Настя Павленко, хрупкое изможденное создание с испуганными, по-детски голубыми глазами, жила с крохотной дочкой в бараке у самой станции. В ее распоряжении было помещение, состоящее из крохотной прихожей, довольно просторной кухни и тенистой комнаты, в которой даже в самый жаркий день было, очевидно, прохладно из-за раскинувшихся за окном старых яблонь. Барак этот получил муж ее Сашка, когда еще работал на станции. Ну, а после его побега начальство из жалости решило не гнать Настю с ребенком. Все равно половина бараков пустует, да и спокойнее, когда живет кто-то, приглядывает. Вон пацаны все окна повыбивали, понагадили по углам, бытылок наколотили…
Баба Паня посидела для приличия минут десять, вручив худющей Насте пакет с гренками да банку молока, потетешкалась немного с маленькой Алинкой - и заспешила по своим делам, «чтоб до жары успеть». Я же решила немного задержаться, поболтать с новой знакомой, тем более, что она была, кажется, рада нашему приходу.
Почти все свое время Настя проводила, сидя дома с дочуркой. Подруги разъехались кто куда, а те, что остались в деревне, были замужем, жили кто со свекровью, кто с матерью, держали хозяйство, вкалывали на огородах день-деньской – им ли было до брошенки Насти, своих дел невпроворот.
Обстановка в маленькой семье Павленко была более чем скромной. В кухне продавленный диван, оставшийся от прежних жильцов, да громоздкий допотопный стол, застеленный старенькой облезшей клеенкой; половину тенистой комнаты занимала монументальная панцирная кровать, выкрашенная кем-то сто веков назад в синюю краску, платяной шкаф с оторванной дверцей нашел свое место в дальнем углу. Между двумя (сияющими, кстати, чистотой) окнами примостилась несуразная тумбочка с хрипящим на все лады черно-белым телевизором. Нищета била по глазам, кричала о себе, повергая в тоску и уныние. Из такого дома хотелось бежать.
Бежать без оглядки, чтобы никогда сюда больше не возвращаться, чтобы забыть как можно скорее… Вот только обитателей его хотелось забрать с собой - эту кроткую молодую женщину с тихими голубыми глазами и ее ангелоподобную полуторагодовалую дочь. Показать им, как велик и прекрасен мир, как много в нем волнующей красоты, как бьют фонтаны и взрываются тысячами искрящихся брызг фейерверки в теплом ночном небе…
А пока они просто хотели есть. Здесь не было даже хоть какого-нибудь холодильника, а нутро стола (я заглянула туда с разрешения хозяйки) содержало лишь остатки каких-то круп в целлофановых пакетах, несколько пачек концентрированного супа да початую упаковку чая.
Не прощаясь, я выскочила из барака и что есть сил припустила на станцию – там обязательно должен быть магазин -, успев лишь крикнуть недоумевающей Насте, что скоро вернусь.
По пути я ревела, не сдержав эмоций. Не лить же слезы жалости в почти не знакомом мне доме!
Назад я притащилась действительно быстро, только уже не одна, а с двумя мальчишками, согласившимися за пятьдесят рублей помочь дотащить продукты. Настя просто остолбенела при виде небывалого изобилия, не в силах вымолвить ни слова, да так и стояла, пораженная, держа на руках малышку, пока я выгружала и запихивала в стол припасы.
В наших магазинах, будь они даже пристанционными, можно купить все, что душе угодно, хоть черта с рогами. Но я остановила свой выбор на тушенке, сахаре, сухом молоке, сливочном масле (которое мы тут же опустили в банку с холодной водой) и разного рода консервах.
Еще мой взор заинтересовали фрукты, печенье, сладости, чай и кофе. Кроме того, едва я заикнулась о холодильнике, продавщица, оказавшаяся одновременно и хозяйкой торговой точки, обрадовано засуетилась, предложив вполне приличного вида «Саратов» по бросовой цене.
При этом она счастливо щебетала, что просто не знала, куда бы его пристроить – только место занимает в и без того тесной подсобке, а выбросить вроде жалко, морозит как зверь. Хотела я было сказать, что покупаю его для Насти Павленко, да передумала. Ведь эта самая Настя не раз и не два сюда заходила, и наверняка вся деревня знает о ее бедственном положении, почему бы не предложить надоевший, никому не нужный холодильник этой несчастной женщине? Но благотворительностью заниматься у нас как-то не принято. Другое дело – подарить свояченице машину с барского плеча. Но это уже слова из иной песни…
К тому времени, когда маленькая Алинка уснула после вкусного сытного обеда, в кухне приветливо урчал «Саратов», а на полках его пестрели яркими картинками йогурты и творожки для детского питания, всевозможные соки, а также возлежали иные вкусности и полезности.
Настя, ошалевшая от неожиданных подарков, с энтузиазмом протерла пол, словно вымывая из своего дома застарелую тоску, и примостилась со мной рядом у кухонного стола. Щеки ее порозовели, волосы растрепались, глаза зажглись васильковым цветом:
- Мне тебя просто бог послал, Лиза… Последние дни хожу сама не своя… Уже в сарае перекладину присмотрела, чтоб веревку накинуть, нет сил больше так жить…
- Ты с ума сошла, а ребенок? О дочке подумала, что с ней будет? - опешила я от такого признания, не представляя, какие в таких случаях слова говорят. Что делают – утешают? ругают? тащат в психиатрическую лечебницу?
- Об Алинке я в первую очередь-то и думала. Заберут в детдом – хоть сытая, да в тепле будет. Мы тут зимой чуть не околели с ней, топить-то нечем. Забор вон вокруг своего огорода разобрала да лес, спасибо, близко. Пойду, наберу веток да сучьев всяких, пока малая спит, тем и топлю… На уголь денег нет… Думала в Калугу уехать, поискать там работу – а ребенка с кем оставлю? Мои пьют с утра до ночи, а Сашкиным родителям мы с Алинкой не нужны, у них своей ребятни полный дом – еще трое растут, все поесть-одеться хотят…
- Все равно это не выход – подыскивать, где б повеситься, - твердо сказала я. - Любая проблема имеет два, а то и три решения, надо только хорошенько их поискать.
- Знаешь, Лиза, когда твой ребенок плачет от голода… - Настин голос дрогнул, послышались близкие слезы, но она преодолела себя: - … а тебе просто нечего ему дать… Я ведь в этом году картошку, знаешь, как сажала?.. Оставила несколько ведер на рассаду, самим есть нечего, а все равно не трогала семенную. С утра высадила ее, а вечером, когда стемнело, пошла вырыла несколько клубней, не утерпела, есть-то что-то надо… Сварила, а в доме ни масла, ни соли даже, ты, наверно, не поверишь. Так с Алинкой и съели…
- А почему – когда стемнело? - я была оглушена, раздавлена этим коротким повествованием.
- Что? - не сразу поняла Настя. - А-а... Стыдно было днем копать, вдруг соседи увидят…
Выход из сложного Настиного положения нашелся сам собой, совершенно неожиданно.
Забежала я на следующий день все в тот же магазинчик. Хозяйка, завидев меня, обрадовалась, засуетилась, предлагая свои товары, а под занавес выдала:
- Продавца ищу, чтоб честная и работящая была. Вот такую бы, как ты, а не то, что наши шалавы деревенские. Все сплошь пьяндыги да воровки, глаз положить не на кого. Самой-то некогда за прилавком стоять, дел по горло…
От небывалой удачи я чуть дара речи не лишилась, затрепетала вся:
- Я могу порекомендовать вам чудесную девушку! Возьмите Настю Павленко, не прогадаете!
- Павленчиху-то? - искренне изумилась хозяйка. - И точно, девка она хорошая, правильная… Как это мне самой в голову не пришло?... Постой, у нее же дитё малое, куда ж она его денет? Тут надо неделю через неделю работать, с утра до позднего вечера… А зарплату я хорошую плачу, чего девок обижать…
- С Алинкой вопрос мы уладим, не беспокойтесь, - горячо заверила я. - Так когда ей подойти?
- Да прямо сейчас пусть и приходит… А с санкнижкой как же? - спросила торговка сама у себя и на секунду глубоко задумалась. Затем махнула рукой, очевидно, не в силах отказаться от соблазна уже завтра хорошенько выспаться: - А, черт с ней, с книжкой этой. Потихоньку сделает, не все сразу…
- Настя! Настя! - Я вихрем взлетела по ветхим ступенькам барака.
- Что случилось? - перепугано уставилась та на меня, натягивая Алинке ползунки.
- Пляши! Я работу тебе нашла!- сияла я начищенным чайником. - Собирайся быстрее!
Наскоро пересказав новой знакомой разговор с хозяйкой магазина, я отобрала у нее малышку, заставила влезть в невесть какое платье и вытолкала за дверь:
- Ни пуха ни пера!
- К черту! - Она даже поплевала через плечо и на всякий случай перекрестилась.
Вернулась Настя скоро. Она вся так и лучилась распиравшим ее счастьем:
- Завтра сказала выходить, к девяти утра. Отработаю неделю – сразу зарплату получу! Лиза, милая, я просто не верю! Неужели у нас с Алинкой теперь каждый день будет хлеб и молоко?!
- И не только! - засмеялась я. - Уж картошку точно рыть ночами не будешь! В торговле всегда было сытно, вон они все какие упитанные!
После недолгого совещания решено было пригласить в няньки соседскую бабу Веру. Та еще полна была сил, но сын с невесткой до домашних дел ее не допускали, управлялись сами, баба же Вера день-деньской скучала, посвящая себя чтению книг и вязанию. Когда-то она была учительницей младших классов, но про это все давным-давно забыли. Кроме самой бабы Веры.
Ребятишек старая женщина от души любила, обожала возиться-заниматься с ними, а своих внуков бог не дал пока. Поэтому она с радостью согласилась за небольшую плату взять себе воспитанницу. Условились, что баба Вера будет няней приходящей, благо жила она совсем рядом, через дорогу.
К полудню все дела были улажены, и мы с Настей, довольные достигнутыми успехами, принялись готовить праздничный обед – надо же было отметить столь небывалую удачу!
- Тортик бы нам сегодня не помешал, как думаешь? - вкрадчиво вступила я, нарезая овощи.
- У нас в деревне его не купить, в район надо ехать, - отозвалась простодушно Настя. - Да и зачем он нам? Обойдемся…
- Я в Москву хочу сгонять. Нужно мне.
И я вкратце поведала недоумевающей Настасье свою историю. Та аж на табурет заворожено опустилась, глядя на меня во все глаза.
- Может, перенесем наш обед на ужин? - предложила я. - А ты, в случае, если нагрянет невзначай баба Паня, прикроешь меня. Придумаешь, будто я вышла куда-то… А я как раз и торт куплю. Ты какой больше любишь – бисквитный или песочный?