Г Л А В А 5 4
В Е Л И К И Е З Е М Л Е К О П Ы
1979 ГОД, НИЖНИЙ ТАГИЛ. РАКЕТНАЯ ДИВИЗИЯ.
...Все сообщения в ракетных войсках из Москвы до Карталов или Мухочесанска доходят мгновенно – по «линии КП» (командных пунктов) информацию можно передать как голосом, так и простым нажатием кнопок. На боевых постах всегда находится дежурная смена, которая не только получит и доведет боевой приказ до всех, кого он касается, но и в определенные многочисленными документами сроки выполнит все, что начальству угодно: от объявления тревоги до боевого пуска межконтинентальных ракет.
Командиры и замполиты первыми поняли преимущества мгновенной связи и начали использовать ее по своему усмотрению – это тебе, батюшка, не Екатерининские времена, когда гонец с казенной бумагой добирался из одного конца государства Российского в другой более месяца, если, конечно, не останавливал его по пути какой-нибудь купец Привалов, у которого свадьба дочери плавно переходила в крестины внука.
Дежурного по полку, ответственного по полку или замполита еще попробуй найди – а командир дежурных сил всегда на боевом посту. Чуть возникла проблема – звонок на КП, и все дела! Правда, дела дошли до того, что часто звонили солдаты и спрашивали:
- Дарагой кунак! Скажи, пажалуста, каккой сыгодни хвильм в клуби? Зарании спасыбо! Панымаишь, дэдушка савецкой армии отчень стар, чтобы самому идты в клубу и узнавать!
Иногда случались и трагикомические ситуации. На пятой боевой стартовой позиции замполит не ладил с командиром – довольно частое явление, особенно после принятия новой (Брежневской) Конституции, где руководящая роль партии закреплена особой статьей. Об этом все знали, но молчали: паны дерутся, а у холопов чубы трещат! Замполит был к тому же заядлый охотник, а уж пострелять как любил – водкой не пои на халяву, медом не корми, только дай ружье или автомат!
Взял он как-то боевой автомат с тремя патронами и пошел на скотный двор убивать быка. То ли мясца ему свежего захотелось, то ли пострелять – история об этом скромно умалчивает. Ушел человек с автоматом и боевыми патронами – вот что доподлинно известно. И еще известно, что дежурная смена обязана знать, где в любой момент находится командир, замполит или начальник штаба! Офицер полковой дежурной смены лейтенант–студент Серега Чучуйко на звонок из политотдела («Где замполит?») ответил четко и ясно:
- Да ушел быка из автомата убивать!
При этом он даже не предупредил начальника штаба, который в этот момент говорил по другому телефону и потому не мог знать, что именно сказал его помощник. В политотделе этому сообщению не поверили и решили перепроверить. Опять звонят на КП. Начальник штаба именно в это время пошел в другую комнату за своими бумагами, а на КП остались старший лейтенант Клапрот и лейтенант Чучуйко.
Юморист Клапрот когда-то учился вместе с командиром полка и потому очень его не любил. Раздался звонок, он снял трубку, послушал, а потом сказал, как отрезал:
- А хрен его знает, где этот дурак шляется! Прячется где-то!
После чего положил трубку и принялся за чтение книги. Опять звонок, на этот раз трубку снимает Серега Чучуйко:
- Замполит взял автомат с тремя боевыми патронами и пошел убивать быка. Почему именно с тремя патронами? А замполит сказал, что он очень живучий и его просто так не свалишь, вот и решил бить наверняка, прямо в лоб. Да, так всем и сказал!
После этого лейтенант положил трубку и с чувством исполненного долга принялся конспектировать речь генерального секретаря Леонида Ильича Брежнева на очередном историческом пленуме, потому как завтра замполит будет у всех офицеров и прапорщиков проверять конспекты.
А в политотделе и штабе дивизии после этого третьего звонка началась тихая паника! Дело в том, что фамилия командира полка была БЫК. И в политотделе из ответов двух лейтенантов, старого и молодого, поняли только одно: командир где-то прячется (шутка Клапрота), а замполит его пошел искать, чтобы убить из автомата!
На самом деле замполит пошел убивать быка - большого телка, коровьего мужа, зубра, яка, называйте, как хотите! Животное убивать, а вовсе не человека! После этого машина с представителями штаба и политотдела немедленно выехала на пятую площадку. Приехали и видят – идет замполит, тянет за ремень автомат, а рожа у него скучная-прескучная. Осторожно подходят к нему и вежливо интересуются – ну как, справился, с Быком?
- Конечно! - Отвечает замполит без задней мысли. – Завалил с третьего выстрела. Ох, и живучий гад, никак я не ожидал!
После этого следует немая сцена из спектакля «Ревизор».
Но тут из-за угла выруливает командир полка Бык, живой и невредимый…
Когда история с быками (человеком и животным) прояснилась до конца, всем дежурным сменам была дана строжайшая инструкция - на все вопросы отвечать коротко, ясно и четко, не допуская при этом двойного толкования, чтобы все было ясно и понятно с первого раза!
И надо же такому случиться, что в ту же ночь на сетку П-100 с высоким (1200 вольт) напряжением попали сразу два лося! Всю ночь совещалось командование пятой боевой стартовой позиции: как же правильно доложить генералу об этом происшествии?
Лишь к утру отшлифовали фразу, которую командир дежурных сил полка и доложил генералу бодрым уверенным голосом:
- Товарищ генерал! Лоси, дикие лесные животные, два штуки, с рогами и без хвостов, сегодня ночью случайно зашли к нам на пятую площадку и там попали на сетку, в результате чего были эти самые дикие лесные лоси поражены током, о чем вам и докладываем!
А ведь если бы они по-русски – как и следовало, просто и ясно - доложили генералу об этом происшествии, то, вполне возможно, генерал мог бы и не услышать конец фразы:
- Товарищ генерал! Чрезвычайное происшествие, в боевой зоне пятой боевой стартовой позиции! Докладывает командир дежурных сил! Сегодня ночью в боевой зоне совершенно случайно напоролись на сетку П-100 с высоким напряжением и в результате поражения электрическим током погибли два лося!
…Из штаба дивизии в наш полк однажды пришло ясное и четкое указание – немедленно прокопать три километра траншей под кабель боевого управления! Начальник штаба и замполит, не мудрствуя лукаво, собрали командиров всех трех боевых ракетных дивизионов и определили каждому участок длиной в тысячу погонных метров. Коротко и ясно. «За работу, товарищи! Не будем терять время!» – Как говорит наш дорогой Леонид Ильич…
Командир дивизиона, тоже не мудрствуя лукаво, немедленно построил всех свободных от нарядов и боевого дежурства солдат и сержантов и предложил всем желающим прямо сейчас отправляться в лес, чтобы как можно быстрее выполнить очередное боевое задание дивизионного командования. Желающих, естественно, не оказалось! Кому охота в болоте ковыряться, когда можно спокойно пересидеть время до обеда в Ленинской комнате, бытовке или просто каком-нибудь укромном закутке. После повторного опроса желающих тоже не обнаружилось. И тогда командир дивизиона майор Невольниченко пошел вместе с замполитом Мацаном вдоль строя.
Старослужащие или «деды», как правило, стоят во втором ряду, прячутся за спины молодых солдат. Естественно, при приближении начальства старослужащий («дедушка советской армии») неожиданно и сильно толкал в спину ничего не подозревающего молодого солдата, и тот, чтобы не упасть, делал шаг вперед, который капитан Мацан тут же принимал как желание поработать на благо государства. А что при этом думал молодой солдат, у которого спина горела от сильного толчка, ни начальство, ни старослужащего солдата особо не волновало – кто-то же должен копать траншею, раз не хватает у нас в стране землеройной и прочей техники!
В армии мнением солдата у нас интересуются всего лишь раз в году – во время выборов, да и то замполит с начальником особого отдела подправят в нужную сторону цифирь, ежели она им чем-то не понравится, но это великая военная тайна.
Наконец, минут двадцать спустя, после долгих поисков были набраны две команды копателей – по двадцать человек в каждой. Первую команду возглавил командир второй боевой группы капитан Броварец. А вот желающих возглавить вторую команду явно не находится. Офицеров в строю стоит человек пять – я точно не вижу, но прикидываю, что не больше.
Замполит Мацан внимательно смотрит в мою сторону, но я делаю вид, что рассматриваю колыхающийся флаг на стенде, где красуется и моя фамилия – «Они были первыми». Н-да, не очень приятно. Хорошо хоть мне удалось отказаться от фотографирования, а то бы «добрые люди» еще б и рожки подрисовали или козлиную бородку, как у всесоюзного старосты Михаила Иваныча Калинина.
- Петруха, подать коня! - Кричит замполит, и все хохочут. Понимают они, что Мацан уже выбрал командира второй группы копателей. Я продолжаю тупо смотреть вдаль. Белоногие березки – до чего ж хороши! – Петр Василич! Труба зовет в боевой поход!
И все облегченно вздыхают – пронесло, «не меня захомутали». И замполит, совершенно не обращая внимания на крик капитана Мальцева («Что за дела?»), подходит ко мне, по-отечески кладет руку на плечо и говорит прочувствованно:
- Партия и советская власть доверяют тебе очень ответственное задание – надо возглавить отряд копателей! Я верю, что ты достойно справишься! Товарищи солдаты, предупреждаю: задание очень ответственное, на контроле у генерала, так что прошу и требую отнестись к его выполнению со всей ответственностью!
Любит замполит высокий слог, очень любит. А еще больше любит припугнуть солдат высокой ответственностью. Странно, что сегодня нет майора Тюрина – тот бы уже кричал о далекой Колыме и дисциплинарном батальоне. У нашего замполита и заготовка дров для бани – ответственное задание!
И то ведь правда – а вдруг высокое московское начальство захочет самолично дровишек в топку подбросить, а они все сплошь кривые да косые?! С кого спрос? С замполита. Тут уж поневоле будешь ухо востро держать.
- Ну так как? – Замполит смотрит на меня, совершенно не обращая внимания на бурные протесты начальника штаба капитана Мальцева. «План боевой подготовки» может подождать, раз пошло такое дело! А вот спецкабель должен лежать в строго определенный командованием срок. И попробуй только не выполни!!
- Готов выполнить любое задание партии и правительства, если оно направлено против мирового империализма и сионизма!—Гаркаю я и щелкаю каблуками. А что еще мне остается делать, если за меня уже начальство все решило?!
- Слыхал?! – Капитан Мацан тут же поворачивается к начальнику штаба Мальцеву. – Учись, как надо отвечать. Вот если бы так четко и красиво отвечали все высокопоставленные члены партии, как этот незаменимый беспартийный старлей, я был бы бесконечно счастлив! Я, конечно, лично тебя не имею ввиду, это неприлично тыкать пальцем в начальника штаба, но попрошу учесть мое замечание на будущее. А пока прекратим ненужные споры, мы не на партсобрании, и здесь демократия и демагогия совершенно неуместны. И это тоже попрошу учесть, разумеется, всем здесь присутствующим! Здесь вам не тут!
Удовлетворенный замполит потирает руки. Тут к нам приближается представитель особого отдела дивизии майор Первушин. Обычно он подходил сзади - ПОДКРАДЫВАЛСЯ, чтоб послушать, что говорят солдаты (в задних рядах обычно стоят ДЕМБЕЛЯ - старослужащие, которым терять нечего и которые в отличие от молодых могут выкрикнуть все, что угодно, приводя в ярость замполита или командира).
Майор Первушин подошел спереди - ВПЕРВЫЕ за год! Все сразу напряглись. Интересно, ЧТО умного он сейчас скажет? Первушин молча прошелся вдоль строя, потом вернулся назад. И только после этого (дав почувствовать важность момента), сказал речь:
- Товарищи солдаты, прапорщики и офицеры! Должен сказать вам, что это очень ответственный момент - линия связи находится под контролем министра обороны СССР маршала Устинова Дмитрия Федоровича. Поэтому еще раз предупреждаю всех: не вздумайте завалить и продать на сторону хотя бы десяток сосен или берез! Все деревья на учете. Даже если вы продадите деревья не в ближайший город Салду - до него всего семь километров (он кивнул в сторону), а в Моховое или там Алапаевск, то уже завтра я буду знать об этом вашем дембельском аккорде. И все причастные к незаконной рубке и продаже леса будут осуждены судом военного трибунала минимум на два года дисциплинарного батальона и через неделю отправятся в Читу. Так что не советую рисковать жизнью ради нескольких жалких червонцев! Не советую. Иначе будет как с теми бедолагами, что нашлись на 22-й стартовой позиции. У меня все!
Замполит тут же в третий раз повторяет слова из приказа генерала, что можно валить только небольшие (в руку толщиной) деревца, да и то, если они произрастают на линии прокладываемой трассы.
По команде замполита солдаты-первогодки с кислыми лицами разбирают лопаты и топоры и молча строятся, а старослужащие быстренько расползаются, как тараканы по всем закуткам и щелям – теперь уж точно до обеда никто не потревожит. Конечно, лучше сидеть в Ленинской комнате и в сотый раз слушать про злодеяния кровавого кампучийского диктатора Пол Пота, убивающего мотыгами по миллиону соотечественников в год, чем в болоте копать траншею – времена комсомольцев-добровольцев давно прошли. Теперь уже не встретить парня, презирающего удобства, который «умирает на сырой земле». Увы, кончилось то романтическое время!
Команда капитана Броварца уходит в одну сторону, а моя – в другую: «Дан приказ: ему – на запад, ей – в другую сторону!»
Место – хреновое: низина, там болото, а потом высокий холм, весь поросший молодняком. Тоже приятного мало – корни переплелись и топором не разрубишь. Норма – десять метров на человека. Надо каждому отсчитать десять метров и потом ходить и подгонять. Хорошо на американских плантациях – там охранники уважаемые люди. Хорошо в Африке – там лентяям палками по пяткам бьют.
В Китае плохим работникам пайку риса урезают, а могут и в горы направить – как наследника великого кормчего Дэн Сяо-пина, который недавно вернулся к рулю власти после перевоспитания в каменоломне и теперь решил провести «четыре модернизации» с тем, чтобы к 2000 году превзойти нашу страну по валовому национальному продукту и догнать, наконец, Америку. Всем хорошо, только советскому лейтенанту плохо: самый бесправный в мире лейтенант. Нет у меня ни кнута, ни пряника. Я могу только просить солдат выполнить задание, а они лишь посмеются надо мной: наивный, много вас таких!
Я для них – подневольный человек, пустое место, бесправный сторож, временно приставленный к солдатскому стаду, дабы оно не разбежалось и хотя бы делало вид, что работает.
Приходим на место, садимся на бревнышко у дороги – в нашей стране любое дело начинается с перекура. Это святое! Правда, длительность перекура не уточняется, так что каждый сам решает, сколько времени можно «балду бить», а сколько трудиться. Хорошо сейчас в лесу: птички поют, воздух свеж и упруг, словно напоен ароматом хвои. Комаров нет, мухи тоже не досаждают – эти божьи ошибки и кропийцы появятся чуть позже, когда совсем тепло станет.
Все молчат, и я молчу. Каждый думает о своем. А я вообще не думаю – закрыл глаза и дремлю. Спать хочется постоянно. Тяжелая у меня жизнь – совсем как у того охранника, старшего надзирателя тюрьмы, у которого «заключенные тюрьму раскачивают, того и гляди повалят – и что удивительно: только в мое дежурство такое делают!»
Наконец, спустя примерно час после начала перекура, не выдерживает сержант Люлькин из второй группы:
- Товарищ старший лейтенант! Ведь час прошел, а мы даже не приступали к работе! Надо хотя бы начать копать!
- А зачем?
- Как зачем? – Не унимается Люлькин.
Он – единственный сержант в моей сборной, и потому переживает за свои лычки: «майор Хват» запросто может их срезать! Обидно сержанту – из-за таких вот (кивок в мою сторону) можно попасть в последнюю партию на дембель, а то и должность потерять. А на его место как минимум десять человек смотрят – какой хохол не мечтает стать командиром: «Немного прошагал, пока не генерал – но скоро стану старшиной!»
- А зачем? – Повторяю я и открываю, наконец, глаза. – Все равно ведь работать не будете! Пока над нашим солдатом с дубинкой не станешь, он ведь копать не будет. Старый думает: я свое откопал, молодой думает: я свое еще успею выкопать. И никто не копает!
- Так ведь вам тоже попадет! – Кажется, последний аргумент у сержанта. Да, переживает Люлькин за свои лычки. Бахтюрин у меня заместитель, но он почему-то рядовой: лень, видно, было начальству бумаги оформлять. А с другой стороны – а зачем, ведь все равно он в военное училище скоро поступает?!
- Насчет меня ты можешь не беспокоиться! - Сразу успокаиваю я Люлькина. – Не справлюсь – тогда к вам пришлют замполита Мацана, а может даже и самого Тюрина, ведь прокладка кабеля находится под контролем главкома, а он шутить не любит, так что наши замполиты заставят вас копать. Тот же Тюрин пару человек закопает в песок, как Абдулла Саида, а остальные мигом пророют носом траншею! А что с меня возьмешь? Я беспартийный! Даже партбилет не отберут. Ну, а если пошлют на скотный двор или на пилораму, так я буду просто счастлив – там хоть таких умников нету, как ты! И к тому же всем доски нужны!
- Так что же делать?! – Сержант чуть не плачет.
- Могу вам предложить одну ценную идею, только ведь вам она не понравится! – Я встаю и потягиваюсь. Солдаты заинтересованно наблюдают за мной. Странно, однако, ведет себя старлей! Непривычно и непонятно. Хоть бы участки распределил, а он даже с места не сходит – не похоже это на поведение начальника! – Вы за пару часов выкапываете весь отведенный и определенный вам участок, все двести метров, а я вас веду на земляничную поляну, и вы в оставшееся до ужина время обжираетесь ягодами. Согласны?
- Ну да, - наконец, после долгого раздумья говорит старослужащий солдат Голубчак, - мы выкапываем, а вы нам повторно накидываете! За себя и за того парня! А завтра замполит еще набросит, так и надорваться можно! Нет уж, увольте, а «дедушка» на такое не согласен, пусть «щеглы» тусуются!
- Ну, как хотите! Я хотел, как для вас лучше!
- А не обманете? – Раздается чей-то голос.
- Слово офицера и дворянина! – Гаркаю я, но никто не смеется.
- А вы что, дворянин? – Официант Краснов подает голос.
- Конечно! – Отвечаю бодро. – Я же во дворе вырос, значит, дворянин! Странно, что вы этого не знаете. И потом, какой смысл мне вас обманывать? Ну, допустим, я вас обману – раз, другой, третий, обману из благородных побуждений, а потом вы мне перестанете верить. А вот тогда вас уже ничем не прошибешь. Так что решайтесь!
Все встают, разбирают лопаты и дружно принимаются за работу. Через три часа упорного, напряженного (до седьмого пота) труда траншея готова. Двести метров извилистой лентой петляют вниз-вверх и скрываются за холмом. Солдаты устали, еле ползут. Работали все, кроме меня и Бахтюрина – негоже моему заместителю пахать до упаду, к тому же должен кто-то ветки в наш лесной костер периодически подбрасывать!
- Да, мужики, я забыл вам сказать!—Напряглись солдатики: неужели старлей обманул? А вдруг передумал и накинул еще пару метров? – Я заказал сюда обед. Нечего три километра вам топать туда-сюда-обратно, ноги не казенные все-таки. А вот и машина!
Подъезжает машина и прапорщик Толя Гуляев подвозит тройную порцию каши – ешь не хочу! Солдаты с чашками рассаживаются на поляне. Некоторые молодые впервые до отвала наелись! Предлагаю – ведь обещал!—отправиться рвать щавель, искать землянику или пить березовый сок. Однако, кроме рядового Еремы, никто не хочет в лес сейчас идти!
- А поспать можно? – Тоненьким голоском спрашивает какой-то солдатик из хозвзвода прапорщика Васьки Фирсова.
- Можно! У вас целых четыре часа! Только у меня к вам одно условие – не храпеть, а то медведя в берлоге разбудите!
Несколько человек, в основном старослужащие, усаживаются на бревно у костра, а большинство, расстелив на зеленой молодой траве ватные бушлаты и подложив под них еловые ветки, тут же засыпают. Задумчиво смотрим на языки костра и молчим. Зачем слова, когда кругом такая потрясающая красота?! Шишкина бы сюда!
Четыре часа пролетают быстро. Солдаты просыпаются сами. Помятые, но очень довольные лица – и как хорошо, оказывается, в лесу! Прямо-таки не верится им, что и наелись до отвала, и вволю выспались – скажи кому в дивизионе, ведь ни за что не поверят.
- Только у меня к вам одна просьба! - Подвожу итог, когда вся бригада выстроилась.—Никому не говорите, чем вы здесь занимались! Потому что завтра замполит Мацан пришлет вам другого старшего, а тот с вами церемониться не будет особо. И поспать не даст, и в столовую на обед с песней погонит, так что вам лучше молчать! Ни кому ни слова! Молчи – за умного сойдешь!
На другой день история опять повторяется. Капитан Мацан, не обращая внимания на протест начальника штаба капитана Мальцева, опять направляет в лес меня и Броварца. Опять то же, что и вчера!
- Команда номер раз! Желающие есть? – Это команда капитана Броварца. Желающих нет. – Так, все ясно! Будем искать?
Мацан обходит строй, но против обыкновения никого из строя не выводит. Останавливается, обводит тяжелым взглядом солдат, все стоят, потупив взор. Даже молодые солдаты не дергаются.
- Так, - говорит он, - команда номер два! Желающие есть?
Это моя бригада. Интересно мне, будут желающие или нет?
Ведь, наверняка, поделились мои орлы мнением с первой бригадой, особенно молодые солдаты. Не успел замполит договорить, как весь дивизион шагнул вперед!
Совсем как в кинофильме «Операция Ы и другие приключения Шурика», когда капитан милиции назвал мясокомбинат: «Ну, товарищи алкоголики, тунеядцы, дармоеды! Есть желающие поработать? Мясокомбинат (все разом шагнули вперед)… на сегодня заявок не прислал!» (Все шагнули назад).
Кое-кто из строя даже крикнул – «Я желаю! Меня возьмите!»
Я вижу, как у Мацана вытягивается лицо и глаза прямо-таки вылезают из орбит – оказывается, ничто человеческое и ему не чуждо: и его можно удивить, хотя это и очень трудно.
- А ну-ка иди сюда, Петруха! – Наконец, справляется он с первым приступом растерянности. – Ты мне честно скажи: что ты им пообещал? Может отпуск или увольнение? Так я заявляю – ничего этого не будет! И даже не надейтесь! Копать хорошо, но бесплатно!
Однако солдаты продолжают громко кричать – «Я хочу! Меня возьмите! Я хороший!» Это орут армейские старички – «деды». Прямо-таки рвутся в мою бригаду! Похвальный энтузиазм. Однако он насторожил не только замполита Мацана.
Подходит командир дивизиона «майор Хват»:
- Короче, мне некогда! Быстро говори, что ты им пообещал?
- Ничего я им не обещал! - Я ведь и вправду им ничего не обещал из всего перечисленного замполитом, а про остальное я скромно умолчу, не все надо начальству знать. Должен же быть и у меня «свой пряник», раз мне официально ничего не дали.
- Тогда объясни, мой дорогой старлей, почему в твою банду все желают, можно сказать, рвутся всей душой - даже опухший ото сна писарь продсклада, а к капитану Броварцу их палкой не загонишь? – Майор Невольниченко смотрит мне прямо в лицо. Он тоже удивлен, но пока не может понять загадку. Ясно, что я им что-то пообещал! И он желает знать пределы или размеры этого «что-то».
- Пост министра обороны в тропической островной индо-советской республике тому, кто будет хорошо копать, а тому кто плохо- сто палок! - А что я еще ему могу сказать в свое оправдание?
После высадки профессионального французского наемника Боба Денара с отрядом в пятьдесят человек и захвата всех четырех островов Гранд-Комор, Майотта, Морони и Анжуан, я с Юргенсом Решетниковым – шутки ради и от нечего делать - даже формировал команду «испанских республиканских добровольцев» совсем как у Льва Фельдмана-Орлова в Барселоне, чтобы смести наемников «Зубодробителя» и перерезать нефтяной путь для Запада из Персидского залива. Достаточно перекрыть узкую горловину Ормузского пролива или другой какой–либо пролив, чтобы вызвать энергетический кризис в Америке, Японии и Западной Европе – наших извечных и непримиримых противниках!
Почти всем офицерам полка мы щедро раздавали высокие посты в будущем островном правительстве, причем начальник медицинской части майор Гараев настаивал на получении портфеля министра по связям с местным женским населением, а капитан Мацан оспаривал его претензии, так что дело чуть не дошло до мордобоя. К тому же замполит майор Тюрин получил третьесортный пост министра туризма, а его подчиненный начальник клуба лейтенант Кваша самый важный пост – портфель министра по доходам и расходам.
Начальник особого отдела Первушин планировался нами в инспекторы (сержанты!) уголовной полиции, а финансист прапорщик Петро Попков – в комиссары (генерал!), начальник полиции общественной безопасности, скандально известный своими похождениями старший лейтенант Сердюченко - аж в госсекретари, что возмутило уже и замполита, и начальника штаба полка, которые оказались в нашем будущем государстве на задворках, в то время как им хотелось и там рулить режимом и направлять его политику! Государство-фантом, существующее на бумаге, вызвало нешуточные страсти – кое-кто из старших офицеров посчитал себя сильно обделенным и потому крупно оскорбился: «Ты скажи прямо – ты меня уважаешь?! Тогда почему мне такой низкий пост дал?! Почему я лейтенанту должен подчиняться? Да мне плевать на приличия! Я не хочу быть посмешищем! Я двадцать лет служу верой и правдой, и потому требую равнозначную должность!»
Кончилось «наше дело» добродушной беседой в особом отделе дивизии и предложением «больше не раздавать портфели» и не возбуждать толпу прожектами, потому как все офицеры сбегут на курортные острова и некому тогда будет охранять «опорный край державы» (по Твардовскому) от происков или посягательств мирового империализма и исламского фундаментализма!
Нас с несостоявшимся диктатором Юргенсом Решетниковым спасло лишь хорошее знание международной обстановки и куча ответов из центральных газет, где всем известные обозреватели хвалили меня – «во многом, почти во всем с вами согласны, и если удастся, то напечатаем ваши выводы в нашей газете!»
После этого даже лейтенант Кваша, клубный работник, не говоря уже про всех замполитов и комсомольских секретарей, завел толстую тетрадь, куда ежедневно старательно записывал все текущие мировые события – замполит Тюрин был просто до безумия счастлив, особенно когда этот передовой полковой опыт распространила окружная военная газета. Теперь сдавать политподготовку нашим офицерам было уже не так страшно!
…Фотографировать в ракетных войсках категорически запрещено – режим секретности просто жуткий! Впрочем, то же самое, если не хуже, и в хваленой Америке – там даже в судах запрещено фотографировать: там до сих пор рисуют судей и обвиняемых, причем довольно грубо и примитивно. Каждое государство, выходит, охраняет свои секреты и тайны, как может.
За два года службы у нашего доблестного ракетчика от силы набирается две-три фотографии, так что клеить в огромный дембельский альбом просто нечего. А это – уже ТРАГЕДИЯ! Это страшнее даже атомной войны и ядерной зимы, вместе взятых. Хуже этого – только китайская агрессия на Дальнем Востоке, потому как тогда желанный дембель «накрывается медным тазом»!!!
Я пообещал своим «гробокопателям», что или принесу фотоаппарат, или приглашу секретаря комитета комсомола, и тот запечатлеет для истории их лица на фоне будущего спецкабеля правительственной связи.
Вот потому и ломанулись наперегонки повара и писаря в мою команду, к тому же им тоже захотелось посидеть у лесного костра и побросать в речку самодельные удочки! Ко мне запросился (он из другого дивизиона) водитель замполита Тюрина и даже писарь начальника строевой части.
Вот эти два последних типа и довели майора Невольниченко до тихого бешенства, а замполита Мацана – до умопомрачения.
А тут еще, весьма некстати, выяснилось, что у капитана Броварца двухсотметровая траншея готова процентов на тридцать, а у меня вычищена и вылизана на все сто! Но так в армии не бывает!!! Так не должно быть!!! Наш солдат ленив и глуп порою, но не настолько, чтобы за просто так вкалывать!
Замполит Мацан, наконец, не выдерживает и подходит ко мне:
- Скажи-ка, дядя, лучше сразу – что ты им наобещал? Может спирту? Так я лично всех проверю, у меня нюх, как у собаки!
Я не обращаю на него никакого внимания и приказываю Ереме с Бахтюриным включить в список землекопов всех участников вчерашней эпопеи, особенно молодых солдат, которых запросто могут затереть «деды», а вместо угодивших в наряд или на боевое дежурство начинаю лично отбирать кандидатов – писарь строевой части, старший повар офицерской столовой, почтальон, водитель замполита полка и еще пяток других, не менее «уважаемых людей».
Команду Броварцу удалось сформировать лишь на половину. Солдаты разбирают лопаты и быстро строятся – время летит, ихнее время! Я моргаю прапорщику Энгельгардту, тот понимающе кивает и энергично хлопает себя по сумке противогаза: все ясно, фотоаппарат на месте! Ну, теперь можно и в путь отправляться.
Через пару часов у меня прокопаны все двести погонных метров траншеи, а у Броварца, наверняка, опять прокопано мало - метров тридцать – кусками по три-четыре метра. Копатели мои прямо-таки с ног валятся от усталости, однако ни один не отказался от права запечатлеться на фоне будущего кабеля. Энгельгардт щелкает, потом собирает с каждого по пятьдесят копеек на фотобумагу, я плачу за Ерему, Бахтюрина и еще троих особо отличившихся, в числе их оказался и писарь продсклада, у которого в тот момент при себе не оказалось мелочи – а зачем ему деньги в лесной глуши, если он сидит на ящиках тушенки и мешках сахара?!
После этого – до прибытия машины с провизией – я разрешаю всем желающим половить в местном пруду пескарей ради интереса, а остальные тут же укладываются спать. Советский солдат может спать в любое время и в любом месте! Если его не будить, то он будет просыпаться только раз в сутки, чтобы пожрать, сходить в туалет и тут же снова завалиться спать. Правда, недели через две-три он, наконец, отоспится и тогда ему захочется чего-то другого – для души или для сердца, а пока он будет спать – за себя и за того парня!
Приезжает машина с обедом (капитан Броварец водит всех в столовую), и тут же выясняется, что писарь продсклада ухитрился передать указание своим кладовщикам насчет доппайка, - и водитель машины вытаскивает вместе с бачками еще и ящик мясного паштета и десять банок страшно дефицитных рыбных консервов – «Сайра» в оливковом масле. Никогда не забуду лица двух молодых солдат, которые уже наелись и пища в глотку не шла, но они все равно пытались есть – печальное и комическое занятие. А после обеда поляна представляла собой страшное зрелище – все спали вповалку, лишь я с Ереминым и Бахтюриным сторожили шайку уставших землекопов, сидя у пылающего лесного костерка…
На третий день командиру дивизиона надоели мои шарады, и он, не мудрствуя лукаво, поменял местами наши команды! Рев возмущения раздался на плацу, да такой дружный, что на наш дивизион даже обратил внимание замполит Тюрин. Однако делать нечего – и команда двинулась в путь. Опять героическое сражение с песком, глиной и болотной жижей, опять обжорство и сон до вечера.
Правда, я приказал часть консервов засунуть в карманы, да так, чтобы замполит не увидел потом, - их в качестве компенсации получат землекопы, которые трудятся сегодня у капитана Броварца.
Как и следовало ожидать, мои солдаты копают у Броварца плохо, по три метра всего-то и осилили, зато его команда выдала у меня по тринадцать метров на брата, что привело в бешенство замполита Мацана, который на весь городок кричал, что он докопается до первопричины, даже если всем копателям «придется кости вытрясти»! Майор Невольниченко уже ничего не говорил – у него просто не было слов.
Капитан Броварец ругал меня последними словами – я принародно, получается, припозорил его как командира. Прапорщик Энгельгардт уже напечатал фотографии – они всем понравились, и скоро все солдатские деньги перекочевали к нему в карман. Он едва успевал ночами печатать фотографии! Зато все солдаты нашего третьего дивизиона, даже те, которые ни разу не попадали в мою команду землекопов, оказались с заветными фотографиями для будущего дембельского альбома. Я лично проследил, чтобы у всех поголовно солдат, даже из хозвзвода, даже у первогодков, было как минимум по две-три фотографии.
Кто-нибудь посчитал бы себя обиженным и «заложил» бы фокус с фотографированием, а это уже был бы скандал, хотя фотоаппарат состоял на учете в особом отделе и строевой части. «Почему без разрешения?» – Это самое страшное обвинение в армии!!!
На все вопросы я отвечаю односложно, так что ничего вытрясти капитану Мацану из меня не удается. Бахтюрин отмолчался, а Ерема нагло заявил – «Вон начальник, у него и спрашивайте! При чем стрелочник, спрашивается, если есть начальник станции?!»
Командир дивизиона совершенно не в курсе моих обещаний и потому еще раз предупреждает всех землекопов и кандидатов, рвущихся в мою сборную:
- Товарищи солдаты! Официально предупреждаю вас всех во избежание будущих недоразумений, что никто в отпуск не поедет, даже если он один прокопает всю траншею. Петруха у нас большой шутник, поэтому вы не особо сильно надейтесь на все его обещания. От него ничего не зависит! Он – самый маленький человек в армейской системе, поэтому окончательное решение будет за командиром полка и замполитом, поймите, наконец, это!
Однако несознательная солдатская масса по-прежнему продолжает рваться в мою бригаду и совершенно не желает идти в бригаду капитана Броварца. Разъяренный замполит Мацан волком смотрит в мою сторону – он, похоже, уже и не рад, что предложил мне возглавить «шайку землекопов». Ведь даже дураку ясно, что раз солдат куда-то рвется, то там ему что-то пообещали! Ну, а если туда лезет штабной писарь, то это что-то уже вырастает до размеров зловещей тайны. Тут уж впору особый отдел подключать…
Не знаю, чем закончилась бы траншейная эпопея, если бы вдруг капитан Мальцев не напомнил замполиту о том, что боевое дежурство никто не отменял, так что пора Петрухе на боевой пост! Кстати, заступал я в смену вместе с капитаном Броварцом, так что мне предстояли веселые времена.
В наше отсутствие обе бригады работают не просто плохо – ужасно!
В день, несмотря даже на присутствие замполита, проходка составляет не более трех погонных метров на человека. Капитан Мацан совсем озверел и заявил, что он пол-дивизиона закопает в лесу, но траншею к строго определенному сроку сдаст «в лучшем виде». Однако траншея почему-то начала осыпаться, чего раньше не было. Потом в нее затекла уже отведенная болотная вода.
Угрозы не помогали, план сдачи трещал. Мацан немедленно отправился к замполиту Тюрину и заявил, что «в указанные сроки сдать объект в строй действующих не представляется возможным!»
Майор Тюрин однако тоже не пожелал быть крайним и тут же вместе с капитаном-неудачником Мацаном отправился к начальнику штаба. И уже оттуда все трое потопали к командиру полка полковнику Гагулаеву! О чем они там говорили, неизвестно – у кабинета командира полка двойные двери, - однако минут через пять оттуда вылетел красный, как вареный рак, капитан Мацан, а за ним вышли спокойные, но совершенно белые оба майора.
А через пять минут за мной приехала штабная машина с приказом о временном отзыве меня из состава дежурной боевой смены – «для выполнения срочного задания командования». Капитан Броварец тихо перекрестился и даже сочувственно пожал мне на прощанье руку. Командир дивизиона майор Невольниченко – против своего обыкновения - ничего не сказал, а Сан Саныч Полушин тихо выругался и буркнул:
- Чего творят, хотя в летах! Скажи кому – не поверят!
Замполит Тюрин, не стесняясь в выражениях, передал мне через капитана Мацана «большой привет» и приказ командира полка «немедленно, сегодня, хоть до вечера, хоть до полуночи, закончить все земляные работы».
Однако тут уже уперся я! Хоть мы и не на восточном базаре, но все же ! Это им надо, а не мне, так что пусть они «хорошо попросят».
- Нет, уважаемый! – Сказал, как отрезал. - Такие дела, как говорил советник царя Ивана Васильевича Четвертого Грозного Жорж Милославский шведскому послу,-- «С кондачка не делаются!» Надо все хорошо обсудить…
Однако взбешенный моим упрямством капитан Мацан даже не стал меня до конца слушать, понес сразу, как бешеный конь:
- И ты туда же! Да вы что, сговорились, что ли?!
Однако он вскоре успокоился, понимая, что и я иногда могу взбрыкнуть, внимательно выслушал все мои условия (победитель получает все или почти все) и тут же отправился к майору Тюрину. А условия мои были простые и всем понятные: всю команду—а это тридцать человек – после окончания работы свозить на десятую площадку! Надо людям, труженикам фронта, праздник организовать.
Замполит Тюрин, к удивлению всех моих начальников, очень быстро согласился, и уже через семь минут автобус вез тридцать копателей на место ударной работы. В тот же день канава или траншея была готова – ее осмотрел сам полковник Гагулаев и ничего не сказал, что означало только одно: командир всем доволен.
А на другой день тот же автобус свозил на четыре часа всю команду «гробокопателей» на десятую площадку – солдаты посмотрели широкоформатный фильм, сфотографировались у памятника орудию, поели вволю мороженого и благополучно вернулись в часть, причем рядовой Ерема как-то ухитрился даже повидать свою разлюбезную пассию, о чем и сообщил мне с великой радостью.
Впрочем, мог бы и не сообщать – об этом уже знал весь дивизион.
А на ближайшем партийном собрании полка (меня туда не пустили, как всегда) замполит Тюрин, не стесняясь в выражениях, принародно обвинил капитана Мацана во всех смертных грехах, а меня, беспартийного лейтенанта, вдобавок ко всему – еще и в завоевании «дешевого популизма и популярности у солдатской серой тупоголовой массы», о чем мне тайно доложили человек десять, а может и больше – я просто вскоре сбился со счета.
К моему удивлению, никто из солдат-копателей так и не выдал нашего общего секрета, даже водители и писаря, как «особы, приближенные императору», так что лишний раз я на своей шкуре убедился, что «умелое сочетание» (так в общевоинском уставе написано) шкурных и общественных интересов дает иногда потрясающий эффект – в смысле потрясания сознания или психики некоторых командиров и замполитов…