Скажу о товарище по имени В.
Одноклассник, а сейчас френд. Мы дружили, когда нам было лет по 9-10. Кажется, мы оба были влюблены в одну и ту же девочку из нашей компании. Или все трое, вместе с еще одним другом. Она у нас была прекрасной дамой. А я была совершеннейший пацан, при этом не красавец. Мало сказать, что фиговенько одетый, к тому же бесформенный.
В. мне тоже очень нравился. У него глаза были замечательные, лучистые, и голос, и весь он был как медвежонок в стиле восьмидесятых, хотелось быть к нему ближе, приласкать и потрепать. Но конечно, это про себя и может, даже малоосознанно, а я не ждала взаимности, просто наслаждением было дружить, быть частью круга близких, знакомых еще с детсада, своих людей.
Мы гоняли на велосипедах, возили нашу даму на багажнике, заходили за ней и ждали, терпеливо сносили ее капризы и любовались ими. Мы жгли костры у насыпи, ловили ратанов на пруду в Лианозовском парке, на всех покупали мороженое, хрустящую картошку и газировку. Случалось, родители выдавали рубль в день, вот мы тогда пировали.
По целым дням торчали то на улице, то друг у друга в гостях.
Это были прекрасные годы.
Потом В. почему-то уехал из Москвы к бабушке в деревню, там остался учиться. Не знаю, что ли у него проблемы со здоровьем были какие-то, он не рассказывал – а письма писал, подробные, взволнованные, со множеством грамматических ошибок. Из них было видно, что В. стал совсем другим, чем тот улыбчивый паренек, к которому мы привыкли. Будто как-то сразу перестал быть ребенком. Серьезно увлекся историей, прежде всего военной. В письмах из каждой строчки сквозило, что его теперь тревожат вопросы развития человечества и подобные тому.
Через несколько лет В. вернулся. В школе у нашей параллели уже произошло разделение на простой, гуманитарный и физико-математический классы. Я пошла в физмат, именно потому, что не понимала и не любила точные науки. А также там набирался симпатичнее контингент – люди, с которыми не ужасно провести ближайшие пять лет. Я слышала, что В. вернулся, но связь уже была потеряна. Может, я ленилась отвечать на письма, и мне было стыдно, и В. тоже бросил мне писать.
Седьмой класс, я ничего, кроме комплексов и проблемной самооценки. Мы уже не прежние дети-ангелы без признаков, мы трудно растущие недовыраженные взрослые, с изумлением встречающие перемены, которые корежат подростков, их еще недавно такие нежные и понятные, неповторимые тельца. <lj-cut>
В общем, от того ли, что сами себя стеснялись, или по другим причинам мы не то, что дружить больше не могли, но даже поздороваться, когда оказывались одновременно в столовой. Казалось бы, чего проще – с теплом вспомнить минувшие дни, как в детсаду искали клад – строительные плитки, или там же в синем здании нашу группу «крокодил Гена» и воспитательниц, или как мы школьниками щепетильно относились к материалам для костра, никакой гадкой синтетикой огонь не кормили. Да как понять, важны ли товарищу эти воспоминания, или он все ваши подробности считает мишурой и пустяками?
Сколько лет прошло, примерно пятнадцать – на известном сайте перебросились парой слов. Выяснилось, что обоим близка жежейная форма выражения. Зафрендились, из интернетного отдаления присматривались к друг дружкиным мирам.
Однажды вечером, год назад, забралась в маршрутку до Лианозово. Довольная, устроилась у окна. Большой хвост людей не поместился в эту машину. Сочувствую, но скоро следующая подойдет, в этот час интервал еще недлинный. В ряду оставшихся людей увидела полузнакомое лицо, озадачилась – В. или не он? Столкнулись взглядами. Жесткий, колючий. Не подмигнул, не улыбнулся. Скользнул глазами и стал в другую сторону смотреть. Нет, наверное, не он. У В. было доброе лицо. Да не похож совсем. Но ведь двадцать лет прошло с тех пор, как мы дружили. А все же чувствую, он меня тоже узнал. Я, может, не так и сильно изменилась. И в жж своими изображениями регулярно свечу. Наверное, просто не захотел узнавать. Ну что ж, понимаю, сама так делала не раз. Со знакомыми не хочешь здороваться – переходишь в другой вагон, или смещаешься в незаметный сектор очереди. Оберегаешь свой такой инертный, такой уязвимый внутренний мир, не вынесешь вопроса «как дела». Своенравную экологию души тоже надо уважать. Так и не поняла, друг детства стоял там в очереди в темноте на Петровско-Разумовской, или какой-то другой, похожий человек.
У себя в журнале В. публикует оригинальные материалы, по-моему, очень ценные, исполненные его кропотливого труда на по-прежнему любимую и глубоко исследуемую им тему. Недавно мне понадобилось вернуться к одной коллекции, которая порадовала в ленте и за несколько дней не забылась. Зашла в его журнал, чтобы отыскать, и замечаю, что в верхнем посте В. поменял фотографию. На предыдущей было бесспорно знакомое мне лицо, по детски открытое и прекрасное искренней добротой. Но в тридцатник, видимо, из наших обликов окончательно выветриваются младенцы. И это само по себе еще цветочки. Вспомните, как на ваших глазах младенческая пухлость мальчиков обращается в пухлость нездоровую и пивную, или девочек, в которых вдруг и слишком рано вызревает, казалось бы, непредугадываемая тетка.
А вот еще послушать родителей. Мама встречалась с институтским выпуском. С иными не виделась то ли 30, то ли 35 лет. Вернулась расстроенная. Мало кто узнавал друг друга из тех, кто не общался последние десятки лет. Отец тоже на днях вернулся со встречи известного парашютно-десантного полка – до сих пор отходит. Метко сформулировал – «унизительно» встречаться с людьми, которых не видел тридцать лет. Которых знал юными лейтенантами, а теперь по всем статьям отставные генералы. И чего бы ему расстраиваться, сам-то почти не изменился за это время, ни стариковской раздутости, ни плеши и прочих украшений не нажил. Да только потому и остался как был – что бывают люди, как у Носова, которым важно, чтобы было красиво. Вот и у отца по жизни так получается в силу убеждений, чтобы прекрасно было – и в себе самом, и вокруг.
Но удивительно – когда и таких жизнелюбов, как мой отец, могут ввести в «унылое смущенье» выходки времени, все же есть и хохотуны а-ля доктор Ливси, которых не собьет с оптимистичной волны даже круговорот ветшания. Так меня поразил Сергей Иванович Нефедов, Герой России, космический испытатель, который сказал о самых первых космонавтах-испытателях, набранных в 1955 году: «Мы сегодня встречаемся через многие годы, через десять, пятнадцать, двадцать лет, мы смеемся, глядя друг на друга. Почему – потому что когда ты сначала видел молодого, подтянутого солдата с хорошей шевелюрой, а сегодня видишь немножко полноватого, лысого, в очках человека – конечно, это вызывает улыбку».
Тем и закончу, хотя текст мой вовсе не о проделках времени, а попытка задуматься о дружбе.
Я хочу сказать, это ведь В. был на остановке. Я увидела в журнале ту новую фотографию и поняла, что правильно его узнала. Так почему же мы, теперь взрослые люди, опять не поздоровались, спрятались за виртуальность. Уж теперь подростковыми кризисами не прикрыться, а все равно на короткий, ни к чему не обязывающий момент не поднялось из-под залежей и наслоений ничего личного друг к другу - тогда кто же это дружил тогда, двадцать лет назад, неужели
совсем не мы.