Несанкционированное интервью

Новиков Борис Владимирович
1. Возможна ли в нашей стране реставрация капитализма?

– Нет. Но этот лаконичный ответ нуждается хотя бы в лаконичном же комментарии и аргументации.

Дело в том, что капитализм – как он интерпретируется сегодня иными “друзьями народа”, “демократами”, “новаторами” и т.п. представителями неистребимого племени шарлатанов от политики (а шарлатанство, в свою очередь – родное дитя невежества), так вот, капитализм, как он ими интерпретируется – совсем не то, что он представляет собой на самом деле, чем он является по сущности, а не по видимости. Капитализм сегодня – это все то, что не коммунизм (социализм). И все то, и все те. А нас сегодня на земном шарике – свыше 180 стран. А дальше – довольно простая арифметика. Вычтите из этой суммы те страны, которые сегодня еще можно (учитывая стремительный накат, притом вовсе не безрезультатный, контрреволюции в этих странах) называть социалистическими. Ну, пусть 20. Дальше: от 180 отнимите 20. И вы получите капитализм в, так сказать, первом приближении. С точностью до формы, т.е. чисто количественно. Да, только так. Ибо насаждаемая величайшая и подлая иллюзия о том, что капитализм – это три или четыре десятка т.н. высокоразвитых (“цивилизованных”) стран (США, Япония, страны Зап. Европы, некоторые другие, число которых вполне уместится в цифру 20-30) призвана скрыть тот факт, что не существует фасада без заднего дворика. А этот “дворик” – не много не мало, но (арифметика): 160 минус 30 равно 130. И кто же они такие? Эти 130? Кто они такие, эта черная Африка, желтая Азия и Латинская Америка, единственное достояние которых – внешний долг, выражающийся цифрой с двенадцатью нулями да правом каждый день хоронить 40 тысяч своих детей, умирающих от голода? Я говорю только о долге и голоде, но вы сами понимаете, что, как говорится, тему можно развивать... Короче. Вопрос состоит в следующем: кто ответственен за то, что большая часть человечества сегодня практически законсервирована в своем развитии на уровне феодализма? Используется в качестве сырьевого, трудового, энергетического, отчасти интеллектуального придатка этих т.н. цивилизованных, передовых, высокоразвитых? Уж во всяком случае не мы с вами. История тому свидетель – мы не несем “бремя белого человека”, воспетое Р.Киплингом...

Капитализм – это мирохозяйственные связи (экономические, политические, социальные, культурные и т.д.). И именно потому на одном полюсе такая сытость и роскошь, что на другом – ужасающая (впрочем, сегодня нас усиленно хотят приучить к мысли, что ее нет) нищета.

Скажу больше: даже в сугубо экономическом (на пальцах: гастрономическом) отношении сегодняшний социализм богаче сегодняшнего капитализма. Если взять все производимые “здесь” и “там” и поделить на “едоков”. И наоборот: даже центральная витрина фасада капитализма – США представляет собой страну, богатую по видимости, богатую до поры до времени, страну, богатство которой основывается не на преимуществах общественно-экономического и политического устройства, а на грубой, бесцеремонной, физической (милитаризованной) силе. Блистательное благополучие этой страны, столь трепетно и ретиво созданное и поддерживаемое нашими средствами mаss mеdіа (массовой информации) – это есть благополучие спекулянта, где бегающего от, а где запугивающего своих кредиторов. Сегодня в США – 14-15 триллионов долларов долга (складываются они из 2,5 триллионов т.н. евродолларов, 1,5 трл. нефтедолларов, 9,5 трл. долларов правительственной, потребительской, нефинансовой форм задолженности, 100 млрд. долларов Японии и т.д.).

Стоит им всем разом лишь сказать: возвращай. И...
И что по сравнению с этим 30 или 50 млрд. долларов внешнего долга СССР?
Вот, если предельно лапидарно, что есть капитализм (с точностью до формы).

А теперь ответ на ваш непосредственный вопрос. Нет, невозможна у нас реставрация капитализма (в масштабах страны). У нас возможна (и эта возможность сегодня, к величайшему, трагическому нашему сожалению, реальна) другая штука: демонтаж социализма, или его остатков. И через 10 лет мы будем там, где 30 лет тому назад находилась Индия. Мы будем намертво “интегрированы” в ту систему, имя которой – капитализм, систему, для уяснения сущности которой следует не заслушиваться сладким и убаюкивающим пением “сирен перестройки” (“прорабов” ее, “детей ХХ съезда” и пр., и пр....), а водружать на свой стол (пока он еще не изъят из наших библиотек) четыре толстенных тома “Капитала” и заставлять себя мыслить. Самому. А это труд. Да еще какой. А мы трудиться отучились. Давно и основательно. И это вселяет наибольшую тревогу за судьбы социализма...

2. Как Вы относитесь к идее свободного рынка?

– Категорически отрицательно. Свободный рынок – это полный аналог понятия (и того, что оно выражает, разумеется) капитализма. Однако здесь психологический расчет: поскольку у нашего народа на уровне социального генотипа – категорическое неприятие капитализма, то его заменяют паллиативами (или, если брать вербальный аспект – эвфемизмами) типа: “приватизация”, “свободное предпринимательство”, “трудовая частная собственность” (вот еще тот перл), “конкуренция”, “свободный рынок” и т.п. Суть же в следующем. Когда я слышу (а слышу я сегодня это на каждом углу) словосочетание “рыночная экономика”, меня смех разбирает. И это было бы очень смешно, если бы не было столь грустно.

Итак, “рыночная экономика”. В двух словах – это такая же глупость, как и “экономика должна быть экономной”, и “правовое государство”, и “социальная защита”, и “новое мышление”, и... Дело в том, что экономики, которая была бы не рыночной, в природе не существовало, не существует и не будет существовать. Разве что первобытный строй не знал рынка, т.е. обмена в товарной его форме. Сегодня же рынок (мы не говорим о его рациональности, эффективности и т.п.) у нас есть. Рынок ресурсов, услуг, сырья, финансов, продуктов. Предикат же “свободный” предполагает лишь одно маленькое условие: на нем в качестве товара должно опять появиться то, от чего с таким трудом мы начали избавляться в Октябре 1917 года: живой труд. Его носитель – человек труда (рабочая сила). Но когда человек – товар, товар наряду с другими на рынке труда, он всегда – средство. Он всегда – функция. Аргумент – то общественное отношение, имя которому – капитал. А капитал в его чисто экономическом выражении – это самовозрастающая стоимость. И без этого, чисто экономического, аспекта капитала не может функционировать любая (я имею в виду и капиталистическую, и социалистическую) система. И он работает. Не режут ведь наш слух слова и словосочетания: капиталоемкость, капиталовложения, капитальное строительство и т.п. Суть в другом, социальном аспекте капитала.

В выражении же социальном капитал – неоплаченный труд человека, низведенного до уровня товара, сиречь – пролетария. Неважно какого – физического, умственного, управленческого, обслуживающего и т.д. – труда. Слово “обмен” всегда ходит рука об руку со словом “обман”. Обман – это неадекватный обмен. Момент этой неадекватности превосходно схвачен марксовым понятием “прибавочная стоимость”. Адекватный обмен – это, собственно говоря, и есть нормальный обмен, торговля, рынок. Обман же – это деформированная торговля, это – торгашество. И тысячу раз был прав К.Маркс, называя буржуазность концентрированным выражением торгашества. (От себя же попутно добавим: а фашизм – это концентрированное выражение буржуазности).

Так вот, если ты товар, то ты непременно: средство, функция, эксплуатируемый. Ты несвободен. Социально несвободен. Свобода начинается там, где есть возможность выбора. А если ты еще не родился, а уже выбран: твой удел – надежда на то, что на рынке живого труда тебя купит другой человек (собственник средств производства, а именно и только собственность на последние и дает нам феномен частной собственности), и ты получишь элементарные средства к элементарной же жизни (существованию) – радуйся. Радуйся и не выказывай прав на право выбирать. “Радуйся” от того, что тебе повезло по сравнению с тем, другим, которого на этом рынке не купили, и он пополнил резервную армию труда (стал безработным). К слову сказать, безработный – это эксплуатируемый вдвое – ему не только отказано в праве на внешний (случайный) труд, но в праве на труд (т.е. в праве быть человеком) вообще. Вы скажете: он не работает, а ему платят. Платят не ему, платят за свой собственный страх. Сегодня готовы хорошо платить, чтобы не повторить опыт Октября...

Эту плату пролетариат вырвал своей борьбой. Вспомните Маркса: реформы никогда не были проявлением слабости сильных. Они всегда были и будут проявлением силы слабых... Откупаются.

И диву даешься, когда иные сегодняшние “общечеловеки” способны на спокойное рассуждательство, – нет, не по поводу самое феномена безработицы, но по вопросу: “пять или десять миллионов безработных мы будем иметь”. О людях (людях, человеках!) рассуждают, как о дровах. Ну, “друзья народа” и “радетели за общечеловеческие ценности”, ну “демократы” и “прорабы”... Себя то они уж наверняка эксплуатируемыми не мыслят. А напрасно. Читали бы Маркса, поняли бы многое. Ну хотя бы, так сказать, то, что на пальцах и в форме интервью можно объяснить. Итак, предположим, что завтра частная собственность на средства производства в нашей стране – факт. (Принят закон и обеспечен механизм его исполнения. Не улыбайтесь, я говорю – допустим). Итак, кто завтра субъекты этой собственности (владельцы этих средств)? Те, у кого есть то, что со времен А.Смита принято называть первоначальным капиталом (стартовой суммой денег, необходимых для того, чтобы начать “дело”). У кого они сегодня в нашей стране есть? А ведь речь идет вовсе не о тысяче-другой, хотя и она сегодня не у каждого второго гражданина СССР на сберкнижке. И даже не о десятках и сотнях тысяч рублей. Речь идет о миллионах. И больших миллионах. У кого они есть и есть ли? Есть. У “тени”. По робким и приблизительным оценкам, изредка попадающим на страницы иных наших изданий – 170000000000 рублей. Немало. Итак, тень завтра легализована, и масса тех таинственных “энергичных и предприимчивых”, о которых мы в пору такого разгула гласности (какая-то она все таки очень избирательная, эта гласность) только догадываемся, но в лицо и лично не знаем, энергичных и предприимчивых, за которыми горючими слезами плачет Бутырка в обнимку с Уголовным кодексом, так вот, эта масса – хозяева этой жизни. Мы чистим им сапоги. Но недолго. Не пройдет и два года, как мы станем безработными. Сапоги станут чистить они. Другим. Тем, кто хлынет к нам из-за рубежа (и бывшие соотечественники, и чистый “импорт”). Это ребята суровые. Ребята без сантиментов. И дело свое они знают превосходно. С молоком матери впитали простую истину, что выживает сильнейший, и все средства при этом хороши... Итак, да здравствует советский УК и родная милиция. Пока не легализована “тень”, не узаконена частная собственность, не принят закон о порядке въезда и выезда из СССР, пока... Словом, давайте думать и действовать, пока еще есть время. Его, этого времени, осталось очень мало. И еще. Все-таки: а кто же скрывается (и скрывается ли?) за этим таинственным “тень”?

Я думаю, имя этим ребятам (дельцам) – легион. Это и прихвативший доску со стройки, и горсть транзисторов из цеха, рабочий, и не ворующий в классической, так сказать, форме, но безропотно перегоняющий сырье, энергию и т.д. в никому не нужные товары, и бабка за мешком семечек, и виртуозы “утрусок”, “усушек”, “уценок”, разбавлений, недоливов, недовесов, пересортицы, искусственно создаваемых дефицитов, и вся рать мздоимцев всех рангов и масштабов, и бездельники при должностях и портфелях, и крупные щуки организованного уже по классическим уголовным канонам “бизнеса”, и слуги народа всех масштабов, готовые, когда нужно, прищуриться и не замечать ничего, и вся когорта легализованного ворья под именем “кооператоры”, и... Словом, ситуация уже, к сожалению, не редуцируется к вопросу: куда милиция смотрит? Уже пошли тяжкие метастазы. Пошли естественные производные от теневой экономики – теневая политика, теневая мораль, теневая идеология, теневое искусство, теневое право, теневой... Словом – сплошная тень. Сумерки социализма, если можно так выразиться. А возможно ли утро? Полагаю, да. И связываю это однозначно с тем, что пять лет тому назад, в апреле 1985 года партия назвала “перестройкой социализма”.

3. Что для Вас перестройка?

– Для меня сегодня перестройка – все. Но – перестройка СОЦИАЛИЗМА. Вообще говоря, прежде чем отвечать на ваш вопрос, я бы хотел сделать одно небольшое, по сути, чисто филологическое отступление. Меня всегда, сколько я себя сознательно помню как философ-профессионал, беспокоило то обстоятельство, что в лексиконе нашей как общественной науки, так и сплошь – пропаганды и агитации одним из наиболее расхожих терминов (вернее – понятийных блоков) был “строительство коммунизма” (социализма). Вернее вот это слово – “строительство”. Ну нет его в лексиконе марксизма (научного, не опошленного, аутентичного). Нет, и все тут. Нет как научной (философской) категории, несущей строгую содержательную нагрузку. Это – из лексикона строителей. Там все ясно. Есть проект. Проект стройки. А дальше – дело: колышки, фундамент, нулевой цикл, стены, крыша, отделка, замок, ключ. Точка. Переводить же на язык строительного управления процессы социального развития – дело, по крайней мере, рискованное. Рискованное потому, что оно создает иллюзию у массы людей о каком-то финализме, заканчиваемости истории, формирует чисто представленческий, реже – на уровне здравого смысла, образ, в который каждый, в меру своих способностей, опыта и образования, вкладывает определенный смысл. Ну, скажем, такой: ну, пострадаем, ну, потерпим лишения, ну... Словом, подождем, а потом – финита, конец стройки, светлое настоящее и – каждому по потребностям. Главное, к этому моменту запастись чемоданами образца “мечта оккупанта”, чтобы было куда набрать этого “по потребностям”. Ну, так вот, строили, строили, строили. И вдруг поняли: что-то затягивается строительство. Ну просто форменный долгострой. И прозвучало (и было воспринято) – нужна перестройка ТОГО, что строили – социализма. Правильно, нужна. Просто жизненно необходима. Именно поэтому мы считаем, что одна методологическая некорректность вызвала другую – слово “строительство” породило слово “перестройка”. Ну, да Бог с ним. Ведь понятно, о чем речь. Хотя и опасности таятся, и речь о них впереди, если вы зададите мне соответствующие вопросы. Итак – перестройка. Перестраивать же (любой рабочий-строитель, не говоря уже о прорабе, скажет): сравнительно сложней, чем строить. Нужно демонтировать построенное, “выбрать кривизну”, вкравшуюся то ли в фундамент, то ли в стены, а затем опять: вперед и выше... Ну, как с башней в славном городе Пизе. Однако в отличие от башни, которой есть основания гордиться именно потому, что она – падающая, и тем самым город Пизу Меккой туристов сделала, социализмом, готовым вот-вот рухнуть, гордиться не приходится. Даже совсем наоборот. Именно поэтому мы считаем, что момент для радикальной перестройки нашего общества выбран не просто своевременно. Ее нельзя было не начинать. Именно поэтому мы убеждены, что это – суровое требование и веление времени, и партия коммунистов, да, именно она, это факт, как бы его не хотели извратить и забыть сегодня многие наши “демократы”, очень своевременно взяла курс на обновление социализма, на устранение его деформаций. Прошло уже время, достаточное для того, чтобы сделать вывод: это был последний шанс. И мы его должны использовать. Крепнет уверенность в необратимости происходящих очистительных процессов: основательность этих процессов такова, что есть повод вспомнить закон, открытый К.Марксом: вместе с основательностью исторического действия будет возрастать количество тех людей, делом которых оно является. Сегодня уже каждому непредвзятому, не зашоренному, не ослепленному антикоммунизмом человеку ясно, что перестройка – не кабинетно-вымученная политическая кампания-однодневка, а объективно обусловленный (хотя и вынужденный) этап в развитии социализма. И здесь вопрос стоит достаточно просто: либо она выполнит свои задачи, либо социализм погибнет. Только не надо забывать ни на миг, что перестройка – это не цель. Не может быть целью средство, да к тому же не от жизни хорошей избранное, заболевших общество и человека лечить и исцелять призванное. К тому это говорится, что в иных устах уже сегодня слово “социализм” звучит как ругательство, содержание понятийного блока “советский народ” спешат объявить “идеологической химерой”, частную собственность (не мытьем, так катаньем) усердно тщатся сделать (сначала теоретически и, в первую очередь, – юридически, затем практически) средством для... обновления социализма, на словах как черт от ладана открещиваясь от слова “идеология”, явочным, так сказать, порядком, делают все и даже сверх того, чтобы взять идеологический реванш (сначала идеологический, а затем все – по классически отработанным алгоритмам контрреволюции). Всю историю (историю очень непростую) реального социализма, историю, в которой немало и черных, и белых пятен, остервенело стремятся представить как одно сплошное кровавое пятно, предают осмеянию и поруганию то, что предавать таковому не только коммунистическая убежденность, но элементарные совесть, стыд и порядочность не должны позволить предавать. Предают. С придыхом, восторгом, экстазом. Заметим, что существенную инволюцию претерпел и термин “перестройка социализма” за столь сравнительно короткий срок – 5 лет. Уже нет при нем “социализма”. Уже перестройка – цель. Притом для каждого своя, для многих единая – антисоциализм. Антикоммунизм. Идет нарастающая интоксикация нашего общества антикоммунизмом. На этой волне дезинформации, лжи, диффамаций взращивают соответствующие чувства, инстинкты и эмоции, и предпринимают колоссальные, нарастающие и все более согласованные усилия в направлении канализации этих чувств в уже вполне определенные практические поступки и действия. Сегодня антикоммунизм в нашей стране – уже не призрак...

Вот и простая задачка для контры внешней и доморощенной: если они утверждают, что коммунизм – это вечный призрак, а антикоммунизм практический с такой оголтелостью утверждается в нашей, и не только нашей, стране, то против чего он борется? Против призрака? Будет вам Ваньку валять – с практическим коммунизмом (социализмом) вы боретесь. Вот и вся суть той глубокой философии, которую вы разводите на мелких местах.

И совсем не случаен (как прелюдия к практической деятельности по демонтажу социализма) тот “беспредел”, в котором иногда склонны усматривать всего-навсего проявление бескультурья и вандализма в отношении к памяти и памятникам нашим.

4. Как Вы относитесь к имеющим место попыткам “развенчать” марксизм?

– Ну, отношусь я к этому, разумеется, категорически отрицательно. Однако, если попытаться основательно осмыслить это явление, то все вполне естественно. Естественно как противоестественное, разумеется. Сначала надо убить мысль. Чтобы сделать человека рабом, его необходимо прежде всего сделать невежественным, отлучить от мысли. Отучить мыслить. Приучить повиноваться экстазу и команде с митингового “матюгальника”. Ведь у тебя, когда ты в толпе, выбор небогатый: ну, можешь посвистеть. Ну, ногами потопать. Ну, вплести свой слабый голос в рев: “Прочь”, “Позор”, “Слава”, “Да здравствует”. Митинг не место для диалога, поиска истины в споре, столкновения интеллектов и образований, культуры и интеллигентности. Это – видимость свободоизъявления. Это – воздействие. Это – игра в “одни ворота”. Но игра опасная. Митинг способен превратить собравшихся людей в толпу. А с толпой, как известно, есть единственное средство борьбы – не допустить ее образования. Иными словами, когда уже толпа – все. Лишь потом наступит похмелье. После всего. После трупов, пожарищ, горя и не мерянного страдания. Однако толпа – это уже финальная, так сказать, часть, это уже практика антикоммунизма. А начиналось все вроде бы вполне пристойно и благовидно. Сначала: “социалистический плюрализм мнений”. Ну вспомните. Это же наша пятилетней давности история. А дальше стремительная эскалация. Плюрализм политический, плюрализм форм собственности. Вообще говоря, плюрализм штука неплохая, хотя до настоящей диалектики и не дотягивает. Но создает видимость многомыслия и многовариантности действия. Видимость. По крайней мере, наш перестроечный опыт об этом свидетельствует. Ну, посмотрите. Уж очень он какой-то избирательный, этот плюрализм (демократизация, гласность). Все, что против социализма и КПСС – демократично. Все, что наоборот – “силы застоя”, “консерваторы”, “правые”, “силы торможения”, “административно-командная система” и т.д. и т.п. Иными словами – все то же “черно-белое” мышление. Или-или. И черно-белое чувствование. И – черно-белые поступки. Там – враг народа. Здесь: враг перестройки. Но, думается нам, здесь дело обстоит просто: или все перестроимся, или перестройка социализма не состоится. Вот здесь действительно третьего не дано, хотя это и закон логики формальной (элементарной), а не диалектической. И здесь я не хотел бы быть деликатным и отделаться фигурой умолчания по одному вопросу. Я имею в виду позицию определенной части наших средств массовой информации (газет, журналов, отдельных теле- и радиопрограмм и передач). В формировании нарастающей волны антикоммунизма они могут претендовать сегодня на сомнительную славу оружия главного калибра. Главного калибра, бьющего и по нашей истории, и по ценностям, и по Марксу, и по Ленину. Вообще говоря, занятно, что избрав Маркса и Ленина в качестве главных мишеней (не буду касаться техники исполнения этой стрельбы в каждом конкретном случае, здесь широкий спектр: от лобовой, на грани брани, атаки, до таковой с претензией на остроумие и ненавязчивость передержек и инсинуаций) действуют... в полном согласии с духом и даже буквой марксизма. Вспомните: идеи, когда они овладевают массами, становятся материальной силой. В этой связи небольшое отступление. В свое время один умный антикоммунист сказал: “Если у тебя забрали заводы, фабрики, поместья, банки, не пытайся возвратить их силой обратно. Не отдадут. Ибо они – народ. Прибери к рукам издательства, редакции газет и журналов, микрофоны и телекамеры. И эти заводы, фабрики, поместья сами упадут к твоим ногам”. И то есть сущая правда. Ибо – заимствовано из учения марксизма о революционной борьбе.

Сегодня антикоммунизм выбирает жертвы и устраивает их “отстрел” (пока идеологический, пока моральный, пока – на уровне “охоты за ведьмами”). Пока. А кто же ведьмы? Ну, пока несколько абстрактно: “правые”, “консерваторы”, “силы торможения”. Все бы ничего, да в том вся штука, что в прорези прицела неизменно (какой бы ярлык на этот раз не изобрел очередной “друг народа”) – коммунист. Я имею в виду не только человека с партбилетом, на обложке которого профиль В.И.Ленина. Я имею в виду любого, отстаивающего, разделяющего, либо даже сочувствующего идее коммунизма. И он уже “ведьма”. И начинается гон.

А ведь так и есть – ведьма. Удивительная судьба этого слова. В средние века обскурантизм достигал своего апогея именно тогда, когда нарекал ведьмой (либо ведьмаком) и тащил на аутодафе свою очередную жертву. Так то ж были средние века. Что на них сетовать. Темные. А потому и тащили, что ВЕДЬМА, т.е. ведает, знает, мыслит. Именно поэтому всякая контрреволюция начинает из книжных костров. Или из разорванных книг В.И.Ленина, летящих к подножию памятника в день годовщины великого мыслителя и борца за счастье народное. За счастье каждого, многих и всех. Не ведают, что творят? Они, может, по молодости, и не ведают. Но есть те, кто ведает и ведет. Но самое страшное – что “сплошная электрификация”: нам всем все “до лампочки”. А между тем справедливость не мной сказанного: “зло существует не потому, что есть люди добрые и злые, а потому, что есть безразличные” – у меня никогда сомнения не вызывала. Можно давать взятки борзыми. Можно словом. Можно – молчанием. Сиречь безразличием, невмешательством, позицией стороннего наблюдателя. Болельщика, так сказать. Сегодня безразличие, отстраненность – самая вожделенная для антикоммунизма взятка. Говорят: обществоведы сидят в окопах. Думаю, сегодня это уже неверно (возможно, это верно было вчера). Сегодня они, и не только они, что называется, “досиделись”: сегодня в окопах, достаточно надежно укрытые бруствером, сидят антикоммунисты. Обществоведы (марксисты), притом не “верующие”, а убежденные, и в первую очередь марксисты-профессионалы, мечутся по полю чистому, по открытому пространству, живыми мишенями для идеологического (пока) отстрела служат. А ведь что самое-то интересное. Кто хоть мало-мальски знаком с историей становления, формирования и развития марксизма, знает, что его звездные часы всегда совпадали по времени с периодами наиболее яростного натиска со стороны антикоммунизма (теоретического и практического). В том-то и суть дела, что живая душа марксизма – диалектика материалистическая. А суть, “ядро” последней – противоречие диалектическое. Противоречие как отношение противоположностей, как спор, как диалог, как взаимодействие. Именно марксизм-то и пострадал в наибольшей мере от безвременья, когда обречен был на идеологический и политический комфорт, на одиночество. И пришла сытость. И началась коррозия. Опереться же (это знает пятиклассник из курса физики) можно лишь на то, что сопротивляется. Вот сегодня-то только и обретать марксизму полноценное, всей грудью, дыхание. Ну что ему можно противопоставить, если он – это историческая необходимость, переведенная на язык разума? Если он – закон? А ведь законы, законы науки не придумывают, их открывают. А открыв, их уже никому, подчеркиваем: никому не дано закрыть. Так что, в принципе, рановато марксизму уходить в оборону, тем более глухую. Антикоммунизм и антикоммунистов это развращает, ибо безнаказанность свою, ибо великодушие марксизма они за слабость его принимают. Но, с другой стороны, сам за себя марксизм не постоит. Марксисты, сиречь коммунисты должны за него постоять. И чем раньше они вновь обретут уверенность, основательно пока подрастерянную, и локоть друг друга почувствуют – тем лучше. И для них, и, как это не парадоксально, для антикоммунистов: те не успеют зайти слишком далеко. Ведь известно: за все нужно платить. А если платить не вовремя, то неизбежно приходится расплачиваться.

Ну, а пока у нас перед глазами процесс элементарной эскалации процесса “развенчания” Маркса и Ленина. И у этого процесса своя железная логика. Поэтому не надо удивляться, что вчера просто пощипывали и булавочные уколы наносили, сегодня бьют наотмашь и сплошь ниже пояса. Вчера: “устарел”. Сегодня – “долой”. Вчера: “дать отдохнуть классикам”. Сегодня – “марксизму место на свалке истории”.

5. Можно ли сегодня уже говорить о реальных (практических) позитивных результатах перестройки социализма?

– Я понимаю ваш вопрос. Прошло уже пять лет, а на уровне массового сознания, на уровне того самого здравого смысла, к которому столь часто и охотно сегодня взывают апостолы, прорабы и подмастерья антикоммунизма – стремительно пустеющие полки магазинов, столь же стремительно нарастающая социальная апатия, возрастающая озлобленность и агрессивность людей, прогрессирующее чувство внутренней дискомфортности, неуверенности, паники и отчаяния; полный раздрызг в экономической, политической и социальной сфере жизни общества; упорно насаждаемый порногеноцид; мистификация духовной сферы (религия, НЛО, Ванга, Джуна, Чумак, Кашпировский и пр., и пр.); идущий уже на тысячи счет жертвам национальных межусобиц (так это ж только жертвы, сиречь трупы, а сироты, а калеки, а беженцы, а бездомные..?). Словом, куда ни кинь (взором), везде клин. И все же я отвечу на ваш вопрос утвердительно. Дала перестройка социализма, и дала уже многое. Даст, безусловно, еще больше, и вообще (собственно, в том и есть ее предназначение) – она способна выполнить возлагаемые на нее (но именно как на перестройку СОЦИАЛИЗМА) задачи и надежды. В сущности, пытаясь ответить, что она уже успела дать (дабы не сбиться на монотонное перечисление каких-то ее, более или менее отчетливо проявляющихся отдельных признаков: им несть числа именно как формам непосредственной реальности и действительности, как формам единичности; однако стать на этот путь и ограничиться им – значит скатиться в дремучий (“ползучий”) эмпиризм, попытаемся быть последовательными в полном доверии тому, что принято называть наукой, в данном случае – научной философии, в том числе и научной, стихия которой – это стихия всеобщности.) Это настолько справедливо, что можно сказать даже так: специфика философии состоит в том, что она начисто лишена специфики. Она имеет дело с универсальными, сиречь всеобщими, алгоритмами бытия и небытия. Именно поэтому и в нашем случае, дабы не зачастить, не засуетиться, не свести вопрос (вернее, ответ на него) к ведомости, таблице, реестру и т.п. и важно уметь увидеть именно то, что определяет сущность данного, столь непростого качества: перестройки социализма. Нам представляется, что таким ее определителем явился невиданный, по крайней мере невиданный за все годы нашей послевоенной истории, всплеск (подъем) социальной активности каждого, многих и всех. А социальная активность (личности, коллектива, класса, общества) – это мера самодеятельности их. А самодеятельность и, шире, творчество – это способ существования коммунизма (социализма). И мера, в какой утверждается практическая всеобщность творчества, равна, следовательно, мере, в которой практически осуществлен коммунизм. Только в самодеятельности, в творчестве человек выступает субъектом исторического действия, является высшей ценностью, целью и самоцелью общественного бытия. А с другой стороны – мы задаем вопрос, почему же социалистическое общество в его практическом осуществлении (на примере нашей страны) – это нечто весьма отличающееся от социализма научного, социализма “по идее”? Собственно говоря, ответить на этот вопрос верно, значит поставить правильный диагноз той болезни, которую мы называем деформации и аномалии в развитии социализма. А поставить правильный диагноз – это уже половина дела по успешному лечению... Именно факт такого рассогласования вызвал к жизни концепцию перестройки социализма, концепцию обновления и очищения его. А ведь перестройка, повторяем, – это и есть процесс устранения того разрыва между должным и сущим, между сущностью и существованием, который можно обозначить как деформации, аномалии в развитии социализма. Мера этих деформаций и аномалий равна рассогласованности “социализма по идее” и “социализма осуществленного практически”.

Чем же питаются процессы и силы, тормозящие и деформирующие развитие практического социализма, в чем состоит, так сказать, “энергетика” этих процессов? Причин тому немало, но главная, представляется, состоит в следующем. Нет и быть не может преступления по отношению к социализму (о коммунизме и говорить не приходится), которое по своей социальной опасности может сравниться с растратой, с недобором творчества, с социальной (притом своевременной) невостребованностью его, с чем бы в каждом конкретном случае мы не имели дело: с проблемой “человека не на своем месте” или коростой бюрократизма; с бесхозным общество- и человековедением (какая же это наука, если она не предполагает авторство идей, их учет и защиту хотя бы по типу существующего авторского права на открытия и изобретения в области естественных и технических наук); с новатором, превращенным бюрократами в мытаря (вспомним, что у нас творится только в такой локальной области, как научно-техническое творчество), или творчеством социальным, научным, художественным, политическим, педагогическим, особенно педагогическим, где результат творчества – человек-творец. Или, в случае отсутствия творчества – социальный инвалид. Ведь это же ясно, что на одном полюсе затратная экономика именно потому, что на другом полюсе – растратная педагогика. Педагогика, транжирящая, растрачивающая миллионы потенциальных творцов, так никогда и не актуализирующих свою уникальность, неповторимость и оригинальность. Свою самость. Ведь творчество можно сформировать, воспитать только творчеством же. Сегодня творчество – важнейший, если не единственный, ресурс социализма. Именно устранение всего, что мешает творчеству, есть сущность и пафос процесса перестройки социализма, именно всемерное развитие творчества есть сущность и пафос нормального (недеформированного) развития социализма и коммунизма.

6. Не боитесь ли Вы обвинений в том, что “не поступаетесь принципами”?

– Я мог бы ответить на ваш вопрос тремя словами: я свое отбоялся. И тем ограничиться. Однако есть в этом вопросе что-то такое, что побуждает поразмышлять, и поразмышлять вслух.

Прежде всего условимся о том, что есть для меня “принцип”. Это значит – возвратим данному понятию его исходный, однозначный смысл. Его аутентичное содержание. Эту работу необходимо проделать именно потому, что сегодня как никогда ранее набрал силу процесс девальвации, обесценивания слов (процесс “порчи слов”, выражаясь словами известного советского философа Михаила Александровича Лифшица). А порча эта – не самоцель. Самоцель – подмена и извращение понятий. Подмена, фальсификация и извращение содержания, ими выражаемого. А окарикатурив таким образом слова, теорию (тот же марксизм), его легко можно попытаться дискредитировать в глазах особенно массовой, не обязательно основательно образованной марксизмом, а то и вовсе не образованной, аудитории. И соответственно, вызвать затем к жизни вполне определенные чувства и эмоции. И, наконец, канализировать их во вполне определенные, практические действия. Что собственно и требовалось...

Итак, что же такое принцип? Это основополагающий, фундаментальный научный закон. Тот, который лежит в основе определенной научной теории (теория и есть ни что иное, как развернутый в систему научный принцип). То есть, если угодно, это – закон законов, нечто весьма сокровенное в науке. И поэтому, для меня совершенно очевидно, что принципами можно поступаться (равно как и честью) лишь при том непременном условии, что ни тем, ни другим не обладаешь. Глядя на иных сегодняшних пророков в отечестве своем (любопытно все-таки: не было, не было, а тут косяками пошли) я все чаще с грустью большой ловлю себя на мысли, что принципы существуют лишь для того, чтобы ими поступаться...

Что есть марксизм-ленинизм? Это есть историческая необходимость, переведенная на язык разума, на язык научных принципов и законов, на язык науки, то есть представляет собой непрерывно развивающуюся теорию, а равно и метод. Следовательно, первая задача, которую необходимо решать всякому, кто приступает к постижению этой (равно и любой другой научной) теории, заключается в переводе языка разума теории на язык разума самого обучающегося. Однако это только первый шаг. Человек – это не только мышление, ум, интеллект. Здесь же и чувства, воля, эмоции, инстинкты, то есть все то, что принято называть чувственностью (душой) человека. Следовательно, второй шаг, вторая необходимая стадия реализации рассматриваемой задачи состоит в необходимости перевода языка разума человека на язык его разумных чувств. Если подобная цель достигнута, то налицо состояние человека, выражаемое понятием “убеждение”. Убеждение – это “сплав” чувств и научного знания и познания, это – непосредственный “детонатор” практики, но такой практики, которая всецело представляет собой процесс объективирования, материализации, овеществления науки. Именно наука выступает здесь своеобразной технологией и программой повседневного практического бытия человека. В свою очередь, только такой ее социальный статус является основанием для классификации ее в качестве непосредственной производительной силы общества. Повторяем и подчеркиваем: убеждение – принципиально важное условие целостности человека, интегративная характеристика его “состояния души”, характеристика, промежуточная между разумным знанием и познанием, с одной стороны, и практическим действием, с другой. Здесь есть одно, но весьма принципиального свойства условие: чтобы сформировалось именно убеждение, а не что-либо другое, возможно, даже похожее на него (фанатизм, вера, предубеждение), знание и познание непременно должны удовлетворять всем требованиям, предъявляемым к науке. Данное условие не желательное, а строго обязательное. И в этом смысле между верующим в Бога и верующим в Маркса разницы нет (а если и есть, то, думается, не в пользу последнего). А вот между убежденным марксистом и любым верующим (в Бога, дьявола, НЛО, Сталина, Троцкого) – дистанция огромного размера. Замечу, что немало таких “верующих” в Маркса и среди “нотариально заверенных” марксистов. Особенно крикливы (а посему заметны) они сегодня, когда нарастает мода на отречение от принципов, мода на отречение от марксизма, от социализма. Когда характер эпидемии обретает мода на “оригинальные” (читай: искажающие) прочтения К.Маркса, В.И.Ленина, нашей истории. Притом весьма характерно, что отрекаются либо дилетанты, либо те, кто уже давно и прочно овладел искусством политической и идеологической мимикрии, овладел ремеслом “принимать форму кувшина”. И все это очень опасно. Ибо есть процесс оболванивания в его чистом виде. Потому столь целенаправленны сегодня усилия по “вымыванию принципов”. Вымойте принципы, а вымывание товаров из полок магазинов (сначала дешевых, а затем любых), вымывание трудящихся (рабочих, крестьян в первую очередь) из Советов, вымывание социалистических ценностей и идеалов из жизни не заставит себя ждать. А главное – коммунистов бы вымыть...

(Архив 1991 года)