Посвящается Н. В.
Зима выдалась вьюжная, морозная, люто-холодная, чего давно уже не бывало. На утренней планёрке главный врач предупредил:
– Коллеги, принимаем во все отделения, кроме акушерского. Не отказываем неотложке. Ни возраст, ни пол, ни вид, ни запах… – чтобы не звучало: где это чучело откопали на нашу голову… Этих с обморожениями – обоих в терапию. Анна Васильевна, в хирургии нет мест, а у вас койки свободные… Роман Сергеевич, напоминаю: за обращение «охламон», «захезанный» и ещё лучше – в адрес партизана, кавалера пяти боевых орденов, почётного гражданина… словом, Вы помните, коллега! Бомж – жертва болезни, несчастья или преступления – но человек! Все свободны, коллеги…
…Наши – оба с обморожениями, вшами, истощённые… с полным букетом – от жизни в подвалах, отопительных колодцах… Назвать скелетом – нет, такой грязи на скелете нет… Отмыли их. Один мужчина – до 50-ти лет, назвался Аркашей. При жизни, – говорит, – был кондитером в Евпатории… Второй – больше мычит, говорит заикаясь, лет 18-19-ти – на голове зажившие раны, по спине и на груди – нянечки думали, что грязь – сизые и лиловые кровоподтёки… Его, – говорит Аркаша, – били… Покормили их горячим супом, хлеба дали по ломтю… Анна Васильевна не велела много давать сразу, нельзя – говорит, могут кишки завернуться… А она, Васильевна, добрая, и знает, что говорит…
Прижились у нас наши, и оказалось: Наколка – это кличка: плохо выговаривал «Николка», да и, будучи малолеткой, он тем, что по старше – ещё когда мама умерла – давал наколку: где, чего украсть можно. С тем и попал на малолетку, а оттуда…
Это всё Аркадий разузнал. А ключ к ним нашла наша Анна Васильевна – к ним, как ко всем остальным, обращается по имени отчеству: Аркадий Иванович, Николай Фёдорович… На день Красной Армии открытки подарила… Аркадий плакал, а Колька – этот не понял: «Ничего, – говорит, – не сделал… повестку дали, что ли?» Скажу вам по правде, помогать они стали нашим нянечкам – возле отделения всё убрали: нигде ни окурочка, ни какой бумажки, чистота и порядок – все нам завидуют. А девчата им из дому утором приносят кто – что: глядишь – огурчик солёный, другая – пару яичек сваренных… Это ж для наших, бедных, вкусности! Они и вкус-то уж потеряли…
Однажды дала Анна Васильевна им десятку, а Роман Сергеевич – из нервного – прознал и говорит: «Напьются к вечеру, бомжи вшивые, а терапевтическая Тереза хлопоты будет иметь, я обязательно главному капну – кто деньгу на пьянку подонкам дал!»
…А вышло, что Аркаша купил на двоих сахару, пряников, каких-то бычков консервированных…
Стала весна подкрадываться! Наши к этому времени преобразились – светлые лицами стали… А Коля – тот удивляться не переставал: на простыне спать и одеялком покрываться! Это ж надо, Господи!.. А вот сама мне Васильевна рассказывала: «Пришёл ко мне Аркадий Иванович – так благодарил и плакал, бедный! Он, оказывается, был кондитером, работал при ресторане в Евпатории. Женат был, детей не имел. Жена – повар, там же работала. Друзья водились. При деньгах бывал. Компания… Выпивали… бывало – часто… А что: детей нет, забот нет, деньга есть – так и пошло… Девки – где деньги, а деньги – где девки»…
– Как-то поругался со своей – тебе бы пить да гулять – да и ушёл на вокзал в ресторан… По пьяному делу познакомился с одной, звали Рая, а она из санатория ехала – печень, говорит, лечили… Пригласила к себе в гости… Поехал, как был – без паспорта, без гроша… Приехал к этой Рае, а там пьянка да пьянь всякая… Побили меня крепко и выбросили на шоссе, в трусах, как есть… Уж сколько дней до этого пил – не упомню… Милиция подобрала – а я молчу, не говорю: кто и откуда… А потом дали какую-то одежонку, прикрыть стыд… И дальше всё то же – бомжевать стал… что уж говорить! А вот верите, как десятку Вы дали – решил: пить не стану. Вот два месяца не пью, и верю – получится у меня. Я при жизни – человеком был, уважали меня… Мне только сорок первый год пошёл, а из них четыре – в бомжах… Вы мне Анна Васильевна, как лампадку в темноте зажгли… Я знаю, у меня получится, смогу вернуться в жизнь… Только бы паспорт получить… И Николу не брошу, ему без меня нельзя…
На собрании всей больницы стал читать Иван Саввич письмо: «Сердечное моё спасибо вашей больнице, где меня из бомжетского болота вытащила Анна Васильевна – своим словом, своим сердцем, добротой своей святой…». – Можно читать и читать, – продолжал главный врач, – но мы всё это знаем об Анне Васильевне, она святой врач! «…Сколько мук прошло, пока паспорт получил, пока все медкомиссии прошёл, пока подписали… Тёща помогла с бывшей женой помириться… Работаю в столовой у хозяина… Надеюсь устроиться лучше… А Колю своего не бросил: пристроил к садовнику в санаторий – не пьёт, старается, говорить стал лучше, он теперь не Наколка, а Николай Придорожный, дружит со старым батюшкой и стал послушным прихожанином церкви… За все свои и мои грехи молится Богу, за Анну Васильевну и вашу больницу, где вернули нам жизнь и облик человека. Дай вам всем доброго здоровья и долгих лет жизни на нашей грешной земле! С благодарностью, Аркадий сын Иванов Архипов.