Честь берегу смолоду...
– Так произошло в моей судьбе, что в 18 лет я принял присягу, идя на фронт, а в 26 лет дал клятву Гиппократу, оканчивая Харьковский медицинский институт. Эти моменты составили фундамент моей жизни, личности, нравственной сущности. Остальное – судьба, а её, как родителей и Родину, не выбирают. Кто-то из поэтов написал: «Времена не выбирают, в них живут и умирают». Точнее не сказать!..
Я беседую с Виталием Ивановичем Гордеевым, в его квартире. Хотя, казалось бы, мы не раз с ним беседовали – о многом: и когда я работал под его руководством в онкологическом диспансере, организатором которого в сущности он являлся, и на охоте в угодьях Чаплынского района, и в самолёте Херсон – Киев, загоревшемся в полёте и совершившем вынужденную посадку в Кировограде… Он, я бы сказал, замкнут… скуп в беседе. Однако за многие годы знакомства – я не хочу сказать, что Виталий Иванович одарил меня своей дружбой – я накопил многие факты и события относительно его жизни, личности, профессиональной значимости и необыкновенной скромности…
Родился во Владивостоке, где служил его отец Иван Андреевич. Рос в семье настоящего солдата, служаки «военной косточки», за плечами которого были Первая мировая война и Гражданская война за Советскую Россию, к которой, как к матери, прижались и славянские, и азиатские народы пространства великой объединяющей Руси…
…В чёрном 37-ом году полковник Иван Гордеев был арестован, и в декабре того же года – расстрелян. (Ещё бы – служил у маршала Блюхера!) И это было только начало: посыпались постоянные вызовы в Сухумское НКВД жены полковника, матери двух несовершеннолетних детей – 12-ти летнего сына и 9-ти летней дочери… Что уж хотели узнать у вдовы заплечных дел мастера – это на архивных страницах протоколов и допросов… Вскоре она умерла, оставив двух сирот…
Всё было решено: мальчика – в спецприёмник, а девочку – в спецдетдом, где «сталинской улыбкою согрета, радуется наша детвора». Но – «Россия наша держится на бабушках» – была такая щель в законе: малолеток разрешалось отдать бабе и деду. Решительная бабушка, в возрасте 80-ти лет, приехала и забрала детей в Новохопёрск…
– Судьба перевернула новую страницу моей жизни. Дед и баба сразу определили в школу и наказали строго молчать об отце – умерли родители… А детство – оно и в безотцовщину детство – друзья, Хопёр, рыбалка… Надо уметь за себя постоять – хопёрские – ох, ловки в драке… А тут и война началась… Сказал деду: «Пойду на войну»! «Без сопливых обойдутся», – ответил дед. Однако в марте 42-го года уже призвали всех февральских, родившихся в 1925-ом году.
Истребительный батальон, Вольское пехотное училище, степи и саратовские ветра, вьюжная весна… Чай, сухарь, похлёбка да каша – чтоб могли ходить, бегать и окапываться… Это умение окапываться – спасло мне жизнь… Наш старшина по кличке Хрыч, обстрелянный солдат, говорил: «Быстро работай лопаткой, немец не дремлет. Сразу голову прячь. Руку, ногу – можно и одну оставить, а голова – она единственная, с неё и начинай, 3-4 кидка сделал – голову спас. Не раз спасся – миномёты на осколки щедры, фронтовики знают… В сентябре 43-го года, не окончив курса в училище, бросили нас три роты курсантов в район Кременчуга (кто ж знал, что 6-7 ноября 43-го года надо взять Киев?). Это был район отвлекающих боёв, попыток переправиться через Днепр в этом районе. Кровопролитные бои, неразбериха, окружения, прорывы под шквальным огнём… Нет, всё это не рассказать – это только можно пережить: когда поднять себя от земли нельзя, нет сил… и только одно желание быть живым толкает тебя вперёд, хотя тебе в лицо плюёт смерть… Так было.
После переформирования попал в миномётчики – тоже со смертью в обнимку. Сколько потерял ребят, друзей – не знаю, не помню… Неделя вместе прошла – друг на всю жизнь, а завтра он остаётся на земле, – достали немецкие снаряды!
Оглядываюсь на свою дорогу на войне – за спиной только холмики безымянные… Как выжил – не знаю… не прятался, не бросался бездумно… всё-таки из минометчиков попал в разведку… сказалась моя спортивность, ловкость, быстрота, гибкость… В герои не лез, за спины не укрывался. Переправился через Днепр, Дунай, Вислу, Одер… Через Одер мы переправились едва не первыми, найдя место, где фашисты не успели укрепить свой берег, – да в сумятице прорыва это осталось незамеченным… Да ордена и медали меня не обходили – Отечественной войны, Красная звезда… Значения им не предавал – всех награждали и меня тоже… Участвовал в штурме Берлина. Таких кровопролитных боёв не бывало до этого… Немец стоял с упорством обречённого – не на жизнь, а на смерть. А нас вела вера в победу и, по молодости, вера в то, что мы смерти не достижимы… Думаю: просто так суждено было, иначе – там, в самом центре Берлина, остаться живым было просто немыслимо. Мы ведём огонь по соседнему дому – там засели немцы – вдруг, залп и… стена, на которой мы – ссыпается от крыши до подвала... А это – семиэтажный домище…
Дальше – Победа!!! И радость, и растерянность, и неизвестность… И тебе только двадцать лет! Лучше всего ты знаешь, как «брать языка», как проползать по нейтральной полосе, можешь водить автомобиль на любой скорости, несмотря на обилие мин на дорогах, – тебе же только двадцать! Победа – она пришла ко всем, но по-разному: одним могильным холмком, другим – увечьем, третьим – орденами, славой, семьёй, а ко мне… Война окончилась – а как теперь жить? Куда податься?.. Лихие парни из Коканда зовут к себе – там, шоферуя в Ташкент, Фергану, Андижан, не пропадёшь… Нет, я решил твёрдо – это не моя дорога… Я же мечтал быть военным, но… Когда подбирали кандидатов для участия в параде Победы в Москве – я подходил по всем меркам: ростом, выправкой, фронтовой дорогой – боялся, что докопаются до скрытого об отце и… тогда… нет, не в штрафную роту, похуже… Домой! Уже в Новохопёрске решил – буду учиться! Стану врачом. Они – эти врачи – за годы войны, на моих глазах, на моих руках, спасали тех, и таких, кого я считал убитыми или смертельно раненными… Учиться – а всё забыто, стёрлось в памяти… Читал в годы войны урывками, учил уставы да разговорники для разведчиков… Тощий запас знаний, что и говорить. Учиться и работать – ведь есть-то надо ежедневно, да и гимнастёрку, галифе и сапоги с укороченными голенищами надо будет… Большинство студентов, похоже, тоже обстрелянные… мелькают и вчерашние школьники, девчат тоже мало, прошедших войну… Стал работать истопником – ночами печки топил: не до сна – огонь и в печке требует глаз да глаз. А учиться плохо не имею право – на глазах у всех – фронтовик, разведчик в орденских колодочках… Бывалые фронтовики старались не носить ордена… как-то стеснялись, ведь рядом были ребята на протезах, без руки… всякие были… Учился жадно – душа требовала, да и учителя – честь им и слава! – были первоклассные, настоящие профессора, учёные, не лихие выдвиженцы. Пристрастился я – к хирургии… Это было по моему темпераменту – действие и результат. В научный кружок ходил, в операционных стал нужным, приметили меня, прочили в аспирантуру, всё складывалось к этому… У меня этот хирургический механизм: чёткое включение знания в коре головного мозга с виденным в операционным поле сочеталось с моторикой рук, легко контролировалось прожитым и пережитым, освещалось сочувствием, а также тем, что вкладывает нам в душу или в сердце судьба или Бог, – это как тебе проще понять или написать…
На учёном совете института обсуждался состав будущих аспирантов. Не помню, кто председательствовал, но сказанное им врезалось в память: «Учитель, воспитай ученика, чтоб было у кого потом учиться». А дальше – формальности… И я рассказал (они меня все знали!) – родился… учился… воевал… награждался… мама умерла… сестра (её тоже готовили в аспирантуру!)… студентка… Отец И. А. Гордеев, полковник… РККА… в августе 37-го года репрессирован… с тех пор я ничего об отце не знаю… Стало так тихо – как глухой ночью на нейтральной полосе, когда даже не даёшь себе дышать, чтоб не было шума…. Скрывать уже не мог – я же завтра с дипломом врача…
Вопрос об аспирантуре отпал для Гордеева, так же, как и для его сестры, и больше не возникал…
– …Новая Воронцовка, районный хирург… Это не та Воронцовка, которую облизывает Каховское море сегодня – это бедное село, бездорожье, сытость ещё не в каждой хате… Война ещё напоминает о себе: нередко дети подрываются на её минах, снарядах, гранатах… И ты один на один в борьбе за жизнь. Не у кого спросить, тебе верят… А больные! Не те, что легко выздоравливают на страницах учебников… Всё по-другому… И снова – учиться. С работой справлялся, как говорят, но не раз ездил в Херсон, к Петру Ивановичу Юрженко – хирургу, фронтовику, заведовавшему отделением областной больницы. У него я стал прилежным учеником, и гордо считаю себя его учеником. Он называл меня Виталёза, а не Виталий. Его нравственной мерой было участие в ВОВ. Он был строг и остёр на язык, успех учеников его радовал и бодрил. В своих учениках он не видел конкурентов, как это нередко бывает у маститых светил. Учил охотно и умело. Время в Воронцовке мчалось, его удельный вес был недоступен пониманию: сутки спрессовались работой так, что ночь без рассвета становилась днём… Ночь приходила только тогда – когда сваливался от работы в спасительный сон…
Вызвал В. К. Булахов (зав. ОблЗо): «Завтра едешь в областную больницу хирургом. Минздравская комиссия решила: нужна свежая кровь в отделение – я предложил Вас, Виталий Иванович Гордеев. Вам это по плечу и по возрасту!». А в Херсоне Юрженко сказал: «Организуй онкодиспансер. Сапожников на работу ходит, а дело стоит. Бери всё в свои руки. Я помогу!» И снова, как князь Игорь, «ни сна, ни отдыха измученной душе». От работы в отделении никто не освобождает, а онкологический диспансер требует своё, как некормленый ребёнок – дай, и всё тут! Начали работу, получив корпус бывшего родильного дома, где в 1914 году был госпиталь Красного Креста. Установили аппаратуру, открыли две операционные, начали там оперировать. Бывало, что Юрженко говорил: этот больной неоперабилен, уж очень запущен… – а мы его оперировали радикально. Докладываем на заседании общества хирургов. Пётр Иванович резюмирует, не ревнуя: «Я горжусь своим учеником. Следовательно, я его научил правильно. И спасибо ему, что учился хорошо».
…Однажды Гордеева сманила морская романтика – мало ему показалось «фронтовых изъезженных дорог», переправ, взятых столиц… Ушёл в море на «Товарище» корабельным врачом с курсантами мореходного училища, – врач и на море врач!
Не могу не сказать о том, что с 1959 года Гордеев начинает публиковаться на страницах медицинских журналов и тематических сборников. Его научные поиски обобщают личный хирургический опыт при лечении язвенной болезни и рака желудка. В декабре 1966 года в Харьковском мединституте (где его хорошо знали, но отказали в аспирантуре!) Виталий Иванович Гордеев защитил диссертацию и получил степень кандидата медицинских наук. Успешная работа Гордеева (сменившего П. Юрженко, в должности главного хирурга области) в научном обществе хирургов, сотни часов в тяжёлых операциях в областных, городских и отдалённых больницах области – всё это было отмечено высокой наградой: рядом с боевыми орденами – орден Ленина…
И никогда Гордеев не выделяет себя как личность, как лидера, – всё только о своём коллективе, об учениках, о хирургах районных больниц Рогачика, Строгановки, Ивановки, Чаплынки, куда в сложных случаях много раз прилетает самолётом санавиации – ангелом-спасителем, а не сочувствующим при тяжёлом ДТП. Где-то – мог умереть, доставлен в больницу, врачам – мы должны спасти. Это врачебный максимум хирурга Гордеева! Он очень требовательный руководитель, прежде всего, к себе. Он точен, аккуратен, вежлив, никогда не повышает голоса, не перебивает, отлично разбирается в людях. Не даёт пустых обещаний, но уж если что-то обещает – сделает. Не перечисляет своих научных работ, а их уже опубликовано в журналах Москвы, тогда ещё – Ленинграда, Киева – около тридцати. Его ученики и сотрудники становятся кандидатами медицинских наук. Ему подвластны уникальные операции, требующие микронной точности, ювелирной взвешенности движений. Гордеев постоянно учится, а своим ученикам не устаёт говорить: «Не торопитесь «набить руку» – прежде голову надо озаботить знанием, хирург – не джигит-акробат, он сапёр без права на ошибку». Кто-то спросил его: – А как бороться с анонимками? – Если все в коллективе заняты работой, нет праздношатающихся – некому писать их…
Когда Пётр Иванович Юрженко по состоянию здоровья ушёл с должности главного хирурга и сложил полномочия заведующего отделением – это прошло точно смена караула, без кадрового цунами, как нередко бывает при смене лидера.
Плеяда хирургов Херсонщины воспитана Виталием Ивановичем Гордеевым – многих из них приходилось обучать буквально с хирургического «букваря», а, став хирургами, они сделали бы честь своим профессиональным статусом медакадемии или медуниверситету в Тернополе, Львове или Ивано-Франковске… Назову лишь некоторых: В. И. Припутников, В. Р. Полуэктов, М. М. Сербул, А. А. Близнюк. Не только их хирургический уровень, но их философская и гуманистическая фундаментальность, привитая в работе и общении с В. И. Гордеевым, дали – и дают – им это право.
А врачи, которые, пройдя школу у Гордеева, стали знамениты своей добротой, умением, бессребничеством, преданностью делу: А. И. Казимиров в Новой Каховке, Ф. А. Данилюк – в Геническе… Все подробности хранит персональная картотека, которую скрупулёзно вёл долгие годы своей работы областной онколог, заведующий хирургическим отделением областной больницы и главный хирург области Виталий Иванович Гордеев. (Все подобные документы должны храниться для будущего музея – а он ей-богу необходим – музея медицины Херсонщины).
…Летим в Киев, на конференцию по проблемам своевременного распознавания злокачественных опухолей. Нас четверо. Самолёт полон: первомайские праздники совпали с Пасхой. На листке календаря 21 апреля. Только взлетели – садимся, выходим из самолёта и видим: левое крыло в нескольких местах прогорело, оплавлено, закопчено до черноты… Нас успокоили и сообщили, что вылет в Киев через полтора часа.
– Виталий Иванович, время есть, давайте съездим в город… тут я родился, здесь был арестован мой отец… Гордеев перебил:
– Когда арестован?
– 23 августа 37-го года…
– В 37-ом, как мой, – глухо и грустно уронил Виталий Иванович.
Поехали в Кировоград. Нашли дом, где мы жили после того, как нас вышвырнули из квартиры, в которой жили прежде. Казавшийся мне некогда большим, он оказался маленьким и ветхим… Разговорились… Из этого города мы уехали 3 августа 1941 года с последним эшелоном, под бомбами. Ночное небо прошивали огневые точки трассирующих пуль… Рассвет немцы встретили в Кировограде… А мы шли по его улице 21 апреля 1967 года – прошло всего 30 лет – расстрелян отец, на фронте погиб брат… неисповедимы пути твои, Господи! За дни этой поездки я узнал от Гордеева так много и такого – что сегодня даёт мне право задавать ему вопросы, зная, что он не уклонится от ответа, и ответит, не страшась правды, не позируя и не виляя…
– Виталлий Иванович, что-то не так в нынешнем здравоохранении? В медицине, в профессиональном быте?
– Ты сам видишь и понимаешь: не может некто диагностировать, а некто – лечить или оперировать… Нет, специализация необходима, но расчленение сердцебиения и дыхания на фазы – диагностику и лечение… Это же цельный физиологический и умственно-нравственный процесс.
– Виталлий Иванович, что Вы скажите об оплате врачебного труда?
– Прежде бытовала такая легенда… Сталину доложил Молотов, что для того, чтобы набавить врачам зарплату, надо несколько миллионов рублей (якобы в 39-ом году!) Лучший друг советских врачей ответил: «Хороших врачей народ прокормит, плохие врачи нам не нужны». Я же думаю: у плохих врачей дети – что, не хотят кушать? Нет, врач должен за свой труд получать достойную зарплату, а не ждать, чтобы его кормили пациенты, т.е. народ. Я не даю рекомендаций, но врач должен легко вызвать сантехника или телемастера, и за его 10-15 минутную работу уплатить, без ущерба для своего семейного бюджета, 60-80 гривен... А он месяц оперирует, дежурит, расходует себя (нервы, сердце) – за деньги, которые без помощи родных малы даже для выживания.
– Виталий Иванович, а как Вы относитесь к тому, что врачи, грубо говоря, чаще думают о своём кармане, чем о больном, работают с холодком?
– Отвечу так: если ты психологически или личностно относишься к больному как к кабанчику или плодоносящему дереву – я в тебя вкладываю свой труд и жду от тебя дохода денежного, а не черешен или свежины – то в больнице тебе нечего делать. Ты не дашь свою кровь больному, чтобы её начали переливать, пока ты готовишься к операции…
– Виталий Иванович, последний вопрос – я Вас уморил уже – Вы русский человек, Ваши корни в Пензе и Красноярске. Как Вам живётся в Украине? Нет ли ощущения ограничений в чём-либо? Скажем, Ваша русскоязычность не стеснена ли?
– Вопрос, что называется, под дых. Я русский, я горжусь этим. Если про сибирские корни – так: краснояры – сердцем яры... – может поэтому на немецкие берега под огнём рвался, а не напивался подсолнечного масла, чтобы попасть в дизентерийный карантин. А пензяки – всероссийские умельцы! – от них, знать, то, без чего стать хирургом нельзя… От этого и горд. А мой язык – язык Пушкина и Ломоносова, я им дышу и думаю – значит живу. Ни в чём меня никто не теснит. Работал и живу в Украине – не как в гостях или временно: я Украину освобождал и освободил от немцев, которые не мечтали открывать медицинские вузы в Украине, а видели подпасками да пастушками тех, кого я обучал в интернатуре… Язык Шевченко, его стихи для меня – святыня, он гениальный поэт, провидец… Как иначе сказать, разве это не о нашем времени: «...А той, тихий та тверезий... все храми мурує, та «отечество» так любить, так за ним бідкує. Та так з його, сердешного, кров, як воду, точить! А браття мовчать собі, витрівшивши очі...». Разве не о наших днях, разве не о тех, кто разворовал и ограбил народ независимой Украины, а теперь ратует за продажу украинской земли, чтобы её перепродать иностранцам оптом и в розницу? Но горько, что для одного моего коллеги во Львове День Победы – не праздник... Я – солдат армии, освободивший Европу от чумы фашизма – окупант! Только вдумайтесь – окупант!!
Гордеев протянул мне книжку «ПАРИЖ» из серии «столицы мира», а на ней моя дарственная надпись:
«Пусть к Вашим ногам уляжется
вслед за Берлином Париж.
Его покорит не отвага солдата,
а хирурга всемирный престиж.
Ступайте ж по миру стезёй корифеев,
Виталий Иваныч, Товарищ Гордеев!