Взгляд со стороны или... уроки французской гитары

Евгений Николаенков
         … Входя в прекрасную оформленную, светлую залу Филармонии города Великие Луки, уже заранее как бы приветствующую вас и, готовя к чему-то, вглядываясь в многочисленные добрые и радушные лица гостей и организаторов концерта, всегда радых встрече с вами, невольно хочется придти в туда ещё и ещё раз.

          Со вкусом и довольно мило оформленная со множеством гардин и тысячами огней зала в изящно оформленных под старину люстрах и падекадилах,  тёплый матово-жёлтый свет, исходящий от них и обливающий всё в округе, большой концертный рояль чёрного цвета, с переменчивыми, как зебра, клавишами и многие,  многие другие чудеса, ожидают случайного гостя или уже давно знакомого с ними зрителя при в ходе городскую Филармонию…

         «Сегодня «дают» Филипп Вилла! вы слышали? – Да. - Ах,  вы уже слышали? И вы? И вы? Ах, неужели у нас?» - слышите вы со всех сторон.

Даже если вам случится проехаться в такси, вы тут же слышите: «Какой-то француз с инструментом ждёт у гостиницы… эй, Василий Иваныч! ну-ка, гони к нему! Не должен француз встретить в России не русское гостеприимство!»

        Филипп Вилл – музыкант,  гитарист-виртуоз, обладатель Золотой медали Международного фестиваля молодых исполнителей в Бордо (1991) и Золотой медали Парижа, победитель конкурса Международного фонда Иегуди Менухина (1992), Эмилио Пухоля, Международного конкурса им. Никколо Паганини, международных конкурсов в Милане Таранто (Италия), а также множества других на крупнейших сценах мира.

       Сегодня Филипп проживает в небольшом городке на берегу Атлантического моря, преподаёт в Национальной (высшей) школе музыки в городе Ньор, во Франции и является профессором.

        «Представьте, - говорит он нам, зрителям, - я держу в руках гитару… она поёт, как женщина, да она и сама – Женщина, а там, неподалёку, из окна рисуется поистине волшебный вид: бескрайняя синева, белокрылые птицы, тёплые ветра, целующие свежие загорелые лица прохожих, а ещё шуршание сильного, могучего и всегда преданного сердцу Француза, а потому такого  же лёгкого и восторженного, как душа его,  Атлантического океана…

Ещё в прошлом году, когда он в первый раз посещал Великие Луки, нас предупредили: «Филипп Вилла очень любит разговаривать с публикой…» Мы были в некотором недоумении: «Как?  - спрашивали мы, - ведь он же француз?»

        И действительно, что бы раскрыть эту тайну, мы подбежали  нему и, не переводя дыхания, так и спросили: «Как же, Филипп, Филиппок, - как он рекомендовал ещё в пошлый раз любовно называть себя, - Как же вы-то? Как вам-то так просто-запросто даётся… наш непростой, могучий так сказать,  русский язык? Неужто вы всё заучили и специально готовились для этого целыми днями?» - изумляетесь вы.

        «Нет, му шер, - говорит он, - я просто беру и слышу. Слышу звучание, слышу музыку, слышу музыку слова… и, поверьте, мне больше ничего не нужно. Всё - в музыке! Всё – в гармонии!» - отвечает он нам с улыбкой.

         Да и сами вы уже не так ощущаете как-то, не так дышите, не так  смотрите на мир и на людей, в нём живущих. Вы и сами теперь – точно музыка! Быть может и в вас теперь тоже поселилась эта неведомая прежде птица – гармония!..

        У Филиппа Виллы славянские корни, может быть этим и объясняется его особенно трепетное отношение к России и нам, русским…

        Даже когда у себя во Франции он едет в метро, что-то русское, переливчатое отзывается и в его сердце. А как только он впервые посетил Москву (чуть более десяти лет назад), а вслед за этим потом увидел и русские пейзажи,  русские берёзы, то просто глаз оторвать не мог… «Я не сумасшедший, я фантазёр» - говорит  Филипп.

    Впрочем, на счет Москвы у него сложилось несколько противоречивое мнение. И хотя там ему понравилось, но всё-таки, говорит он: «У вас лучше!»

    « Я был в Москоу… я видеу огромны го…рад… много люд… но когда я прибыть к вам… я на…шёл здесь… таки лиц… ли…ца… что быу… про… ста… заваражжён!..» – говорит он всё более и более пытаясь выговорить по-русски, немножечко, впрочем, поругивая сам себя за небольшой акцент и совершенно незначительные ошибки. - «Да что там… эта Мос…коу!.. – продолжает он, - шум! Гам! Бум-бум кругом,  - говорит он, жестикулируя и показывая в лицах лица, шум, гам и все прочие достопримечательности Москвы, какие только и может вообразить себе романтическое сердце француза».

«Впрочем, - говорит он, - у вас лучш!.. У вас намног лучш!.. у вас здесь так хорёшо!.. так тих… так красив!.. там же ж в Москоу… - замечает он, - один только… сноб… го-о-рдый такой сноб… спесив!.. там не так, как у вас… там нет так как у вас… в вашем… го-о-роде… столько сердц… столько больших, великодуш… добрых, прекрасных седц… встречающихся повсюду и готовых тебя обнять и сделать маленький и большой даже такой чмок-чмок!..» - и он показывает всем нам, как на днях его пару раз причмокнула одна хорошенькая белокурая дамочка из нашего приветливого края.

       Ну конечно, скажите вы, француз, француз, одним  словом!.. Одним словом, сердце да романтика!..

       И  поделом нам, русским, в особенности русским мужчинам, за нашу подчас нечувствительность, за нашу подчас невнимательную мужскую душу к таким естественным, так сказать, женским настроениям!..

       Ведь женщины не могут без этого ни минуты!.. Даже наши классики обижались в своих романах подчас на французов. Они писали, в частности, что это - «только форма», только «романтическая оболочка», только «инкрустация» и «золочёное  зеркальце», в которое смотришь и собой любуешься, и хотя знаешь наверно, что внутри этого зеркальца ничего нет, никакой души, а только взгляд на себя любимую, всё же… все эти слова не имеют и не могут иметь никакого смысла и веса и сейчас же растворяются в общей радушной,  лёгкой и волшебно-романтичекою атмосфере всеобщего счастия и блаженства при одном только появлении знаменитого французского артиста…
 
       «Я иду по город… по ваш город… и слыш, - поднося ладонь к уху, говорит наш дорогой Филипп, – слыш… такой большой… красивый… музык… такой лёгк… воздуш… мелод… между золочёных крыш… между вверх тянущ… дерев…  вверх, за сам… гори-и-зонт… за черту… за пространств… между люд… между Жещиной… между женщиной и мужчиной…  нет-нет… лучш… внутри… в глазах женщин…   в её свет… в свет… её лица… в её прозрачных… голуб... ярк, да-да, ярк, нежн и голуб… глаз… ах…  в этих ярк, нежн… бескрайних глаз…ах…  слышится, видится, чувствуется музыка… такая как... пример…  у Франсиско Таррега… «Воспоминания об Альгамбре» или же у Хосе Люис Мерлина   «Suite Del Recuerdo»…

       Впрочем, это были только слова.

       Обращая же внимания на  положение его рук, кистей, пальцев, на невольные вздрагивания всего тела и на лицо, проникновенное и глубокое, иногда преисполненное восторгом, иногда задумчивое… а иногда…  и просто доверчивое и даже капельку забавное… невольно чувствуешь… как сам всей душой и сердцем проникаешься в ещё до сих пор неведомые и таинственные миры…

      Да что там!.. одним словом, артист!..

      Но что же? Так и оставить и только лишь хвалить француза!.. А как же зрители? Как же публика?.. как они? Как их мнения?.. И как же, в конце концов, критика?
Надо заметить, что ещё в прошлом году, когда он был у нас впервые, Филипп действительно вызвал единодушно восторженные и чуть ли ни «ревущие» возгласы… теперь же в этот раз… он, как истинно творческий человек, решил всё поменять и начать сызнова.

      И, хотя и в прошлый раз он как бы забавлялся светом: «Выключите мне свет!» - говорил он, и свет выключали.

      Теперь же, хоть и не меняя сущности и традиции всего своего «творческого дела»,  в первом акте он исполнил всё как всегда: немного классики, немного современности…
Но во втором он «выдал». Он действительно рискнул и выдал, да так, как только может и умеет истинный артист!.. Именно вследствие этого публика разделилась. И вот почему.
Ещё перед концертом, так получилось… и, хотя мы не имеем моды подсматривать… но нас, всё-таки, заинтриговала грядущая встреча… и вот потому мы и открыли дверь и легонько, так сказать, капельку подглядели, что там… там-то… за таинственной дверью?

     Там сидел француз и в странно-задумчивой, серьёзной, не совсем шедшей к нему позе, - хотя, конечно же и безусловно страшно необходимой при всяком, так  творческом процессе… -  сидел за компьютером и что-то там подправлял… мы даже капельку испугались за него: а как же гитара, думаем?..  как она? неужто он забыл про неё, родимую?..
Только войдя в концертную залу, мы невольно и сейчас же убедились в том, что не всё потеряно… и вот-вот… тайна будет разгадана…

     Справа…  стоял огромный экран, а вдали, около стены проектор.
Впрочем, мы уж начали думать… что «всё это» так, не «для нас»… так…  между прочим… ведь в первом акте и намёку не было… на что-то «эдакое»…
Но вот, первый акт закончился, нам объявили перерыв… вот начали сходиться и расходится люди… знакомые и приветливые лица стали обращаться, в своего рода, «интимные кружки»… вот опять зазвенел звонок… вот разошлись, разместились люди, сомкнувшись и слившись как бы в общую, единую форму…

      Но тут Филипп взял, да и соскочил со сцены. Потом вдруг начал требовать себе стул… встал, сунув предварительно себе гитару по мышку, энергетически подошёл к нам, и потом вдруг сказал на всю залу: «О, это мой друг!…» «Но помните только, друг мой, (заметил он нам про фото и видео) нот диффуз и онли приват!» - словом, он имел ввиду, чтобы мы никому ничего не давали, не меняли и только сидели б себе в уголку да тихонечко и в одиночку бы смотрели…

       Мы поднесли ему стул… он сел чуть ли не наши колени… потом начал говорить что-то про двадцать пятую розу… которую он, вот, вот ждёт не дождётся… получить от признательных великолучанок… и начал играть… потом сказал… «нет, нет, не удобно! Не годится!..» и мы побежали вслед за ним относить стул в другой конец сцены, сбоку, где он там и оставался практически до конца спектакля…
И вот, погасили свет… настали сумерки… темень и полумрак вместе с уединением и ожиданием чего-то большого, нового, сильного… то и дело томила сердце…
вот вдруг включили экран… и все лица одновременно обратились туда, в единое пространство полутайны, полуилллюзии…

     На наших глазах происходило чудо: мультфильм, показываемый на экране, буквально оживал, наполнялся музыкой… совершалась, своего рода, «живая звукорежиссура»…
Сначала было ничего. Русские мотивы. Иванушки, деревенские девушки, лошадки… всё под аккомпанемент русской классической гитарной музыки… но потом… началось… началось что-то… неведомое… немыслимое… что-то почти «загранное»… и вначале даже казалось, что «куда я попал!»

     Розовые слоники плавали в розово-кофейной, в расплавленной жиже… маленькая девочка каталась на качелях… художник лепил прихотливую фигуру женщины… та, созданная из шоколадного массива то и дело плавилась… от сильного нажатия по её загадочно-волнительному бюсту… но художник упорствовал и  снова лепил, поправляя, изменяя и мучаясь… довершая общую картину… какой-то монах в бурой рясе прыгал на одной ножке, потом их стало много, и все они начали куда-то забиваться… в какие-то уступы и щели… и снова прыгать-прыгать до одури…

        ну а потом вдруг начало всё капать-капать… дождь забирался сквозь щели, древесину, даже каменные глыбы… и всё… всё… всё… потихоньку стало наполняться водою, все линии и пространства стали как будто зыбкими… граней между воздухом и жидкостью практически не оставалось… всё потекло, поплыло, улетучилось куда-то… только разве редкие шпили высоких зданий и телевышки оставались как будто нетронутыми, неприкасаемыми… а всё прочее, в пределах видимости, высокие и низкие домики, деревья, люди, дети, животные с умными, большими и почти сверхчеловечными глазами… курицы на насестах, петухи, гуси, зайцы… всё-всё-всё обратилось теперь в единую, голубовато-серую, млечно-шоколадно-пудровую массу… воды, воздуха и непостижимо блестящего синего Неба…
       (словом, без капельки абсента тут точно не обошлось!)

      И всё это под волнительные звуки Альгамры и прочих завораживающе-волшебных звуков гитары…

      Кто-то  смеялся, кто-то от испугу закрывал лицо руками… кто-то говорил: «Надо же, так опошлить!»… кто-то напротив, кричал «браво!»
Публика буквально разделилась надвое… нельзя было и предположить такого разделения в нашей публике. Вернее, не надвое, а на целое даже множество…
«Наш Костя лучше, - сказала одна зрительница (она имела ввиду Константина Окуджаву, тоже гитариста-виртуоза, правда ещё совсем юношу девятнадцати лет), - да и вообще, в  прошлом году мы просто не знали «настоящих», вот  почему и увлеклись…так сказать… французским шармом!..»

      Впрочем, никто не остался равнодушен и  на этот раз…

      А большинство же людей, особенно среди молодёжи, так просто глаз не могли оторвать от концерта… от изящно-сторойного, лёгкого, и возвышенно-воздушного исполнения на гитаре, неповторимой манерой игры со зрителем и просто тёплого и светлого настроения привнесённого специально  для нас, великолучан, романтиками и озорниками с тёплых и  неведомых берегов его Величества Франции!..

27 апреля 2011