Поэма в прозе
Из цикла "Современные были"
Павлик пришел, когда до поезда оставалось три часа.
- Сейчас вымою голову, и поехали, - сказал он.
- Нашел время! Иди, купайся, мы уедем одни, - взвилась я.
- Вечно у тебя гонки! Времени еще вагон...Но смилостивился:
- Ладно, иду за такси.
На вокзал мы - Павлик, я, Машка и бабушка - приехали за два с половиной часа до отхода поезда. Времени, действительно, вагон. И ма¬ленькая тележка.
Я предложила сразу пройти на перрон. Но Павлик сказал:
- Нечего там торчать на холоде! Посидим пока здесь.
Притулились на скамье в углу зала ожидания. Сердце было неспокойно.
Через каждые пять минут я возникала:
- Ну, пора. Пошли на перрон.
На что Павлик неизменно отвечал:
- Рано еще. Вагон времени.
Наконец, объявили посадку: до отхода поезда сорок минут!
Вскочили. Женщины засуетились с чемоданами. Но Павлик повел себя как мужчина. Властно приказывает:
-Ты с Машей оставайся здесь. Никуда не двигайся. Отнесу два чемодана, она (кивает на бабушку) покараулит у вагона, приду за вами.
Взял два чемодана (из четырех) и бабушку. Ушли.
Стоим. Смотрю на часы. До отхода поезда тридцать пять минут. Рядом - Маша и два огромных чемодана. Но, слава богу, кажется все хорошо. С Павликом не пропадешь. Все-таки счастье, когда за спиной у настоящего мужчины!
Постояли. Потом снова уселись и стали ждать, когда вернется Павлик. Машка, унаследовавшая мамины страхи, через каждую минуту тревожно изрекала:
- Мамочка, мы опоздаем!
Устами младенца глаголет истина. Но разве я могла предполагать, что и в этом случае - тоже? Каждый раз столь же однообразно отвечаю:
- Как же мы можем опоздать, когда времени - вагон?
Меж тем, время шло. А Павлик не шел. До отхода поезда оставалось тридцать минут. Потом двадцать пять, потом двадцать. Потом по радио объявили:
- Продолжается посадка на скорый поезд номер такой-то Москва -Сухуми.
До отхода поезда оставалось пятнадцать минут.
Постепенно и я мысленно начала все громче кричать: "Мамочки, мы опоздаем!" Но вслух повторяла:
- Глупая, как же мы можем опоздать, когда времени - вагон?
Еще немного, и мне стало совершенно ясно, что за оставшиеся минуты без Павлика - и даже с Павликом, а также с двумя чемоданами и с Ма¬шей - до поезда никак не добежать.
Мозг лихорадочно работал. Схватить Машку и бежать к поезду, бросив чемоданы, в надежде, что на них, тяжеленных, никто не польстится. Ничего, лето на юге, перебьются и без них. Потом вернусь, возьму носильщика, такси, и буду из дома посылать им посылками. А может, схватить один чемодан и бежать, оставив Машку сторожить другой? Бессмысленно: ехать-то ведь Машке с бабушкой, а не нам с Павликом!
Ни носильщиков, ни скучающих молодых людей вокруг, как на зло, -ни одного. Все бегут стремглав. Просить помощи? Бесполезно.
Снова радио: до отхода поезда номер наш - осталось пять минут!
Одновременно Машка истерически визжит:
- Мамочка, мы опоздали! Мама, вон он!! Действительно, это был Павлик.
- Ты что же ?! Ведь мы опоздали! Где мать? Павлик (не торопясь, с олимпийским спокойствием):
- Все нормально. Чего разволновалась?..
Не спеша прикинул на руки чемоданы. И вдруг стрелой кинулся вперед. Я схватила Машку за руку и устремилась за ним. По пути информация поступала разом с двух сторон.
Павлик (на бегу):
- Понимаешь, пошли не по тому тоннелю, вышли не на тот перрон, попали к нашему вагону, но не к тому поезду. Пока возвращались, пока искали, пока посадил мать...
Машка (с ревом):
- Бабушка уехала! Уже уехала!! А я как же?! А я как же?!!
В голове одна за другой страшные картины. Поезд с бабушкой и двумя чемоданами ушел, и бабушка в отчаяньи. Мы идем к начальнику вокзала и с рыданиями (как минимум, нашими с Машкой) умоляем посадить на следующий поезд. Я сажусь в следующий поезд с Машкой и двумя чемо¬данами и приезжаю через несколько часов туда, где меня должна ожидать бабушка с остальными двумя чемоданами. А как возвращаться - с работы-то не успела отпроситься?! А если бабушка с двумя чемоданами сойдет на первой станции и вернется в Москву, тогда как?.. Неужели еще раз начинать сначала?..
Господи, наконец выбежали по лестнице из бесконечных тоннелей на перрон. И в ту же секунду поезд тронулся. Машка заголосила еще громче, хотя громче, казалось, было уже невозможно. У меня от панического ужаса подкосились ноги. Снова мелькание мыслей, как в бреду: прыгать вместе с Машкой прямо в тронувшийся перед нами вагон, оставив Павлика с двумя чемоданами? Бежать к двенадцатому вагону, в хвост, где бабушка? Нет, не успеем!
Все решает проводница первого вагона:
- Да скорее же вы, тяпы-ляпы!
Павлик бросает чемоданы, один за другим, в ноги проводнице. Следом я подкидываю ей с рук на руки Машку. Машка душераздирающе кричит так, что всё ее предыдущее кажется шепотом:
- Мамочка, не надо! Мамочка, не надо!! Мамочка...
- Проводница (столь же душераздирающе):
- А где ваши билеты? Что вы мне суете вместо билетов ребенка?!
Поезд медленно набирает ход. Мы с Павликом тоже набираем ход по перрону и на бегу втолковываем проводнице:
- У нас бабушка в двенадцатом вагоне! С билетами! Сейчас придет, заберет ребенка!..
Проводница демонстрирует эффект масла, которое подливают в огонь:
- Ну, молодежь! Ну, родители!! Ну, шпана!!! Им бы лишь ребенка сба¬грить! Бабушке!! Им бы лишь...
Машка перестала рыдать словами. Рыдает просто. Но так громко, что заглушает проводницу. В ее глазах - ужас светопреставления.
Поезд движется все быстрее. Мы с Павликом тоже поддаем, но начинаем отставать. Машка, два чемодана и проводница постепенно удаляются. Бе¬жать дальше нету сил, ноги подкашиваются уже не от страха - от изнемо¬жения. Когда мимо плыл двенадцатый вагон, скорость была уже приличная. Из окошка (наверное из окошка, потому что в глазах круги и все как в тумане) голос матери как, глас небесный:
- Не волну-у-уйтесь! Все хорошо-о-о-о!
Господи, как бальзам на душу. Наверное, никогда так не любила мать, как в эту минуту. Прислоняюсь к какой-то стене. Самочувствие такое, что меня больше нет. Скончалась. Откуда-то, с того света, слышится голос Павлика:
- Ну, и чего волноваться? Нормально сели. Видишь, как все хорошо.
Вместо ответа мысленно уговариваю себя: ничего не говорить, никого не корить, вы спокойны, мы спокойны, я спокойна...
Наконец, сравнительно миролюбиво произношу:
- Ну... пошли... домой...
Павлик тут же поддерживает разговор:
- Вот придем домой, вымою голову и... Я срываюсь:
- Утопить бы тебя! Прямо в раковине!! Он удивляется:
- Да ты чего переживаешь? Сели же нормально...
А через две недели (надо знать мою маму) с юга пришла открытка. Воспроизвожу дословно: "Доехали хорошо. Вещи целы. Устроились. Целую. Мама". Не открытка, а прямо-таки телеграмма. Только шла на две недели дольше.
Вечером показываю открытку-телеграмму Павлику. Он говорит:
- А я что говорил? Сели нормально и приехали нормально. Вечно у тебя треволнения! Ну, ладно, пошел мыть голову...