Из старых черновиков к книге "Пенсионные забавы или Есть ли жизнь на пенсии?" (Нижний Новгород: ДЕКОМ, 2013 – 288 с., ISBN 978-5-89533-312-9)
- Александра Игнатьевна! – голос начальницы ЖЭК Светланы Аркадьевны буквально звенел от едва сдерживаемого раздражения, - я понимаю Вашу озабоченность. Приветствую Вашу гражданскую позицию. Разделяю Ваши эмоции. Но поймите и нас – сейчас все силы брошены на борьбу с сосульками и у меня нет ни людей, ни средств, для косметического ремонта Вашего подъезда перед Новым годом!
Сидящая на обшарпанном жэковском стуле Александра Игнатьевна многозначительно поглядела на должностное лицо и, выдержав паузу, ледяным голосом произнесла:
- Я буду писать во все инстанции до тех пор, пока не добьюсь своего.
- Да пишите, сколько угодно, раз у Вас есть время, желание и силы, - Светлана Аркадьевна устало отмахнулась от настырной посетительницы, - с Вашими-то талантами, да при Вашей производительности, Вы бы уже давно могли опередить Дарью Донцову и Татьяну Устинову, вместе взятых!
В голове у Александры Игнатьевны мгновенно что-то щелкнуло, и она замерла, как гончая, почуявшая свежий след. Даже не прощаясь, она резво засеменила на улицу, боясь спугнуть новую идею, случайно заскочившую ей в голову. Благополучно добравшись до квартиры, Александра Игнатьевна, не отвечая на расспросы супруга, проскользнула к себе в комнату, уселась в кресло и надолго погрузилась в размышления.
Несколько последующих дней прошли в непривычно тихой и спокойной обстановке. Сергей Петрович, хотя и был озадачен поведением своей Шурочки, но в душе обрадовался внезапно воцарившемуся в доме покою. Он слегка уже подустал от постоянных пенсионных чудачеств жены. Иногда ему казалось, что экстравагантные поступки супруги были ее инстинктивным бегством от неумолимо надвигающейся старости, а вместе с нею – немощи, слабости и скуки доживания. А порой Сергей Петрович начинал подозревать, что все эти годы дела домашние и работа просто погребали под собой истинный темперамент Александры Игнатьевны. И вот теперь, когда его Шурочка заполучила, наконец, полную свободу, неожиданно обнаружилось, что она совершенно не собирается идти по завершающему отрезку жизни проторенной дорогой, втискивая свою мятущуюся душу в наработанные веками границы сугубо стариковских занятий.
…Пока Сергей Петрович наслаждался затишьем в доме, Александра Игнатьевна, примостившись в своем кресле, часами изучала биографии писателей, чьи имена были в настоящее время «на слуху». Правда, журналы и прочая периодика порой давали несколько противоречивые сведения о различных аспектах жизни авторов бестселлеров и их путях на Олимп писательской известности. Но такие детали не смущали Александру Игнатьевну – все, что она хотела для себя узнать, она узнала и по этой пестрой мозаике рассказов очевидцев, сплетен друзей и домыслов соседей. Вывод ее был однозначен – самым коротким путем к известности и популярности в этом мире по-прежнему остается писательство. Можно всю жизнь изучать звезды или простоять у конвейера - и в отделе кадров с трудом вспомнят твое имя, когда будут высчитывать тебе выслугу лет на пенсию. А можно удачно оседлать интерес читающей публики и сотворить нетленку, которая мгновенно подарит тебе славу, деньги и целую кучу возникших из небытия родственников и сомнительных «друзей детства». На худой конец, писательская слава может настигнуть талант уже после его смерти, заставив издательства драться за благосклонность наследников литературного творчества усопшего.
Но Александра Игнатьевна была женщиной практичной и в меру честолюбивой, поэтому посмертная слава ее не устраивала категорически. Она не могла позволить себе роскошь растягивать свой поход за популярностью на месяцы и годы - требовалось поймать свой звездный час на лету. А значит, было необходимо срочно изучить спрос и предложение на литературном рынке. Чтобы не попасть впросак. Чтобы не растрачивать свой талант впустую. Как женщина неглупая, Александра Игнатьевна четко понимала, что писательство – это товар. Но чтобы товар пользовался успехом, надо было вовремя вычислить, чего же хочет покупатель, то есть - читатель.
Именно поэтому, прервав свое уединение, Шурочка с помощью Сергея Петровича через пару дней собрала у себя дома всех друзей. В этот раз лично для нее это были не очередные дружеские посиделки накануне Нового года. Теперь Александра Игнатьевна глядела на все свое окружение цепким писательским взглядом. Вот, например, Манюня. Неунывающая институтская подруга по-прежнему находилась в поиске личного счастья, и, судя по всему, этот поиск увлек ее слишком далеко от чувства реальности. Хотя, с другой стороны, Время словно споткнулось о Манюнино блаженно-счастливое состояние, манеры и наряды, не признающие такой раздражающей мелочи, как возраст. В результате жизнь замаскировала малейшие опознавательные знаки прожитых лет на ее лице, шее и руках, окончательно введя в заблуждение всех потенциальных женихов…
А вот – Семен Маркович, которого, как всегда сопровождала супруга, более всего напоминавшая безмолвную тень этого импозантного мужчины. Семен Маркович был человеком исключительно рациональным. Поэтому жизнь особо не тревожила его неожиданностями, как, собственно, и он ее - какими-либо неуместными желаниями. Четко соотнося свои планы и реалии ситуации, Семен Маркович смог создать собственный уютный мир, не подвластный никаким случайностям. Одним из элементов интерьера этого райского уголка была его жена, не нарушавшая общую гармонию требованием личного пространства. Свое пенсионное настоящее супруги организовали, руководствуясь надежными схемами доживания, наработанными многими поколениями до них…
Удовлетворенная легкостью, с которой в ее голове родилась характеристика этой пары, Александра Игнатьевна взглянула на соседей с верхнего этажа и по совместительству – друзей-приятелей Сергея Петровича - Степаныча и Сашка. Братья, хотя и подрастеряли за годы свои семьи, отработали не по дипломным своим специальностям, да и на пенсии поуходили не с самых высоких окладов, но жили легко и просто, не копя обид и не терзаясь совестью, не занимаясь самоедством и радуясь каждому прожитому дню. И даже когда Степаныч старательно всхлипывал под гитару:
Увяданья золотом охваченный,
Я не буду больше молодым…
- всем было очевидно, что кручинится певец не в унисон личным страданиям по поводу уходящей жизни, а исключительно только в силу врожденного артистизма. Его младший брат Сашок, хотя и считал себя «пасынком Судьбы», но жил всегда с удовольствием и, как старший брат, любил этот мир (за исключением людей) во всех его проявлениях.
Все гости были публикой начитанной, со своими литературными пристрастиями и вкусами. Поэтому, не тратя времени на вступительные речи, Александра Игнатьевна объявила прямо:
- Друзья! По мнению некоторых компетентных людей, у меня есть дар творчества. И мне настоятельно советуют стать писательницей.
Спрятав таким образом свои личные амбиции за витиеватой фразой о некой посторонней силе, буквально толкающей ее на путь к подножию литературного Олимпа, Александра Игнатьевна успешно обезоружила ехидного Семена Марковича, который мог бы обвинить ее в графоманских чаяньях и надеждах. А так присутствующим сразу стало ясно – есть люди, причем, компетентные, не чета им всем, которые разглядели в Шурочке настоящий талант писателя.
- Поэтому, - продолжила Александра Игнатьевна, - я хотела бы выслушать Ваше мнение о том, что сегодня востребовано в книжных магазинах.
- Думаю, Антон Павлович Чехов или, на худой конец, братья Стругацкие, - все же попытался съязвить Семен Маркович, но был тут же перебит любителем беллетристики Степанычем:
- Тут ты не прав, Маркыч! Кому сегодня нужна твоя классика? У народа каждая минута на счету и вникать во всякие там мудрствования и чьи-то сердечные восторги некогда. Людям бы что полегче, чтобы не намозолить случайно мозг и душу.
- Пиши лучше детективы, - внесла свое предложение Манюня, – они раскупаются моментально. Главное, чтобы название было броское. Например, «Не говори трупу «Прости!»» или «Смертельная встреча в райском саду». А под обложкой можешь всякую муть писать – побольше крови набрызгай, коварную секретаршу не забудь, бездарного сыщика и гениального стажера с третьего курса юридического факультета.
- Это точно! Народ хлебом не корми – дай почитать на ночь про продажных ментов и благородных бандитов, - согласился с нею Сергей Петрович.
- Смысла нет за детектив садиться, - рассудительно возразил Сашок, страстно любивший истории про сыщиков, - там передел территории уже завершился. Мэтры вмиг затопчут. Надо на эротику замахнуться. Представь себе название - «Похождения пенсионера-эротомана». Да на такую обложку пол-города слетится!
- Про вампиров надо писать, - тихо произнесла супруга Семена Марковича. Все вздрогнули, словно услышали самого Дракулу. Хотя даже явление графа не удивило бы так сейчас присутствующих, как голос этой молчаливой женщины-тени.
- А я вот поплакать иногда над книжкой люблю, - призналась Манюня. В ее замечании Александра Игнатьевна сразу усмотрела перспективу. Любители мелодрам, да и просто всяких там опусов о Смерти, о бессмысленности существования, о тоске и разбитых мечтах, существовали всегда. И поэтому «певцы тоски» с голода не умирали, старательно кропая свои слезливые сюжеты.
- Попробуй, Шура! – поддержал опять Манюню Сергей Петрович, - ты же не думаешь всерьез, что слезливые книжки пишут обиженные судьбой писатели? Несчастные и убогие? Будь уверена, все эти творцы душещипательного творчества - люди состоятельные, успешные, и ни умирать, ни даже плакать они не собираются. Для них написание подобных творений – это просто душевный экстрим. Тем более, когда за эту эмоциональную «обнаженку» еще и платят!
- Предлагаю тост: «За удачное восхождение на Парнас нашей уважаемой Александры Игнатьевны!» - объявил заскучавший Семен Маркович.
Народ дружно закивал головами, выпил-закусил. Вилки заскреблись в тарелках, охотясь за наиболее аппетитными кусочками. Особых церемоний не наблюдалось, так как за долгие годы совместных посиделок дамы и кавалеры незаметно перешли к самообслуживанию за столом, оставив в прошлом галантное ухаживание мужчин и суетливые хлопоты на кухне женщин.
- А, может, Шурочка, ты нам почитаешь что-нибудь из своего? – Манюня, видимо, кроме хлеба, возжелала еще и зрелищ.
Александра Игнатьевна покраснела, одновременно не скрывая готовности обнародовать свои первые литературные опыты. Требовалась только инициатива со стороны электората. И она была тут же продемонстрирована нестройным хором голосов присутствующих, общий смысл которого сводился к незамысловатому: «Просим!»
Скользнув в соседнюю комнату, начинающая писательница вернулась оттуда с небольшой стопкой листов, исписанных мелким почерком. Народ притих.
- «Размышлизмы о том и о сем», - четко произнесла Александра Игнатьевна, - «Размышлизм первый. О мужчинах».
В комнате повисла настороженная тишина. Мужчины напряглись, а женщины оживились.
- «Что такое мужчины?» - выразительно начала Александра Игнатьевна, - «это – индивиды, противоположные женщинам. Если к ним приглядеться внимательнее, то отличия становятся очевидны. Именно отсюда и проистекают все проблемы гендерного неравенства. И вопрос только в том – чье же ребро было первичным».
Александра Игнатьевна замолчала и пристально посмотрела на слушателей. Тишина колыхалась, готовая впитать новые откровения о мужчинах. Но их не последовало.
- Это все? – недоверчиво спросил Семен Маркович.
- А разве этого мало? – с вызовом ответила Александра Игнатьевна, - разве настоящая литература требует многословности? Учитесь улавливать то, что писатель талантливо скрыл между строк!
Похоже, не обретя еще мастерства писательства, она уже обрела болезненность писательского самолюбия.
- Это – как «Черный квадрат» Малевича, - бросил в пространство Степаныч, - вроде чушь какая-та, но чушь загадочная и необъяснимая.
Если он и хотел таким образом поддержать Шурочку, то получилось это у него как-то коряво.
Но ни в чьей поддержке, как оказалось, Александра Игнатьевна не нуждалась. Во-первых, по ее глубочайшему убеждению, настоящий талант всегда с трудом пробивается через косность и серость. А во-вторых, к восхождению на Парнас Шурочка подготовилась основательно, предусмотрев различные варианты страховки. А конкретнее – поработав в различных областях писательского творчества. Перебрав листочки с философскими эссе, трепетными новеллами, юмористическими миниатюрами, обличительной публицистикой, Александра Игнатьевна выхватила один листок и объявила:
- Стихи!
Далее, без перехода, она начала декламировать:
О свежесть утренней зари!
О запах милых первоцветов!
Мой друг! Ты только посмотри
На красоту и нежность эту!
На сказку трепетного дня!
На краски трепетного неба!
На свет волшебного огня
В руках ликующего Феба!
Манюня восторженно ахнула, прижав ладошки к пылающим щекам. Сергей Петрович настороженно покосился на Семена Марковича. Тот, похоже, собирался приступить к основательному разбору этого произведения, и, судя по брезгливому выражению его лица, разбор этот не сулил ничего хорошего.
- А давайте-ка выпьем за новые творческие успехи Александры Игнатьевны, - дипломатично предложил Сергей Петрович. Все дружно кивнули и выпили.
Некоторое время народ молча поглощал пищу. Когда рука Семена Марковича вновь потянулась к бутылке, Шурочка обернулась к мужу:
- Сережа, как ты думаешь, с чего начинается настоящий писатель?
- С таланта? – простодушно предположил Сергей Петрович, но, заметив недовольство на лице супруги, сделал вторую попытку, - с вдохновения?
- Да с привычек же! С тех самых деталей, которые будут его выделять в остальной толпе талантов!
Относительно «толпы» Сергей Петрович был категорически не согласен, он всегда считал, что талант – это эксклюзив. Но, будучи человеком мудрым, а супругом – осторожным, он решил лишний раз не раздражать Александру Игнатьевну, которая уже наверняка имеет собственное представление о писательском заповеднике.
- Шурочка! Но ведь привычки не выбирают – они либо есть, либо их нет, - попытался вмешаться в интеллигентную беседу Семен Маркович.
- А мопсы у Дарьи Донцовой? Они же у нее не с рождения были! Стала писательницей – вот псы ее теперь и вдохновляют! – не сдавала своих позиций будущая звезда литературного небосвода.
- Непрактичная деталь для портрета. Собаку придется выгуливать и кормить, - заметил Семен Маркович.
Александра Игнатьевна нахмурилась:
- А я, кстати, не могу ничего другого припомнить характерного у писателей, кроме кофе у Бальзака. Но моя гипертония кофеин исключает категорически.
Сергей Петрович воодушевился, как это всегда бывало, когда он мог продемонстрировать кому-нибудь свою эрудицию.
- Пожалуйста! Чарльз Диккенс… Его завораживали покойники, поэтому он любил посещать морги, разглядывать трупы и вдохновляться в покойницкой.
Александра Игнатьевна одарила мужа своим знаменитым взглядом «Что с тебя взять, с мужика!»:
- Ты что, хочешь, чтобы меня в извращенности обвинили на самой заре моей писательской славы?
Семен Маркович, не желавший отдавать пальму первенства в битве интеллектуалов, оживился:
- Можно взять пример с Трумэна Капоте. Он творил только в лежачем положении.
- Я не собираюсь себе пролежни зарабатывать! – фыркнула Александра Игнатьевна.
- Если не хочешь творить лежа, твори стоя, как Филипп Рот, - продолжал нарабатывать очки в эрудиции Семен Маркович.
- Глупости все это! Надо иметь собственную «визитную карточку»! – подвела черту под этими предложениями Манюня.
- Предлагаю тост! – снова взял слово Сергей Петрович, - выпьем за то, чтобы достигнув вершин Парнаса, Александра Игнатьевна не забывала о тех, кто поддерживал ее вдохновение на первых шагах – мужа и друзей!
Все выпили, запоздало вспомнив, что третий тост должен был быть «За тех, кто в море». Поэтому тут же пришлось исправляться. Потом пили «За уважаемого Сергея Петровича, разглядевшего искру таланта в скромной труженице Александре Игнатьевне». Манюня, при всеобщем одобрении, предложила выпить «за мужчин». Пили «за мир во всем мире» и «за пенсионную вольницу», «за удачу и здоровье», «за дружбу и друзей». Под конец Семен Маркович, сделав несколько безуспешных попыток встать, произнес тост «За то, чтобы грядущий Конец Света не помешал Александре Игнатьевне влезть на Парнас!»...
…Когда гости разошлись, Александра Игнатьевна усмехнулась, вспомнив все их советы, и тихо произнесла:
- Детективы… Фэнтэзи… Вампирские саги… Ерунда все это! Писать надо туманно-многозначительно, оригинально и трепетно. Так, чтобы любой, боясь, что его обвинят в консерватизме и отсталости взглядов, восторженно хлопал, даже потеряв надежду разобраться в сути авторского замысла. Чтобы строки становились матрицей современности: не понимаешь написанное и не принимаешь его – возвращайся в дремучее прошлое к А.С.Пушкину и А.П.Чехову!
Шурочка торжествующе улыбнулась, положила на клавиатуру свои тонкие пальчики, задумалась на минутку, выдохнула, как пианист перед вступительным аккордом, и начала творить:
Сумятная сумятица сумятно
Беззубым ртом жует мне жвачно душу.
И жизнь мне издевательски-опрятно
Сдувает с мозга мысли прямо в лужу…
И он – стерильный, чистый и пустой,
Без радости, мечты, воспоминаний,
Тоску впускает молча на постой,
Как пепел вдохновений и терзаний…
Остановившись и решив стихотворение закончить завтра, Александра Игнатьевна стала размышлять о своей будущей славе. Мысли эти были приятными, хотя и омрачались сегодняшними репликами язвительного Семена Марковича. Но кто сказал, что восхождение на Парнас будет легким и гладким? Талант – он ведь, прежде всего, катализатор самого низменного и мелочного в душах окружающих. Шурочка печально улыбнулась и красивым четким почерком записала в своем дневнике:
«Внимание читателя подобно беременности – бывает случайным, иногда – нежеланным, плохо планируется и всегда непредсказуемо своим результатом и последствиями».
Продолжение истории: http://www.proza.ru/2011/08/04/763