На вопрос, что первое приходит на ум, когда произносят слово «школа», большинство из нас, не задумываясь, ответит: «Звонки». Особенные среди них сентябрьский, символизирующий начало ученической жизни, и майский, завершающий ее.
Первый в жизни праздник «Последнего звонка» я проболела. Предназначался он совсем не мне, а десятиклассникам, которых наш 1Б должен был поздравлять с окончанием учебы. Но воспаление легких не позволило сказать ни слова из выученного наизусть стихотворения, а значок с изображением мультяшного волка – подарок выпускников, вместе с похвальным листом за отличное окончание школьного года, мне, выписанной из больницы перед самыми каникулами, принесла мама.
За следующие семь ученических лет подружившиеся было со мной пневмонии перестали донимать. А, может, это я перестала на переменках бегать домой, по детской безалаберности и врожденному «русскому авось» забывая заглянуть за пальтишком или шубкой в раздевалку? Не уверена, хотя школьные годы полны сюрпризов.
Однажды, в девятом, меня вызвали в учительскую и кто-то из педагогов, наверное, завуч, сказала: «Наташа, скоро «Последний звонок». Решено, что в этом году подавать его будешь ты и Лёша Гром».
«Ох! – совсем недавно упросившая папу обстричь мои длинные волосы, я похолодела, – Старшие девочки с белыми бантами будут выглядеть королевнами… А какой бант сможет удержаться на моей мальчишеской прическе?»
Но переживания быстро сменились молчаливым недоумением.
«Почему подать звонок поручили не первоклашкам, как это заведено, а нам с Лешей, ученикам старшей параллели?», – думала я…
Пионерская и комсомольская организации школы работали на совесть: в моем мозгу абсолютно четко зафиксировалось, что важные и ответственные задания поручают только самым лучшим. Я же отличницей давно не была, а занятия спортом увлекли настолько, что уже с натяжкой числилась и в хорошистах. Да и Лёша был не лучшим представителем своего класса. Улыбчивый, умный, талантливый, не менее спортивный. Он играл на гитаре, пел, и … лихо успевал растрачивать неординарные свои задатки на всевозможные хулиганства, не говоря о том, что тайком покуривал с другими «отпетыми» за спортзалом. Что, впрочем, не помешало ему, пропагандируя здоровый образ жизни, написать иронические строчки «За углом курил «Опал»,/ Повернулся и упал» для общешкольной «Молнии».
Памятный день нашего с ним девятого ученического мая выдался чуть прохладным, но ярким и солнечным. Ветерок едва перебирал молодые листочки тополей и берез. Выпускницы в белых фартуках, с нарядными бантами и выпускники «при полном параде» в ожидании выстроились на поселковой площади. Напутственные речи учителей, пожелания доброго пути, и вот – я шагаю по бетонным плитам рядом с высоким красавцем Лёшкой (да, он красив, хотя нравится мне совершенно другой мальчик), чьих случайных прикосновений пугаюсь, будто они могут впоследствии уличить в чем-то недостойном. Мы звоним в колокольчик (до чего увесисты и неловки эти школьные колокольчики!). Звук его уносится в небесную синь, отрикошетив от стен одного из домов, построенных переселенными в начале войны из Поволжья на Север немцами. Рикошетит и в сердце – дома имеют свою, не самую светлую историю.
Архитекторам, наряду с другими специалистами, оказавшимся в числе переселенцев, предложили создать проект застройки части Пуксоозера. По представленным вскоре чертежам в центре поселка планировалось возвести четыре двухэтажных дома, каждый из которых, если взглянуть с высоты, напоминал безобидную равностороннюю линейку-уголок, какими пользуются закройщики. Они должны были располагаться по углам главного поселкового перекрестка строго напротив друг друга.
Строители успели возвести два дома, когда бдительность советского руководства обострилась. И немудрено: фашисты наступали, а значит, от переселенцев следовало ожидать любого подвоха. Искали его недолго – достаточно было повнимательней взглянуть на чертежи. Коварство проектировщиков проявилось как на ладони: воплотись задуманное, и с пролетающих самолетов на земле российской глубинки можно было бы увидеть очертания креста, изображаемого на немецкой военной технике.
Дальнейшее строительство тут же запретили, на месте так и не начатых домов появились хозпостройки и магазинчик…
Прошло полтора послевоенных десятилетия, прежде, чем территорию заново расчистили, обустроили площадь и установили на ней обелиск, ставший гордостью пуксоозерцев.
Прошествовать по бетонным плитам мимо Вечного огня и трибуны, когда на тебя обращены множество глаз – особая честь. В конце мая 1986-го она выпала на нашу с Лешей долю. Мы шли по площади, звук колокольчика задавал ритм шагам, но, казалось, время замедлило ход. Стих ветерок. Исчезли все посторонние звуки. А медный колокольчик звенел и звенел – о погибших в годы войны, о дне сегодняшнем, о дорогах, которыми предстоит пройти стоящим в строю выпускникам. И только едва уловимые то там, то здесь движения девичьих рук, смахивающих непрошенные слезинки, подтверждали: жизнь идет своим чередом.
А через год наступила и наша очередь покидать школу. Но этот «Последний звонок» почти не отложился в моей памяти. Не только потому, что наш класс, ставший после объединения двух девятых, а годом раньше трех восьмых, одним большим десятым, не успел сдружиться настолько, чтобы жаль было расставаться. Нам не повезло и с погодой. Несмотря на солнце, холод не желал уступать дорогу теплу, и колокольчик в руках первоклассницы прозвенел наше прощание с детством под сводами спортзала.
Не считая экзаменов и выпускного вечера, это была моя последняя встреча с Лешей Громом в поселке. Следующая, прощальная, случилась через 23 года в Няндоме. Только на этот раз я шагала рядом с другим одноклассником, Сережей Реймой. Мы провожали Лешу. В последний путь.
Ах, Лешка! Сколько еще «Последних звонков» услышала я за это время… Нет, не как педагог, что было бы правильнее, – как журналист. И каждый раз, любуясь девочками в наутюженных коричневых платьях и белых фартуках, я ощущала теплую волну ностальгии. По школе. По учителям. По своему, не безоблачному, конечно, но счастливому детству.
С распадом СССР школьное образование утратило многое. Но парадные формы девочек не забыты. Да, сегодняшние старшеклассницы надевают белые фартуки только один раз в году, но знаю наверняка: делают они это с не меньшим удовольствием, чем школьницы двадцать и тридцать лет назад.
В день «Последнего звонка» в первый и, возможно, единственный раз юной красавице не претит, что наряд ее схож с нарядом других сверстниц. В этот день не имеет значения и возраст надетого ею платья. Оно может быть новым, только что из ателье, но чаще – маминым или тетиным, обязательной принадлежностью учениц времен советского государства. Так не долговечностью ли школьного платья не только сохраняется память поколений, но и подспудно живет стремление к единению, которого так не хватает сегодня нам, русским?..
А в нынешнем мае мне предстоит услышать еще один прощальный школьный звонок. Прозвенит он для Дарьи – среднего моего ребенка, для ее одноклассников, для тысяч других мальчишек и девчонок, которые так торопились вырасти, что не заметили, как настал их черед сделать первый шаг во взрослую жизнь. И особую торжественность, особую яркость этому дню придадут не воздушные шары, не цветы, не напутственные речи, а девичьи белые фартуки. И хочется верить, что, несмотря ни на что, дочкино и многие другие поколения выпускников сумеют сохранить традицию последнего звонка такой, какой она пришла к ним, и передать ее своим детям.