У меня тогда все было по-иному. И не потому, что жилось мне в то время слаще и сытнее. Нет. И не потому, что забот и проблем не было, их у каждого на всяк день хватает, куда ж без них? Иное дело, как человек к житию своему относится?
Один, к примеру, все в делах да хлопотах бытовых день и ночь проводит. Все об обустройстве жизни заботится, душу свою об этом рвет, переживает, ночами без малого не спит. Это одна крайность. Люди говорят, что следует с такой крайностью бороться, мол проще на жизнь необходимо смотреть, дурное в голову не брать, на хороший лад себя настраивать. А уж коль не можешь с собою сладить, тогда умные люди предлагают силы свои не надрывать, а напрямки, ну к примеру, к психологу обратиться, а то и вовсе к более серьезнейшему специалисту медицинскому за советом отправиться. Помогают или нет походы эти по «душецелителям» таким я не знаю, да и судить не берусь. Может и впрямь дельный совет от сего эскулапа человек получит, и прекратятся его переживания, и будет он степенно и без нервотрепки дни своим проживать, да и сон конечно крепче станет.
А бывает в человеке крайность иная, совершенно противоположная…
I
Судебное следствие закончено, материалы уголовного дела мы тоже изучили, - устало и равнодушно говорил седовласый судья, вздыхая от стоящей на улице июльской жары, обращаясь к присутствующим в зале судебного заседания, государственному обвинителю и, непосредственно виновнику, а точнее виновнице происходящего в этом помещении действа.
На скамье подсудимых, помещенной в клетку на подобии собачьего вольера, находилась уже немолодая женщина, возрастом лет пятидесяти, со скорбным и отчасти изможденным лицом, и как это привычно говориться, с потухшими, словно бесцветными глазами. На фоне железных решеток вольера и атмосферы царящей внутри самого здания суда – здания, неотъемлемой частью которого является горе и лишение, неопрятный вид подсудимой - ее истасканная и грязная одежда, засаленные волосы и банальная грязь под ногтями, становились совершенно не замечаемы.
В целом же, глядя на эту особу, выступающую в роли обвиняемой, складывалась однозначное впечатление – она отрешена от всего, что происходить в этом зале Фемиды, ей безразличен исход.
Подсудимая, - окликнул ее тучный судья, - будем переходить к прениям?
Однако в ответ вопрошающий услышал одно лишь молчание.
Подсудимая, я вас спрашиваю или нет?
Я не знаю, - словно себе под нос пробормотала невольница.
Прокурор? – вопросительно последовало судейское обращение к государственному обвинителю.
Да Ваша честь, я считаю возможным перейти к судебным дебатам. Каких-либо дополнений к делу у меня нет.
Государственным обвинителем выступал в этом процессе молодой человек, по годам которого было видно, что служит он в высшем фискальном учреждении имя которому прокуратура, относительно недавно.
Сегодня, этого молодого прокурора, так же как и судью мучил зной выдавшегося летнего дня и та духота, которая царила в судебном зале.
Значит, будем переходить к прениям, - объявил свое решение председательствующий, потирая себе затылок, словно вытирая на нем пот. – Слово в судебных прениях предоставляется прокурору.
Услышав эти слова молодая девушка – секретарь заседания деловито-серьезным взглядом окинула обвинителя приготовившись записывать его речь. Прокурор же поднявшись со своего места, улыбнувшись этой девице и пристально взглянув на подсудимую, залихватским скоропалительным голосом завел свою карательную справедливостью речь.
Уважаемый суд! Ваша честь! Мы закончили слушанье уголовного дела по обвинению находящейся на скамье подсудимой Тамары N., которая обвиняется в совершении особо тяжкого преступления, - однако на этих словах бойкая, отчасти молодецкая речь прокурора закончилась, приняв сухой, удручающе-монотонный характер, с явным свидетельством безразличия оратора, как к самому своему повествованию, так и к той женщине – арестантке, которой было посвящено прокурорское выступление. А дальше и вовсе, обвинитель сменил усталый экспромт своей речи сухим чтением фактов из обвинительного заключения.
Секретарь внимательно запечатлевала на бумаге прокурорские слова, судья же все больше смотрел в находящееся невдалеке от него окно судебного зала, наблюдая за улицей, и изредка окидывал взглядом своего секретаря, делая вид, что отслеживает качество ее работы и полноту записей.
Подсудимая же невольница так и сидела на своей скамье, опустив глаза к полу, и лишь изредка слышалось с ее стороны, что-то похожее на тяжелые вздохи.
Таким образом, на основании изложенного я прошу уважаемый суд, - продолжал прокурор, - признать подсудимую виновной в совершении убийства своего супруга и назначить ей меру наказания в виде двенадцати лет лишения свободы. Прошу так же уважаемый суд имеющиеся по делу вещественные доказательства, а именно нож которым подсудимая нанесла удар своему супругу уничтожить. У меня все, - с облегчением в голосе, и толикой радости в глазах, подытожил обвинитель.
Подсудимая вам предоставляется слово в прениях, - автоматически продолжил прокурора судья.
Зачем? – не отрывая своих глаз от пола, последовал ее вопрос.
Вы слышали, что говорил прокурор, какую меру наказания он потребовал вам избрать? Согласны ли вы с ним? Либо может быть вы, что-то хотите сказать в свою защиту? Да и, кстати, подсудимая, я вам еще раз повторяю, что когда к вам обращается судья, следует отвечать стоя, - голос председательствующего в его замечании наполнился суровостью.
Женщина медленно поднялась, все так же, не отрывая своего взгляда от пола судебного зала, но ответа от нее так и не последовало.
Подсудимая, вы слышите, что я вам говорю? Вы согласны с мнением прокурора? О чем вы будете просить суд? Говорите, суд ждет,– судью явно раздражала отрешенная медлительность невольницы.
Да-да конечно гражданин судья, я все слышу.
И что же?
Я со всем согласна.
Со всем – это с чем?
С тем, что сказал прокурор. Я же вину свою с самого начала признала. Если прокурор и вы считаете нужным меня так наказать, ну как парень этот просил, то…
Он вам не парень, а государственный обвинитель, - перебил подсудимую председательствующий.
Да-да, извините Ваша честь. Я согласна. Как прокурор сказал, так меня и наказываете. Я на все согласна.
В свою защиту ничего не желаете говорить?
Нет, не желаю, что же я могу сказать в свою защиту? Ничего не могу. Убила, значит убила.
Тогда суд предоставляет вам последнее слово.
Подсудимая же на это предложение суда только вздохнула и вновь наступила тишина.
Вы отказываетесь от последнего слова? – снова последовал вопрос судьи.
Женщина, в знак согласия, только и кивнула, молча головой.
Я вас не слышу, да или нет?
Да-да гражданин судья, я отказываюсь. Простите меня.
Ну, что ж тогда суд удаляется в совещательную комнату для вынесения приговора, - судья будто и не услышал последние слова горемычной женщины. – Конвой выведите подсудимую.
Дождавшись когда стражи порядка закуют уже почти осужденную преступницу в наручники и выведут ее прочь из этого зала, слуга Фемиды, поднявшись со своего кресла с облегченным вздохом и с радостной улыбкой обратился к своему коллеге по юридическому цеху - прокурору, -
Ой, Алексей, слава Богу, закончилось это мытарство. Жара сегодня страшная выдалась, я уж думал тут и умру от этого пекла. Когда же в нашем городишке научатся суд уважать, кондиционеры в залах поставят?
Да у вас хоть Николай Николаевич в кабинете кондиционер есть. А вот у нас в прокуратуре только у прокурора да заместителя они весят. Кстати, Николай Николаевич, сколько вы ей назначите к отбытию, - между делом поинтересовался Алексей о мере наказания, которую уготовил судья для их совместной подсудимой по имени Тамара.
Двенадцать так двенадцать, убийство ведь доказано. А вообще уважаемый Алексей Игоревич, я на заслуженный отдых собираюсь, мне бы побыстрее с делами разобраться, и на покой. А потому, мне какие-либо несогласия с приговорами не нужны. Подсудимая, наверное, правду говорит о том, что с наказанием согласна, уж она на приговор точно жаловаться не будет, ей все по-моему до одного, извиняюсь, места. Ты не беспокойся, я твои требования удовлетворю в части меры наказания.
Николай Николаевич, я считаю, что мои требования соответствуют деянию подсудимой, убийство это ведь не шутки.
Не шутки, не шутки. Семейная драма, супруга убивает благоверного своего мужа, - заехидничал судья. – Смотри внимательно Алексей Игоревич, на ком жениться будешь, чтоб чего не вышло
Да-да, - улыбался молодой прокурор, - буду очень внимателен в этом вопросе. А я, кстати, тоже на отдых собрался, правда временный, в отпуск. Так, что Николай Николаевич у меня проблема почти такая же как и у вас, по быстрее бы дела отслушать, чтоб на отдыхе прокурор не доставал.
II
Лето, которое так утомляло своим жарким солнцем, промчалось, словно и не было его вовсе, уступив место более комфортной по погоде, в начале своем, осени.
Алексей Игоревич отгулял свой отпуск, и сидя в своем рабочем кабинете, горько сожалел о том, что время так быстро мчится.
А я думал месяц это много, - размышлял он, - а отпуск так быстро пролетел, и вновь эта работа. Как мне все здесь надоело. Зарплата один смех, а не деньги, а еще прокуратурой называемся. И каждый день эти ублюдки подсудимые нервы трепят на заседаниях. Противно от всего, и от зарплаты вшивой, и от зеков подсудимых, взять бы их всех и перестрелять к чертовой матери, чтобы нервы не мотать с ними, - злился молодой прокурор. – А мне всё родители говорили, как престижно в прокуратуре работать, а я дурак им верил. Ну и что тут такого, в этой прокуратуре особенного? Одна нервотрепка, и полный ноль свободного времени. А вокруг жизнь кипит, а мне ведь всего-то двадцать пять. Эх, папа, - мысленно обратился он к своему родителю, - лучше бы ты из меня нотариуса сделал, или бы в свой бизнес работать взял, больше бы было пользы для меня.
Размышления Алексея Игоревича были нарушены стуком в дверь его кабинета.
Да-да, заходите, - привычно отреагировал он, но с явным недовольством в голосе.
Дверь медленно открылась и на пороге кабинета Алексея Игоревича появилась глубокая старуха, опиравшаяся своими трясущимися, наверное, от возраста или болезни руками на палку, служившую ей подобием костыля.
Что вы хотели? – обратился к ней молодой человек, который вести прием посетителей сегодня явно не желал.
Пришла вот к вам разузнать, - старческим тщедушным голосом ответила старушка. – Ты уж прости меня Бога ради.
О чем разузнать?
А пройти-то хоть к тебе можно?
Ну, проходите. Только у меня нет времени общаться с вами.
Да я недолго, - старушка вошла в кабинет и присела за первый попавшийся стул. – Ты извини, что я села, стоять не могу, я вот и к тебе еле доехала, болею я сильно, видно помру скоро.
Хорошо, извиняю. Давайте по делу. Что вы хотели узнать у меня?
Да я вот о дочери хотела узнать. Я поначалу в суде спрашивала, а мне сказали к вам пойти.
О какой дочери? – удивился Алексей Игоревич.
О Тамаре моей, - старуха тяжело дышала. – Она по весне Витьку своего ножиком заколола. А я дура старая от болезни тогда слегла, а мне сказать о том, что с дочкой моею случилась, не сказали. А хоть бы и сказали, все ровно не смогла бы к ней прийти, с кровати не могла я подняться. А когда меня соседи домой привезли с больницы, так Тамару уже осудили. Правда ли, что ей двенадцать лет дали.
Помню я вашу Тамару, - ответил прокурор, моментально вспомнив одно из последних перед его отпуском судебных дел. – Да действительно ей двенадцать лет дали, преступление ведь серьезное, все таки убийство.
Старуха горестно вздохнула, опустив голову, будто стыдясь показать своему собеседнику выступившие на ее глазах слезы.
А я ведь ей всегда говорила, брось ты его Витьку своего, пропойцу несчастного. Он ведь ее и без того голой оставил, все пропил, все, что можно было пропил. А кто ж за нее, за Тамару заступится? Я старая, а детей у них не было, вот и тянула она лямку свою с Витькой, – старушка говорила негромко, при этом все так же тяжело дыша. – А Тамара у меня одна одинехонька было. Старший сын мой еще в молодости погиб, поехал на Север деньги заработать и сгинул там, схоронили мы его.
Что вы еще хотели узнать? – поторапливал старушку Алексей Игоревич.
А Витькина родня на суде была?
Ни кого на суде не было.
А им все одно, что горе с Витькой, что радость. Они на Витьку тоже плевать хотели. У него ж родители померли, а брат с сестрой с ним общаться перестали. Ну а, что им скажешь? У них семьи, дети, работа имеется. А Витьку с работы из-за водки погнали, вот и ходил он шабашил. То кому забор починит, то огород вскопает, но все одно денег в дом не носил, пропивал. Воровать стал, судили его за это. Обозленный он на жизнь свою стал. Ты внучек на меня не сердись, я у тебя посижу немного, минутку другую и пойду, вот отдышусь только и пойду.
Я не сержусь, - ответил хозяин кабинета. – Просто у меня много дел, а на все ваши вопросы я уже ответил.
Да я пойду, пойду от тебя сейчас, дай вот только отдышусь. Я ведь сыночек одна осталась, что мне теперь одной делать уж и не знаю. Только одно и остается, что заснуть да не проснуться. Ничего скоро меня Господь приберет к себе, задержалася я на этом свете. А мне и Витьку жалко, и Тамару мою жалко. Но он ведь, Витька тоже не прав был. Он ведь доченьку мою избивал постоянно, сколько-то раз она в больницу из-за него ходила, ты сынок и представить не можешь. Нещадно он Тамару бил, полжизни своей она от него в синяках проходила. А тут, перед тем как все вышло, тоже избил ее и в погребе закрыл, она там сутки проседала, ее соседи открыли. А Витька вернулся и по новой давай ее метелить, и ногами и руками, он пьяный беспощадным человеком был, она от него по хате пряталась. Вот видно у нее в тот день нервы то и не выдержали, да нож этот чертов под руку попался, вот и пырнула она его. Вот такая у нее судьба, но Витьку она любила, все думала, что он за ум возьмется, бросать его не хотела.
Я это все понимаю, - остановил рассказ старухи молодой человек, - но преступление, есть преступление, за него следует отвечать по закону.
Старушка вновь тяжело вздохнула, с трудом поднявшись со своего места и, опираясь на палку, направилась к выходу.
Ну, ты меня сынок прости, что потревожила тебя. Пойду я уже домой. Всего тебе хорошего и близким твоим. Чтоб одно только счастье в жизни у тебя было. Не сердись на меня, на старуху дурную. Прощай сынок.
До свидание, - ответил Алексей Игоревич.
Старушка уже открыла дверь кабинет, как вдруг молодой человек, словно из тактичности перед ней, задал в след вопрос, -
Ну а как Тамара то ваша? Вы переписываетесь с ней?
Нету сынок ее больше, Тамарушки моей. Мне вот письмо пришло из колонии, схоронили ее, повесилась она, - старушка тихо заплакала. – Страшно мне за нее, грех это великий жизни себя лишать, нет греху этому прощения. А я грешная все ровно за нее молюсь, и за Витьку тоже молюсь, пусть их Господь обоих простит.
III
Алексей Игоревич после своего трудового дня решил, как это принято говорить, развеяться, что и выразилось в совместном с друзьями походе в одно из увеселительных заведений их небольшого города.
Ну, что Леха как жизнь твоя прокурорская? – весело интересовались у него друзья.
Жизнь как жизнь Саня, только денег мало, а работы много, - так же весело отвечал он..
Да ладно тебе Леха, подожди, вот как настоящим прокурором станешь, тогда всю работу будут делать за тебя, а деньги будут носить тебе, - игриво подбадривал его второй приятель.
Да когда это Дима будет? До этого еще, по-моему, далеко.
Брось Леха тосковать. Поговори с отцом своим, пусть тебе денег даст, и купишь себе эту должность, - шутливо советовал друг Дима.
Компания весело рассмеялась. Да и почему им было не веселиться? Молодость, работа, перспективы. А главное, они дети своих родителей, и родителей весьма состоятельных, а, как известно всякий родитель любит своих чад.
А дела, какие ни будь прикольные у тебя есть?
Да, что в этих делах прикольного может быть, одна муть, крючкотворство и бюрократизм.
Ну что вообще ничего интересного нет?
Саня ну вот ответь мне, что может быть интересного в уголовном деле? Рассказы о том, как кто-то кого-то убил?
А чё, тоже вариант, - ответил Дима.
Да, - поддержал его друг, - Димон прав. Интересно же на придурков посмотреть.
Может быть, но только со стороны. Вы пацаны представить себе не можете, как эти придурки начинают раздражать, когда сталкиваешься с ними каждый день, - не соглашался с друзьями Алексей Игоревич. – Вот сегодня ко мне мама моей подсудимой пришла.
Деньги, наверное, принесла? – почти в голос поинтересовались друзья.
Если бы пацаны, - последовал отрицательный ответ молодого прокурора. – От таких денег не дождешься, от них кроме пустых слов ничего не получишь. Но не в этом дело.
А в чем же? – интересовался Саша.
Ну, ты ж хотел прикольную историю? Вот и слушай. Дочка старухи этой своего мужа завалила, зарезала. Она вину свою полностью признавала и четкий расклад на суде дала, как она ему нож в грудь саданула.
Серьезная баба, - подметил один из друзей.
Да какая она серьезная, - почти с ехидцей возразил Алексей Игоревич. – Муж алкоголик бил её частенько, правда мы об этом не знали, я это только сегодня от ее матери узнал, а сама баба на суде только молчала. Короче съехала у нее крыша, взяла и замочила мужа своего. Ей двенадцать лет дали.
Лихо вы ее, - заметил Дима.
Так прикиньте пацаны, она на зоне вздернулась. Взяла и повесилась дура, а ведь могла условно-досрочно при хорошем поведении освободиться.
В этот момент в кармане рассказчика зазвонил мобильный телефон.
Да мама, слушаю тебя, - ответил Алексей Игоревич.
Лёшенька, сыночек приезжай домой срочно, - раздался в трубке плачущий голос матери, - папа умер.
ххх
Вот такая вот история невеселая. С того времени все и поменялось в жизни, и к людям отношение, и к себе, а главное к жизни самой. Судьба ведь человеческая только Богу известна, а люди об этом и не задумываются вовсе.
Прости Господи нас грешных!