У Ирины Петровны заболела сестра...

Яна Линдаева
     У Ирины Петровны заболела сестра. Она лежала на больничной койке бледная встревоженная и жалкая. В сгибе локтя торчала капельница. Постельный режим. Инфаркт.
     – Ириша, – холодные пальцы сестры сжали руку Ирины Петровны, – у меня там Одри одна осталась… Она йоркширка, породистая, нежная...
     – Я покормлю, Верочка, и погуляю. Не волнуйся.
     – Ириша, ты поночуй с ней. У нее щеночки будут… она переживать станет, плакать.. – сестра сама чуть не плакала, – всего десять дней, пока Светка с мужем приедут.
     Лицо Ирины Петровы скривилось, помимо ее воли. Сестра заметила, тяжело вздохнула и отвернулась к стене.
     – Хорошо, Верочка, поночую. – Ирина Петровна сделала над собой усилие, – прямо сегодня и останусь. – И тоже вздохнула. Сестра оживилась, улыбнулась, тайком вытерла слезинку.
     – Спасибо, Ириша. С ней гулять не надо, она в лоток ходит, как кошка. А ест «Чаппи».
     Надо сказать, что Ирина Петровна не просто не любила домашних животных, она ими брезговала. И ночевать в квартире с собачкой, даже с такой милой, чистенькой и ухоженной, как Одри, было выше ее сил. Она, будучи в гостях у сестры, никогда не подпускала собаку к себе. Но сестра была старшая, любимая и заболевшая. Отказать ей Ирина Петровна не могла.

     Одри поджидала Ирину Петровну, сидя в прихожей. Она стучала хвостиком по паркету и тоненько поскуливала:
     – Ах-ах-ах-ах-ах! – жаловалась.
     Но Ирина Петровна Одриных чувств не разделила. Она так строго поглядела на собачку, что та, поджав хвостик и повесив ушки, потрусила прятаться в корзинку.
     И тут Ирине Петровне стало стыдно. Так стыдно, что щеки ее запылали, а на глаза навернулись слезы. Но собаку она не позвала, пошла готовить еду сестре в больницу, а ночью спала очень плохо. Все прислушивалась, как вздыхает и возится в своей корзинке страдающая Одри.
    
     Прошла неделя.
     Вечером Ирина Петровна, как всегда, шла ухаживать за сестрой и думала, что сегодня взяла слишком много еды. Не съест Верочка всего, да и нести тяжело. Войдя в палату, она присела, чтобы перевести дух, вдруг сумка опрокинулась и из нее серым клубком выкатилась Одри.
     – Ой! Одричка! Иришенька! – сестра вскочила и подхватила собачку, – девочки мои любимые! Подружились!
     От такого собачьего самовольства у Ирины Петровны просто захватило дух. Ноги подкосились, воздуха катострофически не хватало, в носу застрял щипучий комок.
     Одри плотно прижалась к теплому хозяйкину боку, мела хвостиком и постанывала от наслаждения.
     Когда Ирина Петровна пришла в себя, она заметила, что соседки по палате все собрались возле кровати Веры Петровны и наперебой обсуждают ее, Ирины Петровны, «замечательную чуткость», а также «Одричкину восхитительную верность». Именно так они и выражались.
     Ирина Петровна улыбнулась, рука ее сама собой протянулась и погладила собачку. Она ощутила мягкость шелковой шерстки, худенькие ребрышки, позвоночник и тугие выпуклые бока.
     – О, Господи! И правда, щеночки!... – Ирина Петровна даже прослезилась от умиления, а Одри принялась быстро и мелко нализывать ее пальцы маленьким горячим язычком.

     Сестра Ирины Петровны выздоровела на удивление быстро. А Одри принесла шестерых крошечных щенков, размером с мышку – серо-подпалых йоркширских терьеров.
     – Верочка, – спросила Ирина Петровна, задумчиво поглаживая Одри, – а сколько стоит такая собачка?
     – Ириша, если ты для себя хочешь, то мы с Одри тебе так подарим, – лукаво улыбнулась сестра, а Одри вздохнула и блаженно растянулась на черной юбке Ирины Петровны.