* * *
В общагу зашёл местный парень Лёха.
Ходил он к нам не просто так - главной причиной была наша Рита, молодая фигуристая намотчица трансформаторного цеха. Сразу несколько деревенских парней положили на неё глаз, но шансы рослого плечистого Лёхи были предпочтительнее.
- Затмение надо бы отметить, - начал он, - За всю жизнь, может, раз только и видели.
Парень выложил на стол гостинцы: бутылку портвейна «72», кусок сала внушительных размеров и баночку свежего малинового варенья.
При виде выпивки наша усталость куда-то растворилась. Пока Лёша ходил приглашать девчонок, мы застелили стол чистой газетой, освободили стулья.
Поляна была накрыта быстро и аккуратно. Запасливые девы принесли хлеб, малосольные огурцы, печенье и банку кильки в томате. Запасы мужской половины были куда скромнее – чёрствые как камень пряники.
Пить портвейн мне не хотелось, но сало, замечательное, пахучее, сваренное в луковой шелухе, манило к столу. Ради такой закуски можно и пропустить стопочку... Стопочкой не обошлось.
Начиналось всё вполне культурно. Шум, анекдоты, просто весёлая болтовня.
В клубе сегодня не было ни кино, ни танцев, и вскоре на огонёк зашли ещё несколько местных знакомых парней и девчонок. У них с собой было какое-то вино. Встретили их радушно.
Я с тоской подумал: как же завтра будем работать?
……………………………………………………………………………………………….
Смеясь, вспомнили Мишку, который проспал и затмение и обед. Вспоминали испуг животных: вой собак во время неожиданных сумерек был жутким. Хорошо, что продлилось всё не долго.
Мы даже попытались представить себе, что было бы, остановись Луна в этом положении…
Тему затмения закрыли, как только появился парень с гитарой. И понеслось:
…Обещаньям я не верил
И не буду верить вновь,
Обещаньям смысла больше верить нет!..*
…………………………………………………………………………………………….
Хмель по-предательски быстро ударил в голову.
- Ой, смотрите, - глаза, как у замороженного хека! – смеялись девчонки.
«Кажется это надо мной», - подумал я, тупо улыбаясь в пространство.
Пьянка набирала обороты. В комнате стоял сизый дым, хотя старались курить только в коридоре.
«Давайте устроим танцы... Танцы хотим! Сходите за магнитофоном!» - предложили девчонки.
Принесли катушечный маг «Комета-209», как полагается со снятой верхней крышкой. Среди кучи неподписанных бобин нашли «Чингисхан» и дружно кинулись в пляс.
«Москоу, Москоу!
Ла лала ла лала ла…»
С топотом, с присвистом, с гиканьем! Войдя в раж, кое-кто перешёл на присядку…
Смотреть на это мне было уже невмоготу: тошнило. Я пытался прилечь, на одну из коек, сдвинутых вдоль стен нашей большой комнаты; потолок кружился надо мной.
Время от времени магнитофон начинал бубнить: засорялась магнитная головка. Появлялся парень, хозяин магнитофона, с бутылочкой самого вонючего в мире «Тройного» одеколона. Он протирал головку с помощью ваты, намотанной на спичку, и на некоторое время качество звука возвращалось.
На «сцену» вышел наш заводской алкаш Семёныч, сосланный в колхоз из-за многочисленных нарушений трудовой дисциплины. Ему было уже далеко за сорок; он рассказал нам, что одеколон – прекрасный спиртной напиток; тут же, зажав себе ноздри, показал, как его надо пить. Один только запах «Тройного» заставил выбежать меня на воздух…
…Рвота облегчила состояние, а ночная свежесть взбодрила. Я умылся, повеселел и решил вернуться.
В комнате почему-то не играла музыка. Кто-то погасил свет.
Семёныч, подбоченившись и выпятив грудь, стоял в середине комнаты, важно надувая щёки. Вот он резко распылил изо рта струю одеколона, подставив почти к самым губам зажженную спичку. Эффектное голубоватое пламя превратило его в морщинистого гнома, изрыгающего огонь (Семёныч был маленького роста). Тихий визг восторга и сдержанные аплодисменты стали ему достойной наградой. С тех пор Семёныча прозвали Горынычем…
Потом были снова танцы, и снова какие-то фокусы, тосты за затмение…
Под «Бони М» в круг танцующих втащили и меня…
Но ненадолго. Позывы тошноты снова вернулись, я снова кинулся на воздух…
Мне было плохо, очень плохо. Качались тени кустов и деревьев, качались звёзды, а луна, полная жёлтая луна (тени кратеров делали её похожей на лицо), беззвучно ржала надо мной…
Я сел на деревянные ступени крыльца. Временами, когда отступала тошнота, возникали странные ощущения. Несмотря на опьянение, мне казалось, что сознание моё работает гораздо чётче, яснее обычного; появилась какая-то не характерная для меня черта всё раскладывать по полочкам, согласовывать внутри себя каждую мысль, каждое движение.
Какой-то ночной мотылёк сел мне на лоб и перебирая лапками, стал ползать по лицу. Я смахнул его ладошкой; он упал на пол вверх ногами, и отчаянно треща крыльями, пытался взлететь.
«Вот ведь гад! Раздавить до хруста?.. Или пусть живёт?»
«Интересно: для мотылька мы кто? Слепая стихия?.. Как для нас ураган, землетрясение?..
«А люди? Разве не мотыльки. …Ползаем по планете, а она живая - ей щекотно. А мы её бурим, недра ковыряем, как паразиты на теле живого… Ей бывает тошно…»
«Что если в мире всё живое? И планеты, и звёзды, и галактики? Только мы не способны пока понять…»
Мне показалось, что я открыл что-то новое, проник в самую суть вещей. Ещё немного и тайна мироздания будет раскрыта. Мною. Раз и навсегда.
Начинался приступ мании величия…
Эйфория от резко возросших умственных способностей придавала мне силы. Я даже напел любимый страдальческий мотивчик:
«Ах, если б только мне набраться сил**…»
……………………………………………………………………………………………….
Однако силы вновь покидали меня. Опять подступала тошнота…
Сейчас проберусь в какую-нибудь пустую комнату и отлежусь там, на койке.
Открыв потихоньку дверь, я услышал шорохи в темном углу.
Женский голос:
-Ой, не знаю. Мне так стыдно…
Мужской:
- Ну и что? Мне тоже стыдно. …Это пройдёт. Раздевайся…
В другое время эта ситуация меня развеселила, но тогда было не до смеха. Я поспешил незаметно уйти.
Наконец-то гости стали расходиться.
Я уже подумывал: «не прилечь ли мне одетым»; вдруг на улице у входа в общагу двое парней стали громко спорить, потом ругаться; девчонки пытались их успокоить. Общение вдруг перешло на мат, послышался глухой удар - как будто кочан капусты уронили. Это кто-то кому-то въехал в челюсть…
Завизжали девчонки, заорали парни – началась драка. Я выскочил на крыльцо; дрались двое местных самых здоровых парня (один из них Лёха, другого я не знал). Наши пытались разнять бойцов, но куда там - они бились на смерть, были оба в крови; даже подойти к ним возможности не было – оба вывернули из забора увесистые дубины, и, матерясь, размахивая ими, обещали убить друг друга и всех кто помешает им это сделать.
Намерения были не шуточные; сойдясь на расстояние длины дубин, они всерьёз начали молотить друг друга, пытаясь выбить из рук колья. …Вот уже удары стали попадать в туловище, и кто-то из драчунов упал на колени…
Сверкнуло пламя. Раздался выстрел, затем другой. Колхозный сторож Сидорыч подоспел вовремя – это он палил из своей двустволки в воздух.
- Ах, вы ****и, драться!.. Поубиваете друг друга! Забыли, как Прошку схоронили…
Драчуны, бросив колья, расползались в разные стороны, отплёвываясь от крови.
…Кто-то ревел, кто-то икал, кто-то рыгал тут же рядом в кустах…
После этой драки многие протрезвели. Угрюмые, мы расползались по своим койкам. Девчонки всхлипывали, парни курили и обсуждали драку; никто толком не мог понять: из-за чего всё началось.
……………………………………………………………………………………………….
- Затмение отметили?.. В башке у вас затмение, - ворчал нам в след Сидорыч.
* Песня из репертуара «Машины времени»
** Песня из кинофильма «Генералы песчаных карьеров