньше. Просто, некоторых представителей рода, можно любить только после смерти, да и то не сразу.
Одним из таких был отец отца. Во время войны он командовал не то звеном, не то эскадрильей и получив не верные координаты разбомбил советский аэродром. Но он был везучим еврейским камикадзе. Каким-то волшебным образом ему удалось избежать расстрела, и дойти до Берлина сержантом связистом. Устроиться после бухгалтером в ГОК. Выпивать каждый вечер пол кило белой. А с утра опять идти на службу. О нём спохватились, только на третий день.
Отец ездит на его могилу каждый год, строго к родительскому дню. При жизни они общались не в пример реже.
Твоя смерть – вот что поспособствовало бы оздоровлению внутрисемейных отношений. Звучит ужасно, а на деле совсем не сложно. Гибель была бы даже лучше. И, конечно, ничто так не повышает качество произведений, как смерть автора.
- Всё,- говоришь ты и не сильно хлопаешь его по спине.
- Давай поворачивайся,- загребает он вязкую пахучую массу из банки.
- Давай,- опираешься ты руками о стену, ладони немного проскальзывают.
Другие люди. В конце концов, хотя бы для того, что б втирать мази в спину. Делать это самому, удобно, как блевать с закрытым ртом.
Отец и мать они ведь совсем не плохие и для общения с ними у тебя больше причин, чем для контактов с кем-либо вообще. И ещё тебе надо поменьше думать, об очевидных вещах.

- Так, мы поняли друг друга?- спрашивает, старый, надевая ботинки.
- Да, что непонятного?- произносишь с неохотой.
- Ну и ладушки,- хлопает он тебя по колену.
Ты редко видел отца, одетого во что-то кроме делового костюма. Из-за этого тебе долгое время казалось, что он имеет понятие о стиле. Но если оценить его «гражданский» фасон, очевидно, что у него совсем нет вкуса, а ботинки к своим костюмам он предпочитает коричневые. Впрочем, человек в хороших штанах и хороший человек, это обычно два разных человека.

Четыре раза в месяц ты живёшь половой жизнью. Ты, ведро и швабра. За неделю в твоей комнате по углам образуются не слабые комья пыли, их как в вакуум затягивает сюда со всей квартиры, и ещё весь тот кофе, что проливается на ламинат за семь дней. Не считая этого, у тебя образцовый порядок.
Разводишь два колпачка в пяти литрах воды, выносишь, немногочисленные веши в коридор и приступаешь.
Под ёлкой. Под ней что-то блеснуло. Ты поднял и смахнул пыль с серебряной серёжки. Колечко, на нём стилизованная молния, как у «флеша» на комбинезоне. Застёжка была исправна, более того защёлкнута. Т.е, случайно слететь серьга, никак не могла. Положив её на окно, ты приступил к мытью полов. С НОВЫМ ГОДОМ!
Закончив, ты оделся, выкинул по пути мусор, купил в магазине два литра вишнёвого сока и пачку курева.
Прилипшие к мокрому асфальту мелированные листья, улица с частоколом чёрных зонтиков, пар изо рта. Лирика. К лирике у нас подают медицинский спирт и мелодии с ритмами зарубежной эстрады.
На компьютере играла подборка Kinks. Хорошо, что они поют не по-русски, но даже при твоём скромном знании английского, тексты звучат ущербно.
Ты вертишь в руках найденное недавно украшение. Тебе бы хотелось позвонить этой девушке, но ты стёр оставленный номер, сразу после того как вы расстались. Ты не заводишь долговременных романтических отношений. «Не хочу причинять боль людям» - так ты оправдываешь своё поведение. Под людьми, конечно имея в виду только одного человека. Труса, алкаша и лентяя.
Со времён Платона все мы ищем свои половинки. Ради вас самих же, лучше частям из твоего пазла не стать целым. В принципе, ты бы мог влюбиться в любую среднестатистическую женщину. И превратить её жизнь в зад. А кто бы не смог? Отношения людей – это всегда война. Холодная, ядерная, компроматов, все сразу. Make sex not love.
Тебе нечего предложить другим людям. Даже твои органы уже никому не помогут. У человеков почти не осталось того, что могло бы тебя заинтересовать. Из-за этого хочется плакать, иногда ты плачешь. Конечно, существует микро вероятность, что каким-то непостижимым образом, ты окажешься той самой миллионной обезьяной, что напишет «войну и мир». Но в этом случае примат, возненавидит окружающих без полутонов. Возненавидит за все их бананы и снисхождение. И всё равно ты жаждешь признания людей, большинство которых считаешь мудаками. Это прекрасно тебя характеризует.
Что бы ты не написал, это уже было в «Симпсонах». А предыдущая мысль, фигурировала в одной из серий «Южного Парка».
Кира. Красивое имя. Но, всё к лучшему. У тебя нет денег, у неё нет груди.
- Тебе нужно только моё тело, почему ты не хочешь увидеть мою прекрасную душу?
- Меркантильная сука, тебя кроме бабок интересует, хоть что-нибудь?
Инстинкт продолжения рода, мы просто продукты эволюции.
Будь твоя воля, стал бы лесбиянкой.

Фафа, сидит рядом на матрасе. Он смотрит, будто бы вслушиваясь в твои сбивчивые мысли. Ты привык к нему, и даже запах хорошо смазанного механизма, тебе уже как родной. Почти странно.
что  ты сделал с Кенни? и кто ты после этого?
- Всё говно, кроме мочи,- обращаешься ты к нему.
Он лишь, не моргая, вперяет в тебя, свои пугающие большие белки глаз.
- Отныне, мой не совсем живой друг, я намерен проживать каждый день, как последний. И, - наливаешь ты в рюмку спирт,- примерно через месяц у меня откажет, соединительная ткань, на печени. Потерпишь? – интересуешься ты, но ответом служит всё тоже молчание. - Видимо это, да? Вот и чудно,- говоришь ты и выпиваешь.

Открыв глаза, ты увидел подушку в кумачовых пятнах. Левую ладонь покрывали струпья запёкшейся крови. На полу, блестя в лучах утреннего солнца, валялись осколки вчерашней рюмки, самый крупный из них, был матово красным. По паркету криво, размашисто и с ошибками было выведено: «НедЕлай с собой ичего, пока не закончишь!».
Тем, кто упрекает тебя в безграмотности, говоришь что дислексик. Но по правде ты просто рас****яй, который знает, что такое дислексия.
Пространно. Ясно одно, тебе, опять придется драить полы. В ****у, заебало.
Надо было промыть подушечки пальцев и перебинтовать, может ещё удастся избежать нагноения. Да и немного еды, явно не помешает.

После третьей рюмки спирта, ты выблевал прямо на свои кровавые каракули хлопья с молоком. Ладно, что успело впитаться в организм, то впиталось, остальное излишества.

В твоём городе было как раз столько школ, что б менять по три в год, в течении десяти лет  + вечерняя. На этом фоне твой аттестат зрелости с двумя пересадками выглядит даже достижением. Скостить срок в вооруженных силах можно было, только получив инвалидность, что бывало частенько или берцами вперёд, что выходило гораздо реже. Все остальные выкрутасы вели только к увеличению срока службы, через дизель или смене военной обязанности на уголовную ответственность.
Не считая этого и самоудовлетворения, ты ничего в жизни не доводил до конца.
С чего ты взял, что сможешь написать, что-нибудь длиннее брошюры? Тот, кто убедил тебя в этом твой злейший враг. Эта книга мучает тебя, ты не в праве её бросить и не в силах продолжать. Она затягивает тебя зыбучим песком. Как бы ты не пытался быть лаконичным, там, где задумана страница, выходит две. В процессе, место первоначального замысла, заменяет другой, всегда более витиеватый. И тебе приходиться делать следующее движение, в слово длинной, чтоб завязнуть в ловушке, на несколько букв глубже.
Большой и указательный пальцы на левой руке, они как будто вдавливают в микросхему раскалённые клавиши. Это больно и в то же время приятно. Ты свой злейший враг.
«Не делай с собой ничего, пока не закончишь!». Ты знаешь, о чём это. Памятка впавшим в отчаянье. Тебе не терпится поставить финальную точку, но ты знаешь, что за ней пустота. Пустота, для которой у тебя нет наполнителей. Рожь, а дальше пропасть.

Ты достаешь следующую бутылку из сейфа. С каждой новой порцией тебе всё сильнее хочется разобрать себе череп отцовским дробовиком. Отчаянье. Ты проводишь рукой по чехлу. Рано. Да и не так. Перекрасив потолок, ты нарушишь тем самым все законы гостеприимства.
Единственная причина жить — это тайная надежда всех политиков, растлителей малолетних и Егора Кончаловского. А вдруг за чертой нет ничего. Ни рая, ни ада. Еды, секса, бухла, друзей, музыки, наркотиков, книг, фильмов, ничего. И если так, то это повод дотягивать до конца, даже самое непривлекательное существование. В конце концов — это всего лишь жизнь. Полная ситуаций, в которых надо выбирать смерть.

Вечерами, одеваясь потеплее ты идёшь искать. Искать её. Киру. Ты не помнишь, как она выглядит, но уверен, стоит тебе её увидеть, как ты её тотчас узнаешь. Глупо, бессмысленно, самонадеянно. Нецелевое расходование времени. Она где-то здесь, где-то совсем рядом. Может в нескольких кварталах от тебя. Если по честному, ты не очень то хочешь её найти, поиски - это просто предлог выйти из дома.
Ты пьян, не сильно, но постоянно. Не пьёшь ты только когда спишь. Требует больших усилий поддерживать необходимый градус и при этом не переборщить. «Самоконтроль — есть высшая форма контроля».
Просыпаешься, быстро моешься, завтракаешь, разбавляешь первую порцию спирта, примерно один к пяти и садишься за клавиши. Ты слишком много куришь. Не плохо бы побриться, но это не волнует тебя. Теперь ты редко смотришь в зеркала. Иногда, отражаясь в амальгаме, у тебя возникает ощущение, что ты чистишь зубы другому человеку. Вечерами, предварительно поев, ты отправляешься на поиски. Нарезаешь круги по центру. Берёшь в магазинах, или заходишь в недорогие кабаки.
Иногда, ради смеха, ты оказавшись в очередном заведении, начинаешь разговаривать с Фафой. Никто не обращает на это внимания. Не больше чем обычно.
Ты заметил, сколько на улицах ненормальных людей. Бурчащих что-то себе под нос или орущих и размахивающих руками, говорящих с собаками, тихо плачущих, опершись на ограду или натужно, неубедительно громко смеющихся в одиночестве.
Улицы кишат, психическим нездоровьем и те, кого можно легко выявить, самые безопасные. А сколько тихонько сходит с ума за горящими окнами панельных домов с их милыми кухонными занавесочками. Безумие притаилось по подъездам и офисам, зарылось клопами под обивки частных авто, свисает с поручней общественного транспорта. Оно не совсем совсем рядом с нами, оно внутри и его с каждым днём всё больше. Тик-так, тик-так.
Люди. И когда успели столько нарожать? Ты вглядываешься в их лица. Одни отводят глаза, другие смотрят на тебя коктейлем из страха, непонимания и ненависти. Отчуждение. Они безошибочно определяют, что ты лишний. На этих улицах ты один. Раздастся крик: «Держи вора!» и в твою одежду и тело тот час вцепиться пара сотен цепких пухлых пальцев с, кровью под маникюром, и толпа с криками и улюлюканьем начнёт рвать свою жертву на куски.
Зачем ты её ищешь? Что ты ей скажешь, если найдёшь? Почему она не позвонит сама? Вопросительные знаки, после каждой мысли о ней.
Ты возвращаешься домой, кладёшь в желудок немного еды, и напиваешься до тех пор, пока не отключишься. Бывает, что ночью ты встаёшь за водой и слышишь, как Фафа говорит, что-то на незнакомом тебе языке. Язык, насколько ты можешь судить, похож на идиш. Наверно, излучение от синагоги.
А потом ты просыпаешься, и всё повторяется.
Ты смотришь на текст. Ты только что встал. Ты не помнишь, как набирал его. От постоянных возлияний у тебя бессонница. Полежать несколько часов в темноте, с открытыми глазами, вот и весь отдых. Поэтому ты пьёшь больше и пишешь ещё и в тёмное время суток. Надо сказать совсем не плохо. Есть даже пара ярких моментов. В вашем отчаянье звучит смех. Разве что многовато нецензурщины, но это можно почистить. Осталось совсем не много. Две главы в твоей голове, значит, на деле выйдет четыре. Не больше месяца. Подойдёт.
Часы показывали начало третьего. Ты валялся рядом с компьютером. Joy Division. Новая  страница. Твоей голове всё сложнее хранить текущую информацию. Спирт нечем разбавить. Выпиваешь пол рюмки чистого, отдираешь с пола, несколько засохших , выблеванных сколько то дней назад хлопьев и закусываешь. На вкус они немного кислят. Пробегаешь глазами по написанному. Мрачное дерьмо. В одном месте действительно жуткое. Тебе нравиться. Цедишь ещё пол рюмки, опрокидываешь и решаешь пойти пожрать. Выходя, закрываешь комнату на ключ.
На кухне хлопочет Мать. Её, в это время, не должно быть дома. Может быть сегодня выходной или государственный праздник? Ты открываешь холодильник и рассматриваешь его внутренности. Путь к сердцу мужчины, лежит через грудную клетку. - О, привет,- говорит Мать.- Борщ, будешь?- спрашивает она и увидев твой кивок, продолжает,- мой руки, садись.
Ты идёшь в ближайшую ванную комнату, открываешь воду и выжимаешь на руки немного жидкого мыла. Пена скоро становиться буро серой. Как будто, только что содрал ладони об асфальт. Ты не смотришь на своё отражение в зеркале. Смываешь её, намыливаешь руки ещё раз, тот же результат. Опять и опять и опять. Кто же думал, что у старика так много микробов? Вытираешь чистым махровым полотенцем и возвращаешься на кухню.
На столе стоит тарелка, от которой поднимается пар. Плетёная корзинка с нарезанным хлебом. Тарелка с зеленью. Соль перец.
- Чесноку, сметаны?- спрашивает она.
- Будь добра.
Ты щёлкаешь пультом, на экране появляется картинка. Телеканал «Вести 24».
Густая домашняя сметана, теряет форму и растворяется в горячем супе. Туда же отправляется мелко нарубленный зубчик чеснока.
- Приятного аппетита.
- Спасибо большое,- говоришь ты и откусываешь от горбушки бородинского.
Она вытирает руки кухонным полотенцем, садиться рядом и смотрит на то, как ты ешь. По телевизору показывают главу государства, верховного главнокомандующего и по совместительству просто хорошего парня. Он присутствует на торжественном открытии чего-то и попутно намечает, перед собравшимися, перспективы дальнейшего развития. «Да здравствует Путин, да здравствует тот, кто нас от победы к победе ведёт!»
- На какие шиши пьём?- спрашивает она.
Может показать ей дверь, в твоей комнате, за которой спрятаны Нарния, коммунизм и вечная весна? Ты лишь пожимаешь плечами.
- Ты понимаешь, что отец тебя выгонит, хочешь как в прошлый раз?
Ты не можешь одновременно кивнуть и мотнуть головой, поэтому просто продолжаешь работать веслом, глядя на экран. Прожевав, ты откладываешь ложку и смотришь на мать. Её глаза увлажнились, ты только сейчас обратил внимание, на то, как она постарела.
- А ты знаешь, Мам, что в календаре майя нет сочинской олимпиады?
- Как нет, почему?
- Без понятия, он до 12го года, летняя, пройдёт и всё, масленица.
- Ой,- отмахивается она от тебя полотенцем и улыбаясь встаёт со стула,- ешь, давай.
- Истину вам говорю 4 мая 1925 года земля налетит на небесную ось.
Ты замечаешь, как её лицо на несколько секунд озаряет улыбка. В плазме Уго Чавес, перевёл время на полчаса. Круче всех на свете. Просыпается с утра, пожуёт на завтрак листьев коки и целый день, на бодряках, улучшает жизнь простых венесуэльцев. Улётный мужик.
- Ты работать идти собираешься или учиться?- Мать говорит это, стоя у плиты и смотрит при этом так, будто она тебя очень любит, но скоро перестанет.
- Не хотелось бы,- честно отвечаешь ты.
- Ну знаешь дорогой, мы то же не вечные, пора уже что-то решать, хватит сидеть на родительской шее. Не хочешь работать, иди в армию или милицию.
Сразу после дембеля, ты, по глупости, встал на учёт в военный комиссариат, по месту прописки. И эти роботы ещё год слали тебе заманухи с просьбой пополнить славные ряды ППС.
- Ага, в конную, лошадью. Игого.
Она смеется. Хотя ты совсем не шутил. Какой-то американский мародер, вывез во время войны глобус Гитлера (отличное название для  рок-группы) и теперь выставляет его на аукцион. Ты выключаешь телевизор.
- Восстанавливайся в институте. Тебя же никто не заставлял туда поступать. Тебе же нравилось.
- Мам, давай закруглим этот тухлый разговор раз и на всегда,- резко отвечаешь ты.- Тебе чего-то не хватает? Эти деньги, не удар по семейному бюджету. У тебя не два желудка, крем в три слоя не вотрёшь, на четыре места в театре не сядешь. Я что, забираю пенсию у двух немощных стариков? Нет, я прошу эти деньги только потому, что для вас это не сумма. Мне они на самое, необходимое. Бухло Для того, что б я мог заниматься тем, что мне нравиться, к чему у меня есть, пусть скромные, но способности. Кирялово Может это и не выстрелит, но я по крайней мере попытаюсь. Допиться до канонизации. Ты говоришь, что вы всю жизнь работали, значит, у вас есть возможность помочь мне, это же прекрасно.
- Дай бог, дай бог, -тяжело вздыхает она,- чтоб всё было, как ты говоришь, а если с писательством ничего не выйдет?
- Тогда, высшее образование — это последнее что понадобиться мне для разгрузки вагонов. И вообще, больше оптимизма, это же я свою жизнь калечу.
- Вот именно, сынок, страшно, страшно. Ты понимаешь, что ты алкоголик. Сынок,- не совсем уверенно произносит она.
Привет, меня зовут Гвоздь и я алкоголик. Привет, Гвоздь. Тебе не упала группа единомышленников которые и 12 шагов не в состоянии сделать самостоятельно. Человеки – это лишняя запчасть, для того, что б пить или не пить.
Не хотел бы ты быть запертым в одной комнате со своими родителями, у которых отняли их нескольких литров вина в неделю. Люди зациклены на собственной эксклюзивности и уникальности личных предпочтений. При ближайшем же рассмотрении, объём чистого алкоголя, употребляемого каждым членом этой семьи, не что иное, как обратная пропорция между количеством здоровья и социальным статусом. Просто несколько переменных подставленных в уравнение.
Родители – здоровье уже не то, вес в обществе выше среднего.
Ты – здоровье девать некуда, с другой стороны полнейший социальный банкрот, без перспектив.
Бабка – прерывистое дыхание на ладан и одностороннее общение с всевышним.
- Может тебе лечиться пойти?
Ты знаешь, пока ты пьёшь в рамках, она никогда не сдаст тебя в клинику. Это был бы слишком серьёзный удар по репутации семьи. В конце концов, ты алкоголик, а не тупой алкоголик. И прекрасно понимаешь, что болен. И тебя совсем не волнует, этот диагноз. 
- Мам,- смотришь ты в её глаза,- пообещай мне, что если так выйдет, ну если я умру раньше вас, меня кремируют.
- Дурак, ну дурак, больше сказать нечего, ешь, давай, остынет,- снова встаёт она из-за стола и идёт к плите, качая головой.
- Ещё что-нибудь?
- Нет спасибо,- говоришь ты, вытирая салфеткой уголки рта.
- Чай?
- Да, пожалуй.
- Зелёный, чёрный?
- Хотя, свари мне лучше кофе.
- Сахар, сливки?
- Нет, просто чёрный.

Ты стоишь на кухонном балконе и вдыхаешь аромат свежее сваренного кофе. Мать говорит, об испорченном виде из окна. Действительно, напротив, идёт полным ходом строительство сразу нескольких высотных домов, оно не прекращается ни днём, ни ночью.
- Раньше,- говорит, она,- из окна был виден собор, на площади Славы, помнишь?
Ты не помнишь. Ты не очень религиозен.
- Зато до синагоги, по-прежнему, рукой подать.
Она, будто не замечает твоих слов. И называет, в сердцах, кого-то уродами, несколько раз.
Похоже, смотреть на собор было её хобби.
- Гексаген,- говоришь ты.
- Что сынок?- переспрашивает она.
- Гексаген, мам, несколько машин с гексагеном,- говоришь и выходишь с балкона.



 Как-то так

Как-то так, оно обычно и происходит. Чуть за полдень, а ты всё ещё трезв. Ты в старом кресле цвета баклажанной икры. В нём побывало уже столько людей, что подлокотники стёрты до поролона, а тот местами ощипан до дерева.
Рядом с тобой сидит Виталик, который добавляет цвета к твоей старой татуировке «Сlockwork orange».
Есть у него привычка, выдвигать утверждения, заканчивая их вопросом. И этим похмельным днём, после всех: «я прав?», «так, нет?», «ты как думаешь?», «ведь так же?». Возникает непреодолимое желание отрезать ему язык, тупой, ржавой, одноразовой бритвой, с одним лезвием.
Притаившись в старых колонках, по-змеиному шипит музыка. Rap баллады, в обрамление из трёх гитарных аккордов. Ниже, каких-либо оценок. После 3й ты сбился со счёта. У всех у них примерно один и тот же сюжет. В 1м куплете парня бросает девушка, потому что ****ь. Второй проходит в душевных переживаниях. В третьем лирический герой случайно встречает обманщицу, та просит его вернуться. Он естественно ей отказывает. И припев 2а раза. Как-то так. Одна долгая вереница разлук и встреч. От этого свело бы яйца и у далай-ламы.
- Вот эту слушай,- говорит Виталий,- я, короче, там, ди-джею одному, «Love radio» знаешь?¬- спрашивает он, не глядя на тебя и продолжает, не дождавшись ответа,- я ему дракона бил, короче, он такой, приноси, если подойдёт, поставим.
Трек доигрывает до конца. Почти не слушая его, закрыв глаза и откинувшись на спинку, ты видел мёртвых животных. За то, короткое время, что ты гуляешь вечерами, тебе кажется, что повидал их не меньше сотни. В канавах, на тротуарах, размазанных по проезжим частям. Голуби, грызуны, кошки, собаки и ещё один доходяга олень. Любитель ягеля, служил статистом для фотографий за деньги, и был пока жив, но во всём его облезлом облике читалось: «скорей бы сдохнуть». И ещё ты думаешь: «Хорошо, что татуировка совсем небольшая».
Тема заканчивается и начинается следующая.
- Как тебе, по твоему, поставят в эфир?- он избегает называть тебя по имени, скорее всего он его просто не помнит.
- Не смотрю радио.
- Ну, ты бы поставил?
- Не работаю на радио,- гнёшь ты своё.
Условно, есть хорошие песни и плохие. Подавляющая часть хороших песен, никогда не прозвучит на радио и не мелькнёт в кинескопе. Плохих песен больше чем хороших, и множество их мечется по коротким и длинным волнам, преобразуется в изображение и звук, но всё равно, значительная часть отсеивается. И если тебе без сорока минут сорок лет. А ты ещё не понял, в какой категории находиться твоё творчество. Можно только позавидовать, небывалому оптимизму.
Ты разглядываешь фотографии, его работ на стене. Рисует он, явно лучше, чем поёт. Как можно принести больше вреда, не найдя своего призвания или занимаясь не своим делом? "Какая рыба в океане плавает быстрее всех?"
Он берёт влажную салфетку из упаковки и стирает кровь, проступающую на твоём запястье, сквозь надпись.
- С тобой сложно разговаривать,- произносит, он не глядя тебе в глаза.
- Ладно,- ты подаёшься вперёд и твоя голова оказывается в 10ти сантиметрах от его,- допустим, кто угодно, не важно кто, скажет о том, что это плохо. И что тебе следует оставить попытки. Ты перестанешь писать песни и музыку?
- То есть ты хочешь сказать, что это было плохо?- он выключает машинку, в его глазах искреннее удивление.
- А ты всегда игнорируешь вопросы собеседника?
- Нет, наверно, не перестану.
- Похоже, ты не до конца понял, надо оно тебе или нет.
- Я не перестал бы писать,- в его голосе появилась отчаянная гордость не сломленного человека, идущего на эшафот.
- А если ответ тебе не важен, не задавай, пожалуйста, вопросов, давай бей.
Виталик откладывает машинку, встаёт и выключает кассетник. Когда он возвращается к работе, тебе кажется, что медицинская перчатка стискивает твоё запястье, чуть сильнее, чем раньше. Плата, за туманную, объективность, надо полагать. Или же за объективную туманность. Да и пошёл он на ***. Больше сюда ни ногой. После того, как он купил, авто, процедуры стали ненамного дешевле, чем по городу. В следующий раз найдёшь немого, без склонности к мычанию кольщика.
В кармане твоей куртки висящей у входной двери, на вбитом в стену гвозде, завибрировал телефон. Ещё два сеанса вибрации и он начнёт отвратительно пиликать. Ты таскаешь с собой эту хренотень, только из-за надежды, что в один прекрасный день раздастся звонок. Ты откроешь его, на экране высветиться незнакомый телефон, а в трубке будет её голос.
На экране было написано «М.» Прекрасные дни, иногда такое чувство, что ты исчерпал их запас.
- Слушаю.
- Привет, что делаешь?
- Я сейчас немного занят,- возвращаясь в кресло и протягивая Виталию правую руку, говоришь ты.
- Бабушка умерла,- голос её был спокойным. Стоило ли ей это огромных усилий или было просто всё равно? Ты не мог разобрать.
Как-то так оно обычно и происходит.
- От меня что-нибудь нужно?- спросил ты, всеми фибрами надеясь на отрицательный ответ.
- Нет,- сказала она,- отец уже едет, ты скоро будешь дома?
- Как только, ма,- где-то в динамике, раздалась знакомая, нетерпеливая трель дверного звонка. Отец не любил пользоваться ключом.
- Ладно, я побежала.
- Главное, не паникуй,- сказал ты, но окончание фразы пришлось на короткие гудки.
Работа, была закончена минут через 20. Он перебинтовал портак, принесёнными тобой бинтами, напомнил правила по уходу и запросил на сотню больше, заранее обговорённой суммы. Неубедительно, аргументируя это сложной экономической обстановкой в регионе. За мозгоёбство, его бы штрафануть на сотню. Но свои мысли ты оставил при себе. Выдав ему только предварительно намеченные деньги. Без всяких комментариев. Попрощался без расшаркиваний и вышел в бревенчатый подъезд, двух этажного барака, который гнил неподалёку от центрального рынка.
Идти домой не было настроения. Эльвира Ивановна не внушала тебе симпатии, при жизни, а уж любоваться её трупом, отсутствовало всякое желание.
Ты решил купить четвертушку коньяка и добравшись до «Совкино» приобрести попкорн и билет на ближайший сеанс. Что собственно и сделал.

Хоронили её на второй день. Вывернувшись в унитаз остатками вчерашней еды и алкоголя, ты умыл чьё-то небритое лицо, прикреплённое к твоей голове и вернулся в комнату. Было семь утра. Отец делал зарядку, мать готовила завтрак. До того как пробило восемь, ты успел выпить шесть рюмок.
Ехать на кладбище тебе не улыбалось, но исполнить было нужно. Формальности, на которых все так зациклены. В идеале, это будет первый и последний раз. Ты и семьдесят кило мёртвого туловища твоей бабули. Лучше бы остаться дома и нахуюжиться.
Серебряный MARK II, подкатил к ритуальной конторе. Отец быстро убедился, в том, что вам не подсунули чужое тело. Подмахнул, какую-то бумагу, и подождав пока автобус с табличкой «груз 200», рабочими и ящиком выедет со стоянки, тронулся за ним.
Передний ряд занимали родственники, ты и Фафа примостились за ними. На лице отражённом в зеркале заднего вида, ты увидел печать многодневного злоупотребления, которую было не отличить от траура. Саша, не отражался.
- Чем это пахнет,- как бы между делом спросила мать.
- Я ничего не чувствую,- ответил отец.
Ты лишь пожал плечами.
Температура воздуха за бортом была чуть выше нуля. Ветер гнал с севера, обдирая кору с голых деревьев и таская за пожелтевшую траву сонную землю. Родители скупо обсуждали цены на переход в мир иной, выдерживая длинные паузы, между предложениями. Наверно, что б ни сказать лишнего и не оскорбить память покойной.
Вам пришлось дожидаться своей очереди минут пятнадцать и ты наконец-то смог нормально отлить. Мрамор, китайские двери под красное дерево и сантехника фирмы «***да». Помещение было выдержанно в стилистике инфернального минимализма и наводило на мысль об отсутствии жизни вечной. К вам подошла распорядитель – женщина похожая на главного бухгалтера и довольно громким шепотом произнесла, что вы можете пройти попрощаться с усопшей.
Отец сел напротив тебя и матери. Саши нигде не было видно. Между вами стоял гроб с телом. Музыка что витала, где-то под потолком, была не очень громкой, в меру торжественной в меру грустной, а в целом до зевоты нейтральной. Идеальна для сердечного приступа в пассажирском лифте какого-нибудь мола.
Волосы на её, казавшейся сейчас непропорционально большой голове, были выкрашены в ярко сиреневый. Но у самых корней уже отчётливо проглядывала седина.
Инструкцию к обряду ты не читал, но интуитивно чувствовал, что настал момент играть в песочнице. Ощущение неловкости нарастало, но никто не поднимался со своих мест. Три взрослых человека, сидели и разглядывали кучу медленно разлагающейся органики, а одно и то же произведение всё играло и играло на повторе.
Тётечка, заглянувшая в третий раз, натренированно, уверенно уважительно, подошла к безутешным от скуки родственникам и сказала, что ей очень жаль, но у них очередь. Люди, за мраморными стенами, продолжали дохнуть, не смотря ни на что.
Все кроме Эльвиры Ивановны встали, отец отвязал какие-то тесёмки, внутри коробки. Зашли гробокопы, что ехали перед вами. Закрыли крышку. Щелкнули креплениями и подхватив, понесли к автобусу.
За кладбищенскими воротами, они погрузили ящик на медицинскую каталку и придерживая руками начали толкать её по гравию. Ты нёс венок с обтекаемой надписью.
Когда вы чуть опередили могильщиков, один из них, тот, что по моложе окликнул вас, сказав, что это плохая примета, идти впереди гроба. Было всё равно но, тем не менее, ты остановился вместе с родителями. Вы подождали пока, гремя и выбрасывая из-под колёс щебень, проедет тележка и послушно поплелись следом, безучастно осматривая могилы, что росли справа и слева от дороги. Тебе опять захотелось отлить.
После того, как остатки вашей семьи испачкали руки в земле. Три человека забросали могилу за полторы минуть, примерно столько же ушло на установку плиты. К которой ты прислонил венок с траурной чёрной лентой и золотыми буквами на ней.
- Помянуть бы надо,- сказал самый суеверный из землекопов, стянув грязную вязаную шапку и прижимая её к груди, в фальшивом сожалении. Отец полез в карман, раскрыл бумажник и выдал ему пятисотенную.
- Благодарствую,- сказал могильщик, натянул обратно головной убор и бражка, покидав лопаты на тележку, двинулась в обратный путь.
- Может, надо было больше,- неуверенно спросила Мать.
Как будто, это что-то могло изменить.
- Пойдёт,- только и сказал Отец, убирая портмоне во внутренний карман пальто.
Теперь, видимо пришла пора помолчать на могиле. Выпустив шасси, над вашими головами снижался 747 Боинг.  Ты понимал, что женщина бухгалтер сюда уже не прейдёт, по этому, быстро досчитал в уме до 42х и сказал:
- Пора.

- Надо, обязательно, съесть три ложки,- говорит Мать и накладывает тебе на тарелку рис перемешанный с изюмом. Вы втроём выпиваете не чокаясь и приступаете к трапезе. Судя по вкусу, рис варили с мёдом.
- А, что это значит?- говоришь ты, съев положенное.
- Ой, Саш, я не помню. Обычай такой. Накладывай мясо,- говорит она и передаёт отцу соевый соус.
Как-то так оно и происходит.
Вы выпиваете по второй. Ирригация 40% раствором этилового спирта, приводит лишь к заболачиванью местности. Ты идёшь в свою комнату, выпиваешь рюмку чистого и закуриваешь, изучая в стеклопакете полупрозрачное отражение чьей-то декадентской хари.
По твоему возвращению на кухню, рюмки уже были наполнены.
О мёртвых либо, либо. Предкам путём имперских усилий удалось наковырять пару эпизодов, положительно характеризующих Э.И. Ты молча вышел из-за стола, что бы повторить спирт и никотин.
Сода, хозяйственное мыло, спичечные коробки с винтажными этикетками вроде: «Лотерея ДОСААФ», «не сушите волосы над зажжённой плитой», «трезвость норма жизни» или «правильно производи подпил дерева». И всё это ящиками. Я памятник себе воздвиг по средствам торга. И ещё внушительная стопка, поощрительных грамот. А что сделал ты? Если перевести всё написанное тобой в байты, выйдет по весу меньше половины любой из песен Sex Pistols. А в плане культурного наследия? Сколько тебе дать лет? Дожить до 80ти. До 100а? Сможешь ли ты достойно воспользоваться предоставленным временем? Не верней ли прямо сейчас, начать скупать мыло и спички?
Кто-то из них включил телевизор, на новостном канале. В посуде плескалась водка. Похороны оказались пресным мероприятием. Как-то так, оно видимо, обычно и происходит. Ты, в принципе, мог и саботировать. Ты сделал это для родителей, что б внушить им веру в то, что в случае чего они будут сожжены по всем правилам. Уж точно не из-за наследства. Ты считаешь, что ждать смерти близких – это плохой бизнес. У тебя, в любом случае, никогда не хватит денег, что б оплачивать этаж в этом санатории для больных гипербулией. У Отца есть побочка, после кризиса среднего возраста. У побочки имеется биологическая мать. Родная сестра отца, это не говоря уже о твоей матери, которая, скорее всего, переживёт мужа. И если Батя не предусмотрел всё в завещании, то будет забавно смотреть на их грызню. А тебя бы вполне удовлетворили бутылки из его бара и кресло качалка.
Со столовой ложки, на которой возвышается сопка грибной икры, падает немного на белую скатерть, от места падения по накрахмаленному хлопку мгновенно расплывается жирный след, делающий ткань прозрачной. Ты поднимаешь свою рюмку свободной рукой, выпиваешь, возвращаешь на стол, к двум ещё полным, и с удовольствием закусываешь.
- Завари мне, пожалуйста чаю,- обращаешься ты к матери и вытерев губы бумажной салфеткой, покидаешь кухню.

Фафа стоит босыми ногами, прямо по среди твоих кровавых каракулей и засохших кукурузных хлопьев, ты закуриваешь последнюю сигарету и набираешь Банкира. Номер сбрасывается. Но, через несколько секунд ты принимаешь входящий.
- Привет, бандит,- слышен в трубке его смеющийся голос.
- Как ваше, «хотелось бы лучше»,- спрашиваешь ты с иронией.
- Ха, хотелось бы лучше. Что звонишь?
- Сегодня, вроде игра?
- Да, в семь.
- Ты мне контрамарку не сделаешь?
- За час до игры? Я, конечно, попробую, но ничего не обещаю, да – да, нет, сам понимаешь.
- Через сколько, тебе позвонить?- тушишь ты сигарету об подоконник.
- Я тебе сам позвоню.
- Тогда не прощаемся.
- Ага, давай.
Несколько лет назад, Банкир, выдал денег, администратору «платинум арена». Вопрос был спорный. При стабильном и высоком доходе у администратора имелось два не полностью погашенных кредита и ему отказало уже несколько учреждений. Банкир побеседовал с ним о хоккее и дал добро. И хоть биллеты в кассах разлетались за несколько часов. Твой товарищ, всегда мог достать парочку.
На кухне ты положил себе салата, кинул в чай льда и начал с хрустом перемалывать овощи. Пить больше не хотелось, пока. Но если с билетом не выгорит, ты обязательно сегодня нахуевертишься.
Ты почувствовал вибрацию в кармане джинсов.
- Получилось,- начал он первым,- три сотни.
- Ага.
- И давай, встретимся без 20ти, где-нибудь у главного входа.
- Хорошо, без 20ти.
- Ты бы раньше сказал, что хочешь пойти. Дёс, в командировке, мог бы по его абонементу.
- Кто ж знал?
- Ладно, давай, до встречи.
- Ага,- говоришь ты и вырубаешь связь.
Родители оценивающе смотрят на тебя. Мать спрашивает:
- Куда-то идёшь?
- На хоккей.
- Лёша звонил?
- Ага.
Кухня, поминки, трое, все молчат.
- Я один раз сходил, мне хватило. Я то вырос на советской сборной. Фетисов, Макаров, Ларионов, эээ,- оставив ещё две фамилии не озвученными, он продолжает,- а это, я скажу, какая-то лига Э, подгруппа Ю. Катаются по прямой, игры нет вообще,-  весело говорит отец.
Ты не споришь, играют они действительно не важно. Ошиваются в самом конце турнирной таблицы, всё норовя, скатиться в первую лигу. Если ты что и вынес из школьного курса истории – это то, что наёмникам доверять нельзя.
Сегодня тебе не хотелось размазывать искусственные сопли с родственниками. Сидеть в сумерках кинозала, или в прокуренном кабаке. Человеку удобней всего затеряться в толпе. Да и Банкира ты не видел уже с месяц.
- Тебе нужны деньги?- спрашивает Мать.
- Нет. Парень один в командировке, так что я пройду по его абонементу.
Через два дня они улетали на Фиджи. То, что ты решил сходить на ристалище, могло трактоваться, как: не волнуйтесь, на вашем месте я поступил бы точно так же, а могло и нет.   
Когда ты одевал шузы, мать, вышла в прихожую и достав из Сумочки пять червонцев протянула тебе.
- Возьми, на всякий случай.
Дают - бери. Бьют – бери и беги. Небрежно кинув купюру к остальным, ты застегнул внутренний карман куртки, проверил своё отражение, сдёрнув с зеркала простыню благоухающую стиральным порошком, потушил свет в прихожей и обронив:
- Развлекайтесь,- вышел за дверь.

Довлатов писал: «Футбол и хоккей заменяют советским людям религию и культуру. По части эмоционального воздействия у хоккея единственный соперник – алкоголь».
Ты заметил его, ещё на подходах к «арене». Он скидывал в багажник свою куртку и пиджак. Когда ты подошёл Банкир надевал поверх рубашки с бардовой удавкой, хоккейную майку.
- О, здорова,- удивлённо сказал он, просовывая голову через горловину атрибутики.
- Здравствуй,- ты чувствуешь его уверенное и крепкое рукопожатие.
Банкир достаёт из гомона кусок картона.
- Место, конечно не очень, но ты сядешь на Денисово, рядом со мной.
- Прекрасно,- протягиваешь ты ему 3и листа.
- Ага,- говорит он, расправляя и кладя их к остальным купюрам.- Чего это ты вдруг решил на хоккей?
- Скучно и тебя давно не видел, так что вот. Двинем, что ли?
- Да рано пока, пусть масса пройдёт. Что от тебя выхлоп то такой?- машет он кистью у своего лица.
- Новый одеколон.
- Да? Ты б поаккуратней им душился,- улыбается он и закрывает багажник.
- Учтём,- смеёшься ты из бороды.
- Учти,- засмеявшись в ответ, он ставит машину на сигнализацию.
Банкир - мечта женщин от16 до 60ти, ох он может заставить их томно вздыхать. Высок, широк в плечах, лицо мужественное, но без чрезмерной брутальности. Одет не броско, но аккуратно. Не особенно густые волосы начали редеть, но это даже к лучшему. Слишком хорошо, то же плохо. Одним словом, эталон каменный стены, за которую так не терпится многим фемидам. Он бы отлично смотрелся в офицерской форме, например пограничника. Под цвет глаз. Капитанские погоны. Пистолет в кобуре, на предохранителе, но один патрон, вопреки инструкции, уже дослан в патронник. Рядом, верный Ингус и столб, в красно-зелёную ёлочку. Из-под козырька ладони сосредоточенный взгляд, в сторону государственной границы. На замке. Враг не пройдёт.
В Городе заняться нечем. С деньгами, без – непринципиально. Люди из последних сил, делают вид, что классно проводят время. Врут знакомым, как им было супер, в этот weekend, те брешут алаверды. Ни один не скажет: «Я, в общем-то, зарабатываю деньги, выполняя работу, от которой не в восторге и трачу их на то, что мне, в сущности, не нравиться. Но со следующего месяца я перехожу в другой отдел, а это ещё 20 штук в год».
Хоккей – это дешево, жёстко, патриотично и может быть даже покажут мельком по «вести-спорт». В него играют настоящие мужчины, играют порой жестко. Бывает, что тестостерон так и плещется через борта, портя обувь сидящим в первых рядах. Но в плане быта эта игра интеллигентнее, типового шахматного турнира.         
Никакой латентный сержант не будет дёргать тебя за мошонку в поисках бутылок и банок. Никаких очередей в платные биотуалеты, переполненные чужими экскрементами. Никто не стоит ногами на твоём пластиковом кресле. Никакой вафел не запалит фаер и не прожжет тебе одежду. Ты скорее всего не получишь милицейским самотыком по хребту и не проведёшь ночь в позе ласточки. Если для кого-то отсутствие всего этого – есть лишь бледный эрзац жизни, от которого отрезали самые сочные ломти, пусть купит билет на футбол.
У подножья лестницы с нами поздоровались, а у билетов оторвали контроль, на вершине, сразу за стеклянными дверьми, нас поприветствовали ещё раз и проверив ручными метало искателями, пожелали приятно провести время.
Чья-то большая ложка только что размешала напиток в этом стакане и теперь люди подобно маленьким чаинкам медленно кружились у самой поверхности, плавно уходя в осадок. Между пивом, хот-догами, туалетами и атрибутикой. Но с каждой следующей секундой, их, под действием центростремительной силы затягивало через многочисленные бреши в сторону пронумерованных мест.
Оставляя холодные шрамы на поле боя, носились поролоновые талисманы местной команды: уссурийский тигр и гималайский медведь. У одного в руках был флаг Хабаровска, у другого символ команды соперников. Интересно было бы посмотреть на записи в их трудовых книжках.
Как показывала практика, языческие методы, даже помноженные на два, не работали. Основываясь на статистике, сегодня помочь «Амуру» могли бы только парочка человеческих жертвоприношений.
Стадо без особой толчеи организовывалось по секторам. Бараны тулили свои мясистые зады, обёрнутые тканью, на синий пластик. Чинно садились на редкий красный бархат, бараны возомнившие себя пастухами.
Преувеличенно бодро побежали на свои плацдармы, две группы поддержки. Лениво, начали выезжать на лёд игроки обеих команд. Заиграл гимн страны. Ты не встал, не ***. Ваши места находились невдалеке от одного из подразделений девчонок с помпонами. При фокусировке можно было различить их довольно неприятные лица с плохо наложенной косметикой, сведённые судорогой одной бесконечной улыбки. Все они могли гордиться своими тренированными телами, а вот приблизительно симпатичной, можно было назвать только одну из 5ти.
Истерично пропищал свисток и игра началась. К концу первого периода счёт был 0:3, после второго команде закатили ещё две банки на сухую. Действо больше напоминало изнасилование мартышки слоном, анально. Сразу после эякуляции должен был раздаться  липкий, мохнатый взрыв.
В перерывах между таймами, пока Банкир стоял в очередях за снедью, ты курил на улице. Из провианта он предпочитал чипсы со вкусом канцерогенов и чай с антиоксидантами. Чтоб как говориться: «все при деле». Если он встречал кого-нибудь из знакомых, то они наперебой начинали хаять сегодняшнюю игру.
С началом третей двадцатиминутки, ты обратил внимание, на то, что многие из зрителей уже ушли. Сетку ворот соперников осветил красный фонарь. Первый и последний раз за игру. Не прошло и минуты, как шайба залетела между ног вратаря в рамку хозяев. Этого публика стерпеть уже не могла. Болельщики, поминая ближайших родственников тренера и игроков, не дождавшись конца встречи, вставали и уходили. Вы досидели до конца, только лишь из-за нежелания толкаться в проходах. Завершив матч, крякнула сирена.
- Да уж,- сказал твой друг, вставая с места и направляясь к ближайшему выходу.
- Уж да. Причём полная.

Банкир разоблачается, небрежно кидая обратно в багажник майку с латинскими буквами и арабскими цифрами.
- Безобразно сыграли, лучше бы не ходили,- качая головой, с досадой произносит он.
- Не стреляйте в мёртвую антилопу, она скачет, как умеет. 
- Чем займёмся?- задаёт он вопрос не столько риторический, сколько неверно сформулированный. Правильно: ни чем, а где?
Последнюю рюмку ты опрокину уже 2а часа тому как, и выпить хотелось сильно. Но осознание скорой дозаправки, надёжно держало жажду под контролем.
- Может в BeerFest?- предложил Банкир.
- Пивом голову не обманешь, да и места свободного не найти.
- Мне завтра на работу, так что я сильно не буду.
- Я бы шашлыка захомячил.
-  Ни фига себе, шашлыка. Шашлык это хорошо, но машину ставить надо.
- Поехали, по дороге разберёмся,- сказал ты и открыв дверь, сел на пассажирское сиденье.
Было пасмурно и пронизывающе холодно. Бледная точка в небе наводила на мысль о гигантском увеличительном стекле, в руке маленького садиста, склонившегося над муравейником. Зябкое дыхание зимы уже заползало под одежду, выдувая из биографии ещё 365 дней. Сегодня ты больше смотрел на трибуны, чем на игру, рыскал по игрушечным фигуркам людей, ища её. Просто так, ни зачем.
Не пристёгиваться – принципиальная позиция Банкира. Ремень безопасности. Название прямо из «властелина колец». Замок зажигания.
Из солидарности, ты тоже не стреноживаешься. Пристёгиваться – не по пацански. Те, кто выживают после автокрушений, меняют точку зрения о мерах предосторожности, остальные нет.
Магнитофон, периодически заикаясь, вращает диск. Давным-давно это называлось «кислотой», теперь обобщённо определяют как клубную музыку, «клубняк». Сейчас бы, пробить головой лобовое стекло, пролететь над смятым в гармошку капотом, впечататься со всего маху в неровности кирпичной стены, получить перелом основания черепа. Иначе говоря, вместо прослушивания, весело провести вечер. Эта музыка. Многие из тех, кто называет себя диск жокеями, не удосуживаются даже выучить грамоту. ****ь этих косолапых менестрелей в червона дышло, нот всего то семь штук. Ты открываешь бардачок и начинаешь перебирать коробки с пластинками.
Сегодня ты против заведений, друг не настаивает.
В ближайшем супермаркете, вы спорите об объёме бутылки. Сойдясь, в конце концов, на 0,7и. Покупаете сок. Насыщая мясо бисфенолом А, микроволны плавят пластиковые контейнеры со свининой. Вы берёте несколько коробок с салатами, одноразовую посуду и салфетки.
Вооружившись корзинами и тележками, покупатели бродят меж рядов, окрыленные, как сомнамбулы. С лицами преисполненными страдания и отвращения снимают они продукты с полок. Покупать, готовить, есть. Каждый день, по нескольку раз. Снова и снова. Все эти белки, жирки, углеводки. И так всю жизнь. Но только не после шести и не майонез. Тебе даже жалко на них жалости. Пачка крепких сигарет. Банкир расплачивается по карте, и твоя сиреневая купюра перекочевывает в его портмоне.

Темно. Слышно как Амур, скребёт своими отравленными водами песчаный берег. Постелив на сидение разорванный по шву пакет, вы организовали на нём импровизированный стол. Первая, вторая, салат. У банкира краснеет лицо, он ослабляет узел на поводке и вид его становиться более ублаготворённым.
Третья, четвёртая, мясо. Вилки беспомощно гнуться, об него, не желая исполнять своё предназначение. Вы смачиваете несколько салфеток водкой, протираете руки и устраиваете дни узбекской кухни в Макдональдс.
Языки постепенно развязываются, и вы начинаете раскачивать стандартные беседы, в попытках выйти на душевный разговор.
Мать болеет. Кирилл женился. У Дёса движка полетела. Личная жизнь – ничего определённого. Работа.
Банкир работает 6\7х недели. Иногда ему приходиться пахать и в день воскресный. О чём ему, собственно, еще говорить? Ты слушаешь. Без особого интереса, но и без желания прервать. Тебе так вообще не о чём рассказывать.
В бибике курить нельзя. Пытаясь ничего не опрокинуть, ты покидаешь уют велюрового салона. На сигарету уходит не больше двадцати секунд. То, что заполняет тело, не приятная тяжесть опьянения, а только возвращение к количеству промилей, под которые ты заточил туловище за эти несколько недель.
- Уже покурил?
- Долго ли умеючи,-  хлопаешь ты дверью.
- Александр, нежнее, не холодильник,- с улыбкой произносит он, но ты не пропускаешь мимо ушей нотки раздражения в его голосе.
- Прости, старик, с непривычки.
- Да, ладно, проехали.
- Наливай.
Тара приближается к той отметке, когда нельзя с уверенностью определить, пуста или заполнена она наполовину. Ледяные песчинки, сумевшие забиться в обувь, раздирают застиранную ткань носков и уставшие ходить ноги. Фафа сидит за баранкой. Он как ребёнок, воображающий себя великим автогонщиком, за рулём, стоящей в гараже, отцовской машины. В попытках обогнать запчасти, банки с маринадом, садовые инструменты, проеденные мышами мешки с сахаром, рулоны обоев которые никогда не будут наклеены. Его руки напряжены и дрожат, цепко сжимая  якобы трепещущий руль, он подаётся в сторону всем телом, входя в особо крутой вираж. Постаревший мёртвый ребёнок.
Досадно потрескивают в пальцах зелёные пластиковые стаканы. За окнами ничего кроме тьмы и безобразных деревьев.
- Поставь ещё раз,- просишь ты и Банкир, сидящий на переднем пассажирском сидении, выполняет просьбу.
Напоминая ему о потерянной мысли, ты дослушиваешь очередной рассказ до конца.
- Теперь твоя работа, будет походить на программу «обыск и свидание», только с судебными приставами и описью имущества.
- Можно и так сказать.
- Ну, за повышение.
- Ага, давай.

- Поставь, пожалуйста, ещё раз,- просишь ты, доставая из кармана сигареты.
- Сколько можно?
- А не надоедает.
- Давай позже.
- Ладно, пойду, покурю.
Киноварь. Сорок тысяч километров целлулоидной плёнки с фильмом «Броненосец Потёмкин», переплавили, разведя костёр под старой бочкой из-под дизтоплива. И полученной массой, с грязным оттенком запёкшейся крови, ровным слоем просмолили окрестности, маскируя их от вражеских спутников. Оставив, впрочем, шесть освещённых окон разной формы и размера, соединенных между собой машиной. Да полную луну, привинченную к своей тёмной стороне, да света мёртвых звёзд пригоршню, да тление сигаретное, людям приятное, лошадям зело вредное.
- Что ж ты так хлопаешь? Надо как любимую женщину, ласково, понимаешь, ласково,- объясняет он.
- Бей бабу молотом, будет баба золотом.
- Ты давай без этих тут…
- Поговорок.
- Вот не надо, купи себе машину и хлопай молотом и золотом и чем будет.
- Давай лучше ещё раз.
С хлюпающего, склизкого звука, найденной дорожки, начинает играть песня группы Demo «солнышко в руках». На немецком языке.
Купи машину? Твой комп, отравляет планету не хуже какого-нибудь паркетника. Тебе некуда идти, не говоря о том, что б ехать. Повесить на себя ещё один комплект жадных до денег ментов и маленькое гордое комьюнити углеводородных паразитов. Набить салон телами своих товарищей и отправиться отдыхать на море. Что бы труп наверняка не всплыл, нужно привязать к нему груз в три раза превышающий его массу. И неплохо бы вспороть живот, для того, что б выпустить воздух. Торжественный спуск, под воду и за два часа среда смоет все отпечатки пальцев.
- Лёха, сколько весишь?- спрашиваешь ты, держа в руках стаканы.
-Я? Не знаю, сейчас в зал пока не хожу, так что наверно килограмм 80, 85ть. А что?- спрашивает он, наливая водку.
- Просто думаю, может мне тоже в зал походить. Поставь ещё раз.
- А ха-ха не хо-хо.
- Да ладно тебе,- говоришь ты примирительно,- крайний.
- Давай лучше последний. Я смотрю нравиться тебе песня.
- Если бы нацисты победили в войне, она бы стала позывным на KdF радио.
- Какое-какое радио?
- Не помню, как расшифровывается, но переводиться «сила через радость». Арийские корпоративные праздники, народные автомобили.
- Если б немцы победили, не было бы сейчас никакого радио, да и группы Demo то же.
Вы выпиваете. Он слишком часто смотрел фильм «обыкновенный фашизм». С другой стороны общество, рождённое экспансией, схлопывается от неё же. Вполне возможно что, создай немчура ядерное оружие до конца войны, и земля бы сейчас походила на «квартирку Джо», только без Джо.
- Восемь и восемь FM,- говоришь ты преувеличенно бодрым голосом радио ведущего и достаёшь ещё одну сигарету,- Вечное солнце в крепких арийских руках. Теперь мы вещаем и на Антарктиду.

Ты выходишь на воздух, прикрывая дверь как можно аккуратнее. В двадцати метрах от машины, Фафа роет яму, непонятно откуда взявшейся лопатой. Подходишь. Ещё пара взмахов и он заканчивает, протягивает руку и ты схватившись покрепче за запястье, помогаешь ему выбраться. Вы, молча, стоите рядом у самого края, Саша держась за черенок, упирается подбородком в его конец. Щелчком ты выбрасываешь окурок, и тусклый свет рассыпающихся искр на секунду выхватывает очертания тела подпирающего животом дно могилы. Оно принадлежит молодому мужчине и ещё ты увидел шрам, старый, еле заметный, немного выше поясницы. Тот человек, что лежит сейчас на полтора метра вглубь не чернозёма, без сомнения ты. Повернувшись к Фафе, понизив голос до доверительной интонации, спрашиваешь, не скрывая горечи:
- Старик, тебе не кажется, что я потолстел?

Вернувшись в машину, ты по запарке опять слишком сильно хлопнул дверью.
- Александр,- с укоризной тянет Банкир.
- Повар там ноги моет,- отвечаешь ты отрешенно.
- Где?
- В компоте.
- Не понял, в каком компоте?
- В который не ссать,- также безразлично произносишь ты улыбаешься и протягиваешь стаканы.
- Всё понял,- хохотнув, начал дозировать он остатки пойла.
Задние двери пели голосом Земфиры, репертуаром альбома «Вендетта».
- Хорошая пластинка,- обратился ты к Банкиру.
- Мне тоже очень нравиться.
- Ты ж вроде не любитель?
- Попросил знакомого, записать, там оставалось место, он на свой вкус.
- Сказочно.
- Что? А, да.
- Сделай погромче.

Влага покидает бутылки с акцизом. Праздник подходит к концу.
- Классная песня,- говоришь ты, заедая остатками салата.
- Угу.
Банкир оценивает возможный осадок и не выдерживая необходимой паузы разливает остатки, скидывая бессодержательную бутылку через бомболюк приоткрытой двери.
- Спасибо что пришли, спасибо что ушли,- опрокидывает он щекочущие капли и занюхивая синей манжетой.
- Приехали, конечная,- достаёшь ты сигарету.
Банкир жуёт орбит без сахара, неиспользованный пластик аккуратно складируется про запас в багажнике. Открыв который вы натыкаетесь на четверть бутылки Henesy X.O. «Я знаю точно вредное – не вредно».
Вы внимательно смотрите на бутылку, затем в глаза товарища, снова на коньяк.
- Неееет.
- Нет,- подтверждает Банк.
- Определённо нет.
- По любому,- твёрдо говорит он и закрывает багажник с чуть большим усилием, чем это необходимо по инструкции.
Лихо развернувшись, машина выбрасывает из-под колёс фонтаны песка и пищевых отходов, а фары освещают босого человека, забрасывающего землёй могилу. Б.С.Л.Х.С.Д.Д.
От места злоупотребления, до платной стоянки пять километров. Плюс минус.
Как-то так обычно и бывает.
Укоризненно смотрит с иконки, справа от стерео, Николай Угодник. Покровитель цыган, мореплавателей, торговцев и просто Дед Мороз.    
«Хочу повеситься»- доноситься из многочисленных динамиков. Аккомпанирует им гул ветра, врывающийся сквозь приоткрытое  стекло. На спидометре 130, но пейзаж за окном движется неторопливо и с достоинством.
«Хочу повеситься»: уже орут они. Мы и автомобили что движутся по встречной – красные кровяные тельца в артериях города. Днём с трудом пробивающиеся сквозь холестериновые бляхи заторов, и не встречающие преград, словно в молодых здоровых сосудах, ночью. Ночь молодость города, он распоряжается ей, как и подобает юным.
- На гайверов бы сейчас не нарваться,- говорит Банкир, больше самому себе. 
Даже не скажешь, что он под хмелем. Просто «человек и пароход».
Не желая делать крюк, Банкир пробрасывает четыре колеса через двойную сплошную и оказывается перед металлической сеткой ворот. Пока ты куришь, он пакует буцефала, поднимается по лестнице в бытовку охранника, расположенную на уровне второго этажа и почти сразу же выходит из неё. Каждое следующее его движение всё больше и больше выдаёт в нём пьяного. Как смертельно раненый пилот, он довёл свой истребитель до аэродрома, совершил безупречную посадку, отрапортовал, приложив окровавленные пальцы к виску и теперь ничего не мешает ему повалиться бездыханным на бетон взлётной полосы.
- По пять капель, на посошок.
- Да нет, наверное. Вставать рано,- щуриться он на свой Rolex с калькулятором.
- Время детское, давай по пиву. Угощаю.
- Вы так добры, вам *** окажешь,- ещё раз смотрит он на часы.
- А я о чём говорю. Закрепим результат. Пойдём, короче.

Дольше чем пиво Банкир выбирает только закуску. В магазине узкие проходы и поэтому вы мешаете другим покупателям. Вот он вроде определяется, и упаковка белка почти оказывается в корзине, как в последний момент он даёт отбой, вешает обратно на крючок, снимает другую и начинает исследовать уже её. Теряя терпение, выхватываешь пачку из его рук и кидаешь на пиво.
- Давай завязывай,- раздраженно говоришь ты.
- Сейчас только, фисташек возьму.
- Да ****ый в рот,- хватаешь ты с полки пакет,- такие пойдут?
Он ничего не говорит.
- Ну вот и чудно,- швыряешь их в корзинку.- Ещё что-нибудь? Нет? Пойдём.
Касса ярко размалевана, как деревенская ****ь, сопутствующими товарами, разложенными по Фэн-шуй. Жвачки. Презервативы, тесты на беременность, батарейки, телефонные карты, девушка, которой пребывание в анабиозе нисколько не мешает в работе, зажигалки, сигареты, кофе 3в1, леденцы, стограммовые бутылочки с алкоголем, освежители дыхания. Вот только нет классического «детского орбита». Индивид может ежедневно поглощать по тысяче трупов из теленовостей, застрять на очередной ступени карьерной лестницы, смириться со своей гомосексуальностью, но вот в магазине кончилась резинка какого-то сорта и он отчётливо понимает, что мир несправедлив, причём это не сбой системы, а произвол, заложенный непосредственно в генеральный план. Именно в такие минуты, люди начинают интересоваться нелегальным рынком оружия и кустарным производством взрывчатых веществ.      
Вы идёте на «площадь славы». Передав пакет Банкиру, ты вскрываешь одну банку прямо на ходу и заливаешь дымящуюся урну своего нутра. Это почти похоже на то, что тебе было нужно. Подкуриваешь и нагоняешь товарища, который всё это время не переставал идти.
Вы больше молчите, перебрасываясь, время от времени, ничего не значащими фразами, которые не тянут на разговор. Да и зачем слова, когда есть кир.
Холодно, светло и необитаемо. Несколько человек на остановке, ждут оставшихся автобусов. Сморщиваясь от температуры, выскакивают люди из «дома радио».
Банкир ест кольца кальмара и кутается в свою куртку.
Запоздало он начинает интересоваться твоими делами.
- По-разному,- отвечаешь ты,- но всегда дурно.
Разговор не клеиться. Вы немного говорите о хоккее. Он ещё раз упоминает о свадьбе Кирилла.
- Дай бог, что б не последний,- шутишь ты, но Банкир не въезжает.
Он спрашивает о трудоустройстве.
- Я сейчас немного занят для этого,- говоришь, как на духу.
- Чем же, если не секрет?
- Кое-что пишу, осталось немного, не хотелось бы бросать.
- Писатель,- он произнёс это так, словно медленно достал слово из расщелины между зубов, и теперь с пренебрежением рассматривает его.
С детского сада по сей день, твоё окружение со всем возможным тактом внушает, что ты дебил, дурак, тормоз, идиот, имбицил. По своему они желают тебе, только добра, оберегая от губительных иллюзий. И, надо сказать, недалеки от истины. Но, видимо, ты не настолько ограничен, что бы не впадать от этого в уныние. Странно, но наибольшее горе нам доставляют именно самые близкие. Первый круг, всегда с удовольствием напомнит о прошлых неудачах и не без удовольствия предречёт будущие провалы. Вот наверно, почему народонаселение так прется от погребений, порождающих столько интенсивных и противоречивых эмоций.
С другой стороны, довольные не создают. Обезьяна, которая взяла в руки палку, была глубоко несчастна. Возможно, Адам не достаточно убедительно ответил на вопрос: «А этот фиговый лист меня не полнит, милый?»- после чего нас всех прописали в этой жопе.
У тебя нет никакого желания дискутировать о своём месте на книжных полках, тем более с человеком не осилившим и «теремок». Помимо прочего, писательство учит смирению. Когда видишь, какую убогую оболочку приобретают твои, «выдающиеся» мысли, а из неизведанных измерений вырываются строчки сильные, гармоничные и самодостаточные, как кириллица на храмовых колоколах, наполняешься короткостью.
Банкир не читал ничего из того, что ты накарябал. Ты как-то пытался дать ему пару рассказов, но он был слишком занят. Слишком занят, что б потратить сорок минут, на писанину своего друга-идиота. Да и как поверить что человек, сидящий на одной с тобой скамейке способен на нечто большее, чем блевануть себе на башмаки
- По крайней мере, мне это помогает,- говоришь, вытирая рот платком.
- В чем, например?
Сколько раз ты зарекался не вести подобных разговоров. Не утопить тебя в реке. Как тебе такой пример, дружбан? Почувствовать себя достаточно необходимым, для того, что б жить. Не использовать дробовик с тем, что б перемешаться с последнего на первый этаж родительского дома, играя в Qake 3 arena или выйти на улицу и сразиться во второй DOOM, вообще без кодов. Примеров, валом.
- Не знаю,- пожимаешь ты плечами,- лучше понимать себя.
- Ну и что же ты понял?- улыбаясь, спрашивает он.
Что тебе жалко? Скажи, что занимаешься ***той, порадуй человека. Он тебе даже пива за это купит. Ему это очень поможет, ну не капризничай. Скажи, что ты просто в очередной раз решил всех наебать, Гвоздь. Тебе ничего не стоит, а человеку радость.
- Знаешь, слова – это  мусор, хлам, отрыжка цивилизации. Афера. Но, порывшись на свалке, при способностях и усердии, вероятно, создать что-то стоящее. А иной говнюк, так зарифмует пидор и полупидор, что потом всю ночь не спишь, а в башке мысли, мысли.
- А у тебя способности или усердие.
- У меня? Я  оттачиваю своё перо об бутылки со спиртом, трамбуя свои щи в полупереваренные харчи,- выливаешь ты остатки банки в рот.- Да и что мы тут собачимся не по делу? В курсе, Кирилл женился?      
Как-то так оно обычно и происходит.
Банкир ещё немного побухтел о пользе труда. Он высказал теорию о том, что если бы вы жили в каменном веке, охота была бы вашей основной обязанностью. В современном мире ходить на службу, это как охота. То, что необходимо для выживания.
Ты хотел возразить в духе Мюнхгаузена (того самого) что спекуляция – это не совсем то, что необходимо для выживания. Однако, за этими краманьёнскими аналогиями, вдруг показалось, ты понял, что на самом деле твой друг имел в виду. Поборов желание поделиться своими соображениями ты, достал сигарету и начал терпеливо высекать огонь из замёрзшей китайской зажигалки. Захотелось остаться одному.
Почему-то вспомнилась Э.И. и её никчемушные похороны. Несколько секунд, ты размышлял не рассказать ли новость Банкиру, но передумал. В противном случае, тебе пришлось бы изображать, поддельную скорбь, в ответ на фальшивое сочувствие. 100 лет МХАТу.
- Знаешь что такое Б.С.Л.Х.С.Д.Д.
- Неа,- сказал он, разламывая фисташковый панцирь замёрзшими пальцами.
- Большая сапёрная лопата, ***ли стоишь давай, давай.
- Понятно,- говорит, Банкир, даже не улыбнувшись.- Может тебе в местный «камеди клаб» пойти.
МОЖЕТ ТЕБЕ ПОЙТИ НА ***? Вспыхнули красные неоновые буквы в твоей голове. Мимо прошагал одетый по форме служитель культа с бензопилой в левой руке и направился к лестнице рядом с вывеской «нижний храм». Площадь, которая казалось, с трудом вмещала весь жёлтый свет, вырабатываемый фонарями, напоминала умирающего от гепатита. Собор смахивал на многоярусный праздничный торт, сверкающий глазурью. Фафы нигде не было.
Напротив, лоснясь мрамором, возвышалась стела, на которой красовались увеличенные копии наград и список фамилий под ними. Славы, Трудовой славы, Гертруда, и две золотых звезды: с красной муаровой лентой и её преемница с околышком в триколлор. Золотая звезда героя России. Почти половина вручена посмертно. Статистика. Разве не в том задача государства, что б свести к минимуму необходимость героических поступков. Под медалью девять строчек из металла. Не разобрать, просто линии в темноте. Сколько из них переплавили свои жизни в 21 грамм золота. Почему для того чтоб одновременно жить и носить награду, нужно быть генералом?
Капли. По началу высыпают на брусчатке экземой, а уже через минуту покрывают её ровным слоем.
- Пойдем уже,- встаёт Банкир со скамейки и застёгивает куртку.
- Да тут по баночке осталось, не торопись,- твои то ли на половину опущенные то ли поднятые веки, начинают размазывать огни.
- По пути выпьешь,- твёрдо говорит он.
- Да нет, мужчина, я посижу ещё.
- Пойдём,- уговаривает он тебя,- заболеешь. Ему конечно просто не охота идти одному.
- Я посижу ещё,- достаешь ты из шуршащего, наполняющегося влагой пакета предпоследнюю банку.
- Ладно, давай, созвонимся,- подает он тебе руку.
- Думай обо мне, когда будешь брить ноги,- говоришь, стискивая его ладонь.
- Давай, бандит,- улыбается он, поднимает ворот, кладёт пальцы в карман, разворачивается и уходит.
Социальные отношения переходного периода.
Вы познакомились с Банкиром в 17ть и чем больше хронометража, наматывает ваше общение, тем заметней оно походит на затянувшуюся несмешную шутку. Не дружба, а непрерывный подвиг с оттенком самоистязания. Значок «за дружбу с Гвоздём 3й степени» посмертно.
Дождь усиливается, начинают вырисовываться контуры луж, из-за фонарей, вода в них похожа на мочу.
Когда открываешь последнюю банку, ты уже полностью вымок. Твои зубы выстукивают аппаратом Морзе. Надо идти. Наверное, надо? Нет сил, нет желания, ничего нет. Ты пуст. Не дотолкать до заправки. Здесь и сейчас, сидя под проливным дождём, позолоченный электрическим светом, убитый алкоголем, ты смотришь на свою жизнь со стороны и ничего не видишь. Трудно отыскать чёрную кошку в тёмной комнате, особенно если ты не знаешь, как выглядят кошки. Кажется, что заблудился, если возможно заблудиться стоя на одном месте. Сколько уже? Вот уже два года ты ничего не делаешь и, мать его, это прекрасно. Как будто вокруг темнота, тёплая темнота южной ночи с её пьянящими ароматами. Ты кричишь в неё, но слышишь лишь звук своего голоса. Иногда может показаться, что чей-то крик доноситься из темноты, время от времени может показаться всё что угодно.
Достаёшь из кармана телефон. Капли падают на экран и скатываясь, выпячивают буквы, цифры, жёлтый конверт непрочтенного сообщения. Пишет нам древесная лягушка Кермит: Михаил Шолохов «подонские рассказы».
Ты не можешь понять, находишь ли ты шутку смешной или нет, и решаешь подумать над этим завтра.
Жертвоприношение. Открываешь телефонную книгу, находишь запись «Банкир», выбираешь «удалить». Вы уверенны?- спрашивает телефон. Так ёпть,- подтверждаешь ты.
Это действие не несёт в себе и толики необратимости, при желании ты сможешь узнать его номер за 3 минуты, и всё равно тебе немного грустно. Идеальное преступление. Ты только что убил себя. Банкиру посвящается.
Ещё несколько лет он будет с помощью общей рассылки поздравлять тебя с новым годом и днём защитника отечества. Может быть даже настучит в Т9 несколько поздравлений ко дню рождения. Но однажды у него подрежут телефон или полетит симка и восстанавливая контакты он случайно забудет про тебя. Как-то так оно обычно и происходит.
Ты закрываешь глаза. Сосредоточиваешься на звуке миллионов падающих капель, немного напрягаешься и ощущаешь, как тепло, разлившись по паху, начинает течь вниз по правой ноге. Это определённо приятно, но быстро проходит и теперь, стало ещё холоднее.
Вот так и становятся отщепенцами. Сегодня ты метишь свои штаны, завтра насрёшь в рот мёртвому постовому, а послезавтра начнёшь торговать пылесосами «KIRBY». Кривая падения. Где записываться?
Пиво кончилось. Можно просидеть на этой лавке до самого утра, заработать овеянное ореолом романтики воспаление лёгких и сгореть за пять дней. Однако дело это нескорое.
От пива одно расстройство, нужно добраться до квартиры, переодеться в сухое и подлечиться.
Поднявшись со второй попытки, ты не торопясь, начал шагать по пузырящимся, будто закипающим лужам, оттенка спелой морожки. Оставшиеся сигареты отсырели и пытаясь подкурить, ты лишь разломал их, испачкав руки в табаке и бумаге. Мокрая одежда, холодом облегала тело и стягивала кожу, как заживающий шрам. От холода ломило виски. Ты шёл медленно, не существовало такого места или человека, ради которого можно было бы ускориться, кроме того, промокнуть ещё больше, ты не смог бы при всём желании.
Похмельные, без никотиновые пробуждения – неприятнейшие моменты в жизни. Отслоив слипшиеся купюры, ты засунул одну в окошко круглосуточного ларька и получив в ответ пачку сигарет, двинулся дальше.
Посмотрев на котлы, понял, что уже 20 минут как не сегодня. Точное время сделало ужасное настроение, чуть хуже. Когда часы бьют полночь, дед, что сидит на вахте превращается в сволочь и запирает калитку. Единственная функция этой преграды, омрачать твои поздние возвращения подшофе.   
Поднимая буруны, плавают туда сюда личные авто. Ты доходишь до перекрёстка. Осталось только спуститься вниз и ты внизу.
Невозможно, даже приблизительно предположить, каким бы ты вырос мудилой, если б, поступив в шестнадцать и окончив институт, начал бы прилежно считать чужие деньги с 9 до 18, с другой стороны и ты ни однажды не «русский сувенир».      
Не оставляя надежд ты четно дёргаешь вниз металлическую ручку. Выдыхаешь и цепляешься за прутья, вставляя кроссовки в бреши решётки.
Досада. Чувство, когда ты всё видишь, но не в состоянии ничего предпринять. Слышишь скрип соскальзывающей резиновой подошвы, ощущаешь нарастающее ускорение, зришь каждую неровность, стремительно приближающегося асфальта, свои выставленные вперёд руки и одновременно с глухим звуком падения, выключается свет.
Человек прямо валяющийся. Ты переворачиваешься на спину. Непосредственно над тобой какая-то из медведиц. Со стороны затягивающихся озоновых дыр, распарывая облака, к земле стремятся мириады капель. Некоторые из них бьют тебя в лицо, наполняют приоткрытый рот. Застилают глаза. Городская земля под тобой, больно впивается в тело, не желая давать тебе покой. Ты думаешь о том, что каждый следующий дождь грязнее предшественника. Ты плачешь. Если не хочешь нарваться на человеческое участие, нет ничего лучше, чем плакать в ливень.
Все предметы исчезают, а твоё тело обволакивает яркий свет.
- Эй, ты как там,- доноситься хриплый, неприятный голос, слева от тебя.
Поворачиваешь голову и видишь, порезанную решёткой синагоги грузную человеческую фигуру. Разобрать черты невозможно, из-за ксенонового фонаря, луч которого он направил тебе в лицо.
-Эй, слышишь меня,- не унимается он.
По периметру «Храма обрезания господня» установлены видеокамеры и если они ведут видеозапись, не исключено, что ребе выложит твой кульбит на Uтube.
- Всё лехайм, папаша,- задираешь ты руки к небу с отставленными в стороны большими пальцами.
- Нечего тогда разлёживаться, иди домой,- выключает он фонарь, но не двигается с места.
В такие моменты, тебя не покидает чувство, что у общества по тебе фантомные боли. Впрочем, голем прав. Время пить «херши». Ты встаёшь, делаешь несколько шагов, припадая на левую ногу. Вводишь код, распахиваешь дверь и оказываешься в парадном. Через стекло видно каморку деда, переносной черно-белый телевизор работает на первой кнопке, старая перхоть спит на диване, за твоей спиной громыхает только что закрывшаяся броня. Охрана вздрагивает во сне и переворачивается на другой бок. Оставляя за собой мокрые следы, ты преодолеваешь 6 ступенек и вызываешь лифт.
Поднимаясь на свой этаж, наблюдаешь, как вода, стекая с тебя, образует на линолеуме  грязную лужу. «Заработав тяжелейшее воспаление лёгких, захлебнулся в луже, упав с забора» - это бы вызвало фурор на краевом конкурсе некрологов.
В квартире тишина, нарушаемая лишь беспокойным храпом из родительской спальни и размеренным треском каминных часов. В предвкушении отпуска посреди прихожей стоят два чемодана, сиротливо зияющее пустыми внутренностями. Ты, стараясь не шуметь, идёшь в ванну, где с трудом отрываешь от себя прилипшую одежду и вытираешься полотенцем.
Шаришь по карманам в поиске сигарет и огня. Голый и продрогший, подхватываешь на кухне стакан и двигаешься к отцовскому бару. Не долго думая заполняешь ёмкость джином и выключив везде свет, стараясь не налететь на что-нибудь в темноте, продвигаешься в свою комнату.
Пока загружается операционная система, ты прихлёбываешь из стакана. Запах будоражит ноздри, напиток наполняет грудь теплом, а голову напрасными сожаленьями. Из правого нижнего угла экрана ч\б Эдвард Нортон, тычет розовым куском мыла. Ты открываешь папку «Моя музыка». Смотришь на её содержимое, в эту ночь оно кажется тебе лицемерным. 50 гигов, десятки тысяч файлов. Если упорно покопаться, можно найти даже японское ска, но как отыскать хоть одну песню, которую хотелось бы послушать сейчас? Либо эта не твоя музыка либо это не ты. Пустота. В отсутствие альтернатив, без охотки запускаешь последний альбом Smashing pumpkins и идёшь взбодрить стакан можжевельником.
Последняя страница набрана нелепицей на английском. Непонятно как такое могло произойти. Отличный шанс сделать лучше, чем было, если б только знать, что именно здесь написано.
Закуриваешь сигарету и зажав BackSpase наблюдаешь за исчезающими буквами. 
Какая-то високосная жизнь,- думаешь ты, анегилируя свой напрасный труд. Мысль тебе нравиться, делаешь глоток и прикидываешь, как бы её удачней разместить в текстовом документе.
Как это всё нескладно. Как бы так же стереть свою биографию и начать по новой. Умереть и воскреснуть во имя свежих косяков. Бесполезно. Вытатуировать у себя на лбу и попробовать кого-то спасти. Зря. Загнать краской под кожу виска и попытаться спасти себя. Набить голову Брюса Виллиса на груди и спасти мир. Неизбывность. Тебе нужен ещё стакан того же самого и новая татуировка.

Скорее, скорее.
Надувной матрас с визгом откатился к стене.
Да что же это. Где же это?
Судорожные, невнятные мысли летают в голове, задевая друг друга, как шарики в барабане теле лото.
- Сейчас я, уже,- скребёшь ты ламинированный паркет давно не стрижеными ногтями.
Проходит секунд 20ть упорного труда, прежде чем до тебя начинает доходить вся нелепость ситуации.
Ты поднялся, взял с клавиатуры пачку сигарет, высек огонь и впустил в себя дым.
Видимо отрубился. Ты не видел сон, ты скорее слышал его. Заглушаемые стоны и крики людей из-под твоего лежбища. Однако эти вопли шёпотом, были так правдоподобны, так пугающе реальны, что ты, не раздумывая, бросился на выручку.
То, что тебе сейчас нужно: выпить ещё стаканчик и поспать по-человечески.

Было холодно. Стало нечем дышать. Ты проснулся и увидел нависающее над тобой лицо Фафы. Из-за широко открытого рта казалось, его и без того заострившееся черты стали ещё тоньше. Работающий компьютер окрашивал большие невидящие глаза бледно-голубым. Из его сгнившей пасти, воняя солидолом, обильно капала и попадала на тебя блестящая чёрная слюна, холодная и слизкая. Ты услышал хрип. Хрип был твой.
Его холодные, руки, которые словно, состояли из одних костей, сжимали твоё горло. Ты чувствовал себя слабым и беспомощным.
Казалось все литры крови, не имея возможности циркулировать, прилили к лицу, которое раздувалось аэростатом. Ты попытался сглотнуть от ужаса, но не смог. Начало темнеть.
Сопротивляясь, ты упёрся руками в его голову, ничего подобного, с тем же успехом можно отталкивать бронзовые постаменты. Оставив попытку, ты вцепился в его хватку, без пользы пробуя просунуть свои пальцы под его.
Твоё тело, ниже шеи, металось по простыне, словно живя отдельной жизнью. Это был конец. Всё вдруг стало таким далёким. Слышно было лишь хрип и долбящиеся в стекло капли. Дико болела голова. И эта боль, вдруг взбесила тебя, она почему-то показалась такой несвоевременной, а главное несправедливой. Твои руки налились яростью (если ярость можно испытывать отдельными членами) и ты схватился за его запястья. Всё было по-старому, ты продолжал, но ничего не менялось и так прошла казалось целая вечность. Перед твоими глазами возникали, раздувались и лопались зелёные шары. И вдруг, хватка дрогнула, еле заметно, но этого было достаточно. Медленно, по миллиметру ты ослаблял его пальцы, до того момента, пока одним резким движением не разорвал их зажим.
Откатился с матраса и резко вдохнул. Тут же попытался встать на ноги, в глазах потемнело, и ты упал, попробовал подняться и упал снова.
Шатало как при качке, но ты устоял на трясущихся ногах и по стенам побрёл в удобства.
У того парня в зеркале были кровавые усы и красные как у кролика глаза. Он начал умываться. Как же страшно умирать. Как же страшно умирать. Ты дошёл до комнаты, запер её на ключ и вернулся в ванную.
Шумя и нагреваясь, текла по пластику ночная вода. Холодный кафель пола, на котором ты сидел, морозил яйца. В тот момент, когда ты смог разжать кисти Фафиных рук, ты понял, что кисти были твои. Главное не уснуть, до того как протрезвеешь. Саша стоял в пол оборота и смотрел в маленькое слуховое окошко, на его лице играла самодовольная улыбка. Поднимался пар и пахло солидолом. Как же страшно умирать.



7

Облака. Ты смотришь как гигантский кусок, изменяя очертания, перетекает всей своей пушистой тяжестью на запад. Смотришь уже часа два, сидя на балконе, закутавшись в одеяло. Он не на что толком не похож. В голове нет даже намёка на мысль, ты просто сидишь, на коврике для йоги, куришь, пьёшь био кефир и думаешь: «ОБЛАКА».
Спать ты ещё не ложился.
Ночью принял пять упаковок активированного угля и с десяток чашек чаю. Израсходовал не меньше 2х тонн воды, принимая по очереди горячие и ледяные ванны. А сейчас 18:00, каминные часы бьют шесть раз. Большая стрелка на верху, маленькая внизу, ты сидишь и думаешь: «ОБЛАКА КЛЁВЫЕ».
Примерно в полдень, твоя прямая кишка изрыгнула полный унитаз чего-то чёрного с зеленоватым оттенком. Воняло – это так, что и дерьмом не назвать. И вот ты потягиваешь кисломолочное в безуспешных попытках восстановить микрофлору. В тебе как выкопали туннель «рот-жопа», всё, что попадает в организм, тот час проситься наружу.
"Абстинентный синдром": думаешь ты умное словосочетание внутри головы. Пропаганда пугает потенциальных потребителей опиатными кумарами. Но это пустышка. Наподобие того, как человеку в состоянии гипноза, прикасаются к руке пластмассовой линейкой и говорят, что это раскалённый метал. Наверно больно, но почти безопасно.
Ужаленные умирают не от отсутствия, а от продукта. Вот на этиловых отходниках, перекинуться как не *** срать.
Там, в двух кварталах отсюда. Взмыл в небо красный шарик в форме сердца. Он поднимается всё выше и выше, трепеща на ветру золотой ленточкой. И это маленькая красная точка, как что-то единственно стоящее, на пять минут, заслоняет собой дома, облака и небо, пока не пропадает где-то в высоте.
"Экзистенциальный вакуум": думаешь ты. Ангедония. Пусто. Не так плохо физически, это пройдёт, как внутри, хотя это тоже пройдёт. Надо найти зачем и сделать что-нибудь. Докурить и начать.
Ты тушишь сигарету и поднимаешься.   
Стоя на лоджии, оглядываешь комнату. Пещера Бэтмена, ни дать ни взять. Тебе искренне не хотелось бы водить знакомство с её постояльцем. Если бы только это было возможно.
Ты скидываешь одеяло, на бурчащий холодильник, выходишь и закрываешь помещение на ключ.
В санузле ты стараешься изо всех сил, но всё что у тебя выходит, какая-то маловразумительная слизь. Ты подтираешься персикового цвета бумагой, с запахом персика. Смываешь и подходишь к зеркалу.
Твоё лицо кажется достаточно широким, но это исключительно из-за бороды. Грязно рыжей, как и волосы на голове, сальные, скатавшиеся, давно не стриженные. Твоё тело усохло и вытянулось, появились рёбра и жилы прятавшиеся раньше под небольшими жировыми запасами. Синяки, кровоподтёки, ушибы, ссадины разукрасили поверхность. Твоё отражение похоже на мученика с православного календарика.
Показываешь язык зеркалу, он чёрный и обложенный.
Ногти на твоих руках, так давно не стрижены, что начинают загибаться. Некоторые из них обломаны. Ты смотришь на них и думаешь: «НОГТИ» и «ДАВНО».
Ты включаешь воду в раковине и несколько минут смотришь на неё и думаешь «ТЕЧЁТ».
Закрываешь кран и думаешь: «НЕТ».
Долго смотришь в свои отчаянно голубые глаза.
Берёшь майку из грязного белья, заползаешь в неё и идёшь на кухню.
Мать и отец сидят за столом и смотрят новости. Ты открываешь холодильник. Наклонившись и держась правой рукой за дверцу, смотришь в жерло, ожидая, что от вида припасов захочется есть. Вид рефрижератора набитого хавкой, вводит в транс, но не вызывает голода. Из-за того, что он открыт достаточно долго, ледник начинает издавать равномерный писк. Нажимаешь кнопку на сгибе двери, агрегат замолкает, и ты продолжаешь пялиться в его недра. Краем глаза видишь, как штрихи оборачиваются, и мать что-то говорит. Её голос звучит как аудио кассета, которую зажёвывает магнитофон. Ты не спишь почти двое суток, отгораживаясь от окружающего мира намываемым с каждым часом слоем изоляции. Слова, потерявшие свою скорость в пути, долетают до тебя плохо прожёванной, размагниченной кашей. Однако ты примерно знаешь, что она сказала.
- Нет, спасибо, я просто чаю попью,- говоришь ты и идёшь к бойлеру, нажимаешь на кнопку, что б довести температуру воды до 100ни.
За спиной голос отца, более резкий, но такой же неразборчивый. В то время пока он говорит, ты доходишь до шкафа с посудой, берёшь из него чашку и возвращаешься к бойлеру. Родственник продолжает вещать, ты понимаешь значение некоторых слов. Берёшь ситечко и засыпаешь в него чёрный чай. Отец продолжает свою трескотню. Поворачиваешься, улыбаешься и изо всех сил напрягая слух, пытаешься понять, о чём он. Ты это знаешь и так, но вдруг он разучил новый номер. Просим.
- …слышишь меня? Я тебе тысячу раз говорил не брать моё спиртное. Вот как тебя оставить одного в квартире? И почему комната заперта, почему я в своём доме не могу попасть, куда мне надо? Ты знаешь, я долго могу терпеть, но моему терпенью приходит конец.
«Старую собаку, новым фокусам не обучишь». 90% грязи на руках находиться под ногтями. Наступают холода и надо срочно нарастить подкожный жир. Ну, выпустил немного джина из бутылки, не велика трагедия. Телетекстом проезжают в твоей голове мысли.
Ты наливаешь кипяток в чашку и пока он заваривается говоришь:
- Новости, при регулярном просмотре вызывают ложную уверенность, будто смотрящий, влияет на какие-то процессы. Вооружают предупреждениями. Вполне достаточно смотреть лишь итоговый выпуск, раз в неделю. Всё равно самое важное остаётся за кадром,- ты приподнимаешь ситечко над чаем, даёшь остаткам стечь, и оставляя несколько капель на столе, кладёшь на блюдце. Затем идёшь к раковине за тряпкой, в этот момент он опять спрашивает:
- Ну, так что, зачем всё-таки дверь закрываем?
Когда тебе было лет 11, вы ехали с отцом в только купленной машине. Было видно, как гордиться покупкой предок. Желая угодить ему, ты задал вопрос, начав его словами: «а в твоей машине», на что он одёрнул тебя, сказав, что машина не его, а ваша.
Ты  так же помнил, как он рылся в содержимом твоих ящиков, крича в истерике, что здесь ничего твоего нет, что всё, включая тебя, его собственность.
Твой отец ни в коем случае не лицемер. У вас всё общее, но если тебе что-то нужно, это моментально становиться только его.
Наши родители сразу рожают себе заложников. Мир болен и имя болезни стокгольмский синдром. Ты на этот журнал не подписывался. Вы не за одно.
- Любимые родственники,- говоришь ты медовым голосом,- ради вас невозможно жить, право слово. Ради вас можно только сдохнуть.
Ты берёшь чашку с чаем и выходишь с кухни, останавливаешься в дверях и не оборачиваясь говоришь,- кстати, не советую кому-нибудь оказаться на моём иждивении.
За своей спиной ты слышишь, как отец громко говорит:
- Не волнуйся об этом, сынуля.
О, нет, старый, это тебе надо об этом волноваться.

С ведром  воды, над пенной шапкой которой поднимается пар и шваброй, ты идёшь в свою комнату. Тут разве что никто говном в стены не кидался, но, судя по косвенным признакам, был недалеко от этого. Запираешь дверь изнутри, ставишь инструмент на пол и снимаешь постельное. Сдуваешь матрас и оттаскиваешь его на балкон. Плещешь водой на размазанную кровь и хлопья, включаешь компьютер. Пока он прогревается, относишь скрученное комом бельё в ванну. На кухне родители о чём-то спорят, но ты не прислушиваешься. Рядом с раковиной ты оставил кружку, прихватываешь её и тряпку для пыли.
Вода реанимирует присохшее к полу, наполняя комнату тошнотворной вонью, пока ты выбираешь музыку и пьёшь чай. Нужно что-нибудь жизнеутверждающее, а не это биполярное аффективное расстройство, широко представленное в папке «моя музыка». «Морская»? Очень даже может быть.
Ты начинаешь вытирать пыль с подоконника. В дверь стучат, ты не обращаешь на это внимания, только делаешь музыку громче.
Ибо сказано в библии: «почитай отца и мать», но тебе как-то ближе «зуб за зуб». Эту книгу писало много людей, долгое время, в ней можно найти всё что угодно, на самый взыскательный вкус. Например, найти Иисуса. Правда ты так и не смог. Этот парень, без дураков, бессменный чемпион Вифлеема по пряткам.
- Я мою полы, это не потерпит 10 минут,- кричишь ты, и стук прекращается.
Твои руки сжимающие рукоятку швабры, заметно трясутся, поры освобождают тело от влаги, солей и минеральных соединений, во рту пересохло, голова приятно кружиться.
Arbeit Macht Frei.
Примерно в это же самое время Эльвира Ивановна протягивает вахтёру сильно потёртую красную книжицу. Тот въедливо, не торопясь, проверяет своевременность взносов и не найдя нарушений, отдаёт документ, достаёт ключ, со скрипом вставляет его в замочную скважину, надавливает плечом на одну из створок райских врат и говорит обращаясь к бабке:
- Я сколько раз говорил начальству, невозможно работать, заменить бы надо, но куда там, занятые они очень, в бога душу мать.
ну то есть ты так думаешь.
Страницей журнала блестит ещё влажный пол, ты медленно, продвигаешься от окна к двери. Кропотливо вымываешь кровь из расцарапанного ночью ламината.
Северные шаманы помимо всего прочего, используют для общения с духами огненную воду. Могло ли случиться так, что ты не просто помешался, а планомерно заливаясь А. растворил на время тонкую грань между мирами? Как бы то ни было, на буз наложено эмбарго, на неопределённый срок. Это не будет похоже на прежни твои подвязки. Ты не станешь считать дни, по листам отрывного календаря. Пить умеренно не твоя сильная сторона и если не остановиться, события этой ночи повторяться вновь и возможно с более печальным результатом.
Ты переставляешь ёлку и моешь под ней. Вытираешь пыль с холодильника. На нём лежит книга Веллера «Всё о жизни». Построить храм и разрушить храм – действия с одинаковым зарядом, но разными знаками. Плюс и минус. Надо только разобраться у какого деяния какой.
Небольшая пауза между песнями, заполняется малиновым звоном бутылок. Надо понимать, родители составили их в картонные коробки и переносят в свою комнату.
Как дети, право слово.
На лоджии много мёртвых  божьих коровок. Они валяются на полу, усыхая под своей конопатой бронёй. Но кое-кто из племени ещё ползает по потолку и стенам, перебирая тощими лапками. Скоро, павшие, начинают дрейфовать в ведре с почерневшей водой.
Потерять себя и найти себя.
Тебе хочется курить, но сигареты закончились. Ты упираешься костяшками пальцев в пол и отталкиваешься от него 50т раз. Лучшее средство от желаний и любой хандры. Открываешь настежь все фрамуги, ежишься от холода, берёшь ведро, швабру и выходишь за дверь. Слышишь за своей спиной: «ведь и прыгать – не летать».

Острые горячие струи бьют тебя в тело. У тебя болят и внутренние органы и внешняя оболочка и каркас и мясо и мысли. Они болят как будто у другого человека, словно тот другой находиться с тобой в одной комнате и рассказывает о своих муках. И хоть ты можешь все их представить, почувствовать чужие страдания у тебя не выйдет.
Когда долго бодрствуешь, реальность оборачивается знакомым фильмом на незнакомом языке, без субтитров.
Надпись на синем флаконе, который ты держишь в своих руках, заявляет на английском языке, что это не только гель для душа и шампунь, но и крем для бритья. Вот тебе и будущее, само и на лыжах. Все счастливы.
Любопытно, какие шампуни будут, через 50 лет? Хотя нет.
Поворачиваешь до упора регулятор температуры воды.
Тебе замораживают мозг и рассыпаясь на капли впиваются в тело ледяные иглы. Ты стоишь под душем до тех пор, пока боль не становиться невыносимой. А после стоишь ещё.
Ты завинчиваешь кран и обхватываешь голову руками, широко открыв рот в беззвучном крике.
У зеркала, обмотанный белым махровым полотенцем, ты так и не можешь узнать своё отражение.

Ты заходишь на кухню одетый в чистое. Мать смотрит на тебя и ничего не говоря, возвращается к мытью посуды. Видимо это бойкот. Открываешь холодильник. Продолжительное отсутствие сна притупляет, чувство голода, но тебе необходимы килоджоули.
- Там салата немного осталось с крабами, доедай.
Звуки, звеня как на морозе, легко долетают до тебя, но ты ещё долго ищешь смысл в услышанном. Обнаружив его, берёшь миску, хлопаешь дверью, подхватываешь вилку и садишься за стол. Ты никогда не любил крабов.
- Ты почему, мерзавец, так с отцом разговаривал?- не отрываясь от своего занятия спрашивает она.
Разглядываешь её спину, жировые отложения на боках, загрубевшие пятки, крабовое мясо с налипшей на него кукурузой, нанизанное на вилку.
- А?- не унимается Мать.
- Я, как и весь цивилизованный мир, не веду переговоров с террористами,- отвечаешь ты жуя.
- Это мы террористы?- поворачивается она, подходит, и садиться на соседний стул,- это мы террористы?- повторяет она свой вопрос,- это ты нас постоянно терроризируешь.
- Не люблю я крабов.
- Ну не ешь.
- Всё равно,- говоришь ты, тщательно и по долгу пережевывая немного резиновую плоть.
- Хочешь я тебе, просто помидоров огурцов нарежу.
- Нет спасибо.
Тут она, как будто внезапно вспомнив, начинает нудное перечисление оставленных тебе продуктов с акцентированием внимания, на сроках их годности. Ты делаешь вид, что слушаешь. У тебя не настолько развита сила воли, что б посреди города, с деньгами и полными закромами умереть от голода.
- Там, говядины кусок,- говорит она,- хочешь, я тебе сварю что-нибудь?
- Я, сам.
- А, умеешь?
- Справлюсь, Мам.
- Знаю, ты у меня мальчик самостоятельный,- гладит она тебя по волосам, тебе не нравиться физический контакт с другими людьми, но ты терпишь и не отстраняешь её руку.
- Стараемся.
- Сколько тебе денег оставить?
- Без разницы.
Ледник, забит, сигареты и алкоголь тебе не нужны, а других крупных трат у тебя нет и не предвидеться.
- Две тысячи хватит?
- Более чем.
- Воды почти не осталось, купи и помоешь полы к нашему приезду.
- Ещё что-нибудь?
- Огромная просьба, чтоб квартира осталась в том же виде.
- И по возможности на том же месте.
- Постарайся,- улыбается она.
- Всё от меня зависящее.
Мать снова гладит твои волосы. Видно, что её мысли сейчас далеко, она убирает руку и говорит:
- И займись, наконец делом.
- Наше дело – не обделаться.
- Тебе отец говорил? Смотри, он не шутит.
- А смешно и не было.
- Ой Саша, Саш,- вздыхает мать,- ты вот кстати на отца бочку катишь, а даже не представляешь насколько вы похожи, так со стороны посмотреть. Он кстати тоже крабов не любит, ну ладно ешь,- говорит она, вытирает руки полотенцем и выходит из кухни.

Тошнота. Тебя рвёт в унитаз только что съеденным салатом и выпитым чаем. Ты поднимаешься с колен, смываешь, полощешь полость «лесным бальзамом» и идёшь в свою комнату.
Ты закрываешь окна и наполняешь матрас свежим воздухом с запахом жидкости для мытья полов. В кладовке ты берёшь комплект чистого постельного белья.
От затянутого бодрствования изменяется всё, даже тактильные ощущения. С кистей будто снята кожа и расстилая белоснежные хрустящие простыни, ты чувствуешь каждую благоухающую «полевыми цветами» нитку, обнажённым мясом. Это приятно.
Ложе смориться чертовски соблазнительно. Оно слепит своей белизной, как арктические льды, хочется упасть в его прохладу и зарыться ноздрями в чистый, мягкий хлопок. Ты преодолеваешь искушение, выключаешь компьютер и выходишь из комнаты.

Ты выблевал немного риса, когда "пусть говорил" Малахов и сейчас, в 22а, полтора яйца всмятку. Желудок упорно отторгает всё кроме жидкостей, но всё равно каждый раз крошечные частички еды остаются в организме. Ожить. Это лишь вопрос времени.
На столе, в блюдце, среди коричневых в крапинку осколков скорлупы, завалившись на бок, лежит недоеденное яйцо.
Ты берёшь эту конструкцию и сметаешь в пакет с мусором, кальций и белок. В блокадном Ленинграде за такое съедали на месте, без суда и следствия.
Родители спят.
Завариваешь чай, по телевизору «Симпсоны».
Барту всегда будет 10 лет, а Лиза до сих пор мечтает о пони. Разве что раньше серию не прерывали два рекламных блока.
ты переключаешь канал
Новости. Незалежные опять ведут разведку полезных ископаемых в нашем газопроводе.
ты переключаешь канал
"Спокойной ночи малыши"
- Слышь, Степашич, а чё это за жирная овца тут отсвечивает?
- (Шёпотом) Заткнись, свинья тупая, это дочка Михалкова.
- А, бля, бля, тё, а тётя Аня, выньте руку из моей попы, аааааааа, помогите, милиция...
размешиваешь мёд в чае и переключаешь канал.
Здравствуйте. В эфире передача самый умный конеёб. И я её ведущая Тина Конделаки.
переключаешь канал
Новости. Какие-то бедуины сжигают простыню, с криво нарисованными звёздами и полосами. Американские флаги, всяко, шьются в Китае.
Дабы уйти от налогов, под видом гуманитарки "от дальнего востока ближнему", организовать экспорт, открыть сеть магазинчиков. "Джихад и сопутствующие товары". Удовольствие не из дешевых, но всем аулом скинуться по динару, вполне реально. В СМИ вид будет более достойный. А, своими действиями, американская администрация, даст заработать на хлебушек с икорочкой. Надо будет бизнес-план начертить.
переключаешь канал
Новости. Евгений Евтушенко в канареечном пиджаке рассказывает о чём-то. Надо же ещё коптит, ты думал умер давно, как Чеви Чейз. "Советский цирк умеет делать чудеса."
переключаешь канал
Шагает по станице бодрая 3D MAXовская сарделька. Голос за кадром: "на здоровье ешьте мясо, не приезжее, а наше". Гениально. Каннские львы . Жури будет рыдать. От счастья. И просить ещё про гражданскую войну.
переключаешь канал
Где музыка на музыкальных каналах? Где про зонтик?
Анжелина Джоли больше не самая сексуальная женщина планеты. Вот у них с Питом интересно всё серьёзно или просто: Вы самая сексуальная. Я чертовски самый сексуальный. Давайте усыновим Лихтенштейн.
переключаешь канал
Перхоть опять наступает по всем фронтам. Тяжёлая и кровопролитная война идёт без малого 20ть лет, враг силён и коварен. Говорить о окончательной победе пока рано. Как же нам под руководством этих фармацевтов победить рак или СПИД?
переключаешь канал
Анжелина вновь не самая сексуальная. Да что ж такое?
В спальне плотно задёрнуты гардины. По небольшому ареолу света, что обрамляет их контур, можно понять что за окном прекрасный солнечный день. У большой кровати с балдахином смятая газета, перевёрнутый поднос с завтраком. По ворсу ковра растекается желток, на белой салфетке пятно от кофе, невдалеке застыли тосты, будто пытались отползти от места аварии, но умерли от ран и ожогов. Накрывшись вазочкой спрятался персиковый конфитюр и теперь, вылезает из расколотого края, проверить всё ли в порядке.
На кровати женщина, её лицо зарылось в подушку, всё её тело сотрясают рыдания.
Открывается дверь, входит мужчина, его бёдра обёрнуты белым полотенцем, он подходит к окну, одним движением распахивает шторы, щуриться от света, подходит к большому зеркалу на стене, придирчиво разглядывать своё лицо, вытягивает шею, так что между подбородком и амальгамой остаётся несколько сантиметров и начинает выдавливать прыщ. Закончив он вытирает пальцы об полотенце и тут замечает в отражение разбросанную по полу еду. Он поворачивается разглядывает ковёр, после кровать и спину женщины, зажмуривается, опускает голову, несколько раз качает ей из стороны в сторону и произносит одними губами: "Заебала". Осторожно, смотря себе под ноги, он продвигается к кровати, садиться на край, гладит женщину по трясущемуся плечу и говорит нежно:
- Кто обидел мою девочку, на этот раз?
Она поворачивается и садиться на кровать, её лицо опухло от слёз, голос дрожит.
- Они.
- Ну иди сюда,- обнимает он её, гладя при этом по спине.
- Они больше не считаю меня сексуальной, Брэд.
- Кто детка?
- Люди, Брэд.
- Какие люди?
Она отстраняется руками и грозно смотрит на него.
- Пит, я не пойму, ты тупой, или стебёшься, люди, ****ь, из "People".
- Да кто это читает,- гладит он её ногу,- Энджи, ты для меня всегда будешь самая сексуальная.
- Честно, честно,- оттаивает она, улыбается и шмыгает носом.
- Ну конечно глупенькая. Давай приведешь себя в порядок, спустишься и мы позавтракаем все в месте. Ты, я и Лихтенштейн.
- О, Бред...не сиди пожалуйста в мокром полотенце на шёлковой простыне.
переключаешь канал.
Митхун Чакраборти вручает Чаку Норису специальный приз ММКФ, за вклад в киноискусство.
переключаешь канал.
"А вы знаете что более 80% бактерий скапливаются не на зубах?" Опять мы что то делали не так.
переключаешь канал
Дом-2. И после этого кто-то смеет утверждать что бог - не есть любовь?
переключаешь канал
Героин убивает. И тут неправда. Убивает всё, включая и то что делает нас сильнее. Чебурек убивает. Причём как потребителя так и кошку. Давайте схемы, графики, таблицы, статистику. Не надо голословных обвинений, давайте информацию. Где, почём, сколько вешать в граммах? Как растянуть удовольствие, что б убивало максимально долго.
Ты пробовал героин один раз в жизни. В двухместной комнате питерской общаги, куда зашёл за конспектами. Парню принесли его чек и он предложил тебе половину. Это было не самое умное что ты делал в жизни. Но в 16 лет ты принципиально не делал умных вещей. От порошка втянутого через мелкую засаленную купюру, в носоглотке застряла лекарственная горечь.
Ты сидел и ждал, ничего не происходило. Прошло минут десять, тебе надоело, попрощался и вышел. Доехал до метро на трамвае, сунул грязный жетон в турникет и встал на эскалатор. В Ленинграде самое глубокое метро в мире, эта станция была одна из глубочайших в Ленинграде. Субботний, пасмурный день вот-вот должен был закончиться, в этом длинном неуютном тоннеле не было больше никого. И в какой то момент ты обратил внимание на то что улыбаешься. Тебе было очень хорошо, все проблемы отошли на задний план. Это было похоже на счастье, не на щенячью эйфорию, а на тихое размеренное счастье. Больше всего тебя удивило, что подобный эффект можно вызвать медикаментозно. Химзащита. Синтезированный Буддизм. Ты тяжело опустился на сиденье в ободранном заплёванном вагоне и ощущая приятное растущее из тела тепло, поехал туда, куда Иосиф Бродский ходил умирать. "солнце на спицах синева над головой, ветер нам в лица обгоняет шар земной, ветры и вёрсты убегающие в даль. Сядешь. и просто нажимаешь на педаль".
Когда ты вышел на своей станции, всё прошло. Ты закурил и твёрдо решил, больше не трогать эту дрянь, уж больно хороша. Если бы тот парень знал на перёд, что ты поступишь подобным образом, на вряд ли он стал бы делиться.
Конечно, любой джанк только фыркнет в ответ на эту историю, дескать ты вместо тёплой булки лишь понюхал хлеба, пусть так, зато и расплатился за это исключительно звоном монет. Без веских причин не надо взваливать на себя, то с чем не сможешь совладать.
С тех пор как бы близко ты не оказывался  с порошком, внутрь он не попадал.
Однако в данный момент, осознанный контроль за счастьем кажется тебе вполне приемлемым. Чарли Паркер и фабрика по производству героина. Тут под боком "золотой треугольник", да и граница с Казахстаном не в другой стране. Взять кредит, на организацию тоталитарной секты, финансовое стимулирование деструктивного культа, одним словом, на развитие малого бизнеса. С другой стороны, зачем мудрить, закрома Аптек так и ломятся от склянок, нужен только подход. Интересно, сколько нужно грамм, что б со временем отказаться от набившей оскомину привычки дышать?
Вмазанный Берроуз мог часами смотреть на собственный ботинок. Судя по его книгам, они в основном и написаны тем самым ботинком, за которым так любил наблюдать классик. С другой стороны человек создан для счастья, как индюк для кегельбана.
переключаешь канал
"Папины дочки". Нет не одной причины, что б это мыло не шло ещё лет 15ть. Только нужно сменить жанр с комедии ситуаций, на остро социальную драму. Всё равно шутки не смешные. Человек начинает стареть в 25ть лет. Ты не прочь состариться рядом с пятью чарующими женщинами, которых к тому же можно выключить одной кнопкой.
Население будет обсуждать, осуждать, плакать, смеяться и посылать тёплые вещи на Шаболовку 38. Событиями в семье Васнецовых мы будем ставить зарубки в своих жизнях, как раньше повышениями цен на водку.
- А это когда было то, напомни?
- Тогда ещё:
Галина Сергеевна лишилась девственности с Полежайкиным или
Женя объявила семье, что лесбиянка или
Страна затаив дыхание наблюдала за первыми месячными Пуговки или
Маша сделала третий аборт или
Даша подсела на транки или
когда во время отпевания бабушки в прямом эфире, толпа фанатов задавила то ли 20ть, то ли 30 человек или
Мы из поколения мужчин посмотревших "Бойцовский клуб", помогут ли "Папины дочки" в решении наших проблем?
переключаешь канал
"Устали бороться с лишним весом?" Тогда заканчивайте набивать говнобаки. Пока вы покупаете новый тренажёр, каждый шестой на шарике медленно умирает от голода.
переключаешь канал
Почему в программе "тачку на прокачку" дрова всегда валяются во дворе, а дверь открывает строго хозяин чумовоза, если X-ZIBIT, неизменно заявляется без предупреждения?
переключаешь канал
Местные новости. Интервью. Женщина с каскадом подбородков, подпоясанных золотой цепью, рассказывает об новых услугах своей клининговой компании. В титрах рядом с её фамилией написано: "бизнес леди". Что народ смешить, пишите честно: "барыга баба". И пусть она лучше расскажет где простая кухарка детдома, взяла начальный капитал для развития своего преуспевающего бизнеса.
переключаешь канал
"Счастливы вместе". Оригинал смотрелся лучше. Несмотря на гротеск, помогала иностранная речь вылезающая из-под дубляжа, смех за кадром был приемлем и даже самые высосанные из пальца ситуации смешили, потому что хрен знает как у них там принято на алабамщине. Жизнь же Екатеринбурга легко представить себе живя в любой точке России. Из-за этого "СВ" выглядят монгольской копией, китайской дешёвой подделки. Единственно дочура у нас конечно краше. Не вопрос.
переключаешь канал.
Смеющийся сектант - плохой знак. Они всегда улыбаются, но если ребят начинает так колбасить, жди теракта или массового самоубийства.
переключаешь сразу все религиозные каналы.
"НАША RUSSIA "является многонациональным государством шовинистов. Два гастрабайтера осваивающие второй язык главная хохма страны, с трудом говорящей на  родном.
События в Беслане не называют иначе как трагедией. Почему-то не признавая простого факта, не случись она, через 10 лет подросшие и избежавшие смерти дети заполнили бы русские города, не слыша в след ничего кроме: "понаехали твари черножопые, не продохнуть".
Наша Раша так встрепенулась потому, что трудно оставаться безучастным когда с улицы доносятся разрывы гранат, а липкий страх тяжёлым деревянным прикладом стучит в твою дверь. Что-то случилось совсем рядом и могло произойти в любой другой школе.
Все переживали за свои фьючерсы.
А террористы, они что действительно думали что мёртвые дети помогут им завершить эту маленькую победоносную войну которую империя ведёт уже больше двухсот лет?
Девиз миротворца: "бабы ещё нарожают".
переключаешь канал
Лестерман. Странно, у человека столько понтов и всего одна майка.
переключаешь канал
Мыло Dove. И ты спокоен как удав.
переключаешь канал обратно
Павел "Снежок" Воля. К нему в очередь выстраиваются люди чаще известные, реже талантливые. Что б с 22х до 22:15 получить свой персональный плевок в лицо от артиста. Снежок - это в честь акулы из "Эйса Вентуры" или парня из "Клерков", который любил после проделанной филяции целоваться с миньетчецей, что б чувствовать во рту собственную сперму?
переключаешь канал      
Не затыкающаяся не на секунду девушка с большой грудью предлагает отгадать за деньги слово "одуванчик". Твой взгляд застыл на декольте. Откуда у честного человека столько? Если приманка так бесхитростна, а задача элементарна, скорее всего сорвать банк невозможно.
переключаешь канал   
Оппозиция выступает. Любишь, сил нет. Они как опасные хищники выращенные в неволе. Вид грозный, но такие лапочки, так и хочется зайти в вольер и почесать им мохнатые пузики.
- Мы горячо поддерживаем последние решение президента, как и предшествующие и я, э мы надеемся последующие. Но в целом я против. Мы негодуем.
Где здоровая конкуренция, где антимонопольный комитет? При таком положении дел власть думает не о народе, а лишь об удержании своих позиций.
Россияне, забыли, суки, как в 33м траву жрали? Не пришлось бы вспоминать, на практике.
переключаешь канал
Концерт Аврил Лавин в Корее. То что надо.

Перед тобой играет припев песни Nobodes home. Где-то в темноте, за твоей спиной обрушивается водопадом вода из бочка. Ты слышишь тяжёлые, гулкие, приближающиеся, медленные шаги.
Идёт каменный гость/Ему Гвоздь - в горле кость/Он видит насквозь/Хоть бы всё обошлось
Отдираемой присоской открывается холодильник. Стучат друг об друга банки и бутылки, стоящие в полках на двери. Судя по звукам человеческое тело, высасывает жидкость из тетра пакета.
"Важнее казаться, чем быть"- говаривал старый ковбой Рональд Рейган. Ты оборачиваешься. За раскрытой дверью рефрижератора стоит твой отец. Он голый волосы на его груди седые, с края его рта стекает похожая на искусственную кровь, струйка томатного сока.
Когда тебе было 8 лет. Ты увидел как погибла собака. Ты, родственник и ещё несколько человек, были на зимней рыбалке, ловили крабов. У водителя была лайка. Что-то типично Лондоновское, то ли Клык, то ли Джек. Красивый, ласковый пёс. Он прыгнул за чайкой и упал с утеса. Полёт и приземление, смотрелись крайне нелепо и неестественно. Ледяные надолбы у основания скалы полностью разворотили морду то ли Джеку, толи Клыку.
Когда ты шёл сказать об этом взрослым, ты пытался заплакать, было сложно, но идти было прилично, было холодно и наконец у тебя получилось. Тебе не нужна была жалость. Ты просто подумал что это нормально и выглядит естественно, когда 8ми летний пацан плачет от вида мёртвой собаки.
- Отец, ты не серчай на дурака,- говоришь ты,- у меня были просто ужасные несколько дней.
Он ничего не говоря кивает головой, закрывает холодильник и выходит из кухни.
Его тело, засасываемое в темноту коридора, оно смориться несообразно, словно старый примерил костюм на несколько размеров больше. 
Ощущаешь себя оплеванным. Ты извинился не для того что б чувствовать себя не плохо, а для того что б он почувствовал себя лучше. На самом деле, то чего бы тебе действительно хотелось - это дойти до камина взять кочергу и (ты не помнишь на каком колене была у отца операция) вмазать ему по обоим чашечкам. Легонько, не до травмы, но так чтоб он весь отпуск, при каждом шаге вспоминал о старшем сыне. Новый замок до завтра врезать не успеют, правда пришлось бы гулять до утра.
Тот водитель, сделал из шкуры своей собаки симпатичный половичёк¬.
Телевидение грузит, выключаешь приёмник. В кладовке, осматривая корешки своих старых книг, ты останавливаешься на Мураками. Харуки. "Денс, Денс, Денс". У тебя точно были и "69" Рю и "Охота на овец", но найти ты их не можешь. Берёшь первый том, чёрный с маской на обложке, включаешь на компьютере Баха и читаешь до утра.
Кое-где в книге, на сгибе между страницами, лежит спрессованный годами, сигаретный пепел. Пепел Мураками. Это из-за твоей давней привычки читать, курить и восседать на белом троне.

После полутора часов наполненных обычными звуками пробуждения: шумом воды в ванных, громыханием посуды, кипением чайника, криками:"где паспорта и билеты". Дверь в комнату приоткрылась, в образовавшемся пространстве возникла голова твоей матери:
- Саш, пойди проводи нас.
Ты отложил, практически перелистанную книгу и поднялся с матраса.
Пока вы втроем сидели на дорожку, отец высказывал тебе свои запоздалые пожелания:
не устраивать притон, не устраивать наркопритон, не водить ****ей и не курить в квартире.
- Там, у бабушки в комнате, за дверью в коробках, я собрала, отнесёшь на помойку, хорошо?- спрашивает мать.
Ты киваешь.
- В путь,- хлопает старый себя двумя ладонями по коленкам и поднимается с чемодана. Ты обнимаешься с матерью. Жмёшь отцу руку, в его синих добрых глазах читается: отлучу, прокляну и отпою. По годам он вполне мог бы служить в Праге, разлива 68 года, но в то время учился в институте. А что бы остановило тебя?
Ждёшь пока за ними, со скрежетом, закроется дверь лифта, со звоном и дребезжанием закрываешь входную. Наконец-то. Слава, ****ь, авиаперевозчикам.
В книге, которую ты читал всю ночь, нужно победить ещё страниц 20ть. Но ты не будешь этого делать, закрываешь её вместе со всем пеплом, несёшь обратно в кладовую и возлагаешь на второй том, оранжевого цвета. Мы так не танцуем.
Кухня. Запахи яичницы, тостов и кофе, вызывают рвотные спазмы.
Нормальной воды в доме, на четверть стакана. Хлор разрушает печень и центральную нервную систему. Почти как алкоголь, только не вставляет. Ближайшие магазины пока закрыты. И чёрт бы с печенью, если б от этой влаги в полости не оставался такой мерзкий привкус.
В большую кастрюлю, заливаешь три литра молока, ставишь на самый маленький огонь и сыпешь вдогонку добрую пригоршню чёрного чая. Важно не пропустить момент когда молоко начнёт закипать и снять ёмкость с плиты, посему в комнате ты берёшь ноутбук и несёшь на кухню.
Повествование закончено. Ты открыл компьютер, перечитал последние 40 страниц и понял, повествование закончено. История которую ты хотел поведать, рассказана. Ты смотришь даты, начала и изменения документов, они ни о чём тебе не говорят.
Если все книги написаны ни кем, то эта особенно.
Молоко начинает закипать, снимаешь его с конфорки цедишь через ситечко пол-литровую пивную кружку, ставишь её на стол и начинаешь читать с самого начала. Из-за голодания и отсутствия сна, ты пышешь энергией, как 4й энергоблок. Прочитать, отредактировать, а после, отдохнув как следует прочитать вновь.

На клавиатуре не работала треть кнопок с буквами и курсор против воли седока всё норовил то поскакать в бок, то стремглав умчаться вниз. Только теперь ты заметил как панель блестела разводами и пахла джином. Ты постоянно проливал на неё что-нибудь спиртосодержащее и она уже не первый раз выходила из строя, однако именно сейчас это было крайне некстати.
На столе, раскрытая, обложкой вверх лежит книга "домашний лечебник". Якобы случайно открытая на главе: алкоголизм.
Крупным шрифтом выделен продукт, за ним идёт описание применения. Взгляд спускается по странице: Белена, Гриб-навозник, Копытень, Клоп зеленый, Мумие, Нашатырный спирт, Полынь горькая, Скипидар. Составители книги видно всем своим добрым сердцем ненавидят алкоголь в человеке.
Зато, например,"Усиление тонуса матки":Земляника, Калина, Скорлупа куриных яиц.
На последней странице вклейка с опечатками, которые называются почему-то "дополнения".
4). На стр.436 в рецепте "Водка, мед, петушиная кровь" вместо слов "...ослиной колючки" читать "...карганы гривастой "верблюжьей колючки)".
Издательство "voodoo people".
Тебе срочно нужна квалифицированная техпомощь, как раз для этого существуют люди, которые никогда не выключают телефон. Они ждут когда среди ночи, раздастся звонок и незнакомый голос скажет, что случилась беда. Пассажиры никогда не гасящие трубы подсознательно жаждут неудач, поскольку чудес не бывает. Батырыч, один из них.
Играет "The Air Near My Fingers" WS. Перелистывая наугад рецепты от веснушек, глаукомы, бесплодия и косоглазия ты, поглядывая на часы, ждёшь 8ми утра.
- Проснись и пой, пляши, показывай фокусы.
- Доброе утро, Саша,- слышишь ты его вполне бодрый голос.
- Что делаешь?
- В пробке стою.
- Да, ты ранний птах.
- Работа. А ты что звонишь в такую рань?
- Я хочу пригласить тебя на обед, в связи с тем что опять залил кнопки.
- Саша, сколько можно? Пойди купи себе выносную, они не дорого стоят.
- А как же тогда я приглашу тебя на обед?
- Пригласи просто так.
- Приглашаю и раз ты всё равно придёшь захвати с собой, карандаш для восстановления дорожек.
- Ладно, я позвоню.
- Тогда не прощаемся.
- Не прощаемся,- подтверждает он, сквозь звук клаксона и обрывает связь.
Если сегодня он не приедет, то заскочит на днях, а это будет намного быстрее чем нести киборга в сервисный центр. К тому же починка не будет стоить тебе денег. Даже если ты предложишь, Батырыч откажется. Ты как бы выписываешь ему купон на услугу. Заранее зная что это будет что-то неизмеримо большее, вроде затаскивания пианино на 15й этаж. Платёжеспособность - главная добродетель цивилизованного общества. Люди способны быть бескорыстными, но не бесплатно.
Ты бодр и полон сил, ты раскачиваешься на стуле и обдумывая возможности их приложения. Вспоминаешь просьбу матери, наливаешь себе ещё кружку того же самого и идёшь в комнату Э.И.
Здесь до сих пор пахнет ей, успокаивающий, немного затхлый, запах старых вещей, советской пудры и духов "Красная Москва". По всем стенам стеллажи, от пола до самого потолка. Они туго забитые книгами, каждая из которых в целлофановой обложке, для школьных тетрадей (цена 2е копейки). Чуть за восемь, но из-за штор кажется, что время послеобеденное, так и тянет ослабить ремень и прилечь минут на 20ть.
Проходя от двери к окну, не вынимая из паза не одного тома, ты касаешься пальцами, защищённых корешков. Разворачиваешься и видишь прямо за дверью, коробки, уложенные одна на другую.
Газеты тридцатилетней давности, швейная машинка, деревянные катушки с полуистлевшими нитками и вовсе без них, обрезки ткани, шнурки без пары, резинки и тесёмки, поломанные карандаши, верхонки, пустые банки из под детского питания. Содержимое остальных коробок ты смотреть не стал.
Старики нуждаются в вещах, если они не накапливают их за жизнь, то начинают таскать с помоек и свалок, ведь вещи это единственное доказательство, что они когда-то жили, пытались, верили. Маленькие, персональные пирамидки из хлама. Которые перекочевывая на свалки, образую пирамиды побольше, а те в свою очередь расползаются по планете, пытаясь сомкнуться словно пальцы, образовав тем самым великую пирамиду неизвестному потребителю.
Старики - соль земли. Та самая соль, которой захватчики посыпали распаханный Карфаген, что б более ничего не росло, на этой проклятой земле.
Ты ставишь кружку на стул и по одной начинаешь относить коробки в прихожую. закончив с последней возвращаешься в комнату, проверить не осталось ли чего.
На полу бородой вверх, лежит знакомый портрет. Первая "Х", по середине "У", заканчивается на "Й".
Ты переворачиваешь его и читаешь на обратной стороне.
Эрнест Хемингуэй
Комбинат изопродукции №1
Художественная репродукция
на ткани, на картоне.
Артикул 121-716    Цена 2р. 20к.
Не дочитывая до конца переворачиваешь аверсом.
Папаша Хем, самый меткий нобелевский лауреат по литературе. Как там у него: "Нас ебут, а мы крепчаем". В оригинале чуть по другому: дескать все ломаются, но там где перелом срастается, становиться только крепче. Однако ты всегда был за краткость.
Ты обращаешь внимание на его кисть, она длинная и изящная. Кисть скорее пианиста, нежели боксёра.
Эрнест в порядке, правда тебе всегда больше нравился Ремарк, если их можно сравнивать. Эта мысль цепляет за собой следующую, ты не имеешь не малейшего представления о том какой из себя Эрих Мария, хотя и прочитал с десяток его книг. Если навскидку то, он писатель, он мужчина, он немец и он давно мёртв.
Зато, ты знаешь как выглядят авторы, книг которые ты даже не держал в руках. Неизменная обойма в кабинете литературы, висящая прямо над болотной, трёхстворчатой доской.
В школе ты не прочёл ни одной книги. Лень и антагонизм - мощное сочетание. Даже если б в программе был Паланик, ты б не рванул в библиотеку.
Берёшь со стула кружку с остывшим молоком и относишь Хэма в кладовую, ту что больше. Не вытаскивая из своего рюкзака носков и нижнего белья, пробуешь засунуть туда репродукцию. Она помещается с лёгкостью, но вот застигнуть никак не получается, была бы она на пару сантиметров меньше, всё прошло бы как по маслу. И это при том что в твой сидр с лёгкостью вмещается полтора ящика пива и пакетик сухариков.
- Что ж, Эрнест, не судьба,- вынимаешь ты картон из рюкзака и думая куда его пристроить, видишь под рядами развешанной одежды, несколько коробок от бумаги для принтера и два больших пакета. Ты знаешь что в них.
Садишься по-турецки, прислоняешь Хемингуэя к стенке и пододвигаешь к себе одну из коробок. В ней, под крышкой, расфасованное тематически и хронологически, слипаются от патоки задокументированные  фрагменты человеческих жизней.
Чёрно белые, сложенные в пакеты, плохо проявленные, тебя не волнуют. Тебя интересуют пухлые тома, на обложках которых, пошлые цветы, растиражированные дети, безликие пожелания
Без эмоций, особо не разглядывая, ты вынимаешь из прозрачных кармашков или срывая плёнку подцепляешь прилипшие к страницам снимки. Поларойдные и кодаковские. На них тебе примерно между 12 и 16тью.
Находишь несколько худеньких папочек " Я и мой класс". На выброс, даже не раскрывая.
Ты отбросил уже сотни полторы карточек, но ни на одной ты не улыбаешься. Безнадёжно угрюмый покемон - космонавт. Даже на этой. На ней ты сама бодрость, твои погоны украшают новенькие, отражающие солнце, лычки младшего сержанта. Плох тот мазохист, что не мечтает стать садистом. "А на берете на твоём серп и молот и звезда. Как это трогательно: серп и молот и звезда." Откуда это здесь? Отдираешь снимок и кидаешь к остальным.
В следующей коробке, поверх пакетов и альбомов, лежит фотопортрет, примерно в два раза меньше Хемовского и без бороды. На нём тебе лет 6ть - последний год в детском саду. Провести в нём ещё год ты наотрез отказался и хоть в школе было тоже погано, но как говориться: раньше сядешь, раньше выйдешь.
Видно как измята ткань, служащая фоном. Снимок ретушировали вручную. Прозрачный пластик, неплотно прилегающий к изображению, заметно сколько на нём царапин и потёртостей. На белой рубашке, капля какого-то реактива, небольшая со спичечную головку, цвета засыхающей крови, в аккурат там где сердце. А кроме того, по прошествии стольких лет, кристально ясно, что это не портрет, это натюрморт. Свежая вырезка.
- На болт из племенной,- говоришь ты и кидаешь к остальным.
Действия принимают характер автоматизма, ты больше не разглядываешь снимки. Видишь своё изображение, бликующее глянцем и бросаешь в кучу. Delete, Delete, Delete. Забытого себя. Такого, каким тебе уже не стать. Готового верить, любить, ошибаться и начинать вновь. Состарившегося к 25и, одряхлевшего духом. До краёв залитого ненавистью и бессилием. Удалить из папки "Моя жизнь".
Ты разрываешь узлы на непрозрачном целлофановом пакете. В нём несколько десятков глянцевых журналов. Да прибудет с тобой сила сопротивления.
На юбилейном (шесть лет вырубаем леса), надпись оранжевым: ЗАВТРА ПРЕНАДЛЕЖИТ НАМ.
Не читая, ты пролистываешь журнал за журналом. Тебе представляется скопление людей тычущее указательными пальцами в небо.
Имена лиц на обложках, спустя пять лет не вспомнить и под дулом пистолета. Читаешь рассказ Стогова "Порно".
С ноября 95 года вышло чуть больше 100 номеров, из них ты прочёл примерно половину. Ты покупал их в киосках, брал у знакомых, в одно время даже оформил подписку на полгода. Гигабайты информации, а единственное что тебе запомнилось - письмо одного читателя или одной читательницы.
В тот день, после недельной погони, тебя всё таки настигло жуткое похмелье. Ты лежал в наполняющейся ванной и дочитывал короткое интервью на последней странице. Журнал закончился. Смотреть на осыпающуюся штукатурку было скучно, вылизать из резервуара за другим чтивом холодно. Отмотав несколько разворотов с рекламой и оглавление ты 1й раз  в своей жизни прочитал письмо главного редактора. Потом письмо награждённое туалетной водой. В нём человек писал о ненависти к своей жизни и городу приговорившему его к ней. Он писал о холоде мира. "Я стараюсь больше спать что б жизнь прошла быстрее"- написал он.
Город из которого отправили письмо и город твоего рождения совпадали. Если первой написать фамилию, а за ней имя, инициалы совпадали. В том населённом пункте ты не жил уже год, кинул журнал на крышку унитаза и занырнул с головой под воду.

На последней странице, под портретом  che guevara, слоган: свобода слова за 70 у.е., и  еле заметная сноска "без учёта НДС".
Листая очередной номер, рядом со шкалой модно немодно, ты нашёл вложенную фотографию и буклет от диска.
Самым модным в том месяце оказались видеопрокаты, наиболее отталкивающим арабы. Между ними была пропасть с Кайли Миног, Петром Мамоновым и "Новым" русским роком.
"Я любил одну даму, но её раздавил экскаватор". Ты смотришь на фото и ты растерян. Среди смятения чувств тебе сложно выделить какое-то одно. Хочется выпить, покурить и повторить.
По ней не видно, но она уже основательно датая. Её подстриженная чёлка подлетает под действием струи воздуха, которую девушка выпускает из своего рта. Её глаза закрыты. На заднем плане проезжает трамвай. Солнце светит так, что все предметы кажутся выцветшими. Через 15ть минут, после того как ты сделаешь этот снимок, вы страшно поссоритесь.
Кладёшь раскрытый журнал на пол, поднимаешься, заходишь в свою комнату и под шум холодильника отжимаешься пятьдесят раз. В бабкиной комнате берёшь кружку уже остывшего молока, выпиваешь в один присест и двигаешь в кухню нацедить тёплого.
Сборник назывался "Типа панки и всё такое 3" не шедевр, но не сосчитать сколько раз подряд он мучил твои уши. Одним из самых сильных номеров был кавер песни "Прекрасное далёко" в исполнении "Электроников". Только без третьего куплета: "Я клянусь что стану чище и добрее и в беде не брошу друга никогда. Слышу голос и спешу на зов скорее, по дороге на которой нет следа".
Возвращаешься в кладовую, не раздумывая закрываешь глянец с фотографией и буклетом. Складываешь журналы обратно в пакет, поверх ссыпаешь отобранные фотографии и несёшь всё это к бабкиным вещам. Тебя здесь нет.
501е, ещё недавно бывшие тебе впору, стали больше на несколько размеров. Подпоясавшись тряпичным ремнём и надев по очереди майки с длинным и коротким рукавом, обуваешься, вызываешь лифт и начинаешь грузить в него утиль.
На первом этаже вытаскиваешь коробки и начинаешь таскать их до мусорных баков. В синем  небе, дымчатый, молодой месяц, похож на крюк для мясных туш.
Игнорируешь деда охранника, пытающегося завести разговор. Через два рейса, спина и руки наливаются разъедающей, горячей болью. Берёшь следующую коробку.
Кидаешь коробку в бак и идёшь ещё за одной. Под одеждой твоё тело горячее и влажное.
Ты несёшь в своих руках большой пакет с журналами и фотографиями. Ты знаешь что с того момента как ты их перебирал прошло 15 минут, но по ощущениям это могло происходить и 2 дня назад и завтра. Отсутствие сна начисто лишает тебя чувства времени.
Закончив с коробками, ты поднимаешься в квартиру, умываешься и берёшь деньги.
В магазине покупаешь пачку детского орбита, классического и 4ре десятилитровых бутылки воды (больше работы, ты ненавидишь только лишнюю работу).
Получаешь сдачу, хватаешься ноющими рычагами за пластиковые ручки, сжимаешь их в побелевших пальцах и идёшь до дому.

Вода в унитазе становиться цвета молока с чаем, на её поверхности плавают два сгустка крови. Как будто лауреата фортепьянного конкурса им. Рахманинова, схватили за вихры и несколько раз ударили головой о белые клавиши концертного инструмента.
Полощешь рот лесным бальзамом, чистишь зубы и язык.
Усыпавшие раковину ногти состриженные с рук, грязные, кое где треснувшие. Слишком большие они похожи на чешую слепой глубоководной рыбы.
Лицо отражающееся в зеркале, давно требует бритья. Шею неприятно колют чрезмерно отросшие рыжие волосы.
Подравниваешь ногти пилочкой, обстригаешь заусенцы. Плещешь на лицо холодной водой, вытираешься зелёным махровым полотенцем и выходишь в коридор.
Ты делаешь несколько жевательных движений и розовый прямоугольник , оттеняя нотки рвоты и концентрированной мяты наполняет твой рот вкусом детства.
Как всегда не завязав шнурки на обувке вставляешь в неё носки с ногами внутри, берёшь со стеклянного столика ключи и похлопав себя по переднему правому карману джинсов, открываешь входную дверь.

Ты не совсем точно представляешь в какую сторону нужно двигаться. Ты даже не можешь вспомнить, когда в последний раз покупал батарейки. Тебе нужен магазин бытовой техники.
Поднимаясь в горку, ты идёшь к проспекту. Идёшь не спеша, идти легко, но каждый шаг дается тебе с огромным трудом. Ты просто не понимаешь: зачем? Зачем делать следующий? Зачем тратить время, на преодоления пространства? Причин у тебя нет, но ты всё равно упираешься в землю подошвой своего чёрного кроссовка и вращаешь её дальше. Потому что, остановиться - это ещё хуже.
В своей груди ты чувствуешь, тяжёлую свинцовую болванку с острыми краями и больше всего тебе хочется дотащить её до ближайшего забора, положить на умирающую траву и дождаться собственной смерти.
На правительственных учреждениях, то место хабаровского флага, что похоже на левую ногу женщины с зелёным лобком и верхняя полоска российского: означающая мир, чистоту, непорочность, совершенство. Эти места приобрели со временем неприятный серый оттенок, от одного взгляда на который тебя охватывает дурнота. Ты шагаешь повдоль Муравьеда Амурского. Люди идущее навстречу и обгоняющие тебя, почти все в чёрном. Сегодня вся басота, в фэйке от Yohji Yamomoto. Башенные краны, напоминающие цапель, вертят головами и клюют небо, в редкие кучевые облака. "Цапля чахла, цапля сохла, цапля сдохла." Троллейбусы приникли металлическими хоботками к ветвям электрических деревьев и не сбавляя скорости, со скрипом высасывают из них ток. Бубня на светофорах, сжигают в своих двигателях доисторических животных и растения, жестянки которые уже через 5ть лет станут историей.
Слабак. Тряпка. Ничтожество. И это теперь, когда тебе оставалось недели две, от силы месяц. Решил завязать? Хорошо и чем же вы уважаемый собираетесь заняться? Думаешь ещё не поздно вступить в "идущих вместе"? Уёбище. Что ты ****ь ищешь, магазин с тостерами? Ты на *** ещё пойди закодируйся.
Ладно, ладно, не будем кипятиться, давай здраво взглянем на ситуацию. Деньги есть, берём пивка пакет, а у родоков в комнате крепкого бухла, хоть плавай. Саша, не поступай так. Мы оба знаем что, это не то что тебе нужно. Ну давай ещё сбегай в ближайшее отделение связи, подпишись на "Из рук в руки". Что ты молчишь? хочешь всю жизнь въёбывать за огромное человеческое спасибо. Ты опять хочешь впрячься в эту телегу? Насколько тебя хватит на этот раз. Давай ответь, ты уже взрослый человек, пришло время нести ответственность за свои поступки. Давно пора. То есть сегодня буду завтра не буду. Ты определятор уже включи, в конце концов.
Что ж, я не хотел, но ты сам напросился. Где Фафа, где твой закадыка, а? Где твой самый дружественный друг? Что интересно с ним случилось. А кажется вспомнил, ему внезапно стало нечем дышать. А где ты был в этот момент? Не подскажешь, нет? Так вот, не выёбывайся. Ты хотел написать об этом, я тебе помог, а теперь, на ***, бери пива, сигарет и поворачивай к дому.
Ты стоишь у полки на которой выложены машинки для стрижки волос. Сюда тебя привёл неведомый автопилот. На улице, ты концентрируясь на собственных шагах, вдруг погрузился в пучину мыслей и сам не заметил как оказался у этой витрины.
Ты готов был потратить на агрегат тысячу и осмотрев ценники остановился на том что был ближе всех к этой сумме.
В зале только один продавец, парень лет 19ти. Длинноволосый, с чёрными тоннелями в ушах. Белая рубашка, заправлена в узкие чёрные джинсы, которые сковывал клёпанный ремень. На правой его руке, из-под подвёрнутого рукава, вылезал кусок тату, на подушечках пальцев левой виднелись загрубевшие мозоли от струн.
Рядом с ним стояли два брата Азамата и консультировались  по поводу покупки кухонного комбайна. По чуваку было видно, что эти дети гор его уже запарили. Их выбор остановился на двух моделях, разница между ними была в фирме, одной функции и пяти сотнях.
Тихо пела Lily Alen, резинка в твоём рту давно потеряла вкус. Говорил только один из них, судя по лысине и толщине золотой цепи, одетой поверх чёрной рубашки, он был за старшего. Второй, с фигурой борца тяжеловеса, мрачно осматривал продавца от шеи, до клетчатых тапок Vans и обратно. Его сознание говорило владельцу: "Джигиту, мужчине, так выглядеть стыдно". Его подсознание, на всякий случай, выбирало место для удара.
Было ясно, что эта дагестанская аэробика скоро не закончиться. Поэтому ты подошёл к троице и обратился к парню:
- Извините, можно вас оторвать, вас буквально на минуту?
- Да, что вы хотели?
- Подстрегательную машинку.
- Пойдёмте покажете,- двинулся парень к полке.
Ты ткнул пальцем на выбранную модель, он наклонился к ценнику, проговорил одними губами цифры с буквами, выпрямился и сказал:
- Пройдёмте на выдачу товара.
Когда вы шли, четыре ненавидящих глаза пытались воспламенить твоё тело. Продавец двинулся дальше, обронив им на ходу:
- Одну минуту.
Ты же остановился и улыбнувшись горцам спросил:
- Выбираете соковыжималку?
Ответа не последовало.
- Искренне, искренне вам завидую,- похлопал ты по плечу, младшего.- Ну, не буду отвлекать, всего наилучшего,- сказал ты и поспешил за продавцом, который, в этот момент исчез за стеллажом с микроволновками.
Складывалось такое ощущение, что служащий выдачи, когда не работает и не спит, только и делает, что качает железо. Его  рубашка, была с коротким рукавом, и он явно напрягал бицепсы сильнее, чем это нужно, для того чтоб открыть коробку и включить адаптер в розетку.
Строитель собственного тела выписал тебе квиток, ты прошёл на кассу, оплатил и вернулся с чеком обратно.
Он любовался своими рельефными руками, протягивающими тебе фирменный пакет через стойку, поблагодарил и без энтузиазма попросил заходить ещё.
В зале всё так же пела Lily Alen, кухонный комбайн, всё ещё не был выбран.
Давай, давай, иди . Я подожду.
Главное что надо знать о голосах в голове, НИКОГДА не веди с ними диалога, особенно на людях. Побрешут и успокоятся.

Вернувшись, ты наполнил кастрюлю из канистры с купленной водой, скинул в неё нарезанную кубиками говядину и поставил на огонь.
Давненько тебя не тошнило борщом.

Ты стоял перед зеркалом и смотрел на своё нагое, исхудавшее с переливами травм тело, на отражение новёхонькой машинки, в правой руке. Приблизившись ты убрал с раковины стакан с зубной щёткой и мыльницу с только начатым душистым бруском. И бегло  брошенным взглядом увидел в своей рыжей шевелюре, выше правого виска, небольшой клок белых волос.
- ****ь. Саня, когда ты стал седым?- спросил ты у зеркала и амальгама показала тебе два ряда сильно пожелтевших зубов.
Ты переключил тумблер, рукоятка завибрировала в ладони, помещение зажужжало и приставив лезвие к щеке, ты провёл с низу вверх.
Белый пластик раковины покрывался слой за слоем срезанными рыжими волосами. Лицо вылезло из бороды за каких-то полторы минуты.
Такие щи, иди поищи,- думаешь ты глядя на отражение. Твоя шея усыпана тёмно фиолетовыми точками лопнувших сосудов, а по бокам видны зеленоватые отметены от пальцев. Вновь переводишь выключатель в положение "ON" и срезаешь под корень дорожку от залысины до седых волос.
Было время когда ты брился наголо, раз в неделю, по воскресеньям. Отчасти, потому что в воскресенье заняться было особо нечем, отчасти потому что предпочитал обходиться без окантовки.
Каким бы ловким и гибким ты не был, а окантовку сам себе не сделаешь. Значит, чьи-то чужие руки, непонятно откуда взявшиеся станки, всё это в последний момент, а это как следствие чирьи на шее. А чирьи на шее - это та ещё песня.
В раковину падают ржавые локоны. Ты наклоняешь голову и сбриваешь волосы на затылке. Неудобно, но это дело привычки.
Блестящий череп олицетворяет собой понятие идеал, хаос же символизируют волосы, которые лезут из головы приблизительно по сантиметру в месяц. Твой брат по оружию, младший сержант Слободчиков (большого такта человек) называл такую стрижку "на *** залупе уши".
Водя лезвиями, ты прикидываешь, что твоё приобретение окупиться меньше чем за пол года. Самодостаточность.
Порезав несколько раз кожу, сбриваешь, пахнущие застарелым потом, волосы в подмышках. И чего уж там, надев насадку и отрегулировав её на 3 миллиметра, принимаешь свой вандерштуцер в кришнаиты.
Твоё отражение, точнее человек что отражается в зеркале, ты не узнаёшь его. Шрамы на лице и руках, татуировки, даже родинка в пупке, которая из-за худобы, как бы вывалилась наружу. Всё твоё. Член, вроде тот же, во всяком случае в правой ладони сидит как влитой. Движения синхронные. А вот лицо чужое. Даже не так. Лицо в зеркале не твоё. От этого становиться неуютно. Точнее неуютно становиться от того, что ты не знаешь что делать в такой ситуации. Да и *** с ним. В принципе, нормальное лицо.
Собираешь волосы в пакет, моешь раковину, вытираешь пол и идёшь в душ.
Пенящейся мочалкой, ты до красноты растираешь тело, удаляя омертвевшие частички кожи и напеваешь:
"Много лет с тех пор прошло. Анархистов нет давно. Все поспились, поскурились, да позалегли на дно. Но дела его живут, посмотри и там и тут, пацаны свои затылки под Котовского стригут"- напиваешь ты втирая гель + шампунь + пену для бритья в свою незнакомую голову.

У тебя чакры закупориваются.
Батырыч отключил шину клавиатуры от лэптопа и в данный момент ест корейские салаты прямо из пакетов, разложенных на столе. Ты же отковыриваешь кнопки ножом, выкладывая их в строгой последовательности и сбрасывая чёрные крепления в кучу.
До того как он приехал, ты допил молоко, сварил борщ, отжался 150 раз, побрил лицо бритвой, прочитал первые 100 страниц "толстой тетради" Аготы Кристов, выблевал большую часть молока, посмотрел 20 минут программы контрольная закупка посвящённую кетчупам и придумал три в меру забавных, в меру оригинальных ответа на вопрос:
- Как дела?
- Как секс,- делаешь небольшую паузу.- Знаешь чем кончиться, но всё равно ебёшься.
Можно бесконечно долго наблюдать за огнём, водой, облаками, а так же рассказывать, какая овца твоя бывшая. Эмоциональные чипсы. Не остановиться и чем больше ешь, тем больше хочется.
Ты не эксперт. То что можно назвать отношениями, последний раз случилось с тобой ещё в прошлом веке. Но про человека, к которому остались хоть какие-то чувства, так не говорят. Батырыч сейчас больше смахивает на прогоревшего инвестора молокозавода: "Вчера мои акции стоили сотни тысяч, сегодня из них можно крутить кульки, сыпать в них семечки и продавать  на остановке, 5 рублей стакан". Отношения - это всегда политика, а порядочный человек никогда не замарает себя подобным занятием.
Сидишь и молча разбираешь клавиатуру. Потому что, стоит лишь проявить микрон заинтересованности и его рассказ уже не удастся остановить.
- Борщ на плите,- говоришь ты, не отрываясь от своего занятия,- включи что ли телик.
Эти отношения были обречены изначально. Она ещё в школу ходила, когда Батырыч начал с ней мутить. Прошло время и то что он может ей дать, перестало её устраивать. И разумеется подспудно тянет рассмотреть и другие варианты, не продешевила ли она остановившись на первом попавшемся.
Дама рвёт с ним уже не в первый раз, но он всегда в последний момент изыскивает какие-то внутренние резервы и производит косметический ремонт отношений. У тебя от этого чакры закупориваются.
Во время прошлой размолвки ты посоветовал ему: "Если не можешь довести до конца, бросай".
По классификации Хемингуэя, твои товарищ определённо зимний дурак. Не сказать что он умело маскируется, просто немногословен, а это так часто принимают за мудрость.
Как-то сидя в пиццерии с ним и его девушкой, ты узнал что она мечтает стать стоматологом. Ты переспросил. "Да, именно, мечтаю"- ответила она. Человек с такими грёзами, либо обладатель редкого фетиша, либо просто редкий идиот.
У них есть все шансы быть вместе. Просто сейчас надо её отпустить, пусть она попробует все члены и влагалища, что ей уготованы, сделает все свои аборты, купит все свои космополитаны и гламуры, съездит куда должна, получит столько затрещин, сколько заслужила и может быть после этого вернётся на первую клетку, а может действительно найдёт что получше.
- Помнишь соседа моего, Димоську?- спрашиваешь ты.
- Ага.
- У него батя, дядя Серёжа...
- Умер в прошлом году.
- Серьёзно?- задаёшь ты глупейший вопрос, как будто, кто шутит подобными вещами.
- Сердце.
- Жалко, хороший был мужик, с понятием.
- Ты к чему?
- Да уже забыл.
- Ну ладно,- возвращается он к тарелке.
Дядя Серёжа был кладезем народного фольклора в частности он любил повторять: "дурак себе и *** сломает". Ты хотел сказать Батырычу в духе только что мелькнувшей по ящику социального ролика:" Сломай свой хуй, пока хуй не сломал тебя". Но передумал. 
Осталось кнопок пятнадцать - нудное занятие.
- Там внизу, в холодильнике, дыня таджикская, налетай.
По телевизору говорят, что вечная мерзлота, так же не вечна под луной как и всё остальное, льды потихоньку тают, из-за этого смещаются магнитные полюса, вследствие чего пчёлы срут мимо ульев.
ещё
Показывают хороший фильм, правда уже конец. Ты вспоминаешь как брал его в прокате. 10 тысяч рублей в сутки, не перемотанная кассета- 5 тысяч. Ты прикидываешь что в следующем году фильму исполняется 15 лет. Так проснёшься однажды и за завтраком ввернёшь в разговоре с кем-то: "вот помню, 30 лет назад..." Паршивое ощущение.
ещё
Оказывается "всемирный торговый центр" был взорван изнутри. Бывает. Мы наверняка не узнаем: кто убил Кеннеди, высаживался ли Армстронг на луне, затягивался ли Клинтон когда курил дубас в колледже. Министерство правды работает как часы. Всегда существует официальная версия и с десяток неофициальных. Истина не интересует никого. И даже если через сотню лет секретные документ будут опубликованы, люди скажут: "о, вот как всё было на самом деле" и пойдут дальше.
ещё   
NBA. Жара против ракет.               
абзац
- Тебе отрезать?
- Нет, спасибо.
Закончив, ты снимаешь резиновую прокладку и осматриваешь микросхему. Родные контакты, почти все скрыты под линиями цвета серебрянки, сама же плата изъедена ржавчиной.
- Компьютер тебе новый нужен,- говорит Батырыч.
- Или хотя бы станок для денег,- улыбаешься ты.
Если вдуматься, сколько общего между просмотром спортивных программ и просмотром порно. И там и там вместо того что б участвовать, человеки предпочитают наблюдать и пить пиво. Спортивным комментаторам так же сложно бывает сказать, что-нибудь путное, как сценаристу фильма для взрослых связать адекватным сюжетом все аналы и оралы.
И если уж смотреть трансляции, то женский волейбол, а не на двухметровых, потных негров.
Батырыч заканчивает ремонт.
- Слушай, старик, начни собирать, я что-то подзаебался,- просишь ты.
- Хорошо,- говорит он, не сводя взгляда с экрана телевизора.

Батырыч интроверт. И с твоей точки зрения, эта особенность его личности является и главным его достоинством.
Ты перевёл спинку кресла в практически горизонтальное положение, магнитола басит Джемирокваем, Батырыч за рулём, пункт назначения "49 км"(как несложно догадаться из названия - ровно 49 километров от черты города). Ты жуёшь детский орбит. Вечернее небо, через полоску солнечного фильтра на лобовом стекле, играет для тебя оттенками и переливами. Товарищ обрушивает на тебя, свой внутренний мир.
Ты делишь в уме расстояние на скорость движения, стараясь выяснить длину стона.
Из-за того что ты не пьёшь вот уже несколько дней, тебе сложно выдавить из своей апатии, хоть каплю сочувствия. Твой отрешённый вид недвусмысленно говорит о крайней незаинтересованности. Но Батырыч не замечает этого или не хочет замечать.
Отношения - примат процесса над результатом. 90% информации мы получаем щупая мир глазами. Время и гравитация сделают своё чёрное дело. Век грёз недолог. В тот миг когда пелена спадёт с твоих глаз, ты поймёшь всё убожество, но не объекта страсти, а своё. Перед тобой будет всё тот же человек. Основные перемены прямоходящих связанны с тем, что они стареют, толстеют, лысеют и глупеют. Порой что бы увидеть, нужно закрыть глаза. А для трезвой оценки, бывает необходим кир. И не надо быть таким одномандатным.
Авто заворачивает на автозаправку.
- Есть двести рублей.
- Само собой,- говоришь и отсчитываешь купюры. Батырыч берёт их и выходит из машины. Как ты уже отмечал, бесплатный нож, только в брюхе.
Пистолет в его руке, вливает в бак отсеявшихся участников конкурса "тупиковая ветвь эволюции" с высоким октановым числом. И если мы любимые божьи творения, то значит над динозаврами он просто глумился.
GTA. Что все делают играя в первый раз? Забивают до смерти прохожего, угоняют машину, давят мента, открывают беспорядочную стрельбу по мирным жителям и так пока персонажа не убьют 10-15 раз. Только после того, как эти шалости наскучат, начинают проходить миссии. Если же бог создал человека по своему образу и подобию, то какая это по счёту попытка? Возможно земля - глючная бета версия, надоевшей игры, завалившийся за шкаф картридж?

- Военный звонил,- говоришь ты, когда Батырыч возвращается в машину. - Папирос, просил купить и пряников.
- Купим,- убирает он деньги и чек в портмоне.
- Кстати, ты знал, что во влагалище нет нервных рецепторов?
- В женском влагалище?
Ты смеёшься закрывая лицо ладонями, у Батырыча истерика, он не может завести машину.
- В нём, родимом,- говоришь ты, вытирая слёзы, сзади лихорадочно сигналят бежевые, подёрнутые ржавчиной Жигули.
- Они что, ничего не чувствуют?- спрашивает он, поворачивая ключ в замке зажигания.
- Не знаю мужчина, чужая ****а - потёмки,- говоришь ты, смотря ему в глаза. Вы улыбаетесь. Звонит телефон.

- "Ямайка - остров в океане, якуты носят *** в кармане",- произносишь ты отстранённо, разглядывая свой бритый череп  выше надписи: "OBJECTS IN MIRROR ARE CLOSER THEN  THEY APPEAR".
- Надоело, снег выпадет и поеду.
Поля, деревья, военные части, придорожные закусочные, чумазые населённые пункты, такая, сука, тоска, хоть вой.
Немного знобит, на тебе белый растянутый свитер Hilfiger с высоким воротником, ты запускаешь свои кисти в противоположные рукава, как в муфту и ежишься в кресле.
Тебе понятно к чему он клонит. Зима и 3 тысячи раз по тысяче метров - это не шутки. Пусть пока он это не озвучивает, но ему нужен компаньон. Так веселее, надёжнее и кроме того, товарищ в дороге - это тушёнка которая ходит сама (старинная колымская мудрость).
Ты глядишь на Батырыча и размышляешь, смог бы он, в безвыходной ситуации, предаться каннибализму? Животных которые попробовали человеческого мяса, умерщвляют. Существует поверие, что они отведав раз, уже не смогут остановиться. Говорят люди сладковаты.
Ты анализируешь ваши отношения и приходишь к выводу, что никогда ему особо не нравился. Противен не был, но и большой симпатии не вызывал. Вы жили в соседних дворах и 4 года ходили в один класс. Ничего такого, что б не уравновесила температурная обработка и бутылочка острого Hines.
Ты хотел бы побывать в пустыне, в любой и в долине гейзеров, что на камчатке. А вот в краеведческий музей Якутска, тебя совершенно не тянет. Даже странно.
Магадан - твой север без признаков юга, родина твоих депрессий, край вечно зелёных бананов. Был там один друг, но уехал. Навсегда.
Мы не должны возвращаться туда, где были счастливы.
Счастливы? Молоды - да, с неисчерпаемым запасом свободного времени. Не наивны, мало информированы, по этой причине, даже немного благородны. Неприхотливы, но жадны до нового. Умеющие прощать. Жестокие, но не злые. И наверно счастливые, просто ещё не подозревающие об этом.
Если дорога привела из дома домой, может статься, что путник так никуда и не пришёл.
- Ты заглохнуть не боишься, на своей ласточке?
- Опасаюсь.

Ацетон.
Твоя юность звучала как Prodigy, выглядела как брошенная стройка и пахла ацетоном. И это не гипербола. Ацетоном несло от пива Балтика №3, ацетоном пахла трава, пакет которой бывало мутился по несколько дней, а продукция местного ЛВЗ им просто смердела.
Водка была трёх наименований: полярная, спецназ и золотые купола. Это не особенно важно, потому что наполнялись они из одной бочки и различались, только этикетками, даже стоили одинаково. Трудно было дышать полной грудью в одном помещении  с открытой бутылкой, поэтому она быстро выпивалась и открывалась следующая. Как вы все там не подохли поддерживая местного производителя? Не ослепли наполняя стаканы?
Выбирающие при отсутствие выбора, вы предпочитали "полярную". На её этикетке два пингвина загорали под северным сиянием. Блевать ей было легко и мучительно, одновременно, а по утрам что-то в голове орало так, будто стаю пингвинов уничтожал взвод огнемётчиков. Скорее всего - здравый смысл.

- Держи, пряничный злодей,- протягиваешь ты пакет с гостинцами и разуваешься.
- О, заебца, гвозди в посёлке брали?- спрашивает Военный, заглядывая в целлофан.
- Гвоздь брал гвозди в посёлке,- говорит Батырыч, вешая куртку на дверь в прихожей.

На кухне, находящейся в состоянии вечного ремонта, вы с Батырычем исполняете роль занавесок, Военный затирает.
- Большие пальцы затекли, как всё классно- говоришь ты.
- Да не очень,- говорит Батырыч.
- Нормально. Только с наряда,- отвечает Военный.
Ты стоишь лицом, к окну. В нём отражается лампочка в сто ват, весящая под потолком. Раковина из которой выползает грязная посуда, старый, не работающий, холодильник и ты по пояс. Худой, лысый, с набрякшими мешками под глазами. Глазами полными усталости и равнодушия, ты смотришь прямо в них. Там панельный дом, квадраты и прямоугольники окон, сияющие как золотые зубы в сгнившей пасти. В этих квадратах люди едят, курят на балконах, делают уроки, смотрят ток-шоу, готовят наркотики, употребляют алкоголь, сношают друг друга, чинят велосипеды, бьют детей, ищут тапки.
Во дворе, на скамейке сидят две мамаши с колясками и пьют пиво. Медленно проезжает по разбитой дороге, газик. Пацаны на крайнем подъезде, похоже что-то мутят. Слышен хриплый собачий лай.
Их едят, а они глядят.
    
Сегодня без меня,- говоришь.
Дальше ты знаешь как всё будет. Военный начнёт тебя уламывать. Ему даже не столь важно, что б ты, употребив, поймал с ним одну волну, а что б ты под его давлением изменил своё решение. Батырычу будет всё равно. Примерно через 3.5 минуты Военный скажет: "Как хочешь",- возьмёт зажигалку и они пойдут шмалить в ванную.
Что собственно и происходит.
Предпоследний раз, куря  этот драп от министерства обороны, ты зайдя на кухню сделать себе бутерброд, 20 минут разговаривал с половинкой белого хлеба. Причём, ты отдавал себе полный отсчёт, что это не совсем нормально. Хлеб с тобой не говорил, только внимательно слушал. С колбасой и сыром ты не разговаривал. Докторская воображала про себя много, а сыр был определённо глуповат.
И почему, вы не наслаждаетесь плодами, последнего сенокоса, а вдыхаете пары растворителя? Где конопля посевная? Где уютные, основанные только на природных компонентах, галлюцинации?
Кроме того, ганджубас лишит тебя остатков сил. Ты уже чувствуешь, будто чей-то большой палец, сильно давит, на центр лба. И стоит лишь прилечь, закрыв глаза, как тут же отключишься. И ещё под травой, ты начинаешь сжигать табак, подкуривая одну от другой. А ты не куришь сколько-то дней, и это явно к лучшему.
Ты думаешь о своей застеленной чистым постели. Нужно будет помыться перед сном, думаешь ты.
Возвращаются красноглазые, бледнолицые. Военный запускает компьютер. Фоновым рисунком на его рабочем столе, висит старый, китайский агитплакат. Судя по алым книжечкам в руках у людей (видимо с изречениями Мао) времён культурной революции. Рядом с улыбающейся ***вейбинихой, на переднем плане, аптечка и пузырьки с лекарствами. Плакат подписан большими русскими буквами: "ПРОВЕРЬ ДОЗНЯК! ПОТОМ - ПОЗНЯК!"
Вы начинаете трепаться ни о чём. В ваших жизнях ничего не происходит. Ваши биографы, запьют со скуки и сдохнут от цирроза, не выпустив ни одной книги. Военный рассказывает два длинных смешных анекдота. Потом заводит экранную копию комедии с плоским предсказуемым юмором. Им нравиться. Тебе всё равно.
Однажды ты накурился и записал все свои озарения в тетрадь. На следующий день, то что вызывало смех, не было даже отдалённо смешным. Озарения, на трезвую голову оказались или банальны или же попросту глупы. Под препаратами многие вещи лучше. Вот только невозможно, употреблять их безостановочно.
Раньше тебе часто снились стихи. Если не лениться спросони записывать их, (потому что эти строки хрупки и бодрствование разрушает их за считанные минуты) видно, что в них не много смысла, а зачастую просто нет рифмы. Но там, во сне они прекрасны.
Запрещённое - это как поездка на турбазу, иногда не плохо вырваться отдохнуть на выходные, но если обосновываешься там на ПМЖ, это становиться работой, скучной, неблагодарной, тяжёлой и плохо оплачиваемой.
Тот кто пытается объединить вещи несовместимые, оказывается на передовой войны миров.
Изготавливается следующий снаряд. Военный спрашивает, но уже не настаивает.

Шумит закипающий чайник, почти заглушая рассказ о том как вы и Куча ходили в клуб. Рассказывая о тебе Военный говорит более чем комплиментарно, рассчитывая, что подхватив эстафету повествования ты выскажешься лестно и о его персоне. Но ты просто улыбаешься киваешь и режешь лимон.
Они узнали твоё лицо, которое ты сам не узнаёшь. Хотя у тебя почти не было сомнений по этому поводу.
- Никиту Хрущёва, то же не пустили в Диснейленд.
- Правда?- спрашивает Батырыч.
- Фашисты и коммунисты всегда недолюбливали друг друга. Если честно, меня столько раз разворачивали в местах со свободным входом. Что я даже удивляюсь если удаётся куда-то попасть.
- Да, пидарасня ****ная, надо было прямо там им ****ы вломить,- говорит Военный.
- Я бы с удовольствием посмотрел, как Куча кому-то вламывает ****ы,- говорит Батырыч.
- Я купил бы такой DVD,- говоришь ты, разливая кипяток по кружкам.

Заводиться какой-то русский rap. И не сказать что не уважаешь. Ты позитивно относишься к поэзии, да ещё под плотный бит. Но из-за того что хип-хоп сейчас на пике популярности, много случайных людей, с 10ю затасканными рифмами и двумя сюжетами. Все разом чёрными стали, что не район, то гетто. Просто эпидемия какая-то. Жизнь блатную люблю, а воровать боюсь, о чём сейчас вам и спою.
- У тебя Noize, есть?- спрашиваешь ты.
- Как?
- Noize MC, есть ли он у вас?
- Нет.
- Напомни, надо тебе записать.
- А чё там?
- Там всё ништяк.

Люди которым не о чем говорить, могут говорить о чём угодно.
- Слушай, если ты у неё всю дорогу, не против если я здесь покантуюсь какое-то время.
- А что случилось?
- Родственники.
- Без проблем. Там если вещи надо перевезти, я в середине недели буду в городе, на машине.
- Я тебя умоляю, какие вещи? У меня как у латыша: ***, рюкзак да душа.
- Ха-ха-ха, ладно, когда ты собираешься?
- Мои приедут через полторы недели, ну и опять же, это не точно ещё, просто зондирую почву.
- Ясненько, а где они?
- Где-то где тепло и мало русских.
- Ясненько. Как соберёшься звони.
- Не сомневайся. Ты жениться, то когда думаешь?
Прервав разговор последней музыкальной новинкой заголосил блестящий гробик телефона Военного.
- Здравия желаю, так точно, так точно, так        точно, есть, есть,- во время разговора, он грустнеет лицом, а его взгляд становиться всё более задумчивым, судя по всему он сейчас отрабатывает элемент "воинское приветствие, начальник сверху".
- Заебали, гандоны штопанные,- швыряет он трубку на диван.
- Что случилось,- спрашивает Батырыч.
- Один дух, другому череп раскроил. Два обьебоса.
- Твои?- спросил ты.
- Ага. Вот на *** правду говорят, куда солдата не целуй у него везде жопа,- хрипит он, доставая военную форму из шкафа.- Мне в часть надо. Вы хотите оставайтесь.
- Смысл?
- В город поедите?
- Ага.
- Подвезёшь меня в часть, что б пешком не идти.
- Поехали.

Солнце уже зашло, но ещё не полностью темно. Военный делает несколько звонков, щедро обложив вербальными ***ми подчинённых. Машину трясёт на ухабах просёлочной дороги, ты сидишь на заднем сидении. В магнитофоне первый альбом Касты
- Заебало. Контракт через пол года заканчивается и идут они на ***. **** я их в рот вместе с их ебучей армией.
- И куда ты пойдёшь?- спрашивает Батырыч.
- Да хоть куда. Можно в строительство, а можно отморозиться и в Израиль.
- Семён Семёныч, ты себя в зеркало видел? Какой Израиль? С такой заточкой, только в арабы.
- Значит поеду к арабам, главное подальше от этого долбоебизма.
- Не советую,- говоришь ты,- у них там условий нет никаких. Всё что тебя ждёт - купон на бесплатное бритьё, пояс шахида и одноразовый проездной на еврейский автобус.
- А чё, Саня, рванули на пару. Ты как?
- Эх раз, ещё раз джихад - холокост,- напеваешь ты вместо ответа.
- Мужчина,- обращается военный к Батырычу,- не хочешь с нами?
- Нет, мужчины, спасибо. Я уж лучше в Магадан.
- *** знает, я после выпуска ездил. На недельку. Знакомых повидать, на природу выбраться. А дальше такая хуйня зелёная. Я билет поменял и на три дня раньше улетел.
Ты определённо не хочешь увидеть пустыню такой ценой.
- Прокатиться конечно, за компанию, можно. Да только гнилая затея. Вам товарищ страшный лейтенант надеюсь объяснять не надо что армия это бесплатная и бесправная рабочая сила. Если у тебя огромное желание говно вилами разгружать, поверь лучше это делать на морозе. И опять же Сэмэн,- говоришь ты голосом которым обычно рассказывают одесские анекдоты,- вы же там не в чём не понимаете. Вам дадут автомат, вы выстелете не в ту сторону. Будет скандал. Ради бога, зачем вам эти проблемы.
- Можно в иностранный легион, но там минимум на пять лет.
- А ты куда-то торопишься?
 Машина останавливается у знака. В белом треугольнике с красной окантовкой нарисован  чёрный силуэт танка, что-то вроде Т-80. Ниже знака висит табличка для непонятливых: "осторожно танки". Хотя на знаке осторожно танки логичней нарисовать тридцатьчетверку.
Выбрасывая комья земли из-под траков, фыркая струями синеватого дыма, срывая листву несутся проверенные временем механизмы по прерыванию человеческих жизней, голодное оружие.
- Ночные стрельбы,- поясняет Военный пытаясь перекричать лязг, грохот и гул.
Мощные моторы шутя толкают вперёд многотонных зверей. Тихо, вокруг ничего кроме воинственного рыка жадных до крови и самоуверенных машин.
От вида этого табуна на выпасе, идея поиграть в войнушку уже не кажется такой безупречной. Один фатерлянд и так слишком много.
На подъезде к казарме Военный роется в бардачке, достаёт визин и закапывает зенки. Стирая ладонями разбежавшуюся из глаз влагу он поворачивается к Батырычу и спрашивает:
- Зрачок палевный?
- Нормальный.
- Как?- обращается он к тебе.
- Скажешь, не выспался.
Он отгибает козырёк, заглядывает в зеркало и ничего не говоря, кулаком задвигает его обратно.
- Ладно давайте созвонимся. Я на неделе буду в городе,- подаёт он тебе руку.
- Шуми.
- Ага.
- Давай,- жмёт его руку Батырыч.
Открывается дверь. Салон озаряет тусклый свет. Закрывается дверь. Свет гаснет.
- Пересаживаться будешь,- спрашивает Батырыч.
- Да, подиджействую, мальца ланца-дрица-гоп-ца-ца.
Открывается дверь. Салон озаряет тусклый свет. Закрывается дверь. Свет гаснет.
Жалобно поскрипывает мелкая щебёнка, под твоими шагами, норовя впиться острым краем в истёртые подошвы.
Открывается дверь. Салон озаряет тусклый свет. Закрывается дверь. Свет гаснет.

Машина, хлестала трассу нагайками дальнего света заставляя её бежать под своими колёсами. Ухали где-то за лесом разрывы снарядов. Ты переключал радиоволны, ища самую терпимую композицию, ждал её завершения и продолжал поиски. Можно было бы сказать, что крупные капли, часто и глухо бились о стекло, где их слизывали скрипучие дворники. Но дождя не было, а коль так, то зачем говорить не правду.
Поймав Roxette "sleeping in my car", ты прибавил громкости.
- Так что, с Семёном поедешь?- сказал Батырыч первую за 20 минут фразу.
- Куда?
- Ну, куда вы там собирались.
- Думаешь там своих гоев не хватает? Да и никуда он не поедет.
- Почему, ты так решил?
- Потому что так и будет. Его сейчас пропесочит начальство, он вставит пистона подчинённым. Один из бойцов отправиться в лазарет, другой в дисбат и уже через два дня всё пойдёт своим чередом, до следующего ЧП.
- А ты?
- Поеду ли я?
Батырыч кивает головой.
- Тебе короткий ответ или развёрнутый?- не праздный, между прочим, вопрос. Ты параноик, и как все параноики зануда.
- Давай второй.
- Уверен?
-Да.
- Системы с безоговорочным подчинением, порочны по определению. Приехав туда я автоматически оказываюсь в основании пищевой пирамиды, без перспектив со временем приблизиться к её вершине. Вот кстати ещё почему Семён туда не поедет. Образование, выслуга, звания, поощрения, пенсия, как серпом. К тому же я родился на севере. Мне и в Хабаровске летом невпротык, а там зимой как здесь летом.
- Понятно.
- Но самое главное. Может это и дилетантская точка зрения, но я не верю, что у них там война. То есть 40 лет назад, вопросов нет. Сейчас в сводках новостей, там два, там три, меньше дюжины за месяц. Конечно же человеческая жизнь бесценна, *** моё. Я про то что в Амуре, летом пьяных тонет больше, чем за год уносит их священная война. Такой себе чемпионат по наивности, спецом для чукотских детей. Понимаешь о чём я?
- Вроде как.
- Опять же я не давлю, что где-нибудь в секретном бункере, под рекой Иордан, сидят на ящиках с железными крестами старшие арабов и евреев, пьют холодное пиво, едят свиные рульки и намечают будущие теракты, на секретных картах. Просто эта ситуация тления, она чрезвычайна выгодна обеим сторонам. Национальную идею выдумывать не надо. У населения ягодицы, постоянно напряжены, никто на глупости не отвлекается, правительства в свои обрезанные *** вообще не дуют, под предлогом национальной безопасности, они могут делать всё что им взбредёт в голову. Быть функционером в такой системе - не бей лежачего, пахать на неё слишком накладно и не безопасно.
- Я наверное, вообще не смог бы жить за границей,- говорит Батырыч.
- Да брось ты, там как везде, "не привыкнешь - сдохнешь, не сдохнешь - привыкнешь".
После этой фразы он, судя по выражению лица,  крепко задумался. Ты поняв, что разговор завершён, продолжил ловить надоедливые мотивчики и нехитрые слова. Через несколько минут, Батырыч, продолжил с неожиданного места:
- Плохо что землю не дают.
- Какую землю и почему не дают?
- Я вот родился в этой стране, но своей земли у меня нет. Земли много и хорошо бы если землю давали.
- И Фабрики было бы не плохо,- смеёшься ты.
- Ты бы не хотел так?
- Нет.
- Почему?
- Нету тяги. Бороду я отпущу, портянки вязать умею, лапти сменяю у старожила на фофан. Чё я дальше делать буду? Всё моё сельское хозяйство - это вскопать Бабке её шесть соток раз в год и ходи оно конём.
- А я бы хотел свою землю, свой дом, хозяйство.
- Опасный ты человек, под травой.
- Почему это опасный?
- Когда в этой стране последний раз землю раздавали, столько миллионов полегло. Но как говориться, бог в помощь.
Он опять задумался, но на этот раз возобновил диалог быстрее, хоть и не менее неожиданно:
- Значит за границу ты не едешь.
- Мне бы не хотелось учиться думать на другом языке.
- Ты хотел сказать говорить?
- Нет, мужчина, именно думать. Поменять, то что называется менталитетом. Язык, на базовом уровне освоить не сложно, да к тому же общаться преимущественно ты будешь на своём родном языке, в основном, о тоске по родине. А мне нравиться думать по-русски, на других языках я думать не умею, да и учиться нет желания.
- По моему, все думают примерно одинаково.
- Знаешь как будет по-исландски: "Простите, где тут можно с****ить вагон мармелада?"
- Как?
- Без понятия. Скорее всего это фраза, для них просто набор слов, без всякого смысла.
- Она и так звучит глупо.
- А по мне так очень чётко. Кстати вспомнил историю в тему. Как то во Франции, отец, сказал официанту принесшему меню мол: "Месье, я не ел 6 дней". Главное что тот его понял. И очень погрустнел, видимо решив, что хороших чаевых от этого полу****анутого рюс можно не ждать.
- Значит земля тебе не нужна и за границу ты не хочешь. Как на счёт со мной съездить?
Из-за леса из-за гор, вылез дельный разговор. "Кто хотит на Колыму, выходи по одному".
- Ты знаешь что, мужчина, ты свою колымагу, до ума доведи, тогда и посмотрим.
- То есть, ты как бы не против?
- Сейчас я ничем не занят.
Его не бритое несколько дней лицо выглядит довольным. Вы въезжаете в пределы города.
- Слушай анекдот. Короче, 69 год, Американцы высаживаются на луне. Внеочередное собрание политбюро. Помимо прочих присутствуют космонавты и учёные.
- Мы тут с товарищами посовещались,- говорит Брежнев, - и решили высадить человека на солнце.
Ну космонавты, те сразу плохо запахли. Академики в шоке, но кто-то из самых заслуженных подаёт голос с места:
- Леонид Ильич, при всём уважении, вы же понимаете, что это запредельные температуры, пилотируемый корабль сгорит ещё на подлёте к  светилу.
- Знаете что, профессор? В ЦК партии тоже не дураки сидят. Высаживаться на Солнце будем ночью.
- Ночью,- улыбается Батырыч,- прикольно.
Город растекается светящимися разноцветными кляксами. Мысли, от них ты ощущаешь физическую боль. Сильно болит голова, подташнивает и веки слипаются сами собой. Только сейчас ты чувствуешь насколько устал и какой это был длинный день, день из нескольких закатов и нескольких восходов. Как слишком длинная глава, в короткой книге. День запутавшийся сам в себе.
Та девушка на фотографии, у тебя до сих пор есть её телефон. Ты прибавляешь 7 к показателям циферблата своих часов. Можно позвонить. Просто спросить как дела. Только тебе совсем не хочется. "Приключения Электроников", они что не перепивают, у них всегда получается "три белых коня". А автор письма получивший флакон ICEBERG, просто недоносок. Ты вообще никогда не понимал, что движет людьми, которые пишут в различные редакции и звонят на радио. Ну то есть понимал, но всё же.
- Тебя домой?
- А-А,- зеваешь ты в место ответа и шмыгаешь носом.
Батырыч резко трясёт головой сбрасывая свой зевок и трогается на разрешающий сигнал светофора.
Ты пытаешься предположить, как сложиться твоя жизнь через пять лет. Пять лет назад у тебя тоже это плохо получалось. Зато два года назад, ты мог прогнозировать свою биографию, на 20 лет и дальше.
Ты чувствуешь как черви мыслей ползают внутри головы, больно задевая кольцами лобные доли. Но ты напрягаешься и ещё немного думаешь, что надо как-нибудь органично вставить недавно рассказанный анекдот в одну из последних глав, а само произведение озаглавить "Ночная высадка на Солнце". Идея тебе очень нравится. Ты думаешь, что надо её записать, что бы не забыть.
- Давай,- подаёшь ты руку,- Миклуха Маклай, соберёшься звони.
- Давай, аккуратней с клавиатурой.
- Да, ещё раз спасибо, выручил.
- Ещё раз пожалуйста.
Ты набираешь код со второго раза, заходишь в вестибюль. Чем ближе ты к кровати, тем сильнее тебе хочется спать. Пока ты ищешь ключ и открываешь дверь. Пальцами свободной руки ты, раздвигаешь веки на левом глазу, потому что они слипаются против твоей воли. Естественно ты не моешься, не чистишь зубы и не записываешь про солнце. Ты не включаешь свет, а двигаешься на ощупь. В два приёма скидываешь с себя одежду, куртку вместе со свитером, джинсы заодно с носками и ботинками. Подкачивать матрас, тоже нет сил. Ты заваливаешься на него, кое-как набрасываешь на себя одеяло, выдыхаешь и мгновенно отключаешься.



23

Открыв глаза, ты какое-то время наблюдаешь за тем, как солнечный свет, просеянный через жалюзи, рассыпается по полу и стенам длинными обоюдоострыми золотыми лезвиями. Та половина матраса на которой ты лежал, была холодной и мокрой, вторая половина, с которой ты перекатился ночью, перевернув подушку и одеяло, мокрой и холодной. Пора было вставать.
Сквозняк хлопнул за твоей спиной  комнатной дверью, разнеся гул по пустой квартире. Голый, зная что в туалет сейчас идти бессмысленно, ты сразу двинул на кухню, почёсывая взопревшие яйца.
Еда. Настоявшийся за день борщ стоит на плите. Грязная поварёшка валяется в раковине. Ты берёшь глубокую тарелку наливаешь, в неё прямо из кастрюли и ставишь в микроволновую печь на полторы минуты. Пожиже, без сметаны, хлеба и чеснока, что б  не перегружать желудок.
Ты смотришь на обратный отсчёт красных цифр, втягивая ноздрями воздух, ожидая когда он запахнет горячей едой. Чем меньше остается времени, тем больше твоё нетерпение, рот наполняется слюной, а желудок закручивается по часовой стрелке.
Вынимаешь нагревшуюся тарелку, ставишь на стол обжигая пальцы, садишься, нервными подрагивающими руками солишь и перчишь, встаёшь, берёшь из ящика ложку, опять садишься и стараясь не торопиться, жадно и громко сопя съёдаешь всё, меньше чем за минуту.
Живот отпускает боль и он наполняется тёплой тяжестью. Впрочем тяжесть эта неприятна. Чувство голода, от сточенного, оно стало лишь ощутимей, но нужно подождать хотя бы полчаса, прежде чем съесть ещё что-нибудь.
На столе, отлаженный и подлатанный, лежит твой компьютер. Больше всего тебе хочется, взять его, раскрыть окно и размахнувшись как следует, выбросить на проезжую часть.
Ставишь грязную тарелку в раковину, в кладовке берёшь чистое полотенце и надев в прихожей тапки идёшь в душ.
По тебе можно часы сверять, не очень точные, больше декоративные и не каждый раз. Ты не пьёшь около трёх дней. Именно на третий день трезвости, атмосферный столб становиться на тебя своей ртутной, двухсот четырнадцати килограммовой стопой и выдавливает из пор жидкость, словно из поролоновой губки.
Смотря в слуховое окно ты водишь по телу куском мыла, избавляясь от побочных продуктов терморегуляции. Карамельно вечереет. Судя по всему, сегодня была прекрасная погода и видимо отличный день.
Одев чистую майку и шорты, ты отправляешься на кухню, поесть уже по человечески.
Рубишь себе простой салат - помидоры, огурцы. Зажариваешь два яйца. Подогреваешь отбивную с гарниром из гречки. Тарелку борща по гуще, уже с чесноком и сметаны по больше. Делаешь два бутерброда с плавленым сыром и ветчиной. Завариваешь чашку чёрного чая с лимоном, отрезаешь кусок медовика. Расставив всё это на столе, ты несколько мгновений, разглядываешь, как яства исходят соками и блестят жиром, как поднимается над какими-то из тарелок пар. Запахи безнравственно заползают в ноздри. Взмахнув рукой в воздухе ты с хлопком расправляешь белую салфетку, кладёшь её на колени и растянув лицо в улыбку, приступаешь.
Как говорил Крылов Иван Андреевич "люблю повеселиться, особенно пожрать". Наверно так же чувствует себя удав переваривающий жирного кроля. Ты валяешься на софе, грызя, от нечего делать, деревянный скелетик эскимо. На плоском экране корейцы играют в бейсбол. За окном почти темно, а ты только что проснулся, поел, помылся, поел, включил телевизор и из последних сил перевернувшись, лицом к стене, опять засыпаешь под непонятную скороговорку комментатора.

Каминные часы гремят своими внутренностями 8 раз. Звук такой, словно пока ты спал, сумасшедший часовщик вскрыл тебе черепную коробку, а вместо мозга вставили этот механизм. Дико раскалывается голова. Бейсбол сменило игровое шоу, о чём не понятно, но корейцы в телевизоре очень довольны.
- Идёт всё на ***,- мрачно цедишь ты и поднимаешься с софы. Берёшь с телевизора пульт, давишь на красную кнопку, с пятого раза тебе всё таки удаётся выключить коробку с картинками, кладёшь пульт обратно на ТВ и идёшь в туалет.
На кухне, как напоминание, как немой укор, твой лэптоп. Там, внутри история. ХэндМэйд, который нужно довести до ума.
Два самых сложных момента в этом занятии: это когда ты сидишь перед чистой страницей и время ставить последнюю точку. В первом случае - нежелание тревожить идеальность белого листа, неуверенность в собственных силах. Когда же работа закончена, это сомнения. А действительно ли ты сделал так хорошо как мог, выложился ли полностью? И ещё опустошённость и страх. Сноска со звёздочкой, короткая строчка, мелким неразборчивым шрифтом: а хватит ли тебя на что-нибудь ещё?
Ты сидишь перед компьютером и настраиваешь себя на то что б поднять крышку. Тебе физически сложно это сделать, но там где страшно, там всегда интересно, ты раскрываешь киборга и пускаешь ток. Сперва, ты думаешь о Mellow Gold, но решив что это будет слишком меланхолично, останавливаешься на L7, альбоме 92 года и делая громче идёшь мыть посуду.
Русский, говорящий поэт, Лёха Никонов. (Который любит ***нуть наркоты. Которого на сцене ****ят менты. В мире который придумал бог.) У него есть стихотворение: "Утро - это глухой удар, концентрация пустоты. / Утро - это такой пожар, в котором горят мечты" Это верно, когда твой организм становиться минизаводом по переработке психоактивных веществ. Но стоит отказаться от допинга, на сколь либо продолжительный срок, как ранний час становиться поводом для нескончаемого оптимизма. Вечер же накрывает, мертвым днём, бестолково потраченными часами, а сверху припечатывает вся прожитая жизнь. Тяжёлая и жирная, как горка блинов, где каждый слой неповторим и неотличим. И чем старше становишься, тем выше стопка и всё сильнее она давит в конце каждого дня. По большому счёту, мы не делаем выбора между трезвостью и забвением, мы лишь выбираем, когда нам будет невыносимо утром или вечером. Закончилась жидкость для мытья посуды, нужно не забыть купить, завтра. Домывая последнюю тарелку, ты думаешь, что впереди тебя ожидает ****ная куча плохих вечеров.   
Затем ты снимаешь пропитавшееся твоим потом постельное бельё и закидываешь его в стиральную машину. Принимаешь ванну. После долго разглядываешь отражение лица в зеркале. Берёшь из рюкзака паспорт, военный билет, студенческий пропуск, загранпаспорт и пытаешься сличить фото с изображением - пять разных лиц. Впрочем ты и раньше слабо походил на эти карточки, наверно из-за того что они черно-белые, а в жизни ты многоцветный. Закончив с этим, ты читаешь. Раз двадцать безуспешно раскладываешь пасьянс на компьютере. Застилаешь кровать свежим бельём. Пробуешь смотреть телевизор. Играешь в сапёра на компьютере. Достаёшь из машинки чистое бельё и развешиваешь его на балконе. Принимаешь ванну. Ужинаешь курицей с рисом. Чистишь зубы. Раз двадцать безуспешно раскладываешь пасьянс на компьютере. Полчаса переключаешь каналы ТВ. В своей комнате надеваешь разбросанные перед сном вещи. В круглосуточном магазине покупаешь банку средства для мытья посуды. Возвращаешься домой, смотришь документальный фильм про Марию Кюри, по окончанию которого ещё минут десять скользишь по каналам. Принимаешь ванну и осознавая, что заняться тебе больше нечем, варишь  кофе, снова включаешь "Bricks Are Heavy" и запускаешь с первой главы.

Прощё с абзацами откровенного алкогольного загона, большими кусками подсознания в цельноэбонитовой оболочке, которые буйно расцвели ближе к концу. Выделить курсором и без наркоза.
Ты пишешь сразу на чистовик, что выходит дольше по времени, но избавляет тебя от неприятной работы, по уничтожению текста. Но как не крути, кое-где это необходимо. Порой что б спасти предложение, приходиться писать пять, восстанавливая смысловые и причинно следственные связи. К сожалению есть такие, от которых приходиться отказываться. Хорошие или даже отличные, но в данном контексте не уместные, ты долго всматриваешься в них запоминая порядок слов, надеясь когда-нибудь вернуть их к жизни. А потом удаляешь.
Когда с этим покончено, тебе остаются лишь незначительные дефекты и наведение лоска.
Варишь себе чашку горького, крепкого кофе и садишься за текст. Когда глаз начинает замыливаться, а мозг перестаёт понимать, о чём идёт речь, прекращаешь, отвлекаешься, на приготовление или поглощение пищи, мелкие хозяйственные дела.
В день ты выпиваешь, до двух литров кофе, но поскольку обычно ты его не пьёшь вовсе, ты думаешь что это ничего.
От кофе нестерпимо хочется курить.
О качестве написанного, сильно не задумываешься, это определённо сильнее всего, что тебе удавалось до этого. Ну а умел бы лучше, сделал бы лучше.
За компьютер ты садишься до полудня и не замечаешь как время подползает к полуночи, а твои пальцы начинают ходить ходуном от выпитого за сегодня дёгтя.
Тогда ты надеваешь старые растянутые вещи и отправляешься на вечернюю пробежку.
Размять насиженные места.
Население гуляет отчаянно, за всю ***ню, за лютую зиму и позднюю весну, как будто на следующие четыре месяца у них экспроприируют печень. Спортсмены, тоже выкладываются на последок, перед тем как засесть в душных залах.
А ты бежишь и словно всё твоё тело состоит из дверей восприятия боли и все эти двери разом решили снять с петель, неумело выламывая, короткими фомками, вместе с косяками.
Как любят повторять техасские рейнджеры, в голливудских боевиках: "Боль, сынок - это твой друг, боль говорит тебе о том, что ты ещё жив". И что жизнь твоя говно и друзья у тебя, да и сам ты.
Мы не ждём милости от гипофиза, каждый вырабатывает свои эндорфины как может.
Ты бегаешь каждый вечер. Печень уже почти не болит. Ты выхаркал большую часть слизи из лёгких. Ты до сих пор очень худ, но твои мышцы становятся крепче и больше с каждым днём. И это не маловажно.
Жизнь изобилует ситуациями, когда тебе не помогут, ни красные дипломы, ни красные корочки, ни кого ты знаешь на районе, ни кто знает тебя, ни кто твои родители.
В такие моменты ты можешь совершить три поступка: драться, убежать, пострадать или совместить что-то из вышеперечисленного. Но если тебя устраивают только два первых варианта, для этого необходимо быть подготовленным физически и выкидуха в кармане пригодиться.
Боже, дай мне сил выписать ****ы, тем кому смогу.
Скорости убежать от тех, кому не смогу.
И мудрость отличить первых от вторых.*
И Mercedes Bens в заводской комплектации.

Ты немного кривляешься на брусьях и турнике, а закончив идёшь к парадной, восстанавливая дыхание.
На кухне ты голый, пахнущий гелем для душа, маленькими глотками пьёшь брусничный морс. Ты сварил его перед пробежкой и он ещё не успел остыть. Ягода, сахар вода и несколько высушенных листов смородины, что б не слишком кислил. Взбивает пену стиральная машина.
Из коридора разноситься звук. Это не дверь и не телефон. Звук повторяется.
Пиликает белый аппарат на стене - интерком. Не сулит ничего хорошего. Ты выжидаешь ещё одну порцию трели и снимаешь трубку.
- Саша, здравствуй, это Валерий Михайлович с вахты, ага. Тут деваха, какая-то пьянющая, говорит к какому-то Бендеру. Я говорю тут такие не живут, она всё одно ломиться, я подумал лучше, позвонить сначала.
- Спасибо, я сейчас спущусь,- сказал ты, повесил трубку и пошёл одевать джинсы.
Дверь за собой ты не стал закрывать, нажал на кнопку вызова лифта и стал прислушиваться к звукам механизма и неразборчивым голосам на первом этаже.
Пока лифт опускался, ты смотрел в зеркало, на лицо к которому мало по малу стал привыкать. Не сложно было догадаться, кого занесло, по твою душу.
Реноме твоё ни к чёрту, если бухая девица ломиться в здание, почему это обязательно к тебе? Изображение лица изобразило печальную ухмылку, металлическая дверь, в зеркале, распахнулась.
Увидев её, первое желание было развернуться и уйти. Охранник придерживал дверь, миниатюрная девушка яростно ругаясь, стучала по стеклу пытаясь попасть внутрь. Наконец-то, дамы и господа хоть и растеряв по дороге, битломания, о которой так долго твердили монгольские почтальоны, добралась и до Хабаровска.
- Всё в порядке, Михалыч, это мой репетитор по природоведению,- сказал ты, пожимая его сухую руку.
- Я ж не знаю, объяснить ничего толком не может,- сказал он и распахнул дверь.
Оказавшись внутри, Кира попыталась что-то предъявить ему, схватив за камуфляж, но ты сгрёб её за плечи и повёл вверх по ступеням.
- Да, да, плохой Бэрримор,- начал ты сюсюкать, с ней как с обиженным ребёнком,- не будем с ним играть. Пойдём, на лифте кататься.
Судя по запаху, она пила коктейли в банках, судя по виду, много.
Пока кабина поднималась, она смотрела на себя в зеркало, если глаза - зеркало души, её была пуста и истекала тушью.
Где -то на третьем этаже, она повернулась и пытаясь что-то сказать, чуть не выколола тебе указательным пальцем глаз. Это была обвинительная пантомима. Быстро устав, она вздохнула и упёрлось лбом тебе в солнечное сплетение.   
- Раздевайся,- сказал ты включая свет в коридоре и скидывая кроссовки с босых ног.
Упав со звоном на "трамвай", она попыталась снять с коричневой кожаной куртки ремешок, перекинутой через грудь сумки. Дёрнула его пару раз, выругалась, откинулась спиной на стену и уронила голову.
Саспенс. Не понятно, ты будешь об этом жалеть или ты уже жалеешь.
Идёшь на кухню и наливаешь себе ещё стакан морса. Не спеша выпиваешь его, размышляя над дальнейшими действиями. "Спать, а завтра видно будет"- решаешь ты и возвращаешься в коридор.
Не сильно хлопаешь её по щекам, но не получаешь никакой реакции. Я летаю, я в раю, остальное - по хую.
Решаешь не издеваться над человеком и присев на одно колено, начинаешь развязывать шнурки на её кедах.
Твоё большое сердце тебя погубит, а так же увеличенные почки и расширенная печень.
Шнурки все в узелках. Снимаешь педали, снимаешь сумку, расстегиваешь куртку, высвобождая её руки из рукавов.
Перекинешь её через плечо и она наблюёт тебе на спину.     Подхватываешь, как невесту и стараясь не налететь Кириной головой на косяк, несёшь в комнату. Она такая лёгкая, - думаешь ты,- даже не вериться. Маленькое, бухое, пёрышко.
Откидываешь одной рукой одеяло и кладёшь её на простыню. Снимаешь носки. Расстёгиваешь зипер и стягиваешь чёрные джинсы дудочки. В это время она начинает вяло мотать головой из стороны в сторону и руки её ищут в районе живота.
- Ага,- говоришь ты, усмехаясь,- я не такая, I waiting streetcar named desire.
На ней красные кружевные боксеры. Что ж если это для тебя, то спасибо. Достаёшь телефон из её штанов, ставишь на беззвучный режим.
Подкачиваешь лежбище. Переворачиваешь её на живот и подтягиваешь за подмышечные впадины, так что б её голова немного свешивалась с кровати. Не хватало ещё, что б она тут воткнула, как Джимми Хендрикс. Майку с длинным рукавом снимать не стал, накрыл её одеялом, приоткрыл балконную дверь, выключил свет и вышел из комнаты.
В куртке была только мелочь, четыре пятьдесят. В её сумке лежала косметичка, две тетради с конспектами, ручки, книга Минаева "Media Sapiens", ключи, неподписанная коробка с  прожжённым диском, студенческий, какие-то флаера, матерчатый лапать с четырьмя сотнями, расчёска, пачка сигарет с зажигалкой внутри, паспорт.
Да действительно Кира, действительно 19 лет и действительно прописана на Пушкина, даже как-то не интересно.
Ты идёшь на кухню, выпиваешь стакан морса.
Чистишь зубы.
Застилаешь бельём, кровать в комнате бабки. Проверяешь, как там Кира и ложишься спать.

Светает. Когда не пьёшь просыпаешься легко, а засыпаешь с трудом и наоборот. Проверяешь, как там ночная гостья. Мёртвые не храпят. Принимаешь ванну с двумя дюжинами стихов Киплинга. Завтракаешь овсяной кашей, варишь чашку кофе и начинаешь работу над ошибками.
Слышишь, как открывается дверь, как Кира крадётся по коридору, как она задела стул и выругалась. Ты бы мог выйти и сказать что всё нормально, но пусть поволнуется, ей полезно.
- Доброе утро, Вьетнам,- говоришь, когда она неуверенно заглядывает на кухню.
- Ага,- обрушивается она на стул и кладёт голову на стол,- а где все?- спрашивает она из этого положения.
- В отпуске.
- Курить,- решительно поднимает она голову.
- На балконе.
Она уходит в коридор и возвращается с пачкой.
- Будешь?
- Бросил.
- Ладно.
Покурив она закрывает балконную дверь и садиться напротив, до тебя доноситься сладковатый запах сигаретного дыма.
- Как я сюда попала?- спрашивает она.
- Сам удивляюсь,- говоришь.
- Я вчера не буянила?
- Ну что ты. Вчера ты источала здесь неприкрытую сексуальность и жизнелюбие. Чаю хочешь?
Она пытается рассмеяться, но быстро прекращает и хватается руками за голову с выражением боли на лице.
- А пиво есть?
- Гертруда,- встаёшь и двигаешь к бойлеру,- пиво только членам профсоюза.- Японцы,- говоришь ты, вынимая из шкафа чашку,- пользуют крепкий зелёный чай, как средство от похмелья. Хотя, что они со своим подогретым разбавленным пойлом, понимают в похмелье.
Во время твоего спича, она выходит в коридор и становиться напротив зеркала.
- Да,- тянет она, отражаясь,- пришло пятницо и украло моцк. Бендер, у тебя помыться  можно?
Ты идёшь в кладовку, берёшь чистое полотенце, отдаёшь Кире. Показываешь как пользоваться душевой. Варишь следующую чашку кофе и садишься перед монитором.

- Я вспомнила,- говорит она, заходя в кухню и вытирая голову,- я звонила вчера. Телефон был отключен.
Смотришь на неё. Женщины теряют часть своей красоты - это одно из побочных явлений при отказе от алкоголя. Хотя она несомненно мила. Такие самые лучшие. Красота - это лживое обещание счастья. А с симпатичными, какое-то время, кажется будто видишь то, что не замечают остальные. С такими чувствуешь себя как Америго Веспуччи, который только что изобрёл велосипед. 
Ты берёшь трубку со стола и раскрываешь.
- Батарея села.
- Попробуй зарядить.
- Сейчас попробую,- говоришь и идёшь в свою комнату за зарядкой. На подоконнике, рядом с проводами, лежит серёжка, колечко с серебряной молнией. Берёшь серёжку, зарядку и идёшь на кухню.
Кира, сидит перед монитором и пьёт чай.
- Это наверно твоя, - кладёшь ты серёжку перед ней.
- Надо же, а я её везде искала,- говорит она, но ты ей не веришь.
- Что это за бред?- тычет она пальцем на экран.
- Мысли, буквами.
- Твои.
- В том числе.
- Стеллерова, пишется без "и" краткой и с двумя "л".
- Исправь.
Щелкают клавиши.
- Пятнадцать глав,- удивлённо произносит Кира,- и о чём, если не секрет?
- Не думал об этом.
- А как называется?
Ты лишь пожимаешь плечами.
- Я возьму почитать?
- Валяй, если обещаешь не высказывать своего авторитетного мнения.
- Обещаю,- говорит она и достаёт телефон с примотанной к нему флешкой.
- Только триппер электронный мне не занеси.
- Не волнуйся, всё стерильно,- улыбается она и её нижняя челюсть при этом сдвигается немного влево.

- Может поедим?- спрашивает Кира, заканчивая чай.
- Холодильник у двери, угощайся.
Она наклоняется перед освещёнными полками, ты смотришь каким глубоким смыслом наполняют её ягодицы, обычные чёрные джинсы.
- А дыню можно?- поворачивается она и перехватывает твой взгляд.
- Доедай.
- Ништ,- она берёт нож из подставки, снимает с остатка дыни прозрачную плёнку и начинает отрезать.
- Не китайская, да?- спрашивает она жуя.
- Таджикская, сладкая как Кендимэн, гладкая как Кристина Агилера.
- Хочешь,- протягивает она тебе кусок.
- Нет.
- Ты сегодня не в духе, да?- спрашивает она вытирая бесцветные капли стекающие по подбородку.
- Обычный.
- Может зомбоящик посмотрим?
- Я, вроде как, занят.
- А я тебя, вроде как, отвлекаю?
- Вроде как. Так что давай доедай и спасибо что зашла.
- Ты такой милый.
-  Ещё раз пьяная припрешься, в вытрезвитель сдам.
- А кто тебе сказал, что я к тебе ещё приду?
- А тебя и в этот раз не приглашали.
- Хам ты, Бендер,- она встаёт из-за стола и идёт в коридор.
- Кира,- окликаешь ты её.
- Да,- поворачивается она.
- Объедки в мусор, тарелку и нож в раковину, если хочешь, можешь даже помыть.
- Ладно,- говорит она и выполняет всё, нарочито театральными жестами.
- Хозяюшка,- ухмыляешься ты,- пойдём провожу.
Ты стоишь в коридоре, Кира быстро и нервно вкидывается в кеды, надевает куртку и сумку, смотрится в зеркало и не прощаясь уходит.
Табор уходит на ***
Ты закрываешь за ней дверь. Снимаешь с матраса бельё, закрываешь балконную дверь. Протираешь влажным полотенцем полы в душевой. Загружаешь его и постельное в стиральную машину. Варишь себе ещё кружку кофе и садишься за компьютер.

Ночь. Ты лежишь под чистой простынёй, как обугленный кусок мёртвой коровы, под булочкой с кунжутом. Смотришь на обратную сторону своих век, напрягаешь желваки и слушаешь, как на кухне ползает по столу и захлёбывается мелодией Stairs, твой телефон.
Складной ублюдок звонит уже несколько минут и внимая очередной полифонический отрывок, ты надеешься, что этот будет последним и каждый раз ошибаешься.
Как же хорошо было с пейджерами думаешь, шаркая тапками в сторону кухни.
Часы на печке показывают три с копейками. На экране телефона написано "Мохнатый".
- Привет,- радостно кричит он в трубку,- не разбудил?
- Ну что ты,- говоришь зевая,- конечно же нет.
Он для проформы спрашивает как дела. Ты зеваешь, обычное "нормально" и Глеб, начинает рассказывать как у него.
Ты оставляешь телефон на столе и идёшь опорожнить мочевой пузырь. Моешь руки, сооружаешь стакан молока, садишься за стол и прикладываешь трубку к уху и слышишь:
- Алё, Гвоздь, Гвоздь. Говори. Говори, говорю.
- Я тебя слушаю,- делаешь ты глоток и от холодного молока тебе сводит зубы.
И он продолжает. У него всё круто. Он устроился в новый глянец, у него новая девушка, в институте всё хорошо, он пишет, у него одновременно и ренессанс и золотой век русской поэзии. Не успевает в канцтоварах ручки и тетради покупать.
- Что ж, рад за тебя старина,- говоришь ты.
- У тебя как?
- Смотря с чем сравнивать. На фоне твоих достижений, довольно ***во. С другой стороны я не напиваюсь и не звоню в три часа ночи, в тот же часовой пояс.
- Ну тоже да,- смеётся он в трубку.- Пишешь?
- Нет.
Вы немного молчите. Потом он резко вспоминает новость о том что ваша общая знакомая уехала в Москву. Великое переселение уродов, думаешь ты. Хотя, человек хочет в телевизор, заниматься пропагандой собственного лица. Не выезжая за пределы родины, лучшего места чем третий Рим, не найти. Так что, попутного ветра в  нижний сфинктер.
Глеб рассказывает о проводах, конечно, только то, что может вспомнить и поэтому рассказ выходит не очень длинным. Он говорит что сам подумывает о Москве.
- В Химках деревянными членами торговать?- смеясь спрашиваешь ты.
- Почему в Химках,- смеётся он в ответ.
Вы ещё немного говорите, он рассказывает о малознакомых тебе людях. Тебе не очень интересно.   
- Как там цветок?- спрашиваешь.
- Лучше всех,- говорит он.
- Ну и славно,- и в этот момент связь обрывается. Вы разговаривали полчаса. Видимо у него кончились деньги на счету. Ты ждёшь несколько минут, но Глеб не перезванивает.
Поспать уже не получиться. Ты решаешь с этого дня отказаться от кофе, а заодно от чая, на какое-то время. Ставишь мутно бледный стакан в раковину.
Выключаешь телефон.
Выключать телефон, на ночь. Если на земле существует хоть один пропойца, которому известен твой номер. Или даже человек с плохой наследственностью. Необходимо отключать питание перед сном. Ты неукоснительно следуешь этому правилу, но иногда всё-таки забываешь и это чревато подобной "ватой".
Ты и Мохнатый запойные. А запойным нельзя пить вместе. Лучшие твои воспоминания о Глебе. Это как вы сидите на диване, после недельного хождения под углом в 40 градусов. Сидите и смотрите все сезоны "Друзей" на DVD. Просмотр ситкомов лучшее занятие с тяжёлого похмелья, когда уже и пить нет сил. Вы сидите и даже не смеётесь над шутками. Тебе плохо, очень плохо, но греет мысль что рядом с тобой человек которому, так же как тебе, если не хуже.   
Горячая ванна. Стих не идёт. Ты думаешь о Москве. Ленина ты уже видел. Как живого. А подальше от царей, оно и голова целей. На нашем западном Востоке, не наведут порядок, пока не изобретут нольпереносы и машину времени. Тебе нравиться.
Завтрак. Последний раз прочитать написанное и пора собираться.

Коридор оглашает звук дверного звонка. На пороге стоит Кира.
- Бендер, ты принципиально не включаешь телефон?- говорит она вместо приветствия.
- И тебе здравствуй.
- Куда собрался в таком виде?
На тебе чёрные растянутые штаны с тремя полосками и полинявшая толстовка с капюшоном.
- Бегать.
- Я к тебе в гости пришла,- говорит она растерянно.
- Проходи,- говоришь ты надевая кроссовки.
- А ты куда?
- Я же сказал, бегать.
- Мне уйти?
- Сиди, раз пришла, я буду через час или полтора. Еда в холодильнике, в ящик потупи.
- А ты не боишься что я украду что-нибудь?
- В доме нет ни денег ни драгоценностей. Я знаю твою Фамилию и адрес,- говоришь ты завязывая шнурки. Камеры на синагоге, засняли как ты зашла. Код ты не знаешь, значит тебя впустил охранник. Так что,- говоришь, поднимаясь с колена,- считай что я тебе доверяю.

На бегу ты думаешь, что тебе нужна новая толстовка с капюшоном. Крайне удобная вещь, если приходиться выходные провести на бетонном настиле, она и одеяло и подушка и маска на глаза от никогда не гаснущей лампочки.
Ты тогда пошёл получать паспорт в пятницу, а в субботу у тебя было назначено рандеву со старой подругой, те два года что тебя не было не пошли на пользу ни её лицу ни фигуре.
Твоя последняя учительница по химии говорила, что ты всегда идёшь путём наименьшего сопротивления. Ты очень много думал о том, что ей пришлось вынести и преодолеть, что б стать школьным учителем химии?
Почему-то у всех химиков, что тебе встречались, был скверный характер, а учителя по физике являлись милейшими людьми
Ты пропал с той пятницы на три с половиной месяца, ты думал что она уже тебе не даст. Ты ошибался.
Наверно у химиков это из-за доступа к реактивам, а физики, чем больше узнают о вселенной, тем больше осознают ничтожность своих знаний.   

Когда ты возвращаешься, она сидит на кухне, ест яблоко и что-то читает с экрана, в колонках играет песня blindman.
- Что это за папка "Женя Жопина"?
- Дженис Джоплин,- говоришь, снимая и закидывая вещи в стиральную машинку оставаясь в прилипших к телу мокрых трусах.- Я сейчас, только помоюсь.

Вытершись. Одев чистую майку и шорты, ты идёшь на кухню, забрасываешь трусы к остальным вещам, наливаешь в пивную кружку воды и с жадностью выпиваешь.
- Я тут прочла несколько твоих рассказов, ты не против?
- Даже если я был против, что это может изменить.
- Откуда ты знаешь мою фамилию и где я живу.
- Угадай.
- Ты лазил в моей сумке?
- Лазил - неприятное слово, но в общем да.
- Ты не подумал ,что я не живу по месту прописки.
- Родилась ты в Хабаровске. Учишься в местном вузе. Значит скорее всего живёшь с родителями именно по месту прописки. А отметка о группе крови и резус-факторе, говорит что ты чуткий человек, которому часто нечем заняться.
- В день донора, всем потоком пошли,- говорит Кира.
- Молодцы, только отметку ставят, на следующий день, после сдачи и только по желанию,- говоришь ты и включаешь чайник,- макароны будешь?
- Нет, спасибо.
- Я прочитала, то что ты мне дал.
- Ты сама взяла и ещё обещала не высказывать своего мнения.
- Ладно, не буду.
- Но если очень хочешь похвалить, то ладно уж, не держи в себе.
- Да нет, помолчу, раз обещала,- растягивает она губы в улыбке.
- Вот и чудно,- наливаешь ты кипяток в кастрюлю и ставишь на краснеющую конфорку.
Наливаешь себе стакан морса и садишься на стул рядом с ней.
- Когда я только писал первые рассказы. То мне была интересна критика. Было интересно мнение людей. Ну и кто не любит похвалу?- делаешь ты глоток из стакана.
- Что было мало восторженных комментариев?
- Вполне достаточно. Сейчас у меня примерно 10 благодарных читателей и столько же не благодарных.
- Неплохо в принципе, но предсказуемо и концовка затянута.
Фафа бы с тобой не согласился.
- Спасибо. Это не твоё мнение для меня безразлично. А чьё бы то ни было. Скажи что это плохо или хорошо. Это может задеть только меня. Страницам всё равно, буквы на них легли так, как легли. Как говориться:"У тебя есть право только на действие, но не на его плоды".
- Сам придумал?
- Нет, кто-то умный сказал, вроде Дженифер Лопес.
- Кто?- смеётся она и касается рукой твоего плеча.
- Или Кармен Электра, на самом деле мне в этой фразе нравиться сочетание "но не на", словно новая нотная грамота,- встаёшь ты из-за стола.
- Я хотела сказать, что мне как бы понравилось, но всё это отдаёт лицемерием.
Насыпая стиральный порошок в мерный стаканчик, ты задумался.
- О, я кажется понял о чём ты. Кризис идентичности,- зарядил ты порошком стиральную машину,- несоответствие этих апартаментов с содержанием глав.
- Как то так,- берёт она твой стакан с морсом и отпивает из него.
- Во первых это художественное произведение, а не автобиография. Хотя, автобиографии полны вымысла.
- И всё таки.
- Эта квартира для меня, вроде санатория. И срок моей путёвки заканчивается через 8 дней. А в остальном, я пишу о вещах, о которых имею представление.
- А как же быть убийством лучшего друга?- пристально, не моргая, смотрит она в твои глаза.
- Брось ты, откуда у меня друзья,-  отвернувшись, включаешь машинку, начинающую наполняться водой.- Ты никогда не думала, что инстинкт самосохранения сильнее инстинкта продолжения рода. Для человека гораздо естественней убивать, чем трахаться.
- И часто ты убивал?
- Я и трахался, намного меньше чем хотел.
Вода выпрыгивая из кастрюли шипит на плите. Ты достаёшь из шкафа пакет макарон.
- Знаешь, что мысль материальна?
- Моя нет. Точно не будешь макароны?- спрашиваешь ты и Кира отрицательно мотает головой.
- Думаю, то что я написал - убило нашу дружбу,- ты вспоминаешь светящиеся синим белки Фафиных глаз. Когда я ему послал эти главы,- ты вспоминаешь его чёрную пасть и холодную слюну на своей груди,- он был взбешен. Погоди, писал я ему, но до того как сесть за историю, я тебе сказал, чем она закончиться.- Ты берёшь ложку и помешиваешь "рожки", сбивая белую пену.- Да, ответил он, но я не думал что это будешь ты.
- А зачем ты это сделал?- спрашивает она и ты слышишь как она подходит.
- Не мог поступить иначе,- говоришь ты,- такой был сюжет.
- И никак нельзя было его изменить?- она становиться рядом и снова начинает смотреть на тебя, ты чувствуешь что ещё немного и ты расплачешься.
- Можно конечно, просто это была бы другая книга. Помешай пожалуйста,- отдаёшь ты ложку и идёшь в ванну. Там ты умываешь, холодной водой, чужое лицо, со своими покрасневшими глазами. Вытираешь полотенцем и возвращаешься.
Сливаешь воду, пропускаешь через тёрку кусок маздама топишь всё это под морем кетчупа. И приступаешь. Не спеша, вдумчиво, смакуя. Кира шуршит музыкой, на твоём компьютере.

- И что дальше, я про книгу?
- Буду решать проблемы по мере их возникновения,- говоришь ты вытирая уголки рта  бумажной салфеткой, оставляя на белом красные с жёлтым пятна,- придумаю название и выложу в сеть.
- Не будешь относить в издательства?
- Это уже следующая проблема, о которой я пока не думаю.
- Если они не захотят её печатать?
- Напишу следующую, придумаю название, выложу в сеть,- ставишь ты тарелку в раковину.- Чаю хочешь?
- Давай.
- Какой тебе?
- Не знаю, зелёный наверно. Что такое "Love",- смотрит она на тебя.
- Группа. Хиппи доисторические.

- Бендер,- говорит она, когда ты ставишь перед ней чашку,- можно вопрос?
- А до этого, ты не одного не задала,- улыбаешься ты ей.
Она улыбается тебе в ответ. Ты смотришь как в чашке стоящей на столе, распрямляются и выпадают в осадок листья.
- Есть, что покрепче?
- Что-нибудь подберём,- встаёшь ты из-за стола и идёшь в кладовку. Достаёшь из рюкзака документы, вытаскиваешь вложенный в обложку паспорта кредитку и направляешься к родительской двери.
Держась правой рукой за ручку, левой ты пытаешься завести пластик между дверью и косяком, за собачку. В какой-то момент тебе кажется, что visa electron, вот-вот треснет от твоих манипуляций. Кира молча стоит за твоей спиной. Наконец тебе удаётся и ты резко дёргаешь карту на себя одновременно толкая дверь и она открывшись, звеня щёлкает выпрыгнувшим штырём.
Из комнаты веет холодом. Ты заходишь, поворачиваешь рычажок на внутренней стороне ручки, нащупываешь выключатель и указывая на когорту бутылок стоящих в коробках и просто на полу говоришь:
- Выбирай.
Пока она что-то восторженно говорит приподнимая бутылки и изучая этикетки, ты идёшь на кухню, делаешь музыку громче, берёшь свой стакан с морсом, в пустой кидаешь несколько кубиков льда и возвращаешься в родительские покои.
- Ну что, выбрала?
- Всё такое классное,- восторженно глядит она на тебя.
- Вот,- указываешь ты на бутылку -"Ной Араспел", три года, очень рекомендую.
- Нет, а текилы нет?
- Посмотри, но вроде, в прошлый раз мы выпили последнюю.
- А это что?- она поднимает тубу с водкой "Мамонт" внутри. Упаковка сделана очень ажурно, а если принять во внимание количество медалей которые хлебное вино получило на различных выставках, то от малейшего движения, бутылка, должна звенеть как кафедральный собор на Рождество.
- Водка, она и есть водка.
Эту бутылку презентовал Фафа твоему бате на прошлый новый год.
- Давай её,- поднимается она и передаёт тубу.
- Как пожелаешь,- говоришь и сняв крышку достаёшь конусообразную бутылку с привязанной к шее сопроводительными грамотами. Скручиваешь пробку и наполняешь стакан до половины. "Прозрачная Мери". Лёд в стакане трещит, Кира спрашивает:
- Мы здесь будем?
- Почему нет,- садишься на родительскую кровать и подаёшь ей стакан,- поговорим о творчестве, донорстве и лицемерии. Газировки принести?
- Ага.
- Сейчас.

- А ты что, не пьёшь?- спрашивает она после нескольких глотков.
- Завязал.
- В стритэйджеры подался?
- Ну, в мормоны.
- Хорошая водка, а коньяк я не очень,- говорит она, пока ты, добавляешь ей ещё три булька, в пустеющий стакан.
- Твоё здоровье.
- Бендер, спасибо да, сколько тебе лет?
- Знаешь Кира, говорят, что алкоголики навсегда  морально застревают в возрасте своего первого запоя. Значит мне 14 лет и у меня печень мертвеца.
- Четырнадцать да, а выглядишь гораздо старше, правда печень твою не видела.
- Да там и смотреть не на что.
- Так сколько?
-  Я древний, как грек. 25, зимой 25 будет,- допиваешь ты остатки морса,- или нет.
- Пессимистично.
- Объективно.
- Сколько мне, ты знаешь, как зовут знаешь, мммм да. Кстати,- пихает она тебя, ладонью в плечо и из её стакана капает несколько пахучих капель "отвёртки" на покрывало,- тебя то как зовут.
- Саша.
- Шурик значит. Шура,- тянет она и по твоему буква "р" у неё не получается.
- А ты букву "р" не выговариваешь,- смеёшься ты.
- Не целиком,- смутилась она.
- Со мной тоже логопеды напортачили, "л" удаётся мне время от времени.

Она уходит покурить, ты наливаешь ещё морса, кидаешь ещё льда, увеличиваешь крепость её питья. В комнате, пока она что-то рассказывает, ты мусолишь её замок с трилистником на красной олимпийке. И в тот момент пока ты смотришь в её светящиеся глаза ты понимаешь, что у тебя нет презервативов. Ни полштуки. Ты начинаешь соображать. У родителей искать бессмысленно. Они давно уже переключились с плотских утех, на вселенскую большую любовь. Украдкой смотришь на часы, ближайшие аптеки и магазины закрыты, а до работающих пилить минут 10, только туда. Вклинившись в паузу её рассказа, ты спросил напрямик:
- Кира у тебя есть презервативы?
- Зачем тебе?- неласково отозвалась она.
- Просто что-то в голову взбрело,- улыбнулся ты, всеми зубами.
- Ты же бегал час, чего не забежал в аптеку?
- А вот это почему-то мне в голову не взбрело.
- Зря.
- Ой, зря,- подтверждаешь ты.
- Хотя, понятно, что у человека который бегает вечерами, по определению, не может быть личной жизни.
- Это пожалуй самое остроумное, что я слышал за последние несколько месяцев.
- Правда?
- Я на полном серьёзе.
- Спасибо. Но кто тебе сказал, что тебе понадобятся презервативы?
-Никто, ты права. Ты абсолютно права, но представь если бы они понадобились, а их под рукой не оказалось. Какой конфуз. Скандал.
- Ты слишком самоуверен,- говорит она и делает глоток, зловеще со скрежетом разгрызая льдинку.
- Вовсе нет, это скорее от неуверенности.
- Встань,- говорит она.
- Что, прости?
- Встань.
Ты делаешь как она говорит. Кира ставит стакан на пол и поднимается с кровати. Её недавно нервные движения стали более плавными. Она становиться напротив тебя и облизывает нижнюю губу. Ты наклоняешься, чтоб её поцеловать, но она отгибает свою голову назад, прикладывая к твоему рту, маленький пальчик, который жжёт потрескавшиеся губы водкой. Затем она как бы соскальзывает вниз и сдёргивает одним движением твои шорты. Резинка больно задевает начинающий набухать член. Она сжимает его ладошкой у основания, через мгновение он стоит по стойке смирно.
Она держит его немного в стороне от своего лица и смотрит на тебя снизу вверх прекрасными, ****скими глазами. Сейчас ты полностью в её власти.
- Сама в ад попадёшь, и меня за собой тянешь,- говоришь ты, силясь улыбнуться, но понимаешь что выходит только гримаса страдания.
- Брось,- говорит она, снова облизывая губы,- мы все попадём в Ад.
Тебе нравиться её настрой.
- Что ты хочешь?- спрашивает она, сильнее сжимая твой член.
- Возьми его в рот,- сипишь ты.
- Что? Я плохо тебя слышу.
- Возьми его в рот, ****ь тупая,- рычишь ты на неё.
И, она размыкает свои пухлые губы. И, ты зарываешься подрагивающими пальцами в волосы на её затылке. И, она закрывает глаза. И ты думаешь: "наконец-то использую что-то по назначению". И, встретимся в аду.

Секс с другим человеком, как боулинг. Вроде должно быть весело, но слишком похоже на работу. Однако секс - явление одноразовое, как еда или подушки безопасности. За ним следует онанизм и чем дальше, тем больше ощущение, что ты просто дрочишь, кем-то ещё. Но кто сказал что гонять не приятно? В то же время секс - это такая ебля.

Осень обернулась запоздалым, в этом году, бабьим летом. Эта пора, как второй и последний шанс. Каждый день становиться холоднее на пол градуса или градус. Это тепло, как смертельно больной точно знающий сколько ему осталось.
Кира приходит каждый день. Часов в 10 и уходит ближе к полуночи. Это хорошо, ты предпочитаешь спать в одиночестве. И просыпаться без поцелуев, со вкусом мёртвого лося.
Вы только и делаете что фачитесь, едите и смотрите кино.
Ты чувствуешь себя куском мяса. Но так же ты знаешь, сколько точно это продлиться, поэтому не грузишься.
С утра ты выходишь только за тремя пачками презервативов, т.к иногда двух не хватает.
С бегом ты пока завязал, потому что и так к вечеру еле ноги волочишь.
Разумеется в институт Кира не ходит. Но ты думаешь что Мировая экономика, переживёт её недельное отсутствие.
Пьёт она под твоим присмотром. Крепкий алкоголь, запущенный в неё слишком резко и количеством больше ста грамм начисто убивает в ней всё прекрасное. Зато дозировано, не спеша и под закуску, он делает её движения кошачьими, добавляет огня глазам и безумств желаниям. Ты не пьёшь и это добавляет тебе сил и времени, ****ься, жрать и смотреть всякую муть.
Где вы только не упражнялись, даже на кровати в которой умерла твоя бабушка и то, два или три раза. Любит она это дело, аж мычит. И жаркая внутри, как топка паровоза.
Вы находитесь на том прекрасном участке отношений, когда сношаться можно, но всё настолько зыбко, что никто ещё не мнит партнёра своей собственностью, старается не ранить случайно чувства, не спугнуть дичь.
Вы лежите голые, на полу, в твоей комнате. Лосниться плёнка засохшей спермы на её бедре. Не хватило презервативов. Балконная дверь открыта. Она курит, стряхивая пепел в пустой стакан в котором было красное вино. По её веснушчатому плечу ползёт божья коровка. Кира смеется и говорит:
- Щекотно.
Ты смотришь на неё и представляешь, через сорок лет. Она будет милой старушкой, конечно если завяжет с куревом и тормознёт со спиртозависимостью. У неё есть две ноги и две руки - это гораздо больше, чем нужно что б принести стакан воды, но у жён алкашей ужасный характер.
Перед смертью так часто хочется пить? 
Насекомое, расплавляет крылья и жужжа вылетает в осень.

Она тебе нравиться. Серьёзно. Болтает только много. И вопросов задаёт, больше чем нужно. Вся такая по Карнеги. Исподволь интересуется своими перспективами, в твоей жизни.
Ты умеешь слушать людей. Если правда, то что каждый человек в чём-то талантлив, то наверно это твой талант. Из тебя бы вышел неплохой психоаналитик. Просто сиди тихо, вникай, и направляй, вопросами, их рассказы в правильное русло. Это практика.
А в теории, всё что не символизирует фаллос, символизирует влагалище.
Было бы любопытно, своими умелыми консультациями довести здорового пациента до самоубийства.
   
Можешь не любить, не люби. Не то.
Любовь - это отсутствие выбора.
Миниатюрные девушки, крайне удобны в эксплуатации. За счёт меньшей площади тела, их эрогенные зоны расположены более концентрированно, что в свою очередь экономит время прогрева двигателя.  Кира хороша, но не в твоём вкусе. Тебе нравятся высокие брюнетки с порочными ртами и смеющимися глазами, чуть полноватые. И ещё тебе нравятся умные женщины, ну то есть ты думаешь, что они тебе нравятся. Они тревожат тебя, как рыба фугу, которую ты никогда не пробовал.

Она говорит что окончила школу с золотой медалью. "Сначала ты работаешь на медаль, потом она работает на тебя". Все медалисты которых ты знал, говорят эту фразу, как бы извиняясь за тягу к знаниям.
- После третьего класса, в школе я научился только двум вещам.
- Интересно каким?
- Любви и правоте. Да и ещё я полностью разгадываю кроссворды на пачках с лапшой Доширак.
-Расскажи.
- Моя мать говорила, что если б я её любил, то учился бы лучше.
- А ты?
- А я считаю, что если б она любила меня, сильнее одобрения окружающих, то не заставляла бы заниматься ***нёй.
- А правота?
- В пубертатный период в каждом классе появляются дети, это всегда мальчики, которые прочитали, что-то помимо программы и начинают спорить с учителем. И как только учитель, обычно это заёбаная жизнью бабища, начинает проигрывать в дискуссии, она говорит: сядь и закрой рот или родителей в школу. Короче, кто сильнее, тот и прав.
- Это твоих родителей вызывали в школу?
- Не романтизируй мой образ, я был заядлый долбоёб и ортодоксальный рас****яй.
- Как это?- хихикает она.
- Скоморох, паяц, лицедей, клоун, фигляр, деревенский дурачок, шут. Называй как хочешь. Все эти церковноприходские школы с усиленным изучением ОБЖ. Целью их является не обучение, а отсев и классификация. Тебе на самом первом "уроке мира" врут что-то про Индиру Ганди. А где-то в канцелярии уже лежит твоё дело, пока только папка с фамилией, именем и отчеством, но со временем она разбухнет. Поэтому, нет ничего перспективней чем притворятся идиотом. Идиоты везде нужны и по многу.
- Ты вжился в роль,- говорит Кира и делает глоток виски с яблочным соком.
- Иногда мне кажется, что я всегда был идиотом, который зачем-то прикидывался, что он идиот.
- Потому, что он идиот,- заключает она.
- Логично. На основании наблюдений, система программирует твою жизнь. Выявляет и срезает инакомыслящих и бунтарей. Лояльно настроенных продвигает на верх. Школа в первую очередь учит не букварю, а подчиняться и чем выше в жизни, продвигается человек по карьерной лестнице, тем совершенней его навыки повиновения.
- Шура, вы больны, школа это просто школа.
- Я раньше не понимал почему родители и учителя за одно. Даже когда педагог не прав, твои предки на его стороне. Всё это по тому что и школе и семье, требуется от тебя одно и то же - безоговорочное послушание.
- Ясно, родители и учителя испортили тебе детство и ты придумал себе эту теорию заговора, потому что не мог выучить свои уроки.
- Учиться было совсем не сложно. С 6го класса по 11тый, я сделал может быть десятка два домашних заданий. Когда меня вызывали, я отвечал что не готов. Мне ставили двойки, которые в конце четверти превращали в тройки, что б не портить показатели и не лишать себя премий. Образование у нас обязательное, так что не доучиться до 9 класса, можно только при большом усердии. Штрихи стращали меня раз в месяц, после родительских собраний и на месяц отставали от меня. Да и пить я начал лет в 12ть, так что на меня не сильно давила обстановка.
- Твои родители какие они,- протягивает она тебе стакан, и ты наливаешь в него на донышко джеймсона и задумываешься.
- Отец. У него классные уши.
- Уши? Что за бред?
- Он в молодости серьёзно занимался борьбой. И из-за этого его уши стали, как два хряща плотно прижатые к черепу. А про матушку, даже не знаю что сказать.
- Представь что ты пишешь о ней рассказ.
- Ну это просто, я бы взял какие-то общие моменты, характеризующие поведение большинства матерей, что-то такое среднестатистическое, что б читающий мог узнать в этом образе и свою.
- И как бы это было?- протягивает она тебе пустую тару.
- Написал бы,- берёшь стакан и ставишь его на журнальный столик, говоря тем самым что пока хватит,- про то как она закармливает тебя, с каким выражением лица она говорит, что никто не будет тебя, любить так как она, как она даёт тебе множество ценных советов которыми сама не пользуется, про нелепые носки и свитера на новый год, про то как она дотошно интересуется твоими делами, про неинтересные рассказы о её молодости, про её нелепые сериалы, над которыми она иногда украдкой плачет. Это то что пришло в голову только что, если сесть и подумать можно накопать ещё три раза по столько же. Но что касается моей, это абсолютно чужой человек, которого я знаю двадцать пять лет.
- Вот она счастливая семья,- говорит Кира и  через тебя тянется к бутылке, ты берёшь её, зелёного стекла, чуть початую, и поднимаешь над головой.
- Два чужих человека встречаются и делают ещё несколько посторонних. Иногда это скопище может уживаться вместе, чаще с трудом.
Ты сидишь на полу прислонившись спиной к кушетке, Кира перебрасывает одну ногу и садиться лицом к тебе, ты обнимаешь её крепко не давая возможности повернуться к бутылке, что прямо за её спиной.
- Ты единственный ребёнок в семье?
- В этой да.
- В этой?
- Меня зачали в тоталитарном и авторитарном государстве, почти на самом его северном краю. Моего сводного брата в эпоху перемен, там же. Не знаю о чём думали наши родители, но точно не о нас.
- Ты самый ****утый человек, которого я когда-либо встречала,- говорит она, берёт твоё лицо в ладошки и целует.

Тебе конечно нужны люди, но намного меньше, чем другим.
Несколько человек, весёлых, не глупых, не сволочей. С которыми тебе бы хотелось общаться время от времени и кто бы хотел общаться с тобой.
И ещё кто-нибудь для совокуплений. С кем бы ты хотел трахаться и кто бы хотел трахаться с тобой, ну или хотя бы не мешал.
А совмещать у тебя, никогда не получалось.
Кира тебе не нужна. Несмотря на это ты добр, предупредителен, стараешься шутить, говоришь с ней, смотришь фильмы которые она приносит, ебёшь, как заводной, слушаешь её музыку.
Если на улице к тебе подходит бездомная собака, пройди мимо, кинь кусок еды если есть, но не гладь, если не собрался брать её домой.
Фильмы, почти все из них ты видел.
Линча ты отмёл сразу.
- В нашем мире и так выше крыши вопросов без ответов, что б придумывать в добавок к ним какие-то ещё.
На последний фильм Тарантино, ты согласился, при условии, что вы не будете смотреть последний Родригеса. Ты отшучивался. Она сказала, что больше тебе не даст если ты не скажешь почему.
- Тарантино это не наше "наше всё". Я вырос на американских фильмах категории В и ВС и немецких, без перевода. Я насмотрелся на всю жизнь. Конечно никто так талантливо и изощренно не снимает ***ту. И я всегда с удовольствием смотрю его фильмы, если у меня нет другого выбора.
Была ретроспектива фильмов Софии Копполы. Ты обратил внимание, что все героини её фильмов блондинки. Чем-то эти три картины, увиденные трезвым, напомнили фильмы Данелии. Лирические трагедии. Как кусок кремового торта. Лёгкие, воздушные и в то же время очень калорийные. А Мюррей просто красавец.
Было ещё несколько узкоплёночных режиссеров, фильмы которых ты смотреть то же не хотел, но не увернулся. Как понять, что чувствуют герои, если даже их мимика недоступна твоему разумению? Созерцание.
Было несколько мультфильмов Миядзаки.
Ты показал ей "Нигде" Грегга Араки, "Большого Лебовски" в гоблинском переводе и "Баралёт" с Рурком. Она не была в восторге.
Кира приносила что-то ещё, но ты не запомнил, ни названий не сюжетов.
Тихо в квартире, было только по ночам. Всё то время пока не показывали фильмы, крутились пластинки. Ни один из исполнителей, не был тебе известен. Видимо что-то очень модное. Группы где название, важнее звучания. Где тем лучше, чем хуже и где самый главный критерий качества, неизвестность и отсутствие ротаций.
Впрочем, ты добавил один альбом в свою фонотеку. Группа "Флёр". Ты сказал, что на пластинке все песни хорошие. Кира сказала, что это не удивительно, ведь это сборник лучших вещей.

Вы смотрите Бёртона, она лежит у тебя на груди, ты держишь её ладонь в своей. Такую маленькую, даже не вериться. Кира говорит, что ей с тобой очень спокойно.
Все с кем у тебя были более менее продолжительные романтические отношения, рассказывали это. Время спустя они начинали говорить о том, как сильно ненавидят тебя. Между этими двумя заявлениями, они вводили ограничительные санкции для минета, вплоть до полной отмены.
Женщины, как луковицы тюльпанов или наркотики. Ажиотаж и многократная переплата. Ты считаешь, что совершил выгодную сделку, но на самом деле тебя надули, как жабу, через соломинку. Мы используем лишь отверстия на их телах, они же ебут нас прямиком в мозг. Человек может жить без гениталий, человек без мозга не способен даже существовать. Мужчины всегда отдают слишком большую цену. И всё же, какой русский не любит сочной ****ы?
Это эгоистично, но ради вот этой девушки, ты не пойдёшь ещё раз на эту биржу. Может у тебя окситоцин плохо вырабатывается, может тебе стоит попить его в таблетках. Но к Кире ты ничего не чувствуешь, если только не считать эрекцию за эмоцию.
Она не станет музой, лишь обузой. Она будет делать тебя несчастным, а несчастный человек неспособен никого осчастливить.
Не прошло недели, а ты уже видишь её взгляд с обретающим формы вопросом: "Не ты ли мой прекрасный принц от Mattel* лошадь и прекрасный принц продаются отдельно".
Нет, милая моя. Взял бы я тебя. Но там в краю далёком, нет у меня ни ***.

Ты останавливаешься, смотришь Кире прямо в глаза и спрашиваешь:
- Прости, это случайно не твой палец в моей жопе?
Она лишь поджимает губы и поднимает брови, округляя глаза.
- Вынь, будь добра. Ага. Спасибо большое.
Ты встаёшь с неё, сдёргиваешь резину с увядающего члена, кидаешь её нетто на пол и одеваешь шорты.
- Что то у меня настроение пропало,- говоришь ты смотря на неё голую, распластанную на ковре, перемазанную между ног собственными секрециями,- пойдём поедим, только руки помой.

Деревянной лопаткой со сковороды, ты накладываешь по тарелкам жаренную "со скрипом" картошку, с грибами и луком и ставишь их в печь.
- Извини,- говорит она, когда ты подаёшь ей тарелку.
- Тебе не за что извиняться,- говоришь, идя к холодильнику и доставая кетчуп,- разве что, такие вещи стоит оговаривать заранее.
- Я думала парням это нравиться, дай вилку пожалуйста.
- Думаю ты не была бы в восторге, если бы я связал тебя и начал ****ь в заднее сидение,- идёшь ты к ящику со столовыми приборами.
- Я не против,- тоном послушной школьницы, отвечает она. Вот сучка. 
- Держи,- передаёшь ты ей вилку.- Всем не может нравиться одно и то же. Но если бы это нравилось мне, я бы целыми днями только и делал, что торчал в своей комнате и засовывал бы пальцы в жопу, под песни группы "АРИЯ".
Она смеётся и её смех звенит прокуренным колокольчиком.

Вы доедаете.
- Хочешь, сходим куда-нибудь? - спрашиваешь ты, пока она моет посуду.
- Куда например?- выключает она воду и поворачивается.
- На "Симпсонов".
- Они прошли месяц назад.
- Ну тогда на рынок за пиратским DVD.
- Шура, ты хочешь куда-нибудь пойти?
- Абсолютно,- мотаешь ты отрицательно головой,- я подумал может ты хочешь.
- Нет, всё нормально,- включает она воду, и домывает посуду.
- Ну и чудно. Блин, а я хотел на "Симпсонов" сходить.
Звонит из прихожей её телефон. Она вытирает руки полотенцем и идёт на звук. Иногда по телефону, она говорит при тебе. Улыбается и уклоняется от прямых ответов. Иногда мрачнея, уходит в другую комнату и оттуда тон её ответов кажется тебе оправдывающемся.
- Чем займёмся,- спрашивает она, вернувшись.
- Я знаю чем мы не займёмся. Не в курсе как твоя, но моя плодилка унд размножалка, распухла покраснела и зудит. Надо сбавить обороты.
- Поддерживаю.
- Но от этого зуда, мне ещё сильнее хочется.
- И что же делать?- протягивает она ступню под столом и опускает на твой болт. Вот сучка.
- Не, не, не,- убираешь ты её ножку.- Вещь нежная, сотрёшь ещё, как я в туалет потом ходить буду?
- Сидя.
- Не люблю переучиваться.
- Когда ты уезжаешь?
- После завтра, наверное. Родственники вечером приезжают, получу майку в подарок, посмотрю фотографии послушаю рассказы, переночую и поеду.
- Мы завтра увидимся?- спрашивает Кира не глядя на тебя.
- Мне надо собраться и полы помыть, но ты заходи.
- Если ты не хочешь...
- Кира,- берёшь ты её ладонь,- не говори глупостей,- она поднимает глаза на тебя,- мне нужно знать только одно,- выжидаешь ты паузу.
- Что?
- Любишь ли ты мыть полы,- она вырывает свои пальцы.
- Урод,- говорит она.
Так называет тебя мама.
- Шучу. Думаю к обеду я со всем управлюсь, а рейс только в 10 вечера.
- Хочешь травы?- спрашивает Кира так, будто разговаривая не с тобой.
повисает пауза.
- Я заинтригован. Покажи, с чем мы имеем дело.
Она приносит из коридора свою сумку и достаёт свёрток из простого тетрадного листа в клетку. По тому, как она открыто хранит его, ты делаешь вывод, что легализация для неё уже наступила.
Разворачиваешь и видишь добротную шалу, по всему видно урожая этого года. Ты вдыхаешь запах.
как говорил Амаяк Акопян: "Если не дунуть чуда не получиться".
- Ой, ой, это же просто лечебный сбор №7. Доставай пачку с ингаляторами.
- А у меня нету,- говорит она.
- Что ж ты не подготовилась?
- Сходи купи.
- Смеёшься что ли. На всей красной линии, Беломора не найти. Опять гауляйтер Хабаровска чудит.
- Что делать будем?
- Сигареты доставай и тетрадный лист,- говоришь ты а сам идёшь за Фафиным паркером.
В этом деле, главное не торопиться. Вытаскиваешь зубами фильтр. Аккуратно, не разрывая бумагу высыпаешь табак, скручиваешь лист трубочкой и засовываешь со стороны потребителя. Теперь наполняешь продуктом, трамбуя стержнем авторучки. Закручиваешь косичку. Обрезаешь тормозок, ножницами.
К процедурам готов.
На балконе ты стелешь коврик для йоги и открываешь фрамугу. Облизываешь подушечку указательного пальца и смазываешь слюной рабочую поверхность, от чего та становиться коричневой.
Кира даёт тебе зажигалку и ты с стартуешь.
Сигарета от вытягиваний усыхает и становиться морщинистой, как старик. Уютно, как дрова в камине потрескивают семечки. Глотку раздирает кашель.

- Понравилась?- спрашивает она, пока ты заплёвываешь добравшийся до бумаги уголёк.
- Я не скажу, что это главная ёлка страны, но это очень, очень, очень, очень да, хааааааа.
Серьёзно, отличная вещь.
Она встаёт и зажигая сигарету, выдыхает дым в открытое окно.
- Кто у вас ездит на Каене?- спрашивает Кира, поворачиваясь к тебе.
- Кто-то ездит,- лениво отвечаешь ты,- мои соседи, они как террористы, все на одно лицо.
- Ты бы хотел себе Каен?
- Я об этом никогда не думал.
- А я бы очень хотела и сиськи вставит силиконовые.
- Невозможно жить в обществе с цветовой дефиренсацией штанов и не иметь цели. Оставь покурить,- поднимаешься ты с коврика.
- Ты же бросил,- говорит она отдавая сигарету.
- Мне очень хочется, когда употребляю, всегда много курю. А по поводу машины, чел без Каена может думать, что он купит его и станет счастливым, а что делать людям у которых уже есть Порш.
- Это только ты у нас такой святой, в родительской квартире,- с издёвкой говорит она.
- Современница, не переходи на личности, тебе не идёт. Мир полон людьми которые думают, вот я похудею на пять кило, куплю машину, найду работу и мне будет счастье. Но с достижением цели ничего не меняется. Нужно искать надличностные ценности, а если в добавок к этому у тебя будет мотор за полста кусков грина, что ж, бог любит тебя.
- Надличностные ценности, это вроде написать книгу?
- Писать - это мой личный вариант с похудением. Просто, я точно знаю, что не сделает меня счастливым и не ищу там, где уже искал. Дай сигарету.

Кончились сигареты. Ты закапался. Спустился в магазин. Купил на остатки купюр табака, четыре пачки фруктового льда и газировки. На обратном пути, покурил в бытовке, сегодня, как раз дежурил Михалыч.
- Ну что Сань, книги прочитал?
- Да какой там, даже не открывал.
Ты как-то вышел ночью за алкоголем и сигаретами. Ларёк на остановке был закрыт, а идти дальше, в тапках, ты не рассчитывал.
Ты тогда просидел в его бытовке до утра, куря едкий Беломор и слушая про Кандагар. Принёс ему на следующий день каких-то книг. Он тебе дал Корецкого и "Сон в начале тумана" автор Ю. Рытхэу. "Произведение проникнутое духом дружбы народов, которая рождалась на заре Советской власти на самой дальней окраине России." Ты ****.
- Ладно, Валерий Михалыч, я побежал, а то мороженное растает,- протягиваешь ты ему руку
- Ну, счастливо, Сань.

- Ещё?
- Можно, только позвоню.
Ты набираешь Военного и напоминаешь о себе.
- Саша, почему у тебя такой лоховской телефон?- спрашивает Кира, когда ты отключаешь связь.
- Потому, что подарок,- смеёшься ты.- Чем проще механизм и меньше в нём деталей, тем меньше вероятность, что в нём что-то сломается.
Пока телефон в твоих руках, переключаешь язык на русский и отправляешь Кермиту, 3и смс: "Конопляные побеги от реальности","уломал на анал" и "один ****а сменил амплуа". Из-за всех тех букв, на которые ты смотрел неделю, кофе и книжек со стихами, в твоей голове постоянно вертятся рифмы.
- Кому ты пишешь?
Приходит ответ: "Ты не заболел?"
- Видимо, своему патологоанатому.

- Ты есть не хочешь?- спрашивает она, после того как вы возвращаетесь с балкона.
- Может позже,- говоришь и рыскаешь по папкам в поисках подходящей музыки. Останавливаешься, на Californication, ставя со второй песни.
- А что бы ты хотела.
- Сладкого.
- Пойду посмотрю что есть. Разденься пока.

С кухни ты приносишь литровую банку липового мёда.
У Киры пожалуй самые восхитительные соски, которые ты, когда либо видел. Прекрасного, нежно розового цвета. Сегодня в них вставлены штанги.
Тянется из банки янтарная лента, медленно растекается по её бледному телу, играя внутри солнечным светом и вспыхивая протуберанцами.
Ты отставляешь банку, снимаешь с себя одежду и начинаешь не торопясь слизывать мёд с её горькой кожи.

Сидя в ванне, вы сладкие и липкие. Джакузи хороша не только тем что отлично взбивает пену, но и тем, что заглушает звук человеческого голоса.
Кира пьёт джин с газировкой. Она спрашивает, умеешь ли ты хранить секреты.
Её не интересует, нужны ли они тебе.
- Нет,- перекрикиваешь ты гудение насоса, надеясь, что возможно, этот ответ избавит тебя от приобщения к тайне.
Общей крови у них нет, на тот момент она уже не была девственницей. Пятнадцать лет - это не мало. Её родной отец, без вести ушёл за хлебом. Мамаша повторно вышла замуж, но через несколько лет, после рождения второго ребёнка, она плотно увлеклась, внутривенными инъекциями. Получила от мужа какие-то деньги за развод и то же потерялась. Всё случилось на старый новый год, её сводный брат, уже шесть месяцев как был в военном училище. Со временем эта связь начала её тяготить. Отчим говорит, что любит, жить без неё не может. Устраивает ей скандалы, из-за знакомых парней.
Если все люди братья, значит любая ебля между ними - инцест.
Она сама этого хотела. Она знала, что так делать нельзя. Теперь она знает, почему так делать нельзя.
Если бы тебе предложили что-нибудь изменить в своей жизни, ты бы отказался от водки и пива в пользу коньяка и вина, никогда бы не пил больше одного дня за раз, не начал бы курить, хотя курить ты любишь, ходил бы с малолетства в качалку, мышцы помогают расщеплять алкоголь, никогда бы не стал поступать в высшие учебные заведения и читать художественную литературу.
Но если всё это поменять, в ванне сидел бы сейчас совершенно другой Гвоздь.
И может быть сидел один или с прекрасным юношей или с животным или с овощем.
Ты представил, как лошадь говорит:"Дорогой намыль мне гриву, а то мне копытом не дотянуться". И закусывая губы пытаешься побороть смех. Протягиваешь руки к Кире, она подаётся к тебе и гладя плечи устраиваешь её так, чтоб она не видела как ты улыбаешься.
Она ждёт от тебя каких-нибудь слов. Тупая падчерица педофила.
- Это к вопросу,- говоришь ты,- легко ли быть молодым? Легко, но иногда бывает очень плохо, зато если бывает хорошо, то тоже необычайно.
- Я устала от этого, что мне делать?
- Съезжай или пригрози милицией или продолжай. Я как обоснуюсь, могу взять тебя. Но это 49 км. К тому же я планирую уехать на заработки.
- Куда?
- Туда где гнус и медный колчедан или в моря. Не знаю пока.
 
Протираешь полы в своей комнате, что б не растащить мёд по всей квартире и не делать завтра двойную работу. Кира встаёт на цыпочки, пытаясь дотянуться до книг лежащих на сейфе. Ты смотришь на две маленьких ямочки на её пояснице.
- Ты когда-нибудь гадал по книгам.
- Да один раз, было.
- И что тебе открылось.
- Даже приблизительно не помню,- подхватываешь ты ведро со шваброй и уносишь в ванну.

- Если хочешь погадать, возьми эту, в ней почти везде одна запись на страницу,- достаёшь ты ей с полки чёрную обложку с красными буквами и протягиваешь ей.
- Говори страницу.
- Если бы мы гадали на меня, я бы выбрал год своего рождения, но тебя наверно интересует групповое предсказание, значит 86.
- Почему,- начинает она перелистывать страницы.
- Чернобыль, больше ничего коллективного в голову не приходит, ну или 69.
- "Японский ресторан хорош осенью - в промозглую погоду. Горячие салфетки, подогретое саке. Когда дует норд-вест. И особенно хорош он перед покушением на жизнь премьер-министра, на последние деньги, в свистящем ноябре."- торжественно читает она.
- Так и написано?
- Смотри сам.
- Действительно. Если я не до конца пропил Ленинскую библиотеку, что могла бы поместиться в моём мозгу, ты говорила, что любишь японскую еду.
- Да, говорила.
- Если я достану "последние деньги", составишь мне компанию.
Она подходит к тебе и целует, через майку ты чувствуешь металл вставленный в её грудь.
Ты поднимаешь с пола телефон и набираешь Кучу, сразу прикидывая сколько тебе нужно.
Он сбрасывает твой вызов. Это значит, что он занят. Позвонишь позже.

Руины - то что остается, от цивилизаций.
Агонизируя, в корчах СССР, выталкивал из одной шестой части суши сразу развалины.
Я стоял на крыше, так никогда и недостроенного облисполкома. На уровне пятнадцатого этажа.
Внизу, насколько хватала взгляда, плескалось стальное северное море. Солнце, как слишком большая монета, неподвижно зависло и никак не хотело падать в копилку горизонта.
У этой постройки было и неофициальное название "дом самоубийц".
На краю крыши, свесив ноги, сидел человек. На секунду он повернул  голову и я узнал Фафу. В тёмных очках, но с нормальным цветом лица.
Я подошел к нему, присел рядом и глянул вниз, от чего защекотало в горле.
Демонтаж этого здания начался, ещё до моего отъезда из Магадана, сейчас на его месте храм. Ленин, чей бронзовый затылок, то появлялся, то исчезал из под шипящей толщи воды, перенесён. Да и линия прибоя, отсюда в десятке километров.
Это был сон, во всяком случае, я на это надеялся.
- Курить будешь,- достал Фафа обтянутый кожей подсигар и с щелчком раскрыл его.
- С каких пор ты начал курить?
- С тех самых, Саша,- повернувшись сказал он и вставил сигарету в свою кривую ухмылку, ты не отражался в зеркальных стёклах его очков.
- Где мы?
- Да *** его знает. Я сам пока не разобрался.
В отдалении, из ярко оранжевой полоски пляшущей по воде, торчал флагшток на здании "Северо-восток золото" с прилипшим к нему мокрым флагом.
- Слушай,- сказал я в затянувшуюся паузу,- глупо наверно извиняться за такое. Но, тем не менее, извини меня.
- Всё в порядке, конечно ничего не в порядке, но,- сказал он и замолчал, видимо так и не придумав, окончание фразы, докурил и выкинул сигарету..
- Я могу для тебя что-нибудь сделать?
- Что например?- зло спросил, он снова доставая подсигар.
- Хочешь, я буду за тебя молиться.
- Позняк, молиться, это может помочь только тебе, да и то не факт.
Мы ещё немного помолчали, глядя в даль. Я обратил внимания на цвета всего вокруг. Дело было даже не в цветах, а в оттенках. Такие, я видел первый раз в жизни.
- У тебя как дела?- спросил Саша.
- По старому. Денег не нажил, любви не нашёл. Вот не знаю, то ли в лотерею начать играть, то ли журавликов из бумаги сгибать.
Фафа, лишь улыбнулся на это, но уже гораздо добрее.
- Сань,- спросил я.
- Ну?
- Бог есть?
Он ничего не сказал, а лишь хмыкнул. Выкинул окурок в воду и выдохнул вонючий дым. Мы опять помолчали.
- Если совсем доступно,- внезапно начал он,- то и да и нет.
- Как тут вообще?
- Могло быть гораздо хуже.
- А я здесь зачем?
- У тебя телефон звонит,- сказал Фафа.
- Что?
- Телефон,- сказал он и в этот момент всё заволокла темнота и рассеялась только, когда ты оказался в своей комнате.

Телефон не заменим, если нужно вызвать пожарный расчёт или позвонить доктору Ватсону.
Звонящему, всегда что-то, да нужно. Услуга или услышать живого человека. Даже на праздники, люди не поздравляют никого просто так, это лишь способ не терять связь, что б в случае чего можно было попросить об услуге или при необходимости поссать на уши.
На экране высветилось "Ш2". Ш - шкера, один из телефонов Кучи. Можно было бы и не отвечать, но сейчас он тебе нужен больше чем ты ему.
- Алё, Гвоздь, спишь?- прокричал он в трубку, вместо приветствия.
- Ты позвонил узнать не сплю ли я? Спасибо за заботу, старина.
- Гвоздь, не еби мне мозг, мне сейчас ***во. Короче, приходи в "гриплаза", выпьем.
- Сколько сейчас времени?
- Двенадцати ещё нет.
- Хорошо, я подойду, часа через пол.
- Давай быстрее,- сказал Куча и повесил трубку.
Ты в темпе умылся, сделал несколько напасов из замороженной сигареты с травой, покашлял, подумал и докурил её, закапал глаза, выпил стакан воды. Взял ключи, трубу и вышел за дверь.
Было прохладно. Ты пожалел, что не надел куртку поверх свитера и что не взял сигарет.
Длинный ворот цеплялся за щетину на шее. Настроение было прекрасное. Ты засунул руки в карманы и потащил в горку продукт распада твоей личности.
Похожий на гриб без шляпки, выкрашенный в бирюзовый, вырос на дороге, в парковочной зоне, воздухозаборник бомбоубежища. Ты сворачиваешь у почты в сторону площади Ленина.
Бомбоубежище. Обычное казалось бы слово. Органичное в контексте двадцатого века, да и, если на то пошло, всей истории человечества. Но если подумать, оно, состоящие из двух корней, ужасно.
Они же не для атаки, какого-нибудь восмилапогосемихуя из далёкой-далёкой галактики и полчища его товарищей, со смертоносными лучами наперевес. Нет, это на случай если топ менеджеры, руководящие страной, не поделят респект с другими уебнями, стоящими у руля другой. И полетят с криво выведенным по корпусу ФАК Ю, баллистические ракеты и прочий ядерный потенциал.  Что б на земле было меньше гандонов, не забывайте пользоваться презервативами.
А эти бомбоубежища, всё равно не выдержат массированных ударов и в итоге выживут в своих бункерах, лишь те, кто и заварил эту кашу. Тут определённо прослеживается нездоровая тенденция.
А ядерное оружие?
Вибрирует телефон. Ты говоришь Куче, что будешь через 10 минут и выключаешь.
Ядерное оружие лишь доказывает человеческое бессилие, ты можешь уничтожить людей, но тараканы всё равно останутся. Хотя, кто проверял? И как, лучший режиссёр может снять не лучший фильм? Абсурд.
Инопланетяне, определённо существуют и они настроены враждебно и правительствам это известно. Иначе как объяснить, то что мы поступаем с планетой, как партизан со своей хатой.
Содерберг, хороший ты режиссёр, держи вот Оскар тебе, но фильм у тебя, извини, говно.
Надо, надо сводить Киру, определённо. Если Куча денег не даст, нужно взять у Батырыча или Банкира. Да и сам ты забыл когда в последний раз ходил в ресторацию, а даже самое маленькое дело, нужно начинать с большого перекура.
Между 10 и 11тым классом, ты всё лето провёл в горно-обогатительном комбинате. В тот день вас послали тянуть кабель, от столба к столбу, от столба к столбу, от столба к столбу. Пекло солнце, кусали оводы, залезала в глаза мошка, тебе не терпелось приступить к работе, а он всё курил одну за одной, сигареты без фильтра. Ты не помнишь как его звали и как он выглядел, какое то размытое человеческое пятно в потёртом и грязном "комке" с усами подковой. А фразу эту, про перекур, запомнил на всю жизнь.
Носятся на больших скоростях машины утробно рыча моторами и визжа шинами.
И ещё зарядить Кире, пусть возьмет тебе такой же или даже парочку.
- Я уже прочти пришёл сказал,- ты трубке и дёрнул на себя дверь.
Сильно пахло кориандром. Пел под караоке "Девочку пай" нескладный корейский паренёк. Пел старательно, для полной блондинки, напоминавшей мультипликационную свинью. Он заменил в строчки про розы "отнял" на "купил". У вас явно разные уровни погружения в реальность. Хороший наверно парень, а таких как ты, на шапку троих надо.
Куча сидел подперев голову рукой, как "мыслитель" Родена и уже четверть бутылки, как изобретал машину времени, на шотландском топливе. На мыслителе были казаки из змеиной кожи, камуфляжные штаны, светло коричневая рубашка похожая на обои. Довершала композицию красная кепка с логотипом Хонды. Если он одевался не с закрытыми глазами, то уж наверняка сильно зажмурившись.
Если б у тебя была машина времени, ты бы отправился в прошлое и уговорил мать сделать аборт.
- Хай Гитлер,- сказал ты и протянул ему руку над столом с множеством мисочек.
- Как дела?- страдальчески произнёс он, вяло пожимая твою ладонь.
- Да как на западном фронте,- взял ты со стола сигареты.- С тобой что?
- Виски будешь?- потянулся он к красной этикетке.
- Нет,- сказал ты наливая сок из графина.- Клёвые у тебя, кстати, педали, но я не заметил лошади у входа.
- Лошадь, сука, уебала с вещами. Во видал,- расстегнул он несколько пуговиц и показал довольно большой синяк на груди,- она из травматики в меня стреляла.
Последнюю фразу он выкрикнул и на нас обернулись почти все посетители.
Ты ничего не сказал, только сделал сочувственное лицо и отпил грейпфрутового сока.
При таком выстреле, ему бы сломало несколько рёбер, пришлось бы накладывать швы, при его конституции, его вообще могли бы не откачать. А эти увечия говорили, максимум о метко запущенной кулинарной книге.
- И за что?- удивляется он,- я для неё всё делал.
- Ну, сам знаешь, и кенгуру раз в год стреляет.
- Да крыса она,- сказал он чуть не плача, выпил виски и поддел чего-то вилкой с тарелки.
И он рассказал тебе историю. Рассказывал он её громко и надрывно. Это была режиссёрская версия. У тебя имелась своя.
Он решил избавиться от своей последней девушки, продукта украинско-корейской дружбы. Но вместо того что б сказать ей это открыто. Он своим поведением довёл ситуацию до того, что у подруги сдали нервы и у него появился повод выставить её, ставшись при этом белым и пушистым. Куча - чемпион по прыжкам в сторону.
- Гвоздь, мне уже 25, я хочу семью детей,- заканчивает он свой рассказ и выпивает.
- Зачем?- равнодушно спрашиваешь ты.
- Что зачем, ****ный по голове, потому что это нормально.
Норма. Говорят понятие нормы относительно. Ничего похожего. Стоит где-нибудь оказаться двум и более человекам. Сразу возникают социальные отношения. Эти отношения регулируются системой, системы бывают разные, но в любой есть свои брахманы и свои неприкасаемые. А норма - это действия частей системы, ведущие к её укреплению и процветанию. 
Куча в последнее время общается с людьми у которых уже есть дети. Его желания понятны. Идущий, по *** куда, главное вместе.
Ты не знаешь, как будешь смотреть, ну в случае если, в глаза своим детям:
 Адольф, Драздраперма, Максим, четырнадцать лет назад мир был чудесным местом, я не понимаю, как это произошло. А ты Максим, кстати, так на меня не гляди. Мы тебя усыновили, ты же знаешь, у тёти Тани больные почки, а у вас одна группа крови.
- Не кипятись, придёт и твоё время для нереста, метать икру, как баклажан.
Он бортанёт ещё несколько подруг, но рано или поздно устанет и та на которой он в конце концов жениться, будет не лучше и не хуже, ни одной из списка, мы всегда выбираем одних и тех же, просто он устанет.
72 целки, навсегда, странное понятие о рае.   
- Когда? Мне уже 25.
Ты рассматриваешь сигаретную подпалину на скатерти. Четыре женщины за сорок, поют "Два кусочка колбаски", прикольно поют.
- Ненавижу, когда старые ****и, поют всякую ***ню,- поворачивается он лицом к поющим.
- По песням "комбинации", можно судить до чего страну довели. Женщины отдавались за иностранную визу, мясной неликвид и покататься на русской машине. Это мужику бутылку всосал ириской занюхал и коммунизм, а женщине ей праздника хочется, красоты, комфорта минимального. Да и поют хорошо, тебе жалко?
- Всё равно ***ня.
- Ты выбирал заведение.
- Гвоздь, чё не ешь?
- Корейская еда - не моя чашка чая.
- А я люблю острое.
Это реально пацанская тема, что б в глотке огонь и слёзы из глаз.
- И ещё они собак едят.
- Тебе не по ***.
- Это их собачье дело, просто я не вижу никакой доблести в том что бы есть собак или улиток.
- Причём тут улитки?- свинчивает он крышку с бутылки.
- Если ты не голодаешь, ты не должен питаться чем-нибудь слишком доверчивым и ли тем что слишком легко поймать.
Куча через пару накатов забыл о страданиях и выдал тебе попурри из нескольких историй.
В жизни ты попадал в такие ситуации, о которых если тебе поведал посторонний, принял бы за байку.
И тут пришёл Куча и всех победил. Про это, в общих чертах, все его рассказы. Все эти истории одноразовые, потому что если врёшь, нужно всегда гнать одно и то же. Он же ****оболит в таких масштабах, что не способен уследить за своей ложью. Люди вообще плохо умеют врать. Поэтому ты патологически честен, если нет интереса. Хорошо врать - сложно и отнимает много сил.
Куча врёт не только о своих подвигах, но и выдумывает научные и исторические факты, с целью потрясти окружающих своим кругозором.
Только очень ограниченный человек, считает всех вокруг глупее себя.
Тебе претит его ущербное желание понравиться каждому встречному.
Ты же настолько свыкся со своим одиночеством, что тебе уже не интересно мнение людей, даже с четвёртым размером груди. Хотя грудь - это прикольно.
Ты бы мог понять, если бы он делал это ради денег или поставил себе цель переспать с 1000 женщин. Но его ложь - лишь способ добавить в свою жизнь недостающие ингредиенты. Не лучший способ, и не похоже что это делает его счастливым.
Он сам придумал этот мир, но в нём блуждает чужд и сир.
Куча атеист. Более того воинствующий атеист. Значит, согласно его мировоззрению, он проживает свою единственную и последнюю жизнь. А тебя он считает неудачником. Ты определённо "летний дурак". Дурак по которому это сразу видно. Но ему нужно и твоё восхищение и ты отдаёшь.
Тщеславие. Все люди тщеславны. Это завуалированный страх смерти, ужас перед неизвестностью. Мы всю жизнь наполняем оранжевые шары, которые почему-то называют чёрными ящиками. Запись идёт непрерывно. И каждый надеется, что после крушения, кто-то захочет расшифровать содержимое бортового регистратора.
Его гордыня не знает границ. Для неверующего Куча слишком боится смерти.
- Ты бы распял Иисуса?- спрашиваешь, перебивая его рассказ.
- Чё, бля?
- В детстве, когда мне было лет может восемь,- подкуриваешь ты сигарету,- я думал что нет. Но прикинь, распять сына божьего - это эмпирический способ доказательства жизни вечной, без ущерба для собственной земной. Снимаем с креста, ждём три дня, если возноситься, бежим в храм каяться и поститься, если остаётся разлагаться, дискотека.
Сыну бога, родство вышло боком.
- Я Гвоздь в эту ***ню не верю, на чём я остановился.
- Я забыл.
- И я,- смеется он,- у тебя как?
- Родственники завтра прилетают из отпуска.
- И чё.
- Да мотивируют, как хотят. Перед поездкой, меня вызвал на разговор батя и ничего не говоря, разорвал на куски и не жуя проглотил моё свидетельство о рождении. По-моему он на что-то намекал.
- И чё.
- Я к Семёну попросился, но это военный городок, 50 километров, вилы мама.
- Живи у меня.
- Ты серьёзно.
- Без проблем.
- Ну спасибо, старик,- пожал ты его руку. - Это, Вить, денег мне не займёшь, несколько тысяч, пока работу не найду.
- Не вопрос, только у меня с собой нет.
- Не горит.
- Куда собрался устроиться?
- Я не люблю работать, так что не всё ли равно.
Куча обещает кому угодно и что угодно. ****еть, как говориться, не мешки ворочать. Сейчас главное намотать его хобот на руку и не отпускать, пока он не отдаст тебе обещанное.
Парень и девушка поют песню из "Армагеддона". Куча понимает, что ты в нём заинтересован. И начинает учить тебя жизни.
Без образования, тебе не получить нормальной работы, без этого у тебя будет нищенская пенсия. Наносит он мрачные мазки на полотно твоего будущего.
Ты лишь поддакиваешь не вступая в полемику. Ему важно не оказаться правым, а выставить неправым тебя. Показать проницательность. Наверно сложнее чем не судить, может быть только, не давать советы.
Трава отпускает, но по чуть-чуть. Ты слушаешь Кучу и пьёшь сок. Учёба на журналиста, не отнимала много сил. Просто педагоги тебя не вдохновляли. Они не знали ничего такого, что ты бы не мог прочитать в пособиях. Ты даже можешь вернуться в институт, только этого не сделаешь.
Полгода ты проработал контролёром-кассиром в банке. Пенсионерам уже начали вовремя производит выплаты, но отделение ещё не было автоматизировано. Когда доставляли платежные ведомости, приходилось до ночи вписывать приход  в бумажные карточки из крутящегося шкафа.
А на следующий день обслуживать поток стариков которым казалось не будет конца. Отделение банка находилось в 400х километрах от Магадана. Зимой температура там падала до -50 летом прогревалась до +40. Все бродячие собаки в посёлке были давно съедены и даже домашних, хозяева не отпускали гулять одних.
Зловоние. В дни выдачи пенсий, ты казалось полностью пропитывался кислым и горьким запахом умирания. Их одежда, их дыхание, их сморщенные руки, их тлеющие документы. Покорность и безнадёжность и страх, был вылеплен на их мягких лицах. Кому-то прямо в очереди становилось плохо. Иногда слышались звуки борьбы, это самогонщица, местная наркодилерша, вытрясала деньги из несговорчивых должников.
Это всё что может дать тебе государство. И пусть оставит всё это себе.
Тот же корейский паренёк, притоптывая ногой запел "хочу перемен".
Куча, даже поступил в медицинский, но не сдюжил. Был бы сейчас врачом-вредителем. В его честь могли бы назвать какой-нибудь синдром. Но он выучился на управленца, тоже non penis canina. Для гандикапа, даже вступил в парию власти. Но на данный момент, крутит гайки не платит налоги, а подаёт свою деятельность, под таким соусом, будто ищет лекарство от рака, в горящем бронетранспортёре.
С учётом НДС ты отчисляешь 47 рублей с каждой сотни потраченной на кир.
В Магадане нет цирка и крематория. Тех кто без роду и племени, неглубоко зарывают в землю, а в могилу втыкают палку, с прибитым двумя гвоздями алюминиевым прямоугольником, на котором выдавлен номер. Когда ты увидел это впервые, лет в десять, это не показалось тебе ни страшным, ни позорным.
Метёшь ты улицы, проектируешь дома или приближаешь ядерный апокалипсис. Делай выбранное дело хорошо и не жди похвалы.
Какой то парень в чёрном спортивном костюме с золотыми полосками, уверенно двигается в вашу сторону. Он трогает Кучу за плечо.
- Здорова мужчина,- приветливо сказал он.
- Знакомьтесь,- сказал Куча,- это, Гвоздь, мой лучший друг.
- Вова.
- Саша.
Вы пожали руки. Куча поднялся и пропустил вновь прибывшего на свободный стул.
- Что у тебя случилось?- спросил Вова и понеслась.
Ты бы не назвал Кучу другом, ничего личного, но дружба подразумевает доверие. Ты не доверяешь человеку, который врёт ради удовольствия. Впрочем тебе не жалко, если он хочет быть твоим другом пусть будет, главное, что б от тебя за это ничего не требовалось. Когда тебе исполнилось 18 лет и ты смог самостоятельно покупать алкоголь, ты отмежевался от двух третей своих, так называемых друзей.
Пьющий в компании желает ощутить хмельное дружеское плечо или использует спирт, как инструмент обольщения. Человек пьющий в одиночку, смотрит в себя. Правда может увлечься и проскочить, словно мимо начинки в уличном пирожке.
Ты предпочитаешь пить один.
Куча, же хочет поделиться своей болью с миром. Своей великой ушедшей любовью, затёртой, сальной и предсказуемой, как колода краплёных каталок.
Людей нужно звать когда тебе весело, разделить радость. Свою боль нужно пережидать одному. Всё равно никто не сможет помочь. Ты лишь сделаешь свои проблемы чужими.
Владимир сетует, на то что не в подобающем виде, на что, ты предлагаешь ему не морочиться по этому поводу. Он вникает в рассказ Кучи, тактично, но твёрдо, обрывает его на первой же минуте, предлагая не морочиться по этому поводу. Они быстро досасывают вискарь. Вова заказывает 300 водки, старательно объясняя официантке, что в графин с соком, надо налить пол литра вишнёвого и пол литра грейпфрутового.

- Это действительно очень вкусно,- говоришь ты отпивая,- надо запомнить.
- Коктейль,- растягивая произносит Куча.
- Микс,- поправляешь ты.
- Какая разница,- спрашивает Вова.
- Микс это два смешанных компонента, коктейль всё, что больше. Ёрш - микс, Невский - коктейль.
- О, невский коктейль,- говорит Куча, мол были деньки золотые.
- Невский? Первый раз слышу,- удивляется Вова.
- Пол литра пива, пол литра водки, литр кока-колы, подавать холодным,- улыбаешься ты.
- И это пьют?- недоумевает Вова.
- Ещё как,- говоришь ты.
- Ещё как,- дублирует Куча.
- На самом деле не так страшно как звучит, правда есть у Невского одно свойство, выясненное в ходе многочисленных экспериментов. Ты весь вечер пьёшь его. В отличном настроении и расположении духа, шутишь и танцуешь. Но если вовремя не остановишься, проснёшься на утро не помня как отключился и из твоей памяти вырежут последний стакан и примерно 20 минут перед отбоем. Ты будешь помнить всё, кроме этих 20 минут.
Они вкепывают по водке и Куча рассказывает, нам уморительную историю связанную с этим коктейлем. Об этом эпизоде ему когда-то поведал ты, Куча рассказывает от первого лица. И у него выходит намного лучше, чем было на самом деле.
- Скажи же, Гвоздь,- по ходу рассказа обращается он за поддержкой.
- Так всё и было,- отпиваешь ты из стакана.- Ты же знаешь, ты мой личный герой, мой мини Гэри Купер.
Имя Кучи переводиться с греческого, как победитель, мало того он ещё и сын победителя. Ему просто на роду написано быть героем, просто не осталось для этого места в современном мире. В его мире.
А Вова оказывается военный, военный прокурор, в чине капитана. Человек с приятной располагающей внешностью, наверняка душа компании и любимец женщин. У него то же есть истории и надо отдать ему должное он умеет их рассказывать.
Он рассказывает про проституток, как во время учёбы в вузе они неволили их, драли неделями, а потом продавали младшим курсам.
Быть можно дельным человеком и думать о цене ****ей.
Куча повествует о том, как заплатил проститутке, но не стал её ****ь, а час сидел и слушал про её не простую жизнь. Меценат, любить его в нюх.
- Молодец Витя,- говоришь ты,- что дальше, секс по телефону?
Вторая история про то, как они используют допрос третей степени, в отношении подследственных. Особенно красочной получилась история с военно-полевым телефоном. Ты правда не знал какой в нём ток, переменный или постоянный. По физике у тебя всегда был неуд, а для того чтоб пытать людей надо учиться, учиться и учиться.
Твоё лицо, что старое, что новое, располагает к откровениям подобного рода. Множество раз пассажиры облечённые властью вываливали тебе разного рода непотребство.
- "Сегодня праздник у ребят. Ликует пионерия. Сегодня в гости к нам пришёл, Лаврентий Палыч Берия",- декламируешь ты, чем вызываешь дружный смех за столом.
- Это откуда,- улыбаясь спрашивает Вова.
- Омар Хаям. Рубаи и трактаты. А, скажите, господин штабс-капитан, у вас в управлении палочная система?
- В смысле,- он не изменился в лице, но зрачки его сузились.
- Вам сверху план спускают, ну сколько нужно выявить преступников.
- В общем да,- разлил он ещё по одной,- но, Саша, поверь, с этим проблем нет.
- Ну в этом то, я уверен,- сказал ты.
- Гвоздь, у нас сам служил,- сказал Куча.
- Где, если не секрет?
- Морская пехота - гвардия флота.
- С парашютом прыгал?
- Тринадцать прыжков. И ещё у меня была самая длинная ремиссия с 12 лет, месяца четыре.
- Чё у тебя, ****ь было?- спрашивает Куча.
- Если по научному, не бухал.
- А сейчас чем занимаешься?
Пока ты думал, что бы такое сказать, дабы предупредить дальнейшие расспросы, снова встрял Куча и сказал:
- Гвоздь у нас писатель.
Если перефразировать Коупленда - это "социальный мелочизм". Ты должен быть кем-то, что б соответствовать высокому званию друга Кучи. Его последняя женщина, хотела быть домохозяйкой, готовить супы, рожать детей. Для Кучи, это было мелко, ему подавай минимум дипломированного специалиста по раскарячиванию коренных коряков.
- Правда, и что пишешь?
- Буквы, в основном, иногда цифры, знаки препинания, ну это уж как водиться. У Адольфа Гитлера вышла в своё время популярная книга, Ольга Бузова я слышал что-то написала, ты же не назвал бы их писателями? Вот и меня не замазывай.
- Ты читал "Майн Кампф"?
- Главы четыре. На компьютере читать сложно, особенно если так убого написано. Сплошной Апломб. Жил бы Гитлер в наше время он стал бы ганста репером, Адик Холокост. А я пока решил завязать с графоманией и пойти талантливо разгружать вагоны.
- Интересно было бы почитать,- говорит Вова.
- У Викторовича должно быть несколько моих рассказов, возьми, если есть желание.
Вова наливает ещё по одной и переключается на Кучу. Что-то на счёт установки автозвука, кому-то из его знакомых. Сильно захмелевший Куча, начинает сыпать профессиональными терминами, марками оборудования, прайсами.
Ты смотришь, как совсем ещё девчонка, тонким голоском, вслух читает текст "Чёрного кота" на экране с пальмами.
Ты сам чуть не попадал пару раз и такой вот заплечных дел мастер, мог бы задавать вопросы, пропуская то ли постоянный, то ли переменный ток через твоё капральское тело, наплевав на все достижения ХХ съезда. Как любил повторять Судья Дредд:"Люди не готовы к демократии".
Но кто без греха, пусть примет твои искренние соболезнования.
А если вдруг поднебесные "врубят рога" на почве взыгравших имперских амбиций. И весь дальний восток превратиться в одну большую Брестскую крепость. Он и такие как он, будут напутствовать, перед отправкой на фронт, называя всех, независимо от возраста, по отечески "сынками".
А в каком-нибудь пахнущем мертвечиной окопе, присыпаемый землёй и оглохший от взрывов, ты будешь грязными руками засовывать обратно в пузо, своему товарищу или просто парню в такой же форме как и твоя, похожие на кимчхи кишки и молиться. Молиться истово с надрывом, как только может молиться безбожник в окопе, о том что б он поскорей сдох и перестал орать. А может кто-то, зажимая руками твои раны, будет молиться за тебя.
Подходит официантка. Здесь все официантки русские и говорит, что через полчаса кафе закрывается.
- Ещё по водке?- спрашивает Куча.
- Можно,- поддерживает штабс-капитан.
- Гвоздь ты будешь?
- Нет.
- Ну и *** с тобой,- развязано говорит Куча,- тогда двести.
- Давай сто пятьдесят,- предлагает Вова,- я за рулём.

Ты потянулся за графином и из под закатившегося рукава вылезли синие ноги.
- Это у тебя там татуировка?- спросил Вова.
- Ага.
- Зацени.
- Пожалуйста.
- О, это, как его, Бендер из Футурамы, держит он тебя за запястье. Прикольно. Ты его просто набил или со смыслом.
- Помнишь вторую серию? Там его выставляют из парка аттракционов и он говорит: ну и *** с вами, я построю свой луна-парк с блэк джеком и шлюхами, хотя к чёрту блек джек.
- Да, да , да чё такое припоминаю,- улыбается Вова.
- Ну вот, что то вроде этого. DIY. Хочешь - делай.
- Понятно,- разливает он ещё по одной.
Полысевший толстый мужчина, отвратным, срывающимся дискантом, поёт "как восхитительны в России вечера".
- В курсе, Шуберт за свою жизнь не написал не одного вальса?- спрашивает у нас Куча.
Он говорит это всегда, когда слышит эту песню. Ты не большой специалист по творчеству Франса, но точно помнишь что у него есть что-то для альта. Однако спорить с Кучей у тебя нет никакого желания. Ему не интересно что-то знать, ему импонирует выглядеть знатоком. В интернете необозримые развалы доступной информации, но мы преимущественно используем его для закачки порно и колотим понты, перед людьми которых не видели лет 10.
- Чё, ****ный по голове, может споём,- спрашивает Куча.
- Они ёщё от прошлого раза не отошли,- говоришь ты.
- Чёё?
У тебя настроение рассказать историю.
- Все мы иногда поём в душе Витни Хьюстон.- Отличное название для первого альбома группы "Глобус Гитлера", подумал ты.- Так вот,- обращаешься ты к Вове,- примерно год тому назад мы сидели в этом заведении, Витя с Аней, Дима с женой и я. Выпили, поели. Дима исполнил свой коронный номер, не помню уже
- Маленький плот,- вклинивается Куча.
- Не исключено,- продолжаешь ты,- и после ещё граммов ста, Виктор, решил продемонстрировать нам свою самодеятельность. Долго выбирал песню в папке и остановился на "Rape me" Nirvana, слова там благо не сложные и не много, но он не знал и их. Думая что выкрутиться, как никак он выпускник славной английской гимназии города Магадана. My father working at the factory, ****ь. London is the capitol of  Great Britain. Он вытянул с собой ещё и Диму, большого специалиста по маленьким плотам. Заиграла музыка, пошёл текст, но видимо, неразборчиво было написано. Их нестройное мычание напоминало выступление вологодского хора глухонемых, зато когда пошёл припев они развернулись. Рычали, прыгали, слэмовали, короче, молодцы. И так два раза, мычание, а затем рычание. Не знаю как девушкам, но мне не хватало майки с надписью "Я не с ними. Честно". В тот вечер я понял, что если от саксофона до ножа один шаг, то от караоке до геноцида сантиметров 20ть. И я дал себе зарок не петь. Людей жалко.

Куча расплачивается, почти нетронутая еда остаётся на столе, вы идёте к выходу страхуя Викторовича на крутых поворотах.

- Покажи ему автомат,- громко говорит Куча.
- Витя, что ты гонишь, центр города,- урезонивает его Вова.
- Гвоздь, прикинь, у него автомат в багажнике,- глупо улыбается Куча.
- Я счастлив, какой у тебя?- спрашиваешь ты.
- АКС.
Капитан Вова. Хобби: стрелять из боевого оружия по живым людям.
АКС - дело хорошее, но ты бы предпочёл лицензию на отстрел, а расточить "макарыч" день работы.
- Тебе не палево пьяным ехать?- спрашиваешь ты у Владимира.
- Меня менты не имеют права тормозить, всё тип-топ.

Вы заезжаете в какой-то дворик и штабс-капитан, оглядевшись по сторонам, не включая свет достаёт из кармана пачку парламента лайтс. Под синим светом транзистора достаёт из неё фасовку и сигарету.
- Будешь,- поворачивается он к тебе.
- Бюджетный кокаин?
- Витамин А,- хихикает он.
- Нет, спасибо.
- Витя?
- Давай,- с готовностью соглашается Куча.
Вова засовывает сигарету в пакетик, наполняет "быстрым" фильтр, обтирает налипший синий порошок о внутренности целлофана и протягивает Куче. Тот наклоняется и зажав одну ноздрю, резко вдыхает.
- Аааааааа,- трёт он нос,- ****ато.
- Давай ещё одну,- говорит Вова, готовя следующую понюшку.
- Давай,- хрипит Куча и наклоняясь к капитанским рукам, пылесосит следующей ноздрёй.
- Точно не будешь?
Не продаётся отупенье, но можно порошок продать.
- Я даже энергетики не пью,- отвечаешь.
- Ну смотри,- пожимает он плечами и заряжает для себя.
"А теперь доктору".

Громко, раздирая басами задних динамиков твои барабанные перепонки, играет первый альбом "Кровостока". Ночь облизывает огнями, мчащийся автомобиль. Куча поворачивается к тебе и тараторит о том, как качественно он установил музыку. Объебос.
- Вова, сделай пожалуйста потише,- обращаешься ты к водителю.
- А, я не слышу, убирает он громкость,- что ты сказал?
- Я попросил сделать музыку потише, так нормально.
Машина нарезает центр города на прямоугольники.
- Поехали подрыгаемся, куда-нибудь,- уже пританцовывает на своём сиденье Куча.
- Какая дискотека, мне ещё сегодня на службу,- смеясь отвечает Вова,- на арену только заедем. Курить будем?
Куча говорит: да. Ты отрицательно мотаешь головой.
- Ты Саня, я смотрю, вобще без вредных привычек.
- Ну, я до сих пор слушаю группу "Кирпичи".
- Гвоздь - ещё тот синяк,- смеётся Куча.
- Да, это я  притворяюсь. Сегодня родня возвращается, мне ещё каравай печь, рушник вышивать и за солью бежать.
Первый ряд тонет в собственном хохоте.
- Это Сань, ну о чём ты всё-таки пишешь?
- Это ты у Викторовича спроси, он крупный эксперт по моему творчеству.
- Дерьмогрёбство, 10 страниц он пьёт, десять блюёт. И пара ебучих сентенций. Типа Стогова, только уёбищьней.
- Знаешь Витя,- наклоняешься ты к нему, обвив руками подголовник,- на реверсе книг, не редко пишут, что по чём, завлекая покупателя. Реально эту твою обличительную речь напечатать, будут не успевать в магазины подвозить.
- Я что-то не так говорю?- чешет он щетину на щеках.
- Не убавить не отнять, если ты увидел там столько говна, значит оно там есть. Однако если его увидел ты, то скорее это твоё личное говно, которое ты по скромности пытаешься приписать автору. Это разумеется только теория.
- Что мне нравиться в Гвозде, он всегда говорит, то что думает.
О, нет. Ты бывает даже не думаешь, то что думаешь. Ты не должен говорить людям более того, что они способны вынести. Если только ты не выпил больше бутылки водки или пьёшь не первый день или у тебя настроение испортить чьё-нибудь настроение. Время от времени, так приятно вести себя, как восьмилетний ребёнок.
- А сколько платят за книги,- спрашивает Вова.
- Надеюсь это когда-нибудь узнать.
- Да ***ню,- говорит Куча, потому что Куча знает всё.
О писательстве ты осведомлён, чуть больше, чем о влиянии Рудгера Хауэра на развитие женского хоккея в Венгрии.
1. Много практикуйся.
2. Читай всё подряд.
3. Если решил, что это твоё, делай и никого не слушай.
Вот пожалуй и всё.
Если люди узнают, о том что ты пишешь.
1. Они рассказывают тебе, как мало получает автор.
2. Говорят, что и сами не прочь описать свою неординарную жизнь.
Заебали.
О секретах мастерства:
1. Будь как можешь краток.
2. Будь понятен.
3. Используй чувство юмора.
P.S. если ты единственный, кто считает что у тебя есть чувство юмора, не используй чувство юмора.
- Надо быть бездушной подзалупной перхотью, что б писать первую книгу, первую картину или песню ради денег,- говоришь ты.
- А ради чего же?- спрашивает Куча и возвращается к скрипению зубами.
- Выражая себя, ты говоришь миру, я буду поступать так как считаю нужным, можешь принять это или нет. Ну и конечно "тёлки и пиво".
- Гвоздь если тебе нужны тёлки и пиво, ты не тем занялся.
- Согласен, Викторович, но ты же знаешь, что только сумасшедший робот может захотеть стать народным певцом.
Куча считает тебя неудачником, от английского глагола терять. Многих людей даже неудачниками не назвать. "Душою нищие калеки". Хотя "душа - поповское слово". Он воспринимает твою жизнь как вызов, не понимая, что у тебя просто не было выбора. Однако если вдруг ты, начнёшь как-нибудь отчаянно процветать, от этого Куче ты будешь нравиться намного меньше.
Машина подъезжает на парковку к ледовой арене. В этот поздний час здесь многолюдно. Тусовка. Урчат моторы, гремит музыка, блестит в свете фонарей полировка. Вова кому-то звонит, говорит, что подъехал, говорит трубке, понял, говорит нам, я на пять минут и уходит.
Ты сидишь и думаешь, зря капитан, дал Куче порошок.
Витя, брызжет слюной, ебучие мажоры, ебучая гопота, никто ни *** не понимает ни в чём. Гоняют на папиных машинах, думают что крутые, начитаются журналов и приходят к нему в мастерскую, где он читает те же журналы, о машинах которых у него никогда не будет, учить его как надо ставить звук. Ебучие эмо.
Эмо то ему чем не угодили? Трава уже почти отпустила, хочется спать, от этого Куча становиться всё менее и менее забавным с каждой минутой. А он всё ****ит и ****ит и *** заткнётся.
- У нас же в их годы машин не было,- раздражается он.
У тебя её наверно никогда и не будет. Если бы тебе было нужно, получил бы права и гонял на батиной.
- Ни *** же в своей жизни не сделали.
У вас то же достижений не много.
У Кучи есть своя квартира, двух комнатная, в центре. Он говорит, что купил её на свои деньги. Как скажет, год назад он слал тебе смс "закинь сто рублей на телефон" и приходил на обеды. А теперь у него квартира, почти за два миллиона. Просто байки о том, как он двигается и уделяет, не сочетаются с тем что квадрат ему купили любящие родители.
У тебя наверно никогда не будет своего угла и это нормально.
Куча хочет много денег, не для чего, просто чего ещё хотеть? И таких людей большинство. Ну дать ему миллион баксов. Он спустит часть на покуражиться. А на остаток заведёт собственное дело, какой-нибудь Хабаровский завод каучуковых влагалищ. Что бы нагибать подчинённых и через предложение говорить, я всего в жизни достиг сам. То есть ему нужны деньги что б работать по 14 часов в день семь дней в неделю и никогда не брать отпуск. Таким филателистам, коллекционерам рейхсмарок, может помочь только перезагрузка.
Единственная причина купить квадратный арбуз - это бесхозная 1000$. 
Если ты проживёшь достаточно долго, скорее всего станешь вздорным злым стариком, которого будут обходить стороной.
Но Куча уже брюзжащий старик, да ещё и под спидами. Бытиё в нескольких реальностях одновременно, совсем измотало его. Ты думаешь эти мысли, а он всё ****ит и ****ит и так далее.
Вибрирует карман твоих джинсов. Ты достаёшь телефон, на экране незнакомый номер.
- Погоди,- говоришь ты Куче,- может родители,- и он замолчав и приглушив музыку начинает изнутри жевать свои щёки.
Говорите \ здравствуй \ нет \ какой приятный сюрприз \ нет \ как нестранно нет \ и это нет\   
у тебя как \
И в этот момент ты почувствовал себя как мостовая Дрездена, в сантиметре от первой бомбы. Как все гитары, покрытые чешуёй, утонувшие вместе с девушками в речке Иня. Как VJ родившая мёртвого ребёнка в прямом эфире.
Тебя пригвоздило к заднему сидению и мир завертелся, как на "чёртовом колесе".
Ты не знаешь сколько времени кричала трубка.
Поникшим голосом ты продолжил.
Да, да, я всё ещё здесь \что ты планируешь делать \на самом деле вариантов не много \на самом деле их только два \убей \именно \сделай, пока это законно \послушай это было пьяное зачатие, в лучшем случае врождённый порок сердца \ты сейчас пьяная \ замечательно \ у человека есть возможность не родиться, не лишай его \а если не выгорит сдашь в детдом и всего делов \ только не плачь прошу тебя, послушай Ира, я поддержу тебя, что бы ты не выбрала \абсолютно серьёзно \да \ но ты позвонила узнать моё мнение и я его высказал, не пей больше, ляг поспи, завтра ещё подумай и позвони \ да \спокойной ночи \ пока.
Когда ты отключил связь, ты заметил что весь мир размыло, огни превратился в длинные линии, а твои щеки пересекли две холодящие кожу полоски. Ты убрал телефон, достал из заднего кармана платок.
- Не туда попали, - сказал, уставившемуся на тебя размытому Куче и начал вытирать влагу.
Сексуально раскрепощать меня в голову и туловище, зло подумал ты, попросил у Кучи сигарету с огнём и вышел на воздух.
Как только уверишься в том, что большим дерьмом тебе не стать, тут же посылают на курсы повышения квалификации.
новые люди, *** вам на блюде.
Зима скоро. Бабло, ключ, лечь поспать. Выкидываешь обжигающий фильтр и забираешься в салон.
Когда возвращается Вова, Куча нависает в проёме между двумя передними сидениями и согнув пальцы в крючья водит перед твоим лицом руками вверх и вниз, повторяя при этом: "Крокозябра".
- Что это с ним?
- Не знаю, может репетирует нобелевскую речь?
Он говорит что ничего не взял, он спрашивает куда нас, ты говоришь до Викторовича, а там ты сам дойдёшь.
Они начинают что-то бурно обсуждать, ты откидываешься, чувствуешь холод кожаной обивки на затылке и закрываешь глаза, падая в низкие частоты.
Ты так устал, не сегодня, а по совокупности. Сушняк и болят глаза. А тебе ещё даже не 25.
Вы подъехали к Кучиному подъезду и ты сидишь на заднем сидении наблюдая за мизансценой прощания. Уже пятнадцать минут.
- Господа офицеры, если будете целоваться, я вас умоляю, без языка,- говоришь и снова закрываешь глаза. 
Пропаганда. Баба всю жизнь прыгает в высоту с палкой. Хорошо прыгает, некоторые люди даже не видят на таком расстоянии. Она говорит тебе не употреблять наркотики. И ещё раз. Женщина отдавшая всю себя прыжкам с палкой, категорически против того что б ты употреблял наркотики. Идём дальше. Она заканчивает свою спортивную карьеру и скорее всего уйдёт в политику. Женщина прыгавшая всю жизнь с палкой. Упорная, целеустремлённая, сильная, но способная достигать только кем-то поставленных целей и беспрекословно выполняющая все команды вечно похмельного и орущего тренера. Она будет принимать законы.
Или режиссёр, у него все в семье были режиссёрами, у него авторское кино не выходит, а коммерческое кассу не делает. Он говорит, что ты много пьёшь. Не пей, купи билет на мой фильм, я больше ничего делать не умею.
Старые гопники - новая интеллигенция. Мы употребляем и из ротаций не вылезаем. Делай как мы. ***ни и стань великим.
Пропаганда.
Как говорит Военный: "Каждый баран свои яйца носит."
Куча жмёт руку Вове, Вова жмёт руку тебе, его ладонь большая, мясистая, но в то же время мягкая и неприятно вялая.
- Гвоздь, давай завтра,- начинает он канючить у подъезда.
- Ты сейчас идёшь к себе в квартиру?
- Давай не сегодня.
- Где я тебя завтра искать буду, пять минут, тем более по пути.
Он курит и старается привести контраргументы. Не лучший день что б тебя доводить. Ты знаешь Кучу больше 10 лет. Если ты сейчас начнёшь его избивать, то не скоро закончишь. Ты редко останавливаешься, получая удовольствие.
- *** с тобой, золотая рыбка, пойдём,- выкидывает он сигарету и достаёт ключи.
Куча, при определённом освещении не плохой человек. Людей про которых можно сказать что они дурны, очень мало. Но если несколько хороших людей кооперируются, они обязательно устраивают какое-нибудь ****ство. Может всё дело в том, что люди не так хороши, как  хотят казаться.
Вы поднимаетесь на последний этаж. Куча рассказывает похабную историю о своей последней. История цинична, тем цинизмом от которого нужно избавляться годам к 16ти. Цинизм, как и любая добродетель должен быть выстраданным. Быть циником, это смотреть в корень вещей, вычленяя суть. Но он вымывает из человека веру, как газировка кальций из костей. Невыносимо сложно быть мудрым как змей и невинным как голубь.
Счастье - это воспоминания, любовь - процесс. Воспоминания о любви - это горечь и обиды.
Тебе нужно было пять, ты попросил десять, получил шесть с полтиной. Эх, куплю жене сапоги! За окном дымит одноэтажная Россия. Остатки частных домиков - корабли которые никуда не уплывут.
Куча предложил тебе закись азота. Ты отказался, сказал что тебе и так весело, сходил в туалет, Куча засел за последнюю GTA. Он, не придумав, как тебе отказать, дал ключ. Ты попрощался и захлопнул за собой дверь.
Если заглядывать Куче в рот можно прожить у него месяц и даже больше. Правда он как человек не имеющий собственных суждений, обладает мнением по любому вопросу и охотно делится, в независимости от желания окружающих. Это напряжно, но не страшно.
У тебя две хаты, один вариант попутешествовать, один почти мёртвый ребёнок и один поход в ресторан.
Ты никак к этому не относишься, это просто есть. "День завтрашний сам о себе позаботиться". Ты хочешь детского орбита. Прийти домой и завалиться спать.
Ты не стал наркоманом, чисто географически, других причин нет. В Магадане было мало наркотиков, они дорого стоили и были плохого качества. Достать их было проблематично. Ты не знаешь ни одного барыгу, который хоть раз пришёл бы во время. И с ними никогда наверняка не знаешь, что именно взял. Не говоря уже о ментовском беспределе.
Принимать наркотики - это как завести страничку на MY SPASE. Это вовлекает тебя в круговорот множества лишних и обременительных связей. Многие люди начинают баловаться запрещённым от банального одиночества, ну и безусловно, желания относительно безопасно побороться с госдарством. Такой досуг плохо вяжется с твоей мизантропией. Алкоголь - совсем другое дело, ты можешь приготовить его и на своей кухне.
Опять же, даже ректификованый спирт, плохо усваивается  человеческим организмом, не говоря о синтетике и полу синтетике. Может через пару тысяч лет употребления, это пройдёт?
"Жаль в эту пору "чудесную", жить не придётся ни мне, ни тебе..."
Из тебя вышел бы отличный ирландец, ты даже можешь быть рыжим, во всяком случае пуэрториканец ты бы был паршивый, дрянь, а не пуэрториканец.
Ты вспоминаешь как изучал стенды в наркологическом диспансере. Стадии алкоголизма. Изречения великих." Трудно себе представить то благотворное изменение, которое произошло бы во всей жизни людской, если бы люди перестали одурманивать и отравлять себя водкой, вином, табаком и опиумом". Толстой. В детстве у тебя была аллергия на книжную пыль. Сразу видно, что человек высказался по вопросу в котором не рубил. Это же не про паровозы писать. Но я граф, значит я прав.
Круги Эйлера изображающие психоактивные вещества: стимулирующие, депрессанты, нейролептики, галлюциногены. На верхний край стимулирующих попала влага и потёкший фломастер, распустился синим цветком на ватмане. Кое что из этого уже было опробовано, что-то предстояло протестировать. Тебе было 17 и ты уже определился. Депрессанты. Наверно жизнь была слишком весёлая. Алкоголь является так же мышечным релаксантом, что порой добавляет причин для депрессий.
Ты решил для себя что уж если погружаешь вещества в тело, нужно знать о них как можно больше. Стимулирующие, депрессанты, нейролептики, галлюциногены.
Естествоиспытатель, ты приходил в диспансер раз в месяц, минуту проводил у тётечки, которая так и не смогла выучиться на нормального врача. Она смотрела на тебя не понимая зачем ты пришёл, а ты разглядывал её теряясь в догадках, за что ей платят. Два отче наш, три Аве Мария. Раз в два месяца ты сдавал кровь. Но Стас, знакомый учившийся на врача, сказал тебе по секрету что реактивов в учреждении нет. Так что ты не отказывал себе в сладком.
Ты пил почти каждый день, твой алкоголизм прогрессировал, по иронии судьбы ты стоял на учёте, как планакур. За вещество которое находилось прямо в центре, на пересечении всех четырёх кругов. Ты нарушил главную заповедь: не попадайся. Через семь месяцев, получив справку для суда, ты перестал появляться в заведении. Всё равно уже успел выучить всю наглядную агитацию.
Ходу пять минут, холодно и изо рта идёт пар. Ты так устал от зимы. Ты просто устал.
В беспощадном свете витрин ларька, к тебе робко подходит парень лет 9ти.
- Дяденька, дайте пять рублей.
дяденька,- усмехаешься ты про себя.
- На что тебе?
- Покушать.
Парень одет бедно, но довольно опрятно. Не похож на малолетнего наркомана.
- А дома чего?
- Мамка пьёт,- сказал он потупившись в щербатый асфальт.
В темноте, на углу ларька ты увидел девчонку, пристально смотревшую на тебя, сфокусировался, мотнул головой в её направлении и спросил:
- Подруга твоя?
- Сестра.
В голове пробежали жирные заголовки: "Сексуальная эксплуатация несовершеннолетних", "Секс туризм. Из России с любовью".
- Так,- постучал ты в окошко,- четыре куска пиццы, какая у вас понажористей.
- Мясная.
- Давайте её, - больше там родственников нет, обратился ты к парню, на что он улыбаясь  отрицательно замотал головой.
- Значит, четыре куска, два чая горячих и два детского орбита.
Девчонка опасливо вышла на свет и встала за спиной брата, она была чуть младше, хорошенькая, один глаз у неё был мутный и вытекший.
Тебе дали сдачу чай и орбит. Отдал детям стаканчики и одну резинку, ссыпал малому мелочь и тридцать рублей.
- Пицца подогреться им отдадите,- сказал ты сморщенному декольте в рамке, сказал детям на здоровье и поплёлся с освещённого куска асфальта.
Детей жалко, если б не взрослые, може бы и из них и выходило что-нибудь стоящее.
If any questions why we died
Tell them, because our father lied.
Пронеслось в твоей голове. Откуда это? Ты не помнишь, что за группа.
Тебе было как этому пареньку когда ты последний раз кормил голубей. Пол буханки чернушки стоили копеек 6ть. Металлические кружочки рассованные по карманам, меняешь на хлеб. Отрываешь с угла пирамиду корки и засовываешь в рот, где та не спеша растворяется в твоей слюне. Выскребаешь кусок мякоти и кидаешь на пятак перед центральным гастрономом. И буквально за секунду обычный уличный шум наполняется, нетерпеливыми хлопками сотен крыльев, и птичьим многоголосьем. Обычный асфальт становиться похож на серую с перламутром бурлящую массу. Ходят голуби с глупым видом. Пружинисто снуют между ними, хватая куски и улетая, шустрые воробьи. Обходят по кромке и не решаются вклиниться в давку морские падальщики в оранжевых ластах, одетых поверх лап. Тебе нравилось. Надо будет как-нибудь купить полбулки и пойти на площадь.   

Проснулся ты примерно в полдень, жизнь была по прежнему отвратительна, несмотря на это настроение было отменное.
моя музыка \ЧИТАЛОВО \дельфин \1998 - Глубина резкости \02 - Я буду жить
А ХУЛИ ДЕЛАТЬ
Завтракая хлопьями с сиреневым молоком, в которое ты кинул горсть мороженной голубики, ты смотрел корейский канал. Там с утра показывали военную технику и запуски ракет. Всё таки мир един. Все люди несмотря на этнические и культурные различия, одинаковы. Они бояться тех кто не похож на них и ненавидят тех кого бояться. Мы готовы вырезать народы за право окунать свою засраную картошку в майонез. А уж за часы из жопы мы любому набьём пузо свинцом.
Ты позвонил Военному, сказал что тормознёшься у Кучи, но что б он пока не убирал палатку для беженца.
Тебе нужны новые 507 и добротная толстовка с капюшоном. Но какого чёрта.
Позвонил Кире:
- Привет, я целый день думаю о тебе каждые шесть секунд.
- Привет,- промурлыкала она.
- О, стоп, погоди, опять, оооооо, продолжай.
- Мы идём?
- Вне всяких сомнений. Я уже погладил свой пасхальный тренкостюм и нацепил праздничные татуировки.
- Перестань, Шура.
- И не подумаю. Будем пить тёплую водку прямо из графинчиков, а потом заблюём им сад камней.
- А я всё таки выбралась на занятия.
- Думаешь у них есть сад камней?
- Я позвоню в шесть,- хихикает она.
- Жду звонка.
Костюм надевать не хотелось, он висит в целлофане на случай твоих похорон. Ты позвонил Батырычу, выпросил у него свитер, модную рубашку с бледной искрой и брюки. У вас с ним один размер, только скороходы тебе нужны на две цифры больше.
Ты спустился и взял  вещи, времени у него было в обрез, так что вы успели только поздороваться и попрощаться.
Помыл суперстары, что б они имели вид.
Зазвонил телефон, опять незнакомый номер, но это был всего лишь Банкир.
- Здарова, Бандит.
- Здарова, нежить корпоративная.
- Как дела?
- Мужчина, мы не первый год друг друга знаем, говори что нужно.
- Ты в понедельник свободен?
- Планов нет.
- Понятой нужен.
- У пенсионеров безногих, чайники отжимать?
- Да нет,- смеётся он,- тут человечек дачу построил, а кредит отдавать не хочет, надо съездить описать имущество.
- Ну если припугнуть жадного плантатора, я согласный.
- Отлично, я тебе позвоню ещё.
- Мужчина.
- Да?
- Храни тебя господь и всё что ты для нас делаешь.
- Ладно,- смеётся он,- давай.
- Давай, мужчина.
Ты записываешь его номер обратно в телефонную книгу.
Помыл полы, как обещал.
Купил 10 литров воды и по мелочи на завтрак родственникам.
Погладил и сложил в рюкзак вещи. Довлатова "Компромисс". Несколько свежих тюбиков для гигиены. Перелил в свою старую армейскую флягу с котелками, бутылку араспела.
Групповая фотография. Горбатый и его могила.
Посмотрел "Дом друзей Фостера".
Отжался 50 раз.
Помылся и побрился. Решил оставить волосы на голове.
Оделся. Тип в зеркале был похож на режиссёра авторских диафильмов. Даже кроссовки не выбивались из композиции.
Разделся, погладил одежду, повесил на спинку стула и стал ждать. Взял у бабки в комнате книгу, раскрыл на произвольной странице и ткнул пальцем:
"Если каждое утро первое что ты видишь, - глаза твоего обезумевшего однокамерника, - чем самому тебе спастись в наступающий день?"
Закрыл книгу и поставил на место.

Если противник, без предупреждения, наносит первый удар, то это скорее всего будет правый джеб. Лбом в переносицу, если расстояние не большоё.
Падая как мешок с дерьмом, ты подумал, что раз он левша, то скорее всего личность творческая.

Прежде чем сказать:
- А я понял - это ты любишь, когда тебе в жопу палец засовывают
неплохо было бы отставить одну ногу назад и поднять руки.
Удар не сказать что был сильным, скорее резким и абсолютно неожиданным. Между ним и падением на асфальт время тянулось мучительно медленно. Но в этот промежуток ты только и успел что прижать подбородок к груди. Потом ты упал и исчезли все звуки, а мир в глазах залился красным.
Ты неторопясь подумал, что он за ней наверное следил.
Вернул скорость, цвета, и звуки, резкий удар ногой в живот.
А потом ещё один для точной настройки.
Чувствуя пыль на губах, ты видишь рисунок, цветными мелками, с этого ракурса не разобрать что здесь нарисовано, просто незаметные при ходьбе неровности, при лежании на них раздирают выбритую щёку, а те что перед глазами тянуться к небу, выкрашенные в нежные пастельные тона.
Там над головой Кирин плачь и мольбы, и его хриплый, злой, срывающийся голос:
- Встанешь мразь, убью!
Во рту у тебя пересохло, ты чувствуешь как начинаешь потеть всем телом, как сердце стучит копытами. Тебе вспоминаются слова Леонардо да Винчи: " Если всё кажется лёгким, это безошибочно доказывает, что работник весьма малоискусен и что работа выше его разумения."
Ты чуть поворачиваешь голову, видишь её упирающиеся кеды, его делающие  небольшие но уверенные шаги коричневые туфли с острыми носами, чьи-то босые ноги, обувь становится меньше.
сколько раз должен вставать человек, если он собрался жить вечно?
Нужен рывок, нужен рывок, нужен рывок, нужен таран - оружие героев.
Ты переворачиваешься на живот, отталкиваешься от земли руками, бежишь на него задирая рычаги. Он выпускает Кирин локоть, успевает съездить тебе с лева по челюсти, ты хватаешь его за ворот рубашки, не застёгнутый на первую пуговицу и вы вместе падаете.
Лежа на нём, ты дёргаешь в право и лево слышится скрежет рвущейся ткани и звон отлетающих пуговиц. Резко перехлёстывая ворот, крест-накрест начинаешь перекрывать ему сонные артерии. Пока ты это делаешь он высвобождает свои руки из под твоих, наносит несколько ударов, обмякает и теряет сознание.
Тебе не больно, но у него на пальцах несколько золотых печаток.
И ты видишь как на белую рубашку и серый костюм падают бурые капли твоей крови.
Ты кладёшь его руки по швам, упираешься в них коленями и начинаешь крушить ему рёбра.
Голос в голове произносит: Слова и музыка Егора Летова:
Вырванная с корнем
Вырванная с мясом
Пойманная рыба постигает ветер
Раздирая жабры
Истекая слизью
Потому что рыба
Потому что надо      
Он давно пришёл в себя, на его лице боль и страдание, он подметает своим волосами асфальт, он что-то кричит, он вроде красит волосы. С твоего лица струиться по подбородку и стекает кровь. Ты мог бы сейчас отпустить его руки, он всё равно уже не может их поднять, но тебе удобно. Он уже не дрыгается. А только лежит откликаясь спазмом на каждый удар и завывает с надрывом по бабьему, потому что рыдать ему уже слишком больно. Кира, вроде это Кира она пытается оттащить тебя. вот тебе сука эпоха гуманизма Периферийным зрением ты видишь людей, но они лишь ускоряют шаг. Он определённо ходит в зал у него такие крепкие мышцы. Ты крушишь его кости, вминая их в гнилые внутренности, в его полупереваренную здоровую пищу. Ты можешь забить его на смерть, но ни сидеть ни бегать всю жизнь тебе неохота, ты сейчас взволнован не больше чем если бы месил тесто. Хотя, обычно, когда ты трезвый, ты буйный. Раз, два, левой, правой, левой, правой, раз, два. Он на многие месяцы забудет что такое жизнь без боли. Он сможет нормально дышать, только под лекарствами. За всё в жизни надо платить. Раз, два, левой, правой, левой, правой, раз два. Закончили упражнения.
Ты без сил сваливаешься с него и пытаешься отдышаться, булькая густой красной слюной. Вы валяетесь рядом, почти параллельно. Уставившись в небо. Ты слышишь свой хрип, его скрипучий, похожий на старые качели, вой и плачь склонившейся над ним Киры. Ты бы хотел такую фотку со спутника. Приклеил бы к холодильнику.
Пошатываясь ты встаёшь и сплёвываешь.
- Кира,- говоришь ты чувствуя тёплую соль во рту.
Она встаёт и испуганно смотрит на тебя, из-за слёз её глаза блестят и играют цветом, как два изумруда безупречной огранки.
- Какая ты сегодня красивая. Прости, в ресторан сходим в другой раз.
 Ты подносишь руку к её лицу она дергается но не отстраняется. Ты проводишь пальцами по бархатистой щеке, оставляя на ней четыре кровавых полосы. Разворачиваешься и опираясь рукой на припаркованные авто, под вой сигнализаций уходишь.

Сдашь в химчистку, а там видно будет. Может, Батырычу ничего говорить не придётся.
В следующем дворе, ты останавливаешься возле обшарпанной, в четыре слоя выкрашенной колонки, игнорируешь мамаш, притихших мамаш, выгуливающих детей. Опускаешь отполированный руками рычаг, ждёшь секунду, пока тугая струя не начинает биться в бетон и подставляешь под её обжигающий холод ладонь.
Сука, резкая боль прошила тело. Ты шаришь языком по рту. Этот *** выбил тебе два передних зуба. И когда успел? Ты их две недели чистил, два раза в день, а эта падла, за секунду всё засрала. Бьёшь ты рукой по колонке.
И платок ты не взял. Всё не то.
Ты чувствуешь как рассечения на твоём лице наполняются кровью, как кровь стекает по влажному лицу. Как ноют костяшки пальцев
- Шла Саша по шоссе и сосала сушку,- отчеканил ты. Нет не шепелявишь, уже не плохо.
Ты оглядываешь окрестности,- мамаши о чём то перешептываются. Ты машешь им рукой.
Я играю в ящик перед стадом свиней, думаешь ты и выходишь из двора. Глотая тёплую кровь.
На улице тебе попадается реклама: "услуга смени гудок". Ты улыбаешься от чего Отскакивают в сторону несколько прохожих идущих на встречу.   
Из далека ты слышишь звуки Баяна или Аккордеона. Музыка. Вот что тебе сейчас нужно, больше музыки.
Ты ускоряешь шаг. И через несколько минут оказываешься возле полного мальчонки лет 12ти который выполняет роль бумбокса и бабушкой, которая тут за вневедомственную охрану.
Он играет "С одесского кичмана", хорошо играет. Ты становишься прямо против них. Твоя кровь падает рядом с футляром для инструмента, в котором валяются несколько десяток и множество разномастных монет.
Бабушка испуганно смотрит на тебя, он не переставая играть, наблюдает за разбивающимися каплями.
- Маэстро,- обращаешься ты к нему, варшавянку умеешь?
Музыка смолкает, он поднимает глаза, но ответа не следует. Ты лезешь в карман. У тебя только тысячные, не бежать же менять. Ты отделяешь одну, остальные убираешь обратно.
- Вихри враждебные веют над нами.
- Толя,- оживает старушка,- не сводя взгляда с купюры,- мы же разучивали, трам пам па па  па ра рам па па па па па ра,- пытается она напеть.
Толик берет первые робкие аккорды и продолжает уже уверенней.
- Ага,- говоришь ты,- она. Давай, сделай в лучшем виде и сначала и громко. Играй, как никогда ещё не играл.
Ты передаёшь купюру бабуле, которая тут же прячет её где то между своих складок.
И Толян взрывает.
Эту песню исполнил Чистяков, на каком-то древнем рок концерте. "Буги вуги каждый день" на мотив "Варшавянки", ты отходишь садишься на ограду. И начинаешь петь одними губами, в своей голове, путаясь в словах:

Субботний вечер и вот опять я собираюсь пойти потанцевать Я надеваю штиблеты и галстук шнурок Я запираю свою дверь на висячий замок На улице стоит ужасная жара Но я буду танцевать буги вуги до утра ведь я люблю буги вуги я люблю буги вуги я люблю буги вуги я танцую каждый день
В дискотеке темно мерцают огни танцуем мы и танцуют они и если ты устал то присядь но не на долго в сиденье на скамейке право нету толка Новую пластинку ставит диск жокей он приглашает нас с тобой танцевать Хей Хей Хей Ведь ты же любишь буги вуги ты же любишь буги вуги ты же любишь буги вуги ты танцуешь каждый день