Бабушки-старушки – ушки на макушки.
Сидят на лавочках, переговариваются, перекликаются, старое вспоминают, новое осуждают.
Осуждают - судят, значит, с высоты прожитых лет, с глубины жизненного опыта.
Не пройти мимо них, веет дорогами пройденными.
У кого дороги, у кого тропинки лесные, у кого просто прогулки по натоптанному.
Лица в морщинках, жизнь печать на них оставила лучиками, сеточками, клеточками.
Начертила, значит, на лицах сеточки-клеточки и глубинной украсила.
А в глубинах этих колодезных истину припрятала, ту, что в глазах бывает плещется, а бывает и нет.
Глаза то разные: у кого с прищуром злым, у кого с поволокой розовой, туманной, а у кого широко распахнуты.
Вот в тех то, широко-распахнутых и плещется вода колодезная.
Глянешь в них и словно прохладился, остудился, испил глубину земную, тайну спрятанную.
А как испробовал сладости, как вкусил знание глубинное, так уж тут и несет далее.
И нет сил остановиться, и нет другой дороги кроме этой.
Бывает в пути устают, присядут и подумают – ну его, прогуляться бы тропками натоптанными и не гоняться за призрачным.
А потом как вспомнят глаза с прищуром, да и те -закрытые, словно пеленой укутанные, снова встают и путь далее продолжают.
Хотя бывают и те, кто сворачивают, или останавливаются.
Становятся, значит, словно яблоки, изъеденные червями внутренними.
А кто силу в себе побудит до конца идти, те и находят колодец в какой-нибудь, богом и чертом забытой, деревушки.
Стоит посередине и ждет путника запыленного.
Только ведь подходит путник за одним, а зрит то совсем иное.
Тайное – оно такое, в руки не сразу дается.
Бывает забросишь ведерко вниз, с жадностью достаешь, а там нет ничего.
Еще забрасываешь, и опять ничего.
Коль не получается со дна достать полное – значит не твой колодец, идти далее тебе.
И тут многие сворачивают или погибают, от жажды внутренней сгорают, от нетерпения.
А коли забросил и достал сразу, то тут и приходит понимание, что вот ведь она твоя клеточка основная, квадратик магический, отпечаток на лице твоем.
Заглядывают в него, в глубь, и истину зрят.
Только ведь у каждого она своя оказывается: у кого-то вдруг образами заплещется, у кого-то нотами выстроится, у кого-то числами шифруется, а у кого-то словами выписывается.
Разная –то, разная, а суть одна проглядывается и тайной в морщинки прячется, и в глазах водой колодезной охлаждает.
И когда возвращаются домой, обратно, садятся на лавочки с другими и давай старое вспоминать и новое осуждать, да, ожидать пока очередной в глаза глянет и к тайному прикоснется.