Февраль 2010. Митя.
В коридоре было уже совсем тихо: звонок прозвенел более двух минут назад и Митя, подгонявщий себя мысленными ругательствами, влетел в класс наперевес с ноутбуком. Он сразу понял, что происходит неладное, и когда девятый «А» класс начал расходиться по местам, где – то в середине аудитории заиграл телефон. Именно не позвонил, а заиграл включенный на полную громкость в непостижимом , но явно читаемом детском расчете.
Тут же Митя увидел две бутылки с темной жидкостью, стоявшие на парте неформального лидера класса Петренко и дело начало принимать совсем серьезный оборот. Идентифицировав жидкость по запаху как лимонад, Митя несколько расслабился и начал урок:
-Почему в классе свинарник? Дежурные?
Послышались смешки и кто- то негромко прокомментировал ситуацию:
-А по закону об образовании привлекать детей к работам, не предусмотренным учебным планом, нельзя!
-Я не спрашивал про закон, я спросил, почему в классе устроен хлев, и выключите, наконец, эту бор- машинку.
Музыка стихла, но класс продолжал оставаться на ногах и кое- кто начал присаживаться на парты, ситуация стала походить на бунт.
-Ну хорошо, - Митя сделал вид, что сдается,- вы хотите поговорить. Я не против. Но сначала уберите лимонад и давайте поприветствуем друг друга.
Петренко, что- то пробурчал и убрал одну бутылку, класс неровными рядами построился у парт и Митя пошел в наступление:
- Здравствуйте, дети. Садитесь.
Он нарочно назвал их детьми, выражая позицию возрастного доминирования, предчувствуя дискуссию и пока не понимая ее природы. Все сели, но Петренко остался стоять на ногах, видимо готовясь к речи. Поймав вопросительный взгляд учителя, он отважился на высказывание:
-Дмитрий Васильевич, а почему вы заставляете нас делать вещи, которые мы делать не обязаны? Вот даже по телевизору в новом сериале показывают, как в Москве ученики свободно пьют пиво прямо в школе и никто им ничего не может сделать?
«Вот оно что, - подумал Митя.- Ну ладно, валяй, выкладывай свою доктрину. Однако, урок идет, неужели опять не уложимся? Впрочем, бог с ним».
- Я так понимаю, что это общая позиция класса?- спросил он вслух и не получив отрицательного ответа продолжал: – Сережа Петренко прав в том смысле, что образовательное пространство нашей страны должно предоставлять равные права всем учащимся. Но! Эти права- права на получение образования! А то, что вы видели в сериале «Лицей», есть простая идеологическая диверсия.
Он замолчал, наблюдая за реакцией класса. Петренко сел, упрямо оставив руку на бутылке с напитком. Остальные сосредоточенно молчали, ожидая продолжения, и Митя продолжил:
-К сожалению, сейчас нет идеологии. Вообще никакой. А диверсии есть, и я предлагаю вам прямо сейчас обсудить природу этого феномена.
-Вы опять над нами смеетесь,- заговорил сидевший на первой парте Иван Семенов,- нет тут никакой диверсии, а скорей всего из-за денег.
Он не смог сформулировать мысль до конца, но общий смысл высказанного был ясен.
-Конечно из- за денег!- выкрикнул Петренко,- Там еще было, как учительница взятки брала и вообще там ученики, хозяева школы!
-Скажи, Сережа, как подписан твой дневник?- Спросил Митя, поняв общее настроение и решившись на небольшое воспитательное мероприятие
-Причем здесь дневник, - насупился Петренко. – Вы вообще чуть- что сразу за дневник, в Москве ученики плюют на дневник.
-О, нет,- продолжал свою мысль Митя, - Вы не поняли меня Сергей Петренко, ученик 9 «А» класса. Вы не написали в строке с именем и фамилией «Калигула Юстиниан».
Митя не знал, как звали Калигулу, но был уверен, что ученики слышали оба этих имени и заинтересуются непонятной темой
-Так вот, - продолжал он,- представьте себе человека, закомплексованного до такой степени, что он подписывается Каем Юлием Цезарем, а свое болезненное воображение выливает на экран от страшной зависти к настоящим людям.
- Это он про режиссера, - послышался шепоток, - точно, точно, там какая – то заморочка есть.
Митя сделал вид, что не услышал и продолжал свою речь:
- И это несчастное существо пытается облить вас грязью и сделать подобными себе, ибо подняться до вашего уровня оно не в состоянии. Теперь я вижу, что оно добилось все же своей цели, по крайней мере, в случае с Петренко.
Класс загудел, как потревоженный улей, голоса то вскипали, то переходили в шепот. Митя знал, что в ближайшую минуту говорить с классом бесполезно, поэтому стал прилаживать ноутбук к мультимедийному проектору, чтобы не потерять урок совсем.
-Ну а взятки?- не сдавался Петренко. - Это ведь правда?
Митя заледенел, чувствуя, что еще не много и может сорваться:
-Вы Петренко, давали взятки учителям или располагаете достоверной информацией о подобных случаях?- он ждал ответа, играя желваками и сверля взглядом по большей части не несчастного Петренко, а весь класс.
-Зачем же тогда показывают этот сериал?- спросил Семенов, пытаясь поддержать поверженного друга.
Из- за денег. – Ответил Митя, подумав про себя: «Для растления таких как вы, дорогие мои неокрепшие души».
-Дмитрий Васильевич, а черчение- то сегодня будет? – спросила Вероника Тополева, отличница и любимица всех мальчиков класса.
-Тополева, над тобой надо бы надругаться. В извращенной форме.- Проговорил самый маленький и по годам не повзрослевший Мишутка Санников.
Класс грохнул веселым и совсем не злым смехом, а Митя, с укоризной глядя на смеющихся, думал о том, что будущее для страны пока не потеряно.
Февраль 2010. Александр Дронов, ученик 10 «А» класса
В дежурной части было очень неуютно. После того как их провели в изолированную комнату мимо воняющего нечистотами «аквариума», мысли были уж совсем безрадостными. Дронов понимал, что глупо и серьезно попался, но угнетало его совсем не задержание.
«Шушера, дебилы, ботва!- мысленно крестил он милиционеров. – Они вообще не понимают, на кого подняли руку. Лишь бы отец поскорее приехал, он бы устроил этим лохам счастливую жизнь»
Дронов вспомнил, как его допрашивала дежурная из отдела по делам несовершеннолетних Ольга Тарасовна- член родительского его комитета школы.
«Наверняка настучит. Уж как минимум Трактористу, Дмитрию Васильевичу, будь он неладен, настучит. Лишь бы отец быстрее ехал. Где он пропадает? Всех уже забрали по домам, только Суслик остался, но у него то родители- обычная ботва, пусть сидит. Но я!» -бушевал Дронов в глубинах сознания: «Ну запомнят они меня. Надолго запомнят!»
Телефонный звонок выдернул Митю, из постели. Он посмотрел на часы и электронные 23.48, запрыгали у него перед глазами, обещая как минимум серьезные неприятности.
- Дмитрий Васильевич?- Зазвучал взволнованный голос,- не разбудила?
- Ничего, Ольга Тарасовна, я думаю, вы не просто поболтать. Внимательно.- он проговорил эту дежурную, услышанную когда – то из телевизора фразу без особого энтузиазма, но все же с ноткой официальности.
- Сегодня Дронов и еще трое из восьмого класса нашей школы задержаны в состоянии алкогольного опьянения. Патруль уже написал рапорта, так что делу будет дан ход.- затараторила трубка.
Окончательно просыпаясь, Митя начал лихорадочно соображать: Во- первых состоялось зафиксированное правонарушение, значит полетит программа школы по профилактике асоциального поведения. Во- вторых: участие в конкурсе на лучше учебное заведение становится под угрозой. В- третьих: идет всего лишь середина первого квартала, а на школе уже пятно. Конечно, в ответ он говорил совсем другое:
- Огромное спасибо за сигнал. Информирован, значит, вооружен, хотя сегодня уже ничего сделать нельзя. Давайте завтра, часиков в десять у меня в кабинете.
- Договорились, Дмитрий Васильевич, спокойной ночи! – И в трубке зазвучали гудки.
Он прошел на кухню и поставил чайник, насыпая в кружку лошадиную дозу кофе.
«Какая тут к черту спокойная ночь. Дронов, опять Дронов!- думал он под ровный гул чайника. – Каков мерзавец! И ведь наверняка выкрутится, а подставит восьмиклассников, уж это точно. Если сам не выкрутится, то отец отмажет. Господи, ну почему же нельзя ничего сделать?! »
Митя вспомнил, как в начале учебного года столкнулся с новичком, Дроновым, после драки на спортплощадке. Тот избил младшеклассника и когда Митя начал профилактическую работу, Дронов заявил скучающим голосом, что свидетелей у драки нет, и все разговоры о наказании не имеют никакого смысла.
Тогда Митя зашел с другого конца, и, ожидая душевного резонанса, осведомился, был ли он, Александр Дронов, в роли избиваемого «малька». Однако Дронов, глядя белесыми глазами из под полуопущенных век, заявил буквально следующее:
- Этот урод обозвал меня, а меня не смеет обзывать никто!- он произнес эту фразу с такой уверенностью и апломбом, что Митя слегка растерялся и в качестве вынужденного отхода осведомился, стал ли бы он, Дронов, защищать честь кулаками в стычке, скажем с Дулманяном, который был чемпионом округа по боксу и учился в одиннадцатом классе.
Напыжившись и изображая переполненного жизнью фата, Дронов процедил сквозь зубы:
-Да. Я бы стал. А вот он, если не полный кретин, наверняка нет.
Позже узнав о характере деятельности Дронова – старшего, Митя понял, что вместе с новым учеником школа получила новую большую проблему, ибо многие родители, достигшие большого прогресса в деле добычи денежных знаков, часто относились к своим детям как к партнерам по бизнесу и совсем упускали воспитание, либо переводили его в плоскость товарно-денежных отношений.
Вот и следующим утром в своем кабинете он увидел не майора милиции из отдела по делам несовершеннолетних, а бизнесмена в штатском, Дронова- старшего.
- Да, Дмитрий Васильевич, я слышал, что вас вчера ночью побеспокоили какой- то ерундой,- произнес Дронов- старший после стандартных приветствий. – Так вы забудьте об этом.
- Я бы с радостью, - ответил Митя, - но протоколы патрульно-постовой службы…
- Ошибка, Дмитрий Васильевич,- перебил его Дронов - старший, - нет никаких протоколов и не было никогда!- с нажимом на последнюю фразу он встал, и не прощаясь, вышел из кабинета.
Июнь 2010. Итоговый педсовет
- Дмитрий Васильевич, мы говорим ни о чем! – возмущался Миша, - да, я отвечаю за учебно-воспитательную работу, а вы за научно – методическую. Но кто же мог знать, что в алгебра в новой форме для девятого класса, будет сложнее, чем ЕГЭ для одиннадцатого?
Дискуссия проходила в Митином кабинете накануне финального педсовета и проходила она совсем не мирно.
-Ну что ты предлагаешь, Михаил Анатольевич? Что конкретно?- вопрошал Митя, не зная правильного ответа. Семь завалов за один год, причем Тополева шла на круглую отличницу. Что я должен сказать ей, что я должен сказать родителям, директору, наконец?
- Пересдаст ваша отличница экзамен в «традиционке», а в следующий раз ей неповадно будет. – ответил Миша, остывая. – А вообще я предлагаю написать письмо в Министерство. Где же логика: чтобы получить среднее образование достаточно решить три элементарных задачи, а чтобы закончить девять классов не достаточно даже восьми правильных ответов!
-Миша! О чем ты говоришь, какое Министерство, на, почитай! - взвился Митя, протягивая Михаилу Анатольевичу свежую бумагу с грифом Министерства
«…участились обращения учителей… так-так-так, - читал Миша, - из- за большого количества письменной отчетности в школах… Эгэ, хорошо,- бормотал Миша, но дойдя до подчеркнутых Митей слов, он остановился, снял очки, протер и снова водрузил их на нос. –Департамент отмечает, что недопустимо заполнение различных форм отчетности… напрямую связывать с деятельностью Министерства…»
-Ну что, будешь писать письмо? – ядовито поинтересовался Митя, глядя на вытаращенные Мишины глаза. – Теперь подумай вот о чем: с сентября мы должны будем перейти на новую систему оплаты труда и новую систему аттестации. Это превентивные удары по ветеранам и молодым специалистам, и уже ничем ты им не поможешь. Предполагается повальное тестирование на соответствие занимаемой должности.
- Допустим это правильно,- пробурчал Миша, - лезет, кто попало, в образование, и так уже у нас какое- то «Аум Сенрике», вместо педсовета.
- Вот. Вы в этом весь, Михаил Анатольевич! А осознаете ли вы тот факт, что вопросов этого теста нельзя достать? Нельзя подготовиться и нельзя помочь! В конце концов, нельзя отмазать в случае - чего! – Митя говорил импульсивно, и как с учениками перешел на «вы», подавляя собеседника.
Миша не ответил, и в разговоре наступила тягостная пауза, от которой делалось не по себе.
Наконец Митя, обдумавший свои же крамольные слова, продолжил мысль:
-Знаешь, почему у нас в школе не хватает учителей?
-Дело известное, работа адская, а платят крохи, - ответил Миша с сомнением, - да и травля идет везде, где можно.
-Нет, Миша, не поэтому. Просто людей, способных к работе учителя меньше стало. – Он сделал рукой успокаивающий жест, не давая себя перебить.- Еще полбеды, что нравственные идеалы исчезли, беда в том, что появились безнравственные.
Выдержав паузу, он продолжал:
- Дело совсем не в том, что Министерство проводит губительную для школы политику, дело в том, что оно на нас же перекладывает ответственность. И знаешь, что это такое?- для наглядности Митя покрутил письмом перед Мишиным носом.- Это дедовщина. Когда тебя бьют и тебе же приказывают молчать. Тюремная логика. Соображаешь?
Они и дальше бы продолжили обсуждение новых веяний в образовательной политике, если бы в кабинет буквально не ворвался учитель информатики Лаптев. Убедившись в отсутствии женщин, он начал настолько издалека, что Митя, с неудовольствием учуявший запах перегара, вынужден был прервать тираду:
-Володя, прекрати материться и скажи толком, что опять стряслось?
-Да так. Ничего. Посмотрел повестку дня. И в ней написано, что я должен выступать по переходу всех школьных компьютеров с «Винды» на «Линукс»
- И что? В первый раз что ли?- поинтересовался Миша, с любопытством разглядывая взлохмаченную шевелюру учителя.
-Нет б…ь, не в первый, но в последний, это точно. – ответил Володя и обращаясь неизвестно к кому продолжил. - Как же вы все меня достали! Позавчера заставили составлять сетку для еженедельных достижений учителя, из-за какой- то НСОТ. Вчера до ночи пришлось сидеть из- за вонючих рабочих программ, а сегодня на тебе: «Линукс». Если хотите знать, как только наша школа перейдет на «Линукс» тут ей и конец. (Вообще он употребил другое слово, но мы не решаемся привести его в оригинальной транскрипции, так как трактовка подобных слов в законе о чистоте языка не очевидна) У нас все железо, все библиотеки, вай- фай сеть, ну короче все, заточено на «Виндоуз», а у государства деньги на него кончились! Ну, кончились и ладно, в первый раз что ли? Не-е-т. Мы же теперь так не можем, у нас теперь порядок. Просто отлично, если хотите знать, на «Линукс» перешли всего две страны в мире: Куба и Грузия!
-Успокойся, Володя,- примирительно заговорил Митя. – Если не готов выступать- ладно. Обойдемся без твоего выступления, иди лучше домой и отдохни, как следует.
-А я и так уже дома. – ответил Володя уже совсем спокойно, - заявление об уходе написал. Так что с понедельника в отпуск и прощайте, товарищи, с богом, ура!
Он победно поднял указательный палец и уже собрался выходить, но тут, словно вспомнив о чем- то, остановился:
-Да. Мне шурин из ГИБДД позвонил. Этот, как его, Дронов, совершил ДТП: катался на мотоцикле и сбил человека.
Сентябрь 2010. Каждый шестой.
Известие, что министр образования в интервью проговорился о том, что по его мнению в России существует двести тысяч лишних учителей, Митя получил из Интернета, во второй половине рабочего дня. На его любимом учительском сайте шло бурное обсуждение, того, что каждого шестого учителя ждет увольнение. Однако читая очередное мнение по проблеме, Мите вдруг стало кисло. Ругательства и тактичные рассуждения лучшей части учительства несли в себе один страшный симптом, от которого становилось худо.
Митя даже себе не решался сказать, о том, что поставленный диагноз верен. Он понял, что учителя всей страны превратились в рабов.
«Если бы подобное заявление сделал министр, скажем, Греции, - размышлял Митя,- мы бы уже видели пламя пожаров и горы баррикад в «Евроньюс». Однако наши сограждане, даже те, которых непосредственно касается ужасное известие, слегка негодуют, причем в засекреченном ник- неймами виде. Наверное, день сегодня такой, «бэд- дэй» по английски. Значит надо ждать новостей и новостей ужасающих».
Он оказался прав до такого неприличного натурализма, что буквально выйдя из кабинета, был атакован учителем мировой художественной культуры, Кларой Эдгаровной Данайте:
-Дмитрий Васильевич, если вы не поможете, наша школа просто взорвется!
- Что случилось?- поинтересовался Митя, чувствуя толчки сердца.
-Этот негодяй, Дронов, привел девицу и сейчас они целуются в столовой, причем она сидит у него на коленях!
Митя немного расслабился, так как новость была плохой, но не убийственной.
-Я сделала им замечание, - продолжала Клара Эдгаровна, - а в ответ услышала такое хамство! Я просто не могу вам передать, что я услышала.- Она перевела дыхание и продолжала очень взволнованно: - Если вы не примите меры, я не считаю возможным продолжать работу в этой школе и думаю, другие учителя поддержат меня!
-Успокойтесь, уважаемая Клара Эдгаровна, я сейчас пойду и разберусь. По крайней мере, постараюсь.
Митя быстрыми шагами пошел в столовую и действительно застал там Дронова и неизвестную девицу, сидящую, правда, не на его коленях, а рядом.
-Добрый день, - ласково начал Митя, потирая руки на уровне груди, - Александр, мне бы хотелось побеседовать с вами тет – а - тет, в моем кабинете.
Не получив ответа, он продолжал:
- Вы, милая барышня, зарегистрировались на входе? Если нет, то программа «Вихрь – антитеррор» запрещает находиться посторонним лицам в помещении школы.
-А что я сделала?- спросила девица, невероятно вытаращив глаза из липкой оболочки косметики, - мы просто зашли попить сока…
Но договорить она не успела, потому как Дронов, побледневший от злости, прорычал:
-Иди к машине и жди меня там.
К удивлению Мити, девица, не пикнув, встала и пошла к выходу, неприлично виляя пятой точкой опоры. Дронов, меж тем закинул ногу на ногу, и вальяжно развалившись на табурете, процедил сквозь зубы:
-Мне некогда, поговорим здесь.
Митя снова сжался холодной стальной пружиной, готовый на любое мгновенное действие, едва удерживая себя в руках:
- Отлично, здесь, так здесь. Александр, вам никто не говорил что вы - хам?
Тот снова спрятал глаза за ламбрекены век и ответил весьма презрительно:
-Я знаю, что вы хотите сказать. Эта старая дева, чухонка из театра, позавидовала молодости и здоровью.- увидев, что Митя начал белеть лицом, он поспешно добавил, - впрочем, я тоже погорячился.
Митя остыл и с холодной злостью разглядывал наглую самоуверенную физиономию Дронова. Услышав о том, что его величество может даже извиниться при необходимости, Митя переключился совсем на другую проблему:
- Завтра Александр, вы принесете Кларе Эдгаровне свои официальные извинения. Прошу запомнить, что учителя нашей школы не просто ваши наставники, но еще и люди, а уж оскорблять женщину способен только настоящий подонок. Но сейчас я хочу выяснить кое- что другое. Вы приехали в школу на машине, не имея прав?
Дронов фыркнул, косясь на сжатые Митины кулаки:
- Это мое личное дело, но вам скажу, что отец купил мне машину не для того, чтобы она стояла в гараже.
-Значит, вы катаете свою подругу на машине без права управления и еще имеете наглость заявлять мне об этом? Отдайте ключи немедленно!- голос Мити возвысился необычайно, но это не произвело впечатления на юного мизантропа:
-Я ее катаю на кое- чем другом, - ответил он, но увидев, что может прямо сейчас получить затрещину, поспешно продолжил. – Если ударите меня, сидеть придется всю оставшуюся жизнь.
Митя осекся и почти прошептал:
-Пошел вон, сопляк, и беги скорее, потому что я пошел вызывать патруль ГИБДД.
В коридоре он встретил Мишу и вернувшегося в родные пенаты Володю Лаптева.
-Дмитрий Васильевич, ты только не расстраивайся,- начал Миша, заставляя Митю снова сжиматься внутри, - но нас в очередной раз переименовали. Теперь наша школа будет автономной.
Миша говорил о чем то еще, Лаптев ржал, но Митя уже не слушал их, глядя куда- то поверх бытия. Ему было уже не просто кисло, а невыносимо кисло. Он горевал. Горевал о бессмысленной трате сил и средств, горевал о потерянных ребячьих душах и о том, что его горе могло существовать только внутри его сознания.
Юридические игры и хитросплетения чиновничьих тропинок давно задевали его за живое, и новое, третье за этот год переименование, просто нагнало отчаянное желание напиться, о чем он и сообщил собравшимся.
Вся троица отправилась в «Берлогу»- достаточное дорогое и уединенное место, чтобы не сталкиваться там с учениками. По дороге они перебрасывались веселыми новостями, и байками, но Митя, думавший о предстоящей нервотрепке по смене печатей, штампов, вывесок, лицензий, аккредитаций, локальных актов, налоговых документов и бог знает чего еще, в разговоре участия не принимал.
В темной, пахнущей можжевельником и дубовой корой «пещере», которая была целью их путешествия, они заказали пива с орешками и сухарями, и, ожидая заказ, блаженно сидели в кабинке, которая отделяла их от мира тетрадей и досок. Митя, решился, наконец, завести серьезный разговор:
- Мужики, я сейчас подумал о том, что где- то уже читал про все это.
- Про что именно?- заинтересовался жизнерадостный Лаптев. – Если про этот кабак, так ты прав. У Есенина много всего такого написано.
- Нет, Володя, не про кабак, а про то, как с нами обходится государство. Говорит одно, делает другое. Двойной стандарт, подушевая повинность, сейчас вот закон божий на подходе.
- Прошлый век, - радостно подтвердил Лаптев. – А я тебе давно говорил, не приведет эта система ни к чему хорошему.
- Когда это ты говорил?- взбеленился Митя. – Ты вообще говоришь только неконструктивно и всегда с позиции троглодита: все, что тебе хорошо подходит как мещанину забываешь, а что полезно как гражданину - оплевываешь!
- Допустим, я троглодит,- признал Лаптев, плотоядно глядя на официантку, несущую поднос с бокалами, - тогда ты просто троглозавр. Кто убеждал меня, что можно ставить оценки только «четыре» и «пять»? Не ты ли говорил, что «тройка» это- ЧП и что за каждую тройку профессиональный учитель должен заплатить кровью?
Митя несколько смутился и уставился на глазок видеокамеры системы безопасности. Лаптев закурил и с удовольствием выпускал кольца дыма, Миша щурился от пучка света необычной формы, который посылал над его головой маленький софит.
-Да, я говорил, - продолжал Митя, хлебнув пива. – Говорил, потому что спасал тебя же от аттестации по «цифИрькам».
Он специально исказил слово и сделал ударение на второй слог.
- Я думал тогда, что это очередная идиотская гримаса бюрократизма! А сейчас! – он даже задохнулся от пришедшей мысли. – Сейчас, когда каждого шестого под нож…
-Оккупация. – сухо и внятно проговорил молчавший до этого момента Миша.
-Что?! – прошептал Митя.- Что ты сказал? Крыша поехала, Михаил Анатольевич?
- Нет, - также сухо ответил Миша. – Ты спрашивал, где ты про это читал. Так вот это все как раз очень похоже.
Митя виновато взглянул на друга и наконец признался самому себе, что мысль, которую он гнал, наконец приняла конкретные очертания. Вдруг все стало на свои места: и дикое давление на школу и аттестации и новый порядок.
«Труд делает свободным,- рассуждал Митя. – Значит вот оно как на самом деле. Чем больше трудишься, тем более шансов обрести бесконечную свободу, если конечно трактовать эту свободу как царствие небесное. Но никто ведь не знает, что это заранее подготовленный план, поэтому мучаются, мучаются как слепые в переходах. Везде чудится стена».
Он вытащил из – за пазухи наушники плейера и стал тихонько тянуть пиво, наслаждаясь подкатывающим забытьем, но не тут- то было.
«А зло на заливном коне взмахнуло шашкою.
Добро, оно всегда без кулаков, трясло культяшками!»- услышал он голос Юрия Шевчука из наушных динамиков.
«Вот оно что!» – возликовал Митя и выдернув наушники воодушевленно сообщил друзьям:
- Никакие они не рабы! Просто у них культяшки, потому что они - добро!
-Здорово тебя зацепило, - весело заорал Лаптев. – Даже спросить страшно, кто это никакие не рабы-инвалиды, которые добро?
- Да учителя же!- продолжал Митя, - их очень просто бить, потому что они безответны как по природе, так и по предназначению, понимаете?
Миша, немногословный в этот вечер подозвал официантку и заказал бутылку водки.
Через несколько часов Митя брел по тротуару, погруженный в звуки музыки с тихой радостью осознания истины. Он не обращал внимания на косой гаденький дождик и темноту, которой северный сентябрь охватывал его со всех неосвещенных сторон. Желтый глаз светофора беззвучно моргал по причине позднего часа, и Митя механически посмотрел в обе стороны, прежде чем ступить на зебру пешеходного перехода. Он не слышал звука несущейся посередине улицы иномарки и не видел хищных клыков узких ксеноновых фар.
Дронов гнал машину в исступлении, нажимая на педаль акселератора до упора. Абсолютная власть над немецкой двухсотсильной машиной завораживала его воображение настолько, что моментами он отключался от дороги и наяву воображал себя Дартом Вейдером, несущимся на межгалактическом истребителе. Вполне возможно, что дело было в волшебных таблетках, проглоченных накануне поездки, но он ощущал себя властелином вселенной, летящим в узком тоннеле искусственного света вперед- к дивным и вполне доступным для небожителя звездам.
В этот напряженный момент мы завершаем повествование, потому что Год Учителя к этому времени еще не закончился и весь заряд оптимизма и бодрости, который по замыслу его устроителей должен был всех, как одного, поднять на новые свершения, наверняка приберегался напоследок. Именно поэтому мы хотели закончить повествование словами Габриеля Гарсиа Маркеса из произведения «Полковнику никто не пишет», а именно последней фразой этого замечательного рассказа, но не смогли по одной маленькой, но весьма существенной причине.
Система видеонаблюдения, стоявшая в кафе «Берлога» сломалась в тот момент, когда Митя, Миша и Володя молча сидели в кабинке, потягивая пиво. По смешному стечению обстоятельств единственный стоп- кадр, оставшийся в памяти охранного компьютера, изображал троих благовидных мужчин с нимбами над головами. Причем у одного этот нимб состоял из табачного дыма, у второго походил на спецэффект от современной светотехники, а у третьего не поддавался никакому логическому объяснению и был, по всей видимости, последним кризом в мозгу дорогой японской техники впавшей в странный, не объясняемый инструкцией анабиоз.
К чести современных технологии можно добавить, что систему наблюдения удалось починить, и через девять дней работали все камеры кроме одной, давшей последнюю загадочную картинку, но еще через тридцать один день заработала и она.