Череда кипарисов уходила вдаль, насколько хватало глаз, рассеиваясь в темноте. Аллея Скорби, путь на кладбище. Сейчас, в эту безлунную ночь, аллея казалась бесконечной, словно вела на тот свет. Мягкий шелест ветра в ветвях, мертвенное серебро луны и зловещие отблески светильников на росе – спокойной прогулке ничто не способствовало. Впрочем, мне было наплевать и на шелест и на отблески, я шел вперед с одной определенной целью. За всю мою, не такую уж и короткую жизнь Охотника, кладбищ я повидал немало, так что это для меня не было каким-то уж слишком выдающимся.
Я ненавижу городские кладбища. На сельских тихих полях, наполненных могилами, все обычно спокойно и мирно в смысле моей работы. Вернее, как раз там и лезут толпами неупокоенные, но обычно хватает пары ленивых взмахов мечом, чтоб они улеглись и обрели покой. Опять же, засады там устраивать хорошо. Сидишь себе, на звезды смотришь, ветер слушаешь, речка обычно журчит под боком. Даже неупокоенные крестьяне лезут с каким-то виноватым выражением лица, будто извиняются, что нарушают идиллию. А вот городские кладбища обычно таят в себе все, что угодно, от настоящего вампира, жаждущего крови, до какого-нибудь черного мага из аристократии. Там уже и магией приходится работать, и мечом, и всякими подручными средствами типа серебряного подсвечника.
Впрочем, разнылся я что-то зря. Сегодня я иду сюда совсем не работать. Да, бывает и такое, что у таких, как я, есть родные и близкие. Правда, быть родным для такого как я – дело неблагодарное и недолгое. Почему-то в первую очередь все норовят поубивать семью Охотника, а не его самого. Вот и у меня тоже погиб единственный мой родной человек. Сволочь, которая его убила, я долго искал. А уж когда нашел… Опознавать там было после встречи нечего, кучка кровавого мяса, мелко нашинкованного. Угрожал он недолго, хватило и одной серебряной иголки в глаз, чтоб этот вампир орать начал уже по-другому. Сперва пытался откупиться, потом, когда понял, за что я его так, смирился вроде. Так и молча сдох.
Первое время я на стенку лез от мысли, что я вот сейчас сижу тут, живой, на солнышко смотрю, а моего Тора черви гложут. И что не увидимся больше никогда, а я еще столько сказать не успел. И внимания ему уделял мало, и мотался неделями по дорогам, и неласков с ним был, и что люблю, не сказал. Потом как-то боль приутихла, жизнь ж не закончилась. Ну, похоронил я сердце, без него проживу.
Вот и могила. Плита черная, руны серебряные, вокруг цветы черные растут. А под плитой уже и нет ничего, наверное, прах один. Сколько ж лет ты там спишь, любимый? Сотню, две, три? Если мне уже за четыреста перевалило, а ты умер, когда я еще и девяносто не разменял.
Ничего мне от тебя не осталось, милый. Ни колечка подарить не успел, ни поцеловать толком. Только имя и было, да и то ветру подарил. И ничего ж в тебе не было особенного, глаза серые, да волосы с проседью. Только и счастья, что улыбка да голос. Что ж мне выть-то хочется, Тор, от того, что нет тебя на свете, а меня все в могилу свести не могут? И тридцати не исполнилось, как отгорел ты, словно свеча на ветру. Знал бы, что в дом беда придет, заслонил бы грудью, не подпустил бы на выстрел к себе тебя, знакомиться бы не стал, сбежал подальше. Да поздно плакаться, любимый. Собрал я по всему дому тебя, так и зарыл здесь.
И небо сегодня ясное, ни единого облачка нет, чтоб эту луну проклятую заслонить. Светит, гадина, ехидно так.
Вот и рядом две могилы появились. Кто ж там похоронен, интересно, год назад никого не лежало. Девочка какая-то и парень. Девочке восемнадцать было, парню двадцать три. Ну, теперь хоть за твоей плитой ухаживать будут, когда этих проведать придут. Люди у нас на кладбищах чужие могилы в порядок тоже приводят.
– Господин…
Ясно, тихий голосок принадлежит только призраку, недаром по загривку снежинки ссыпаются.
– Что тебе, неупокоенная душа?
Девочка из могилы вышла, бледная вся, зареванная, платье свадебное, лицо красивое при жизни было. Что ж ты, дура, в могилу полезла-то?
– Господин, вы ведь демон?
– Демон.
Ну да, демон я, охотник за нечистью. А что ж так-то таращиться на меня, будто никогда Охотников не видела из числа таких как я?
–Помогите, господин, Небом молю.
А вот это уже интересно, чтоб призрак о помощи просил.
–Плиту сдвиньте, чтоб любимый вышел.
Понятно, кто-то ухитрился руны начертать на краю могилы парня, чтоб он призраком не шатался. Стереть невозможно. Ну да ладно, я ж демон. Щелчок когтя и край плиты с рунами отваливается.
– Благодарю, господин.
– А что вас в могилу-то свело?
– Разлучница отравила, как раз к свадьбе.
Тут и парень вышел. Красивый был, волосы длинные светлые, глаза синие как васильки в поле. И сразу к своей зазнобе. Даже завидно стало. Тор, Тор, что же ты призраком не приходишь? Хоть повидать бы тебя, сероглазый мой. Да зря все, нет у убитых вампирами души и призраками они не ходят.
–Эй, голубки…
Парочка эта отпрянула. Ох, не люблю я могилы раскапывать, да ладно.
–Господин?
А вот пищать зачем, да еще так противно? Тело я твое переношу, дурочка, к твоему ненаглядному. Что, не знаешь, что если вас вместе схоронить, то мигом на Небо улетите, влюбленные? Призраками скитаться вечно хотите?
–Господин…
Летите, летите, маленькие человеческие души. Встретите там такого сероглазого парня, скажите, что люблю. И помню.
Ну, бывай, Тор. Вон уже и рассвет. Время рядом с призраками летит незаметно. Через год свидимся, если раньше не убьют меня.
Люблю.