Просто случай

               
                ПРОСТО    СЛУЧАЙ

    Жаркое, с нещадно палящими лучами июльское солнце скатывалось с небосклона. Улицы большого сибирского города с размягчённым асфальтом дышали плотным густым жаром.Листья тополей,поблескивающих ровным налётом городской пыли, казались безжизненными: обвисли, как-то обмякли и лишь нехотя шевелились лёгким дуновением ленивого ветерка.

    Лишь у Енисея чувствовалась речная прохлада,которая Витальке Волкову всегда являла непередаваемый запах большой реки:оживляющий, пьянящий,с еле уловимым ароматом водяной мелко-чешуйчатой зыби,прибрежного галечника и песка.Его плотно сложенное тело: загорелое, за летнюю беззаботную внешкольную пору мышечно окрепшее - с полудня принимало нежную,тёплую хладость быстро несущихся енисейских вод. Ходить в погожие дни купаться - его страсть, страсть неизбывная,неутолимая.Почти всегда среди ребят своего, да и соседних дворов первым, агитирующим "идти на Енисей" был Виталька.

    Он рад своему обществу закадычных друзей.Там, на берегу реки особым огнём разгорается озорство ребяческое:можно смеяться друг над другом, от души хохотать и бездумно радоваться просто жизни.

    Этот же приход его на берег енисейской шири был без общества мальчишеских шестнадцатилетних сердец. Ему уже порядочно наскучило долгое время без друзей и,он, слегка обсохнув уж после которого заплыва, наспех оделся,причесал обломком расчёски свои мягкие,слегка вьющиеся, светлые волосы,и,медленно ступая на податливый ещё тёпловатый песок, двинулся к дороге, идущей в гору высокого берега реки и выходящей на начало песчаной улицы.

    Проходя центральную чась города, он видел суетливо бегущих людей,окончивших свой рабочий день и спешащих решить малые и большие заботы уходящего дня.Закатные лучи солнца всё ещё оставляли на лицах прохожих капельки пота,задерживали толпами их у сатураторов газированной воды и тележек с мороженым "Эскимо", заставляли искать защиты у малейшей тени.Витальке не было жарко: чувствовалась им какая-то истома лёгкости, бодрости во всём теле.

    Вот и дом. Дома ещё никого не было.Виталька с жадностью набросился на оставшуюся с обеда еду,не разогревая её; машинально просмотрев газеты - местную и центральную,бросив их на обеденный широкий стол,он встал со скрипучего дивана, обитого чёрным дерматином,глянул в огромное окно некогда большого купеческого особняка,выходившего во внутренний двор.Вдруг ему подумалось зайти к свестнику-дружку, жившему в доме соседнего двора.Закрыв дверь и положив ключ в условное "семейное" место, Виталька вышел во двор, и подойдя к небольшому заплоту,легко перемахнул через него и оказался в соседнем дворе.Он был узок и длинен, в котором стоял огромный деревянный двухэтажный дом, вмещавшем до полутора десятков квартир.

    Друга дома почему-то не оказалось.Виталька медленно вышел за ворота на улицу, чуть постояв, сел на рядом стоявшую, широкую и удобную скамейку, и,не имея никакой определённой цели,стал празднично поглядывать на прохожих, отдавая предпочтение во внимании молоденьким девушкам.

    Становилось прохладней,и Виталька в своих мыслях решил, что самое время выйти на проспект: послоняться взад и вперёд до глубокого вечера по центральной улице,встретиться со знакомыми парнями, переброситься несколькими фразами с ними, спросить о знакомых школы, парка или берега и такой привычной "улицы".И в этом-то была какая-то притягательная сила ещё безотчётной, безалаберной молодости, молодости, старающейся, хотя и всегда преждевременно, но быть признанной и популярной, но никогда не могущей быть для этого терпеливой,заранее всё взвешивающей, полагавшейся на ещё не состоявшийся опыт жизни, и от этого извечный конфликт взрослого и молодого, конечно, незнаемый неразумеемый сердцем и умом Витальки...

    Не успев пройти и двух десятков шагов от импозантного кинотеатра "Совкино", как от частокола вечерней толпы людей отделилось двое высоких типов и наперерез бросилось к Витальке. Первый, подстриженный под "блатную" чёлку, схватив за рукав виталькиной вель-
ветовой куртки и цепко её держа татуированными пальцами, потянул его к стене огромного четырёхэтажного здания. Второй также не отставал, шёл сзади по пятам за ними. У Витальки довольно привычно к таким ситуациям "улицы" тревожно стучала одна мысль: "Бить будут, сволочи, но за что?"А к нему уже наклонился с чуть отвислой нижней губой,фиксатыми зубами и чёрной жёсткой чёлкой "блатной".
- Слушай, дай пять, - руки-лапы скрыли в своих ладонях маленькую руку юноши.
- Спасибо тебе, друг, - до боли хриплый голос еле давал возможность разбирать слова. "Но что же это?",- старался напряжённо додуматься,догадаться Виталька.
-Будь здоров, земляк! - рука всё ещё не выпускалась и тепло крупных шершавых ладоней ощутимо остро передавалось в руку молодого парня.
-За отца спасибо, тебе! - в это время глаза второго как-то снисходительно и в то же время добро посмеивались.

    "За отца!" - повторилось эхом в голове Витальки и разом спал занавес неведения, прибавилось уверенности в себе; чувство ясного понимания заступило место тревожного незнания и растерянности. Первый всё ещё что-то односложно говорил,второй молча выражал согласие, а в голове виталькиной мгновенно вырисовывались чёткие картины совсем недавнего прошлого,происшедшего двумя кварталами дальше по проспекту от этого места.

    ...У обочины проезжей части центральной улицы внедалеке от перекрёстка с улицей Кирова только что остановилась мотоколяска-"инвалидка". Вечерело.Тянуло холодящим ветерком с предночной мглистой стынью.На краю тротуара, поёживаясь от вечерней прохлады, стояло три парня, и тихо смеясь,переговаривалось.Среди них - Виталька,- он бецельным взором глянул на замолкнувшую, только что тарахтевшую мотоциклетку и невнимательно слушал говорящих.

    Тут лихо промчалась милицейская крытая машина ГАЗ-51 и,свернув к краю дороги, скрипя тормозами, остановилась прямо у перекрёстка. Из неё вышло двое сотрудников и направилось к дверям ещё хлопотливого в это позднее время большого "Гастронома"... А машина вдруг начала "сдавать" назад.Видимо,шофёр понял свою ошибку - слишком близко остановившись у перекрёстка - и задние колёса медленно, но прямо-таки неизбежно надвигались на крохотную "инвалидку".Виталька лишь запечатлел в себе недоумённое немое выражение морщинистого лица мужчины,седевшего в ней, который как бы собирался правой рукой резко освободить застрявший в открытой кабине костыль и им отторгнуть непредвиденную беду. Беда свершилась.Треснувшая фара,податливо смявшийся капот, низко присевший корпус мотоколяски под торцом рамы "газика" - свершившийся миг. Уже кто-то зычно крикнул "Стой!", кто-то забежал вперёд и показал рукой: "Двигай обратно!".

    ...Из машины уже выскочила женщина-шофёр и, видимо, не растерявшись,набросилась тут же на опешевшего, сидящего в мотоколяске пожилого мужчину.
-Что ты стал у перекрёстка? Что, места не можешь больше найти, чтоб остановиться здесь? Давай уезжай отсюдова, да живей!

    Изрезанное многими складками, лицо инвалида никак не могло выйти из оцепенения,но всё же он, пристав с сиденья, как-то робко и неуклюже рукой показал на исковерканный перед коляски - этим как бы оправдываясь за случившееся.
-Да что ты мне показываешь, что ты мне указываешь! - высокие тона голоса шофёрши с рассыпавшимися прядями волос "шестимесячной" завивки из под берета утверждали свою нарочитую правду.

    Подошедшие сотрудники тихо, но твёрдо, не вникая в случившееся, просили "отца" быстро заводить коляску и ехать домой, не доводя дела до скандала. Трясущиеся большие руки владельца "инвалидки" уже потянулись к мотору, чтобы его запустить,шофёрша было пошла к машине в кабину...Но пронзительный и твёрдый голос из небольшой, молчаливо и нерешительно стоявшей толпы собравшихся изменил ход событий.
-Нет, почему же, он совсем не виноват.Я всё видел, я свидетель! - виталькин голос остановил уходящие спины милиционеров.
-Да и многие видели, что ваша машина наехала на него, - кивком головы Виталька показал на мотоколяску. - а вот вы-то и вообще ничего не видели. Вас не было здесь, - продолжал срывающийся мальчишеский голос от необычного волнения.

    Теперь уже не спины, а лица сотрудников были перед ним, и ему чувствовалось, что эти непременно хотят что-то сказать обидное, запугивающее и в то же время не могут под давящим взором подступившей толпы людей.
-Ну, ладно,выправим мы ему коляску, стёкла поставим.Пусть подъезжает к гаражу ГАИ, -выдавил глухие слова сержант, обращённые не то к дерзостному Витальке, не то к мочаливой толпе и пострадавшему инвалиду войны.

    Разгорячённое чувствами справедливости, тело юноши нервно дрожало, он подошёл к коляске и громко, уверенно объявил свой адрес: улица такая-то, дом... Тут подошёл пожилой худощавый старик в белом холщёвом пиджаке, достал бумагу, и записав карандашом свой адрес, подал инвалиду.

    ...Сотрудники доставали уже трос, которым затем подцепили коляску к своей машине, сели в неё и медленно, как-то бережно тронулись с места.

    Толпа нехотя расходилась. Около Витальки неспеша прошёл высокий детина, пристально посмотрев исподлобья "блатным" взором на него, и ничего не сказав, исчез в улице...
-Ну,будь здоров,малец! Если что,любому за тебя "отмажу".Будь таким всю жизнь.Ну, ладно, пока! - руки разжались, тепло их пропало. Такой же как и тогда ему был послан какой-то особый, нелюдимо-тревожный, постоянно зоркий и цепкий взгяд человека, как ни у какого другого, много "отсидевшего", много вкусившего лагерного прошлого.Он со своим товарищем, всё время молчавшим незнакомцем, так же как и в тот памятный вечер быстро растаял в вечерней мгле и среди гуляющих людей.

    Нет не пропало тепло этих больших рук-лап.Им обогрелась только что вступающая в большую и сложную жизнь ничем неискалеченная душа мальчишки.Откуда бы ни пришло, от кого бы не исходило это тепло, передаваемое людскими сердцами друг другу, - оно торжествует добродетелью в человеческом существе, будь оно споткнувшееся или гордо смотрящее вперёд, ибо это тепло - от красоты духовных движений человека на земле!