Ночь. Над Японским морем встаёт оранжево-жёлтая полная луна, подсвечивая стремительно темнеющее небо золотистым холодным светом. Несколько искалеченных, перекрученных деревьев, три или четыре покосившихся дома, в которых то зажигаются, то гаснут жёлтые окна, серые заборы с произвольно хлопающими от ветра калитками выглядят как декорации добротного вампирского фильма.
Этот район посёлка называется «Болото».
А ведь ничего не предполагало такого окончания дня ещё в шесть часов вечера, когда я сел в автомобиль моего директора на проспекте 100 летия Владивостоку. Три часа умеренно тряской дороги пролетели совершенно незаметно – после вчерашнего совещания с вице-премьером С.Б.Ивановым, министром Трутневым и губернатором Дарькиным нам было что обсудить!
Но в посёлке Барабаш меня подхватили коллеги и повезли показывать некую военную чудо-баню.
Чудо-баня была in action. Причём in action она была уже дня три. Баня представляла собой установленный на «Урале» кунг, разделённый на раздевалку, мойку и парилку. В парилке довольно свободно помещалось два человека, жарко там становилось буквально от горсти щепок.
В соседнем кунге кипела военная жызнь. Два престарелых прапорщика дремали на шконках, майор орал на капитана, две дамы местного полусвета, обнявшись, плясали посередине. В углу штатский наяривал на гармошке. Причём наяривал он на гармошке марш «Прощание Славянки», а барышни плясали рэп. Кунг трясся. Пили водку из пластиковых стаканов, закусывали квашеной капустой. Горстями.
Баня мне весьма понравилась, и я сразу начал соображать как нам такую где-нибудь слямзить и поставить во дворе нашего домика. Однако военный антураж сделался в скором времени утомителен и я настоял чтобы мы продолжили путь в сторону усадьбы.
Ага…
Только отъехали – звонок. Милицанер Козькин застрял в посёлке. Требует помощи. Причём требует её на автомобиле «Вепрь». Механик Андрей начинает гадать – что же он за лужу такую нашёл у нас в Приморке, что надо грузовиком вытаскивать? Иваныч же про себя бурчит.
- Вечно этот Козькин залезет куда-нибудь так что его хрен выдернешь. Небось на ****ки двинул и упоролся *** знает куда. Вот почему его всегда на ****ки во всякое говно тянет уехать? Ночи тёмные, отъехал на десять метров от дороги, и еби её на твёрдом. Нет, же романтик хуев…
Я примерно догадываюсь где Козькин ухитрился посадить свой УАЗик. Посёлок Приморский делится на три части – «тюрьма», «станция» и «болото». Вот в этом «болоте»-то и сидит Козькин.
Стемнело. Заезжаем за железнодорожную линию, едем мимо угольной станции. «Уголь сейчас только местный, поэтому народу никого нет, - со знанием дела рассказывает местный житель. – Когда кузбасский привозят, здесь толпа целая шарится – с мешками, вёдрами. Сторож за рупь людей пускает, могут набрать столько сколько за раз унесут».
Козькин идёт навстречу, светит фонариком.
- Без фонарика не найдёте. И без меня тоже, - говорит он. На вопрос какой чорт его понёс по этим колдобинам, милицанер отвечает уклончиво – оперативная необходимость.
- На ****ки, что ли? – не выдерживает Иваныч.
- Ну, можно сказать и так, - отвечает Козькин.
В рытвинах дороги наш Датсун скрывается целиком. Наконец колдобины сменяются мирным плоским зелёным лужком. Андрей решительно двигает на него, и тут мы застреваем. Ибо лужок это – не лужок вовсе, а какая-то трясина без дна поросшая свежей травой. Чмок!
Встали и прилипли.
В соседнем доме хлопнула дверь – тётка вышла посмотреть что творится. Встала на крыльце и стоит – седая, расхристанная, крючконосая как стервятник.
Понимаем что просто так район «болотом» не назовут. Сакли местных жителей стоят на редких сухих взгорках, между ними змеятся заполненные жидкой грязью низины из которых орут лягушки.
Вжжик, вжжик – наше авто застряло насмерть.
Звоним коллеге Эдуардычу. До усадьбы недалеко, всего километра три. Эдуардыч ворчит, но выезжает. Несчастный Козькин двигает ему навстречу – патамушта найти нас среди этих холмов с саклями, рек грязи, лягушек и вертикально стоящих полусгнивших досок, именуемых по недоразумению «заборами» без проводника – невозможно.
Наше авто погружается в трясину. На всякий случай покидаем борт тонущего корабля – глядишь, без дополнительной нагрузки его будет засасывать медленнее…
Через десять минут подъезжает Эдуардыч. Козькин показывает куда ему встать – на какой-то пятак сухой земли, чудом избежавший застройки. Иваныч заводит трос.
На луну начинают истошно выть собаки. Общее впечатление, что вот-вот зашевелится земля и на поверхность полезут непременно закопанные здесь мёртвые зэки.
Трос лопается.
Все ругаем китайцев, у которых на тросе написано «5 тонн».
Эдуардыч достаёт из багажника другой трос – правильный, кручёный, в руку толщиной. Надо спешить, пока Датсун не засосало с крышей.
Разгибается буксирный крюк.
Проходит ещё час возни с тросом, копания грязи, ругани, собачьего воя – наконец трясина с сожалеющим чмоканьем отпускает нашу машину. На её месте остаютя две бездонные колеи, которые медленно и с наслаждением затягивает чорная жыжа. Я свечу фонариком.
- Что, дна не видно? - сочувственно говорит Иваныч.
УАЗ Козькина утоп уже по самые фары, однако terra firma по соседству наличествует, причём, в количестве, потребном для разгона с рывком. Да и в целом грунт здесь кажется потвёрже. В общем, Козькина вытаскиваем гораздо легче чем нас. Обнаруживаем, что все с ног до головы залеплены жидкой серой вонючей грязью.
Велика Россия, а деваться некуда – надо ехать в военную баню…