(1).
Мне было лет двадцать, когда меня бросила мама.
Не так уж и рано, наверное, скажете вы. Уже не маленький и можно смириться с утратой проще, чем это было бы в детстве. А я вам отвечу, что ни черта вы в этом не понимаете, потому что это всегда, знаете ли, не сахар.
Нет. Я не правильно выразился. Мама не бросала меня. Она просто ушла от папы.
Помню наш с ней разговор в тот вечер.
Она пришла ко мне в комнату и присела на кровать, тронула меня легонько за плечо, как будто и не собиралась будить, а я проснулся:
-Ты чего, мам? – спросил я, слегка удивлённый.
-Да нет, ничего. Знаешь, я ведь очень люблю тебя, – сказала она тихо-тихо.
-А я тебя, мам, - сказал я, протирая глаза. – А почему ты это говоришь?
-Просто так. Ты же должен помнить об этом, чтобы ни случилось.
-А что случилось?
-Ничего. Не волнуйся. Просто запомни. Единственная вещь, от которой ты никогда и ни за что на свете не убежишь, это твои чувства. Говори о них. Будь честен, если любишь. И это будет оценено рано или поздно, даже если перед этим тебе придётся пережить много душевных ран. Я уверена. Ты хороший мальчик. Любовь – будет непременной составляющей твоей жизни.
-Наверное, мам…
-Ну, всё, спи. Я и так тебя разбудила. Прости, очень хотелось чуть-чуть поболтать с тобой.
-Да нет, ничего, мам, - сказал я и зевнул.
-Ну, я пошла. Спокойной ночи, дорогой, - сказала она, пропадая в тонком луче света, закрывая дверь.
А на следующее утро она исчезла. Я не знаю, куда. Папа сидел на кухне и курил. Я спросил его, но он молчал полдня, после чего надрывным голосом сказал мне, что она ушла. Как оказалось, в конфликте, которому было уже несколько месяцев, только сейчас была поставлена точка.
(2).
Мы поругались с отцом. Как-то так получилось.
Он вроде как изменил ей. А потом во всём признался. Надо сказать, он всегда рубил правду матку, считал это своим главным достоинством. И был уверен, что всё сойдёт ему с рук. Что мама оценит его искренность. А вот не сошло. Мама ушла от него, потом переехала по работе в другую страну, и мы перестали видеться. Жила она одна или с кем-то, мы не знали, но факт остаётся фактом: общение почти прервалось. Звонки по праздникам не в счёт. Мы оба можно сказать потеряли любимого человека, и не нашли поддержки друг в друге, так как ни он, ни я не могли помогать, а сами нуждались в помощи. И вместо этого мы стали обвинять друг друга, ругаться по любому поводу. Всё так и сложилось, что однажды мы не смогли больше жить вместе, и я переехал.
Конечно, на семейных праздниках, которые устраивала бабушка, мы были вместе, как славная семейка, отец и сын. Собирались и прочие родственники. Дяди, тёти, племянники. Некоторых я даже не знал. Бабушка хранила традицию и каждый Новый год, Дни рождения, именины, мы, как и раньше, ездили к ней. Бабушка как была, так и осталась хранительницей очага. Только вот, кажется, что как только мамы не стало, то я и отец обиженные встали и ушли, оставив бабушку одну около этого очага.
Мы поссорились почти сразу, как это случилось. Я считал себя уже слишком взрослым, чтоб сразу бежать к отцу за примирением. А потом, как это всегда бывает, упустил момент, когда уже не рано, страсти улеглись, но ещё и не поздно всё исправить. Я виню отца лишь в том, что он в силу своего жизненного опыта, ума не осознал этого раньше меня и не объяснил мне, как всё сделать лучше. Пусть не так как было раньше, но хоть приближенно.
И я стал жить один.
Во всех смыслах один.
Я думал, что смогу отвлечься чем-нибудь вроде рисования или музыки или, если напишу что-то толковое. Но вместо этого я начал курить почём зря, и иногда даже в кровати. Засыпал с тлеющим огоньком в пальцах. Меня спасало лишь то, что он всегда падал на холодный пол, залитый недопитым чаем. Я сам успешно осознавал своё запустение и безуспешно пытался из него выйти. Поначалу пытался. Потом же все углы и недовольство собой и своей жизнью как-то сгладились, позволив мне и дальше рушить себя, засыпая с огоньком в руке.
(3).
Я попытался записывать какие-то свои мысли. Попробовал писать нечто вроде рассказов. однако все они были одинаковыми про всяких печальных неудачников с тяжёлой судьбой, и зачастую они были просто напичканы всякими депрессивными мыслями и цитированием давно умерших писателей-меланхоликов. Персонажи в конце зачастую сводили счёты с жизнью. Я перечитывал рассказ буквально через пару дней, с того момента как я его написал и мне уже казалось, что это сущий бред. Я выбрасывал их все в помойку.
Зато меня радуют мои вечера. Я прихожу домой, закуриваю сигарету, включаю телевизор, он ноет что-то на фоне моих мыслей вслух, я мысленно разговариваю с мамой, она советует мне обратить внимание на моё психическое здоровье, я спорю, считаю, что всё со мной хорошо, обижаюсь на неё. Она замолкает. Я остаюсь один. Я вдруг слышу, как громко работает телевизор, контрастируя с ночной тишиной, в которой нет никого, кроме меня.. Я выключаю его. За окном валит снег, и небо совсем затянуто непроницаемым слоем облаков. И так темно и тихо В комнате не остаётся никакого света, кроме огонька в моих пальцах. Серо-сизый дым прокрадывается по темноте к потолку витиеватыми путями, убегая от огонька. Струйки дыма, вьются вокруг друг друга, разбегаются от дуновения, сплетаются снова, свиваются в одну, расходятся снова красивыми колечками в стороны, забывая друг о друге, пропадая совсем. Мне кажется это красивым, я любуюсь и надеюсь на следующий день попробовать это сфотографировать. Потом я тянусь за чашкой чая, которая стоит на полу, и задеваю её в темноте, она разливается.
Да что за чёрт…
Я ложусь обратно, пытаясь найти смысл своих размышлений вслух вперемешку с мыслями, которые не высказываю. Не знаю почему. Я не знаю и того, зачем некоторые мысли я, словно кому-то адресуя их, отчётливо проговариваю в пустоту, пропахшую холодом и дымом, в котором я засыпаю уже только под утро…
(4).
В марте стало теплеть. В конце марта, если быть точным. Солнца стало больше, снег стал подтаивать и по улицам города понеслись во все стороны талые солнечные ручейки, пальто и куртки расстегнулись, шапки и шарфы пропали совсем, откуда ни возьмись снова прилетели птицы, осели с новыми песнями на старых деревьях, где начали завязываться новые почки. В наш город пришла новая весна.
У меня улучшилось настроение.
Но лишь ненадолго. Отец позвонил и сказал, что в очередном телефонном разговоре с мамой, она сообщила ему, что выходит замуж. Она нашла себе кого-то. Это был удар для нас обоих. Но новый общий враг в виде какого-то засранца, который охмурил мою маму всё же не сблизил нас отцом ни на секунду.
Мы повесили трубки почти одновременно с почти одинаковым чувством злобы на этого мерзавца. Мы люто возненавидели его.
Ни я, ни отец однако не перестали общаться с мамой. Только мои звонки не так раздражали нового жениха моей мамы, как звонки отца. Тем более, что отец нередко заводил разговор о примирении, прощении и восстановлению семьи. Постепенно мы оба стали обузой. Звонки затруднились. Мама с женихом поменяли номер телефона, и мы потратили много времени и нервов, прежде, чем узнали новый, который тоже вскоре сменился, когда кому-то на другом конце провода стало казаться, что отец перебарщивает со звонками.
Это было верно. Он звонил раз в день. Даже если бы родители разошлись мирно, этого было многовато (разошлись же всё-таки), а уж с учётом того, что они разошлись со скандалом, то его звонки вообще кажутся неуместными.
Мы точно знали, что кое-кто очень не хочет, чтобы это общение продолжалось.
(5).
За мартом пришёл, апрель, за ним май, а сквозь май постепенно стало проглядывать лето.
Лето. Интересная штука это лето. Многое в жизни происходит как подготовка к чему-то важному, а само это важное длится секунды. Примеров не мало.
Так и лето. Мы ждём его девять месяцев, девять долгих месяцев, а потом эти заветные три пролетают быстрее, чем хотя бы один из оставшихся девяти. Миллионы секунд, тысячи минут. Но другие. Более короткие.
Пусть я мало общался с людьми, но со временем я стал выходить из своего подавленного состояния. Я не знаю, кому и чем обязан за это, но мне и правда стало лучше. Возможно, это время, которое то ли лечит, то ли просто даёт забыть и отвлечься. В любом случае, я даже стал улыбаться и видеться с людьми, с друзьями главным образом, которым я тоже должен быть благодарен, что не обиделись на моё долгое безразличное затворничество и откликнулись, когда я предлагал встречаться. Они подсказали мне много нового
Я решил, что невозможно так подолгу сидеть дома летом, потому что потом зимой я прокляну себя за то, что не провёл лето с пользой.
Я отмыл окна, постирал занавески, вытер чай с пола, выкинул забитые до отказа пепельницы и купил новые, заручившись обещанием самому себе отмывать их регулярно до блеска, вытер пыль в квартире, разобрался на письменном столе, выкинул пустые бутылки, пачки, разные склянки, банки консервов, проветрил комнаты и стал делать это ежедневно, пуская свежий воздух ко мне частым гостем по утрам, днём и вечерами.
Это всё, как мне казалось по фильмам, должно было бы расшевелить меня. Но тоже подействовало не сразу.
Я вытащил с балкона старый велосипед, смазал его по новой, покрасил в местах, где краска чуть-чуть облупилась, выехал покататься и решил делать это впредь каждый день.
Я распахнул дверь и вышел на улицу, выкатывая вперед себя велосипед. Я огляделся, сел и поехал.
(6).
Первый раз я увидел Её, когда она смеялась. От души, в голос, обнажив яркую белозубую улыбку. Первый раз она увидела меня на велосипеде. Под ним. Растянувшимся на земле со ссадиной на подбородке. Она смеялась, а мне было как-то интересно смотреть на неё в этот момент. Она обратила внимание на мою реакцию и немного смутилась.
Она подошла ко мне, держа ладонь около губ. Видимо, она ещё посмеивалась. Это было чертовски мило, как ей удалось это.
-Прости, не хотела тебя обижать. Прости, что смеялась.
-Да ладно тебе. Поди, действительно смешно было.
- Да, извини. Очень, - и она снова в голос рассмеялась.
-А я не катался год или два. А тут засмотрелся на что-то, да и полетел.
-Год??? Два? Ну, ты сумасшедший.
-Стой, скажи, есть у тебя пластырь, а?
-Ууу.. , - сейчас посмотрю, - у тебя же ссадина.
-Да. Ты обратила на неё внимание человека, который, наверное, последний мог не заметить.
-Да.. я неловко говорю иногда. Вот, возьми, пожалуйста. А впрочем, дай я заклею сама.
Она открыла пластырь круглой формы, и налепила на мой подбородок. Белый кружок пластыря занял весь подбородок.
-я таких штук с детства не носил.
-и я. Иногда даже скучаю по всему это.
-по всему?
-ну да. Знаешь. Разбитые коленки в зелёнке, локти, подбородки – это какое-то напоминание о детстве, когда ты не боишься делать всё ,что угодно, даже если тебе будет вдвойне больно: один раз от ссадин, другой раз от зелёнки ,когда тебя лечат. А мы взрослеем и как будто сами начинаем сторониться беззаботной свободной жизни.
-интересная мысль.
-спасибо. Так что бывает, я снова хочу оказаться ребёнком, прокатиться на велике, разбить локоть. Дурында, да?
-да. прокатишься?
-признаюсь, я подошла к тебе с корыстной целью. И подбородок твой клеила с корыстным интересом, так что не обольщайся.
-Блин, какие слова убийственные.
-Я заметила на твоём велосипеде приставочку для пассажира. Покатаешь меня?
-Ох, корысть. Садись.
-Я насчёт неё пошутила, - сказала она, усаживаясь поудобнее сзади меня
-Осадок остался же, -сказал я, и мы поехали
-перестань, не ворчи. Сверни вон там. Там будет красивый парк.
-перестал, дорогая.
-Дорогая? Откуда тебе знать цену мне?
-И впрямь, я даже не знаю и твоего имени. Но мне так показалось. Дальше куда?
-А я - твоего. Прямо. Потом налево.
-А ещё я не знаю твоего телефона.
-Ооо.. А между прочим он звучит даже красивее, чем имя.
-Да ну?
-Ну да, - и она на какое-то время замолчала.
-Погоди, езжай чуть помедленнее.
-Зачем? Итак ведь медленно.
-Я пишу.
-Пишешь? Что?
-Роман. Неважно, смотри какой красивый вид!
-Да, как это я никогда не замечал этого места.
-Теперь бывай здесь регулярно.
-Хорошо. Ты меня убедила.
-Смотри мне. Высадишь меня здесь?
-Так скоро?
-Ага ,смотри.
Она показала мне ладонь. На ней был написан номер и имя.
-Да.. я даже не знаю, что звучит красивее. Погоди, запишу.
-Нет! Запомни. Если запомнишь его, то перезвони.
Я взглянул на её ладонь ещё раз и изо всех сил пытался заучить номер. Вдруг, она сложила ладонь.
-Мне приятно было с тобой прокатиться и вообще познакомиться.
-Формально мы не познакомились. Своего имени я так и не сказал.
-Скажи по телефону, а я буду пытаться угадать его до тех пор, пока ты не позвонишь- и она помахала мне ладонью с номером и именем. Я успел лишь последний раз взглянуть, чтобы запомнить.
-Счастливо!
Она уходила по солнечной аллее, сшитой из солнечных бликов и ярко-зелёных листьев, а я, как ошалелый, нёсся на велосипеде, проговаривая про себя цифры её номера телефона, мне некуда было записать, и я тараторил и тараторил его, а начав забывать, продолжал свою скороговорку вслух. У ближайшего кафе я оставил велосипед, буквально бросил, вбежал внутрь и записал на салфетке за столиком её имя и номер телефона карандашом официанта. Он был слегка удивлён, но дежурно спросил:
-Что-то будете заказывать?
-Буду.
-Что?
я плюхнулся на стул, заулыбался:
-Мне всё равно. Садись, поболтаем. У меня радость.
(7).
Меня всего трясло, когда держал перед собой записку с её номером, а потом ещё сильнее, когда я его набирал. Она подошла сразу. И это была действительно она, и так я не нервничал уже очень давно по такому безнервному поводу.
-привет!
-привет!
-это я.
-а это я.
-…
-а ты, я вижу, очень странный.
-да. Пошли в театр.
-НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!
-что? Не хочешь? Почему?
-нет, нет , я не о том, но просто это невозможно! Я только что, вот буквально только что сидела и думала.. Думала о том, как хочу в театр. Это невозможно. И кстати, даже безнравственно с твоей стороны.
-что?
-читать мысли, дуралей. Конечно, пошли! Когда?
Я погладил свой костюм, рубашку, завязал галстук красивым узлом на шее, почистил туфли, встретил её в назначенном месте и подарил ромашку, герберу, такую золотистую с оранжево-чёрной сердцевинкой, она обрадовалась и даже обняла меня, мы прошлись по улице, сели в трамвай, потом ещё прогулялись, съели по мороженке, запили соком, это было так нелепо и сладко, что я даже облился, а она смеялась, когда помогала мне прийти снова в приличный театральный вид, потом мы зашли в театр, посмотрели первый акт, весь антракт проболтали сидя на своих местах, смеялись в голос, ловили возмущённые взгляды, вздохи, кряхтенья старых театралок, так же оставшихся в зале, оказалось, что мы совершенно невоспитанная молодёжь, да и вообще люди мы не очень, и ничего у святого у нас тоже нет, как земля таких носит – неясно, начался второй акт, а мы сидели и посмеивались на несмешных моментах, вспоминая антрактные шуточки, и тогда даже было неудобно, хотя от угрозы вызвать милицию со стороны одной из театралок снова стало дико смешно, а потом мы успокоились и прониклись атмосферой постановки, она , кстати, оказалась весьма грустной, и мне показалось, что кто-то рядом со мной вот-вот собирается заплакать, но мы были мало знакомы, поэтому она, к сожалению, себе этого не позволила, а лишь обхватила мою ладонь, у неё были мягкие ладони, очень приятные на ощупь, я держал их пока не опустился занавес, люди начали хлопать, и хлопали довольно долго, потому что было не жалко за такой спектакль, а она почти сразу предложила уйти, потому что она не любила выражать своих чувств на публике, а спектакль как раз очень её растрогал, и она едва не плакала, она даже извинилась передо мной, а я сказал, что это ничего, потому что это действительно было вполне нормально, и мне даже показалось безумно милым, она как будто сразу открылась мне с какой-то очень приятной стороны, хотя было и обидно, что почти всю оставшуюся дорогу она молчала, изредка извиняясь за своё поведение, хотя мне это показалось смешным и ничего возмутительного в её поведении я, да думаю и никто на моём месте не увидел бы, а даже наоборот почувствовал бы то же , что и я, провожая её до дома, где она взяла меня за руку и поцеловала в щёку.
А я взял да и признался ей во всём. Как почувствовал что-то, так и сказал. Искренне. Проводил из театра, стоим у подъезда, а я ей и говорю.
-в следующий раз на что-то повеселее пойдём.
-в следующий раз?
-а что. Я почаще видеться хочу.
-зачем?
-не знаю. Нравишься ты мне сильно. Хорошо мне с тобой. Хорошо и всё тут.
Вижу засмущалась. Глазки в пол, улыбка едва заметная. Всё как положено.
-представляешь. К встрече готовился, так весь как на иголках был. Брюки гладил, рубашку, галстук выбирал. А сижу рядом с тобой, приятно мне, хорошо, понимаешь? Спокойно даже.
Я гляжу, а у неё даже ушки покраснели - так приятно. Она сама мне сразу же это и сказала. Честно. Искренне. В лоб.
Знаете как бывает, что люди настолько хотят побеждать, что даже отношения представляют как какую-то дурацкую игру, причём какую-то агрессивную игру, с победителем и, конечно же, побеждённым. То есть добавляют в отношения какую-то борьбу, соперничество, набирание очков, зарабатывание баллов, причём за счёт проигрышей другого, это как-то так неприятно, на мой взгляд. Я знаю, что чувства не стоит сразу же раскрывать при первом удобном случае, и всю жизнь я напарывался на это, оказывался чуть что излишне искренним и в итоге расплачивался за свою честность. Тем не менее свойственная мне наивность не давала сделать нужных выводов и я раз за разом напарывался на те же грабли, втайне полагая, что когда я встречу ТУ САМУЮ девушку, моё признание не станет лишним. Так сказала мне моя мама в ту ночь, после которой она ушла. Так и получилось.
(8).
Мы стали проводить время вместе.
Я приглашал её, а она кокетничала и соглашалась. Встречая её иногда около подъезда, я дарил ей ромашку, герберу вернее, она традиционно нюхала её, зажмуривалась и была в такие моменты прекрасна, как ни одна из живущих.
Мы часто бывали в том месте, куда я отвёз её в первую нашу встречу. Она сказала мне, что покажет одно дивное место, и оно действительно оказалось дивным. К сожалению, впервые оказавшись там, я этого не понял, ибо мчался оттуда быстрее ветра, чтобы не забыть её номер и записать его на первой же салфетке, которую я найду.
И вот я снова был там. И никуда не спешил, потому что и так знал её номер наизусть. Потому что и сама она была рядом. Это было наше любимое место. На достаточном возвышении, чтобы смотреть на город и с уютной лавочкой, накрытой сверху ветвями, образующими над ней тень, столь уместную в полуденную жару.
Мы сидели и пили сок, разговаривали, точно не помню, о чём. Да и не важно. Просто я помню, на ней было белое летнее платье. Она призналась, что это любимое и что она специально приоделась, когда придумала, что непременно надо пойти именно сюда.
Ещё я помню, что откуда-то издалека слышалась музыка, возможно, кто-то устроил пикник и до нас доносились звуки песен, которые они слушали, а на одной из них, Она вдруг взяла меня за руку и подняла со скамейки, сказав, что это играет её любимая песня. И мы танцевали. Конечно, танцор из меня не очень, зато она мне как-то помогала и танец получался довольно живой и весёлый, как и песня, мы двигались под музыку, на наших лицах прыгали лучи солнца, процеженные ветвями деревьев, падая на глаза, щёки, на нашу одежду, её белое платье. В одну из тех секунд нашего танца я притянул её к себе и осторожно поцеловал. Она замерла на секунду, и я решил, что всё пропало, что сейчас я получу свою заслуженную пощёчину и всё будет кончено. Какого же было моё удивление, когда она обвила мою шею руками и ответила более долгим чувственным поцелуем.
(9).
Мы прогулялись во всех городских парках, обошли все бульвары в обоих направлениях, по часовой стрелке и против неё, она фотографировал, а я писал что-нибудь в свой блокнот. Она вдохновляла меня, была моей Музой. У меня лучше стали получаться рассказы. Она читала их первая. Я вручал ей рукописи и наливал горячего чаю, если мы были у меня дома, а она садилась в кресло и говорила, чтобы я ей не мешал. Я суетился по кухне или что-то делал в комнате, а потом она приходила и высказывала мне всё, что думает. Я ценил её искренность. Она всегда говорила мне всё абсолютно без прикрас:
-Это волшебно…
-Замечательно.
-Вполне сносно.
-Очень мило, но чего-то не хватает.
-Ох, давно я так не рыдала...
-Это можешь выкинуть сразу. Не удалось.
-Ты не писал ничего лучше этого.
-Меня чуть не стошнило.
-Распечатай мне тоже экземпляр, я положу к себе на прикроватную тумбочку.
-Давай вместе порвём эту чепуху?
-Критика принимается?
-Научи меня так же писать.
-Ты разучился писать?
-Очень даже.
-Сдай свой блокнот. Тебе больше нельзя притрагиваться к нему.
-Чехов перевернулся в гробу. От зависти. Я уверена.
-Ты не хочешь это опубликовать?
-Я хочу от тебя детей. Они ведь тоже будут так излагать свои мысли?
(10).
Мы проводили день за днём, а затем и неделю за неделей вместе, удивляясь, как, оказывается, много прошло времени, и как это мы этого даже не заметили. Что со мной? -спрашивал я иногда вслух, а она отвечала мне вслух тем же вопросом.
Прошёл месяц, а за ним второй и третий, а я не понимал, почему она всё ещё со мной и не уходит, ничего не объяснив, как другие девушки, с которыми я был. Она не знала, но говорила, что ей незачем уходить и искать чего-то другого, если ей так хорошо.
В такие моменты я замирал, боясь спугнуть момент. А она замечала это и смеялась. Она много смялась и иногда просто улыбалась, наверное, целыми часами.
(11).
Однажды рано утром я подскочил с кровати от звонка по телефону. Звонили около семи часов утра. Была уже осень, а на улице как-то серо и холодно. Я слегка перепугался. Она поднялась на подушке и посмотрела на время:
-Кто это надумал звонить в такую рань?
Оказалось, что звонили из милиции. Мой папа попал в беду, и необходимо было ему помочь. Его задержали за драку. Я был ошарашен. Это было не похоже на него.
Оказалось, что вчера вечером, уже ближе к ночи к нему заявился новый мамин муж. Отец знал его в лицо, открыл, но держал на пороге. Во-первых, потому что ночь, а во-вторых, не в тех они отношениях, чтобы посреди ночи на чай собираться. Хотя скорее, как раз это во-первых.
Папа очень нелюбезно поздоровался и спросил о цели визита. А мамин ухажер заявил, что всё кончено. Сказал, что они ехали с мамой куда-то по делам и попали в страшную автокатастрофу. Машина улетела в кювет и несколько раз перевернулась. Мама была не пристёгнута. Сказал, что все ритуальные церемонии состоялись довольно давно, что нас решил не беспокоить и сообщил тогда, когда сам немного оклемался и нашёл в себе силы поговорить. На этом он решил закончить рассказ.
Отец спустил его с лестницы. В состоянии, близком к аффекту, отец избил его до полусмерти, используя все подручные предметы, находившиеся в тот момент на лестничной клетке. Соседи вызвали милицию, и обоих увезли.
Я нашёл отца в камере. Кулаки и руки почти до локтя красные от ударов и кое-где в кровоподтёках. Он поднял на меня глаза и сообщил всё. Я сполз на пол возле его камеры и мы какое-то время оба молчали, пока к нам не пришли. Надо было заплатить, чтобы отец не ночевал вторую ночь в камере.
-У меня нет денег сейчас съездить туда, - сказал он, когда мы выходили из отделения
-И у меня.
-Даже навестить не можем, - он закрыл ладонью руку, чтобы прохожие не видели его слёзы. –Вот и всё…не уберёг её этот падонок. Вот я и набросился на него. Прости, что доставил тебе неудобства.
-Да брось ты.. Сам скажешь бабушке?
-Знаешь, давай не будем говорить. Её это убьёт.
-Не знаю даже ,как правильней поступить, честно, не знаю.
Я вернулся к себе и налил себе стакан. Выпил почти залпом. Потом второй. И меня чуть не стошнило. Потом я налил третий.
-Что произошло? – спросила она, осторожно смотря на меня с порога кухни.
Не знаю, встречал ли я такого человека.
Я поставил стакан на стол, мы присели и я рассказал ей про свою маму, а она заплакала.
-Это же так грустно. Грустно, когда у человека нет мамы. Он как будто потерялся в толпе незнакомцев. Или разучился ходить. Мой папа говорит, что когда у человека нет мамы, он перестаёт быть ребёнком, и он оказывается совсем один. Его некому пожалеть, а всё-таки это нужно каждому человеку, - её голос тонул в рыдании.
-зря я рассказал…
-нет. Не зря. Правда. Я теперь тебя никогда не оставлю, - сказала она, смахивая слёзы с ресниц.
-скажи, ты ангел?
-нет. Я твоя новая подружка, иди ко мне, - она обняла меня, обхватила руками и прижалась плотно-плотно.
-плачь ,если хочешь, правда. Это будет нормально.
-мальчикам с детства запрещают плакать.
-по очень грустным поводам можно…
-….
(12).
Я обнимал её, а по щекам катились горячие слёзы, которых я стыдился, когда она заметила это. Она сказала, что это в порядке вещей, а я не унимался, ругая себя за то, что такой эмоциональный.
Мы засыпали, держась за руки. Я очень удивился, когда впервые проснулся и ощутил её руку в своей. Она ещё спала, прижавшись ко мне, и не отпускала мою руку. Я тогда понял, что мы всегда будем вместе. уж просыпаться точно надо будет синхронно.
Каждое утро с тех самых пор я всё равно просыпался раньше неё и смотрел, как она спит. Во мне что-то стремительно менялось. И как-то раз, в один из тех разов, когда мы проснулись вместе, мы вместе приготовили завтрак. Я сидел и ел, когда вдруг понял что-то:
-знаешь, что я сейчас ощутил.
-что?
-мне нравится, что мы с тобой завтракаем. В этом есть что-то странное и особое. И что-то очень милое. Я бы хотел так проводить каждое своё утро. И знаешь что. Я, кажется, люблю тебя. И причём очень сильно.
(13).
Осень прошла довольно тоскливо. Я постоянно был мрачнее тучи, и думал, что надоем Ей в таком состоянии и расположении духа. Но она верно была со мной. Молчала, когда молчал я, говорила со мной, когда я хотел поговорить. Порой когда я втихаря плакал, в её глазах вдруг тоже начинали блестеть слёзы.
Наступила зима, и мы поехали на какую-то выставку ,которую устраивали стеклодувы. Почему мы этим заинтересовались, я не знаю. Должно быть, она увидела рекламу этой выставки в Интернете, а мне понравились картинки, которые она показала, и мы поехали.
Мы плелись по синему городу ,тонувшему в снегу. Снегоочистительная техника не справлялась уже который день. Движение вот-вот должно было встать, но кажется, городу с его обитателями двигаться не хотелось, а спешить было некуда. Разве что развесить гирлянды на дома, нарядить ёлки, налепить снеговиков.
Нам рассказали о своём ремесле разные стеклодувы-специалисты в разных областях. А потом нам предложили в качестве подарка возможность сделать свою ёлочную игрушку. Я кое-как выдул из стекла небольшой шарик для неё, а она для меня. я глядел на этот шарик, в нём расплывалось моё отражение. А она была рядом, положив свою голову мне на плечо, интересуясь, нравится ли он мне..
Конечно нравится.
Помню, как мы разговаривали в тот вечер, когда наряжали ёлку у меня дома, спрашивал её о том, о сём, и чувствовал иногда как будто я разговариваю сам с собой, потому что мы вросли друг в друга удивительно быстро.
(14).
Иногда она меня спрашивала про ревность. Ревную ли я её к другим мужчинам, к её знакомым, к её близким друзьям. А я сказал, что да, бывает, хотя я уверен в ней на все сто, потому что если я не буду ей верить, то жить в этом мире уже не за чем.
А потом она спросила, ревную ли я к её прошлому.
и я сразу сказал, что конечно же, не ревную, ведь это уж совсем глупо.
-Глупо? – спросила она.
-Да. Это же прошло и этого никогда больше не будет. У всех своя жизнь в общем-то. Тем более прошлого не изменить.
-Ну бывает ведь, что тебе что-то не может давать покоя из того, что уже прошло?
-ну это тоже глупо, - сказал я и в ту же секунду понял, как я сам глупо отвечаю на её непростые вопросы.
- ну ты и дурак у меня всё-таки.
Я подумал про себя, как глупо я ответил на все её вопросы, и понял, что с того с самого момента мне и впрямь невыносима мысль о том, что у неё было с кем бы то ни было до меня.
-да, если честно, представляешь, мне действительно неприятно думать о том, что у тебя был до меня и с кем. Ерунда, правда?
-это в тебе говорит мужская жажда обладания.
-пожалуй. Другой вопрос, плохо это или хорошо.
-конечно, плохо. Это ведь та же жадность.
-но ведь с другой стороны это не абстрактная жадность ради жадности и не обладание ради обладания. А оно строго конкретизировано и выражается в том, что мне не надо никого кроме тебя.
-но с той же стороны ты хочешь, чтобы и мне не нужно было никого кроме тебя.
-если честно, то да. Именно так. Тебя ведь это не обижает?
-не знаю. Не думала об этом.
Я понял, что её целью вовсе не было высказать свои мысли на этот счёт и завести со мной дискуссию о человеческих отношениях. Она улыбнулась и закрыла глаза. Она посеяла во мне какое-то сомнение, и полночи я не мог уснуть, думая о том ,к чему она всё это сказала.
(15).
Мои рассказы становились всё лучше, и однажды по её совету я даже стал их печатать и понемногу даже зарабатывать на этом. Тогда я пошутил, сказав, что это может стать нашим семейным делом.
-Почему? – спросила она, - Пишешь ведь только ты.
-Да. А кто меня вдохновляет? Без тебя я бы и слова не смог написать.
Снова наступила весна, и уже стало очень тепло. Пожалуй, это был май, потому что у меня дома постоянно были открыты окна, и когда она заходила, я встречал её свежим воздухом и ягодным чаем, а потом мы с дымящимися кружками стояли на балконе и рассматривали мир под нами, людей, говорили, как интересно, что мы можем, смотря сверху предугадать, когда какие-то два человека встретятся.
-вот смотри, - говорила она, - видишь ту женщину в красном платье?
-очень красивая.
-да не на неё смотри. Просто вот смотри, она идёт по улице. Улица заворачивает вон там, видишь? А за углом идёт мужчина в бежевой ветровке.
-вижу.
-приблизительно, через минуту, они встретятся.
-ага. Они ещё не знают, а мы знаем.
- ерундовая какая-то мысль, но мне почему-то она нравится.
-что-то есть.
-а вот смотри, - начала она, - вот есть Бог. И Он ведь есть, грубо говоря, где-то на небе, и все мы ходим под Ним и под небом, он всех нас видит. Очень хорошо видит. И можно сказать, знает, когда мы встретимся, как те двое на углу улицы, а мы не знаем ничего такого. Знает, когда мы что увидим, знает, когда перед нами продет машина, когда встретятся какие люди, и всё такое прочее. и…
-и всё от того, что высоко сидит и всё видит?
-ну можно и это тоже. Не знаю. А вдруг? Напиши об этом.
(16).
Как-то в конце лета она позвала меня рисовать. На открытом воздухе. Мы поехали в Царицынский парк, мы долго искали место, с которого будет самый лучший обзор, не просто хороший, а самый лучший, а когда нашли, она пошла за чаем, долго настраивалась, а когда наконец решилась притронуться к краскам, у неё зазвонил телефон и весь процесс настройки на вдохновение пропал. Потом она всё жаловалась, что она бездарность, а потом мы и вовсе стали пачкать друг друга красками, разбавлять их в воде паркового озера и стрелять друг в друга красками с кистей, она как будто сошла с ума, веселилась как никогда, смеялась так, как я никогда не видел, мне показалось, что она открылась мне с новой стороны. Мои руки были в краске, она обнимала меня, окрашивала ладонями мои щёки в красный, я покрасил ей лоб в синий, она добавила моему носу оранжевого, а я дотронулся до её ушей и они стали ярко-розовыми, и вдруг пошёл дождь. Нет, не дождь. Настоящий ливень как будто упал из опрокинутого корыта с неба и лился очень долго, а мы продолжили свою игру, валялись на траве, красили всё вокруг разными цветами, смеялись, как полоумные, да вообще как не умные, тогда как умные люди с зонтами убегали по парковым дорожкам к выходу из парка. Я приложил руку к листу бумаги, прикрепленному к планшету, и по нему побежали разноцветные ручейки воды, она приложила свою ладонь, а потом засмеялась и прижалась щекой, носом, поцеловала лист, оставив радужный отпечаток губ. Я обнял её и предложил потанцевать, и мы танцевали под дождём до вечера выдуманный нами танец.
К вечеру я проводил её до дома.
Я нёс её рисунки, а она без устали выжимала свои волосы, на асфальте оставались разноцветные следы, дождь едва закончился, и его ручейки разносили по лужам краски.
Я поцеловал её около дома, она мазнула напоследок мне по носу краской и поднялась наверх. В её окне загорелся свет, и я пошёл домой.
(17).
А на следующий день оказалось, что она простудилась. Я позвонил ей ближе к вечеру, и она плакала в трубку, жалея о том, что мы не увидимся ближайшие пару дней. Я немножко пристыдился, что, наверное, поздно привёл её домой, и она долго пробыла под дождём:
-прости, наверное, это я виноват.
-да что ты! Это был один из лучших моих дней. Кстати, я сегодня посмотрела, что мы вместе нарисовали – получилось очень здорово. Так что и в творческом плане день удался. Беру тебя помощником в свою мастерскую.
-подмастерьем.
-нет. Не зазнавайся пока.
-вот ты какая.
-ну шучу. Я буду скучать.
-и я. Я же хотел позвать тебя.
-куда?
-в кино.
-ну вот. А я так простудилась, что наверное дня два точно пролежу ещё дома.
-эх.. а я бы так хотел посмотреть с тобой кино..
-я тоже.
У меня наготове был план, и исполниться он должен был за считанные минуты.
-погоди, - сказала она, -мне в дверь звонят. Пойду открою.
Я замер в ожидании, скрестил пальцы, только бы всё прошло как надо.
-ты это серьёзно?
-что?
-это ведь ты, я знаю?
-а что случилось? – она не видела, а я хитро улыбался
-в дверь только что позвонил курьер и оказалось, что он принёс мне горячего молока, баночку мёда, диск с фильмом и … ромашку. Герберу то есть. золотистую с оранжево-чёрной сердцевинкой… это ведь всё ты??
-ну… получается, теперь мы, хоть и на расстоянии, можем посмотреть вместе фильм?
(18).
Однажды мы были в магазине.
Я никогда не умел выигрывать у автоматов мягкие игрушки.
А тот вечер был как раз на удивление хорош. Я почти ограбил тот автомат. Она разменяла рублей сто по пятёркам, а я разорил стеклянную коробку. Охранник всё поглядывал на меня так странно, а я лишь отговаривался, что везёт. Собрались люди. Мы с ней дарили детишкам игрушки, мы почти все их вынули. Никогда мне так не везло с ними. Наверное ,везение – это такая штука – она проявляется только, когда и правда нужна. Она раздала детям все игрушки, которые мы с ней вытянули, и оставила себе одного слонёнка с грустными глазами.
(19).
Однажды она сидела и смотрела на меня за чаем. Я поднял глаза, опустил снова, а она всё глядела на меня. Странно так глядела. Я не очень её понял, но взгляд её был переполнен чем-то очень добрым и славным.
-Знаешь, когда я поняла, что влюбилась в тебя?
-Когда? – спросил я, уже достаточно взволнованный таким признанием.
-Помнишь как-то раз ты встретил меня после института, подарил цветочек, взял все эти мои дурацкие планшеты, мольберт, рисунки, кисти, сумку, и я ещё всю дорогу злилась, усталая была, раздражённая, этот твой цветок нести совершенно не кстати, и всё прям как будто из рук валилось, хотя руки ты мне освободил, в общем-то. Ну и вот я шла и ворчала на всё подряд, а ты шёл и улыбался мне. Светило солнце, помнишь? Это был сентябрь, самое его начало, когда ещё тепло даже по вечерам. Ну всё как летом. И вот светло солнышко, прям в глаза, но не ярко, не слепило, а как будто смотришь на такую тёплую картинку, и я тогда тоже замолчала и как будто ловила твоё настроение. Ты повёл меня куда-то покушать, накормил меня, а до этого ведь я была к тому же голодная, как волк, и, наверное, оттого злилась. И вот ты меня покормил, мы сели в трамвай где-то на задней площадке, я положила на тебя голову, и мне осталось только замурлыкать от счастья, потому что я поняла, как же мне хорошо в тот самый вечер, и что таких вечеров с тобой будет миллион. Целый миллион.
Я люблю тебя.
(20).
А потом город накрыло осенью, дождями залило.
Она поселилась у меня. Завезла какие-то свои вещи, поставила мольберт, у меня в квартире запахло краской, на стенах заиграли разные цвета, она повесила у меня пару своих картин. Одна висела прямо перед кроватью. Я просыпался и смотрел на неё. А как-то раз я проснулся раньше неё, снова поглядел на картину, поднялся и приготовил нам завтрак, и когда наливал чай, расслышал, как она ворочается в кровати, как будто ища меня. Я появился в комнате, и она лучисто заулыбалась, замурчала, сказав что-то невнятное вроде: «ииииии», и мы позавтракали.
Она жевала яблоко и оглядывала мою комнату как будто что-то искала или оценивала.
-Чего? – спросил я.
-Я смотрю, что тебе что-то надо бы переделать с мебелью. Что-то заменить, прикупить что-то. Может быть, сходим?
-Почему нет? Пошли.
-Правда? Я быстро соберусь.
-Я понял, у меня есть час.
-Пф, иди отсюда! – она смешно вытолкала меня из кровати и начала собираться.
Мы оделись, взялись за руки, отправились в ИКЕА, бродили по магазину, рассматривая всякую всячину, сидели на кухнях, разливали по кружкам холодный чай, принесённый с собой, валялись на кроватях, пытаясь поместиться на них вдвоём раскидав руки в стороны, как морские звёзды, попытались попрыгать на диване, пока не появился охранник (чёрт, откуда там охранник?) он вырос прямо перед нами и попросил прекратить это. Мы плюхнулись на диван и извинились. Развалившись, на диване, мы посмотрели в пустой экран телевизора, едва не задремав на нём. Диван был мягкий, очень уютный. Мы оба чуть не уснули. Кажется, это было то, что мы искали.
-Мне кажется, его надо брать, - предложил я.
-Да? Я только что хотела сказать, что это то самое, что нам надо. Поставим его перед телевизором, а твоё старое кресло уберёшь. Поставишь его на балкон, будешь сидеть, читать книги и писать рассказы. А на диване соберётся компания твоих друзей, и вы будете пить пиво и смотреть футбол.
-Ты разрешишь?
-Ну ты же хотел бы.
-Ты идеальна.
-Только не говори, что ты только сейчас это понял. Так, запиши его номер, код, что там ещё. Пошли, поищем его на складе.
Мы спускались к складу, набрав в коляску кучу всяких мелочей, фигурку деревянного человечка с гнущимися руками и ногами, счастливый бамбук, зеркало, небольшую картину, она набрала ароматических свечек, потом мы выбрали ковёр, чтобы бросить его перед диваном. Я и не представлял, как могла бы преобразиться моя комната со всеми этими вещами, она выбирала их как-то инстинктивно.
-Откуда ты знаешь, что это всё подойдёт туда? – спросил я про какую-то очередную вещь в её руках
-А тебе кажется, что не подойдёт?
-Да нет же. Я уже вижу, как здорово это будет.
Кто-то коснулся её плеча:
-Боже, неужели это ты? – сказал какой-то парень, она обернулась и изменилась в лице.
-Я…, - ответила она ему, - Привет! Как ты?
-Здорово, как сама? Это моя девушка.
-Очень приятно, - обменялись девушки.
-А это..- начала было она.
-Да. Я понял. Очень приятно, - мы представились.
-Ну как ты поживаешь? – спросил он.
-Да славно, вот мы выбираем диван. И мелочи всякой набрали, ну да это ерунда..
-Ну да, ну да. У тебя телефон не сменился? Я звякну, может быть, сходим вчетвером куда-то? – предложил он.
-Да, с удовольствием, правда? – спросила она меня.
-Конечно, было бы здорово, - ответил я безо всякого удовольствия. Что-то было не так.
Он махнул ей и увёл свою девушку, взяв её за руку, а потом переместив свою руку на талию и чуток ниже.
-Что-то не так? Кто это вообще? – спросил я.
-Да так, - сказала она, и ещё полминуты посмотрела им вслед.
-Это твой бывший?
-Да, - быстро ответила она, забыв, что хотела это скрыть.
-Ну понятно. Я так и понял.
-То есть.. А ладно, бывший и бывший. Это же было давно и уже не правда, - сказала она, крепко обняв меня. –Пошли к кассам.
-Погоди. Мы не нашли диван.
-Эммм.. может быть, стоит повременить с этим?
-Почему?
-Куча причин. Давай пока подождём.
-Хм.. может назовёшь хоть одну?
-Ну как минимум, его нет сейчас на складе, - сказала она, когда мы подъехали к тем полкам, где он должен был быть.
(21).
Как-то той же осенью мы устроили у нас небольшую вечеринку, позвали общих друзей, славно провели время. Посидели на старом диване за игрой в «монополию», а ближе к ночи улеглись всей компанией на него смотреть какой-то ужастик. Потом стали расходиться. Мы проводили друзей, пошли прибираться. В колонках уже приглушенно играла музыка, потому как пару часов назад уже поступило замечание от соседей. Так вот она вдруг услышала песню, что играла в комнате и сделала громче.
-что ты делаешь? –окликнул я её. –Уже ведь час ночи.
-мне всё равно, это моя любимая песня. Помнишь, как мы танцевали под неё, на какой-то из наших первых встреч, - она стояла на диване, когда я вошёл в комнату, и она протянула мне руки, приглашая к себе.
Она включила на всю громкость эту песню, и я не помню, звонили ли нам в дверь, стучали ли швабрами в потолок или кулаками в стены, но помню, как мы прыгали и танцевали на диване под песню «Dancing queen» группы Абба. Мы держались за руки и пели, громко, при этом смеясь. Получалось, должно быть, что-то несуразное, но такие моменты запоминаются на всю жизнь.
(22).
Я помню, помню тот момент до каждой мелочи. Это навсегда отложилось в моей памяти. Есть такие события в жизни, которые не забыть, как ни старайся. Она сидела в кресле около балкона, поджав ноги, ветер шатал прозрачную занавеску, касаясь её ног, у нас играла музыка, она смотрела на вечер, догорающий за окном, за перилами балкона, я налил нам чаю, очистил два яблока, принёс ей, подсел поближе, взял её руку, вдохнул в себя весь тот вечер. Она молчала, как-то по-особенному. Мне показалось, это было особенно уютно, странно в то же время, что-то ещё примешалось к нашему привычному уюту. Раньше я всегда чувствовал, если мы молчим, то сказать нечего и не надо вовсе говорить какие-либо слова, не надо портить момент примитивными человеческими словами, которые никогда не отразят до конца ни одну из секунд жизни мира так ,как они действительно существуют и как мы их видим, сидя с чаем возле балкона при колышущейся под музыку занавеске.
Но в тот момент мне казалось, что ей есть что сказать, и молчит она не от глубокого осознания всей красоты очередного вечера вместе со мной, а от того, что не хочет говорить того, что так и вертится на языке.
-ты не замёрзла? Накинь мой свитер на плечи.
-Спасибо…
-что с тобой? Что-то не так? Я чувствую ,что-то не так, - спросил я.
-нет, нет. Тебе кажется. Правда… всё хорошо.
-точно? Сегодня ты какая-то не такая.
-возможно, просто.. это на самом деле не та тема, которую я бы сейчас хотел обсудить.
-погоди.. какая тема? Тема: «почему у тебя что-то не так»? мы бы могли разобраться во всём этом, если ты хочешь.
-не знаю , как это сказать. Ты ведь веришь в людские предназначения на земле и всё такое, в судьбу, в истинный путь каждого?..
-да. В общем-то да.
-а ну ладно. Не будем. Прошу тебя.
-нет, извини, но так нельзя бросать на полуслове.
-знаешь, как бывает, что ты осознаёшь, будто всё идёт против твоего плана, и ты делаешь всё, как будто заглядывая в чужую тетрадку на экзамене, и записываешь в свою тетрадь не свои мысли..
-бывает, конечно, а почему ты говоришь об этом? Ты испытываешь такое?
-да.. но я не могу сказать в чём..
-скажи мне, пожалуйста.
-нет. Нет, оставим.
-разве ты не видишь: я хочу помочь.
-да брось. Не надо об этом. Пусть будет так, как есть.
-погоди…это очень настораживает.. скажи мне, нельзя же это так..
-я поняла кое-что..
-что?
-я .. я как будто бы как раз живу не свою жизнь. И всё вроде хорошо, да не то. Может быть, это даже лучше, чем вообще могло бы быть, но… не то. Понимаешь, не то. Я не так живу.. это жуткое гнетущее чувство, что я что-то упускаю. Я…я вовсе не люблю тебя. И с тобой я как раз чувствую, что живу не свою жизнь. ты – не тот.
Я хотел было сказать что-то. Мне казалось даже, будто я ослышался.
-только ничего мне сейчас не отвечай, - попросила она, - просто это правда так. Пару недель назад , когда мы встретили.. ты сам знаешь, кого мы встретили.. я вспомнила всё, что было со мной раньше, вспомнила как это было чудесно, как я тогда себя чувствовала, я чувствовала, что я живу. ЖИВУ, понимаешь. А сейчас такого нет. Нет, пойми правильно, всё, что ты для меня делаешь очень ценно, но … ты не являешься моей мечтой. Мне как будто просто уютно и не больше… мне очень хорошо с тобой, но… главное, не обижайся, прошу. Ты хотел, чтобы я была искренней.
Мне показалось, что у меня кружится голова. Да, она кружилась, это точно. Я встал с кресла, почувствовал при этом, как пошатываюсь на ногах.
-куда ты? – спросила она
Отвечать что-то ей я не мог. Я как мог быстро прошёл по квартире, открыл дверь и швырнул себя на улицу.
Улица, вся в оранжевом закатном наряде, подразнила меня, позвала за собой, я пошёл, быстрее, быстрее, побежал, как будто по зову непонятному всё дальше и дальше. Ветер по лицу, несущий весточками от ночи первую прохладу, закатное солнце на моём, кажется, заплаканном лице. Я бежал всё дальше, без надежды куда-то успеть, понимая, что за одну секунду всюду, где только можно, я опоздал.
В это время она куталась в мой свитер, пряталась от наступающей прохлады, которую потихоньку выкрадывала ночь из распахнутых карманов заката. Она куталась в мой свитер и плакала. Не от того, что чувствовала, что потеряла меня. Не от того ,что ей жалко было, что я потерял её, а от того, наверное, что это был именно мой свитер. Мой, а не человека из её мечты, которым я так и не стал, она плакала, тихо, без надрыва от жалости к себе за то, что не та жизнь, не тот человек окутывает её своей заботой.
А я бежал вниз по улице, вокруг всё грохотало, казалось мир разрывает на части невидимой грозной силой, срывает крыши с домой, взметает в воздух асфальтовые пласты. Это всё так и было в моей голове, мой мир рушился прямо на глазах, я не видел света и не чувствовал тепла того вечера, всё рассыпалось на части, а я не знал куда пойти, куда податься со своей тревогой. У меня бешено колотилось сердце, не то от бега, не от того, что она сказала, а я почему-то бежал и бежал, надеясь непонятно на что.
Устало вдыхая аромат травы, я остановился около леса, сел, пытаясь отдышаться и прийти в себя. Мне и в голову не пришло бы, что это для меня займёт годы.
(23).
У меня новый образ жизни. Моя квартира ,куча фильмов, компьютерные игры, пиво, треники. Живу как настоящее быдло. Точнее не описать. Но как говорили древние, лучше ведь не когда у тебя много чего есть ,а когда тебе мало чего не хватает. Мне ничего не нужно как я понял. И всего мне хватает. кроме одного. Мне сейчас нужна лишь Она. Взамен на всю эту убогую жизнь.
И мне не хватает Её каждую минуту моей жизни. И я ничего не могу сделать, а то что и могу делать – делать не стоит. Уже всё спето и выпито. И всё между нами – уже ничто. А очень жаль, потому что каждый день без Неё приводит меня всё ближе к мысли что я до сих пор её люблю, что уж таить. И это особенно плохо. Потому что всё проходит, кроме любви. Эта мысль прочно засела в моей голове ,как осколок снаряда с поля боя нашего романа. Вернее моего.
И не смотря на то, что это и всё чего мне не достаёт в жизни, отсутствует всего один пункт в списке счастья всё равно я подыхаю и чувствую себя человеком лишь наполовину. Не лучшую половину.
(24).
А в один прекрасный весенний вечер я заснул на кресле перед телевизором, опять курил, проклиная себя за возобновившуюся привычку, я засыпал под бормотание телевизора, а потом взял да и уронил сигарету прямо на ручку кресла, что прожёг обшивку, едва не спалив всё кресло. Я принёс стакан воды и затушил его. Огонь пшикнул и изрыгнул в воздух дымок, в квартире запахло гарью.
Мне понадобилось новое кресло. На утро, я отправился в мебельный. Как обычно, никогда нельзя найти то, что было. Найдёшь и лучше, а хочешь того, что было. Так я сидел по пять минут в каждом кресле, задумавшись, прислушиваясь к своим чувствам, пытаясь выбрать идеальное. Мои мысли не давали мне думать о быте. Я думал о ней, забывая о всяком комфорте. Смотрел насквозь людей, насквозь диванов и кресел ,как вдруг увидел её. Нет, это был бред, точно бред, но я поднялся и встал к ней навстречу. Она сидела на диване, откинув голову на его спинку. Чёрт, на том самом диване, который мы тогда не купили. Я подошёл к ней и поздоровался.
Как ты? Нормально. А как ты? Нам не о чем разговаривать, а мы зачем-то разговариваем. Она смущена, хотя чего ей смущаться, это же она меня бросила, да и тосковала по мне недолго, если тосковала вообще. А я изображал, что всё нормально, не замечая, как я периодически делаю паузы в разговоре и просто смотрю на неё. Я пытался изобразить небрежность и безразличие, как будто мы снова друзья или что-то вроде того, но только ронял себя в её глазах этими нелепыми попытками, и она вывела разговор на более искреннюю тему:
-Ты не звонил, - перебила она мой глупый рассказ про то, как это я лишился своего кресла и почему пришёл за новым.
-Да. Но не из-за того, что не хотел, - признался я.
-Ты потерял мой номер?
-Поначалу я стёр твой номер. Удалил из телефона, вырвал страничку из записной книжки. Разорвал на клочки листок, где он был записан в первый раз в день нашего знакомства. Но, к сожалению, я помнил его наизусть. Хоть сейчас назову.
-Так в чём же дело?
-Ты серьёзно хочешь, чтобы я тебе звонил?
-Хотя бы из вежливости. Ты не поздравил меня с днём рождения. Раз нас что-то связывало, то мог бы и отдать дань вежливости.
-Хорошо, с прошедшим тебя.
-Не хами мне. Я не виновата, что так получилось.
-Ах да. Я виноват.
-Тебе нужно найти виноватого?
-Нет, не нужно.
-Всё сложилось как сложилось. Я вернулась к нему, потому что именно с ним я чувствую, что живу СВОЮ жизнь.
-Ну что ж, прости, что не давал тебе жить.
-Прекрати эту глупую сцену.
-Я вообще собирался уходить.
-Ну,если ты хочешь вот так со мной попрощаться, то иди.
Тут появился её бывший, её настоящий, самый любимый, дающий ей жить свою жизнь:
-Дорогая, я нашёл, где этот диван стоит на складе, пошли, -сказал он, не заметив поначалу меня
-Хорошо, - сказала она, поднимаясь. –Вы ведь знакомы, - и она указала на меня.
-О! здорово! Как сам? – сказал он как ни в чём не бывало. Есть такие люди, которых хочется удавить просто за их жизнерадостность. У него всё хорошо. Всегда всё отлично и со знаком плюс. Эти люди вряд ли хоть слыхали о страданиях или боли, у них всегда на лице это дежурное «здорово, как сам?»
-Оооо! Здорово, дружище! Я прекрасно. А вы диванчик решили прикупить? Ну здоровски. Молодцы, - я выдавил из себя самую гадкую улыбку в мире. Она исчезла как только я отвернулся в ответ на его новые разглагольствования о необходимости приобретения этого дивана и ушёл прочь. Они окликнули меня, а я понёс себя оттуда, куда глаза глядят.
(25).
Она позвонила мне на следующий вечер. Судя по всему, она ждала его с работы и соскучилась без дела. Присела на новенький диван, набрала мой номер:
-Алло? – отозвался я.
-Привет, - поздоровалась она.
-Привет, - выдавил я.
-Ты знаешь, так ведь поступать невежливо. Он тебе ничего не сделал плохого, а ты повернулся и ушёл, не закончив разговор, не попрощавшись даже. Я не говорю о себе. На меня ты в обиде не пойми за что. Но он-то. Чужой человек. Нельзя же так.
-Ок. дай мне его номер, я позвоню и извинюсь.
-Ты серьёзно?
-Да нет , конечно, ты смеёшься что ли? Я сдерживаюсь как бы рожу ему не набить, а ты говоришь извиниться за что-то. Вообще к чему ты меня хочешь призвать? К тому, чтобы я звонил тебе и спрашивал, как там поживает ваша новоявленная идиллия, а периодически заскакивал к вам после работы и выпивал с ним по бутылочке пива??
-Успокойся, никто от тебя ничего не просит. Просто веди себя прилично, когда общаешься со мной.
-А я не общаюсь с тобой, так что думаю, не стану запоминать твои правила. Прости уж.
-Что с тобой? Я не узнаю тебя совсем.
- Я не могу свыкнуться с мыслью, что ты больше не моя и не со мной.
-Я в сущности никогда и не была твоей.
-Ах, ну да, как я мог забыть. Прости.
-Да что с тобой?
- Хаха. Ты ещё спрашиваешь, что со мной. Знаешь, я вот когда вас увидел вместе, в этом магазине, у этого дивана, который МЫ хотели купить к НАМ в дом, я разуверился во всём в этом мире. Знаешь ещё что, я почти физически чувствую, как болит сердце. Как будто и правда разбилось.
-Понимаю тебя.
-Нет, надеюсь, что не понимаешь. Будь счастлива. И не звони сюда больше. Я люблю тебя.
Я повесил трубку и уронил голову на стол. Я готовил себе ужин. На столе лежали ножи и вилки, я сбросил их на пол, потому что дико хотел вонзить в себя что-нибудь. Ну зачем я бросил это «люблю»?? Зачем??? Я бился лбом об стол, пока не вскочила шишка, а потом я приложил к ней лёд, приготовил ужин и, ковыряв его битый час, отправился спать.
(26).
Я совсем одичал, но Боже, как же мне повезло с друзьями, что они не послали меня куда подальше за то, что я совсем о них забыл. Могли бы уже сто раз расплеваться, да не видеться больше никогда в жизни.
Но нет. Мой лучший друг позвонил, сказал, что вся наша компания уже на пути ко мне, что у них пара ящиков пива, кальян, а потом спросил, что мы будем пить из крепкого.
Они шумно ввалились ко мне, на столе засверкал кальян, морозилку забили пивом, самые холодные бутылки с хлопками водрузились на стол, коричневое и зелёное стекло стукнулось, наполнив кухню звоном, мы чокнулись, и они затеяли долгую беседу за полночь.
Потом, помню, я стоял на балконе и смотрел вниз. Даже так и не вспомню, о чём я думал. Мысли подобно яркой вспышке из мелких маленьких огоньков роились в голове и невозможно было выцепить какую-то одну.
Помню лишь, что мне было плохо.
Где-то рядом, в квартире, в соседних комнатах были мои друзья, слышался шум, музыка, их смех. Мне было приятно, что они просто рядом.
Внезапно я понял, что рядом стоит мой лучший друг. Он тихо курил, вглядываясь глубоко в ту ночь.
-Ты когда-нибудь обращал внимания на всю нашу компанию?
-То есть?
-То есть на весь наш мальчишник. Ты хоть замечал как каждый из нас одинок несмотря ни на что? Мы бываем на таких вечерах, смеёмся, пьём пиво, обсуждаем футбол и своих девушек, а в сущности, каждый из нас один.
-Мне когда-то думалось так, но я не развил эту мысль.
-Каждый себе на уме, мне кажется. Но не в плохом смысле этого слова. Если честно, наверное, мы все тут одиноки, потому что не можем полностью понять друг друга. Но мы все вместе. И помочь мы можем друг другу. Я ненавижу тебя таким, какой ты сейчас. Это не ты. Не мой лучший друг. Что с тобой? Прекрати.
-ТЫ же прекрасно знаешь обо всём. Я не могу вот так просто. Я вижу правильный путь. Ты говорил мне это сотни раз, и каждый раз я мысленно соглашался с тобой, хотя, может быть, и не говорил ничего. Я вижу правильный путь, веришь? Но почему-то как баран я иду в обход, через заборы и ямы, а не по проторённой дорожке. Я просто тупица сейчас. И ничего с собой не могу поделать.
-Знаешь, есть разные люди в твоей жизни. И есть люди, на которых можно положиться. Они сейчас в гостиной. Орут и ломают твой диван, кажется ,слышишь? А есть люди, на которых надо положить. И один из таких людей засел сейчас прям здесь, - он тыкнул пальцем мне в лоб.
- боюсь, что да.
-ей там не место. Уже не место. Пошла она к чёрту. Она никогда не ценила тебя. Это было нечестно. Я терпеть её за это не могу.
И тут я вдруг понял, что у меня слёзы по щекам. Прямо градом текут, как ошалелые. Друг обнял меня.
-Эй, эээй, ты чего это? Мужики же не плачут! Прекрати.
-блин. Мне так плохо.
-Даааа.. помню тебя таким только классе в седьмом, когда ты тоже из-за девчонки убивался. Ты знаешь, похоже, ты и правда в полной заднице. Не дело это, друг. Тебе надо возвращаться. К нам. Надо снова учиться, чтобы вот такие вот посиделки снова были не редкостью. Чтобы как раньше, помнишь?
-Да..
-Ладно, пойдём нальём тебе чего-нибудь выпить. А то совсем худо тебе, брат. Да и рубашку ты мне намочил. Надо переодеть. Вот когда я плачу, я твою одежду не мочу, между прочим!
-Да. Верно. Совсем я о манерах-то забыл.
(27).
-я так скучаю по ней, по тому времени, по всему, что нас связывало, по тому себе, которым я тогда был. Я подыхаю, честно. Я просто не могу без неё.
-враньё.
-что? Почему?
- люди живут по одному. Так уж заведено. Это правило. Оно ,конечно, не должно подрывать идеалов и устоев дружбы и любви, но оно правило и оно так действует. Ты только сам всегда живёшь для себя. И только ты сам себя никогда не бросишь. И сам от себя тоже не убежишь. Ты всегда наедине лишь с одним человеком. С самим собой. Я думаю, это для каждого человека не самая плохая компания. И поэтому это просто эпитеты, что ты без неё подыхаешь. Ты можешь без неё..
-нет. Не могу.
-Да можешь! Упрямец. Ты же жив. Человек не может без воздуха, без еды, без воды, без света. Без этого не может. А без другого человека может. Это не должно оскорблять твоих чувств.
-и всё равно мне очень тяжело.
-кто бы спорил. Часть тебя ушла. Но без Неё ты вполне сможешь обойтись. Да чёрт побери, что значит не могу. Ты же живой, не умер – значит можешь и живёшь. Успокойся. Чем раньше ты это осознаешь, тем лучше. Хотя, безусловно, мне-то говорить легче.
(28)
Уже точно и не помню, сколько прошло времени с тех пор, как мы расстались. Я почти забыл её. Опять стёр номер. Порвал на клочки листок, где он был заново записан, чтобы ненароком не позвонить спьяну. Я почти забыл её. Забыл дорогу до её дома. Стал забывать, как он выглядит, стал забывать наши встречи. Я почти забыл её.
Я поехал в Царицыно специально затем, чтобы убедиться, что во мне остыли все чувства.
Я уселся на камень возле того места, где мы рисовали.
Было лето, почти такое же как тогда. Почти та же самая погода. То же самое освещение, даже воздух и запахи как будто те же. Была та же самая она в белом платье, танцующая со своим женихом возле озера. Я думал, мне почудилось. Протёр глаза, взглянул заново. Это была она. И он. И куча гостей. И гости смотрят на них, а они танцуют тот самый танец. Ну чёрт возьми, тот же самый, что мы придумали с ней в тот день. Придумали, обнявшись под дождём, измазанные краской. Она танцевала с ним, смеялась, на ней было свадебное платье, играла музыка, гости держали в руках бокалы с шампанским, а мне в ту самую секунду расхотелось жить.
(29).
Я решил снова писать что-нибудь. Получалось вроде неплохо, только всё же депрессивно. Я не мог сочинить ничего весёлого, как раньше, а рассказы сплошь получались грустные. Я черпал позитивные эмоции отовсюду. Черпал впечатления, словно краски для своих зарисовок. я общался с девушками. Некоторых мне даже удавалось завоёвывать.
Некоторые из них даже жили со мной.
Но в один прекрасный день я всегда просыпался до будильника и понимал, что больше так не могу. Мне хотелось снова остаться одному. Тут на телефоне звенел будильник. Я подскакивал, отключал его, прикладывал телефон к уху и говорил в глухой микрофон:
-да. Да. Только проснулся. А что там у вас? Намечается что-то? Ну да. Скоро буду.
-Кто это звонил? - спрашивала какая-нибудь она, а я отвечал, что это якобы звонили друзья и зовут меня с ними встретиться. Я поспешно умывался, завтракал. И хорошо если получалось избегать при этом разговоров на тему «кто дороже: я или друзья». Я просто прекрасно знал ответ : «друзья». А сказать всё равно боялся. Это вроде бы и искренне, а вроде бы и человека обижать не хочется.
На пороге разговор всё-таки случался.
-почему ты опять так рано уходишь? А как же я?
-не скучай. Я не долго.
-опять…
-ну да…
-мне надоело это, если честно. Постоянные друзья.
-ты тоже можешь встретиться со своими, если хочешь.
-а как насчёт того, чтобы вместе побыть? Как тебе такая идея? Зачем я вообще приехала?
-слушай, не начинай. Меня люди ждут. Давай вечером?
-вечером… уже вечером. Ждут люди.
-я побежал.
И я почти успел закрыть дверь:
-да будь ты мужиком, скажи честно мне всё, а не прячься от проблем как баба!!
-хорошо. Мне с тобой скучно. Ты так мне надоела, и я не чувствую с тобой ровным счётом ничего.
Она не отвечает, а я и сам бы не знал что ответить.
-ты только не обижайся. Это честно, как ты попросила. Если хочешь, останься у меня. Ключи оставь под ковриком у двери. Я доверяю тебе.
-Какая честь. Боже, какой же ты урод, - говорила она, собирая свои вещи, -Ты же просто набираешь впечатления, набираешь материал для своих дурацких рассказов, иначе тебе просто есть нечего будет, если ты их печатать не будешь. Ты же не умеешь ничего, кроме того, чтобы всю эту ерунду выдумывать, - сказала она, показав на мои блокноты и открытый ноутбук.
-да , ты права, абсолютно права. Я не иронизирую.
Она собирала свои вещи, а я сидел на кухне и пил чай, ожидая, пока она уйдёт.
-Тебя же ждут люди, - сказала она.
-Не ждут. Это просто была отмаза, чтобы не проводить время с тобой. Ты уж прости меня. Я правда совсем стал уродом, но я не могу иначе. Жизнь такая.
-Нет, это ты такой.
Как только она закрыла дверь, я открыл ноутбук и написал довольно сносный рассказ про расставание.
(30).
Как правильно было отмечено ранее, я просто искал себе эмоции и впечатления. С переменным успехом, я носился по городу в поисках каких угодно проблем или приключений, лишь бы это потом можно было хорошо описать. Я играл разные роли, притворялся разными людьми, а иногда даже собой.
Я охотно соглашался на предложения друзей отметить то или иное событие в каком-нибудь клубе, баре или где-то ещё.
В компании оказалось много незнакомых мне людей. За нашим столиком оказывались всё новые люди, что с каждым новым выпитым глотком я постепенно перестал ориентироваться, где же наша компания, а где посторонние, которые активно предлагают нам свою пьяную дружбу. Сам же я предложил свою дружбу одной девушке. Кажется, я был очень обаятельно пьян, и она пошла потанцевать со мной.
Половину ночи мы провели в ночном клубе, где под живой ритм неживой музыки всё больше узнавали друг друга безо всяких слов.
Пара-тройка тоников, мохито, три текилы плавно перенесли нас ко мне домой. Её духи слились с моим одеколоном в приятный аромат романтики, а мелодия тихой ночи в сочетании с приглушённой музыкой в соседней комнате дополнила мозаику событий последним необходимым элементом, поставив красивую точку того не зря прожитого дня.
(31).
Порой я замечал, что разрушаю себя. замечал, что каждым своим поступком я убиваю в себе того милого парня, которым я был не так давно. При этом я, конечно, находил себе оправдание в том, что моя жизнь очень плохо складывается, ведь я потерял маму, перестал общаться с отцом, пережил, а вернее не пережил пока расставание с девушкой, которую я очень любил и люблю.
Так или иначе, является ли это оправданием или нет, я каждый день делал нечто такое, что постепенно убивало мою душу.
Потом я ловил себя на том, что набираю номер маминого мобильного и часами болтаю что-то в трубку, не замечая даже, что на мои постоянные вопросы не слышу в ответ её голоса, а лишь какие-то нудные гудки. Я вдруг просыпался, слышал их и вешал трубку, понимая в каждый из таких моментов, что я, видимо, совсем сошёл с ума.
(32).
Никто из друзей толком не знал, что со мной творится. Они не бывали у меня дома, где из разных подручных средств было связано уже несколько петель, ни одну из которых я пока не решился померить. Я потому-то никого и не звал к себе. Им бы не понравилось это увидеть.
На людях я был бодр и весел. Я был счастлив. Друзья радовались за меня. Поздравляли с тем, что я вновь живу полноценной жизнью и пережил наконец всё то, что выпало мне в последние годы.
(33).
На новый год я получил приглашение на одну вечеринку.
На ту вечеринку мы собирались со всеми друзьями, с их подругами, мне обещали найти кого-то. Я много ждал от той вечеринки. На носу был Новый год, и все мечты вроде как обещали сбываться.
-Привет, я не смогу пойти. Там ещё ведь буду люди, ты не один будешь? – сказал по телефону один из друзей.
-Нет, ещё полно людей, но жалко, что тебя не будет..
-Он не идёт? Блин, и у меня не получится, - сказал другой.
-Ничего.
-И у меня тоже не получится, - признался третий.
-Бывает. Надеюсь, нам и втроём будет нормально.
-Старик, не обидишься? Мы просто давно с ней собирались побыть вместе в праздник ,а тут такая возможность, - отказался и четвёртый друг.
-Ну нас будет там двое, мало , конечно, но что поделаешь раз так.
-Я не приду. Совсем делами загрузили.
-Дела? В Новый год?
-Да. Ненавижу свою работу..
-Кажись, я тоже ненавижу твою работу.
Все эти разговоры заставили меня остаться дома. Я заранее открыл бутылку шампанского и раздавил её на одну персону, чокаясь каждым новым тостом с бутылкой, как заправский алкаш.
Было где-то девять вечера, когда я начал пить, и к десяти я был уже достаточно пьян, кто-то позвонил и спросил, пошёл ли я на ту вечеринку, и я подумал, а какого чёрта я не там.
А там были разноцветные софиты, дискотечные шары сеяли по залу цветные блики, грохотала музыка, люди поглаживали ладонями продымлённые софитные лучи, соединяясь в одном танце и в едином настроении праздника. Я познакомился с какими-то людьми, мы вместе выпили за их столиком, я увидел в их компании чудесную девушку, и мы танцевали вместе с ней, она обвивала мою шею руками, мы поцеловались, её друзья снова позвали меня выпить, мы выпили, я вернулся к ней, мы танцевали, я опьянел и не чувствовал себя так ужасно, как обычно.
В клубе становилось жарче, а выпитое давало о себе знать, у меня начался небольшой жар, до наступления нового года осталось минуты три, и я решил пойти умыться.
В туалете я застал одну парочку. Они целовались. Он посадил её на раковину, она обвила его ногами, он гладил её ногу под платьем, она вздыхала, откинув голову назад, он целовал её шею.
-Ну братец ты хватил. Мог со своей пассией и другое место для любви подыскать! – сказал я сразу то, что было на уме.
Они встрепенулись, она спрыгнула с раковины, взяла сумочку и поспешила уйти, по дороге кинув мне: «Пьянь тупая!» . а я её послал куда подальше и призвал к вежливости.
Не помню, насколько вежливо я осуществил этот призыв, зато помню, как сильно друг той дамы ударил меня в лицо за то, что сказал его спутнице. А потом ещё и ещё. А потом он увидел, что я не в состоянии сопротивляться, и разбил мне лицо в кровь об раковину, об металлический кран, потом даже присел, чтобы побить меня лежачего с положения победителя и даже разок ударил головой об кафель, что я чуть не отключился. Потом вошла взволнованная спутница моего нового друга:
-господи! Что ты с ним сделал!! Уходим скорее! – и это на него подействовало, он и впрямь чуть испугался, потому что я вроде перестал шевелиться. Он чуть ли не бегом удалился.
Я приподнялся, посмотрел на себя, плеснул воды себе в лицо, собственно я только этого и ждал от того похода, а получилось как-то более насыщенно. Потом мои ноги подкосились и я повалился на пол.
Там в зале, я услышал, начали считать секунды до наступления нового года.
12! – я лежал на полу в туалете клуба, а надо мной умирала лампочка уже не очень дневного света, она дёргано мигала и вот-вот должна была перегореть.
11! – у меня было разбито лицо, и кровь сочилась на кафельный пол, маленькими красно-чёрными ручейками текла по прожилкам между плитками.
10! – мне становилось холодно, от того что я лежал в луже воды, щедро разбавленной моей кровью.
9! – где-то там была девушка, с которой, как мне казалось, я неплохо провёл этот новогодний вечер, и это вполне могло бы продолжиться чем-то хорошим.
8! - мои друзья были заняты своими компаниями, своими девушками, работой, чёрт знает чем, хотя мне бы сейчас очень пригодилась их помощь.
7! – я почувствовал, что трезвею со страшной скоростью, и что сквозь пелену этого пьяного забытья всё-таки пробивается острое чувство боли в висках, на скулах, в челюсти, под глазами.
6! – я как-то явно чувствовал, как люди неподалёку от меня переполняются радостью и предвкушением праздника, а мои губы распухают и болят.
5! – свист и крики, а рядом журчание воды в кране, бой курантов, и уже совсем скоро этот момент, переполненный какими-то заранее убитыми надеждами.
4! – а где-то там она, вместе с ним сидят у него дома, смотрят телевизор, ждут, пока куранты отсчитают своё, он держит наготове бутылку шампанского, чтобы красиво отправить пробку в потолок, опрокинуть в себя бокал, и целовать её на новом диванчике из ИКЕА.
3! – вся моя новая компания уже забыла о моём существовании, а девушка, с которой я танцевал, скоро начнёт трезветь и не вспомнит большую часть праздника.
2! - лампочка дневного света всё-таки перегорела, оставив меня в темноте
1! – люди радовались, должно быть, повсюду. Не только за стеной уборной, там в клубе, а вообще везде, на улицах, раскрашенных золотистыми гирляндами, в домах, где приятно разлеглись под нарядными ёлками подарки в ярких шуршащих упаковках под золотыми ленточками, которые вот-вот будут открыты, а на лицах вот-вот засияют улыбки уже совсем нового года, который я, забыв о гостеприимстве, встречаю без бокала шампанского и без хлопушки, а в тёмной уборной с разбитым в кровь лицом и в промокшей одежде.
С НОВЫМ ГОДОМ!!!
Да. Правда. С новым годом.
(34).
Я помню, как мне позвонил отец, папа. Сам позвонил.
-Что-то случилось? – насторожился я. Очень уж удивил меня его звонок посреди стольких месяцев молчания.
Я был в шоке от того, что он мне рассказал.
Ему звонила мама…
Она была жива и здорова. С ней вообще всё было в полном порядке. Она стала звонить нам на новый год, но не нашла наших номеров, а потом дозвонилась до бабушки, которой мы с отцом так ничего и не рассказали, и она как ни в чём не бывало выдала маме телефонный номер отца.
Она позвонила, а папа чуть не грохнулся в обморок. Потом зарыдал в трубку, а она спросила: «неужели ты настолько рад мне?»
А потом он объяснил ей, в чём дело. Мама была ошарашена не меньше, чем отец.
Оказалось её суженый решил таким образом просто напросто отделать от нас и от наших звонков.
Мама ушла от того ублюдка.
Она позвонила отцу и сказала: « я хочу домой»
Папа говорил мне всё это, а сам, как мне казалось, плакал в трубку.
-Приедешь?
-Конечно.
Я явился на следующее же утро, проснулся довольно рано для своего обычного режима, приоделся и поехал к папе. Он похлопал меня по плечу, а потом сказал: «да какого чёрта!» и обнял меня крепко-крепко.
-Сказала, что едет домой.
-Прекрасно! - сказал я. –А когда она к нам приедет, говорила?
-Скоро, сынок. А ты что это, подрался?
-Да нет. Меня просто побили. Я не дрался.
-Черт, до чего ж ты себя довёл. Ладно. Хочешь чаю?
-Да, с удовольствием. Отец.. Пап, мне бы хотелось посмотреть какие-нибудь старые фотографии, у тебя осталось что-нибудь?
-Да, там, в комнате в шкафу, нижний ящик, смотри, - сказал он уже с кухни.
Ящик не был закрыт на ключ, как обычно, и даже приоткрыт, как будто только что его открывали.
Мы пили чай и предавались воспоминаниям. Я сидел на ковре, разбирая десятки стопок с фотографиями, передавая папе. Он сидел в кресле, одев очки и снабжая буквально каждый кадр небольшой историей или хотя бы строчкой, вырванной из неоконченной книги наших совместных воспоминаний, связанных с мамой.
-Помнишь это? – то и дело спрашивал он. –Это же в том парке около нашего дома. Помнишь, как там раньше было? Сейчас вот тут всё застроили. Ой, а это мы с мамой. Она ждёт тебя. Она обожала это пальто. Я, признаться, тоже обожал, когда она в нём. Это тоже не помнишь? Ты тут уже вполне разумен.
-Судя по всему ЕЩЁ ПОКА разумен.
-Хах, ну нет. Не помнишь, да? А вот смотри-ка, ты с дедушкой. А это дача…
-Пап, - прервал его я.
-А?
-Прости меня, если что. Глупо вышло же…
-Сынок, - он отложил в сторону очки и фотографии. – Если сможешь, ты прости меня, что бросил тебя в это тяжёлое время. Я думаю, я не по-взрослому себя вёл.
-Я понимаю, что нам будет непросто, но …
-Давай забудем? – предложил он.
-Я как раз это и хотел предложить.
-Мир? – он протянул мне руку.
-Мир! – кивнул я, протягивая ему руку. Он поднял меня с пола и обнял.
-Сынок… Мама вернётся и всё будет по-старому.
Потом мы нашли в ящике с фотографиями видеокассету.
Кассета была старая.. На её коробке ничего не было написано. Мои родители не страдали тем, чтобы всё и везде классифицировать, везде повесить ярлычки, что когда и с кем случилось. Так что только на глаз мог определить свой возраст на плёнке.
Плёнка была затёрта и картинка то и дело пропадала. Очень плохое качество только смутно позволяло определить, кто есть кто. Папа снимал, как мама учит меня ходить.
Я взял эту кассету с собой, чтобы посмотреть дома.
На пороге отец похлопал меня по плечу, как-то нерешительно.
Перед тем как он успел закрыть дверь я сказал:
-Папа.
-Чего? –удивлённо сказал он.
-Всё у нас будет хорошо, - сказал я и стал спускаться по лестнице. Я был уверен, что отец стоит за дверью, давая мне время вернуться. Но так происходит только в кино, а мы всё же ещё помнили о нашей ссоре, так что я дошёл до конца пролёта и только тогда услышал как щёлкнули замки.
Я старательно всматривался в старые записи, но разглядеть было очень трудно.
Зато звук хорошо сохранился. Я снова слышал голос своей мамы, каким я запомнил его навсегда.
Я прилёг на диван и продолжал слушать запись.
«Давай, малыш, всё у тебя получится. Шажок, молодец, ещё, ещё».
Мне казалось, что она снова рядом. Казалось, что рассказывает мне что-то, когда я не могу уснуть, успокаивает, чтобы мне спалось лучше.
«Я тебя очень люблю, маленький… давай ещё шажок… Милый,смотри, он всё время падает, но продолжает идти».
Я закрыл глаза и погрузился в тепло её голоса. Я так давно не мог спал спокойно.
«Ну, хороший мой, у тебя всё будет хорошо. Иди, иди. Сынок, у тебя всё получится!.. Просто иди дальше...
Всё получится.. всё будет хорошо… »