... Этим субботним утром, когда не нужно было спешить на работу, Катя встала и внимательно поглядела на себя в зеркало. Она увидела, что за зиму как-то сильно обесцветилась, и это ее очень огорчило. В зеркале отразилось серое лицо, серые глаза, брови, ресницы, бледно-розовые губы и серые волосы. Последнее обстоятельство Катю особенно расстроило.
- Ой, мама! - воскликнула она, - какая я стала серая!
- Нашла о чем грустить! - возразила мама, прихлебывая утренний кофе, - возьми косметичку и подкрасься. Весна, авитаминоз... скоро загоришь, и все будет нормально.
- А волосы?! - не унималась Катя, - они тоже серые!
- Катя! - мама засмеялась, подошла к дочери и обняла ее за худенькие плечики, - наша химическая косметическая промышленность давно изобрела чертову уйму различных средств для окраски волос. Краски, оттеночные шампуни, бальзамы... С них, кстати, советую и начать. Хотя, лично мне ты серой вовсе не кажешься.
- Катенька, да ты у нас красавица! - откликнулась с кухни бабушка. - Иди кушать, а то оладушки остынут! Нынче масляна неделя, масленица!
А папа ничего не сказал. Потому-что одной рукой он держал газету, а другой засовывал в рот румяный бабушкин оладушек.
Часа через два Катя с собакой вернулись с прогулки. Собака с грязными лапами и мокрым брюхом, а Катя с несколькими красивыми разноцветными коробочками.
Поизучав, надписи и аннотации, она отправилась в ванную. Колдовать.
По замыслу производителей оттеночных бальзамов и самой Кати, ее волосы должны были приобрести приятный глубокий коньячный цвет.
На торжественное снятие полотенца с Катиной головы подтянулась вся семья. Катя раскрутила тюрбан и встряхнулась. Сцена получилась, как в "Ревизоре".
Первой отмерла Собака. Она коротко вякнула и полезла под шкаф, стуча локтями и лодыжками.
То ли Катины волосы устали за зиму, то ли они изменили свою структуру за прошедшее дымное лето, но цвет глубоким, коньячным и приятным не получился. Он оказался ярко-оранжевым, с красноватым отливом - цвет взбесившейся морковки. Короче, экстрим.
- Нуууу.... Очень молодежно... - буркнул папа и снова уткнулся в телевизор. Бабушка всплеснула руками, а мама спросила со знанием дела:
- Ты что, смешала все, что принесла? - и попыталась Катю успокоить, - ничего, это быстро смывается!
Катя заревела. Она плакала как обиженный, обманутый ребенок, сладко, с подвываниями. Крупные слезы капали на пол с подбородка и кончика покрасневшего носа. Зрелище было уморительное. Все наперебой принялись ее утешать, обнимать, сушить. Папа забыл свой телевизор, ходил вокруг Кати, взмахивал руками и пытался произнести что-то утешительное, но у него вырывались одни лишь междометия. Он всегда был немногословен. Бабушка прижимала Катю к груди и гладила по спине, а мама достала фен и принялась за дело. Даже собака вылезла из-под шкафа и, повизгивая, лизала Катину руку.
После сушки волосы оказались не такого ужасного цвета, но все равно очень рыжие. Зато они были волнистые, шелковистые, блестящие и заливали Катину спину роскошной медной лавиной. И как-то сами по себе зазеленели глаза, зарумянились щеки, посветлело лицо, но Катя ничего этого не увидела, потому-что ушла в свою комнату переживать.
Переживала она не долго. Утром, порадовавшись яркому солнечному дню, Катя собралась пойти в парк, где проходили гулянья Широкой масленицы. Она спрятала рыжую голову под глубокую шапку и отправилась. Блинков поесть, людей посмотреть.
Масленица шумела - пела, плясала, угощала блинами, баранками, чаем и шашлыком. Блины и шашлык жарили тут же, при народе, и все ели, обжигаясь и смеясь. Небольшой добрый беленький меринок изображал единорога. Его кормили остывшими блинами, гладили по бархатным губам, подсаживали в седло детей. А он фыркал, благодарно мотал мордой и прядал ушами. Кричали клоуны и зазывалы, детвора, визжа, скатывалась с ледяных горок, на катке крутились самодеятельные фигуристы и разыгрывались хоккейные баталии. На импровизированном ристалище сражались, "не за страх, а за совесть", почти настоящие мечники, латники, кирасиры и рыцари. Трубили герольды, томно вздыхали и жеманились "дамы сердца".
Возле летней эстрады вознесся Масленичный столб с сапо'жками, баранками, игрушками. Столб был высоченный, толстый и гладкий. Влезть на него оказалось делом нешуточным.
Катя потолкалась в толпе, поглазела на покорителей столба и направилась к фольклорному ансамблю, который плясал, пел и водил хороводы "в народе", зазывая и вовлекая в действо всех, кто не успел увернуться. Катю тоже вовлекли. Она, пританцовывая по кругу, пела хором "Порушка-Параня", когда мимо нее, шипя и подпрыгивая, пробежал низенький круглый дядечка. За ним следом резво поспешали две девушки.
- Ну, где?! Где Эльвира?!! Где эта рыжая бестия?!! Как заболела?! Неееееет, вы меня без ножа режете! А кто же мне Весну изображать станет?!! Уже скоро чучело сжигать! Что хотите, делайте, ищите Весну!
В это время хоровод побежал по кругу, Катя споткнулась, ее подтолкнули сзади, и она, стараясь удержать равновесие, неловко качнулась вперед. Шапка упала, и волосы хлынули из-под нее рыжим пламенем!
- Вооооот!!! - завопил дядечка и от возбуждения подпрыгнул, словно мячик, - вот Весна! Хватайте ее и на сцену!
Девушки и вправду, недолго думая, выхватили упирающуюся Катю из хоровода и потащили ее за летнюю эстраду.
- Вы что, с ума сошли?! Отпустите меня немедленно! Не буду я никого изображать! - отбивалась Катя. Но силы были не равны.
- Ну, пожалуйста, миленькая, ну что вам сто'ит! - затараторили девушки, перебивая одна другую. - Это же ненадолго! Попляшете с нами, споете. Мы видели, вы умеете! А потом чучело Масленицы подожжете и все. А мы вам денег заплатим!
- Не надо мне никаких денег! - волновалась честная Катя, - я же не артистка, я вам все представление провалю!
- Не провалите. Там и проваливать нечего! - кругленький дядечка уже взял себя в руки и успокоился. Он покачивался с носков на пятки, разглядывая Катю, как петух, то одним глазом, то другим, наклоняя и поворачивая голову то вправо, то влево. - Вас как зовут?
- Катя, - сказала Катя и огляделась.
Она стояла позади летней эстрады в небольшом фанерном павильончике. Кругом были разбросаны костюмы, валялись тюки с реквизитом и призы-подарки. На небольшом столике стояло большое зеркало, коробочки и баночки с гримом валялись вперемежку с пластиковыми стаканчиками и надкусанными бутербродами.
- Хороша! - изрек, наконец, дядечка, - даже лучше Эльвиры! Быстро намажьте ее, одевайте и на сцену! Врееемяаа!!!
На Катю, прямо поверх пальто, напялили длинный зеленый балахон и подпоясали его сутажным шнурком. На макушку надели фетровую шапочку, расшитую аляповатыми цветами - весенний венок - и распушили ее огненные волосы.
- А кто этот дядечка? - спросила она, послушно подставляя руки и голову.
- Это наш режиссер, Денис Витальевич! Дени де Вито! - прыснули девушки. Действительно, сходство со знаменитым комиком было разительное. - Ты его не бойся, он добрый, он просто так ругается, для шума.
- Вот я вам щщщас покажу "для шума"! Все бы вам над стариком Девитычем потешаться! - ворчливо отозвался откуда-то Денис Витальевич.
Девушки засмеялись, захихикали, стали оправдываться, и видно было, что это старая игра, рассчитанная на свежего зрителя. Кате накрасили щеки, губы, глаза и вытолкнули ее в середину хоровода.
- Вееееснааааа приииишлаааа! Вееееснаааа краааснаааа! - тут же запел хоровод, - Прощай Маааасленицааа! Прощай Маааасленицаааа!
Катя быстро включилась в действие. Ее охватил кураж, она танцевала в хороводе и по улыбающимся лицам артистов видела, что все делает как надо. Потом Катя-Весна боролась с Зимой, которую изображал худенький миловидный паренек, наряженный до неузнаваемости.
Зима свистела, завывала, взвизгивала, боком прыгала по сцене и кидалась снегом, попадая, большей частью, в зрителей. Суматохи от нее было, хоть отбавляй! Катя победила Зиму, еще поплясала, попела, и получила в руки зажженный факел. Чучело Масленицы выкатили на середину танцевальной площадки перед летней эстрадой. Оно было соломенное, большое - в два человеческих роста - и очень симпатичное. Кате было ужасно жалко его жечь. Она замешкалась, но ее снова кто-то подтолкнул в спину. От пинка Катя вылетела факелом вперед и воткнула его прямо в живот чучелу. Потом подожгла ноги, пламя охватило всю фигуру, и Масленица запылала, расстреливая искры и внушая присутствующим мистический, таинственный благоговейный языческий трепет.
- Вееееснааааа приииишлаааа! Вееееснаааа краааснаааа! - запел хоровод и пошел вокруг горящего чучела. - Прощай Маааасленицааа! Гори Маааасленицаааа! Веснааааа, подари нам урожай! - Кате поднесли плошку с зернами, и она щедрыми горстями рассыпа'ла рис, пшено, перловую крупу и горох на зрителей, окружавших Масленичный хоровод. Все смеялись и подставляли ладони и шапки.
Масленица догорела, праздник кончился, разошелся последний народ. Опустошенная и какая-то сдувшаяся Катя сидела в павильончике с артистами. Она пила шампанское из пластикового стаканчика и ела теплый еще шашлык с холодными дареными блинами, слушала актерские байки и с готовностью смеялась шуткам. Но взгляд ее блуждал, мысли были далеко, вся она еще пребывала во власти захватывающего, волшебного зрелища горящей Масленицы.
- Как же хорошо началась у меня весна! - вдруг мечтательно воскликнула Катя. И все замолчали, тоже задумались, проникаясь Катиным счастьем и томленьем. А Денис Витальевич сказал:
- С дебютом тебя, девочка моя! Теперь ты не сможешь быть прежней. Теперь ты навсегда останешься немножко Весной. Жизнь твоя с этой минуты изменится... Ты слушай меня, верь. Старик Девитыч никогда не ошибается! Тебя нам просто Бог послал!
Домой Катя пришла уже затемно. Семья начала волноваться и встретила ее тревожными упреками и расспросами, но взглянув на счастливое Катино лицо, все просияли. Ее тормошили, раздевали, восклицали и разглядывали подарки, ворох которых она притащила с собой. Маме серенького доброго зайца, папе улыбающегося желтого льва, а бабушке чудесную курочку-Рябу на чайник. Даже собака получила в подарок специальный собачий пупырчатый мячик, неизвестно каким образом, оказавшийся среди призов.
- Катенька! - бабушка умиленно прижала Рябу к груди, - а ты-то как же без подарка осталась?!
- Я не осталась. Мне вот что подарили! - и Катя вытащила из рюкзачка ту самую фетровую шапочку Весны с аляповатыми цветами, - я в ней Весну играла.
Катя пила чай с семьей, ела последние вкуснецкие бабушкины оладьи и рассказывала, рассказывала, рассказывала... И, вдруг утомившись, зазевала, затерла глаза, стала ежиться и потягиваться...
- Отстаньте от ребенка! - прикрикнула на родителей бабушка. - Не видите, что она сидит из последних сил?! Пусть идет спать! Завтра дорасскажет.
Раздевалась и укладывалась Катя, как сомнамбула. И уже засыпая, на грани сна и яви, счастливо улыбаясь, подумала, что впереди восьмое марта, папины поцелуи, подарки и еще целых два выходных дня.
2011 год.