Двадцать пыть и пять

Елена Воловникова
   Минус три 

   Ой, ой… Господи, что же она делает?! Вверх… вниз… Маааама! И этот грохот ужасный – музыка называется, тоже мне. Мама, перестань сейчас же! Танцует она, понимаешь ли. Да нет, она конечно хорошая, голос у нее приятный, а главное, смех такой, не знаю даже как описать – у меня житейских впечатлений еще мало. Самой тоже смеяться хочется, вот какой. Вроде бы и прекрасно все, вот только мне уже целых три месяца, а она еще даже не знает, что я у нее есть, вот сущеглупая! Вечно она ест эти дурацкие пироги с печенью, фу какие противные, всю жизнь их терпеть не смогу! Мама, мама, я тут! Я вот думаю, если я стукну посильнее, то она выключит эту музыку?! Нет, вы не подумайте, я музыку очень даже люблю, но только не эээтууу. Какую люблю? А я не знаааю…   

Один месяц 

Я умираю. Я слышала, эта тетька в халате белом и с голосом противным маме сказала: «Ты молодая, еще лялечку родишь». Неправда, мама старенькая уже, хоть и красивая, где она еще такую возьмет, если я умру? И вообще я посмотрела, тут все в палате страшные такие, лысые, а у меня вон сколько волосиков, я как мама красивая. Ой, как обидно. Только что родилась, еще ничего не видела, а уже умирать надо. А вот фигушки! Где моя капельница?! АААА!!!! Где моя капельница?! АААА!!! Вот дураки врачи, сами меня заболели, когда я рожалась, а теперь еще капельницу не несут, они хоть и бОльные, эти капельницы, но я все вытерплю, потому что мама так сказала: если я буду хорошая девочка и буду это все терпеть, то скоро выздоровлю, и мы домой поедем. Уф, устала, надо поспать.   

   Год 

   Какой противный пацан, ну, чего он ко мне лезет всегда?! Ну, не могу я, я еще ходить не умею! А он вечно хочет, чтобы я с ним бегала. Ой, конечно, он же такой взрослый, ему три года уже целых. Этот изверг – мой брат, мама все время говорит, что Колька будет меня защищать, и иметь старшего брата – очень хорошо, но чего тогда он меня сам-то мучает, еще и игрушку мою, гремелку синенькую отобрал, аааааааа! Семья называется. Мама все время кормит этой жуткой размазней: называется это каша манная, надо запомнить и потом не есть… А вот бабушка у меня милая, она мне разрешает по полу ползать, из тюрьмы выпускает: из манежа. А еще у нас кот есть, Рыжик, мы с ним в пряталки играем, и в догонялки,   только он бегает быстро, я ползти не успеваю. У Рыжика шерстка такая мягкая, рыжая, я себе тоже такие волосы хочу, а то у меня какие-то кудрявые и черные, у мамы и то красивее, да что там, у Кольки и то красивее: у него волосы белые. Мамочка… Пришла, наконец. Говорит, что у меня завтра день рождения будет, я не знаю, что это такое, наверное, что-то вкусное, раз мама такая радостная.   

   Три года 

   Батюшки какой же этот забор высокий, я на него все равно залезу, в прошлый раз упала больно и коленку всю содрала. А я чего? Ну, мама же меня не выпускает на улицу, говорят, там собаки кусучие бродют, и вообще полно опасностей, какие уж там еще опасности, интересно? Таааак. Еще одна перекладина… Ой, я уже высоко залезла, до верха лезть ближе осталось. Надо передохнуть, повисеть… и дальше потом полезу, а то забор скользкий, а долезть-то надо. А потом если покричать громко, то может, услышит кто-нибудь, снимут меня с этой высотищи. Мама вряд ли услышит, она далеко, на летней веранде компот варит, я запах даже тут чувствую: ягодками пахнет и еще опять … опять она эти пироги с печенью печет, что же за наказание такое с этой мамой!

   Отдохнула, нависелась. Упс, вот я и на верху. Нет, слезть сама точно не смогу. Красиво как, и почему меня туда не выпускают? Ни одной совсем собаки не видно, даже тлакторы не ездиют. Так… Тут, кроме моего дома ничего нету, только поляна огромная, и цветочки, ну, мамочка, я вчера с другой стороны дырку в заборе видела и дедушке не сказала, а она большая, навелное, не застряну, пролезу… ой… Ой! Там… там тоже девочка другая! Девочка! Как я девочка, тоже на калитке висит! -- Девочка! Девочкаааа! Ты кто? Тебя как зовут? Далеко, слышно плохо. -- Оя? А, Ойка! А я Аёна!

   Тьфу, стыдобища, до сих пор букву «эл» не выговариваю. 

   Четыре года   

   Я уже целый год в садик хожу, и честно сказать, так уже надоело. Ну, неужели они не понимают: нельзя взрослого человека вечно в средней группе держать! Я уже и читать по слогам умею, даже уже несколько буков рисовать научилась, ну чего еще надо, спрашивается? Да еще этот Ильюшка. Нет, мама говорит, что драться нельзя, но я его опять вчера паровозиком стукнула, и пока он в углу стоял, пластилин в волосы закатала. Думаете, я плохая, да? А вот и нет! Просто я когда спала вчера на сончасе, этот гад конопатый меня за палец укусил (у нас раскладушки рядом стоят). Это, мама говорит, что я ему нравлюсь, но только я за него замуж не выйду, как же мы с ним жениться будем, если он кусается каждый день. Надо попросить, чтобы Ильюшку мой Колька побил, Колька уже в первый класс ходит, и такой здоровущий, что меня потом все забоятся. И если Ольку мальчишки обидят, я тоже Кольке скажу, у нее-то брата нет, а она моя подружка, мама говорит, мы заступаться должны друг за друга. Олька хорошая, мы прошлым летом познакомились, когда на заборы позалазили, а потом нас соседка бабушка Лиля снимала. Мама, немножко тогда наругалась, зато я с Олькой познакомилась, меня потом выпускать иногда стали, и мы с Олькой играть вместе стали. Потом еще у Ольки сестренка маленькая появилась, и Олька ее попросила Аленой назвать, как меня и как девушек-принцесс из сказок. Мне приятно. Она правда такая маленькая еще, но говорят, быстро вырастет и с нами играть будет. А еще! Как же я забыла, сегодня Юрка двухвостку съел, не знаю, они же страшные такие, некрасивые, может они вкусные? Вот мяско же тоже некрасивое, а вкусное. Ну, не знаю. Может, завтра тоже попробую, если на обед опять манку дадут: я же ее не ем, опять голодная буду.
   А вот еще интересно, за многими ребятами в садик дяденьки приходят, папы ихнее, а за мной никто не приходит, у нас нету никакого папы. Я вчера у мамы спросила, куда наш папа подевался, она сказала, что он был смелым летчиком и погиб в далекой Антарктике: самолет замерз и они с папой упали. Вот вырасту большой и тоже летчицей стану, полечу в эту страшную Антарктику и папу найду, потому что он не погиб, а потерялся. Представляете, как ему там холодно и скучно, я по телевизору слышала, что там медведи белые только живут, я таких в мультике видела про Умку. Решено. Надо пойти вечером на кухню и стащить у бабушки пирожков: надо собирать продукты, а то в Антарктику далеко идти, и надо копилку сделать, по дороге ведь надо будет лимонад покупать.   

   Пять лет 

   Я влюбилась. Его зовут Вадька, он в параллельной группе. Он красивый такой, прямо почти как дядя Ваня, волосы у него белые, а вчера на завтраке он мне свое какаво отдал и печенюшку. Или как там мама говорит: «какао», слово такое, ну кто же его кроме мамы выговорит?! Так вот, на выходных надо будет забрать мой подушки, бабушка же говорит, что это мое приданное когда я замуж пойду. Вот, и я к Вадьке пойду, раз мы жениться собрались, только подушки тяжелые, наверное, сама не донесу, надо будет еще пакет большой найти.
   А теперь   я точно знаю, что на самом деле барелиной буду. Ой, опять сказала неправильно. Щас. Ба-ре… Ба-ле. Риной. Вот, получилось. Я их вчера по концерту видела, они такие красивые, во всем белом, как невесты, и так прыгают красиво, я уже тоже так умею: сегодня все утро прыгаю, получается, только пяточки болят, и топаю как-то громко, по телевизору не передавали, чтобы барелины так топали. Вот вечером маме покажу, ей понравится. А потом меня тоже станут по телевизору передавать, и все станут мне много цветов дарить, и я приеду домой, в белом платьешке, на Ильюшку даже не посмотрю, меня встретит Вадька с букетом цветов… Тьфу ты, как же он меня встретит, если мы жениться будем на выходных? Или тогда нам придется не жениться, чтобы он встретил? Вот незадача. Ладно, я над этим после сончаса подумаю.   

   Шесть лет 

   Мы вчера с Настей поссорились. Она сказала, что она тоже Валерия Леонтьева любит, и что это она за него замуж будет выходить. Нет, ну я, конечно, еще точно не решила, может я больше Сергея Жигунова люблю, но все равно, я же первее чем Настя Леонтьева полюбила, так что нечего.    Семь лет  Собираю вещи. Сумку у бабушки взяла. В лес сначала пойду, там поле. А потом еще куда-нибудь. Ночью холодно будет, надо курточку взять и хлеба побольше. Мама, противная, вот тогда и поймет, кого потеряла. Плакать будет. А я все равно не вернусь, в крайнем случае, осенью, потому что потом зима начнется, а я не люблю, когда холодно. Будут знать, как меня в школу не пускать! Сейчас, кажется, опять реветь начну. Колька вон уже сколько лет в школу ходит, ему-то можно! И все мои из садика пойдут: Катька, Санька, Лизка, ябеда эта, она до сих пор даже читать не умеет, а тоже в школу пойдет. Нет, еще чего, я уже давно не реву, целую неделю, и сейчас не буду, пусть они сами поплачут, когда соскучеются по мне!   

Восемь лет 

Это надо же, вот мечтаешь, мечтаешь о чем-нибудь, а оно сбывается, и все не так. Это я про школу. Весь год какие-то загогулины рисовать заставляли: говорят так надо, а чего надо, если я с самого детского сада писать умею. А учительница, Любовь Валентиновна, говорит, что писать не так надо, не печатными буковками, а вот этими самыми загогулинами… Глупость какая. Эх, неужели в жизни так всегда будет: мечту себе намечтала, а она вон какая неправильная оказалась?! Да еще и за одну парту с Лизкой посадили, а она глупая-преглупая, и дружить с ней неинтересно. Но в принципе, я готова с этим смириться, со школой этой, потому что зато я могу книжки читать спокойно: быстренько все загогулины нарисовала, и можно с дедушкой в два голоса сказки читать. Он с книжкой, а я – наизусть… Сейчас будем про Елисея дочитывать, молодец такой, нашел свою царевну, поцеловал, оживил. У меня тоже такой королевич будет, чтобы смелый, и чтобы любил и чтобы защищал тоже всегда. Не то что папа наш. Я уже давно знаю, я подслушала, как мама с соседкой тетей Таней разговаривала. Оказывается, наш папа не умер, и не летчик он. Оказывается он маму нашу разлюбил, и у него другая тетенька и другие дети, а мы ему не нужны совсем. Вот. И нам он тоже не нужен. Ну, может если на полглазочка бы посмотрела… Интересно, я наверно, на него похожа, потому что мама с Колькой похожи, а я вот не похожа. У меня волосы черные и кудрявые, что попало, я всегда как у мамы хочу…      

   Девять лет 

   Ой, что было! Мы с Колькой ничего плохого ведь не хотели. Правда! У нас в деревне соседней еще одна бабушка есть, нашей бабушки сестра. Бабушка Поля старенькая, старше нашей, она к нам редко приезжает, а ей скучно одной жить, а мы с Колькой ну просто гулять вышли. Пошли, пошли, а там дорогу новую делают, камушки насыпают. Камушки красивые такие, у меня уже много, я их собираю. Ну мы пошли, я камешки собирала, а Колька бегал, тренировался, он же собирается в играх этих победить, где все бегают и прыгают, ну в Олимпийских. Еще утро было, рано, мы долго шли. А потом смотрим: мы так ушли далеко, домой долго идти, скоро обед, кушать хочется, камешков уже много, все карманы полные, оторвутся скоро. А впереди уже деревню видно, где быбушка Поля живет. Только мы с Колькой не помнили совсем, в каком она доме живет, там еще крыша красная и мостик есть: найдем, если долго ходить будем. Бабушка Поля обрадовалась так, омлет нам пожарила, молока свежего дала, а потом еще варенья клубничного… Только за нами вечером дедушка приехал, забрал. Ой… что нам с Колей дома было. Дедушка всю дорогу даже не разговаривал, а мама так кричала на нас, а потом плакала, а потом нас обоих… это… отшлепала. Стыдно. И маму жалко, она нас потеряла оказывается, думала мы пропали. Ой, мама, мамочка, ну мы же такие здоровые уже, что нам сделается? Мы же даже в лес уходили, тоже нечаянно, только тогда мне пять лет было, а Кольке восемь, и ничего же. Правда тогда она видела, куда мы пошли и уже за нами идти собралась. Мы сами вернулись: в лесу красиво, только сильно жарко было, мы и пошли домой. Вот. А сейчас-то чего было волноваться? Ааа, попу больно… Это надо же, мама меня первый раз нашлепала. Мда, дожилась, в девять лет в углу стою…   

   Десять лет 

   Ах, какое утро! Глаза правда еще не открываются, ну и ладно. Крылечко деревянное теплое такое, смолой пахнет. Вот что значит май. Можно вот так в пижамке посидеть на теплом солнышке, и ветер тоже такой мягкий, теплый. Мамочка какао варит: пахнет даже здесь, на улице. А бабуля блинки сегодня обещала и пирожки с изюмом, мои любимые. С повидлом тоже вкусные, только из горячих пирожков повидло выпадывает, обляпываюсь вся.

   Как же хорошо, так тепло-тепло, и глаза открывать тааак не хочется. Надо какао пить, а то скоро дедушка позовет работать: сорняки полоть. И где он их только находит, ну чисто же все, ни соринки не видно.   


   Тринадцать лет 

   Поздравьте меня, я опять влюбилась. Ага, в кого, в кого, конечно, в Серегу, он в 9 классе учится. Вы бы видели, какой он красавец, у меня аж дыхание спирает, и профиль такой у него… закачаешься. И естественно, он голубоглазый блондин. Аж смешно, я с детского сада только в таких и влюбляюсь. За ним все девчонки бегают, красотка Вика, зараза эта надменная, тоже. У меня, конечно, шансов нету. Ну и ладно. А я его люблю и все тут! Конечно, эти дурочки же с ним все переспать согласны, а я не такая, я его люблю, но низачто ничего такого делать не буду! Пусть он хоть уважает меня. Ой, грустно как, Танька вот уже третий раз дружит, Ольга с Вовчиком тоже дружит два года, Вовчику 17 лет, он на ней жениться собрался, вот Олька счастливица. Ну и ладно, я небось тоже когда-нибудь буду дружить, а пока что я Серегу люблю!!! Вдруг Серега поймет, что его никто так сильно любить не будет, как я? Все поймет и женится на мне? Ой, однако я размечталась. Где я и где он, этот полубог греческий. Ну и ладно, зато я стихи теперь пишу и в газету посылаю, он точно догадается, что про него.   

   Восемнадцать 

   Ах ты батюшки, я школу заканчиваю! Четыре месяца отмучиться осталось! Хочу-хочу-хочу! Я, наконец, в город поеду, в институт поступлю! В какой, да конечно в педагогический, там же Санька мой учится, так мы всегда рядышком будем, даже на день разлучаться не придется! Ой, он у меня такой хороший, мы друг друга так любим! Да, и будем жить долго и счастливо, родим троих детей и умрем в один день! Да вот, как в сказке. А вы думали, так не бывает? Я тоже уже думала, а он пришел, увидел, победил. Полюбил, ой, то есть. Да и вообще, мы не умрем, рокеры не умирают. Рок-н-ролл вечен.

   
   Двадцать два 

   Поверить не могу. Опять его носки. За год совместного проживания он еще ни разу не положил свои носки в одно место. В принципе-то мне все равно, вот только каждый раз, когда я стирать собираюсь, искать их… Ладно. Проехали. Теперь меня его носки не должны уже волновать. Почему? Млин. Да потому что. Нет. Я щас реветь начну. Потому что они с Олькой… Ой,   вот сволочи. Нет, я знаю, что переживу. Мстя моя будет страшна… Вон как на меня сегодны пацаны смотрели, когда я сегодня в этой сумасшедшей юбке шла. Когда-нибудь, если я с горя не умру, я разбогатею, куплю машину и стану самой счастливой…   

   Двадцать пять

   Упс… а меня кажется сократили… Ничего себе начало года… Этот большого ума человек, мой шеф, нет, вы не поверите… Он 31 декабря утром приехал ко мне домой, чтобы сказать, что я прекрасный человек, и ему так жаль, так жаль, а мире еще и кризис... Мдя, прямо по фен-шую: все неприятное оставляем в старом году, а еще статьи мой с фен-шуй прогнозами лажал… Ой, у меня, кажется, еще бутылка шампанского осталась… И вот я уже месяц сижу дома, оказывается, я готовить умею, правда-правда. А еще я книжки читать умею, а не только глянец. Вот намедни Наташу Маркович дочитала: «Уволена, блин». Сильная вещуга, может мне тоже книгу написать? А чего, вот напишу, сдам в какое-нибудь самое знаменитое издательство, и найдет меня великая слава, и тогда я поеду в Москву…  Ладно, надо покурить, кофе выпить, а то сейчас засну, не дай бог, а мне еще надо придумать, про что книгу писать, а то уже три часа ночи, завтра буду жизнь новую начинать, с чистого листа, блин…   

   Двадцать пять и два месяца

   Ой, дайте мне пожалуйста вот эту книжку: со сказками. Мне сегодня надо с маленьким племянником сидеть, ему три года. Это, представьте, моя сестренка младшая, двоюродная родила. Поэтому по примете мы, ее старшие сестры обречены бать безбрачными… Мдя, шутки шутками, а надо будет ей как-нибудь сестринский подзатыльник дать: малая плата за угрозу безбрачия. Так вот я решила мелкого со стишков и «Колобка» на длинные сказки пререводить. Особенный акцент на принцах-рыцарях сделаю… пусть учится с младых ногтей. Зайка мой рыженький, будем в машинки-гонялки играть, а когда мой младенец спать уляжется, я в наушниках мой бессмертный «Нау» послушаю…