Часть 3. Глава 3.8. «Счастливое 13!»
Было девять часов вечера. Ужин подходил к концу
Всё уже произошло.
Мысли Лёна и Лены начинали приближаться к темам астероида и экзопланеты в то время как эти небесные тела, постепенно отдалялись от Земли.
В углу, на небольшом возвышении, похожим на сцену, началось оживление и через несколько мгновений, в тишине зала, раздались «медно-кожаные» аккорды банджо.
Лён от неожиданности резко обернулся.
Леночка проследила за его взглядом.
В это время в ресторане «Пулково» обычно начинал играть оркестр.
-У нас в гостях «Горячая семёрка» - лауреат фестиваля джазовых ансамблей
«Ямборее - 2028»! Руководитель - Игорь Гусев, пианино! Солистка - Даня Филина, вокал! - Встречайте! – раздался голос у микрофона.
Оркестр бурно сыграл тему и, после «брэка» барабанщика, вышел на простор импровизаций.
- Леночка, смотри! Такую музыку могут себе позволить себе только учёные, как истинные гурманы настоящего, традиционного джаза.
Ведь в последнее время всё заполонила электронно-нейронная «попса». Музыку уже не слушают, а «всасывают», как физраствор!
- А почему, «горячая семёрка»!? Я такую музыку слышала в старом американском фильме про негритянского музыканта Луи Армстронга.
- Верно, Леночка! Эта музыка и называется «горячий джаз» в отличие от других течений классического джаза. А Луи – это золотая труба нью-орлеанского джаза, диксиленда, который сейчас большая редкость, как и этот оркестр из семи музыкантов.
Луи Армстронг стоял в истоках джаза северо-американских негров. Луи - это классическая школа.
- Как красиво переплетаются мелодические линии разных инструментов и барабана! – воскликнула Лена.
- Да, это «тутти» в диксиленде, когда все солируют одновременно.
Это самая красивая часть пьесы. Казалось, всё неудержимо катится с горы, то распадаясь, то, наоборот, свиваясь в жгут, воедино.
- Лён! Откуда такие познания!? – спросила Леночка, ладошкой отбивая ритм, на краешке стола.
- Леночка, это мой маленький секрет! Пойдём, потанцуем!?
- Мы будем первыми!?
- «Хелло, Долли!» - мечтательно промолвил он.
- Как ты меня назвал, Долли? – удивилась она, - Это ведь овца!
Лён расхохотался.
- Нет, милая! Так называется пьеса, которую сейчас они играют! – и показал жестом на оркестр, где Даня пела последний куплет, - а, Долли здесь - имя красивой девушки!.
- Да-а!? – протянула она, и смешно сделав губы трубочкой, кокетливо засвистела и заулыбалась.
Они танцевали.
Леночка была в вечернем тёмно-синем платье.
Он охватывал её тонкую талию и нежно прижимался к юной девичьей груди. Сладкая истома разливалась по телу.
Она ласково отвечала ему и смотрела в его серо-голубые глаза.
Её зелёные глаза, казалось, время от времени излучали нежное электричество.
Лён уже знал его природу, слегка отстранялся и шептал ей на ухо какие-то невообразимые глупости.
Она, наконец, обвив его шею двумя руками, отдалась блюзу, которым сменился быстрый фокстрот-вступление и, конечно же, - ему.
«Только ты-ы! И для тебя одно-ой»..- пела Даня и Лён подпевал красивым тенором, проникновенно глядя в глаза Леночке, и повторяя обволакивающие, убаюкивающие как волны, звуки красивой мелодии.
- Как мне хорошо, как покойно с тобой, Лёня, - тихо сказала она.
- Милая, я люблю тебя, так нежно, что только словами этого блюза я лишь чуть-чуть могу передать тебе своё состояние, - сказал Лён и спросил, - а почему вдруг, Лёня?
Меня так в детстве называла только мама, а отец был против. Он считал, что это не очень мужественно.
Ведь он тоже был военный.
- И я тебя так буду называть, когда очень захочется постучаться в твоё сердце и слиться с ним, можно! – прошептала она, танцуя.
- Милая, тебе – всё! Только – ты-ы.., - закончил он словами песни вместе с певицей Даней и поцеловал её в губы.
Блюз закончился и они умиротворённые прошли к своему столику.
Лён всё оглядывался на оркестр, как бы раздумывая, и на что-то не решаясь.
- Что случилось, Лёнечка? – спросила она.
- Ты, знаешь, у меня в голове звучит одна мелодия. Это - навязчивая джазовая тема Каунта Бейси, под названием: «Счастливое – 13!».
Это же такой знак! Наш знак! И Апофис – проходит 13-го! И о ЗАГСе мы с тобой решили 13-го! И как я счастлив, что мы подали заявление!
- Ты сомневаешься!? Ты что – суеверен? – с улыбкой пытала она его.
- Ну, что ты, скорее, наоборот! Я доверяю только этому числу и ещё, правда: четверка, семёрка!...
- Лён, и ещё – туз! – захохотала она
- Ах, так!? – смущённо пробормотал он и встал. Подойдя к оркестру, он что-то сказал пианисту и добавил, - фа мажор, - тот кивнул.
- А сейчас, гость из Москвы, Лён Бакунин пожелал посвятить пьесу с оркестром для девушки Лены, присутствующей в этом зале. Итак, Каунт Бейси: «Счастливое 13-ть», - объявила Даня, просим!
Лён, легко вскочив на пандус, взял серебряный корнет-а-пистон «Weltklang» у трубача, проверил клапана и, кивнув пианисту, посмотрел на барабанщика.
Тот, сделав палочкой четыре тихих удара, для внимания оркестра, разразился двумя тактами виртуозного брэка и Лён вступил под сухие аккорды гармонии в клавишах.
Убедительное глиссандо тромбона дало новый импульс энергии и «горячая семёрка» с флейтой-пикколой, взлетевшей бабочкой "хорус-кристалла" выше всех, обрушилась аккомпанементом новоиспечённому солисту.
После первого такта Лён обрёл уверенность и поставил чистый звук с глубокой вибрацией, а, иногда, и с фирменной «горловой трелью», характерной только для него. Труба была, вообщем-то, неплохая и хорошо отдавала на тончайшие нюансы пальцев и дыхания, мундштук удобный и, доверяя инструменту, Лён мог принадлежать теме – до конца и полностью.
За столиком сидела его муза – Леночка и он в эти мгновения жил только ею.
Он то взлетал над хорусом, то опускался в глубины духовой группы при аккордовом аккомпанементе - тутти.
Он чувствовал вдохновение, исходящее от неё: из её глаз, от её дыхания и своей импровизацией «зажигал» всех исполнителей «горячей семёрки».
Даже бас-геликон вырвался на простор соло, и, величественно заполнив паузу, своим проходом дал новый старт диксиленду, вступив с ним в эмоциональную перекличку.
Когда каждый из инструментов провёл своё соло, барабанщик снова взял заключительное слово на целых три «квадрата» или 36 тактов, после чего бурная коллективная оркестра Code поставила точку.
Зал мгновение молчал, не понимая, что произошло.
Все были захвачены молодым темпераментом исполнителей и унеслись за последним ритмическим аккордом хорус-кристалла.
И, как бы очнувшись, зал вдруг забушевал криками «бис» и, наконец, цивилизованно зааплодировал, благодаря за острое романтическое путешествие, сравнимое лишь с «адреналиновым экстримом» на котором все «помешались» в последнее время.
- Спасибо! – скромно ответил Лён в микрофон залу.
Отдав инструмент и пожав руку пианисту и барабанщику, он соскочил с возвышения и прошёл за свой столик.
Леночка, с глазами, мокрыми от восторга, расцеловала его, не стесняясь присутствующих и усилившихся от этого аплодисментов.
Сейчас зал аплодировал им обоим.
Все понимали, что только пылкая любовь могла дать такой симбиоз откровения истины и того таинственного электричества, которым пропитался каждый из благодарных слушателей в зале от этой молодой пары и отзвучавшей джазовой импровизации.
Любовь и здесь спасала мир, шутливо подумал Лён.
Такой триумф Лён переживал последний раз около двадцати лет назад.
Суровая военная жизнь не позволяла отдаваться любимому увлечению и чем-то приходилось поступаться.
- Я потрясена, я сразу – улетела! Что это было, Лёнечка!?
- Это было посвящение-подарок нам с тобой на «счастливое 13-ть» и привет тебе из моей юности.
Ведь я в последний раз играл со сцены, когда мне было столько лет, сколько тебе сейчас.
- Спасибо, милый! Сегодня я не усну, а это впечатление останется со мною на всю жизнь. Это, как американские горки – не забывается!
- И счастливое – 13-ть, наше – 13-ть, да?
- Да, родной, да! – выдохнула она.
***
***
Лён задумался.Его яркое. полное страстей и увлечений детство и юность промелькнули перед его взором. Воспоминания, как туманный полог, опустились на ним пронизанные томными звуками блюзовой композиции возникшей из глубинной пульсации оркестра. Он вспомнил свои школьные годы, когда он, возвращаясь с секции дзю-дзюцу или джиу-джитсу, впервые взял в руки серебряный инструмент: трубу "конет-А-пистон" и извлёк первый звук, придавленный, как предсмертный рёв оленя-марала, погибающего в схватке за самку. Руководитель школьного духового оркестра Бенда, с грустью покачал головой: "А вы, кажется, полная бездарь, сударь!?" Тогда Лён густо покраснел и покрылся бисеринками пота и про себя твёрдо решил: "Всё равно я буду играть!И на этой дудке!Она так красиво блестит и имеет такой боевой и гордый звук!" Он выдержал простой экзамен у руководителя Бенды на чувство ритма и пение арпеджио под пианино, стоящее в зале, после чего начались упражнения с амбушюром, правильным дыханием и "работой диафрагмой", как говорил руководитель. Через неделю Лён уже бегло играл гамму до-мажор и ля-минор, а дальше больше: он освоил вторую и стал подбираться к третьей октаве. Успехи не заставили себя ждать и через месяц он уже сидел в оркестре и играл первую трубу.Однако, в те годы духовой музыкой на добровольных началах занимались только энтузиасты и когда руководитель Бенда заболел, оркестр распался, а начинающий трубач Лён, получив в школе аттестат зрелости, поступил в "Гнесинку" на эстрадное отделение Игоря Бриля. Сейчас он вспоминал зачётные экзамены по специальности на Большой Ордынке, как праздник Весны. Они, слушания, и в самом деле проходили в мае, при свободном посещении любителей джаза, знакомых и родственников студентов училища.
В учебном биг-бэнде Лёну поручались самые сложные сольные партии и импровизации. По предметам джазовой аранжировки и джазовой композиции он играл партии написанные им самим. И если оркестр в целом и группа саксофонов справлялась с его партитурой, то секции "медных": трубам и тромбонам, да и ему самому приходилось нелегко. Преподаватель курса Дмитрий Николаевич Дунаев даже предлагал и серьёзно настаивал - ввести для учащихся отдельный балл "за виртуозность аранжировки и мастерство сольных партий".
Но жаркой любовью Лёна был диксиленд: "горячий" или нью-орлеанский джаз.
Среди слушателей Гнесинки быстро отыскались энтузиасты этого стиля негритянского джаза, поклонники легендарных Луи Армстронга и Эллы Фитцджеральд и "Горячая семёрка Лёна" начала "зажигать" на студенческих вечерах и концертах поклонников традиционного джаза.
Это была необычная семёрка. Обладая богатой антологией современного рок-н-ролла, она вплавляла в традиционные приемы: «квадраты» и гармонию - современные стили от тяжёлого рока и "эр-н-би", доминировавших в конце столетия, до современного панк-рока и модных течений атонального джаза. Вся эта квинтэссенция делала ансамбль стильным и модным. Об оркестре заговорили.
Началось испытание состава «медными трубами».
Неожиданно для всех он стал лауреатом Международного фестиваля джаза "Ямборее 2008" и сделал тур выступлений по джаз-клубам Европы. Волна успеха высоко несла Лёна до роковой черты того вечера, о который, как о волнорез в штормовом море, разбились все его молодые мечты о музыкальном будущем с юными амбициями джазового трубача-виртуоза.
Этот вечер изменил жизнь Лёна так, что увлечение музыкой и призвание остались в далёкой дымке воспоминаний и лишь иногда посещали его, как и сейчас.
И Лён с волнением возвращался из новой жизни в прошлое и к тому памятному вечеру.
Это было так.
Тихим летним вечером, Лён вместе с друзьями из параллельного курса Тимом и Диной направились в Большой Концертный зал на Ильинке на бенефис известного негритянского мастера блюза, гитариста-виртуоза Би-Би-Кинга. Его, как всегда, сопровождал оркестр и бэк-вокал из трёх исполнителей и духовая секция с замечательными солистами: трубачом и тромбонистом. Совершенно отдельно и мастерски выделялась электрогитара-соло.
Старому мастеру было уже под семьдесят лет, но он был по юношески азартен и виртуозно владел инструментом.
Акустический инструмент стонал при прикосновении его пальцев, как гавайская гитара, а его энергичные восклицания зажигали весь ансамблю неповторимым колоритом негритянского блюза.
Для Лёна это был праздник души.
В антракте пока Тим ушёл покурить, прогуливаясь с Диной по зимнему саду театра, они весело болтали. Лён боковым зрением заметил в стороне группу из двух девушек и парня кавказской национальности, которые, заметив их, скрылись в зарослях тенистой хурмы. Высокое южное растение своими тонкими ветвями, как лианами, оплетало угол сада и было хорошим убежищем для посторонних.
Лён заинтересовался их странным поведением. Его что-то притягивало к ним, как электрическое поле и он, обняв Дину, приблизился к зарослям и стал прислушиваться.
Он услышал голос парня, настойчивый и агрессивный, и жалкий лепет девушек, что-то говорящих сквозь слёзы.
Среди праздничной атмосферы и торжественно-возвышенного настроения публики царивших в вестибюлях и в зале это производило разительный контраст в сознании Лёна и настораживало ещё больше.
Из нескольких отрывочных фраз он понял, что "дочери аллаха должны совершить джихад" по команде этого парня и этим «прославить аллаха, свой тейп и своё имя».
Лён моментально сообразил, что при стечение около двух тысяч народа, будут огромные жертвы если он, Лён, не остановит их.
Дина ничего не замечала и беспечно смеялась. Ей нравился Лён и она старалась понравиться ему и обратить на себя его внимание. Но Лён был сосредоточен и торопился. Антракт подходил к концу.
В его памяти промелькнули тревожные события последних лет, начиная от взрывов двух самолётов, унёсших жизни более ста человек, захвата школы в Беслане и до последнего взрыва - на пляже в Сочи, который произвела террористка-смертница. Он отошёл к журчащему фонтану, усадил Дину на скамейку и прислонился к колонне. Набрав на мобильнике номер «911», он сообщил дежурному оператору о своих подозрениях, его быстро переключили и он дал точное описание увиденного и услышанного и, что до конца антракта осталось всего шесть минут. Ему сказали: «Ждите у входа в вестибюль! Как мы узнаем Вас!?» Лён пояснил и они с Диной спешно покинули зимний сад и вышли в вестибюль...
Далее всё было как в сумбурном сне. Менее чем через пять минут большая группа молодых парней в штатском просочилась в вестибюль и растворилась среди зрителей.
Другая группа с собаками осталась незаметной и дожидалась у парадного подъезда в Концертный зал. Антракт был продлён на десять минут «из-за лёгкого недомогания великого маэстро». Мобильная связь была блокирована и желающие позвонить слышали только гудки «занято».
Лён дал подробные показания молодому офицеру спецназа, представившемуся по удостоверению полковником Свиридовым.
Молодые ребята в кевларовых костюмах и в таких же кевларовых белых рубашках с галстуками рассредоточились по залу, вестибюлям с буфетами и зимнему саду театра. А через три минуты в зрительный зал вошла группа с собаками обученными на нахождение взрывчатки. Публику попросили не беспокоится, предупредив, что проходят учебные занятия слушателей правоохранительных органов и это не повлияет на ход концерта. Через несколько минут подозрительная группа была обнаружена в туалетах, а в зале в разных местах были обнаружены три сумки со взрывчаткой и радиовзрывателями. Девушки были оперативно усыплены и саперы занялись их поясами шахидок в отдельной комнате. Парня разоружили и заковали в наручники. Кроме пистолета с глушителем у него обнаружили две гранаты и три мобильных телефона, запрограммированных как пульты дистанционного подрыва зарядов. Лён опознал участников диверсионной группы и его отпустили, проинструктировав и предупредив о невыезде из Москвы в течение недели, так как возможно понадобиться его помощь.
Операция прошла успешно.
Публика ничего не заметила и концерт прошёл в том же тонусе почитания великого маэстро, однако Лён с той поры был поглощён драматизмом происшедшего, и, бывая на свидетельских вызовах в СНБ, до глубины души проникся романтикой спецназа, которая стала его новой мечтой, вытесняя увлечение джазом, как юношескую забаву.
Только секцию единоборств по дзю-дзюцу, по рекомендации своего куратора из СНБ, знакомого офицера Свиридова, он стал посещать с большим энтузиазмом. Однажды его вызвали на Лубянку, где при полном актовом зале, Заместителем Председателя СНБ был зачитан Указ Верховного Главнокомандующего о награждении его, гражданское лицо, Лёна Бакунина правительственной наградой: орденом «За заслуги перед отечеством» 1 степени и рекомендация для поступления в Высшее командное училище войск специального назначения ГРУ, с присвоением звания младший лейтенант ГРУ, в случае выбора военной профессии и принятия воинской присяги.
Лёну уже давно исполнилось 18 лет и у него, как у допризывника, закончились все отсрочки от призыва на период обучения в Гнесинке.
Его неумолимо ждала срочная служба в армии, где у него и здесь вдруг появился выбор: военная музыка или спецназ. И он его сделал.
Началась новая жизнь.
Успешно сдав экзамены в Гнесинке за третий курс, Лён оформил академический отпуск по призыву в армию и поступил в Академию СНБ, как советовал его куратор, полковник Свиридов.
Это определило его последующий, 25-летний период жизни, полный скупой мужской романтики и подвигов о которых не пишут в газетах и о которых не знают даже близкие родственники и родные – отец и мать.
Теперь он, полковник ГРУ в отставке, и начинающий папарацци, отдыхая с женщиной его мечты, любимой, неожиданно для себя, дал мастер-класс в стиле рок-н-блюз, и, как оказалось, ничего им не забыто. Всё, что вошло в плоть и кровь в юношеские годы, и губы, и пальцы, и душа - готовы были немедленно отправиться в полёт джазовых фантазий-импровизаций.
Леночка коснулась его руки: «Что с тобой, милый?» Он вздрогнул: Прости, дорогая, меня унесло по волнам моей памяти так далеко, что я успел соскучиться по тебе и рад снова вернуться в твою нежность!» На её глазах сверкнули слёзы: «Какой же ты ребёнок, милый Лёнечка, и какой неисправимый романтик!» - прошептала она и нежно приникла к его губам…
Для них тихий и волшебный вечер продолжался, открывая новые и новые сокровища узнавания.
08.09.2011г.