Приезжаю в город, для которого не существует время. Захожу в квартиру, в которой все, как прежде. Смотрю на Нее – ту же, что и пять лет назад. Она – центр постоянства, моя бабушка, хранительница моего детства. Приехав в ее город, я снова попадаю в прошлое, которое помню, как нечто сумасшедшее, но притягательное – как готическую сказку.
С первого взгляда я понимаю, что изменилось в их жизни – меня там больше нет. Старательно убраны все следы того, что я когда-то была в их жизни. Иногда возилась, разложив игрушки на канареечно-желтом выкрашенном полу. Долго всматривалась в старинные часы – подарок на свадьбу, которую отыграли полвека назад. Лежала на кровати, обернутая теплым утренним светом и свежими пододеяльниками, положив под голову любимые книжки и слушая, как бабушка гремит на кухне кастрюлями. А иногда плескалась в ванной, прихватив с собой целую гору игрушек. Раз в неделю слушала мамин голос в трубке старого фиолетового телефона и давала ей послушать свой. Но чаще всего я сидела на кухне и через всю прихожую смотрела на свое отражение в огромном зеркале, лопала шоколадное масло и слушала бабушкины рассказы о том, как страшно жить на свете, особенно молодым.
Тогда было просто меня любить, а мне – принимать ее такой, какая они есть, беря за истину любое сумасшедшее суждение. Единственное, что изменилось за эти годы – мое отражение в огромном зеркале в прихожей. Маленькая девочка, живущая в нем, не дождалась, когда я приеду, и тоже выросла. Мы с ней помним, сколько слез, злости и любви хранили вместе, много лет назад. Помним, как все было интересно и важно, как беззаветно мы дорожили этой странной, инопланетной семьей.
Теперь видишь меньше волшебства вокруг, наверное, потому что больше понимаешь, хотя раньше мне казалось, что это – большое невезение взрослых, я боялась потерять это свойство, присущее детям. От этого я только сильнее ощущала его.
Но все-таки мир изменился. И бабушка – всего лишь тлеющий огонек, а не могущественная стихия – то милостивая, то беспощадная, но всегда правая. Помню время, когда она была выше меня, как дерево. А руки ее напоминали мне ветки – сухие, коричневые и с выпуклыми венами – прожилками. Теперь, смотреть на нее приходится сверху вниз. И это еще раз напоминает, что я – инородный элемент этого консервированного быта, желанный и нежелательный одновременно.
Обнимаю – вдыхаю запах мыла и старых вещей – ее аромат. Когда прохожу в ванну помыть руки, вижу зубные щетки на прежних местах. Их по-прежнему четыре – хотя ни меня, ни дедушки в их жизни больше нет. Кажется, это единственное упоминание о нас, которое я нашла, пока была у них.
У бабушки все та же привычка стирать пакеты и договариваться с продавцами на рынке. Покупать якобы «по блату», но почему-то дороже и унизительно упрашивая. Для нее по-прежнему существует дефицит на хорошее, а само «хорошее» значит проверенное годами. Новое, по определению, хорошим не бывает. Экономя, бабушка покупает продукты в разных местах: колбасу – в одном ларьке, конфеты – в другом, молоко и зелень – только у знакомых людей.
Она считает, что вокруг живут только «шакалы» и ведьмы, от сглаза которых она спасается заговорами а, чтобы защитить дом от воришек, она, уходя, долго читает молитвы на дверь и окна. Вечером за окнами ее квартиры непременно следит шпана, в надежде узнать, в каком из стульев она зашила небольшую пенсию. Соседи натравливают своих котов гадить в ее картошку. В рыбе – непременно глисты, во фруктах – химикаты. Она беспрестанно рассказывает о своих паразитах… Бабушка сама, как паразит в судьбе тех, кого любит. Ее жизнь – смесь современного триллера и давнего фильма про фашистов, только в роли фашистов у нее выступают китайцы. Это их постоянное амплуа.
Я думаю, она могла бы стать прекрасным писателем, будь у нее немного больше счастья. Будь у нее заботливые родители и любимый муж. А так – она любит до ненависти, иссушая близких людей своим безумием. Она – склеп устоев, почивших еще 20 лет назад. Заброшенный, затхлый и одинокий.
Я не знаю, думала ли она о любви, мечтала ли о дружной, крепкой семье. Она плачет в самые неожиданные моменты и рассказывает мне о своих страшных мыслях – создательница семьи, в которой холодно и все не по-настоящему. Здесь помощь и забота – механические, а в доме никогда не звучал смех, и не было общей гордости. Пока жива бабушка – живо мое детство, мой маленький неизменный Советский союз.