В. С. Соловьев о жизненной драме Платона

               
             Великий русский философ Владимир Соловьев в начале эссе «Жизненная драма Платона» задается вопросом о последовательности перевода и издания Платоновых диалогов, и вскоре приходит к выводу о необходимости поиска «внутреннего начала единства, обнимающего совокупность Платоновых творений». Уже существовали такого рода попытки, но ни одна из них не увенчалась успехом, по мнению философа.  Мыслитель рассмотрел теории Шлейермахера и Мунка. Так, согласно Шлейермахеру, Платон сам устанавливает порядок своих произведений и  все его диалоги — стройная система философских идей, метафорически представленных в виде дерева. Мунк же считает необходимым осуществлять поиск единства Платоновых творений в его желании показать «жизнь идеального мудреца в лице Сократа».
      А Соловьев приходит к выводу, что творения Платона представляют собой некое единое целое, поскольку и сам Платон — цельный живой человек, а также рассуждает  о самой жизни мыслителя, которая, по его мнению, является драмой. Но в чем же эта драма?
    Первые философы античности «отвергли традиционные устои жизни и утверждали открываемые разумом первоосновы жизни всемирной, космической». И для поиска истины необходимо обладать особым даром «умозрения и синтеза». Таким даром обладал Сократ — учитель Платона.   
      В греческом обществе шла борьба «между теми, кто стоял за неприкосновенность традиционных верований и жизненных норм, и теми, кто, как софисты, были отрицателями по преимуществу...».
      Сократ же занимал нейтральную позицию. Главное преимущество первых мыслитель видел в их желании поддерживать сложившиеся нормы, господствующие в гражданском общежитии, их благочестие. Он обвинял их в неумении охранять эти нормы из-за невежества и глупости.
Софистов же Сократ восхвалял за их занятие рассуждениями и критическое мышление. И к тому же порицал за то, что они не видели основных целей и приемов критики.
     Сократ, таким образом, считал своих противников умственно несостоятельными.  И мыслитель был виновен в том, что спорил против охранителей и разрушителей, а также в своей точке зрения, которая обнажила идеи обоих. Официально же Сократа обвинили в том, что «богов, почитаемых городом, не почитает, а вводит другие, новые божества», и еще в том, что «развращает юношество». И Соловьев указывает нам на этот «трагический удар в самом начале жизненной драмы Платона» и сравнивает его с трагедией, пережитой шекспировским Гамлетом. Гамлет мстит за своего отца. Платон переживает смерть Сократа. « Убит отец, но не кровный, а духовный, воспитатель мудрости, отец лучшей души. Это еще личное, хотя и высокое отношение. Но вот уже сверхличное:убит праведник». Столкнулись зло и правда в сознании Платона. По мнению Соловьева для Платона встал вопрос : «быть или не быть правде на земле». Сократ у Соловьева похож на смиренного христианского мученника. И в сократовском выражении «Я знаю только, что ничего не знаю» Соловьев видит «удивительное предварение первой евангельской заповеди» о блаженстве нищих духом. И не случайно, ведь он — религиозный христианский мыслитель.
    Соловьев пишет, что «есть повод догадываться, что и Платону являлась мысль о самоубийстве» и рассматривает психологические причины, по которым он не сделал этого шага.  «Платон был человек иного рода, он был предан высшим интересам духа... Любовь к умершему требовала положительного творческого выхода...» И этим творческим выходом стал, по мнению Соловьева, платонический идеализм. Платон почувствовал «этическую противоположность между должным и действительным, между истинным нравственным порядком и строем данного общежития». В такой ситуации «Платон должен был по убеждению бежать от мира» и предварить идеал восточного монашества. С чем связаны его многочисленные путешествия в разные страны в течении пяти лет.  Соловьев пишет, что в этот период и позже Платон имел крайне «пессимистический взгляд на общество и публичную деятельность». Однако позже у Платона были стремления к социально-политическим преобразованиям. В этой перемене Соловьев увидел противоречие, «непроходимую пропасть».
   Далее в своем эссе Соловьев на примере диалогов «Федр» и «Пир» исследует отношение Платона к любви и указывает через метафору, что всякая плотская любовь Платоном отвергалась и считалась «за что-то вульгарное и низменное, недостойное истинного человеческого признания». Но как из навоза вырастают прекрасные цветы, так и из плотской любви образуется любовь духовная, по мнению Соловьева. «Из эротического ила, который, по-видимому, в роковую пору втянул, но не мог затянуть душу Платона, он вырастил если и не плоды живые духовного перерождения, то по крайней мере блестящий и чистый цветок своей эротической теории». И именно эта теория связана с жизненной драмой Платона.    Ему был присущ дуалистический идеализм, согласно которому противопоставляется действительное должному. Сущность мудрого человека - «ум созерцающий, обращенный к запредельному свету». Такой человек «живет лишь в космосе идей, а на земле его призрачная жизнь, общая с другими людьми, есть для него только умирание».
      Соловьев, являясь религиозным человеком, сравнивает последнюю беседу Сократа с учениками из диалога «Федон» с проповедью Христа, однако говорит о том, что Платон изобразил Сократа бессердечным и неделикатным. Он пишет, что «в одном месте беседы умирающий мудрец дает ясно понять, а в другом — прямо говорит своим плачущим ученикам, что разлука с ними нисколько его не огорчает, так как в загробном мире он рассчитывает встретиться и беседовать с людьми гораздо более интересными, чем они. Я думаю, что если бы болезнь не помешала Платону находиться самому в числе этих плачущих учеников, то он уже из одного самолюбия остерегся бы вложить в уста Сократа столь бесцеремонное утешение. Но хотя в этом особом случае дуалистический идеализм мог бы быть выражен более тонким и изящным образом...»
     Мне представляется, что здесь имеет место знаменитая ирония Сократа. Умирающий мудрец пытается смеяться над собственной смертью, он шутит со своими учениками, пытается их взбодрить и не принимать близко к сердцу свою кончину. Вполне возможно, что Сократ мог сказать такие слова и Платон поведал нам правду. В этом есть величие Сократа, такими словами он снизил драматизм ситуации из любви к своим ученикам и призвал их к самосовершенствованию. Платон показал нам Сократа очень тонким психологом, ведь не всегда возможно утешить «тонким и изящным образом». Это был последний урок Сократа своим ученикам. После такой «бесцеремонности» ученики стали бы стремиться туда, где «беседует их учитель с более интересными людьми, чем они». Дуалистический идеализм здесь выражен не тонким, а действенным образом.
     Мне вспоминается диалог «Кратил». Рассуждая об этимологиях, Платон устами Сократа говорит, что «можно строго исследовать имена этих богов, а можно и для забавы. Так вот о строгом способе спроси кого-нибудь другого, а познакомиться с забавным нам ничто не мешает: ведь забавы милы и богам».(406. Это тонкая ирония мудрости автора, скрывающая под своей оболочкой глубинные слои смыслов, которые весьма непросто вскрыть. В нескольких местах в этом диалоге проявляется тонкий юмор Платона.
        Сократ говорит: «А поскольку теперь я уже облачился в шкуру льва, мне не следует бояться, а нужно рассмотреть, видимо, «разумение», «сметливость», «понимание»,  «познание» и остальные, как ты говоришь, славные имена». (411.a).
          Данное выражение представляет собой поговорку, связанную с басней Эзопа об осле, который надел львиную шкуру и выдавал себя за льва.
     Диалог часто сопровождается ироническими замечаниями Сократа в свой собственный адрес. 
        Соловьев, рассуждая об Эроте, увлекся этимологией слова Рим.  Так, «Roma (соотв. греческому Rwma-сила). А если это слово прочитать наоборот, то получается Amor-”любовь». А любовь, то есть Эрот, представляет собой «посредника», «делателя моста между небом и землей».
         Далее Соловьев говорит о действии,  оказываемом Эротом на влюбленного - преображении, которое заключается в следующем: «влюбленный ощущает в себе новую силу бесконечности». Мыслитель считает при этом необходимой борьбу  «высшей и низшей сторон души». Наверное, Соловьев здесь намекает нам о существовании любви земной и возвышенной, и между ними происходит борьба. Эрот дает высшей разумной душе «бесконечную творческую рождающую силу». А место, где соприкасаются два мира, называется красотой.
    Соловьев называет платоновскую теорию любви (рождение в красоте) глубокой и смелой. Платоновское «рождение в красоте» есть во всяком случае нечто гораздо более важное, чем занятие искусствами». «Настоящая задача любви — действительно увековечить любое, действительно избавить его от смерти и тления, окончательно переродить его в красоте».  Драма Платона, по Соловьеву, в том, что, «подойдя мыслью к задаче любви», он отступил перед ней, потому, что, «поднявшись в теории над большинством смертных, оказался в жизни обыкновенным человеком. Столкновение высоких требований с реальною немощью более драматично у Платона именно потому, что он яснее других сознавал эти требования и легче других мог бы одолеть эту немощь своим гением».
        В своем эссе Владимир Соловьев развивает учение о пяти видах любви.
Судьба человека, его путь зависят от того «чей образ и чье подобие примет или оставит за собою человек».
        И далее Соловьевым выделяются основные «пять главных путей» Эрота.
Так, о первом, так называемом «адском пути» мыслитель отказывается говорить. Второй путь свойственен животным, это так называемая физическая любовь. Третий путь предполагает нормой вступление в брак.
Четвертый путь призывает к аскетизму, то есть «ограничению чувственных влечений». Это так называемая «нейтрализация чувственных влечений отрицательными усилиями духа в воздержании». Но христианское монашество не считает данный путь конечным. Высший путь - это пятый путь, который заключается в «соединении с божеством, уподоблении ему». Соловьев считает, что монашеский образ жизни «не может быть высшим путем любви для человека», поскольку «его цель - уберечь силу божественного Эроса в человеке от расхищения бунтующим материальным хаосом».  И мыслитель делает вывод, что «образ и подобие Божие,то, что подлежит восстановлению, относится не к половине, не к полу человека, а к целому человеку, т.е. к положительному соединению мужского и женского начала, - истинный андрогинизм - без внешнего смешения форм». Высшая любовь также предполагает слияние в одно единое целое «духовного с телесным и божеского с человеческим». Необходимым условием любви как эроса выступает телесность, которая есть результат «духовно-физического» подвига. По мнению Соловьева, Платон вскоре понял, что «рождение в красоте» является для Эрота главной «задачей», которую он не выполнил, то есть «не соединил неба с землею и преисподнею, не построил между ними никакого действительного моста»,  так и не стал наравне с богом и ангелами.
Платон был идеалистом, он стремился исправлять все пороки, существующие в человеческом обществе. Но для этого необходимо «перерождение природы самого человека», что было сверх сил и способностей данного мыслителя, в связи с чем философ решил приступить к улучшению «общественных отношений» путем создания плана, предусматривающего нормы «лучшего общежития» («Государство»). Соловьев полагает, что Эрос побудил  Платона к  занятию политикой, но лишил «творческой силы», при отсутствии которой этот интерес не мог бы дать никаких плодов. Но, как Платон ни старался, он так и не смог ничего изменить ни в политической, ни в общественной жизни по той лишь причине, что его утопии не побуждали к прогрессу, а потому и не заслуживали никакого внимания со стороны человечества. Мыслитель представлял себе идеал «будущего образцового города на острове Крит», для которого им был написан «свод законов», представляющий собой  своего рода сочинение в виде диалога. Платон путем «негодования на легальное убийство учителя» был «вызван к самостоятельному философскому творчеству».    

     Платоновскую схему «душа — государство», существенная черта которой  - -постоянное проведение параллели между государством и индивидом (как душа, по Платону, делится на три части, так и государство состоит из трех сословий), Соловьев называет общей и формальной, полагая, что в ней  отсутствуют «истинно этические начала» и узаконено рабство, неравенство между людьми.
    В платоновской космологии очень важным является понятие мировой души. Соловьев под этим термином подразумевает эрот. Это смесь идей и материи. Демиург создает мировую душу и распространяет эту смесь по всему пространству, которое предназначено для видимой вселенной, разделив ее на стихии - огонь, воздух, воду и землю. 
        Перейдя к отношениям Платона с тираном Дионисием (Старшим), Соловьев пишет, что мыслитель не пришел к истине о невозможности    одного «человека принадлежать другому», в результате чего попал в рабство.
Это послужило «уроком для философа, которым он не воспользовался».
   И наконец, последнее произведение Платона «Законы» представляется Соловьеву «прямым отречением от Сократа и от философии». «Законы» противоречат идеям Сократа «о свободном отношении к установленному религиозно-гражданскому порядку». Учитель Платона пострадал от подобных тиранических законов, а его ученик эти законы в конце своей жизни принял. Соловьев негодует, называя отречение Платона от идей учителя «глубочайшей трагической катастрофой и падением». И «после Сократа, и словом, и примером научающего достойной человека смерти, дальше и выше мог идти только тот, кто имеет силу воскресения для вечной жизни». И по мнению религиозного философа Владимира Соловьева именно христианские ценности позволяют возвыситься человеку и «исполнить свое назначение», которое заключается в достижении соединения божественного и человеческого в индивиде.
     Исследователь русской религиозной философии Соловьева философ А.И. Абрамов в своей статье «Философия всеединства Вл. Соловьева и традиции русского платонизма пишет: «Вл. Соловьев часто употреблял выражение «исходная точка платонизма». Она была глубоко вкоренена в структуре его многочисленных философских и богословских трактатов, в поэтике его стихотворчества, в практике его замечательных переводов диалогов Платона, в написании работы «Душевная драма Платона», в самом стиле и тоне философствования».