В школе последний день сегодня. Ну и что, что десятый класс, подумаешь, не выпускной же, да у него и все оценки выставлены уже. Можно слинять. Он и слинял, и целый день бродил по городу.
Снега не было. Зима была, конец декабря, Новый год на носу, а снега не было. Город был беспросветно сер, и промозглые ветра не давали вздохнуть спокойно, пробирали до костей. А в окне с утра – костлявые лапы деревьев, которые тоже устали от ожидания, замерзли и от этого стояли злые и страшные, даже днем. Птиц не видно было, даже воробьев. Кащей, что ли, Деда Мороза споил и в подземелье заточил? Вот оно, живое воплощение страшилок из детских утренников. Ну, там-то всегда все благополучно заканчивается, а Мишка сейчас прогноз погоды слушал – не обещает Гидрометцентр ни снега, ни морозов – ничегошеньки. Как жить? Просто глазу отдохнуть не на чем – кругом серое и черное. В другой день хоть девчонка какая в ярком пальтишке пробежит, а тут – одни деды в ватниках навстречу. Эх! Всем дедам бы – да по красному кафтану! Может, полегче бы стало.
С такими невеселыми мыслями Мишка свернул к реке. И уперся взглядом прямо в сугроб. Приличный такой сугроб переливался синими искрами в вечереющем воздухе. У Мишки аж дух захватило. Надо же! Откуда? Снега ж не было! Или тут он прицельно напАдал?
Подошел ближе. Рядом с сугробом прямо на земле, на разложенном пакете сидела девчонка в белом пуховичке. И нервно курила. И кашляла. Рядом стояла бутылка. Вскрытая, но непочатая. Мишка подошел ближе.
Девчонка даже не обернулось. Собственно, она сейчас Мишку и не сильно интересовала.
Его интересовал невесть откуда взявшийся сугроб. Он присел рядом и ткнул пальцем в сияющий холмик. Девица мгновенно обернулась и свободной от сигареты рукой врезала по пальцам. Небольно, но внушительно. Мишка отдернул руку, но успел почувствовать, что снег какой-то… теплый. Странно.
- Не трожь, не твое – сварливо произнесла девица.
- Да ладно, ты чего, - миролюбие Мишкиного тона превзошло все мыслимые границы.
- Я только потрогать, чудо же – нигде снега нет, а тут вон – целый сугроб.
- Не снег это, – она нервно отхлебнула из бутылки, поперхнулась, поперхнулась и выплюнула. – Елки, дрянь какая! Как вы это пьете?
- А что тогда? – гнул свое Мишка.
- Вот какая тебе баня? - раздраженно дернулась девчонка. - Ну, допустим, крылья это.
- Чьи?
- Мои, чьи еще.
-А-а… с елки, что ли, идешь? Карнавал у вас затеяли, да?
- Ну откуда ты такой любопытный на мою голову взялся? – девчонка опять затянулась и закашлялась. – Нет. Не костюм это. Мои. Ангел я.
- КТООО? – Мишка на всякий случай отодвинулся.
- Ну кто-кто… в стране тыщу лет как атеизм отменили, а ты в ангелов не веришь, - девчонка шмыгнула носом. - Коммунист, что ли? Так им, вроде, уже тоже Зюганов разрешил.
- А… а если ты ангел, откуда про коммунистов знаешь?
- Ну, во-первых, нам по должности положено, а во-вторых… Я сама недавно отсюда.
- То есть как?
- Ну как-как. Жила сначала здесь, а потом – вот, – она ткнула пальцем в крылья и судорожно вздохнула.
- Ого! Это как же тебя угораздило?
- Как-как… Просто все. Он ляпнул, я обрадовалась, а наверху все это быстренько отследили и в скрижали… И вот мучаюсь теперь. Крылья, главное, как порядочные, выдали. На хрен мне крылья, все равно телепортируюсь при надобности. Нет, изволь таскаться. – Она опять затянулась и закашлялась.
- А.. разве ангелам курить можно? – засомневался Мишка.
- А что они мне сделают? Разжалуют? Так я и так – нижний плинтус в иерархии.
- Это как?
- Ну как-как… Хранитель я. Персональный. Один раз вот такого, как ты, балбеса, из драки пьяного в зюзю вытащила, до дому донесла, пока спал, порядок навела, утром ему пивка холодненького, а он возьми и брякни: ты мой ангел. Я, как дура, обрадовалась, решила, что теперь святая моя обязанность не дать ему пропасть… ну вот. А он в очередной раз так вляпался, что варианта было два – либо я, либо он. – Она замолчала. Потянулась к бутылке.
- Что – либо ты, либо он? – нетерпеливо спросил Мишка. Девчонка посмотрела на него так, что он похолодел и на всякий случай еще чуть-чуть отодвинулся. Но она только снова вздохнула и грустно улыбнулась.
- Как это один смешной киношный вояка говорил? «Должен остаться только один»? Ну вот, и из нас остаться мог только один.
- И че? – у Мишки аж челюсть отвисла от любопытства.
- Че-че. Он и остался. А я ушла. А наверху, когда скрижали посмотрели, вот – крылья выдали и сказали – иди, работай. Раз ты его ангел, да будет так.
- А ты?
- А что я? Я и пошла. Я его любила тогда еще. Мне его жалко было. Он без меня точно пропал бы.
- И че?
- Ты забодал чекать! Че! Вот, храню. Он по кабакам таскается, в драки ввязывается, девиц сомнительного свойства домой водит и на нашу постель укладывает, а я рядом, смотрю, как бы чего с ним не вышло. НАДОЕЛО! Господи, надоело-то как! – и она снова хлебнула из бутылки. Снова выплюнула и опять зашлась кашлем.
- Что, - робко поинтересовался Мишка, - душа не принимает?
- Ты что! – Девчонка снова уставилась на него, но уже удивленно. – Какая у ангелов душа? Не положено нам. Нам вон, крылья положены. И работы по горло.
Откуда-то раздалось пиликанье мобильника. Аве Мария Шуберта, Мишка эту музыку знал. В школе проходили. Девчонка полезла в карман, достала старенькую Нокию. Прочла сообщение. Встала. Подняла с земли крылья.
- Ладно, пора мне. Опять этот козел, прости Господи, вляпался. Полетела я.
- А вот и врешь! – вдруг опомнился Мишка, - вот и врешь! У ангелов мобильников не бывает!
- Ага, не бывает. И ангелов никаких не бывает. И вообще, ты сейчас это все забудешь, понял? – она сосредоточенно возилась с крыльями, прилаживая к спине и застегивая на груди замысловатую конструкцию
- А… почему ты вообще со мной разговаривала?
- А потому что, если уж застукали, положено нам на любой заданный вопрос отвечать. А потом стирать все на хрен, чтоб вы лишнего не болтали. Ладно, пока. Некогда мне.
И она исчезла. Не взлетела, не побежала – просто не стало ее – и все. Ни сияния, ни искр, ни радуги. Как не было. Померещилось, типа.
Он опустил глаза. На серых камнях лежало перышко. Белое такое. Посверкивало и переливалось. Мишка поднял его, бережно подержал на ладошке, полюбовался: «Как снег! Вот бы снег сейчас такой пошел!» - ветром сдунуло с руки перышко и понесло вверх. Он смотрел ему вслед и улыбался. А перышек вдруг стало два, потом три, потом много-много. И они кружились, сверкали в вечернем свете фонарей, и был праздник. И Мишка все на свете от радости забыл. А снег падал всю ночь, и еще день, а потом пришел Новый год, и наступили каникулы.