К пятидесятилетию выхода на широкий экран
фильма Стэнли Крамера «Нюренбергский процесс».
Для воротил Голливуда, этой фабрики грез, Стэнли Крамер (1913–2001) всегда был отщепенцем, еретиком, «вероотступником», шедшим в киноискусстве своим путем. Уже его первые фильмы «Чемпион» и «Дом храбрецов», снятые еще в 1949 году, вызвали в правящих кругах Америки настоящий шок, так как рассказывали о жестокости в мире спорта и о разгуле расизма в армии США. Немедленно на Крамера обратил пристальное внимание Комитет по расследованию антиамериканской деятельности во главе с сенатором Джозефом Маккарти.
В своих работах Стэнли Крамер выразил взгляды, страхи и надежды, так называемой, честной Америки, Америки интеллектуалов, озабоченной существованием в окружающем их мире несправедливостей. Той Америки, которая, к сожалению, даже не предполагала, что со временем ее мечты о справедливости, в виде «демократии», «общечеловеческих» ценностей, «прав человека» и прочего, будут приватизированы властью имущих и превратятся в военно-полицейскую дубину – идеологию установки на планете «нового мирового порядка» – Pan American. Так, ко времени постановки «Нюрнбергского процесса», эта дубина уже использовалась в Корее и в Гватемале, готовилась интервенция на Кубу. Затем последовала война во Вьетнаме. Впереди были Чили, Гренада, Панама, Югославия, Ирак, Афганистан, Ливия. Как художник, где-то «шестым» чувством, Стэнли Крамер сумел уловить начало этого процесса и донес свою возникшую тревогу до зрителя.
Мировая слава приходит к нему как постановщику кинокартины «Скованные одной цепью» (1958), где в центре сюжета – двое беглецов из исправительной колонии, чьи ноги соединены железной цепью. Один из них белый, которого играет Тони Кертис, другой – черный, его играет Сидней Пуатье. Несмотря на, казалось бы, непреодолимый барьер между ними, порожденный десятилетиями расовой ненависти, они приходят к взаимопониманию. Этот фильм направлен не просто против расизма. Это своеобразный манифест гуманизма, направленный против бессмысленной ненависти человека к человеку, чем бы она ни была вызвана.
Фильм «На берегу», в котором снялся почти весь цвет американского кинематографа: Грегори Пек, Ева Гарднер, Фред Астер, Энтони Перкинс, явился предостережением человечеству о реальности угрозы ядерной войны, так как его действие разворачивается после… ТРЕТЬЕЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ. В картине мастерски показывается, как, пока радиация подбирается к берегам Австралии, единственному из континентов с временно уцелевшей «нормальной» жизнью, люди, оказавшиеся на этом «берегу» устраивают «пир во время чумы».
Следующей ступенью к вершинам своего творчества у Крамера стал фильм «Пожнешь бурю» (1960), с киноактером Спенсером Трейси в главной роли. В нем Крамер воссоздал в деталях так называемый «обезьяний процесс», осуждение в США в 1930-х годах школьного учителя за преподавание теории Дарвина.
И вот, наконец, наступила очередь «Нюрнбергского процесса» (1961), в котором практически во всех ролях заняты кинозвезды мирового уровня. Судью, например, играет Спенсер Трейси, главного обвиняемого – Берт Ланкастер, главного защитника – Максимилиан Шелл, полковника Лоусона – Ричард Видмарк, вдову нацистского генерала – Марлен Дитрих, и так далее. Фильм представляет собой классическое американское кино, снятое в жанре исторической камерной драмы. Вы не найдете в нем, становящимися к тому времени все более модными, грандиозные полотна с многотысячными массовками, подобных тем, что присутствуют в «Апокалипсисе» Френсиса Копполы, или в «Спартаке» Стэнли Кубрика. Нет там и головокружительных кинотрюков, которыми столь богата многосерийная «Лунная эпопея» в постановке NASA и того же Кубрика, посвященная, якобы, полетам американцев на Луну. Зато в нем присутствует драматически накаленный сюжет, заставляющий зрителя находиться в оцепенении во все время просмотра.
«Фильм, как заявлено в титрах, отображает реальность той моральной позиции, с которой должны считаться не только Германия, но и все союзнические страны в прошлой войне». Стэнли Крамер просит «принять этот фильм как попытку проанализировать эту моральную позицию». По сути, в картине анализируются взаимоотношения между государством, как обществом, и личностью. Вопрос актуальнейший. Действительно. С одной стороны первые слова немецкого гимна гласят: «Deutschland, Deutschland ;ber alles…» (Германия, Германия превыше всего). Джон Кеннеди, обращаясь к молодежи, сказал: «Не спрашивайте, что вам дала страна. Спросите себя, что вы дали стране». Нас, с раннего детства учили: «Сначала думай о Родине, а потом о себе». А Николай Некрасов, наш Великий поэт написал: что гражданин, это «отечества достойный сын…Ему тяжелый жребий пал, но доли лучшей он не просит: Он, как свои, на теле носит, все язвы Родины своей». Спрашивается, где грань, которая отделяет любовь к Родине от совершения аморальностей, государственных и военных преступлений.
Для понимания сути драмы необходимо следить не только за тем, что происходит в кадре, но и понимать, что происходит за кадром. Историческим фоном событий служит только что окончившаяся вторая Мировая война. Третий Райх разгромлен. «Мы разбили такую военную машину, которую еще не знавала история» – с пафосом заявляет главный обвинитель на процессе полковник Лоусон. Для русского человека, чья страна потеряла около 8 миллионов 700 тысяч своих солдат на полях сражений и почти 19 миллионов мирных жителей, разгромившая более 80% вражеских дивизий, подобная сентенция звучит почти как заявление мухи, седевшей во время пахоты на рогах вола – «Мы пахали». Понимают ли это действующие в фильме американцы? Конечно же. Они просто еще не могли забыть, что всего три года назад все американские газеты были полны восторгов по поводу успехов Красной Армии, называемых в них не иначе как титаническими и историческими. При высадке в Нормандии, англо-американцы, в какой-то степени завидуя славе наших воинов, жаждали увенчать себя полновесными лаврами победителей немецкого вермахта. Но не тут-то было. Громкая оплеуха, полученная ими в Арденнах от Моделя, быстро сбила с них спесь. Пришлось обращаться за военной помощью к Сталину. По-видимому, именно с этого момента они затаили злобу на нас, русских. Чтобы навязать нам волю Соединенных Штатов и Британской империи, ими была разработана операция «Немыслимое», начало которой задумывалось на 1-е июня 1945-го года. В ней ставилась задача отбросить Красную Армию из центра Европы на рубежи Сталинграда. А в качестве ударной силы, предполагалось использовать недобитых немецких вояк. Но элементарный расчет, произведенный в штабах, дал однозначную оценку – в тот момент русские были не по зубам англо-американцам. Согласно таким же расчетам эта же общеполитическая цель оказалась недостижимой и к ноябрю 1945 года, когда президент Трумэн подписал план «Тоталити» по уничтожению СССР атомным оружием, так как соотношение сил мало изменились по сравнению с весной того же года. Но если не получилось силой, то англо-американцы начали применять интриги и провокации.
Необходимо напомнить, что наша страна, сразу после закончившейся войны, от Бреста до Москвы и Сталинграда лежала в руинах и пожарищах. Только что закончился всем памятный голодный 1946-ой год. С трудом решалась проблема жизнеустройства 10 миллионов демобилизующихся из армии воинов. Обещанный американцами еще в ходе войны, крупный заем был Трумэном заблокирован. Вопреки Потсдамским соглашениям, пытаясь сорвать восстановление нормальной жизни в нашей стране, англо-американцы запрещают на территории своих оккупационных зон сбор репараций в пользу в СССР. Так же, вопреки этим соглашениям, гарантирующим единство послевоенной Германии, они берут курс на создание отдельного немецкого государства, будущей ФРГ. Стали создаваться сепаратные органы власти. Проводится массированная провокация-диверсия. А именно, без согласования с советскими оккупационными органами, в Западных зонах проводится денежная реформа как единомоментный запрет хождения рейхсмарок. Естественно, отмененные на западе денежные знаки устремляются в Восточную зону, сметая все и вся из ее магазинов и нанося огромный ущерб советской экономике. А ведь за счет ее проживала третья часть населения побежденной Германии. Советские оккупационные власти просто вынуждены были блокировать поток денег с запада Германии и, одновременно, блокировать вывоз продуктовых товаров с востока. Особо сложное положение сложилось в Берлине, разделенном оккупационными силами на отдельные сектора. Вопреки, все тем же Потсдамским соглашениям об его особом статусе, англо-американцы распространили действие денежной реформы и на свои берлинские сектора. Так возник пресловутый «Берлинский кризис 1948-го года». И длился он в течение почти года, пока советские оккупационные власти не сумели организовать самостоятельный денежный оборот. Весь этот год англо-американцы иезуитски обвиняли СССР в экспансии, в попытке аннексировать западный Берлин путем организации в нем голода.
Таков исторический антураж происходящего в фильме, за кадрами которого мы, русские, представлены как нависшая над Европой темная, жестокая сила. В картине американский генерал, откровенно, в духе, произнесенной годом ранее, Фултоновской речи Черчилля, прямо заявляет: «Если пропадет Берлин, пропадет Германия. Если пропадет Германия, пропадет Европа… Нам нужна помощь немецкого народа. Но ее мы не получим, если будем осуждать их лидеров на долгосрочное тюремное заключение». Другими словами, цель провокации ее исполнителями даже и не скрывается – восстановить против нас всю западную Европу. При этом, в первую очередь, американцам как воздух нужны были немцы, немцы реваншисты, немцы нацисты, ненавидящих русских и жаждущих начать новую войну, но уже с «чистого» листа. Поэтому организованные было по «горячке» суды над нацистскими преступниками ну ни как не вписываются в проводимую ими политику. Следуя этой логике, правящие круги Америки решают спустить суды на «тормозах». Для этого из захолустья штата Мэн вызывается провинциальный судья, в надежде, что он будет послушным в руках действующих политиков.
Кульминация фильма совпадает с критической точкой в Берлинском кризисе, когда наши оккупационные власти приняли решение приостановить всякое сообщение между восточной и западной зонами. Американцы, в ответ, двигают на восток войска. Ими же провокационно нагнетается обстановка: «Что будет, если они (то есть русские) начнут стрелять по нашим (американским) самолетам». В сложившейся обстановке американские сенаторы и генералы единодушны. Необходимо прекратить раздражать немцев жестокими приговорами, раз остановить суд они уже не в силах. На обвинителя, полковника Лоусона, как и на судью, оказывается прямое давление. В конце концов, Лоусон не выдерживает, и в своей заключительной речи он бормочет нечто нечленораздельное, о какой-то особой ситуации, прося суд, при вынесении приговора, учитывать ее.
Это и есть момент истины. Эрнст Янинг на суде признает, что подписывал несправедливые приговоры под давлением германского правительства и шёл на это в интересах Германии. В своем последнем слове он напомнил, что до Гитлера экономика страны была в ужасающем состоянии. Более 40% населения не имело работы. Инфляция была настолько высокой, что работникам выдавали зарплату два раза в день, чтобы они могли сбегать в магазин и купить продукты питания до того, как поднимутся цены. Гитлер же обещал, что, придя к власти, покончит с таким положением. Но непременным условием экономического и нравственного возрождения Германии, по мнению Гитлера, было удаление из немецкого общества «неарийцев», чуждых этому возрождению. Полковник же Лоусон просит суд вынести явно несправедливый приговор тоже под давлением своего правительства, которое исходит из пресловутой политической целесообразности. Понимает ли он, что этим он ставит себя на одну «доску» с обвиняемыми? Прекрасно понимает. Выходя из кабинета генерала, вызвавшего его для соответствующего разговора, он задается риторическим вопросом – «А, зачем была тогда эта война?» Действительно. Зачем же Америке нужна была эта война. С СССР все ясно. На нашу страну напали люди, жаждущие физически уничтожить наши народы. Здесь политическая целесообразность и личные нравственные и моральные устои слились в единое целое. В таком же положении оказались и многие другие народы. В частности Китай, потерявший в войне 35 миллионов человек. Так и хочется на заданный бравым полковником вопрос ответить словами известной рекламы: «У вас нет демократии? Тогда мы идем к вам, чтобы ваше стало нашим».
Неожиданно для власти имущих случился прокол. Судья Хельвуд оказался представителем честной Америки. Он самостоятельная личность и привык во всем разбираться сам. Кроме честности он наделен еще исключительным обаянием, и к нему относятся с уважением все участники процесса, и, даже, главный подсудимый Эрнст Янинг, бывший министр юстиции III Рейха. Судья, выслушав все стороны, отвергает производимое на него давление и приговаривает обвиняемых к пожизненному заключению. В то же мгновение он, изначально окруженный заботами и правительства Соединенных Штатов, и сенаторами, и офицерами американской армии, остается в полном одиночестве. От него отвернулись все, кроме… Эрнста Янинга, произнесшего перед этим на суде покаянный трагический монолог и принимающего приговор суда как избавление от мук совести, а после вынесения приговора доверивший судье свои личные бумаги. То единодушие с которым американское общество отвернулось от честного человека, позволяет Стэнли Крамеру, словами все того же полковника Лоусона, поставить этому обществу почти медицинский диагноз: «У нас, у американцев врожденный комплекс неполноценности».
Важное место в фильме занимают речи защитника. Вначале процесса он ставит вопрос о патриотизме – должен ли сам судья следовать законам своей страны или бороться против них, превращаясь в предателя. Сейчас «вся Германия является подследственной!» – патетически восклицает он. Это надо понимать, что предателей было не много. Показательно, что во времена войны самым популярным у немцев «подарком» с восточного фронты были женские шерстяные варежки и пуховые платки. Немцы народ сентиментальный. Как рассказывал мне мой отец, каждый немецкий солдат стремился своей Mutter или M;dschen послать эти символы своего участия в «великом походе на Восток». Это сколько же наших соотечественниц были убиты и ограблены ради обладания таким сувениром. Ведь на нашу землю пришли не десятки, ни сотни тысяч, а миллионы вражеских солдат. Точнее, где-то около пятнадцати миллионов, составлявших 20% населения тогдашней Германии. Да, именно так. Вся Германия в той или иной степени приняла участие в совершенных на нашей земле преступлениях Гитлера и должна была бы оказаться под следствием. Но это уже из области ненаучной фантастики. Да и зачем продлевать страдания людей. Ну а виновных, за исключением особо отпетых, пусть бог накажет. Человек, не испытавший своей боли, просто не способен понять боль другого человека. Поэтому СССР отказался от участия в так называемых «малых» Нюренбергских процессах. Но, разве американцы могут понять такую логику? Конечно, нет. По двум причинам. Первое. На их землю не упал ни один снаряд, ни одна бомба. У них не было колонн безоружных беженцев, которые расстреливали бы из пулеметов резвящиеся на мессершмидтах ассы Геринга. У них не было сотен стертых с лица земли городов и тысяч сожженных деревень. Второе. Американцы никогда не были в рядах тех, кого расстреливали. Они были и остаются в рядах тех, кто расстреливает. Пытаясь остановить Янинга в его стремлении к покаянию, адвокат говорит: «Вы хотите, чтобы американцы остались здесь навсегда? Я Вам покажу фотографии Хиросимы и Нагасаки. Тысячи сожженных и обезображенных людей. Маленькие дети. Это и есть их хваленая мораль».
Между Эрнстом Янингом и его адвокатом много несовпадений во взглядах. Но в одном они солидарны. А где был остальной Мир?
Эрнст Янинг говорит, что Германии все отказывали в помощи, когда она была при демократии, но в упадке. Но стоило придти к власти Гитлеру, как «немцам сказали – берите Австрию, ремитаризуйте Рейнскую область, берите Судеты, берите все что хотите». Его адвокат добавляет, что в случившемся «виноват СССР, подписавший в 1939-ом году пакт с Гитлером и тем самым развязавший ему руки. Виноват Черчилль, хваливший Гитлера еще в 1938-ом году. Виноваты американские дельцы, вооружившие Гитлера и неплохо заработавшие на его заказах. Другими словами виноват весь Мир, а не только Германия». Здесь мы сталкиваемся с въевшейся в западное сознание мифологемы о вине СССР за развязывание войны, полностью игнорирующая факт, что не СССР подписывал Мюнхенское соглашение 1938-го года, передававшего в руки Гитлера Чехословакию, с чего, собственно, и начиналась Вторая Мировая война, что не СССР сорвал англо-франко-советские переговоры летом 1939-го года, в результате которых война стала бы не возможной. Но такова уж логика западных политических деятелей. Такова уж их мораль.
Для нас представляет большой интерес, как Стэнли Крамер показывает побежденных. Они, в тот момент, когда идет суд над нацистами, пьют пиво и поют, гремя в такт кружками, свои любимые песни, такие как Lili Marlen.
«Vor der Kaserme
Vor dem gro;en Tor
Stand eine Laterne
Und steht sie noch davor
So woll’n wir uns da wieder seh’n
Bei der Laterne wollen wir steh’n
Wie einst Lili Marleen…»
Перед казармой,
Перед большими воротами
Стоял фонарь,
И он еще стоит перед нею до сих пор
Так давай мы там опять увидимся.
Снова постоим у фонаря.
Как когда-то, Лили Марлен.
Когда их спрашивают о временах Гитлера, они единодушно восклицают: «Мы не знали! Мы не знали! Мы ничего не знали!» Суровый Эрнст Янинг в ответ спрашивает себя и всех немцев, а где они были? Как они могли не знать, что по железным дорогам идут целые эшелоны товарных вагонов, наполненные людьми, в том числе детьми, подлежащих уничтожению? Что, никто из немцев не слышал их криков о помощи? Заметим от себя, что, немцы не знали, каким образом наполнялись получаемые ими с восточного фронта посылки, и, что, они не слышали рассказов фронтовиков?
Позицию всех немцев поддерживает и вдова гитлеровского генерала Бертхольда, которую играет Марлен Дитрих: «Что мы могли знать?». Ее муж был боевой генерал. Но жестокие американцы почему-то его повесили. Заметим, что у Крамера это явный перебор. После войны никто из германского фронтового генералитета не был казнен. Наши захваченных в плен немецких генералов просто отправляли в лагеря для военнопленных. Кто предпочел сдаться союзникам, тех действительно судили. Так Хауссер, Гот, Гудериан, Манштейн, как и сотни других гитлеровских вояк, отсидели по десять лет в тюрьме. Сидели в весьма комфортных условиях, и по заданию американского командования писали свои воспоминания о проведенных ими боях, которые впоследствии породили многочисленные западные мифы о войне. Кто хотел избежать позора плена, тот подобно Вальтеру Моделю, застрелился сам. Особое место удалось занять лишь некому Беккеру, если мне не изменяет память, он был захвачен в чине генерал-майора. Во время Курской битвы он был штандартенфюрером (полковником). При взятии дивизией СС «Мертвая голова» 7-го июля 1943 года деревни Непхаево в Белгородской области, защищаемой в течении трех суток остатками 155-го гвардейского полка, в бессильной злобе на непреклонность гвардейцев по выполнению своего воинского долга, он приказал собрать всех раненых наших солдат и раздавить их танками. Однако, к нему была проявлена, прямо сказать, неуместная гуманность. Его, как и всех, направили в лагерь военнопленных. Там он попытался устроить мятеж, за что и был расстрелян.
Выход на экран «Нюренбергского процесса» совпал по времени с двумя провалами, пощечинами по американскому самолюбию. Первая, крах организованного американцами вторжения на Кубу 17 апреля 1961-го года на Плая-Хирон, в заливе Кочинос. Вторая, полет Гагарина 12-го апреля того же года.
В ответ на первый провал, американцы, с яростью раненого зверя бросились в джунгли Вьетнама, инсценировав Тонкинский инцидент, подобно тому, как это сделали гитлеровцы в Глявице 31-го августа 1939-го года в целях развязывания второй Мировой войны. Суть инцидента в том, что 2-го августа 1964-го года американский эсминец «Мэдокс», чисто в провокационных целях, а для чего еще мог находиться военный корабль США у вьетнамских берегов за многие тысячи миль от Америки, зашел в территориальные воды чужой страны, чем вызвал ответную реакцию ВМФ Северного Вьетнама. Так как для начала большой войны этого американским политикам показалось мало, они через день, 4-го августа запустили откровенную дезинформацию о полномасштабном нападении вьетнамских торпедных катеров на американские корабли, в чем впоследствии с предельной наглостью и признались [Хэнуока: США начали войну во Вьетнаме на основании искаженных фактов. Лента новостей «РИА Новости»]. Через три дня, 7 августа, Конгресс США принимает так называемую «Тонкинскую резолюцию», которая уполномочивала президента Линдона Джонсона использовать вооружённых сил США, якобы, для защиты свободы стран Юго-Восточной Азии. Эта резолюция стала правовой основой для начала полномасштабного участия США в боевых действиях без формального объявления войны с применением «гуманитарных» ковровых бомбардировок, химического оружия, включая дефолианты и напалм.
В ответ на второй провал, американцы пошли на еще большую подлость, а именно на мистификацию полетов на Луну, обманув теперь, в сущности, все человечество. Здесь не место пересказывать технические вопросы, раскрывающие суть совершенного подлога, широко освещаемые разными авторами, например [Попов А.И. «Американцы на Луне: великий прорыв или космическая афёра?», М., «Вече», 2009.] Здесь не место обсуждать степень участия в этом подлоге высшей советской партийной номенклатуры, смотри статьи [http://www.proza.ru/2010/12/23/451] и [http://www.anti-glob.ru/mnen/lun.htm]. Любого преступника-рецидивиста всегда выдает его почерк. Заслуга Стэнли Крамера, прежде всего, в том, что он в глубокой по замыслу и по совершенству исполнения картине раскрыл этот почерк и показал всему миру всю аморальность высшей американской политической элиты, ее злобность, лживость и ханжество.
Фильм «Нюренбергский процесс» был выдвинут на премию «Оскар» сразу в 13 номинациях. Однако, получил он лишь две статуэтки: за адаптированный сценарий и за лучшую мужскую роль, которую сыграл Максимилиан Шелл. В составлявшейся в 1997 году Американским институт киноискусства список ста лучших кинокартин всех времен «Нюренбергский процесс», само собой разумеется, не попал.
Интернетовский адрес фильма: Стэнли Крамер, Нюрнбергский Процесс.