20 апреля
Каждый день приходит Ната. Меня поражает та нежность и ласка, с которой она склоняется над моим ребёнком, трогает его, разговаривает с ним.
Ходила в аптеку за укропной водой для малыша. Я редко бываю в городе, и, может быть, поэтому замечаю изменения, произошедшие на улицах: вижу много молодых людей, есть очень хорошо одетые, и странно – очень много некрасивых, почти уродливых лиц. В аптеке молодая пара покупала противозачаточные средства. Он с непропорциональной фигурой, большой головой, с причёской под Бальзака, она довольно стройная, элегантная. Он наклонялся и, улыбаясь, шептал что-то ей на ухо.
Холодный ветер гонит пыль. Сейчас как раз то время, когда меня особенно мучают головные боли.
Сегодня гуляли втроём: я, мама и Мишенька. Мама вышла с ним первая, и я долго искала их в заброшенном парке за домом, пока не увидела мамин платок. Она сидела на каком-то камне в стороне от дорожки. Из-под пальто торчал халат, ноги немного разведены в коленях, и видны круглые резинки для чулок. И всё это мне так трогательно. Щемящая нежность наполнила меня к ней в её старом пальто, с усталым уже немолодым лицом, седыми волосами.
Мама сказала, что я постарела за этот год. Да это так. Я сама это вижу. Перед родами мне не было так тяжело, как раньше, тогда, когда приходилось ездить за город в деревенскую школу в переполненном, как всегда, автобусе.
Папа вчера заболел. Приехал с дачи и лёг. У него высокая температура, упадок сил. С всклокоченными седыми волосами, красным лицом он выглядит совсем стариком.
22 апреля
Носили с мамой Мишеньку в детскую поликлинику к Тамаре Митрофановне, детскому врачу, которая ещё наблюдала меня, когда я училась в школе. Он подрос и теперь весит более пяти килограммов.
Сейчас он засыпает. Я пела ему, всё что знаю и могу напеть. Он улыбался и сам издавал какие-то звуки.
Сегодня наконец исполнилось 100 лет со дня рождения Ленина. Сколько об этом говорили! Как выхолостили всё, что было с ним связано.
Я уже начинаю ждать приезда Саши. Пусть скорее приезжает, и пусть скорее наступит май.
А прошлое 1-е мая? Нет, не прошлое - три года тому назад. Я
звонила перед праздником в Москву. Боже! Сколько я звонила!
Мы собирались встретиться в Сочи…
Что принесёт мне эта весна? Чего я ещё жду? На что надеюсь? Нет, не преступила я ещё ту черту, за которой ничего нет, как сказано у Франсуа Мориака. Я ещё жду завтрашнего дня и с нетерпением и интересом смотрю в будущее.
Саша меня любит, пусть для себя, пусть эгоистично, но всё-таки любит, и так хорошо чувствовать себя любимой. Он изменился, повзрослел. Иногда я замечаю на нём моё влияние, только обидно иной раз, что он часто так рьяно спорит со мной, а потом, через некоторое время высказывает мои мысли как свои. Я не напоминаю про былые споры.
Настроение моё сейчас светлое. Мой сынишка, мой скворушка скрашивает мою жизнь.
Отец поехал в школу получить за меня деньги. Не хорошо было пользоваться его помощью, когда он ещё не совсем здоров; но так не хотелось оставлять малыша.
Если я уйду от педагогической работы, будет это бегством или поражением? Скорее всего, да. Актрисой я не стала, о каких же победах в моей жизни могу я говорить? Но я не ропщу. У меня есть чувство жизни, та острота восприятия, которая делает моё существование не только более тяжёлым, но и помогает иногда, делая его богаче. Надо, вероятно, уметь жить - чувствовать и не приходить в отчаяние.
6 мая
Пришли и прошли майские праздники. Приезжал Саша и уехал сегодня утром. Он привёз букетик маленьких тюльпанов, очень волновался при нашей встрече. Гуляли втроём с Мишуткой в коляске. Саша был очень красивым. Мне приятен был этот холодный, пыльный день, его слова о любви, немного грустный взгляд. Что-то как будто угнетало его, но что, он не говорил. Мне хотелось любить его, быть с ним… я спросила, почему он грустит.
- Потому что я люблю тебя, ответил он.
А утром, в постели, когда он долго целовал меня,
мне вспомнились губы Н.В. и то, как он
целовал меня в Москве.
Нехорошо! Нехорошо перед Сашей. Но почему же я сама растравляю в себе эти воспоминания?
Накануне 1-го мая отец сказал, что надо пригласить сашиных родителей. Мама была против, как и я она не хотела видеть моего свёкра. Однако высказано это нами не было, потому что Саша был в соседней комнате. Мама пыталась говорить, что надо было заранее готовиться, а отец не достал продуктов.
-Ничего особенного не надо, - говорил он, - куплю бутылку вина, и мы просто посидим, поговорим вместе. Пётр Викторович ещё не видел своего внука.
Мама взорвалась:
- Мог уже сам прийти и посмотреть внука! Как будто моя дочь незаконного родила!
Она заплакала, а отец не унимался:
- Пойду сейчас и приглашу их. Надо быть добрее к людям. Не знаю, как вы, а я отношусь к Ивановым хорошо. Галина Семёновна – очень хорошая, милая женщина, и Пётр Викторович… - тут он смущённо и кисло улыбнулся, - тоже хороший человек.
Он вышел на лестницу чистить ботинки, я пошла следом и сказала:
- Если они придут, я сделаю скандал.
- Ну и хорошо, ну и сделай, - ответил он.
Бешенство против отца, как в подростковом возрасте, поднялось во мне. Какая мука от одной только мысли, что свёкор придёт смотреть на моего мальчика, что он – его дед! А ведь никто не любит его, кроме меня и мамы! Нет, отец тоже любит, трогательно и нежно; но зачем, зачем этот визит тех, для кого он – только забава?
Я долго гуляла с малышом, обошла парк, зелёная трава была яркой, на деревьях появилась молодая листва. Дул сильный ветер. Мишенька спал у меня на руках.
Когда я вернулась с ребёнком с прогулки, гости уже пришли. Свёкор встал с дивана, поправил галстук, раздался его самодовольный голос:
-Ну, где внук?
Чтобы не смотреть на него смотрю на Галину Семёновну, отвечаю на её поцелуй поцелуем в щёку. Кормлю Мишу в другой комнате, она присутствует.
Пришла тётя Поля, занимает гостей беседой. Не хочу выходить. Вошла мама и зашептала:
- Неудобно! Люди пришли.
Свёкор сидел во главе стола и был центром внимания. Он снисходительно подсмеивался над женой и самодовольно отвечал на вопросы. Мама не на шутку развеселилась. Ей, к сожалению, нравился этот седеющий красавиц, и она не возражала бы с ним немного пофлиртовать. Мне это было неприятно. Саша много пил и выглядел по-дурацки. Во всех остротах, отпускаемых по поводу матери, он поддерживал отца. Галина Семёновна не обижалась, или хорошо скрывала это. Мне кажется, она гордится своим мужем.
-Что такое? Совсем демократии не стало?! – шутит мама.
Свекор веско отвечает:
- Ленин сказал, нам нужна такая демократия, которая шла бы на пользу пролетариату.
Отец продолжает улыбаться. Я ухожу в комнату к ребёнку и жду, когда же кончится вся эта нелепость.
Мишеньку всё-таки вынесли и положили перед гостями на кресло. Мама, как будто, хвасталась внуком. Спасибо сашиному отцу, он на него совсем не обращал внимания. Мне пришлось выпить рюмочку сухого вина. Пётр Викторович долго и настойчиво советовал выпить мне массандровский портвейн, и, когда я всё же выпила сухое вино, раздражённо отвёл от меня глаза с выражением лица, говорившим: «Ну, конечно! Её не переубедишь».
Пришёл пьяный отец Наты. В другое время я не обрадовалась бы ему, но в тот момент он показался мне родной душой. Он играл на пианино мелодии итальянских песен, а потом вдруг спел блатную песню: «Сегодня в доме дяди Зуя праздник…». Ему налили водки, он выпил и попросил воды запить. Когда я принесла ему стакан, он растроганно произнёс тост в мою честь, и казалось, что был совсем не пьян, когда сказал мне: «Ты – моя радость».
Он много шутил с тётей Полей, и она кидала в него фантики от конфет. Оказывается, когда они жили в Болхове, он ухаживал за ней.
- Женя, ты помнишь, какая ты была?! Я, понимаешь, ухаживаю, а она отбивается.
Саша начал ревновать, часто выходил курить. Ему хотелось, чтобы я сказала, что он пришёл совсем не ко мне; но, в самом деле, он пришёл ко мне, и я этого не скрывала.
Наступил вечер, гости ушли, а отец Наты попросился посмотреть на Мишу.
- Ты – молодец! Сына родила.
- А чем сын лучше дочери?
- Дура! Дура!
Он брал своим толстыми, неуклюжими пальцами крошечную ручку сына и говорил:
- Ты хороший! Хороший! Будешь со мной в футбол играть, когда подрастёшь.
Когда он уходил, поцеловал меня в щёку. Я испуганно посмотрела на не завешанное окно, а самой было смешно и весело. А на следующий день стало противно, когда он приходил извиняться и, уходя, погладил меня по заду.