«Музыкальная» осень.
Кап-кап-кап… С прохудившейся крыши сцены частые большие капли падают на досчатый пол. Брызги лёгким фонтанчиком разлетаются в стороны, образуя светлые лужицы. Мы с Танюшкой печально смотрим на наш заплаканный двор: лужи между лавочками, лужи под доминошным столом, лужи вокруг голой слякотно осевшей клумбы. Лужи, лужи, лужи…
Быстро вечереет и холодает. Мы, в куртках и резиновых сапогах, сидим на скамейке, под крышей сцены. Неделю назад мальчишки, пыхтя и отдуваясь, перенесли её туда. Вернее, сидим мы на портфелях, брошенных на мокрую отсыревшую от дождя скамью. И даже так: Танюшка сидит на портфеле, а я на толстой папке для нот.
С этого года я поступила ещё и в музыкальную школу! Сбылась голубая мечта мамы. Теперь подруга просто учится в третьем классе, а я во втором обычной школы и в первом «музыкалки».
- И как там? - Танюха выжидательно смотрит на меня.
- Там трудно. Сольфеджио, хор, … специальность… - Я многозначительно поправляю папку под собой.
- А это… что такое? – Подруга явно подавлена моим превосходством.
Я снисходительно всё ей разъясняю. Дождь усиливается.
- Зато я пришла, уроки сделала и всё! А тебе… – Танюшка ехидно улыбается.
- Да. Задают и там и там! Зато у меня жизнь теперь интересная!!– Это аргумент мамы, и он действует – Танюшка сникает.
Я торжествую недолго. Последнее время встречаемся мы редко, у нас разные смены в школе, а тут ещё и «музыкалка»! Мне становится грустно. Грустно и тревожно.
- Знаешь, как там, на сольфеджио? Там тоже диктанты. Музыкальные! А у меня абсолютный слух!.. А хор! Там учим песни всякие! Нет, не всякие, а классические!.. И ещё мне ставят руки! Вот так… Видишь? Я уже могу играть маленькие пьесы!! – Я хорохорюсь из последних сил.
- ЗдОрово! – Танюха печально кивает, потерянно улыбаясь.
- Да… - Я изо всех сил сжимаю зубы, чтобы не расплакаться.
Потемневший двор притих. Свет из окон наших домов огоньками играет в осенних лужах. Деревья сыро шелестят остатками жухлой листвы. Дождь закончился.
А мои «капли» всё-таки начали катиться по щекам.
- Ну… пора домой… - Танюшка робко взглядывает на меня и … застывает. – Ты… чего? Юль!!
- Ничего! – Теперь «дождь» начался и в носу. Я пытаюсь чем-нибудь утереться и, ничего не найдя, размазываю слёзы косичками.
- Ты устала… Ты устала? Да?! – Обескураженная Танюха теребит меня изо всех сил.
- Она бьёт меня!! – Роняю я срывающимся шёпотом.
- Кто?!!
- Учительница… по специальности! Злющая! Бьёт по пальцам и по спине! Если ошибусь! И кричит!.. Я её очень боюсь, но не плачу… при ней… Не хочу больше туда, Тань!.. – Всхлипываю в тихом отчаянии.
Мне стыдно. Зачем я призналась?! Закрываю глаза и сильно зажмуриваюсь, слёзы постепенно иссякают. Открываю… и вижу потрясённую Танюшку. Она сидит на корточках передо мной. Одинокие капли из дырки в крыше падают на её синюю беретку.
Тёмный промозглый вечер быстро затапливает весь двор, скрывая грязную слякоть. Мелкая изморось сетью дрожит в свете фонарей.
- А в хоре и в этой, как её… Тоже?.. - Танюха с тревогой смотрит мне прямо в глаза.
- Не-е-ет. Там хорошо. Учительницы добрые. Даже интересно! – Я громко хлюпаю носом в последний раз и вздыхаю.
- Ты маме пожалуйся! – Танюшка поднимается и топает ногой. Мокрая беретка съезжает ей на глаза.
- Я потерплю ещё немного. И скажу… Потом… - Обещаю я неуверенно.
Мы опять сидим рядом, взявшись за руки. Холодно и мокро, но домой идти не хочется.
Танюшка искоса смотрит на меня и вдруг начинает смеяться.
- А помнишь летом… Помнишь, Андрюшка упал с дерева прямо на Шарика!..
- Ага! А потом бегал от него по всему двору! – Я тоже не могу удержаться от смеха. – А помнишь, мяч в крапиву попал?.. Помнишь, какие мы ходили потом?
- А помнишь… - Мы, перебивая друг друга, вспоминаем всё самое смешное. И ещё весёлое. Мы вспоминаем лето… И вдруг, замолчав, опять грустнеем.
- Зато скоро будет 7-е Ноября! И снег пойдёт, наверное! А там и зима, и Новый Год! – Я исподтишка начинаю щекотать Танюху, чтоб развеселить. Сквозь куртку это нелегко. Она фыркает, вскакивает и обегает скамейку. Я за ней. Набегавшись и нахохотавшись, плюхаемся на свои портфели-папки.
Влажный порывистый ветер разорвал плотную пелену туч, и показавшиеся звёзды приветливо замигали нам с высоты.
- А я тоже люблю петь. Только слуха нет. – Вдруг, смущаясь, говорит Танюшка. – Научишь?
- Ага! Давай! – Я оживляюсь.
- А что петь? – Мы смотрим друг на друга и … покатываемся от смеха. Наши беретки промокли так, что бесформенными блинами нависли на лбах и ушах.
- А давай «…потолок ледяной». Только в два голоса. Я покажу… - Предлагаю я, пытаясь пристроить на голову отжатый берет.
- Давай… - Танюшка пыхтит над своим.
Некоторое время с тёмной скамейки на сцене раздаются тихие завывания в два голоса, приглушённые всхлипы и взвизги едва сдерживаемого смеха и шуршание курток.
А потом нас зовут мамы. Почти в унисон! Мы дёргаем друг друга за косички, спрыгиваем на землю и шлёпаем по лужам домой.
А ведь и, правда, скоро 7-е Ноября! Через месяц. И будет первый снег, и парад, и бабушкины пироги, и наши приедут из Протвино! А потом мы с Танюхой выбежим во двор и будем уворачиваться от мальчишечьих снежков! И обязательно слепим снежную бабу!
- Юль!!
Я оглядываюсь. Танюшкин силуэт темнеет у её подъезда.
- А ты возьми и укуси её! Эту злющую! И сразу беги!
Я быстро представляю себе эту картину, и наш смех звонко разносится по двору. А дождь припускает с новой силой. Осень, видно, тоже себе представила…