Взрослые дочери... Татьяна Колосова

Литклуб Листок
Надя спешила домой с работы, когда её окликнули. Она оглянулась и увидела Веру Ивановну, или тётю Веру, как все её называли, Колькину мать.

- Ты бы зашла к нам, доченька, Коля болеет очень, - сказала она.

Надя очень торопилась, поэтому бросила на ходу:

- Ладно, зайду, - и открыла калитку. «Надо же, вспомнили», - подумала она с неожиданной злостью. Всё уже давно прошло, отболело, только обида осталась…

Дома было дел невпроворот. Мать ворчала, что и бельё-то не стирано, и посуды немытой гора, а ей одной не разорваться. Надя любила мать, жалела её, но иногда срывалась и могла нагрубить. И чего ноет, вечно недовольна! Но бельё всё-таки постирала. А потом пришёл Сашка, и она совсем забыла о той встрече.

А через три дня, когда она отсыпалась после работы, её разбудила мать и сказала:

- Наденька! Ты не слыхала? Колька-то, говорят, помер…

- Какой ещё Колька? Отстань! - недовольная, что помешали выспаться, пробурчала она сквозь сон. И тут до неё дошло! Колька? Как умер? Когда? Почему умер? Она уселась на кровати, испуганно глядя на мать.

– Не знаю, ты бы сходила, что ли? Чай, не чужие...

...Да, не чужие… Всё это было давным-давно - можно сказать, в прошлой ещё жизни. Колька был самым красивым парнем на их улице. Не одна девочка была бы рада закрутить с ним любовь, да и он их не отталкивал, но вот в то лето остановил свой выбор на Надьке. А она-то! Она уже давно его любила - лет с двенадцати, наверное. А ему уже было тогда почти восемнадцать… И он совершенно не замечал её. Ну, ещё бы! Колька! Высокий стройный блондин с ярко-синими глазами, чем-то даже на Сергея Есенина походил. И он отлично знал это. А она - пигалица с девчоночьей косой… Никак не решалась подстричься и сделать модную причёску, да и мать не разрешала. «Что в тебе красивого, Наденька, - ласково говорила она, - так это волосы и глаза…». И Надька привыкла считать себя дурнушкой. Но вот заметил же! И плевать ей было на всё и на всех! В первый же вечер Колька поцеловал её, шепча ласковые слова. Знала, что нельзя ему верить, но вот верила, и всё тут!

Когда узнала, что будет ребёнок, не испугалась, а обрадовалась:

- Это же Колькин, как ты не понимаешь? - твердила она матери, когда та заикнулась было об аборте. И мать смирилась, даже, похоже счастлива была, что внук будет. А законный или нет - какая разница! Своя кровиночка…

А Колька? Колька и не обрадовался и не огорчился, когда она ему сказала. Было обидно такое равнодушие, но встречаться продолжали, правда реже, а о семейной жизни и раньше-то разговора не было. «Ладно, - думала Надя, вот родится сын, и мы будем вместе!»

Сын родился, а Колька уже давно дружил с красивой Люськой с соседней улицы… Надя не плакала, она смотрела на маленького Кольку (вот взяла и назвала так, а кому какое дело?) и думала: «Ну и чёрт с ним, вот вырастет Коленька, тогда…».

Но Коленька не вырос. Ему едва исполнилось полгода, как он заболел воспалением лёгких и сгорел буквально за неделю. Надя с матерью похоронили его вдвоём, да соседи помогли, а Колька так и не явился.

После похорон Надька напилась первый раз в жизни и перерезала себе вены. Спасла её подруга, которая случайно зашла и увидела Надю в луже крови. Не растерялась, перетянула руку жгутом и побежала за «скорой».

Надьку спасли, а зачем? Жить ей не хотелось, на могилку бегала каждую неделю, брала с собой бутылку и рыдала там навзрыд: «Сыночек мой маленький! Чего же ты не захотел жить, воробушек мой!». За какие-то три месяца превратилась в старуху. Но жить надо было и, чтоб не думать ни о чём, пустилась во все тяжкие: сегодня - один, завтра – другой… И вот что странно: были же такие, что любили Надьку, жалели её и замуж можно было выйти. Но не по ней были эти «тихони», как она их называла.

Вот и с Сашкой стала встречаться именно потому, что он далеко не тихоня, от него и в глаз запросто получить можно. Ревновал он её ко всем подряд, а к Кольке - больше всех. Трезвая она всё понимала и старалась не заводить его, а вот выпьет – и то именем Колиным назовёт, то плакать начнёт, то вообще буйной становится. Сашку это бесило. Вначале он пытался успокоить её, а потом уже и бить начал…

От такой несладкой жизни Надька ещё не раз вены себе резала, но как-то «не везло» ей - всё кто-нибудь рядом оказывался. На руках уж живого места не осталось, платья стыдилась с короткими рукавами носить… Нет, были, конечно, и с Сашкой светлые минуты, за два-то года.

- Невезучая ты у меня, - говорила ей мать. – Мою судьбу повторяешь…

Она всю жизнь почти прожила одна, всё тянулась на дочку свою единственную, вырастила - и на тебе! И ей счастья нет!

К Николаю домой Надюха пошла поздно вечером, чтоб меньше людей было. И как угадала - у гроба сидели только его мать да тётка, отца у Кольки давно не было. Она боялась посмотреть на гроб, на того, кто лежал в гробу… Неловко, как-то боком села рядом с его матерью. Глаза у той были сухие - видно, выплакала уже своё.

-Вот, доченька, простись с ним, не держи зла, знать, судьба вам такая досталась…

Надя боязливо посмотрела на Кольку. Да нет, это был не Колька! Разве он такой? Не видно синевы глаз, зато кожа лица стала синеватой. Губы крепко сжаты, а он чаще улыбался, скулы выступают… Ну, ничуть не походил на Кольку тот, что лежал в гробу. И всё-таки это был Колька… Его любимая рубашка в крупную клетку, серый костюм, его светлые кудри - вот только галстуков он при жизни не носил - его родинка над верхней губой…

Она сидела молча, ни о чём не спрашивая, не замечая, как идёт время. Только где-то в душе звенела, билась одна мысль, что ведь любила она его, непутёвого, всю свою недлинную жизнь любила, любит и сейчас… И мелькнула мысль, угасая тут же: «Ну вот, и встретитесь вы там с сыночком, а я? А мне то зачем жить?» И тут она вдруг заметила, что давно уже плачет, слёзы сами текут по лицу, не принося облегчения.

- Прости, Коля, прости, - чуть слышно прошептала она и поцеловала его в губы, в ту самую родинку, которую любила целовать раньше и, не выдержав, вскочила и выбежала за дверь, чуть не столкнувшись с Сашкой, который уже заждался её и пришёл заодно и проститься - ведь они с Колькой были приятелям когда-то…

Когда пришли домой, мать ещё не спала, ждала их. Она рассказала, отчего умер Колька. Нелепая смерть, мог бы жить и жить… Прыщик маленький на ноге вскочил, взял и сковырнул его. В больницу не пошёл, температура поднялась, ногу разбарабанило, дотронуться больно было, примочки холодные делал, да не помогло. Когда мать настояла и вызвала врача, было уже поздно: флегмона перешла в общее заражение крови. Пытались спасти, но организм не справился. На денёк бы пораньше…

А ночью Надька напилась снова, ревела навзрыд, а Сашка, тоже пьяный, орал:

- Что, сука, и мёртвого любишь? В губы целовала? Ну, так и иди к нему! - Ударил со всей силы по лицу и ушёл, хлопнув дверью… А в четыре часа ночи Надька снова перерезала себе вены, но испугалась почему-то, когда кровь брызнула фонтаном, закричала:

-Мама!

Очнулась Надя в больнице… Руки были перевязаны, болела голова, смутно помнилось всё. «Ах, да, Колька же умер, наверное, уже похоронили…», - вяло подумала она. Надька то засыпала, то опять просыпалась. Не было желания ни есть, ни пить. Никаких желаний не было, так бы всё спала и спала…

Приходила мать, приносила гостинцы: апельсины, шоколад…

- Не надо мне ничего, сама ешь, - ругала она её и опять засыпала. Дня через четыре в палату зашёл врач - молодой, энергичный. Он пощупал Надьке пульс, долго смотрел на неё и вдруг сказал:

- Ты что же это, красавица, мать изводишь? Посмотри, она же высохла вся, по тебе убиваясь! Выкинь всю дурь из головы, тебе жить да жить! Туда мы все успеем, не торопись! Пойдёшь санитаркой к нам работать? У тебя получится, глаза добрые… А в нашем отделении трудные больные, к ним с душой надо, кто сам не пережил ничего, не поймёт… В пятой палате мальчик без ноги лежит, так он всё приспрашивается, скоро ли протез можно сделать. Или вон у той женщины, что у окошка спит, сын в Чечне погиб. Ей думаешь, легко? Ну, идёшь к нам работать?

- Да, - чуть слышно ответила Надя…

Всю ночь она не могла заснуть, всё думала, думала… Вся её короткая жизнь прошла перед ней… Вот она совсем ещё девчонка, в школьной форме, с белым фартучком, с белым бантом в длинной косе, спешит домой порадовать мать аттестатом о восьмилетнем образовании, а навстречу ей Колька, живой, весёлый. Он подмигивает ей и бросает на ходу:

-Ну что, молодёжь, грызём гранит науки? - И это было счастье…

Вот они с ним вдвоём собрались за грибами… Тогда и случилось у них всё. Но она же любила! Не каждой в жизни так повезёт, что первым мужчиной оказывается любимый! И это тоже было счастье… Вот рождение ребёнка… И пусть не встретил её любящий муж и отец, но и это было счастье…

А дальше… Дальше пошла чёрная полоса. Но что же она - уродка какая-нибудь, или безрукая, безногая? Может, ещё появится и он, тот единственный, кого она сможет полюбить, и её полюбит? И дети ещё будут… Ничего, всё образуется, ничего…

Когда назавтра пришла мать навестить её и сказала, что приходил Сашка, с бутылкой, расспрашивал, как она тут, то Надя неожиданно для себя самой ответила:

- Да гони ты его, мама, к чёртовой матери! Я учиться пойду, в медучилище, заочно, и работать буду… Ты не плачь и не бойся больше за меня, слышишь? Всё у нас ладно пойдёт, ещё и внуков понянчишь.

И дай-то бог!